10

Через несколько дней, когда Ингрид достаточно окрепла, она получила адрес в Кристиансанде и распрощалась с хозяевами. Она рассталась с ними без сожаления. Меньше всего на свете ей хотелось остаться в этой усадьбе. Хозяева заявили, что оказали Ингрид неоценимую услугу, направив ее к своей сестре в городе, а потому не должны платить ей даже те жалкие гроши, что она у них заработала. Они были в расчете: хозяева не платят Ингрид, она не платит им.

Ингрид возмутилась в душе, но промолчала. Ей хотелось лишь поскорей покинуть усадьбу. Сперва у нее мелькнуло желание проучить скупердяев, но как бы там ни было, а они предоставили ей кров на месяцы беременности, и она решила удержаться от мести.

Эта зима показалась ей особенно долгой и холодной. Много раз она готова была проучить своих жадных хозяев. Но каждый раз сдерживала себя, и слава Богу. Иначе ее могли бы обвинить в колдовстве, и тогда ее и без того трудное положение стало бы совсем безвыходным.

Когда Ингрид ехала в Кристиансанд с ребенком на руках, снег уже вовсю таял. Лошадь свою она сберегла, упрямо пресекая посягательства на нее алчных хозяев. Лишись она лошади, ей было бы трудно добраться потом до Гростенсхольма. Но братья все-таки запрягли лошадь в работу, и с этим Ингрид ничего не могла поделать. Они хотели было оставить лошадь у себя, чтобы избавить Ингрид от необходимости добывать ей корм, но у Ингрид так засверкали глаза, что они не посмели ей перечить.

Ингрид держала ребенка, стараясь не прижимать его к себе, чтобы ни в коем случае ненароком к нему не привязаться. Мальчик молчал, поездка на лошади убаюкала его. Конечно, рискованно было пускаться в дорогу с таким крохотным младенцем, но выбора у нее не было.

Даниэль Ингридссон…

За три дня жизни, личико у него начало приобретать форму. Ингрид видела, что он похож и на Дана, и на нее. Конечно, выглядел он пока как все новорожденные, но она понимала, что со временем он превратится в красивого юношу. Черноволосый, как большинство мужчин в их роду. Мужественный и привлекательный.

«Надеюсь, твоя жизнь сложится удачно, – думала Ингрид. Конечно, я хотела бы посмотреть на тебя, когда ты вырастешь, но ничего не поделаешь. Ты будешь жить в хорошей, богатой семье, у людей, которые мечтали иметь ребенка, но родить своего им не посчастливилось. Такие люди часто бывают добрые».

И хотя Ингрид уговаривала себя, что будущее ребенка ей безразлично, эта мысль обрадовала ее. У Даниэля будет хороший дом. Добрые родители. Он вырастет и будет счастливым.

Ингрид глубоко вздохнула, у нее вдруг перехватило дыхание.

В Кристиансанд она приехала вечером и сразу же отправилась к сестре своих хозяев. Хозяйка усадьбы, где жила Ингрид, предупредила, чтобы она не являлась к сестре до наступления темноты. Соседи не должны ее видеть, они все завидуют госпоже Андерсен, так звали сестру, которая получала неплохие деньги за свою сердобольность.

Дом госпожи Андерсен выглядел довольно неказисто, с обеих сторон он был стиснут такими же трехэтажными доходными домами, тоже грязными и покосившимися, с кучей мусора перед крыльцом.

Ингрид проехала немного дальше и нашла небольшой трактир. Она остановилась в нем и поставила лошадь в конюшню, чтобы не брать ее с собой. Ребенка она спрятала, пока договаривалась с хозяином трактира о ночлеге для себя и для лошади. Лишних денег у Ингрид не было, но она решила, что может позволить себе отвести душу и выспаться в настоящей постели после тяжелой зимы.

Корень мандрагоры снова висел у нее на шее.

Задворками она пробралась к дому госпожи Андерсен. Ей было велено входить через двор, с черного хода, откуда ее не могли увидеть из окон.

Ингрид нашла дверь и постучала условленным стуком.

Дверь осторожно приоткрыли.

– Меня зовут Ингрид, я от вашей сестры, – прошептала она.

Дверь приоткрылась пошире, и чья-то рука быстро втащила Ингрид в дом.

В сенях было темно и грязно, стояла нестерпимая вонь. Сердце у Ингрид упало. Госпожа Андерсен тут же хотела забрать у нее ребенка, но Ингрид вдруг воспротивилась. Она почувствовала, что ее кто-то легонько толкнул: может быть, ребенок во сне дернул ножкой, или, скорее всего, сердито зашевелился корень.

– Вы уверены, что дом, куда вы отдадите ребенка, хороший и богатый? – спросила она.

– Не дом, а царство небесное! – сладким голосом проворковала госпожа Андерсен. – Вашему птенчику там будет очень хорошо! Не тревожьтесь за него. Давайте сразу же и рассчитаемся. Ведь моя сестра сказала вам, сколько стоят мои услуги?

– Да, сказала.

Не выпуская ребенка из рук, Ингрид достала кошелек. Корень мандрагоры не захотел убить плод, пронеслось у нее в голове. Корень Людей Льда защищает своих! Или, все-таки, нет? Ведь Колгрим погиб, владея корнем! Но может, Колгрим сам виноват в этом? Может, за ним была слишком большая вина, чтобы корень его защищал?

А сейчас? Она ясно чувствовала, что корень шевелится…

Потом он перестал шевелиться.

Сделка состоялась. Ингрид на миг прижала ребенка к себе и прошептала:

– Да защитят тебя Люди Льда! Тенгель Добрый… Суль… и все, кто помогал нам…

Наконец она отдала мальчика. Через силу. Жалость к нему сразу же больно сдавила горло. Ему будет хорошо, ему будет хорошо! – уговаривала себя Ингрид. Это лучший выход. Теперь я свободна!

Странно, что свобода иногда ощущается как пустота.

Ингрид кивнула госпоже Андерсен и пошла к двери. Хорошо было бы повесить корень ребенку на шею, подумала она, но ведь его все равно снимут.

Грудь у нее болезненно набухла от молока, но это должно было скоро пройти. Напоследок она накормила мальчика. Он был сухой и чистый, когда она отдала его госпоже Андерсен. Как бы Ингрид ни относилась к ребенку, а она заботливо ухаживала за ним эти три дня, которые показались ей двумя месяцами. Неужели Даниэль Ингридссон был у нее всего три дня? Не может быть!

Ну вот, наконец, наступила долгожданная свобода.

Ингрид вернулась в трактир, прошла к себе в комнату и сразу легла.

Она так устала, что мгновенно заснула. Но спала неспокойно, посреди ночи ей пришлось встать и спрятать корень в дальнем углу комнаты.

По старой привычке Ингрид проснулась на заре. Было не больше трех, она всегда просыпалась в это время.

Заснуть снова она уже не могла, а потому пошла бродить по городу.

Морской воздух вернул ей силы. Но вернуть ей радость и ощущение свободы не мог даже он. Ингрид томило какое-то гнетущее чувство, и она пыталась внушить себе, что виной тому молоко, наполнявшее грудь.

Ребенку будет лучше у приемных родителей.

Побродив по пробуждающемуся городу несколько часов, Ингрид нашла его скучным. Плоский, с длинными прямыми улицами, будто начерченными по линейке. Так оно отчасти и было, этот город построил Кристиан IV: он основал много городов и каждому дал свое имя, чтобы увековечить память о себе. Городу было не больше ста лет, но дома уже выглядели старыми и ветхими. Особенно в той части, где жила госпожа Андерсен.

Госпожа Андерсен. При воспоминании о ней Ингрид содрогнулась. Это имя причиняло ей такие же страдания, как зубная боль. Наблюдать за оживленной жизнью гавани было занятно. Но грузчики неправильно истолковали ее внимание и пытались уговориться с нею о встрече вечером, суля ей кружку пива и, может быть, монетку или две. Подавив в себе негодование, Ингрид ушла из гавани, даже не прибегнув к своим злым шуткам. Ей не хотелось возбуждать подозрения у стражей закона.

По дороге в трактир она вдруг остановилась.

Кто-то плачет? Да. На площади возле церкви слышался плач, негромкий и безутешный.

Ингрид зашла в церковный двор, огороженный оградой. Там, у стены, сидела девушка ее возраста, или чуть моложе, и плакала так, что при взгляде на нее у Ингрид чуть не разорвалось сердце.

– Милая, что случилось? – спросила она, садясь рядом.

Девушка отвернулась, пытаясь сдержать рыдания.

– Послушай, мне сегодня тоже не очень-то весело. Давай попробуем утешить друг друга? Иногда человеку становится легче, когда он послушает о чужих горестях.

– Мне уже ничто не поможет, – всхлипнула девушка. – Моя душа пропала. Она осуждена на вечные муки в аду. Но это еще не самое худшее!

– Что же может быть хуже этого? – Мысль показалась Ингрид смешной. Сама она меньше всего тревожилась об адских муках.

– Я… – начала девушка. – Нет, я не могу сказать, это слишком ужасно! У меня большое горе!

И снова поток слез.

Но Ингрид успела заметить на платье девушки два мокрых пятна, которые, судя по всему, были не от слез.

– Ты недавно родила? – спросила она у девушки.

От удивления девушка перестала плакать и уставилась на Ингрид.

– Откуда ты знаешь?

Потом посмотрела на свою грудь и смутилась.

– Посмотри на меня, мы с тобой в одинаковом положении, – сказала Ингрид.

– Мы с тобой? Ничего подобного. Ведь я убила своего ребенка!

Ингрид онемела. Голова у нее пошла кругом, и она долго не могла ничего сказать.

– Я тебя не осуждаю, – сказала она наконец. – Я могла бы сделать то же самое… До того, как мой мальчик родился. Но я нашла выход и устроила все так, чтобы ему было хорошо. Расскажи мне, что ты сделала.

– Я этого не хотела, – всхлипывая, сказала девушка, уткнувшись лицом в плечо Ингрид, которая радовалась, что в такую рань улицы почти пусты и их никто не слышит.

– Я знаю, что у тебя не было злого умысла, – утешала она девушку. – Но ты была в отчаянии, правда? В этом мире любовь считается смертным грехом.

«Я не имею права так говорить», – подумала она. – Ведь я ни капельки не любила Дана, так же, как и он меня».

Однако ее слова как будто немного успокоили девушку. Девушка была маленькая, хрупкая, с легкими детскими кудряшками. На ней было бедное платье, ее миловидное личико распухло от слез.

– Как тебя зовут?

– Стина.

– А меня – Ингрид. Рассказывай, Стина!

«Вряд ли я смогу утешить ее, ей гораздо хуже, чем мне, но иногда человеку становится легче, когда он может поделиться своим горем».

– Сразу, как родила, я отнесла свою девочку одной женщине. Мне сказали, что моей дочке там будет хорошо. Я отдала этой женщине все деньги, какие у меня были.

Ингрид насторожилась.

– Сколько ты ей заплатила?

Стина назвала сумму, которая была в десять раз меньше того, что заплатила Ингрид.

– Как зовут эту женщину?

– Не знаю. Мне было велено прийти поздно вечером, и я была у нее вчера, она живет там, в развалюхах.

Ингрид глубоко вздохнула.

– Ты не слышала, там не плакал ребенок?

Стина подняла на нее глаза.

– Слышала. Кто-то хныкал в соседней комнате.

Даниэль всегда хныкал, а не кричал.

– Это был мой сын! – вскричала Ингрид. Глаза у Стины округлились от удивления. – Я там тоже была вчера, но не так поздно, как ты. И что же ты сделала? Забрала свою дочку обратно?

– Ах, почему только я этого не сделала! Сегодня утром я слышала разговор двух женщин на базаре, он тут поблизости. Они о чем-то перешептывались и все оглядывались по сторонам, я услышала только слово «ангельщица»!

Стина опять разразилась рыданиями.

– Ангельщица? – безжизненным голосом переспросила Ингрид. – Что это значит?

– Как, ты не знаешь? Так называют женщин, которые поставляют на небо ангелов, они покупают детей, а потом делают из них ангелочков. Но я не знала, что и она тоже из них.

Ингрид похолодела от ужаса. Она едва дышала, перед глазами у нее стояло маленькое личико, не больше ее ладони, и две трепещущие в воздухе ручки.

Она решила действовать немедленно.

– Пойдем! Нельзя терять ни минуты. Может быть, наши дети еще живы. Только бы это было так! Но если мы опоздали, госпожа Андерсен узнает, на что способны отмеченные печатью Людей Льда! «Царство небесное!» Она мне даже не солгала!

Ингрид быстро подняла Стину на ноги. Та со страхом смотрела на перемену, произошедшую с ее новой подругой – желтые кошачьи глаза метали молнии, рыжие волосы воинственно сверкали на солнце.

– Что мы можем?.. Она нас даже не впустит… – запинаясь, сказала Стина.

Это была правда. Но Ингрид Линд из рода Людей Льда не ведала страха, когда речь шла о жизни ее близких. А сейчас в опасности была жизнь Даниэля! Маленького, невинного Даниэля, которому она хотела только добра!

Она побежала по улице, таща за собой испуганную Стину, которая была не в силах противиться ей.

Наконец Ингрид увидала двух караульных. Они были одеты в платье простых горожан, но имели знаки отличия. Ингрид, не колеблясь, подошла к ним, держа за руку дрожащую Стину.

Караульные высокомерно повернулись к ним, но яркая красота Ингрид заставила их встрепенуться. Мужчины всегда на меня так смотрят, подумала она. И в глазах у них появляется странный блеск.

– Мы просим прощения у почтенных стражей закона, – быстро проговорила она, – но мы нуждаемся в вашей помощи, и немедленно. Речь идет о жизни двух новорожденных, правда, сейчас рассказывать все подробно нет времени. Короче, мы обе родили детей, не будучи замужем, но убивать их не хотели. Вчера вечером мы отдали их одной женщине, однако теперь у нас возникли подозрения, что она ангельщица. Стина услыхала на базаре, что ее так называли. Я нашла Стину в слезах возле церкви. Раньше мы не были знакомы. Мы верили, что эта женщина отдаст наших детей в богатые дома бездетным супругам.

Выслушав ее, караульные нахмурились.

– Постойте, – сказал более строгий из них. – Ты слышала, как эту женщину назвали ангельщицей? Кто ее так назвал?

– Не знаю, – всхлипнула Стина. – Это было на базаре.

– Гм-м…

– Пожалуйста, поторопитесь, – нетерпеливо взмолилась Ингрид. – Может, наши дети еще живы!

– Не надейтесь. Если она и в самом деле ангельщица, она уже успела разделаться с ними. Как, вы сказали, ее зовут?

– Госпожа Андерсен.

– Ах вот это кто! – второй караульный заметно оживился. – А мы-то не понимали, где она взяла деньги, чтобы купить большой дом. Идемте! Пора разобраться с этой особой! Только не надейтесь застать там своих детей, их вы больше никогда не увидите!

Ингрид боялась, что он прав. Стина опять заплакала. Тем временем все четверо самой короткой дорогой спешили к дому госпожи Андерсен.

– Именем закона откройте! – крикнул один из караульных и забарабанил в дверь.

Соседи быстро высунулись из своих дверей и также быстро спрятались обратно, оставив, однако, двери приоткрытыми. Никто не хотел вмешиваться в разбирательство, которые собирались учинить караульные, но все надеялись, что наконец-то эта задавала, госпожа Андерсен, получит по заслугам! Видно, неспроста к ней тайком по вечерам так и шастали люди.

Изнутри доносились странные звуки.

Все четверо прислушались.

– По-моему, она там задыхается, – сказала Ингрид.

– Притворяется! – заключил один из караульных. – Надо сломать дверь!

– А это по закону? – спросил другой, для которого закон значил больше, чем сострадание.

– Речь идет о человеческой жизни! Но, конечно, не этой старой карги, госпожи Андерсен! – возразил ему сердобольный караульный.

Законопослушный караульный глянул на девушек, в его взгляде отразилось все, что он о них думал. А не арестовать ли вместо госпожи Андерсен этих двоих? Нечего плодить никому не нужных детей!

Но тем не менее он помог взломать замок, и оба караульных вломились в комнату. Девушки последовали за ними. Ингрид с трепетом ожидала увидеть самое страшное.

Госпожа Андерсен лежала на широкой грязной кровати. Лицо у нее посинело, она с трудом хватала ртом воздух, прижав руки к груди, словно хотела что-то сорвать с себя.

– Она больна, – сказал сердобольный караульный.

Мадам Андерсен невнятно произнесла несколько слов.

– Заберите это, заберите! – послышалось караульным и девушкам.

«Силы небесные, это же корень мандрагоры», – подумала Ингрид, увидев, как госпожа Андерсен опять пытается что-то сорвать с себя. Ингрид подошла к ней, встала так, чтобы никто не видел, что она делает, положила руку на ключицы госпожи Андерсен и что-то пробормотала.

Госпожа Андерсен вздохнула и застонала от облегчения.

– Мне казалось, что огромный паук хочет задушить меня своими лапами! – проговорила она. – Я лежу здесь со вчерашнего вечера. Не могла даже крикнуть, чтобы позвать на помощь.

Она села в кровати и только тогда увидела, кто к ней пожаловал.

– Что вы здесь делаете, девушки? Вас забрали караульные? Почему вы пришли сюда?

Голос ее поднялся до крика.

Никто не успел и рта раскрыть, как она быстро затараторила:

– Вот уж неблагодарные, так неблагодарные! Я помогла этим девкам пристроить своих выродков в приличные дома, взяла с них за это сущую безделицу, можно сказать, старалась себе в убыток, а они являются сюда в сопровождении стражей закона и тревожат старую, больную женщину…

– Сдается мне, одна из девушек только что спасла вам жизнь, – перебил ее сердобольный караульный.

– А как она это сделала, вы спросили? – заголосила госпожа Андерсен. – Тут не обошлось без колдовства.

– У нас нет времени на пустые разговоры, – в тревоге сказала Ингрид. – У вас разыгралась грудная жаба на почве угрызений совести. Что вы сделали с нашими детьми? – В голосе Ингрид звучал страх.

– Ваши дети? – глаза мадам Андерсен забегали по сторонам. – Я их уже отдала. Вчера вечером их у меня забрали.

Ингрид забыла всякую осторожность. Она уперлась коленом в кровать и опрокинула госпожу Андерсен на подушки.

– Ты лжешь! – крикнула она, сверкая глазами. – Говори, где они, или я…

К счастью, она сдержалась и не произнесла того, что хотела: «Или я превращу тебя в собачье дерьмо!»

– Тихо, тихо, – сказал караульный. – Говорите, где дети?

– Клянусь вам, я ничего им не сделала. Клянусь Богом!

Голос ее звучал очень искренно.

– Будем искать!

Мадам Андерсен быстро вскочила.

– Нет, нет, я вспомнила! Я хотела переодеть их во все чистое до прихода новых родителей. Но тут у меня началось удушье, а дети тем временем исчезли. Их украли!

– Поищите в сарае! – крикнула с крыльца одна из соседок.

Она не успела ничего прибавить, как Ингрид, Стина и один из караульных были уже во дворе. Другой остался сторожить бушевавшую госпожу Андерсен.

Найти сарай оказалось легко. Соседи высыпали во двор и охотно им помогали.

Ингрид еще издали услыхала плач грудного ребенка.

– Один во всяком случае жив! – воскликнула она в волнении. – Слышишь, Стина, один из них жив!

Стина дрожала всем телом.

– Если у нее не было других детей, кроме наших!

Караульный сбил замок и распахнул двери сарая. И тут же отпрянул назад.

– Ну и вонища! – Он зажал нос рукой.

– Вот откуда шел этот запах, – сказала одна из соседок. – А мы-то думали, что тут где-то сдохла кошка.

Ингрид была уже в сарае. Там на грубо сколоченном столе лежал грудной ребенок, крохотный, посиневший от холода и голенький, волосиков на головке у него не было.

– Это твоя дочка, Стина? – спросила она, помертвев от ужаса, потому что ребенок был только один.

Стина подбежала и схватила дочку на руки.

– Девочка моя! – рыдала Стина. – Больше я тебе уже не оставлю!

– Это называется «переодеть в чистое»! – сказал караульный и поднял какой-то предмет, который постарался спрятать от Ингрид. – В жизни не видел подобного ужаса!

Ингрид чувствовала, что вот-вот потеряет власть над собой.

– Даниэль! Где мой Даниэль? – металась она, не в силах собраться с мыслями и приступить к поискам сына. – Где Даниэль?

Это было самое страшное мгновение в ее жизни, она кляла свою глупость, безразличие и себялюбие.

– Твой? – спросил караульный, подавая Ингрид лежавший в углу сверток.

Дрожащими руками Ингрид схватила его и тут же услышала типичное для Даниэля хныканье.

У нее перехватило дыхание, и, поняв, что теряет сознание, Ингрид отдала ребенка обратно караульному, повалилась на старые мешки и закрыла лицо руками.

– От такого у кого хочешь сердце надорвется, – с сочувствием сказал караульный. – На нем его одежка?

Ингрид подняла голову.

– Первый раз вижу эту рвань!

– Да ты никак сидишь на мешках с детской одеждой. Так-то госпожа Андерсен переодевала детей во все чистое: их целую одежку себе, а на детишек – вонючее тряпье. А сейчас, барышни, шли бы вы со своими детками на свежий воздух. Все остальное уже не для ваших глаз.

Ингрид и Стина поспешили уйти, они не хотели больше ничего знать.

Во дворе они опустились на скамейку, к которой подвели их соседи. Детей девушки прижимали к груди.

– Как они замерзли, – сказала Ингрид. – Их надо согреть.

Вокруг хлопотали соседи. Они позвали Ингрид и Стину в дом и нашли во что завернуть младенцев.

Ингрид дала Даниэлю грудь, прислушиваясь к крикам мадам Андерсен, которую караульные уводили с собой.

Ингрид прижала сына к себе, а свободной рукой прикоснулась к корню мандрагоры, который висел у нее на шее.

– Благодарю, – прошептала она. – Благодарю тебя за спасение!