Глава 11

— Мистер Мальтрейверс, вы очень хитрый человек. — Голос Александра Керра звучал более одобрительно, нежели осуждающе.

— Большинство моих знакомых так не сказали бы, — ответил Мальтрейверс. — Мне говорили, что я могу доставлять неудобства своей прямотой. Она рассматривалась как своего рода моральное препятствие, вывернутое наизнанку. Джордж Вашингтон, должно быть, был неудачник.

— Тогда это великолепная маскировка. Никто не заподозрит человека, о котором известно, что он правдив и прям. — Керр взглянул на Сэлли Бейкер, сидящую на резном с обивкой канапе у окна в эркере его гостиной. — А вы сумеете сыграть свою роль в этом обмане?

— Может быть, мне не придется делать ничего особенного, — ответила она. — Но вы думаете, что это даст какие-то результаты?

— Не могу представить себе, что их не будет, но не спрашивайте, какими они могут быть. Да кроме того, вы и сами догадываетесь.

Мальтрейверс повернулся, чтобы предложить Керру сигарету, которую тот взял.

— Вы ничего не сказали о моих предположениях, — напомнил он. — Что вы о них думаете?

— Они, полагаю, правдоподобны, как и всякие другие, но это не означает, что они верны. Вам нужно решиться и проверить их.

— А какие предположения выдвинули бы вы? Вы знаете Медмелтон лучше меня.

Керр заинтересовался Мальтрейверсом по причинам, которые не мог себе уяснить. Настороженные глаза, как у кошки во время охоты, когда он говорил, и такие же по-кошачьи спокойные — когда слушал. Этот опрятно одетый худощавый мужчина не мог удержаться от искушения и продемонстрировать свой природный ум, который не мог не поразить собеседника на фоне его нарочито наивных замечаний. Когда они с Сэлли Бейкер пришли к Керру, Мальтрейверс затеял в качестве затравки тактичный разговор о том, как в Девоне уходят на пенсию после службы в почтовом ведомстве, и почувствовал некоторую отчужденность. Керр никогда не был женат, так что работа, казалось, должна была бы целиком захватить его. Однако не создавалось впечатления, что он чувствовал в связи с уходом со службы потерю чего-то важного в жизни, не прозвучало обычных пренебрежительных замечаний о том, как упал, по сравнению с его временем, уровень любой работы вообще и не прозвучало никаких ностальгических воспоминаний. И его скупые ответы носили едва заметные признаки легкой фальши. Мальтрейверс ни за что не мог ухватиться, но чувствовал, что способности Александра Керра могли найти в свое время лучшее применение, чем организация доставки национальной почты, какого бы высокого поста он ни достиг на этом поприще.

— Не переоценивайте моего знания Медмелтона. Сэлли скажет вам, что я редко покидаю мой заповедник. — Керр вытащил сигарету и непонятно зачем потряс ею над стеклянной пепельницей. — Тем не менее меня поражает, что вы так мало внимания уделили другим возможным владельцам этого первого издания Ральфа-Сказочника. Вы сосредоточились на тех, кого вы знаете, и, поскольку отвергли супругов-затворников, у вас остался один Бернард Квэкс. Вы добавили к этому предполагаемую интригу и интересную теорию об отце Мишель и… — Он мгновение поколебался: — Ну, не проглядели ли вы чего-нибудь еще более важного, а потому и полученные вами факты можно подогнать друг к другу.

— И я не знаю никого, кто еще имел бы эту книгу, — вставила Сэлли.

— А кто еще может ее иметь? — осведомился Керр. — Если подумать — множество людей. Некоторые семьи жили здесь поколениями и передавали вещи по наследству.

— В таком случае, Бог знает сколько их может быть, — заметила Сэлли. — Чуть не весь Медмелтон.

— Правильно, — подтвердил Керр. — Поэтому если у человека просто есть книга — это еще ничего не доказывает. Нам нужна личность определенного пола, способная принести зло. Учитывая, как хорошо вы знаете деревню, Сэлли, вы, безусловно, можете предположить множество вариантов.

Пойдем таким путем: кто среди тех, у кого может быть эта книга, абсолютно не способен, по-вашему, устраивать эти игры в колдовство или что-то подобное? По крайней мере это органично не свойственно им?

Сэлли помолчала минуту.

— Около дюжины имен мне сразу пришло в голову. Попозже я вспомню и еще кого-нибудь.

— Теперь посмотрим на это с другой стороны, — продолжал Керр. — Возможны варианты. Те, кто долгое время связан с Медмелтоном и в ком вы… как бы это сказать… возможно, сомневаетесь, какие они в действительности. Словом, люди, вызывающие у вас безотчетную тревогу, подозрительность, как бы хорошо вы их ни знали.

— Над этим мне нужно подумать.

— Подумайте!

Мальтрейверса вдруг неожиданно охватило странное чувство: он ощутил, что его как бы нет больше в этой комнате. Керр разговаривал только с Сэлли, терпеливо воздействуя на ее сознание, и ей становилось, судя по ее виду, даже несколько неловко.

— Я думаю… ну, я могла бы представить любого, если б захотела… — Она покачала головой. — Алекс, что вы пытаетесь заставить меня сказать?

— Я хочу, чтобы вы пошире постарались посмотреть на все как человек со стороны.

Воцарилось молчание, после чего заговорил Мальтрейверс:

— Тут, кажется, я — человек со стороны…

— И у вас есть какие-то предположения? — спросил Керр, все еще глядя на Сэлли.

— Я не многих здесь знаю, конечно, но считаю, что Милдред Томпсон — именно она тот человек… совершенно отвратительный.

Керр повернулся к нему:

— Кроме внешности несчастной женщины у вас есть еще какие-нибудь основания считать ее такой?

— Да. Думаю, она не удовлетворена — не только сексуально, но и как личность. Она одинока, неглупа, но жизнь представляет в ее распоряжение только… сплетни, дарит ей расположение некоторых людей, потому что она обслуживает их в своем магазине. И так до самой смерти.

Керр, теперь уже смотря на Мальтрейверса, обратился к Сэлли:

— Есть какие-то возражения по поводу этого анализа?

— Когда это пришло вам в голову, Алекс? — спросила она.

— Давно, но это не было важно тогда. Я регулярно делаю там покупки и наблюдаю, как она ковыряется в жизни людей и буквально впитывает обрывки информации. Мне даже пришло в голову, что она способна шантажировать кого-то. Если бы у нас в Медмелтоне когда-нибудь появились анонимки, я мог бы указать полиции, с кого нужно начать поиски.

— И она из семьи старожилов, у которых мог быть экземпляр первого издания Ральфа-Сказочника, — добавил Мальтрейверс. — Вы тоже очень хитрый человек, мистер Керр.

Керр рассмеялся, и напряжение в комнате спало.

— Я — скучающий старый пенсионер, которому ничего не остается делать — только фантазировать по поводу жизни своих соседей. Не знаю, прав ли я насчет Милдред, может, я ужасно клевещу на нее.

— Но вы полагаете, что нам нужно иметь ее в виду, — заметил Мальтрейверс.

— Не поручусь, что из этого совершенно ничего не выйдет. — Керр поднялся. — А тем временем мы будем пить кофе. Я вернусь через минуту. — Он вышел из комнаты, и они услышали, как он насвистывал на кухне.

— Мне нравится ваш друг, — сказал Мальтрейверс. — Как вы познакомились с ним?

— Через Питера — моего мужа. Они были членами одного клуба.

— О да, вы так и говорили. — Мальтрейверс погасил сигарету. — Так как же насчет Милдред?

— Не знаю. — Сэлли казалась смущенной. — Она могла… ну хорошо, возможно, она вложила эту чепуху в голову Мишель, но я не могу поверить, что она убила кого-то.

— И я тоже, потому что не вижу причины. Но если Мишель играет в эти глупости с заклинанием мертвых, то здесь есть только один мертвец, который, кажется, вписывается в картину. И кто-то убил его.

— Так что же вы собираетесь делать?

— То, что я уже говорил вам, потому что ничего другого я придумать не могу. По крайней мере мы будем подготовлены, если Милдред выдаст себя.

Несколько минут было слышно только, как Керр возился на кухне. Сэлли смотрела в окно, а Мальтрейверс спокойно оглядывал комнату. Машинально он прочел имена авторов и названия книг, стоящих в открытом книжном шкафу рядом с ним. Там оказалось полное собрание сочинений Грэхема Грина, три тома Горация, проповеди Донна, «Дон-Кихот» на испанском, «О революционном граде» Коперника, Мольер и де Квинси. Александр Керр был очень начитанным почтовым служащим. На нижней полке стояло нечто, весьма похожее на первое издание «Визита к мертвецу» — единственной книги Ле Карре, которой не было в библиотеке Мальтрейверса. Он протянул руку, чтобы вытащить ее. Это было первое издание, и на титульной странице красовалась надпись от руки: «Александру Керру — узнаешь кого-нибудь? Д. С. 5 июля, 1961».

Мальтрейверс улыбнулся и поставил книгу обратно как раз перед тем, как вернулся Керр.

— Мы попали в точку, — объявил Керр, поставив пластиковый поднос с кофе и печеньем на сервировочный столик. — Кто-то однажды говорил мне, что мать Милдред имела обыкновение гадать на картах. Может, это и не важно, а может оказаться частью этой непростой головоломки.

— Беда в том, что мы не знаем, какие у нее могли быть причины убивать Патрика Гэбриеля, — сказал Мальтрейверс.

— Никто не может знать, почему другой чего-то хочет. — Керр передал Сэлли чашку. — Теорий здесь бесконечное множество, хотя ваше предположение, что тут может быть замешан отец Мишель, кто бы он ни был, никогда не приходило мне в голову. Все они возможны, включая и те гипотезы, о которых никто еще не думал.

— Давайте послушаем ваши, — предложил Мальтрейверс.

— Мои? — Керр рассмеялся. — Это совсем не мое дело, и, если вы решили сделать его своим, меня-то это не касается. Честно говоря, предпочел бы лучше поговорить о ваших сочинениях, мистер Мальтрейверс. Я получил огромное наслаждение от чтения «Пламенных жертвоприношений». Все это плод вашего воображения или сюда как-то вплетена собственная биография?

Керра, почувствовал Мальтрейверс, невозможно было вернуть к медмелтонским делам, и, пока пили кофе, он был вполне удовлетворен разговором за столом. Но заметил, что за беспристрастным обсуждением его собственных книг и пьес шло более глубокое зондирование, побуждающее гораздо откровеннее раскрывать себя, чем он позволял себе это делать в своих произведениях.

— Чем именно вы занимались, работая в почтовом ведомстве? — неожиданно спросил Мальтрейверс.

— Когда я ушел на пенсию, у меня было замечательное звание — начальник почтового отделения юго-западного района, скобка, в округе Лондона, скобка. Это звучит невероятно торжественно, но на самом деле я просто распихивал повсюду бумаги, пока они не исчезали в каком-нибудь Богом забытом месте.

— Это выглядит так, будто ваша высокая кэмбриджская степень пропала даром, — заметил Мальтрейверс.

Пламя золотой зажигалки Керра продолжало гореть, пока он подносил ее к следующей сигарете, его глаза сузились, увидел Мальтрейверс.

— Сэлли рассказала вам об этом?

— Нет. — Мальтрейверс показал на фотографию в рамке, стоящую на шведском бюро в другом конце комнаты. — Вы были рулевым в гребной команде в девятьсот… не вижу как следует всей даты. А что вы читаете?

— Классику, я и сдавал ее на отлично. — Керр наконец зажег сигарету. — Правда, это было давно. Вы ведь тоже учились там?

— Нет, не там и ни в каком другом университете. У меня были бесконечные споры с отцом, хотевшим, чтобы я пошел учиться, но я решил стать журналистом. — Мальтрейверс встал. — Мне уже пора. Приятно было познакомиться с вами.

— И я с вами тоже. Я провожу вас. Вы не можете задержаться на минуту, Сэлли?

Не дожидаясь ответа, Керр провел Мальтрейверса к парадной двери и вернулся. Вид у него был задумчивый.

— «Шеффилдский клинок — острый», — заметил он сухо.

— Но вы же не думаете, что он подозревает что-то, ведь правда? — Голос Сэлли звучал озабоченно. — Насчет вас?

— Мистер Мальтрейверс, конечно, не верит, что я работал на почте… — Керр сел и постучал пальцами одной руки по другой, сжатой в кулак. — Но я думаю, мы можем положиться на его благоразумие, так что беспокоиться не о чем… у него, конечно, может хватить сметливости разгадать маленькую местную медмелтонскую тайну. Я надеюсь, что это не окажется слишком болезненным.

— Но это будет нелегко для него? — спросила Сэлли.

— О да. С такой хорошей подготовкой он вполне сработался бы с моими агентами, но его сентиментальность может стать опасным препятствием.

Паника Гилберта Флайта достигла апогея. Уже одно то, что он ехал домой до ленча, настолько не вписывалось в его организованный распорядок жизни, что серьезно увеличивало его растерянность. Какая-то машина следовала за ним с полмили, и воображаемая опасность, которую он видел позади, росла с каждой минутой, пока он резко не свернул на обочину, чтобы дать обогнать себя. Он быстро пробормотал номер этой машины, копаясь в отделении для перчаток в поисках клочка бумаги, чтобы записать его. Но все не имело значения У них были дюжины машин, связанных друг с другом. Что же мог дать ему номер одной из них? И то, что он остановился, было гибельно, потому что это давало им еще больше жизненно важных минут дая обыска и допросов. Когда он съезжал с обочины, позади него громко завыла сирена еще какого-то транспорта, и тормоза на воздушных подушках этой колесницы Вишну яростно завизжали. Не обращая шимания на очертания машины, грозно вырисовывающиеся в нескольких дюймах от его бампера, Флайт, тяжело дыша, набрал скорость. К тому времени, когда он добрался до поворота на Медмелтон, он весь дрожал и дважды оцарапал безупречно отполированный кузов машины о придорожную изгородь. Спускаясь с горы, он увидел Мальтрейверса, возвращавшегося в деревню, и это принесло ему необъяснимое чувство облегчения. Он яростно нажал на тормоза и, выбравшись из машины, прислонился к ней, задыхаясь, пока к нему приблизился его мучитель.

— Хорошо! — судорожно ловя воздух, сказал он. — Я расскажу вам…

Находясь все еще за несколько ярдов от него, Мальтрейверс, оправившись от этой неожиданности, использовал оставшееся между ними расстояние для того, чтобы подумать. Он прикидывал, к какому, по мнению Флайта, из семи возможных государственных ведомств принадлежал.

— Что вы мне расскажете, мистер Флайт? — осторожно спросил он, приблизившись.

— Все. Куда вы хотите забрать меня?

— Мы можем немножко поговорить здесь.

От страха речь Флайта напоминала карканье, потому что у него перехватило дыхание. Так вот как они это делают, с ужасом думал он… Конечно, сначала как бы мимоходом выуживают неосторожные признания. Но нет, он не позволит играть с собой. Он только хочет, чтобы все открылось.

— Вы не собираетесь записывать на магнитофон? Или на бумаге?

— Пока нет необходимости. — Мальтрейверс чуть заметно улыбнулся. — Судя по вашему виду, вам нужно присесть. Не хотите ли зайти в машину?

Флайт повиновался, как автомат, и сел на место водителя, уставившись прямо перед собой. Он подскочил, когда Мальтрейверс постучал в окошко.

— Не могли бы вы открыть дверь? Спасибо. — Мальтрейверс уселся позади него. — Не торопитесь, мистер Флайт. Не к спеху.

Пока этот испуганный человек хранил молчание, Мальтрейверс пытался разобраться в происходящем. Он практически ничего не знал о Флайте, их единственная встреча в «Вороне» была слишком короткой. Флайт превратил такую добродетель, как любовь к порядку, в порок и одержимость. Но в других отношениях был, очевидно, безобидным человеком с комплексом неполноценности.

— Это может быть сохранено в тайне? — Все еще глядя прямо перед собой, Флайт заплакал.

— Не мне решать. — Мальтрейверсу вдруг стало его жаль. В чем ни собирался признаться этот человек, чувство вины, несомненно, терзало его. — Просто расскажите мне все с самого начала.

Флайт засопел.

— Я знал, что это плохо, но не думал, что я приношу вред. Не знаю, почему я делал это. Это очень… А потом чувствовал себя плохо. Мне было стыдно. Я человек с положением. В банке. — Он резко повернулся к Мальтрейверсу: — Пожалуйста… моя мать, вы понимаете, и Дорин…

Мальтрейверс скрыл порыв сочувствия за резкостью тона:

— Мистер Флайт, я не могу ничего обещать, пока вы не расскажете, что вы сделали.

Флайт пошарил в кармане и извлек оттуда белоснежный льняной носовой платок с вышитыми в одном уголке инициалами, вытер им слезы и громко высморкался. Теперь он, казалось, взял себя в руки.

— Я купил в Плимуте телескоп, — начал он неожиданно. — Они продаются там во множестве магазинов. Он предназначался для наблюдения за птицами, но потом я начал… использовать его в деревне. Он очень мощный, и с его помощью можно видеть самые разные вещи. Я имею в виду… в домах. И… и есть специальные линзы для работы ночью.

Мальтрейверс опустил стекла в окошке и зажег сигарету. В его голове стало что-то проясняться, но он еще не знал, куда все это выведет.

— Продолжайте, — тихо приободрил он Флайта.

— Сначала я ничего особенного не видел. Люди уходили из «Ворона», приходили домой поздно ночью. Иногда, летом, они не задергивали занавесок… в своих спальнях. — Флайт нервно сглотнул и опустил глаза. — Мне очень неловко.

— Вам лучше все же рассказать мне, — снова подбодрил его Мальтрейверс. — И все.

— Однажды ночью… не могу вспомнить число, хотя это на меня не похоже… Я увидел-какое-то движение на церковном дворе. Я взглянул и увидел… луна светила очень ярко. И я увидел, что это Мишель Дин. Было очень поздно, и я удивился, что она там делает. Она была одна, просто сидела на земле, прислонившись к одному из надгробий. Потом Патрик Гэбриель, поэт, вы все знаете о нем, появился из-за церкви, и они начали… — Флайт опустил голову. Наступило, продолжительное молчание. Мальтрейверсу пришлось побудить его продолжать дальше:

— И они стали заниматься любовью, мистер Флайт? Ведь они же занимались этим? И вы наблюдали за ними… — Флайт еле слышно пробормотал что-то утвердительное. — И это, должно быть, произошло около восемнадцати месяцев назад, когда Патрик Гэбриель жил в Медмелтоне? Вы знаете, сколько лет в то время было Мишель Дин? Четырнадцать, мистер Флайт! А это означает, что вы стали свидетелем преступления, даже если это происходило по ее желанию. Вы рассказали об этом полиции?

— Я не мог! — в отчаянии запротестовал Флайт. — Мне нужно было объяснить, как я узнал об этом… и все остальное выплыло бы наружу.

— Так что же вы сделали? Ждали, пока все повторится и вы увидите их снова?

Флайт сгорал от стыда.

— Да. Это происходило несколько раз. Я не мог устоять…

Мальтрейверс дал ему возможность выплакаться. Смущенный и до смерти перепуганный Флайт привел ему доказательства: подозрения насчет поведения Гэбриеля оказались верными. Хотя Мальтрейверс сомневался, что Мишель Дин именно с Гэбриелем начала свою раннюю сексуальную жизнь. И теперь минимальное, что он мог сделать для этого маленького, жалкого человечка, — это облегчить его душу, не теряя, конечно, своей репутации как человека, облаченного, хоть и по собственному желанию, в данный момент какой-то властью.

— Вы поступили совершенно правильно, рассказав мне все, — одобрил его действия Мальтрейверс. — Я не могу обещать, но вполне возможно, это не пойдет никуда дальше, если мною будут получены заверения, что впредь вы никогда не станете делать ничего подобного. Вы дадите, мистер Флайт, мне такое обещание?

Тот безнадежно закивал головой:

— Вы не понимаете… Я давно прекратил этим заниматься и не делал… этого с той самой ночи, когда стал свидетелем его убийства.

Уловив, о чем идет речь, Мальтрейверс с трудом сдержал свои чувства. Может быть, Флайт намеренно лгал, желая придать своим показаниям больше весомости, ведь тщеславия у него хоть отбавляй? Неужели он действительно настолько слаб в нравственном плане, что даже публичное унижение не послужит препятствием, чтобы насладиться своего рода извращенной славой? Утверждать наверняка было невозможно. Но если это стало потребностью, он все же уже давно мог признаться, но нескрываемый ужас на его лице свидетельствовал об обратном: признание буквально сломало его.

— Ночь, когда вы увидели, как его убили, — повторил Мальтрейверс. — Это… гораздо более важно. Расскажите мне, что тогда произошло.

Флайт в волненье облизал губы.

— Они не приходили пару ночей, а на третью я их едва не пропустил. Но в начале первого… Я сказал, что свидания всегда происходили примерно в это время?.. Во всяком случае, я увидел, как пришел Гэбриель. Он опустился на одно из больщих надгробий, напоминающее бочку, около Древа Лазаря и закурил. Я увидел его лицо, когда он прикурил сигарету, — ночь была облачная. Через несколько минут заметил… конечно, я сразу подумал, что это Мишель, но, как оказалось, не она… подходила сзади. Гэбриель, должно быть, услышал шаги, потому что встал. Поскольку они не поцеловались сразу, я понял, что это не Мишель.

Прежде чем продолжать, он как-то виновато взглянул на Мальтрейверса.

— Они, кажется, поговорили несколько мгновений, а потом этот человек… эта фигура… трудно точно сказать, что произошло, но она, кажется, кинулась на Гэбриеля, и он упал.

— Минутку, — прервал его Мальтрейверс. — Вы все время говорите «фигура». Кто это был — мужчина или женщина?

— Не могу сказать. На ней, на нем… были брюки, но это ничего не доказывает. Я думаю, что фигура была примерно одного роста с Гэбриелем. — Флайт отвечал торопливо, будто хотел побыстрее закончить. — Во всяком случае, он или она наклонился… как будто… ну, потом я понял, что она проверяла, мертв ли он. Потом она ушла.

— В каком направлении?

— Я не уверен… — Флайт сглотнул, и казалось, что ему было больно от произносимых слов. — Я понял, что случилось нечто ужасное, и весь задрожал. Думаю, что этот некто мог уйти в сторону церкви, но, возможно, я ошибаюсь… я не спал в ту ночь.

Мальтрейверс сделал длинную затяжку, когда Флайт неожиданно замолчал.

— Вас допрашивала полиция после убийства?

— Конечно, я там был… и я не отказался дать свои отпечатки. — Флайт, видимо, намеренно информировал его, чтобы это сомнительное свидетельство подтвердило хотя бы частично правильность его поведения. — Конечно, я понимаю, плохо, что не сказал им о том, что я видел, но ведь это чтобы не возбудить их подозрений.

— Вы говорили кому-нибудь о том, что рассказали мне? Вашей жене, например?

— Дорин? Господи, нет! Пожалуйста, мистер… мистер Мальтрейверс… правильно? Извините, я не знаю вашего звания. Я рассказал только вам. И рассказал все, что знаю. Если бы я мог сказать, кто это сделал, я бы сказал. Поверьте. Но если Дорин или моя мать узнают об этом… — Он опять захныкал.

Мальтрейверс отвернулся, чтобы бросить окурок на обочину. Давить на Флайта сейчас, чтобы он вспомнил что-то еще, было и жестоко, и бесполезно. Внутри него будто прорвался гнойник. Он был опустошен. И Мальтрейверс не мог придумать никакой зацепки, чтобы продолжить расспросы.

— Мистер Флайт, я тоже должен вам кое в чем признаться, — сказал он. — Не знаю, за кого вы меня приняли, но дело в том, что я являюсь обычным частным лицом, как и вы. Я не из полиции и не откуда-либо еще.

— Что?! — Мало сказать, что Флайт был просто поражен или напуган: вот на что толкнули его страх и недоразумение! — Но ведь вчера вечером в «Вороне» говорили, что вы из Лондона!

Мальтрейверс пожал плечами.

— Как и многие другие.

— Не просто из Лондона! — выходил из себя Флайт. — Из Скотленд-Ярда… или… ну, из каких-то важных учреждений. Официальных.

— О нет, — разочаровал его окончательно Мальтрейверс. — И не моя вина, что у людей слишком буйное воображение.

— Вы должны были сказать мне. С самого начала. — Пытаясь как-то выкарабкаться из создавшейся ситуации, надменный заместитель управляющего банком не мог не раскрыть своей истинной сути: — Вы обманули меня! Это невыносимо! Я собираюсь…

— Что вы собираетесь? — взорвался Мальтрейверс. — Вы сами обманулись, как, очевидно, и некоторые другие здесь.

— Тогда я хочу предупредить их! — Флайт перешел на угрожающий тон, который будто предупреждал: «Послушайте-такого-рода-вещи-вообще-нельзя-делать»; но Мальтрейверс перебил его напыщенную речь:

— О, ради Бога! Если вы об этом кому-то расскажете, я пойду в полицию и поставлю их в известность о фактах, в которых вы только что признались мне. А они-то уж не будут обеспокоены вашей драгоценной репутацией, не подумают ни о вашей жене, ни о матери!

— Я буду все отрицать!

— Каким же образом такой дурак мог стать заместителем управляющего банком? — задумчиво, вроде ни к кому не обращаясь, произнес Мальтрейверс. — Вы только пошевелите на минуту (щадя вас, их можно так назвать!) вашими мозгами! — Он бесстрастно смотрел, как Флайт начал, как говориться выпускать пар, и отвернулся.

— Итак, что же вы собираетесь предпринять? — пробормотал Флайт. — Вы же интересуетесь убийством, не так ли?

— Да, и о причинах я умолчу. Что я собираюсь делать, вас не касается, но мы заключили с вами… джентльменское соглашение. Прежде всего, все ли вы мне рассказали?

— Да, но я очень сожалею теперь об этом! — с горечью признался Флайт.

— Тогда в ближайшее время я буду хранить все это в тайне… Ах да, я имею в виду… хотя не обещаю, ведь ситуация может измениться. Вы скрывали показания от полиции, вы… грязный старикашка. Поэтому лучше для вас — это надеяться, что с этим делом разберутся, не называя вашего имени.

— Не представляю, как это возможно!

— И я тоже, — признался Мальтрейверс. — Но это ваш единственный шанс. У вас нет выбора, поэтому вы должны довериться мне.

— Но что вы…

— Никаких вопросов, — прервал его Мальтрейверс. — Просто примите к сведению, что я занимаюсь этим самостоятельно. Я сумел бы продолжить это, даже не зная о вашем мерзком ночном хобби. Пока же держите рот на замке и немедленно продайте этот проклятый телескоп. — Мальтрейверс потянул за дверную ручку и начал вылезать, но остановился, будто его что-то осенило: — Сколько лет вы живете в Медмелтоне?

Флайт, удивленный и подозрительный, промямлил:

— Простите? В следующем месяце будет двадцать три года. А что?

Мальтрейверс снова уселся в машину, свесив ноги в придорожную траву.

— У вас есть экземпляр истории Ральфа-Сказочника?

Флайт был поражен:

— Да, есть, но я не понимаю…

— Первое издание?

— Да. Я купил его на церковной благотворительной распродаже. Но что все это значит?

— И вы читали его? — настаивал Мальтрейверс.

— Много лет назад. — Он опять ухитрился прикинуться обиженным: — Я не обязан отвечать на ваши вопросы, как вы понимаете… У вас нет права…

— Я могу быть в эксетерском полицейском участке меньше чем через полчаса, — лаконично предостерег его Мальтрейверс. — И вместо моих, вы можете отвечать на их вопросы, если, конечно, захотите. Мне же, как вы понимаете, все равно. — Флайт быстро и нервно захлопал глазами. — У меня есть свои причины спрашивать об этом, и это все, что вам нужно знать. Так есть ли… какая-то история из этой книжки, которая вам особенно запомнилась?

Было бы, наверное, лучше не ошарашивать этого человека так вот прямо. Потому что, если Флайт являлся тем, кто вместе с Мишель играл в эти фантастические игры, он, возможно, и выболтает все, когда поймет, что Мальтрейверс его подозревает.

— Какую именно историю? — осторожно посмотрел заместитель управляющего банком, подозревая подвох.

— Я вас спрашиваю, вы и отвечайте.

— Нет… нет, я не думаю, что могу вспомнить какую-нибудь из них! И не вижу в этом смысла.

— Ну, смысл-то определенно есть. — Мальтрейверс вышел из машины, оглянулся на Флайта. — Итак, помалкивайте об этом. Одно лишнее слово, и, как в той пословице, — все отзовется… До свидания, мистер Флайт.

Флайт почти одновременно, едва захлопнулась дверца, включил мотор. Мальтрейверс смотрел, как он отъезжает. Искреннее признание или ложь от отчаяния, чтобы скрыть что-нибудь похуже, стоящее за всем этим? Лучше подвергнуться позору из-за отвратительных привычек и скрыть показания от полиции, чем идти в тюрьму за убийство? Но какая причина могла быть у Флайта? Может быть, Гэбриель оскорбил его и вывел из себя однажды вечером в «Вороне», роковым образом нанеся обиду этому надутому, тщеславному человеку? Это казалось совершенно невероятным при его характере, но Флайт уже доказал, что способен совершать нерациональные поступки. Вопрос в том, до какой степени это может дойти. По зрелом размышлении Мальтрейверс пришел к выводу, что в этой области возникает так же много вопросов, на которые нет ответа, как и ответов, которые вызывали сомнения.