"Цветок греха" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 11

Шаннон вовсе не зареклась ходить к каменному кольцу на поле у Мерфи. Она просто проспала в это утро. И ничего удивительного, поскольку ее снова мучили сны. Так она оправдывала себя за поздним завтраком, попивая кофе со сдобными булочками.

Вечером тоже была какая-то вкуснейшая сдоба, к тому же еще эти разговоры о вещих снах – как же тут спать спокойно?

Ясность и реальность сновидений пугали ее. Она не могла не признаться себе, что не только видела, но и чувствовала свой сон. Ощущала спиной жесткий ворс одеяла, покалывание травы, тепло и тяжесть мужского тела – на себе. В себе…

Она вздохнула и прижала руку к лону, туда, где память о сне была еще жива и продолжала рождать желание.

Ей снова снился мужчина, похожий на Мерфи. Впрочем, не совсем похожий. Ярко горели звезды, луна светила, словно белоснежный маяк. Она слышала крик совы. Ощущала на щеке его теплое дыхание. Ее руки, хранившие память о его прикосновениях, слегка болели. И она знала и помнила, даже полностью растворившись в блаженстве, что это в последний раз.

Было мучительно думать об этом тогда и даже теперь, когда она бодрствовала. На глаза навернулись слезы, готовые вот-вот пролиться в чашку с кофе.

«С этим надо кончать», – сказала она себе. Нельзя больше допускать, чтобы ее допекали подобные сны! Иначе ей грозит опасность влиться в ряды пациентов, проводящих часы и дни по кабинетам различных психотерапевтов.

Шум за дверью заставил ее взять себя в руки, придать лицу спокойное выражение. Кто бы ни пришел, она была рада вторжению.

Дверь открылась. Это была Мегги. Не лучший вариант, но по лицу Шаннон, она надеялась, нельзя было прочесть ее чувств.

– Ты тоже заходи, – Мегги обернулась, впуская Кона. – Только веди себя прилично.

Пес нырнул под стол и с шумом опустился на пол, издав облегченный вздох.

– Думаю, вам он не помешает, Шаннон. Привет! Я занесла ягоды для Брианны.

– У нее дела по дому. А Грей работает наверху.

– Положу в холодильник… Хорошо вас покормили у Мерфи?

– Всем все известно. – Шаннон не могла скрыть некоторого раздражения. – Не удивлюсь, если вы даже знаете меню.

Со снисходительной улыбкой Мегги повернулась к ней.

– Конечно же, был цыпленок, я не ошиблась? Он потрясающе умеет его поджарить, особенно для женщин. – Она сняла вязаную шапку, сунула в карман. – Надеюсь, и на этот раз не подкачал?

– Мне кажется, это наша с ним забота, – ругая себя за резкость, но не в силах ничего с собой поделать, ответила Шаннон.

– Вам напрасно кажется. Будьте с ним начеку. Да что она никак не сменит свою противную снисходительную манеру поведения!

– Меня не интересуют ваши советы. Тем более в таком тоне!

Мегги дернула головой. В ее взгляде и голосе была не обида, а пренебрежение, смешанное с возмущением.

– А что же вас интересует, Шаннон Бодин? Вам нравится повыставляться перед мужчиной? Поддразнить его? Просто так, ради развлечения. Впрочем, это, должно быть, свойственно вам от рождения.

Ярость ослепила Шаннон. В глазах поплыли красные блики. Она вскочила, сжала кулаки.

– Будьте вы прокляты! Какое вы имеете право бросать камни в мою мать?!

То, что она услышала в ответ, частично охладило ее:

– Вы правы. Абсолютно правы. Я бы с удовольствием взяла свои слова назад. Приношу свои извинения.

– Как будто я слышала сейчас речи вашей собственной матери, – проговорила Шаннон, приходя в себя.

– Вы сказали точно. Я говорила, как она, и, как она, была не права. Еще раз прошу прощения за эти слова, но не за все остальные, которые были сказаны раньше.

Чтобы успокоиться, Мегги повернулась к плите, зажгла горелку и поставила чайник. Шаннон молчала, и Мегги опять заговорила:

– Поскольку мы здесь вдвоем, будьте откровенны. Вы можете, если хотите, сказать о моем отце то же, что я только что о вашей матери.

Постановка вопроса понравилась Шаннон, она довольно миролюбиво ответила:

– Если и скажу, то постараюсь быть достаточно вежливой.

– Вежливость и лицемерие зачастую идут рука об руку– Шаннон заскрежетала зубами, что доставило удовольствие Мегги.

– Итак, лучше всего, не будем говорить на эти темы. – Мегги налила себе чай. – Случилось так, что в нас течет одна кровь, и это, видимо, не доставляет нам обеим большого удовольствия. Но тут уж ничего не поделаешь. Вы, насколько я могу судить, женщина отнюдь не мягкая. Я тоже не отличаюсь этим качеством. Брианна совсем иная.

– Вы собираетесь защитить ее от меня?

– Если потребуется. Если обидите кого-то из тех, кто мне дорог, я могу вцепиться в вас! – Она сжала зубы так, что скулы у нее заострились. – Постарайтесь меня понять. Брианна впустила вас в свое сердце, а это многого стоит. То же сделает и Мерфи. Если уже не сделал.

– Зато вы закрыли его еще плотнее. И душу тоже. – Шаннон не могла удержаться, чтобы не сказать этого.

– А вы сами? С какими чувствами приехали сюда вы? Воображаете, никому не заметно? Вы не хотите знать, как страдал все годы наш отец. Думаете только о себе. Судите только со своей колокольни. Для вас ничего не значит, что он за всю свою жизнь не мог сделать того, что хотел. О чем мечтал. Что он…

Она пошатнулась, потому что почувствовала головокружение. Хотела сесть, но снова ее качнуло. Шаннон поддержала ее за плечи.

– Да сядьте же, ради бога!

– Ничего. Все в порядке. Не надо помогать мне. Она бессильно плюхнулась на стул.

– Дышите! Дышите глубже! – Шаннон в отчаянии трясла ее за плечи, не зная, что делать. – Я позову Грея. Он вызовет врача.

– Не надо никакого врача. – Преодолевая головокружение, Мегги ощупью нашла руку Шаннон, слегка сжала ее. – Не отрывайте его от работы. Все дело в моей беременности. У меня было так же, когда я носила Лайама. В первые несколько недель.

Недовольная собой, Мегги откинулась на спинку стула. Ей уже становилось лучше, но она еще боялась открыть глаза, чтобы опять все не завертелось перед ними. Что это? На лоб ей легла влажная ткань.

– Спасибо.

– Вот, выпейте воды. – В руку ей вложили стакан. – Как вы побледнели! Вам правда лучше?

– Да. Это мудрая природа напоминает женщине, что через девять месяцев будет еще хуже. Чтобы мы не забывались.

– Очень мило с ее стороны! – Шаннон не сводила тревожных глаз с лица Мегги. – Почему вы захотели второго ребенка так скоро?

– Люблю бросать вызов нашей жизни. Кроме того, хочу иметь больше детей, потому что не верила, что у меня вообще они будут. А как удивительно интересно наблюдать за собой, за своими ощущениями.

Головокружения, тошнота по утрам, потом делаешься толстой, как поросенок к празднику. Разве не чудеса?

– Верю вам на слово. У вас уже нормальный цвет лица.

– Тогда перестаньте глазеть так, словно видите у меня за спиной крылья. – Она сняла со лба влажную тряпку. – Еще раз спасибо.

Шаннон облегченно вздохнула.

– Не стоит благодарности.

– И прошу вас никому не говорить о моем самочувствии. Особенно Бри и Рогану.

– Вы не любите, чтобы вас защищали. Предпочитаете это делать сами?

– Возможно.

Шаннон в задумчивости барабанила пальцами по столу. Она думала, что сейчас они с Мегги незаметно для себя пересекли какой-то барьер и вышли на новые взаимоотношения, которые не мешало бы как-то укрепить. Надо попробовать сделать еще один шаг навстречу.

– Значит, хотите, чтобы я сохранила вашу тайну? – шутливо спросила Шаннон.

– Ну да.

– Тогда услуга за услугу.

– Услуга?

– Да, ставлю вам условие.

– Какое еще условие?

– Хочу посмотреть вашу мастерскую. Мегги с удивлением воззрилась на нее.

– Где я работаю? Мой «стеклянный дом»?

– Именно. Слышала, вы не очень любите, чтобы туда совали нос, но, надеюсь, для меня сделаете исключение. Иначе все узнают, как вы упали в обморок.

– Никуда я не падала! Чепуха! – Мегги уже поднималась со стула, на лице у нее было написано нечто близкое к тому, что можно было назвать доброжелательностью. – Что ж, пошли, если так. Не будем откладывать.

Она вытащила из кармана шапку, напялила на голову.

– Разве мы не поедем?

– Как типично для янки! Ни шагу без колес. Нет, милочка, мы пройдемся.

– Прекрасно, – Шаннон сняла с вешалки куртку, которую дал вчера Мерфи, и поторопилась за Мегги. – А где ваш сын? – полюбопытствовала она.

– Со своим отцом. Роган решил дать мне отдохнуть и взял его с собой в галерею на несколько часов.

– О, и его галерею я тоже хотела бы увидеть. Я была только в нью-йоркском отделении.

– Ну, здесь совсем скромно. Роган хотел, чтобы это выглядело не как музей, а скорее как дом, уставленный предметами искусства. И все они сделаны руками только ирландских художников и ремесленников. Он существует лишь один год, этот домик.

Она проворно перескочила через первую ограду на поле, словно несколько минут назад не было у нее никакого полуобморочного состояния.

– Вы давно поженились с Роганом? Не оборачиваясь, Мегги ответила:

– Скоро будет два года. Роган занимался женитьбой одновременно со строительством музея. Не знаю, чем больше. – Она улыбнулась, вспоминая это время и как она яростно сопротивлялась его предложению о браке. – А вы? – спросила она, когда Шаннон поравнялась с ней. – Вас кто-то поджидает дома с этой же целью?

– Нет. – И в этот момент, словно по заранее запланированному сценарию, до нее донесся гул машины, и на дальнем поле из-за склона холма выполз трактор с уже знакомой фигурой мужчины в кабине. Это был Мерфи. – Я больше думала о карьере, – призналась она.

– О, мне это тоже знакомо. – Мегги помахала рукой – правда, без особой надежды, что Мерфи заметит. – Отправился в свое болото за торфом. Сегодня подходящий день для этого. Он не любит топить углем или дровами, – зачем-то объяснила она.

«Красивая картина, – думала Шаннон. – Волнистые зеленые поля, серый камень оград, изящный красный трактор и мужественный человек за рулем». Хотя черты этого человека она видеть не могла, но хорошо их помнила. Как ни странно!

– После смерти отца, – говорила тем временем Мегги, – Мерфи один взялся за дело. И все хозяйство, и сам дом у него такие, о чем и мечтать не могли ни его отец, ни тем более мой. Тут ведь была раньше земля Конкеннанов. Несколько поколений назад, так рассказывают, вся она принадлежала двум братьям, которые поделили ее между собой. Один из них пахал, сеял и собирал урожай, другой предпочитал бутылку. Они ссорились друг с другом, их жены чуть не дрались.

– Звучит как начало многих сказок или даже романа, – улыбнулась Шаннон.

– Да, но конец не очень хороший, – продолжала Мегги. – Однажды тот брат, кто прикладывался к бутылке, исчез. Пропал бесследно.

– Это уж почти как история Каина и Авеля.

– Его так и не нашли. И второй брат завладел всей землей.

– Значит, он его и убил?

– Вполне возможно. Вдове своего пропавшего брата и ее детям он выделил небольшой дом. В нем теперь живу я. Вот он, вы его уже видите. Сейчас он стал больше, мы пристроили кабинет для Рогана и детскую. Так же, как сделала Брианна. Но Роган на этом не остановился: хочет еще увеличить размеры дома, чтобы он стал этаким фамильным гнездом. У него прямо пунктик какой-то. И знаете, я тоже стала видеть в этом смысл.

– Мне казалось, вы очень независимы по характеру.

Шаннон хотела добавить, что она сама такая же, но промолчала.

– Так оно и есть, – охотно согласилась Мегги. – Но Роган многое изменил во мне. – Они подошли к невысокому каменному строению. – Вы хотели зайти в мастерскую? Только одно условие: ничего не хватать руками.

– А где же хваленое ирландское гостеприимство?

– К черту его, когда дело касается искусства! – Она с улыбкой отворила дверь. – Входите.

Жара в помещении была нестерпимой. Шаннон поняла также причину гула, который слышала уже на подходе к дому, не догадываясь о его происхождении. Была зажжена печь для обжига, и ей стало неудобно, что напросилась в гости, тогда как хозяйка собиралась работать.

Но куда сильнее, чем чувство вины, было любопытство. Ведь этот вид искусства – вернее его процесс – был ей, как и большинству людей, совершенно незнаком. Она увидела множество скамеек, заваленных диковинными инструментами, кусками картона с эскизами, готовыми и еще не завершенными изделиями. Посередине возвышалось огромное деревянное кресло с широченными подлокотниками и вырезанными в них пазами и канавками. Тут же стояли бачки с водой и песком.

В углу, словно составленные копья, торчали металлические шесты.

– Это стеклодувные трубки?

– Понтии, – ответила Мегги. – На их концах собирают стекло, которое плавится в печах. Трубка нужна для выдувания пузырей.

– Стеклянный пузырь! – воскликнула Шаннон. – Целый шар, да? И уже из него вы делаете то, что хотите?

– То, что чувствую. Потом нужно произвести вторую плавку, прокатать, остудить, придать форму, которую мы называем «кожа». А затем начинается работа в этом кресле, откуда вам придется то и дело бегать к плавильной печи. Вы будете крутить и вертеть понтию, или трубку, бороться с силой земного притяжения, делать еще десятки всяких вещей. – Мегги, прищурившись, взглянула на Шаннон. – Хотите попробовать?

Отступать Шаннон не привыкла.

– Почему бы и нет?

– Сделаем что-нибудь простенькое. – Мегги начала подбирать инструменты. – Например, шар с плоским днищем. Вроде пресс-папье, которое теперь безнадежно устарело.

Через минуту на руках у Шаннон уже были тяжелые перчатки, в правой руке – понтия. Следуя указаниям Мегги, она погрузила инструмент в плавку, повернула его.

– Не спешите! – рявкнула Мегги. – Это требует времени.

И особого умения, как поняла Шаннон. И выдержки. И силы. В общем, работенка не для слабых. Пот уже ручьями тек у нее по спине, но она забыла обо всем, когда увидела, как на конце трубки начал образовываться стеклянный пузырь.

– Я выдула его!

– Еще нет. Давайте-ка…

Мегги управляла ее руками, показывая, как сделать вторую плавку, обкатать на мраморной доске. Она объясняла каждое движение, каждый шаг, и им обеим казалось, что они работают в паре, и обе получали от этого удовольствие.

– Ой, как здорово! Красотища! Довольная, как ребенок, Шаннон уставилась на стеклянный шар.

– Не теряйте времени! Теперь делайте основание плоским. Понятно? Осторожно! Так, неплохо… У вас ловкие руки. – Мегги передвинула трубку, показала, как присоединить другой ее конец к понтии. – Теперь ударьте сильней! Хорошо!

Шаннон зажмурила на мгновение глаза, а когда открыла, стеклянный шар был уже на понтии.

– Теперь опять в печь! – В голосе Мегги слышалось нетерпение. – Быстрее! Нагрейте край… Не очень сильно… Снова в печь! На обжиг! Теперь берите этот напильник. Ударьте опять…

После того как стеклянный шар утвердился на толстой асбестовой подставке, Мегги закрыла дверцу печи и включила таймер.

– Все как в сказке! – Шаннон еще не вышла из состояния возбуждения.

– Вы неплохо действовали, – одобрила ее работу Мегги. – У вас и руки на месте, и голова.

– Вы очень любезны.

Она жадно прильнула к кружке с водой. Потом начала проглядывать эскизы, разбросанные по скамьям. – Здесь есть просто превосходные. Я видела уже некоторые ваши рисунки в Нью-Йорке.

– Я не художник, – без ложной скромности сказала Мегги. – Но Роган, как деловой человек, считает, что все сделанное нужно использовать. Поэтому отобрал, какие ему больше понравились.

– Если вы скажете, что ваши работы по стеклу значительней ваших рисунков, я спорить не стану, Мегги.

– Неужели? – Мегги чуть не подавилась соком, который отпила из банки.

– Надеюсь, я вас не обидела?

– Нисколько. А вы ведь художник? Уверена, необходим особый талант, чтобы делать рекламу… Берите сок, Шаннон.

Прекрасно. Обменялись комплиментами. Что дальше?

– Боюсь, даже у вас, Мегги, если вы попробуете, получится не лучше, чем у меня.

Так. Еще укол. Нужно быстро ответить.

– К сожалению, я не видела ни одной вашей работы, Шаннон. Впрочем, я невнимательно разглядываю рекламу зубной пасты.

Ну, это уж слишком! Шутки зашли довольно далеко.

Шаннон схватила лежащий на одной из скамеек кусок грифеля, стала рыться в ворохе бумаги в поисках чистого листка. Нашла его, сделала несколько быстрых штрихов.

Мегги притихла, медленно потягивая сок.

Шаннон уже успокоилась, движения рук стали медленнее, более плавными, она с головой ушла в работу.

Через некоторое время Мегги, бросив ленивый взгляд на не законченный еще рисунок, удивленно воскликнула:

– Да ведь это Лайам! – Голос у нее смягчился и даже, кажется, чуть дрогнул, когда она добавила: – У вас прекрасная зрительная память.

На рисунке уже были изображены голова и плечи, и Шаннон дорисовывала лицо: в глазах появилась проказливость, возле рта – упрямство; но губы готовы вот-вот дрогнуть в улыбке.

– Как вы хорошо ухватили его суть. Голос Мегги заставил Шаннон внимательно взглянуть на говорящую.

– Только, пожалуйста, не надо слез. Прошу вас.

– А, это все гормоны играют. Помимо воли. При моем состоянии… Что ж, должна признать, в рисунке вы меня превзошли.

– Заявление принимается. – Шаннон написала свои инициалы на уголке листа, протянула Мегги. – В обмен на любое изделие ваших рук, – усмехнулась она.

– Не на любое. Я отберу для вас. Вытирая пальцы тряпкой, Шаннон попросила, не поднимая головы:

– Расскажите мне о Томасе Конкеннане.

Это не были просто слова – она почувствовала острую необходимость узнать побольше об этом человеке – своем отце – и была не меньше Мегги удивлена своей внезапной просьбой.

Ответ она услышала не сразу.

– Пойдемте в дом, – через какое-то время сказала Мегги и, положив руку на плечо Шаннон, прибавила: – Выпьем чаю и поговорим.

Брианна, войдя в кухню к Мегги с корзинкой в одной руке и ребенком в другой, застала их за столом.

– О, Шаннон! Не знала, что вы здесь. – И действительно, она даже подумать не могла, что обе эти женщины могут мирно сидеть вдвоем, распивая чай. – Принесла тебе моего хлеба, Мегги.

– Спасибо. Давайте сразу отрежем по куску и поедим. Я что-то проголодалась.

– Но я не собиралась… – начала Брианна, однако Мегги не дала ей договорить.

– Побудь немного с нами. Твоя Кейла прекрасно поспит в коляске Лайама. Отдохни от вечных дел.

– Хорошо, но недолго.

– Она боится, что при ней мы сразу начнем ругаться, – с улыбкой сказала Мегги. – Не бойся, сестренка.

– У Брианны очень мягкий характер, – вежливо заметила Шаннон.

– Да, но до поры до времени. Верно, Бри? Кстати, это она обнаружила письма вашей матери. Отец держал их на чердаке, в коробке, куда складывал всякие ненужные вещи. Письма он туда положил для конспирации. И был прав – Бри их нашла совершенно случайно, уже после того, как наша мать переехала в другой дом. А при ней мы даже избегали говорить об отце.

– У них были такие плохие отношения?

– Лучше не вспоминать. Они познакомились уже в зрелом возрасте. Это была, видимо, вспышка. Внезапная страсть. И больше ничего. Хотя он говорил мне, что была и любовь. В самом начале.

– Мегги, – нерешительно сказала Брианна, – может быть, Шаннон неинтересны эти подробности. И ей бы не хотелось…

– Вы правы, – перебила ее Шаннон. – Сперва я думала избежать пространных разговоров об этом. О вашем отце, о моей матери. Ведь у меня… – Она взглянула на обеих сестер. – Вы должны понять. У меня всю жизнь был мой отец.

Воспользовавшись наступившим молчанием, Мегги произнесла:

– Разве не счастлива женщина, которая может сказать: у меня было два отца, и оба любили меня. – Видя, как Шаннон качает головой, она с жаром продолжала: – Он был с любящей душою! И великодушной. Чересчур великодушной порою. Как отец он был очень добрым, терпеливым, готовым на разные выдумки, чтобы порадовать детей. Он не был слишком умен или удачлив. И никогда не умел завершать начатое. Бросал на полдороге.

– Зато как умел развеселить или утешить! – подхватила Брианна. – И какие у него всегда были грандиозные планы и мечты, которые так и оставались мечтами. Он хотел стать богатым, но был богат друзьями, а не деньгами. Помнишь, Мегги, он решил разбогатеть на кроликах? Потратил деньги на клетки, на загоны. Купил кроликов.

– Мать была в ярости! – продолжала тему Мегги. – Кролики во дворе! А мы с тобой – в ужасе, когда узнали, что их разводят для того, чтобы убивать и сдирать шкурки.

– Помнишь, Мегги? Мы уговорили отца, и однажды вечером все трое прокрались, словно воры, во двор, где стояли клетки, и выпустили всех кроликов на свободу. Как они удирали! А мы смеялись, и громче всех наш отец!

– Он не был создан для бизнеса. Ни умом, ни сердцем. Он был по натуре поэтом, но писать стихи не умел и очень горевал, что ему не хватает слов и рифм, и вообще получается! что-то не то.

– Он много раз пытался добиться удачи, но ничего не получалось. Тогда он всю силу своей души обратил на нас. Чтобы мы учились, чтобы стали счастливыми.

– Он добыл деньги и послал меня учиться в Венецию, – делилась воспоминаниями Мегги. – На фабрику стекла. Остров Мурано. Какую битву с матерью он выдержал, чтобы сделать это! Дом сотрясался от злобы. Я уехала, а бедная Брианна осталась жить в постоянной тревоге, что в любой момент может возникнуть новое «извержение вулкана».

– Не преувеличивай, Мегги.

– Я не преувеличиваю. На тебе остался дом, ты полностью вела его. А после смерти отца осталась вдвоем с матерью, ухаживая за ней. Как он любил тебя! Называл своей розой. Его предпоследние слова были о тебе, Бри, ты знаешь. А последние…

Мегги внезапно замолчала.

– Как он умер? – глухо спросила Шаннон. По разрозненным фразам сестер у нее уже начал складываться образ этого человека. Ее настоящего отца. – Долго ли болел?

– Болел, но никто не догадывался об этом. – И сейчас, по прошествии нескольких лет, Мегги было тяжело вспоминать о его смерти. Однако она заставила себя продолжить: – В тот день я искала его, чтобы рассказать о своей радости: у меня купили мою первую работу. Я нашла отца в пивной у Тима О'Малли, и мы там отпраздновали мою удачу. Как он был рад за меня! Как счастлив! День выдался холодный – ветер, ледяной дождь, но отец уговорил меня проехать с ним на его любимое место над океаном. «Луп Хед» называют его у нас.

– Луп Хед? – переспросила Шаннон. Внутри у нее дрогнуло, она вспомнила, что слышала это название от своей матери.

– Да, так его окрестили. Отец любил стоять там на скалах, на самом краю Ирландии, как он говорил, и смотреть в сторону Америки.

«Нет, – подумала Шаннон, – не в сторону Америки, а в сторону той, кто жила в Америке». Она вдруг вспомнила…

– Моя мать говорила мне… сказала перед смертью, что они впервые встретились там. На Луп Хеде.

– О боже! – Брианна крепко стиснула руки. – Бедный отец. Он вспоминал о ней, видел ее каждый раз, когда стоял на том месте.

– Последнее его слово, которое я услышала от него, – сказала Мегги, – было ее имя. Аманда… С ним он умер. – Слезы показались у нее на глазах и потекли по щекам. Мегги не утирала их. – Было очень холодно, как я говорила. Жуткий холод. Я видела, он сам не свой, плохо себя чувствует. Но он не хотел уходить оттуда. Мы разговаривали. Я спросила – в который уже раз, – почему если он несчастлив, то столько лет живет с матерью. Почему терпит? Он пытался объяснить мне, что брак – это ответственность, хороший он или плохой. Священные узы. Я не желала такое слушать. Я всегда хотела спросить и спросила: есть ли, был ли кто-нибудь еще в его долгой жизни. Он сказал мне тогда, что любит одну женщину, и это как стрела в сердце. Так он сказал. У него была ведь душа поэта. Но он не имеет права на эту любовь.

Мегги смахнула слезы, судорожно вздохнула и продолжила:

– Мы разговаривали, а потом он покачнулся, лицо стало таким бледным, было видно даже в полутьме. И он упал на колени, его скрутила боль. Я так испугалась! Я кричала на него, чтобы он встал, пыталась поднять. Он просил священника, но мы были только вдвоем, на скалах, под холодным дождем. Он просил меня быть сильной, не бросать то, чего хочу, о чем мечтаю. Я не могла укрыть его от дождя, не знала, что делать. Он говорил о Брианне, обо мне, о нашей матери. Потом произнес одно только имя: Аманда. И умер.

Мегги вытащила из кармана платок, прижала к лицу и выскочила из комнаты.

– Она до сих пор переживает те минуты, – негромко проговорила Брианна. – Совсем одна. Некому помочь. Как она втащила только его в машину?! Пойду побуду с ней.

– Нет, разреши мне! Пожалуйста. Не дожидаясь согласия, Шаннон рванулась в соседнюю комнату. Мегги стояла у окна, глядя в сад.

– Я тоже была одна с матерью… – начала Шаннон прямо от двери, – когда мать впала в кому – бессознательное состояние, из которого уже не вышла. – Подойдя вплотную к Мегги, она, поддавшись внезапному порыву, обняла ее за плечи. – Жизнь на этом не кончается, Мегги, ни для нас, ни для них. А для нас к тому же пока еще светит солнце. Но все равно мы их потеряли, и такую утрату ничем не возместить.

Мегги молча положила руку на руку Шаннон. Та заговорила снова:

– В тот день она решилась рассказать правду обо мне О себе и о Томасе Конкеннане. Я была жутко зла, обижена. Наговорила ей кучу вещей, которых уже не взять назад. Но я верю, она любила Колина, и знаю, она думала о Томасе перед тем, как покинуть этот мир.

– Можем ли мы осуждать их? – едва слышно спросила Мегги.

– Не знаю. Я и сейчас чувствую себя задетой, оскорбленной. А главное, не понимаю, кто же я на самом деле. Кто мой отец? И как считать – по крови, по жизни? – Ее голос дрогнул, она с трудом справилась с волнением. – Человек, о котором вы с Брианной говорили сейчас, он мне чужой. Я не уверена, что смогу когда-нибудь считать его…

– Я понимаю вас, ваше состояние. Мне такое знакомо. Очень трудно бывает, когда внутри сидит заноза, а ты не знаешь, как ее вытащить.

– Он никогда не стал бы просить ни о чем, что свыше ваших сил. – Это сказала Брианна, тоже вошедшая в комнату. – Он ни от кого ничего не требовал. – Она взяла Шаннон за руку с другой стороны – все трое они стояли теперь у окна, не глядя друг на друга, глядя в сад. – Но мы одна семья. По крови. И только от нас самих зависит, станем ли мы семьей в наших душах.