"Меч, палач и Дракон" - читать интересную книгу автора (Рау Александр)

Глава 11

Отец учил Жозефа Парадо полагаться лишь на самого себя.

— Помни, сынок, что надеяться можешь только на свои руки и голову, — не уставал повторять старый штурман.

До той злополучной экспедиции Жозеф исходил все моря, что омывают Благословенные Земли. Бывал и на теплых наурских островах, и у алькасаров, не говоря уже о портах Далации, Остии, Панира и раздробленной империи Хальцед. Когда молодой Гальба объявил о наборе храбрецов, Жозеф заколебался. Плавание за неведомые моря — удел сильных, дело для настоящего мужчины.

Потомственный штурман Парадо хотел иметь за душой что-то, что позволило бы ему гордиться собой, то, с чем и перед Создателем предстать не стыдно. Да и богатства, привозимые из-за Жаркого Берега далатцами и остияками, смущали ум.

Десять лет назад — в 989-Ом году — эскадра смельчаков под командованием двадцатилетнего Пабло Гальбы, поссорившегося с отцом, вышла из Карсолы и взяла курс на юг. Корабли были новенькие, только что с далацийских верфей, провианта на них запасли на год плавания. Денег на снаряжение Пабло не пожалел.

Алькасарских корсаров проскочили, миновали Жаркий берег, экипажи расслабились, отметив это знаменательное событие, и вскоре Море-Океан показало смельчакам, что с ним шутки плохи. Неожиданный тайфун из числа тех, которыми, как оказалось, страшны эти воды, ночью разметал эскадру.

Флагманскую каравеллу Ласточку — штурманом на которой был Жозеф Пародо — выбросило на рифы у турубарских берегов. Из всей команды спаслось тридцать человек. Их полуголых и обессилевших приютили в местной деревне. Обогрели, накормили.

Полгода они ждали спасения — корабля под родным флагом — и от безделия учили местный язык. Потеряв, в конце концов, надежду и поддавшись на уговоры деревенского старосты, белые пришельцы отправились в стольный град турубара — Герубу — в надежде, что там пригодятся их знания и умения.

Корабельный кузнец открыл для турубаров сталь, Пабло Гальба показал им новые приемы боя, врач спас жизнь турубарскому старейшине, другие члены команды тоже нашли, чем удивить своих спасителей.

Жрецы турубаров посовещались и объявили народу и старейшинам, что эти белые люди — посланники Неба.

Тот день, когда ему в первый раз торжественно обрили голову и раскрасили лицо, Жозеф Парадо не забудет никогда. Жизнь его разделилась на две части. До и после. Там за незримой чертой остались Камоэнс, море, дом и невеста.

Здесь — приветливые любопытные туземцы, наивные словно дети; здесь — новое пристанище, которое со временем тоже стало домом, когда в нем поселилась черноглазая страстная Лула. Здесь все просто и ясно. Есть друзья — турубары и враги — орехоны, дерись моряк, тебе есть за что драться.

Постепенно новая жизнь стала настоящей. Появились дети, которых посвятил в истинную веру Пабло — как вождь корабелов — их судовой священник утонул.

Жозеф Парадо сильней прочих камоэнсцев прикипел душой к этому новому миру, и не потому, что в Камоэнсе он был простым штурманом, а здесь стал властителем стольного города. Он почувствовал в этой теплой гостеприимной земле свою родину, полюбил местный уклад, в котором до сих пор властвовала народовластие, имелась выборность вождей.

Известие о том, что белые люди разорили прибрежный городок, он воспринял с болью. Настоящая злость пришла, когда он узнал, что это были свои. Не о такой встрече они — корабелы — мечтали.

Жозеф избегал общества бывших соотечественников. Они еще не искупили свою вину кровью. Но один из них — колдун Гийом — не отставал от него, расспрашивал, не обращая внимания на грубые ответы.

— Напрасно ты злишься на меня, Жозеф, — мирно ответил Гийом на очередную колкость, — Мы больше не враги. Ты здесь хозяин, и тебе нечего меня опасаться.

Они шагали рядом по пыльной дороге, впереди войска. Здесь не было пыли, поднимаемой сотнями ног в сандалиях, сапогах, а то и просто босых. Армия спешила в столицу, явить народу и совету Старейшин живое свидетельство мира и союза. Новости об этом еще в день «сдачи» конкистадоров понесли быстроногие скороходы.

— Я тебя боюсь? — удивленно воскликнул Парадо, — Не слыхал слов нелепей.

— Боишься, — повторил маг, — В глубине души. Мы — конкистадоры — разрушаем твой привычный устоявшийся мир. Приплыли от самого короля, именитые вельможи и так далее. Уважение к знати и власти тебе привили с детства.

На Гийоме была турубарская хлопковая накидка, окрашенная индиго, (где сумел найти — неизвестно), которая нелепо смотрелась в сочетании с его широкими штанами алькасарского покроя и босыми ногами. Большой сапфир на цепочке все время вырывался из-под накидки и сверкал тысячью граней в лучах жаркого южного солнца.

К одному до сих пор не мог привыкнуть Жозеф Парадо — к местной жаре, солнечный Камоэнс по сравнению с землями турубара казался холодным Лагром.

— Откинь прочь эту чушь, вспомните, что мы незваные гости, и обретешь покой, — продолжил маг, время от времени вздрагивающий; потому что песок обжигал белые, давно не видевшие света, ступни.

— Покой, — хмыкнул Жозеф, — черта с два, а не покой. В лучший мир не тороплюсь. И здесь дела есть. Но за совет спасибо. В Герубе вспомню, что я градоначальник — виник, то есть, и скормлю конкистадоров священным ягуарам, крокодилам, обезьянам и прочей живности.

— Не спеши, — маг улыбнулся, — Мы вас еще пригодимся. За золото и возможность вернуться домой ландскнехты орехонов зубами порвут.

— Не порвут, у ушастых опыта больше, они по праздникам и после побед себя человечиной балуют. Особенно сердце уважают, чем страшней враг, тем вкусней оно считается. Твое, маг, если про огонь с неба не сказки, у них только самому сапа-инке и подадут.

— Не сказки, — мотнул головой Гийом, — Я же сказал — пригожусь.

Пришло время привала. Командирам достались места в тени. Жозеф откупорил фляжку с водой, отхлебнул, предложил магу, тот не отказался. Столичный виник истекал потом, среди турубара он был самым сильным; и крепкое телосложение обрекало его на лютые муки. Не приспособленным оказался организм моряка с севера к такому яркому солнцу.

— А за что тебя сюда послали, маг? — спросил Жозеф, утолив жажду, — Мне Пабло сказал, что ты важная персона. Настолько важная, что с его отцом враждуешь, и до сих пор жив.

— Я — изворотливый сукин сын, потому и жив. Я — одна из самых опасных змей в гадюшнике короля, — без тени улыбку произнес маг, спасаясь в тени высокой пальмы, — Сослали, потому что мешал. Уезжать не хотел, но пришлось, слово Хорхе дал.

— Гадюка? А я — ягуар — воин то есть, — Жозеф отметил для себя причину поездки, — Вы — конкистадоры — люди какие-то странные, Марк тебя не любит, но отзывается уважительно. Илия тебя тоже на дух не терпит, как можно недружной компанией в бой идти?

— Приказ короля — закон, если слово дал. Не я собирал экспедицию, не я старший. Скажи, твой титул «виник» — то он значит? Чему равен: герцог, граф?

— Наместник области. У турубаров графьев нет. В деревнях и городах выборные советы старейшин, которые из своего числа, опять же, избирают на срок правителей-виников. Совет Виников, в который входят и высшие жрецы и ветераны-ягуары определяет достойного звания — халач-виника — военного вождя. Здесь титул достается потом и кровью, за знания и полезные для народа дела, а не от рождения.

И означает он лишь новую ступень ответственности, — разоткровенничался Жозеф, вспомнив, сколько дел ждет его в Герубе, — Готовность умереть первым. А зазнаешься, или украдешь чего — быстро на корм крокодилам пойдешь, у нас с этим строго.

Гийом улыбнулся, услышав «у нас».

— Мне нравится твоя страна, Жозеф, — признался он, — В ней есть много достойного честной зависти.

Виник Герубы покраснел.

— Стареемся, маг. Десять лет учим их, чему можем, отдаем все силы, жизней не жалеем. Было нас тридцать два корабела — сейчас лишь девять осталось. Турубара это видят и ценят. Поэтому: и я наместник, и Пабло — военный вождь.

— Вы турубаров смягчить не пытались? — поинтересовался маг, — Жесткий народ — скармливают людей крокадилам…

— Зачем? Это просто местный аналог виселицы. А вот к Богу истинному их приобщить — сделать ратофолками — мысли были. Только вот трудное дело это, терпения, знания и благословения Господа требующее. А у нас ни знаний, ни сил, не времени заняться этим нет. Здесь миссионеры нужны грамотные. Турубары народ добрый, хорошее слово любящий. Может, и поверят. Все у нас хорошо, только орехоны мешают. Да остияки — дьяволы-работорговцы.

— Дьяволы-работорговцы? Так ведь рабы и у вас есть.

— У нас за дело. За воровство. На время. А они у «ушастых» пленных покупают и в рудниках или на плантациях до смерти работой изводят. Месяца три-четыре и нет человека. У меня племянник в плен попал, чудом бежал. Разговорились мы с тобой, маг, а привал уж закончился. Вставай.