"И лад, и дали" - читать интересную книгу автора (Ладыгин Николай Иванович)

Автопортрет.
1962

Часть VI

Всякое дело можно довести до автоматизма, в том числе и писание стихов. Трудно сказать, что бы стало со стихами Ладыгина, остановись он на тематических сочинениях. Ладыгин довольно много писал «тематического», но не остановился на этом.

Параллельно со своими историческими и биографическими сочинениями он постоянно писал стихи лирико-философского плана. Кажется, он уже и мыслил, и говорил палиндромической строкой. В последнем разделе — сгусток его палиндромически-текучей речи. Здесь как бы явлен синтез устремлений поэта: наиболее полно выразилась его любовь к природе, истории, мысли, языку, к стихии, укрощенной гармонией. Тонким кружевом стелется прозрачное и нежное «Марево»:

Тучами зима чуть Тени кинет — Меркнет стен крем…

Тут чудится древняя, но живая интонация «Слова о полку Игореве…».

В сложную область нравственных противостояний вступаем мы, читая стихотворение «Верь».

Оно как будто сейчас, а не четверть века назад написано.

С одной стороны бог, сияние облепихи, чудодейственной ягоды, вера в зарю… С другой — «намок рано наркоман», идут Алкаши лавиной. Раздумывая над этим противостоянием, над необходимостью «унимать у народа… рану», автор погружается в глубину лет и умов. Это и дает ему право воскликнуть: «Силы мои омылись». Вернулось духовное зрение. Именно таким зрением увидел поэт таинственную Диву. Тут хочется говорить строчками из стихотворения: «Он — кому ум окно / Он видит сон юности. Дивно…»

Стихотворение «Дива» перетекает в стихотворение «У грота», столь же таинственное и в то же время предельно простое.

Стихотворением «В октябре» мы вновь возвращаемся в первую часть книги, но уже обогащенные иным опытом. Перед нами психологический пейзаж, где даже ветер «орет евнухами». А циниям (циния — декоративный садовый цветок) приказано пасть ниц! И пока еще «демон медлит», под звон осени можно пропеть «Оду юности», в которой восторг перемешается с иронией.

А вот в стихотворении «К звездам» иронии уже нет. Космическая тема тоже очень увлекала Николая Ивановича. Возможно, что именно это стихотворение дало основание Б. Н. Двинянинову назвать палиндром «космодромом поэзии». Вера в то, что человеческая деятельность — это «року укор», восторг от преодоления земного тяготения, — все это отразилось в кратком, но емком стихотворении.

Понимая необходимость войны только для защиты, Ладыгин в стихотворении «Не стен гордо дрогнет сень…» выступил с позиции, близкой сегодняшнему времени. Он восклицал: «Меч Азии зачем?! / Тут / Море могил…» Напоминая про «Пир Хиросимы», рисуя «у сирот пап и мам», он протестует против ада у колыбели.

Последнее стихотворение этого раздела, венчающее собой и книгу, «Один, души пишу дни до…». Написанное Николаем Ивановичем в последние годы жизни, оно явилось как бы завещанием поэта. Не имевший возможности представить на суд читателя «и жар и миражи» своей души, сознавая невольное одиночество на избранном пути, он оценивал общественно-литературную ситуацию начала 70-х годов. Он ясно видел «лед зевак», «лень мумий», которым «ум, как нож», видел «псарей мира», видел, как «нового били», видел «выдоенного» вялого классика, закисшего «с алкоголя», который «Ударит тираду, / И жарит тиражи». Минутное сомнение возникает у поэта: «Может, я мятежом / Зело полез…» И тут же сомнение отвергается:

Нет! Ты, быт-тень! Не севером море весен Возвестит сев!..

Это стихотворение напоминает стихотворение Николая Клюева «Я гневаюсь на вас и горестно браню…»:

Я содрогаюсь вас, убогие вороны, Что серы вы, в стихе не лирохвосты.

Да уж, «лирохвостости» в стихе 70-х годов явно не хватало (Клюев-то свои стихи написал за тридцать лет до этого). Но Ладыгин окончил свои дни с верой в то, что «муза разума» жива:

А муза разума Течет, И Лета сипит. И писатели, И поэты есть мудрые на Руси!

Последняя строка уже не обращается, она спроецирована на будущее, которое сейчас отвечает Ладыгину пониманием, подтверждением его веры.

Его стихи недаром называли «словесным кружевом». Удивительным образом из самого рационального «построения» узора у кружевниц рождается тончайшая эмоция, оживляющая генетическую народную память. Палиндромы Ладыгина воскрешают слог древнерусской литературы, одический пафос Ломоносова и Державина, фольклорную веру в слово. «Звуки лиры», спасающие «дела людей» от «пропасти забвенья», здесь как бы удваиваются. О палиндроме можно сказать словами самого Николая Ивановича, что это «року укор». Разве не в этом, не в преодолении роковых обстоятельств и состоит смысл искусства?..

Сергей БИРЮКОВ