Глава десятая. Дом Гонтов

Всю оставшуюся неделю Гарри работал на уроках Алхимии по указаниям Принца-полукровки, если те расходились с инструкциями Либатия Бурачника. В результате к четвёртому уроку Хорохорн нарадоваться не мог на Гарри, утверждая, что ему редко доводилось встречать столь одарённых учеников. А вот Рон и Эрмиона были далеко не в восторге. Хотя Гарри и предлагал пользоваться книгой всем вместе, Рон плохо разбирал почерк Принца, а если бы он то и дело просил Гарри читать записи вслух, это показалось бы подозрительным. Эрмиона же упорно продолжала пользоваться «официальными», как она их называла, инструкциями, но при этом всё сильнее злилась, когда зелье «по учебнику» удавалось хуже, чем «по Принцу».

Гарри втайне спрашивал себя, кто же этот Принц-полукровка. Шестикурсникам задавали столько, что ему ещё не удалось прочитать свой экземпляр «Продвинутой Алхимии» полностью, однако он уже успел пролистать книгу и заметил, что почти на каждой странице Принц оставил дополнительные указания, не все из которых касались зелий. Местами попадались записи, смахивающие на заклинания, которые Принц, похоже, придумал сам.

— Или сама, — возмущённо заметила Эрмиона, когда вечером в субботу Гарри показывал Рону в гостиной одну из таких пометок. — Это могла быть и девушка. По-моему, почерк больше похож на женский, чем на мужской.

— Он называет себя Принц —полукровка, — ответил Гарри. — Много ли девушек было принцами?

Похоже, Эрмионе нечего было возразить. Она лишь нахмурилась и отдёрнула от Рона своё сочинение по Основам рематериализации, которое тот пытался прочитать вверх ногами.

Гарри взглянул на часы и поспешно засунул «Продвинутую Алхимию» обратно в сумку.

— Без пяти восемь. Я лучше пойду, а то опоздаю к Дамблдору.

— О-о-о! — выдохнула Эрмиона, сразу оживившись. — Удачи! Мы подождём, уж очень хочется узнать, чему он собрался тебя учить!

— Надеюсь, всё будет классно, — сказал Рон, и они проводили Гарри взглядом, пока тот выбирался через портретный лаз.

Гарри шёл по пустым коридорам. Ему пришлось быстро спрятаться всего раз, за статуей, когда из-за угла, бормоча что-то себе под нос, появилась профессор Трелони, тасуя колоду засаленных игральных карт и гадая прямо на ходу.

— Двойка пик: конфликт, — прошелестела она, проходя мимо места, где притаился Гарри. — Семёрка пик: дурное предзнаменование. Десятка пик: насилие. Валет пик: тёмный молодой человек, возможно в беде, который испытывает неприязнь к гадающему…

Она резко остановилась, как раз с другой стороны статуи, за которой стоял Гарри.

— Ну, это точно неверно, — раздражённо сказала она, и Гарри услышал, как Трелони, тасуя карты, уходит, оставив после себя слабый запах дешёвого хереса, вроде того, который используют на кухне. Он подождал, пока она не скрылась совсем, и затем рванул дальше, затормозив только в коридоре на восьмом этаже, там, где у стены стояла одинокая горгулья.

— Кислотные леденцы, — произнёс Гарри. Горгулья отошла в сторону; стена раздвинулась, открыв каменную винтовую лестницу, плавно движущуюся вверх. Гарри шагнул на неё, и она доставила его к двери с медным молоточком, которая вела в кабинет Дамблдора.

Гарри постучал.

— Войдите, — послышался голос директора.

— Добрый вечер, сэр, — поздоровался Гарри, заходя в кабинет.

— А, добрый вечер, Гарри. Присаживайся, — улыбнулся Дамблдор. — Надеюсь, первая неделя после каникул прошла удачно?

— Да, сэр, спасибо, — ответил Гарри.

— Похоже, ты зря времени не терял — уже заработал взыскание!

— Э-э, — неловко начал было Гарри.

Однако Дамблдор вовсе не казался сердитым.

— Я договорился с профессором Снэйпом, что ты отбудешь наказание в следующую субботу.

— Хорошо, — сказал Гарри, у которого сейчас на уме были вещи поважнее, чем наказание у Снэйпа, и украдкой оглянулся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь намёка на то, что Дамблдор собирался ему показать в этот вечер. Круглый кабинет выглядел как обычно: хрупкие серебряные инструменты стояли на столах с тонкими ножками, попыхивая дымом и жужжа; портреты прежних директоров и директрис клевали носами в своих рамах, а великолепный феникс Дамблдора, Фокс, сидел на насесте рядом с дверью, с интересом разглядывая Гарри. Не похоже было, что Дамблдор расчистил место для дуэльных упражнений.

— Итак, Гарри, — бодро начал Дамблдор, — уверен, ты хочешь узнать, что я приготовил для этих — как бы получше выразиться — занятий?

— Да, сэр.

— Что ж, я решил, что теперь, когда ты знаешь, почему Лорд Волдеморт пытался убить тебя пятнадцать лет назад, пришло время рассказать тебе ещё кое о чём.

Повисло молчание.

— В конце прошлого семестра вы говорили, что расскажете всё, — возразил Гарри, с трудом удерживаясь от обвиняющего тона. — Сэр, — добавил он.

— Я так и сделал, — спокойно ответил Дамблдор. — Я открыл тебе всё, что знал. Теперь мы покидаем прочный фундамент фактов и отправляемся сквозь мрачные болота воспоминаний в дебри самых сумасбродных догадок. С этого момента, Гарри, я могу ошибаться так же ужасно, как Гемфри Бельчер, который думал, будто пришло время сырных котлов.

— Но вы считаете, что правы? — спросил Гарри.

— Конечно, я так считаю, но, как ты уже убедился, я могу ошибаться, как любой другой человек. В действительности, будучи — ты уж прости — гораздо умнее большинства людей, я склонен делать, соответственно, более значительные ошибки.

— Сэр, то, что вы собираетесь открыть мне, как-то связано с пророчеством? — нерешительно спросил Гарри. — Это поможет мне… уцелеть?

— Это очень тесно связано с пророчеством, — ответил Дамблдор небрежно, как если бы Гарри спросил его о прогнозе погоды. — И я, безусловно, надеюсь, что это поможет тебе уцелеть.

Дамблдор встал и, обогнув стол, прошёл мимо Гарри, который с любопытством повернулся в кресле, чтобы видеть, как директор склоняется над секретером у двери. Когда Дамблдор выпрямился, у него в руках оказалась знакомая неглубокая каменная чаша, на ободке которой были вырезаны странные символы. Он поставил думоотвод на стол перед Гарри.

— Что-то ты встревожился…

Гарри и правда смотрел на думоотвод с некоторой опаской. Предыдущий опыт общения с этим странным устройством, хранящим и показывающим мысли и воспоминания, был довольно неприятным, хотя и очень познавательным. В прошлый раз, когда Гарри влез в его содержимое, он увидел больше, чем хотел бы. Но Дамблдор улыбался.

— Сейчас ты посетишь думоотвод со мной… и, что ещё более необычно, с разрешения.

— Куда мы отправимся, сэр?

— В путешествие по закоулкам памяти Боба Огдена, — ответил Дамблдор, достав из кармана прозрачный флакон с клубящимся серебристо-белым веществом.

— А кем был этот Боб Огден?

— Сотрудником Отдела исполнения магических законов. Не так давно он умер, но прежде я разыскал его и убедил доверить мне эти воспоминания. Мы сходим с ним на встречу, связанную с выполнением его служебных обязанностей. Встань, пожалуйста, сюда, Гарри…

Но Дамблдор никак не мог откупорить прозрачный флакончик: видимо, больная рука не слушалась его.

— Сэр, может, я?

— Не стоит, Гарри…

Дамблдор направил волшебную палочку на флакон, и пробка вылетела.

— Сэр, что случилось с вашей рукой? — снова спросил Гарри, глядя на почерневшие пальцы со смешанным чувством отвращения и жалости.

— Сейчас не время, Гарри. Не сегодня. Нас ждёт Боб Огден.

Дамблдор вылил содержимое флакончика в думоотвод, где оно закружилось, мерцая, — не жидкость и не газ.

— После тебя, — сказал Дамблдор, указав на чашу.

Гарри наклонился и, сделав глубокий вдох, погрузил лицо в серебристое вещество. Он почувствовал, как уходит вниз пол кабинета; он падал сквозь кружащуюся тьму… и вдруг его ослепил яркий солнечный свет. Глаза Гарри ещё не успели привыкнуть, а рядом с ним уже появился Дамблдор.

Они стояли под летним небом, чистым и голубым, как незабудка, на деревенской дороге, которую окаймляла высокая запущенная живая изгородь. Футах в десяти от них низенький полный человек в очках с очень толстыми стёклами, из-за чего глаза казались крохотными точками, изучал деревянный указатель, торчащий из зарослей ежевики слева от дороги. Гарри подумал, что это, наверное, и есть Огден, — больше никого поблизости не было, да и сочетание вещей на нём выглядело странным, как обычно у неопытных волшебников, пытающихся замаскироваться под магглов. Огден выбрал сюртук и гетры поверх старомодного сплошного купальника в полоску. Однако, прежде чем Гарри смог оценить этот экстравагантный наряд, волшебник бодро зашагал вниз по дороге.

Дамблдор и Гарри последовали за ним. Когда они проходили мимо указателя, Гарри взглянул на обе стрелки. Та, что была направлена в сторону, откуда они шли, гласила: «Большой Ганглетон, 5 миль». На другой было написано: «Малый Ганглетон, 1 миля».

Некоторое время они шагали, не видя ничего, кроме живой изгороди, бескрайнего синего неба над головой и размахивающей руками фигуры в сюртуке впереди. Затем дорога свернула влево и круто вниз, сбегая по склону холма, так что неожиданно им открылся вид на всю долину. Гарри увидел деревню — конечно же, Малый Ганглетон, — которая уютно устроилась между двумя отлогими холмами; в глаза бросались церковь и кладбище. По ту сторону долины, на противоположном холме, стоял красивый особняк, окружённый обширными зелёными лужайками.

Спускаясь по крутому склону, Огден вынужден был перейти на бег. Дамблдор стал шагать шире, и Гарри пришлось тоже заторопиться, чтобы не отстать. Он думал, что они направляются в Малый Ганглетон и, как в ту ночь, когда они искали Хорохорна, недоумевал, зачем нужно идти к деревне с такого расстояния; но вскоре понял, что ошибался, и они шли вовсе не туда. Дорога вильнула вправо, и когда они миновали поворот, то увидели только, как краешек сюртука исчезает в дыре зелёной изгороди.

Вслед за Огденом Дамблдор и Гарри оказались на узкой грязной тропке, тоже обсаженной живыми изгородями, только более высокими и запущенными, чем те, что остались позади. Эта тропка тоже была извилистой, каменистой и изрытой и тоже сбегала по склону, видимо, к группе мрачных деревьев, расположенной чуть ниже. И в самом деле, она вскоре привела к этой рощице, а Дамблдор с Гарри замерли позади Огдена, который внезапно остановился и вытащил палочку.

Небо было безоблачным, однако старые деревья отбрасывали глубокую, тёмную, прохладную тень, а потому Гарри разглядел строение, наполовину скрытое за сплетением ветвей, лишь спустя несколько секунд. Ему показалось странным, что для дома выбрали такое место и позволили деревьям так разрастись, загораживая весь свет и закрывая вид на долину внизу. Было непонятно, живут ли тут вообще. Стены покрывал мох, а с крыши отвалилось столько черепицы, что в некоторых местах виднелись стропила. Вокруг всё заросло крапивой, доходившей до окон, маленьких и мутных от грязи. Но не успел Гарри решить, что здесь никого нет, как одно из окон с треском распахнулось и оттуда потянулась тоненькая струйка пара или дыма, будто кто-то готовил еду.

Огден тихо и, как почудилось Гарри, довольно осторожно двинулся вперёд. Как только на него упала мрачная тень деревьев, он снова остановился, уставившись на входную дверь, к которой кто-то пригвоздил мёртвую змею.

Раздался хруст, треск, и с ближайшего дерева свалился человек в лохмотьях, приземлившись прямо перед Огденом, который отскочил назад так быстро, что запнулся о фалды собственного сюртука.

— Тебя никто не звал.

У человека, стоявшего перед ними, волосы были густыми и настолько грязными, что могли бы иметь любой цвет. У него не хватало нескольких зубов, а его глазки, маленькие и тёмные, смотрели в разные стороны. Он мог бы показаться смешным, если бы не выглядел так угрожающе, и Гарри трудно было упрекнуть Огдена в том, что тот отступил ещё на несколько шагов, прежде чем заговорить.

— Э-э, доброе утро. Я из Министерства магии…

— Тебя никто не звал.

— Э-э, простите, я вас не понимаю, — нервно сказал Огден.

Гарри подумал, что Огден очень уж медленно соображает; по мнению самого Гарри, незнакомец выразился предельно доходчиво. К тому же, как бы в подкрепление своих слов, тот беспорядочно размахивал руками, в одной из которых была зажата волшебная палочка, а в другой — короткий окровавленный нож.

— Ты ведь понимаешь его, верно, Гарри? — тихо спросил Дамблдор.

— Да, конечно, — слегка озадаченно ответил тот. — А почему Огден…

Но как только он ещё раз взглянул на мёртвую змею на двери, то сразу догадался.

— Он говорит на змеином языке?

— Молодец, — кивнул Дамблдор, улыбаясь.

Оборванец тем временем надвигался на Огдена, с ножом в одной руке и палочкой в другой.

— Послушайте… — начал было Огден, но опоздал. Прозвучал резкий треск, и в следующее мгновение Огден уже лежал на земле, схватившись за нос. Между пальцев брызгала какая-то желтоватая гадость.

— Морфин! — раздался громкий голос.

Из дома выскочил пожилой человек, с такой силой захлопнув за собой дверь, что прибитая к ней змея беспомощно закачалась. Он был ниже первого и очень странно сложён. Его слишком широкие плечи и слишком длинные руки вместе со светло-карими глазами, коротким ёжиком волос и морщинистым лицом придавали ему вид могучей старой обезьяны. Старик остановился возле незнакомца, который с ножом в руке хихикал над Огденом, лежащим на земле.

— Из Министерства, да? — спросил старший, глядя на Огдена сверху вниз.

— Совершенно верно! — гневно отозвался тот, ощупывая лицо. — А вы, как я понимаю, мистер Гонт?

— Ага, — подтвердил Гонт. — Съездил вам, да?

— Вы правильно догадались, — огрызнулся Огден.

— Но вы ведь должны были предупредить, что придёте, так? — вызывающе сказал Гонт. — Это частное владение. Вы не можете припереться сюда, а потом удивляться, что мой сын защищается.

— Позвольте, от кого защищается? — спросил Огден, поднимаясь на ноги.

— От тех, кто сует нос не в свои дела. От незваных гостей. От магглов и прочих отбросов.

Огден направил волшебную палочку на свой нос, из которого все ещё лилась гадость, похожая на жёлтый гной, и этот мерзостный поток тут же иссяк. Гонт сказал Морфину одними губами:

— В дом. Без разговоров.

Теперь Гарри был настороже и сразу узнал змеиный язык. Он понимал, что говорилось, одновременно различая и жутковатое шипение, — единственное, что мог слышать Огден. Сначала Морфин, похоже, хотел возразить, но отец так угрожающе на него глянул, что он, передумав, заковылял к дому, странно раскачиваясь при ходьбе, и хлопнул входной дверью так, что змея снова печально колыхнулась.

— Я здесь из-за вашего сына, мистер Гонт, — сказал Огден, вытирая с сюртука остатки гноя. — Это же был Морфин, верно?

— Ну да, Морфин, — равнодушно отозвался старик. — А вы чистокровный? — с неожиданной враждебностью поинтересовался он.

— Это к делу не относится, — холодно ответил Огден, и Гарри почувствовал, как растёт его уважение к чиновнику министерства. Гонт, очевидно, считал иначе.

Он взглянул, прищурившись, на лицо Огдена и пробормотал явно оскорбительным тоном:

— Теперь припоминаю, что видел такие же носы в деревне внизу.

— Ничего удивительного, если ваш сын на них так же кидается, — парировал Огден. — Давайте продолжим этот разговор внутри?

— Внутри?

— Да, мистер Гонт. Как я говорил, я здесь из-за Морфина. Мы послали сову…

— Я не пользуюсь совами, — заявил Гонт, — и не открываю писем.

— Тогда вряд ли стоит жаловаться, что гости вас не предупреждают, — резко заметил Огден. — Я здесь по поводу серьёзного нарушения магического законодательства, которое произошло сегодня, рано утром…

— Ладно, ладно, ладно! — заорал Гонт. — Заходите в этот чёртов дом, если вам так хочется!

В доме было, наверное, всего три крошечных комнатки. Из самой большой, служившей одновременно кухней и гостиной, выходило ещё две двери. Морфин, в толстых пальцах которого извивалась живая гадюка, сидел в грязном кресле у дымящего очага, тихо напевая на змеином языке:

Ши, ши, ши, ползёт змеюшка,

Мой домашний зверь.

Будь послушной, или Морфин

Пригвоздит тебя на дверь.

Из угла рядом с открытым окном послышался шум, и Гарри понял, что в комнате есть ещё один обитатель. Это была девушка, чьё заношенное серое платье сливалось по цвету с грязной каменной стеной. Она стояла возле закопчённой дочерна плиты, на которой что-то кипело в котелке, и переставляла какие-то жалкие горшки и сковородки на полке. Её волосы были жидкими и тусклыми, лицо — бледным, простоватым, с грубыми чертами, а глаза, как и у брата, косили. Девушка казалась чуть опрятнее обоих мужчин, но всё же Гарри подумал, что ещё никогда не видел более жалкого существа.

— Моя дочь, Меропа, — неохотно пояснил Гонт, когда Огден вопросительно посмотрел на неё.

— Доброе утро, — сказал Огден.

Она не ответила, бросив испуганный взгляд на отца, отвернулась и продолжила копаться в посуде на полке.

— Что ж, мистер Гонт, — сказал Огден, — перейдём сразу к делу. Мы имеем основания полагать, что прошлой ночью ваш сын, Морфин, колдовал в присутствии маггла.

Раздался оглушительный грохот — Меропа уронила один из горшков.

— А ну подняла! — заорал на неё Гонт. — Ну давай, ползай по полу, вроде грязной магглы. Палочка тебе для чего, тунеядка чёртова?!

— Мистер Гонт, прошу вас! — потрясённо воскликнул Огден, а уже успевшая поднять горшок Меропа пошла красными пятнами, снова его уронила, робко достала из кармана палочку и, указывая на горшок, торопливо пробормотала какое-то неразборчивое заклинание, из-за чего он улетел от неё через всю комнату и стукнулся о противоположную стену, расколовшись надвое.

Морфин расхохотался. Гонт закричал:

— Почини его, тупая дубина, почини!

Меропа, спотыкаясь, пересекла комнату, но прежде чем она успела поднять палочку, Огден уже поднял свою и уверенно сказал:

— Реставрито!

Половинки горшка тут же срослись вместе.

Сначала казалось, что Гонт вот-вот заорёт и на Огдена, но потом он, видимо, передумал и вместо этого язвительно обратился к дочери:

— Повезло тебе, что здесь оказался добрый человек из Министерства, да? Может, он наконец-то заберёт тебя с моей шеи, может, он не против грязных сквибов…

Ни на кого не глядя, не поблагодарив Огдена, трясущимися руками Меропа подняла горшок и поставила его обратно на полку. Она стояла совершенно неподвижно, прижавшись спиной к стене между грязным окном и плитой, словно желая слиться с камнем и исчезнуть отсюда.

— Мистер Гонт, — снова начал Огден. — Как я уже сказал, причина моего визита…

— Я это уже слышал! — огрызнулся Гонт. — Чего тут такого? Маггл получил по заслугам — и что с того?

— Морфин нарушил магический закон, — строго сказал Огден.

— «Морфин нарушил магический закон», — кривляясь, передразнил Гонт. Морфин снова загоготал. — Он всего-навсего преподал грязному магглу урок, разве это теперь незаконно, а?

— Да, — ответил Огден, — боюсь, что так.

Он вытащил из внутреннего кармана небольшой свиток пергамента и развернул его.

— Это что, приговор? — возмутился Гонт.

— Это вызов в Министерство на слушание…

— Что? Вызов? Да кто ты такой, чтобы вызывать моего сына куда бы то ни было?

— Я глава Отдела исполнения магических законов, — ответил Огден.

— И что вы там себе думаете — мы отбросы, да? — заорал Гонт, надвигаясь на Огдена и тыча в него грязным жёлтым ногтем. — Отбросы, которые тут же примчатся, стоит только Министерству их позвать? Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, ты, грязный маленький нечистокровка, а?

— Мне казалось, я разговариваю с мистером Гонтом, — осторожно ответил Огден, но не отступил.

— Вот именно! — зарычал Гонт.

На миг Гарри подумал, что Гонт делает неприличный жест, но потом понял, что тот показывает Огдену уродливый перстень с чёрным камнем, надетый на его средний палец, размахивая им перед глазами у Огдена.

— Видишь это? Видишь? Знаешь, что это? Знаешь, откуда он? Уже несколько столетий он принадлежит нашей семье — так глубоко в прошлое уходят наши корни, и мы все как есть чистокровные! На камне вырезан герб Певереллов! Знаешь, сколько мне предлагали за этот перстень?

— Понятия не имею, — ответил Огден, моргнув, когда перстень пронёсся в дюйме от его носа. — И всё это совершенно не относится к делу, мистер Гонт. Ваш сын нарушил…

Взвыв от ярости, старик кинулся к дочери. Гарри даже показалось сначала, что он собирается её задушить, так свирепо он схватил её за горло. В следующее мгновение Гонт подтащил Меропу к Огдену за золотую цепочку на шее.

— Видишь? — рявкнул он на Огдена, потрясая увесистым золотым медальоном. Бедная девушка задыхалась и ловила ртом воздух.

— Вижу, вижу! — поспешно подтвердил Огден.

— Слитерина! — воскликнул Гонт. — Это — Салазара Слитерина! Мы последние из его потомков! Что ты на это скажешь, а?

— Мистер Гонт, ваша дочь! — обеспокоенно предупредил Огден, но Гонт уже отпустил Меропу. Она поплелась обратно в угол, подальше от отца, растирая шею и жадно дыша.

— Вот! — заключил Гонт торжествующе, как будто он только что окончательно и бесповоротно отстоял свою точку зрения в невероятно сложном вопросе. — Поэтому не стоит разговаривать с нами, будто мы — грязь на ваших сапогах! За нами стоят поколения чистокровных, и всё волшебники — не думаю, что ты можешь похвастаться тем же самым.

Он сплюнул на пол, прямо под ноги Огдену, а Морфин снова дико заржал. Меропа молча сидела у окна, съёжившись и склонив голову, отчего её жидкие волосы закрывали лицо.

— Мистер Гонт, — настойчиво продолжил Огден. — Боюсь, что ни ваши, ни мои предки здесь совершенно ни при чём. Я пришёл из-за Морфина, Морфина и маггла, на которого он накинулся вчера вечером. По нашим сведениям, — он взглянул на свиток пергамента, — Морфин заколдовал или проклял упомянутого маггла, в результате чего тот покрылся весьма болезненными фурункулами.

Морфин загоготал.

— Тише, мальчик, — проворчал Гонт на змеином языке, и Морфин снова затих.

— Ну и что, даже если и так? — вызывающе спросил Гонт. — Уж, наверное, вы сразу почистили его мерзкое маггловское лицо, да и память…

— Вряд ли это имеет значение, мистер Гонт, ведь верно? — перебил Огден. — Это было немотивированное нападение на беззащитного…

— А я как только тебя увидел, так сразу понял, что ты магглофил, — усмехнулся Гонт, снова сплюнув на пол.

— Так мы ни к чему не придём, — твёрдо сказал Огден. — Из поведения вашего сына явствует, что он совершенно не раскаивается в содеянном, — он снова заглянул в пергамент. — Морфин должен явиться на слушание четырнадцатого сентября, где ему будет предъявлено обвинение в использовании магии в присутствии маггла и причинении этому магглу увечий и морального уще…

Тут он замолчал. Из открытого окна доносились позвякивание сбруи, цоканье лошадиных копыт и громкие смеющиеся голоса. Очевидно, извилистая дорожка к деревне проходила очень близко от рощи, в которой стоял дом. Гонт замер и прислушался, выпучив глаза. Морфин зашипел и с голодным выражением лица повернулся на звук. Меропа подняла голову. Гарри заметил, что её лицо побелело.

— Господи, какое уродство! — раздался голос девушки, слышный так же хорошо, как если бы она стояла прямо в комнате. — Том, разве твой отец не может снести эту лачугу?

— Она не наша, — прозвучал голос молодого человека. — Нам принадлежит всё, что находится по ту сторону долины, а это дом старого нищего Гонта и его детей. Его сын — просто сумасшедший, ты, верно, слышала, что о нём болтают в деревне…

Девушка рассмеялась. Звяканье и цокот становились всё громче и громче. Морфин приподнялся в кресле.

— Сиди на месте , — предостерегающе сказал Гонт на змеином языке.

— Том, — снова раздался голос девушки так близко, что стало ясно — они сейчас прямо перед домом, — может, я ошибаюсь, но, кажется, кто-то приколотил змею к двери.

— О господи, и правда! — воскликнул молодой человек. — Это, наверное, его сын, я же тебе говорил, что у него с головой не в порядке. Сесилия, дорогая, не смотри туда.

Теперь звяканье и цокот затихали.

— Дорогая , — прошептал Морфин на змеином языке и посмотрел на сестру. — Он назвал её дорогой. Значит, ты ему не нужна .

Лицо Меропы стало настолько белым, что Гарри казалось, она сейчас упадёт в обморок.

— Как это понимать? — также на змеином языке резко спросил Гонт, переводя взгляд с сына на дочь. — Что ты сказал, Морфин?

— Ей нравится пялиться на этого маггла , — ответил Морфин, злобно глядя на перепуганную сестру. — Она всё время торчит в саду, а когда он проезжает мимо, пялится на него через ограду, так ведь? А вчера вечером…

Меропа умоляюще замотала головой, но Морфин безжалостно продолжал:

— …высовывалась из окна, ждала, когда он поедет домой.

— Высовывалась из окна, чтобы посмотреть на маггла? — тихо переспросил Гонт.

Все трое, похоже, напрочь забыли об Огдене, который был ошеломлён и рассержен этим взрывом непонятного шипения и свиста.

— Это правда? — страшным голосом спросил Гонт, надвигаясь на окаменевшую от страха девушку. — Моя дочь, чистокровный потомок Салазара Слитерина, сохнет по мерзкому, грязнокровному магглу?

Вжимаясь в стену, Меропа отчаянно трясла головой, похоже, онемев от ужаса.

— Ноя проучил его, отец! — захихикал Морфин. — Проучил, когда он проезжал мимо. Весь в нарывах, он уже не был таким красавчиком, а, Меропа?

— Ты гнусный маленький сквиб, мерзкая маленькая отступница! — заорал Гонт, вцепившись в шею дочери.

Гарри и Огден одновременно воскликнули «Нет!»; Огден поднял палочку и выкрикнул: «Релаксио! »

Гонта отшвырнуло от дочери. Опрокинув стул, он упал на спину. Разъярённый Морфин вскочил со своего кресла и кинулся на Огдена, размахивая окровавленным ножом и без разбору швыряясь заклятиями.

Спасаясь от него, Огден кинулся бежать. Дамблдор показал Гарри, что они должны следовать за ним, и тот послушался; правда, крики Меропы всё ещё отдавались у него в ушах.

Огден взбежал вверх по тропе и, прикрывая руками голову, с треском проломился сквозь кусты на главную дорогу, где едва не попал под копыта холёного гнедого коня, на котором ехал темноволосый молодой человек, очень привлекательный на вид. Он и красивая девушка на белой лошади рядом с ним расхохотались при виде Огдена, который отскочил от конского бока и снова кинулся бежать сломя голову, в развевающемся сюртуке, с головы до пят покрытый пылью.

— Я думаю, на сегодня хватит, — сказал Дамблдор, взял Гарри под локоть и потянул за собой. В следующую секунду они оба уже неслись сквозь мрак, пока не оказались в кабинете Дамблдора, теперь погружённом в сумерки.

— Что произошло с девушкой из этого дома? — сразу же спросил Гарри, пока Дамблдор взмахами волшебной палочки зажигал лампы. — С Меропой или как её звали?..

— О, она осталась жива, — ответил Дамблдор, снова усаживаясь за свой стол и делая знак Гарри, чтобы тот тоже садился. — Огден телепортировался в Министерство и через пятнадцать минут вернулся с подкреплением. Морфин и его отец пытались оказать сопротивление. Но их обоих арестовали и увезли из дома, а впоследствии их осудил Совет Мудрейшин. Морфин, за которым уже числились другие нападения на магглов, получил три года Азкабана, а Дволлодер, ранивший, помимо Огдена, ещё нескольких работников Министерства, — шесть месяцев.

— Дволлодер? — изумлённо переспросил Гарри.

— Именно, — подтвердил Дамблдор, одобрительно улыбаясь. — Рад, что ты догадался.

— Так этот старик и есть…

— Правильно, это дед Волдеморта, — сказал Дамблдор. — Дволлодер, его сын Морфин и его дочь Меропа были последними из Гонтов, очень древнего рода волшебников, известного своей склонностью к неуравновешенности и жестокости, которая всё усиливалась из поколения в поколение благодаря их обычаю заключать родственные браки. Нехватка здравого смысла вместе с любовью к роскоши привели к тому, что за пару веков до рождения Дволлодера семейное состояние было уже растрачено. Он, как ты заметил, жил в нищете и грязи, унаследовав лишь отвратительный характер, невероятное высокомерие, непомерную гордыню и небольшую кучку семейных реликвий, которыми дорожил так же, как собственным сыном, и гораздо больше, чем дочерью.

— Так Меропа… — произнёс Гарри, наклоняясь вперёд и глядя на Дамблдора. — Так Меропа — это… сэр, значит, она… мать Волдеморта?

— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — И так случилось, что мы мельком увидели его отца. Наверное, ты обратил внимание?

— Маггл, на которого напал Морфин? Тот самый, на коне?

— Молодец, — улыбнулся Дамблдор. — Да, тот красивый маггл, который часто проезжал мимо дома Гонтов и в которого безумно влюбилась Меропа, — Том Ребус-старший.

— И они потом поженились? — с недоверием спросил Гарри, который не мог себе представить двух других людей, настолько мало подходивших друг другу.

— Мне кажется, ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что Меропа была ведьмой. Я думаю, что, пока над ней измывался отец, ей вряд ли удавалось в полной мере проявить свою магическую силу. Но когда Дволлодера и Морфина надёжно заперли в Азкабане, когда она впервые в жизни оказалась свободной, тогда, я уверен, она и смогла дать волю своим способностям и придумать, как вырваться из тех ужасных условий, в которых прожила восемнадцать лет.

Поразмысли теперь, каким образом Меропа могла заставить Тома Ребуса забыть свою подругу из магглов и влюбиться в неё саму?

— Заклятье Империус? — предположил Гарри. — Или любовное зелье?

— Превосходно. Лично я склонен предполагать, что она использовала последнее. Уверен, это должно было показаться ей намного романтичнее. Наверняка, она просто предложила ему стакан воды, когда Том в одиночестве проезжал мимо в жаркий денёк. Так или иначе, уже спустя несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы только что стали, деревню Малый Ганглетон потряс ужасный скандал. Можешь вообразить себе слухи, которые поползли после того, как сын самого влиятельного землевладельца в округе сбежал с Меропой, дочерью нищего.

— Но их потрясение не шло ни в какое сравнение с шоком Дволлодера. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая, что дочь послушно ждёт его с горячим обедом на столе. Однако вместо этого он обнаружил толстый слой пыли и её прощальное послание, в котором она сообщала о своём поступке.

Насколько мне удалось выяснить, с тех пор он больше никогда не упоминал её имени и не вспоминал о её существовании. Возможно, его скорой смерти способствовало потрясение от её исчезновения, или же он так и не научился содержать себя сам. Азкабан очень сильно расшатал его здоровье, и он не дожил до возвращения Морфина.

— А Меропа? Она… она умерла, да? Ведь Волдеморт вырос в приюте?

— Совершенно верно, — ответил Дамблдор. — Здесь мы можем лишь строить догадки, однако, думаю, нетрудно понять, что произошло. Видишь ли, через несколько месяцев после своей скоропалительной женитьбы Том Ребус снова объявился в поместье, но уже без жены. Соседи сплетничали, будто он говорил о том, что был «введён в заблуждение» и «обманут». Я убеждён, он думал, что находился под действием чар, которые потом исчезли. Хотя, осмелюсь предположить, он выражался иначе из страха прослыть ненормальным. На основании его слов деревенские жители пришли к выводу, что Меропа солгала Тому Ребусу, притворившись, будто ждёт от него ребёнка, и поэтому он на ней женился.

— Но у неё был ребёнок!

— Но только через год после свадьбы. Том Ребус бросил её, когда она была ещё беременна.

— А что случилось? — спросил Гарри. — Почему любовное зелье перестало действовать?

— Опять же, это всего лишь догадка, — ответил Дамблдор, — но мне кажется, что Меропа, безумно влюблённая в мужа, не могла больше подчинять его с помощью магии. Думаю, она просто прекратила давать ему зелье. Не исключено, что она, потеряв голову от страсти, убедила себя в том, что теперь Том Ребус и так уже её полюбил. Возможно, она надеялась, что он останется с ней из-за ребёнка. Но она ошибалась. Он бросил её, они никогда больше не виделись, и он ни разу не пытался узнать о судьбе своего сына.

Небо за окном стало чернильно-чёрным, и лампы в кабинете Дамблдора казались ярче, чем раньше.

— Думаю, на сегодня хватит, Гарри, — сказал Дамблдор спустя несколько секунд.

— Да, сэр, — ответил Гарри.

Он поднялся на ноги, но не ушёл.

— Сэр… это важно — знать всё о прошлом Волдеморта?

— Очень важно, я полагаю, — отозвался Дамблдор.

— И это… это как-то связано с пророчеством?

— Это очень тесно связано с пророчеством.

— Понятно, — сказал Гарри, одновременно сбитый с толку и успокоенный.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг ему пришёл в голову ещё один вопрос, и он снова обернулся к директору.

— Сэр, могу я поделиться с Роном и Эрмионой тем, что вы рассказали мне?

Дамблдор на мгновение задумался, а затем ответил:

— Да, думаю, мистер Висли и мисс Грейнджер доказали, что им можно доверять. Но, Гарри, я бы хотел попросить тебя взять с них слово не говорить об этом больше никому. Будет не очень хорошо, если всем станет известно, как много я знаю — или догадываюсь — о тайнах лорда Волдеморта.

— Нет, сэр, я обещаю, что об этом будут знать только Рон и Эрмиона. Спокойной ночи.

Он снова повернулся и уже почти открыл дверь, когда увидел его. Он лежал на одном из тонконогих столиков с множеством хрупких серебряных инструментов — уродливый золотой перстень, увенчанный большим треснутым чёрным камнем.

— Сэр, — сказал Гарри, уставившись на него. — Этот перстень…

— Да? — спросил Дамблдор.

— Он был у вас на пальце, когда мы приходили к профессору Хорохорну той ночью.

— Да, был, — согласился Дамблдор.

— Но разве… сэр, разве это не тот самый перстень, который Дволлодер Гонт показывал Огдену?

Дамблдор наклонил голову.

— Именно он.

— Но как он… Он всегда был у вас?

— Нет, он попал ко мне совсем недавно, — ответил Дамблдор. — На самом деле, всего за несколько дней до того, как я забрал тебя от дяди и тети.

— То есть, примерно тогда, когда вы повредили руку, сэр?

— Да, Гарри, примерно тогда.

Гарри замешкался. Дамблдор улыбался.

— Сэр, что случилось?..

— Уже слишком поздно, Гарри. Об этом ты услышишь в другой раз. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр.