"Зеленые и Серые" - читать интересную книгу автора (Зан Тимоти)1Пьеса в театре Миллера была одной из современных психологических драм; именно такую Роджер Уиттиер и ожидал от студенческой постановки Колумбийского университета — мрачная и вычурная, густо замешанная на глубоких социологических вывертах, без малейшего намека на сюжет. По вежливым аплодисментам, эхом, отражающимся от сцены, Роджер понял, что большинство присутствующих, как и он, находят ее посредственной. Это значило, что Кэролайн будет в восторге. Подавив вздох, он продолжал хлопать, стараясь преодолеть смущение оттого, что его жена была одной из полудюжины зрителей, вскочивших с мест и аплодирующих стоя. Хотя они были женаты уже четыре года, он так и не мог понять, был ли энтузиазм Кэролайн в подобных ситуациях подлинным, двигало ли ею сочувствие к неудачникам или это просто упрямый вызов мнению большинства. Аплодисменты стихли, в зале зажегся свет. Теперь и остальные зрители встали и начали снимать пальто со спинок кресел. Роджер тоже поднялся и старался никого не задеть, натягивая и застегивая пальто. Он вытерпел пьесу, и теперь пришло время дипломатично скрыть от Кэролайн, что он на самом деле думает. Обычно чем сильнее был ее энтузиазм, тем более непроницаемой становилась стена молчания, возникавшая, если он пытался объяснить, что вещь никуда не годится. Чей-то локоть впился ему под правую лопатку. — Извините, — полуобернувшись, автоматически произнес он. Его обидчик, невысокий сморщенный человек в дорогом пальто и с всклокоченными волосами, что-то проворчал и отвернулся. Роджер тоже отвернулся, пытаясь просунуть правую руку в завязавшийся узлом рукав. «Пропади все пропадом, я-то за что извиняюсь?» — сказал он про себя. Справившись с пальто, он обернулся посмотреть, готова ли Кэролайн. Кэролайн не была готова. Она вообще куда-то пропала. Он взглянул вниз, и по поверхности моря разочарования, разлившегося у него внутри, прокатилась новая волна раздражения. Жена стояла на коленях и, изогнувшись, шарила в темноте. — Ну что опять? — спросил он. — Мое кольцо с опалом, — послышался из-под кресла приглушенный голос Кэролайн. Роджер отвернулся и не думая отвечать. В последнее время такое случалось постоянно. Если она не опаздывала потому, что в водогрее не хватало воды для очередного душа, значит, куда-то девались часы, или терялось кольцо, или вдруг она вспоминала, что нужно полить цветы. Почему она никогда не может навести порядок? Господи, она ведь агент по продаже недвижимости уж на работе-то у нее все должно быть разложено по полочкам. Почему дома нельзя так же? Кэролайн продолжала вертеть головой в поисках кольца. На минуту он задумался: может подойти и как-то помочь? Хотя… Ей лучше знать, куда оно закатилось, он только помешает. Роджер сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, угрюмо наблюдая, как зрители покидают зал. Если она не поторопится, такси им не поймать. Последние зрители выходили из зала, когда Кэролайн, наконец, увидела кольцо, притаившееся за передней ножкой кресла перед ее местом. — Нашла, — объявила она, доставая капризное украшение. Роджер промолчал. «Сердится», — поняла Кэролайн. У нее засосало под ложечкой — слишком знакомое ощущение. Сердит, раздражен или разочарован. Обычное состояние в последнее время. Особенно по отношению к ней. Она осторожно поднялась на ноги, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, вызванные собственным разочарованием и раздражением. «Я не нарочно его уронила, — мысленно сказала она мужу. — А ты даже не пытался помочь». Бесполезно. Пьеса ему не понравилась, и он, вероятно, кипел возмущением по поводу того, что его только что толкнули. Но что бы ни происходило и чья бы на самом деле ни была вина, виноватой в конечном итоге оказывалась она. Ее медлительность, или неорганизованность, или что там его раздражало. Когда Кэролайн взяла пальто и сумочку, он уже шел к проходу между креслами, излучая спиной нетерпение. Роджер никогда не кричал на нее — это было не в его принципах, — но обладал способностью погружаться в тягостное молчание, ранившее куда больше, чем необузданный характер ее отца. Порой она думала, что уж лучше бы накричал. По крайней мере, тогда бы он был откровенен, а не притворялся, что все нормально. Но это потребовало бы агрессивности. Что нереально. И так же нереально поймать теперь такси. Его раздражение еще больше усилится, при том, что они чуть не поругались, обсуждая этот вопрос, когда собирались на спектакль. Вздохнув, она пошла следом за маячившей впереди сердитой спиной, и взгляд ее снова затуманился от слез. Ну почему у нее всегда все не так? И конечно, к тому времени, когда они вышли в холодную октябрьскую ночь, вереница такси, выстроившихся у тротуара в ожидании расходящейся после спектакля толпы, уже исчезла. — Проклятье, — тихо пробормотал Роджер, оглядывая Бродвей. Но Великий белый путь был сегодня тих, во всяком случае, на этом отрезке. Университет своим строительством блокировал изрядную часть проспекта за Сто двадцать второй улицей, а у Сто третьей разразился очередной приступ городской строительной мании, перекрыв там почти всю проезжую часть. Таксисты, у которых и так хватало проблем с обычными манхэттенскими пробками; уже привыкли объезжать этот район. Конечно, всегда можно дойти до Амстердам-стрит и поймать машину там. Но за Сто десятой улицей Амстердам становилась односторонней, из-за чего таксисту придется ехать дальше на восток до Колумбус-Серкл, которая сейчас приняла на себя большую часть бродвейского движения в дополнение к собственному. Вряд ли они доберутся домой быстрее, чем просто пройдя двадцать кварталов пешком, не говоря уже о расходах. Конечно, всегда есть метро, но Кэролайн панически боялась даже соваться туда после наступления темноты. Но пойти пешком — значит уступить. — Можно пройтись, — робко подала голос Кэролайн, вступая на тонкий лед переговоров. — Можно, — откликнулся Роджер, чувствуя напряженность в собственном голосе. Как раз об этом и вышел спор перед походом в театр: короткая перепалка по поводу утренней зарядки, любимой сейчас темы Кэролайн — как им обоим нужно больше физической нагрузки. А уж если Кэролайн запала в голову какая-то идея, выбить ее оттуда невозможно. Троекратное «ура» упрямцам, четырехкратное, если их дело правое, полный вперед и плевать на торпеды. Он хмуро взглянул на нее, вдруг охваченный подозрением. Может, она нарочно уронила кольцо, разыграв всю эту сцену для того, чтобы пойти пешком, как ей хотелось? Какое-то время он раздумывал, стоит ли настоять на своем и либо дойти до Амстердам-стрит, либо вызвать такси прямо сюда по мобильному и ждать, пока оно не приедет. Но ветер крепчал, и стоять тут, замерзая, было бы определенно пирровой победой. Уж лучше поскорее добраться домой, даже если это уступка. Кроме того, наверное, она права. Наверное, им обоим действительно нужно больше двигаться. — В самом деле, почему нет, — сказал Роджер, поворачивая на юг по Бродвею. — Если только ты не замерзнешь. — Да нет, нормально, — уверила Кэролайн. Неожиданная капитуляция, должно быть, застала ее врасплох, поскольку ей пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его. — Хороший вечер для прогулки. — Полагаю, да, — ответил Роджер. Кэролайн промолчала, даже не заикнувшись об упражнениях. По крайней мере, она будет великодушным победителем. Движение машин по Бродвею, как он уже заметил, было сегодня скудным. Чего он не ожидал, так это того, что и пешеходное движение окажется таким же скромным. Как только они вышли с территории, прилегающей непосредственно к Колумбийскому университету, то оказались на тротуаре буквально в одиночестве. Одни только стройки не могли служить тому объяснением; должно быть, шел футбольный матч или что-то еще. А возможно, еще не закончился бейсбольный сезон. Роджер не очень разбирался в таких вещах. Хотя, может быть, непогода разогнала всех по домам. Пока они были в театре, ветер усилился, резкий северный ветер, предвестник холодной зимы. Кэролайн, очевидно, думала о том же. — Нам надо будет перенести деревья в дом до наступления холодов, — сказала она, когда они торопливо переходили Сто четвертую улицу, видя, что вот-вот зажжется красный свет. — В прошлом году мы затянули, и весной они плохо росли. — Что означает «до холодов»? — спросил Роджер, радуясь, что можно поговорить о чем-то, кроме гимнастики и пьесы. — Ясно, что до морозов, — ответила Кэролайн. — Ладно, — сказал Роджер. Хотя о прошлогодних проблемах с деревьями у него остались весьма смутные воспоминания. Два апельсиновых деревца, как и остальные домашние джунгли, были на попечении Кэролайн. — Ты снова хочешь поставить их в спальне? — Хотела бы, — сказала Кэролайн. — Понимаю, тебе не нравится, что они мешают выходу на балкон, но иначе они будут мешать выходу из гостиной, а мы все же ходим там чаще, чем на… — Тсс, — перебил Роджер, оглядываясь по сторонам. — Ты слышала? — Что слышала? — спросила Кэролайн. — Похоже на кашель, — нахмурился Роджер. Помимо еще двух парочек, идущих впереди на расстоянии квартала, вокруг не было ни души. — Такой мокрый кашель, когда жидкость в легких. — Ненавижу этот звук, — поежилась Кэролайн. — Да, но откуда он? — настаивал Роджер, продолжая оглядываться. Ни один магазин рядом не работал, переулки отсутствовали, а ближайшие дверные проемы были слишком хорошо освещены фонарями, чтобы там мог кто-нибудь спрятаться. Все окна над ними также были закрыты. — Я никого не вижу, — сказала Кэролайн. — Наверное, тебе почудилось. «Ничего мне не почудилось», — недовольно подумал Роджер. Но с тем, что вокруг не было ни души, спорить не приходилось. — Возможно. — Он взял ее за руку и снова двинулся вперед, но по затылку у него пробежал холодок, и явно не от ветра. — Ладно, пойдем. Вот они миновали развороченную мостовую и мигающие желтые огни у Сто третьей улицы, приближаясь к Сто второй. Впереди слева показался театр, в который они иногда ходили с Кэролайн; маркиза над входом поднята, окна темны. Или теперь по средам он закрывается раньше? — Роджер, что такое с фонарями? — тихо спросила Кэролайн. Он нахмурился. Разглядывая театр, он даже не заметил, что освещение вокруг как-то странно померкло. Уличные фонари стали похожи на ночники, они едва излучали свет, да и то будто через силу. Фары проходящих машин светили необычно ярко, в дверных проемах залегли глубокие тени. Впереди, насколько был виден Бродвей, все фонари горели так же тускло. Он оглянулся через плечо. Позади фонари тоже притухли, но только на один квартал. Дальше, за Сто третьей улицей, они сияли как обычно. Наверное, это как-то связано с дорожными работами, точно. Где-то на разрытой улице повредили кабель. Но почему он никого не заметил, пока они шли? Почему фонари не погасли совсем, а только как-то странно притухли? И почему именно сейчас, когда они здесь идут с Кэролайн? Кэролайн умолкла, сильнее сжав его руку. Стиснув зубы, Роджер продолжал идти вперед, стараясь держаться подальше от темных дверных проемов. Осталось всего шесть кварталов, твердо напомнил он себе. Не страшнее, чем ночная прогулка через лес, к тому же с тем преимуществом, что не споткнешься о сук. — Так что ты думаешь о пьесе? — спросил он. Кэролайн понадобилась минута, чтобы обдумать ответ. — Мне очень понравилось. — Мысли ее, очевидно, были далеко от уютного искусственного мира университетского экспериментального театра. — А тебе? — Играли весьма прилично, — сказал он. — Хотя с акцентом любовника-латинца, по-моему, перебрали. — Ты имеешь в виду Сезара? — нахмурилась Кэролайн. — Он француз. — Я знаю, — сказал Роджер. — Я имел в виду любовника-латинца в общем смысле. — Я и не знала, что есть такое выражение, — сказала Кэролайн. — Это в смысле римский? — Нет, это более общее театральное выражение, — сказал он. Они уже прошли полквартала, углубившись в темноту. Осталось пять с половиной кварталов. — Такой сладкоречивый романтический парень, на каких западают женщины. Обычно или он соблазняет их, или они сами идут к погибели, не отдавая себе в этом отчета. — А! — сказала Кэролайн. — Хотя в данном случае вряд ли можно говорить о неведении. Луанна отлично понимала, что происходит. — Почему тогда она позволяла Сезару так собою манипулировать? — возразил Роджер, хотя и понимал, что рассуждения о логике сюжета не приведут ни к чему хорошему. — Притом что старый добрый верный Олбейт все время ждал, что она образумится? — Не знаю, — проворчала Кэролайн. — Я все-таки не думаю, что это вина Сезара. — Возможно, — сказал Роджер, заставляя себя оставить тему. — Мне понравились декорации, — добавил он в надежде, что технический аспект постановки будет менее рискованной темой для обсуждения. — И музыка весьма приличная. Шопен, как я понимаю. Они дошли до Сто первой улицы, и он обдумывал, что еще хорошего можно сказать о пьесе, когда тусклое освещение погасло совсем. Ахнув, Кэролайн вздрогнула и остановилась. — Спокойно, — сказал Роджер, чувствуя, как свело живот. Фонари погасли, но в тоже время несколько окон над ними по-прежнему светились, излучая яркий свет, что, на взгляд Роджера, было в этой ситуации самым странным. Он еще никогда не видел, чтобы при отключении электроэнергии на площади шести кварталов что-то оставалось работать. Да что за чертовщина? — Ладно, пошли дальше, — пробормотал он. — Нет, — раздался слева низкий голос. Вздрогнув, Роджер резко повернулся и увидел, как от стены медленно отделилась какая-то фигура. — Что вам нужно? — требовательно спросил Роджер, проклиная дрожь в голосе. — У вас есть деревья? — спросил мужчина. Роджер моргнул; сама неожиданность вопроса лишила его возможности соображать. — Деревья? — тупо переспросил он. — Деревья! — прорычал мужчина. — Вы говорили… Он запнулся, сильно закашлявшись. Тот самый кашель, что он слышал у перекрестка, с содроганием осознал Роджер. Только этого человека там не было. Там никого не было. Он почувствовал, что Кэролайн отпустила его руку. — Да, — сказала она, повышая голос, чтобы перекрыть кашель. — У нас есть два карликовых апельсиновых дерева. Человек, наконец, справился с кашлем. — Большие? — проскрипел он. Только теперь, с опозданием, до Роджера дошло, что они могли ускользнуть, пока тот временно вышел из строя. Ничего, может, представится еще один шанс. Взяв себя в руки, он приготовился схватить Кэролайн за руку и бежать, как только мужчину одолеет очередной приступ. — Футов шесть высотой и четыре в ширину, — сказала Кэролайн. — Они растут в кадках у нас на балконе. Человек сделал еще шаг вперед. Света от окон было слишком мало, чтобы различить черты его лица, но вполне хватало, чтобы увидеть, что незнакомец невысокий и широкоплечий, с плотным телосложением боксера. И вполне достаточно, чтобы осветить блестящий пистолет, — который он сжимал в левой руке. — Маловаты, — пробормотал мужчина. — Но подойдут. Он указал в сторону Сто первой улицы позади себя. Там фонари тоже не горели. — Пошли. Роджер чувствовал, как дрожит Кэролайн, когда он молча вел ее впереди грабителя по тротуару, отчаянно стараясь придумать какой-то план. Человек, очевидно, слабый и больной. Если прыгнуть на него и вырвать пистолет… Нет. Если он прыгнет, его просто застрелят. Грабитель на голову ниже, но, судя по ширине плеч, на добрых двадцать фунтов тяжелее Роджера. И вероятно, намного превосходит силой. — Здесь, — внезапно произнес сзади грабитель. — Сюда. Роджер с усилием сглотнул, вглядываясь сквозь прутья железной ограды, стоявшей слева поперек переулка между двумя домами. За распахнутой калиткой темный бетон спускался под наклоном, переходя затем в горизонтальную поверхность, за которой виднелись бетонные же ступени, ведущие на более высокую площадку, примыкающую к гладкой невыразительной стене. Справа, между входом и ступенями, была стена пониже, за ней маленький дворик, а прямо над ней пожарная лестница, установленная на одном из домов. Слева за оградой лежала груда мешков с мусором. — Сюда, — повторил грабитель. — Делай, что он говорит, Роджер, — шепнула Кэролайн. Сердце гулко бухало в ушах. Роджер вошел в калитку и начал спускаться по бетонному склону, держа Кэролайн за руку. Они успели сделать по переулку шага три, когда позади внезапно снова вспыхнули фонари. — Стойте, — приказал грабитель. — Там. Роджер нахмурился. Мужчина, который теперь, на фоне ярко освещенного переулка, выглядел как черный силуэт, указывал на продолговатую связку тряпья, лежавшую у дальнего конца шеренги мусорных мешков. — Там — что? — Господи! — ахнула Кэролайн, отпустив руку Роджера, подошла к тряпью и опустилась на колени. И тут Роджер понял. Связка была не тряпьем, а девочкой лет четырнадцати-пятнадцати, одетой в какой-то странный лоскутный наряд из серо-зеленого материала. Она свернулась калачиком, защищаясь от холодного ночного воздуха, глаза ее были закрыты. — Заберите ее, — раздался голос грабителя над ухом у Роджера. Что-то метнулось к лицу Роджера, он инстинктивно отпрянул. Но это что-то не коснулось его, замерев в воздухе. Это была рука грабителя. В руке — пистолет. Направленный к Роджеру рукояткой. — Что? — недоверчиво спросил Роджер. — Заберите ее, — повторил тот, настойчиво суя ему пистолет. — Защитите ее. Роджер осторожно коснулся оружия. Может, это уловка? Вдруг тот внезапно повернет пистолет и выстрелит в него? Он обхватил рукоять и, когда грабитель отпустил руку, ощутил странную легкость оружия. — Защитите ее, — еще раз тихо повторил тот. Обойдя Роджера, он молча направился вниз по бетонному склону в переулок. — Роджер, дай мне свое пальто, — приказала Кэролайн. — Она замерзает. — Конечно, — механически ответил Роджер, глядя вслед загадочному грабителю. Кажется, он немного покачивается? Роджер не был уверен, но похоже на то. Засиделся в баре во время распродажи спиртного? Пожалуй, это могло объяснить, почему Роджер сейчас держал его пистолет. Но он не говорил как пьяный. И от него точно не пахло, когда он отдавал оружие. И этот кашель… — Роджер! — Да. Все еще глядя, как мужчина неверной походкой удаляется прочь, он снял и отдал пальто. Какое-то время он смотрел на Кэролайн, которая усадила девочку и набросила ей пальто на плечи, затем снова взглянул в переулок. Грабитель исчез. Роджер нахмурился, вглядываясь в сумерки. Ну ладно, человек исчез. Но куда исчез? Он осторожно подошел к низкой стене и заглянул за нее. Мужчины не было. Его не было ни на пожарной лестнице, ни на каменных ступенях, ни дальше, на площадке, ни за углом напротив тупика в конце двора. Роджер не видел ни дверей, ни предметов, за которыми можно было бы спрятаться, а все окна первых этажей были зарешечены. И он точно не проходил обратно мимо Роджера к выходу из переулка. Он просто исчез. Роджер взглянул на оружие. До сих пор ему никогда не приходилось держать в руках настоящий пистолет, но он всегда думал, что они тяжелые. Этот, похоже, весил не больше, чем игрушечные, с которыми он играл в детстве. Может, одна из пластмассовых имитаций, о которых постоянно упоминают в газетах? Но пистолет не выглядел пластмассовым. Он был явно металлический и, несомненно, очень походил на те армейские, что показывают в фильмах о Второй мировой. Роджер повернул его к свету, чтобы рассмотреть получше. Тут он заметил на блестящей поверхности металла с правой стороны ствола то ли грязь, то ли пятно. Роджер потер ствол, и пятно исчезло. Кровь? — Роджер, хватит мечтать, помоги мне, — позвала Кэролайн. Оглянувшись, последний раз, он поднялся по бетонному склону. Кэролайн завернула девочку в пальто и подняла на ноги, как тряпичную куклу. Бедняжка открыла глаза, но выглядела оцепенелой и полусонной. На шее у нее Роджер заметил несколько ужасных синяков. — Да очнись же, Роджер! — прервала Кэролайн ход его мыслей. — Надо отвести ее к нам домой. — Нет, надо вызвать полицию, — возразил Роджер, вынимая из кармана мобильный телефон. От раздражения кровь прихлынула к лицу. Неужели жена действительно считает, что он стоит просто так, ни о чем не думая? — Можно вызвать из дома, — сказала Кэролайн. — Надо увести ее отсюда, пока она не схватила пневмонию. — Полицию надо вызывать, — настаивал Роджер. — Это место преступления. Им понадобится искать улики. — Мы скажем, где нашли ее, — возразила Кэролайн. — Наше присутствие при поиске улик не обязательно. Роджер скрипнул зубами. Но вероятно, она права. Случай не экстренный, полиция вряд ли среагирует быстро, а девочка вполне может умереть от переохлаждения еще до того, как они приедут. Или, скорее, он сам замерзнет насмерть. Ведь его пальто теперь на ней. — Ладно, — проворчал он. — Идем… э-э… Кэролайн, как ее зовут? — Кажется, она не может говорить, — мрачно прошептала Кэролайн. — Похоже, ее кто-то пытался задушить. — Да, вижу. Роджер оглянулся: его мучило странное ощущение, будто за ним кто-то наблюдает. Но вокруг никого не было. Но ведь когда он услышал кашель в первый раз, тоже никого не было видно. Засунув пистолет в карман, он обхватил девочку за тонкую талию. Она почти повисла на его руке, ей явно было очень плохо. Хотелось надеяться, что не придется тащить ее до самой квартиры. Еще больше ему хотелось, чтобы тот, кто пытался ее задушить, не обнаружил их по пути домой. |
||
|