"Донья Барбара" - читать интересную книгу автора (Гальегос Ромуло)

XII. Когда-нибудь мечта станет пылью

Велико было удивление Антонио, когда на следующий день, пригласив Сантоса посмотреть, как сильно продвинулась граница Эль Миедо в альтамирские земли, он, подъехав вдвоем с ним к Маканильялю, увидел, что дом Мондрагонов стоит на старом месте.

– Его перенесли сегодня ночью! – воскликнул Антонио. – Вот где стоял межевой столб. Яма-то осталась.

– Ну, что же, – проговорил Сантос. – Теперь он стоит там, где полагается, и вопрос можно считать улаженным, по крайней мере на данный момент. А чтобы в будущем дом не переехал обратно, мы огородимся с этой стороны.

Но Антонио заметил:

– Вы хотите сказать, что признаете эту границу и согласны уступить донье Барбаре то, что она так нечестно выиграла у вас?

– Решения суда – свершившийся факт. Они давно вступили в законную силу. В свое время я мог бы опротестовать многие из них, если не все; но я не умел защищать собственные интересы… Да земли и без того достаточно. Вот скота я не вижу. Одно-два стада виднеются в саванне.

– Скот тоже есть, – возразил Антонио. – Только он одичал и живет в укрытиях. Я уже говорил вам, в Альтамире много дикого скота. Мы, ваши друзья, всякими хитростями старались не приручать ого. Только так и можно было сохранить его в отсутствие хозяина. Работники – вот что нам нужно.

– Действительно, опустела Альтамира. Раньше здесь повсюду виднелись дома, люди.

– Бальбино, как заступил управляющим, так последних поселенцев выжил, чтобы никто не мешал соседям угонять альтамирский скот.

– Значит, донья Барбара – не единственный мой враг?

– Она-то делала с вашим добром, что ее душе угодно; и Другие не терялись, загребали в свое удовольствие. Возьмите, к примеру, хоть водопои. Их уничтожили в Альтамире, зато устроили поближе к своим владениям, и скот сам пошел к ним в руки. В полдень пошлют к такому водопою нескольких пеонов с арканами, те и пригонят целое стадо. Вон там, вдалеке, идет стадо, видите? Оно держит путь к водопоям на Брамадоре. Раньше эти земли были лусардовскими, а теперь принадлежат

Эль Миедо, и бык, который ведет это стадо, можно сказать, уже не ваш. Мы хоть и видели, как пеоны доньи Барбары приучают скотину ходить туда на водопой, а сделать ничего не могли. А уж про «мусью», забравшего в свои лапы Солончаки в Ла Баркеренье, и говорить нечего! Я имею в виду мистера Дэнджера, я вам давеча рассказывал о нем. Этот самому хитрому льянеро сто очков вперед даст. Чуть какая корова зашла в проход Коросалито – он ее забирает себе. Так что первым делом нам нужно вернуть скот к старым водопоям и восстановить изгородь, которая до смерти вашего отца закрывала проход Коросалито. Тогда скот не будет ходить к Солончакам Ла Баркереньи Хотите, сегодня же выроем ямы для столбов?

– К чему такая поспешность? Чтобы определить границы Альтамиры, мне придется прежде посмотреть по документам, какие земли входят в нее, и заглянуть в Закон льяносов.

– Закон льяносов? – переспросил с едкой усмешкой Антонио. – А вы знаете, как его здесь называют? «Закон доньи Барбары». Говорят, его сочиняли по ее заказу и за ее деньги.

– Ничего удивительного, раз тут такие порядки. Но закон есть закон, и его нельзя обходить. Придет время, и закон будет исправлен.

Вечером, ознакомившись предварительно с описью альтамирских земель и разделом о землепользовании в Законе льяносов, Сантос составил письменные извещения на имя доньи Барбары и мистера Дэнджера. Уведомив соседей о своем намерении огородить имение, он просил их в возможно короткий срок вывести из пределов Альтамиры принадлежащий им скот, если таковой будет обнаружен, и, в свою очередь, вернуть альтамирский, находящийся на пастбищах Эль Миедо и Солончаков.

Антонио сам повез эти письма.

«Ну, теперь у доньи Барбары не будет таких доходов, – размышлял он в пути. – Правда, эта затея – поставить изгородь, как указывают бумаги, – пустое дело, нашел где законы блюсти. Но донье Барбаре она все равно придется не по нраву, это уж как пить дать. Так-то, сеньора, кто-то рано или поздно должен был указать вам ваше место».

На следующий день вечером Сантос в сопровождении Антонио отправился в Лусардовскую рощу. После двухчасовой езды по утоптанным пастбищам они въехали в заросли горького метельника, где совсем не было видно следов скота.

Из-за темной рощи поднималась полная луна, разливая печальный свет по бескрайнему, заросшему высокими травами полю.

Антонио пустил коня шагом и, посоветовав Лусардо не шуметь и держаться осмотрительно, поднялся вместе с ним на вершину холма.

– Тихо! – проговорил он. – Сейчас будет такое, чего и представить себе не можете.

Он поднес ко рту сложенные рупором ладони, и пронзительный крик потряс ночную тишину.

Мгновенно со всех сторон поднялся шум. Он нарастал с каждой секундой, и огромное пространство вокруг холма задрожало и загудело от топота многочисленных диких стад.

– Слышите? – воскликнул пеон. – Это тысячи и тысячи неклейменых дичков, которые еще не знают человека. Более семи лет здесь не появлялась ни одна лошадь. А ведь это – пустяки по сравнению с тем, что есть в более глухих местах, по направлению к Кунавиче. Несмотря на все испытания, Альтамира еще жива! То, что скот одичал, спасло хозяйство от полного разорения. Теперь надо его ловить и приручать. Я думаю, пора заняться этими дичками. Как вам кажется? Жаль, что у нас нет хороших ловцов – с таким стадом не всякий совладает. Но я знаю, откуда можно пригласить людей. Кроме того, хорошо бы опять завести сыроварни; те, что были здесь раньше, вполне оправдывали себя. И доход от них неплохой, и молодняк легче приручить. Ведь здешний скот очень уж дикий. Сколько лошадей погубишь, пока переловишь его!

Эти житейские доводы были сами по себе достаточно убедительны, чтобы согласиться на строительство сыроварен; но Сантос Лусардо соглашался с ними еще и потому, что, помимо экономической выгоды, любое начинание, помогающее борьбе с дикостью, было для него делом огромной моральной важности.

На следующий же день в беседе с Антонио Сантос высказал мысль, явно связанную с планом цивилизации льяносов.

– Сегодня только с одного раза нам удалось заарканить пятьдесят дичков, – сообщил ему Сандоваль.

Ловить арканом неклейменый скот – излюбленное занятие апурейских льянеро. Поскольку хозяйства, расположенные в бескрайних саваннах Апуре, не огорожены, скот свободно переходит с земель одного на земли другого. Владельцы хозяйств пополняют свои стада или во время вакерий, когда каждый из них, договорившись с соседями, собирает и метит весь пойманный на своих пастбищах молодняк и неклейменых коров, или в промежутках между вакериями, в любой момент, по праву сильного. Эта примитивная форма обогащения – возможная только в льяносах и узаконенная при условии, что скотовод владеет достаточным количеством земель и голов скота, – мало чем отличается от обыкновенной кражи и представляет собой не работу, а, скорее, излюбленный спорт обитателей льяносов, где до сих пор сила равна закону.

Поэтому Сантос сказал Антонио:

– Все это мешает развитию животноводства: люди думают не о том, чтобы разводить и выращивать скот, а о том, как бы пополнить свои стада за счет чужих. С этим можно покончить, если Закон льяносов обяжет собственников огородить свои владения.

– Может, вы и правы, – заметил Антонио. – Но чтобы узаконить огораживание, пришлось бы сперва изменить самих льянеро. Льянеро не терпит изгородей. Он хочет видеть свою саванну вольной, какой ее создал бог, – именно такой он ее любит. Лиши его этого удовольствия, и он умрет с тоски. Льянеро счастлив, когда может сказать: сегодня я заарканил столько-то голов. Ему безразлично, что сосед говорит то же самое; льянеро всегда уверен: его собственный скот в безопасности, и если соседи воруют, то не у него, а у других.

Тем не менее Лусардо продолжал думать об изгороди. Она явилась бы началом цивилизации льяносов. Всемогущей силе она противопоставит право, своеволие человека ограничит общепризнанным порядком.

Теперь ему было ясно, с чего должен начать истинный цивилизатор: добиваться, чтобы огораживание приобрело в льяносах силу закона.

Мысли одна за другой стремительно проносились в его голове, словно миражи в саванне, когда мчишься на дикой лошади. Проволочная нить – символ деятельности человека, решившего исправить промахи природы, – прочертила бы единственный и прямой путь в будущее на этой земле бесчисленных дорог, где испокон веков гибнут в поисках верного направления людские надежды.

Взволнованный, он громко разговаривал сам с собой: простиравшаяся перед его мысленным взором цивилизованная и процветающая Равнина будущего казалась поистине прекрасной.

День выдался солнечный и ветреный. По траве пастбищ, окруженных иллюзорными, созданными миражем водами, как по морю, катились волны, и над дальними холмами, вдоль линии горизонта, двигались, точь-в-точь как дымки паровоза, столбы подхваченной ветром пыли.

И Сантос – то ли в шутку, то ли забывшись на мгновение, – воскликнул:

– Железная дорога! Там – железная дорога!

И грустно улыбнулся, как улыбается человек, утративший призрачную мечту, но тут же, любуясь проделками озорного ветра на верхушках холмов, восторженно прошептал:

– Когда-нибудь мечта станет былью. В льяносы придет прогресс, и варварство отступит, побежденное. Пусть нам не доведется увидеть этого собственными глазами, но в волнении тех, кто это увидит, будет доля и наших чувств.