2

Между Хеннингом и Малин установилась чудес­ная дружба и полное доверие друг к другу. Они делили поровну всю работу по хозяйству, как это делали в свое время Хеннинг и Сага. Разница была лишь в том, что Малин была более земной, более энергичной, крепкой и уверенной в себе.

Она навела порядок в домашней экономике. Поскольку в окрестности было множество вилл, она нашла покупателей, желающих покупать у Хеннинга молоко, масло и другие продукты. Это давало ему хороший доход, поскольку люди, имев­шие виллы, были, как правило, состоятельными. Так что на Липовой аллее могли теперь подкарм­ливать нищих стариков.

Оба малыша, Марко и Ульвар, получали са­мый лучший уход. Кормилица регулярно прихо­дила к Марко, а для Ульвара они придумали более подходящий способ кормления.

У Хеннинга, конечно, было мало свободного вре­мени. И когда у него выдавалась свободная мину­та, он смотрел в окно на дорогу. Сначала он ждал с большим напряжением, будучи готовым в любой момент выбежать навстречу родителям. Иногда он выезжал верхом, чтобы встречать их, но возвращал­ся обратно. Один.

Потом он уже не проявлял такого рвения, и его глаза стали печальными. Малин видела это, но ничем не могла утешить его. Единственное, что она могла сделать, так это направить его мысли в другoe русло, отвлечь его внимание на работу или какие-то интересные занятия.

Но что его могло интересовать теперь?

И вот пришло письмо. От кампании, которой принадлежало судно «Эмма». Письмо было адре­совано «Мальчику Хеннингу Линду из рода Лю­дей Льда».

Они долго сидели за кухонным столом, прежде чем решились распечатать письмо. И Малин ви­дела, как надежда в глазах Хеннинга переросла в страх. Единственным его желанием было отсро­чить этот миг, заснуть и не просыпаться до тех пор, пока его не разбудят долгожданные слова об их возвращении.

Глубоко вздохнув, он решительно произнес:

– Вскрой письмо!

Малин тоже не испытывала особого желания делать это. Она предпочитала ждать и надеяться на радостный стук в дверь.

Она понимала, что ее долг – распечатать пись­мо. Нельзя было требовать от одиннадцатилетне­го мальчика, чтобы он…

И она решительно разорвала конверт.

Буквы вертелись у нее перед глазами, словно сами были напуганы чем-то. И совершенно мерт­вым голосом она прочитала ему содержимое пись­ма: «Выполняя наш печальный долг, уведомляем вас о том, что остатки парусного судна „Эмма“ были найдены недалеко от берега севернее Арендала. Два тела были выброшены на берег. Это не ваши родственники. Прошло уже столько време­ни, что мы вынуждены, к сожалению, признать, что все остальные пассажиры пропали без вес­ти».

Мужество покинуло их обоих. Они сидели за столом, пока не наступили сумерки, не смея под­няться.

Наконец тишину нарушил Хеннинг. Если Ма­лин думает, что он сражен этим известием, она ошибается.

– Их пока не нашли, – тихо, с горечью произнес он.

Она не знала, что ему на это ответить. Пра­вильнее было бы пресечь его иллюзии, но ей поче­му-то не хотелось этого делать. Возможно, она понимала, что мальчику нужна была хоть какая-то надежда, чтобы жить дальше? Известие о смер­ти родителей было бы для него слишком тяжелым. Он ведь пережил столько испытаний за свою ма­ленькую жизнь! Семья была светлым пятном в его жизни. С тех пор, как Сага ушла от него. Теперь с ним была Малин, и она пообещала самой себе не покидать его, пока он не станет взрослым.

– Да, – сказала она, – Их пока не нашли.

Казалось, он с облегчением вздохнул. Глубокий, почти беззвучный вздох облегчения.

Он рассказал ей о последней ночи. Они сидели возле печки до самой темноты, и он рассказывал и рассказывал. О Люцифере, отце детей, о черных ангелах с огромными крыльями, унесших Сагу, чтобы та не умерла. Он рассказал о той силе, ко­торую ощутил в себе, когда один из ангелов кос­нулся его. Он показал ей мандрагору, которую теперь он постоянно носил на шее. Он дал ей по­щупать ту ткань, в которую были завернуты мальчики. Теперь она была холодной, но от нее исходил ток тепла, защищавший малышей от ночного холода.

Она поверила ему. О Людях Льда рассказыва­ли много всяких удивительных легенд. Единственное, что они обсуждали в этот вечер, так это пла­ны относительно обоих мальчиков. Потомок одно­го из них должен был стать величайшим представителем рода Людей Льда. У второго было иное предназначение…

Они долго говорили об этом.

Кто из них кем будет? То, что Ульвар был мече­ным, не было никаких сомнений; Малин не хоте­лось говорить об этом, но ей иногда казалось, что она видит отсвет зла в глазах ребенка, когда она переворачивала или неловко брала его. Ульвар не любил купаться. Нормальные дети в таких случа­ях громко кричали и протестовали, а он нет. Он просто смотрел на нее своими желтыми глазами, в которых светилось что-то вроде ненависти.

От этого ей становилось не по себе. Ведь ему было всего несколько месяцев!

Тем не менее, она любила его. Он был таким креп­ким, таким стойким. И она испытывала чувство глу­бокой нежности к этому несчастному ребенку, стараясь делать ему только добро.

Марко она понимала еще меньше. Поведение Ульвара было вполне объяснимо. Но Марко…

Каким фантастически красивым он был! Чер­ные локоны, обрамляющие прекрасное лицо. Кожа у него была довольно темной, она казалась то зо­лотистой, то почти черной, в зависимости от осве­щения. От его прекрасного лица невозможно было оторвать глаз. Глаза у него были темно-серыми, почти черными, брови – превосходной формы, вы­разительная улыбка… Да, именно эта улыбка при­водила ее в замешательство. Поведение грудного ребенка не говорит еще об его характере, который сформируется позже. Но в поведении Марко было уже что-то законченное. И она знала, что именно: он размышлял! Для него она была не просто ниче­го не значащим пятном с приветливым голосом. Она была для него человеком, и он думал о ней, размышлял, кто бы это мог быть, или что она со­бой представляет.

Ей становилось от этого жутко! Она чувствова­ла, что за ней наблюдают. И к тому же он никак не выражал своего мнения о ней. Марко не кри­чал, когда она прочищала ему уши или когда в глаза ему попадало мыло. Он просто смотрел на нее, как это делал Ульвар. Но во взгляде Марко не было ненависти. Лишь ясное понимание. И на губах его появлялась легкая улыбка. И Малин не считала, что улыбка эта была равнодушной, груст­ной или ничего не значащей.

Двойняшки Саги были на самом деле странны­ми.

Но оба очень полюбили Хеннинга. Когда он под­ходил к ним, они в восторге били ножками. И он подолгу сидел возле них, разговаривал и играл с ними.

И когда Малин видела это, глаза ее наполня­лись слезами. Так трогательно было видеть этих троих, лишившихся родителей, мальчиков.

Она любила их всем сердцем.

Но больше всего радости доставлял ей Хеннинг. По крайней мере, пока, поскольку малыши только начинали расти.

Шли месяцы.

Кормилица перестала приходить, потому что теперь в этом не было надобности: мальчики уже могли есть другую пищу.

Оба уже сидели и производили впечатление сильных и здоровых. Ульвар больно щипался, когда ему что-то не нравилось. Марко же спокойно наблюдал за происходящим, день ото дня стано­вясь все более и более красивым. А вот внешность брата менялась в худшую сторону. Малин и Хеннинг настолько привыкли к нему, что он не казал­ся им страшным, но другие люди, время от времени заходившие к ним, вскрикивали от ужаса, увидев его. И тогда Малин спокойно просила их быть бо­лее осмотрительными. Ульвар же тоже был чело­веком, и никто еще не знал его характера: вырастет ли он ранимым или мстительным. «Но ведь он еще ничего не понимает», – усмехались ей в ответ, однако она замечала в их глазах озабоченность.

Хеннинг почти не заговаривал о своих родите­лях. Казалось, эта тема стала для него запретной, и Малин никогда не заикалась о них.

Она понимала, что мальчик ужасно боится го­ворить об этом, ему не хотелось, чтобы она однаж­ды сказала ему: вот видишь, Хеннинг, нужно смириться с тем…

Нет, она не решалась говорить с ним об этом. Со временем воспоминания о родителях поблек­нут, и он примет все, как есть.

Наступил 1862 год, и Хеннингу исполнилось двенадцать лет. Удивительно было то, что дела по хозяйству шли теперь лучше, чем это было при его родителях. И Малин поняла, что Хеннинг прирож­денный крестьянин, не то, что его отец Вильяр. Вильяру всегда хотелось найти для себя какое-то другое занятие, но ему пришлось осесть на Липо­вой аллее, этом последнем оплоте Людей Льда.

Им удалось нанять работника. Ведь какими бы усердными ни были Хеннинг и Малин, они не мог­ли порой справиться с трудоемкими работами, и к тому же они были очень заняты с малышами.

Работником у них был пожилой, добродушный мужчина. Не слишком развитый, разумеется, но он и не должен был быть таким. Самое главное, он хорошо относился к животным и был очень ис­полнительным. Напротив, о малышах он разгова­ривать вообще не желал, он даже не желал смотреть на них. Малин видела, как он однажды, увидев мальчиков на кухне, сложил в молитве руки и принялся торопливо, испуганно бормотать что-то. Она сделала вид, что ничего не заметила.

Малин нравилось работать до изнеможения и под вечер валиться с ног от усталости. Так у нее не было времени размышлять о своей жизни.

Она не отрицала того, что жизнь ее была слож­ной. Она знала, что ее родители, Кристер и Маг­далена, ждут не дождутся, когда она выйдет замуж и родит ребенка. Не давать же вымирать роду Людей Льда!

Люди Льда не должны были вымереть! Только они могли спасти мир, если Тенгель Злой проснет­ся и получит власть на земле. Смогут ли Люди Льда одолеть его, это другое дело, но только у них была светлая вода жизни, с помощью которой можно было бы свести на нет действие воды зла. Выжить было их долгом.

Отец и мать остались в Швеции одни. И здесь, в этом доме, находились последние представители рода Людей Льда.

Хеннинг, сын Вильяра, должен был когда-ни­будь жениться, если у него еще останутся на это силы после всей этой возни по хозяйству и с малы­шами.

А эти двое? Ульвара можно было не принимать в расчет, он был чудовищем, человекозверем. Но Марко…

Она не понимала этого ребенка.

Что касается ее самой, то она не думала, что когда-то выйдет замуж. Конечно, она была толко­вой и работящей, этого она не отрицала, но моло­дые люди никогда дважды не смотрели на нее. И если кто-нибудь на ней и женится, так это какой-нибудь вдовец, оценивший ее здравый смысл и порядочность, увидевший в ней работящую, вер­ную жену, способную взять в свои руки уже гото­вую семью и дом и которой можно командовать, будучи уверенным в том, что она исполнит любое указание наилучшим образом. И которая, к тому же, может родить нескольких здоровых детей.

Но Малин не хотела выходить замуж за стари­ка.

Она была счастлива теперь, заботясь о троих мальчиках, которые нуждались в ней, Вот почему она старалась заглушить тяжелой работой мысли об упущенных возможностях.

Ей уже исполнилось двадцать лет, теперь она могла самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Возможно, это было рановато, но Малин всегда проч­но стояла на земле. С иллюзиями она давно уже распрощалась. Пара бурных влюбленностей в Швеции закончилась для нее разочарованием. Предметы ее пылкой страсти даже не обратили на нее внимания. Один из них сошелся с ее подругой. Другой был молодым учителем в школе диаконисс. В течение нескольких месяцев она пыталась пой­мать его взгляд и внушала себе, что он тоже иногда посматривает на нее. Но однажды он, нахмурив брови, сказал: «Мне кажется, я вас раньше не ви­дел, сестра». И, прежде чем она успела ему что-то ответить, он равнодушно отвернулся и принялся беседовать с коллегой.

И тогда Малин поняла, что на поклонников ей рассчитывать нечего. И тогда она решила отпра­виться в Норвегию, чтобы помочь Саге.

Как хорошо, что она приехала вовремя! Теперь она могла быть поддержкой для трех одиноких мальчиков.

И теперь, видя безграничное доверие малень­кого Хеннинга, она со страхом думала, что было бы, если бы она не приехала.

Малин взвалила всю ответственность на свои плечи. И это не было для нее бременем.

Двойняшки вовремя научились ходить, хотя сна­чала им пришлось много раз падать, перебираясь из комнаты в комнату и через порог, который ка­зался им высокой горой. У Малин и Хеннинга прибавилось забот, и особенно активным и предпри­имчивым был Ульвар. С самого начала на нем ле­жала печать зла, но теперь, когда он стал понимать, на что способен, с ним стало по-настоя­щему трудно иметь дело. Малин и Хеннинг так иногда уставали от него к вечеру, что мечтали толь­ко о том, чтобы он поскорее заснул.

Марко шел своим собственным путем. Это был очень спокойный, преисполненный таинственнос­ти ребенок, настолько красивый, что больно было смотреть на него. Он часто улыбался, спокойно и нежно, взгляд у него был мечтательным. Он гово­рил не так много, как агрессивный Ульвар, но братья болтали друг с другом на своем детском языке, которого никто больше не понимал. И они хорошо уживались вместе, какими бы разными они ни были.

Малин бывало не по себе всякий раз, когда она возилась с Ульваром. Она так никогда и не привыкла к его уродливому телу с костлявыми конеч­ностями и острыми плечами. Что ожидает этого бедного ребенка? Сколько недоверия и непонима­ния встретится ему в жизни? Она и Хеннинг не могли находиться при нем всегда. И к тому же Ульвар не слишком-то считался с ней. Иногда ее обижала его грубость, но она говорила себе, что иначе он не может. Она знала только, что если этот мальчик вообще был способен испытывать к кому-то привязанность, то он испытывал ее к Мар­ко. На втором месте после Марко для него стоял Хеннинг. Малин же он воспринимал как необхо­димое зло.

Хеннинг изумлял ее. Он был потрясающе тол­ковым, и все, за что бы он ни брался, удавалось ему. И Малин думала о том, что он ей рассказы­вал: о том, что черный ангел положил на него руку и сказал, что он должен теперь занять место Саги и стать избранным…

Да, похоже было, что над ним властвует какая-то сила, несущая его через все трудности и скор­би. Словно внутри него горел свет. А она? Разве это была случайность, что она прибыла в нужное время? Может быть, незримые защитники малень­кого Хеннинга тоже приложили к этому руку?

К тому же у него была мандрагора. Но она не знала, какую роль играет мандрагора в его успе­хах.

Но ничто не дается даром! Сила, полученная Хен-нингом, нужна была ему для выполнения тяжелой работы по хозяйству. А вообще-то трудностей у них хватало. Иногда ей приходилось обращаться за по­мощью к родителям, прежде всего за экономичес­кой, конечно, но иногда ей бывали нужны вещи, которые невозможно было достать в обедневшей Норвегии и которые, как она знала, были в Шве­ции. Сначала датчане в течение нескольких столе­тий считали страну своим вассалом, теперь на их место пришли шведы.

Но, несмотря на это, норвежцы продолжали жить своей жизнью, развивать свою культуру, не обращая внимания на то, что другие с презрением называли их провинциалами.

Кристер и Магдалена постоянно помогали сво­ей единственной дочери, независимо от того, что она у них просила.

Обилие вилл в округе свидетельствовало о том, что туда переселилось множество зажиточных людей.

Вместе с ними в округ проникали и нежела­тельные субъекты. Появилось множество домуш­ников. Люди постоянно на них жаловались, а ленсман не мог поймать их.

Малин не слишком обращала внимание на эти слухи, у нее не было времени думать об этом. По ее мнению, Липовая аллея была слишком ничтож­ным имением по сравнению с большими, совре­менными виллами, и не представляла никакого интереса для воров.

Она не понимала, что могло привлечь грабите­лей на Липовую аллею, пока они не явились туда. Сначала она подумала, что их привлекла сама красивая аллея из лип и что они подумали, что в маленькой крестьянской усадьбе есть какие-то богатства. Но это было не так…

Однажды осенней ночью она проснулась от ка­кого-то звона. Потом услышала шепот. Малин села на постели, сердце у нее тяжело стучало. Только теперь она поняла, какими беззащитными они были. Хеннинг спал, и ей не хотелось будить его.

Мальчики в его возрасте часто бывают несмыш­леными и набрасываются на преступников, не подозревая, как они опасны.

Она должна была справиться со всем сама.

Комната была освещена холодным лунным све­том.

Малыши крепко спали в кроватке, стоящей ря­дом с ее постелью. Из комнаты Хеннинга доноси­лось ровное дыхание.

Малин встала, надела туфли и халат. Постояв некоторое время, прислушиваясь к доносящимся с нижнего этажа звукам, она взяла кочергу и по­шла к лестнице.

Их было двое. В руках одного из них была све­ча, их хриплый шепот напугал ее.

– Нет, черт побери, – сказал один из них, – В этой старой халупе не может быть никаких сокро­вищ!

– Могу поклясться, что есть! Ты что, никогда не слышал о великих сокровищах Людей Льда? Слу­хи об этом распространились до самой Кристиании.

– Ни черта! Если бы у них были такие сокрови­ща, ты думаешь, они жили бы в таком убогом до­мишке?

– Вы правы, – как можно более холодно произ­несла Малин, спускаясь вниз по ступеням. – Это правда, что существует нечто, называемое сокро­вищами Людей Льда, но вряд ли это представля­ет для вас интерес.

Услышав ее голос, они замерли на месте. Они стояли неподвижно, уставясь на нее.

– Господи, – произнес один из них, не ожидая ее появления.

– Вот тебе и сокровища, – сказал другой.

– Эти сокровища состоят из старинных лекарствен­ных препаратов,– сказала Малин, надеясь, что они не услышат, как дрожит ее голос.– Они представля­ют ценность только для нас. Так что будьте лю­безны покинуть этот дом.

Один из них прищурил глаза.

– Говоришь, старинные лекарства? Думаю, что ты должна нам показать это, малышка.

«О, Господи, – подумала Малин, – Что я наде­лала?»

Другой, имевший менее богатый запас слов, нетерпеливо спросил:

– На кой черт нам эти старинные лекарства? Первый шикнул на него:

– Я знаю одного коллекционера, который хоро­шо за это заплатит! А ты попридержи язык! Обращаясь к Малин, он сказал:

– Ты отдашь нам эти старинные лекарства, не так ли? Тогда мы не тронем тебя.

– К сожалению, они находятся не здесь, – отве­тила Малин. – Но если вы сейчас же уйдете, я никому не скажу про ваше посещение.

Тот, по своей глупости, подошел к ней поближе и воскликнул:

– Нет, вы только послушайте ее! Ты хочешь ска­зать, что у тебя ничего нет? Мы проломим тебе башку, если ты сейчас же не принесешь нам эти штучки!

На лестнице показался полусонный Хеннинг.

– Что случилось, Малин? – спросил он.

– Иди и ложись, – торопливо ответила она.

– Вас здесь несколько? – спросил незадачли­вый вор.

– Здесь только дети.

– Ты слышал, здесь только дети, – пробормотал его сообразительный напарник. – Послушай, мальчуган, спустись-ка вниз, нам нужно погово­рить с тобой.

Малин, моментально поняв, что они хотят взять Хеннинга в качестве заложника, закричала в от­чаянии:

– Нет, не спускайся, оставайся наверху! Один из грабителей шагнул вверх по ступеням и схватил ее за руку.

– Заткнись, сестричка, иначе тебя ждут непри­ятности!

– Ой! – воскликнула Малин. – Отпусти, мне больно!

И она не могла остановить Хеннинга, когда тот проскочил мимо нее и принялся молотить кулака­ми того, кто держал ее. Она замахнулась на на­летчика кочергой, но другой в это время выхватил кочергу у нее из рук.

– Значит, так, – холодно произнес один из на­летчиков, – твоя игра теперь уже закончена.

Одной рукой он крепко схватил Хеннинга, дру­гой же сжимал руки Малин, приблизив к ней свое ухмыляющееся потное лицо. Вынимая складной нож, он самым недвусмысленным образом прижал ее к себе.

– Отпустите мальчика, – жалобно просила она. Хеннинг закричал.

– У меня нет при себе мандрагоры, – захныкал он, – Она осталась наверху. Отпусти Малин, не­годяй!

Оба грабителя грубо расхохотались. Перевес был на их стороне.

И тут внезапно раздался грохот, словно оглу­шительный раскат грома, и все помещение осве­тилось ослепительным светом. Грабители отчаянно завопили и повалились на пол, корчась в судоро­гах.

Малин уставилась на Хеннинга.

– Что произошло? – побледнев, спросила она.

– Это обрушилось откуда-то сверху… – шепо­том ответил он.

Они посмотрели наверх. И в свете луны они уви­дели носы обоих мальчиков, просунутые между планками деревяной загородки. Малыши встали без посторонней помощи и теперь с большим удов­летворением и важностью взирали на происходя­щее внизу.

Мужчины неподвижно лежали на полу.

– Господи! – прошептала Малин. – Боже мой!

– Они дышат, – сказал Хеннинг. – Эти прохо­димцы живы, оба.

Она быстро сообразила что к чему.

– Хорошо, что это так, а то у нас могли быть неприятности с властями. Свяжи их, Хеннинг, и по­скорее, пока они не проснулись! А потом разбуди работника и попроси его, чтобы он привел ленсмана. А я займусь детьми.

Она с усилием поднялась по лестнице, еле во­лоча ноги. Ей трудно было смотреть малышам в глаза.

И помещение наполнил хриплый, переливчатый смех Ульвара.

«Господи, что же мы держим у себя в доме? – со страхом подумала она, опускаясь перед ними на колени и обнимая их обоих. – Это может плохо кончиться! Ведь он может так поступить и с нами, с Хеннингом или со мной, или с любым другим! Нет, нет, этого мы не допустим, мы с Хеннингом. Никогда!»

– Все-таки спасибо, малютка Ульвар, – прошептала она, касаясь щекой его жестких волос. – Спасибо за то, что ты нас, вопреки всему, любишь! Я так благодарна тебе!

«Ничего себе, беззащитный, – подумала она при этом. – Господи, какая ирония!»

Схватив ее за волосы, Ульвар рванул их с та­кой силой, что она едва смогла сдержать крик. Его восхищенный смех наполнял собой весь дом.