"Ночные маски" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ВОР-ПОПРОШАЙКА

Кэддерли намеренно избегал встречаться взглядом со стражником, проходя через короткий туннель под крепостной стеной, ведущий за пределы озерного города. Всю дорогу к западным воротам молодой жрец наблюдал людей разного возраста и положения, и множество призрачных образов, витавших на плечах и вокруг них, буквально ошеломило его. Вновь в его мыслях витала Песнь Денира, как будто он подсознательно вызвал ее, – и по-прежнему единственным различимым словом оставалось «аврора». Кэддерли не мог понять, что все это значит; он боялся, что новое озарение сведет его с ума.

Кэррадун – город старый. Когда Кэддерли познакомился с ним, город уже успел накопить усталость от жизни. В дождливое время улицы покрывались грязью, и желтая глина чавкала под ногами. Тротуары заросли, присутственное здание посреди площади покосилось и вросло в землю.

Осень выдалась более жаркая, чем обычно. Псы с темной шерстью страдали: тень нетронутых дубов, росших на площади, не помогала спастись от жары. Тощие волы с выпирающими костями тащили повозки, яростно отгоняя хвостами оводов. Воротники рубашек загрязнялись уже к полудню. Горожанки несколько раз в день купались, но это не помогало: после обеда они напоминали пирожные с толстой глазурью из помады и пыли.

Волшебнику стало легче, когда он оставил шум города позади и пошел по дороге, обсаженной по обеим сторонам деревьями. Ничто не привлекало его внимания, кроме свиста птиц над головой и прыжков белок, занятых заготовкой припасов на зиму.

– Может, для этих существ я злодей? Вот оно как! – резко воскликнул он, напугав ближайшую белку, которая застыла на месте, пытаясь слиться с серым стволом дерева. Неожиданно громкий голос Кэддерли заставил попрыгунчика взобраться повыше, где тот словно примерз к месту, не шевеля даже пушистым хвостом. – Да, так и есть! – вскричал Кэддерли грызунам в притворном гневе. – Как жалки эти бедные одинокие души, так тщательно скрываемые многими из нас. Но они стали пленниками не по своей воле. Они имеют облик, что открывается мне, – и это пугает их, уводя туда, где они могут больше не бояться взгляда другого разумного существа.

При этих словах Кэддерли приблизился к корню дерева, чтобы получше рассмотреть зверька.

– Я не вижу никаких теней, поднимающихся от ваших плеч, господин Серый Хвост, – сказал он. – У вас нет тайных желаний, никаких страстей, кроме как съесть очередной орех.

– До тех пор, пока не появится белочка! – послышался возглас с тропы.

Кэддерли подскочил на месте. Он оглянулся и увидел высокого грязного человека, одетого в засаленные обноски с чужого плеча и ботинки с оторванными носами.

– Госпожа Белочка заставит его забыть об орехах, – продолжал человек с обветренным лицом, с легкостью поднимаясь вверх по тропе.

Кэддерли бессознательно выставил перед собой свой дорожный посох с набалдашником в виде бараньей головы. На дорогах, ведущих к городу, часто встречались мошенники, особенно в это время, когда приближалась зима.

– Но затем… – продолжал человек, задумчиво прижимая палец к губам. Кэддерли заметил, что он носит перчатки с обрезанными пальцами, да еще и разные: одну черную, другую из коричневой кожи, – …даже в присутствии белочки у этого господина все равно не возникнет тайных желаний. Все равно простодушный зверек станет искать то, что нужно его сердцу. Не важно, будь то зов брюха или зов его чресел. Я на его месте выбрал бы последнее, – сказал оборванец, сладострастно подмигивая.

Кэддерли слегка покраснел и почти рассмеялся вслух, хотя по-прежнему не мог объяснить себе, какие чувства у него вызывает бродяги с хорошо подвешенным языком. Около этого грязнули он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Жрец подошел поближе, стараясь распознать тени на плечах незнакомца. Но удивление прогнало напев, звучащий в его сознании, и на плечах прохожего не виделось ничего, кроме заношенных сальных концов старого шерстяного шарфа.

– Хорошо так разгуливать днем, болтая о жизни зверей, – продолжал человек, не слыша никакого ответа со стороны Кэддерли. – Жаль, что мне сейчас предстоит проникнуть в чрево шумного Кэррадуна, в царство запахов гораздо менее приятных, чем здесь. Туда, где высокие здания заслоняют вид на озеро, так легко открывающийся с этой живописнейшей из дорог.

– Таким, как ты, непросто пройти мимо стражников, – заметил Кэддерли, зная, как тщательно городская охрана несет свою службу, особенно с учетом доносящихся раскатов войны.

Бродяга открыл маленький мешочек на веревочном поясе и извлек на свет сверкающую монетку.

– Это взятка? – спросил Кэддерли.

– Плата за вход, – поправил его попрошайка. – Как говорится в старой пословице, трать золото – ну, или серебро, в моем случае – только на золото. Мне придется принять это на веру, хотя я и знаю наверняка, что внутри городских стен меня все же ждет кое-какое золотишко.

Тем временем Кэддерли рассмотрел незнакомца поближе. Тот не имел опознавательных знаков какого-либо сословия, равно как признаков того, что умеет откуда-либо добывать деньги.

– Ты мошенник, – решительно определил волшебник.

– Ни в коем случае, – отрезал человек.

– Попрошайка? – спросил Кэддерли. Слово вылетело с той же очевидной уверенностью.

Широкоплечий мужчина схватился за грудь и отступил на несколько шагов назад, как будто жрец выпустил стрелу в его сердце.

Теперь Кэддерли заметил кое-какие тени. За внешней насмешливостью и игривостью этого человека волшебник разглядел болезненно уязвленное самолюбие. Кроме того, он увидел на одном его плече тени – женщину, держащую на руках маленькую девочку, и мальчика постарше на другом плече. Образы мгновенно пропали, и Кэддерли впервые обратил внимание на то, что на запястье этого человека из-под кромки коричневой перчатки виднеется незаживающая синевато-зеленая язва.

Приступ тошноты почти сбил с ног молодого жреца, он обострил свои чувства и ощутил явственный запах болезни. Тут же Кэддерли понял, как этот образованный тонкий человек докатился до столь низкого состояния. Перед ним стоял прокаженный.

– П-прошу прощения, – пробормотал Кэддерли. – Я не знал…

– А разве только ты? – прорычал незнакомец. – Я не жду вашей жалости, юный служитель Денира, но я с радостью приму скудное вспомоществование.

Молодой жрец крепко ухватил дорожный посох, ошибочно восприняв замечание как угрозу.

– Ты знаешь, о чем я говорю, – сказал попрошайка. – О монетах, которые ты неизбежно бросишь мне вслед, чтобы загладить свою вину.

Кэддерли поморщился в ответ на горькое замечание, но не мог устоять от жалости к этому неглупому, но столь опустившемуся человеку. Хотя эмблема Денира находилась прямо посреди тульи его широкополой шляпы, волшебника удивило, что попрошайка распознал его орден. Странный человек бесстрастно изучал Кэддерли, в то время как жреца охватила целая буря чувств.

– Свинство, – насмешливо сказал прокаженный, к удивлению Кэддерли. – Как ужасно, что человеку вроде меня пришлось докатиться до уличного попрошайки!

Кэддерли, переживая, кусал губы.

– Чтобы валяться в грязи среди жалких уродов, – продолжал человек, выбрасывая вперед одну руку, а другую все еще прижимая к «раненой» груди. Он тихо застыл в таком положении и повернул смущенное лицо к Кэддерли. – Жалкие отродья? – сказал он. – Что ты знаешь о них, надменный Священник! Ты, который так образован! Это благо твоего ордена, разве не так? Образованные люди! – повторил попрошайка с какой-то неприязнью. – То, что извиняет таких, как ты. То, что отделяет вас от других, приподнимает над ними… – При этих словах он с опаской посмотрел на Кэддерли и все же беспощадно закончил: – То, что ослепляет тебя.

– Я не заслуживаю таких слов! – воскликнул Кэддерли.

Человек простер руки над головой и исторг насмешливый, вызывающий выкрик.

– Не заслуживаешь? – переспросил он. – Что же, скажи мне, пожалуйста, о мудрый юный священник, ты пытаешься заслужить тут, прохаживаясь под стенами Кэррадуна?

Кэддерли подумал, что вот-вот взорвется. Он почувствовал, как внутри него вскипает обида, накапливаясь для ответного выплеска. Он вспомнил, что, когда пробуждал деревья Шилмисты для исцеления Тинтагеля, его зияющую рану заживила очень похожая сила. Страница из Книги Всеобщей Гармонии вспыхнула в голове Кэддерли так ясно, будто он держал Книгу перед собою, и он понял причину своего гнева. Он увидел язвы на руке человека, его ноздри заполнил запах болезни, которая так искалечила ни в чем не повинную душу нищего.

– Р1е1а р1еа, аопппиз, – начал Кэддерли читать заклинание, оказывается, ясно запечатлевшееся у него в памяти.

– Нет! – закричал человек, делая выпад. Кэддерли прервал заклинание и отразил руками удар. Противник оказался неожиданно ловким и прытким, хотя отнюдь не светился здоровьем. Он проворно схватил Кэддерли за одежду и как следует встряхнул волшебника, однако жрец увидел брешь в защите и смог ткнуть его своим посохом. Впрочем, он знал, что испуганный попрошайка не представлял никакой опасности. Юношу не удивило, что прохожий тут же выпустил его, заставив отойти еще на шаг в сторону.

– Я могу исцелить тебя! – проворчал Кэддерли.

– Да ты что? – усмехнулся мужчина. – А можешь ли ты исцелить тех несчастных? – вопросил он, показав пальцем на отдаленный город. – Исцелить их всех? Разве не могут все хвори мира отступить перед юным слугой Денира? Ну, так призови к себе хворых и исцели их! – вскричал попрошайка, вертясь и вопя на все четыре стороны. – Выстрой их перед этим… – он потерял слово, и его покрытые грязью губы тихо зашевелились, – этим посланцем Небес! – наконец сказал он.

Ближайшая белка устремилась очертя голову по веткам, нависавшим над тропинкой.

– Я не заслуживаю этого, – снова повторил Кэддерли, на сей раз спокойно.

Его тон оказал умиротворяющее воздействие, так что человек опустил руки, а его плечи заметно ссутулились.

– Да, не заслуживаешь, – согласился больной, – но прими это, я молю тебя. Ведь в мире, полном незаслуженных страданий, твое переживание выглядит весьма незначительным.

Кэддерли старался сморгнуть влагу, неожиданно застлавшую, серые глаза.

– Кто эти несчастные? – спросил он, наконец.

Нищий на мгновение уставился на него с любопытством, затем его губы сложились в первую искреннюю улыбку.

– Джанина, моя жена, – ответил он. – Тоби, мой сын, и Миления, моя маленькая дочь. Никто из них пока не заразился, – пояснил он, отвечая на безмолвный вопрос волшебника. – Я вижу их редко. Только чтобы принести подаяние, которое собираю с виноватых гордецов Кэррадуна. – Нищий усмехнулся, видя, как покраснел Кэддерли. – Прошу прощения, – сказал он, сладко зевнув. – Я тоже иногда слепну, мешая везунчиков и трудяг в одну кучу.

Молодой жрец кивнул в знак согласия с этой неизбежной и вполне простительной виной.

– Как тебя зовут?

– Безымянный, – ответил нищий не размышляя. – Подходящее имечко для такого, как я. Всего лишь один из множества безымянных, прозябающих в ничтожестве за стеной здоровья и благополучия.

– Ты так жалеешь себя? – спросил Кэддерли.

– Всего лишь жду справедливости, – немедленно сказал Безымянный. Кэддерли не стал спорить.

– Я ведь мог исцелить тебя, – снова сказал юный жрец.

– Другие уже пытались. – Безымянный пожал плечами. – Клирики твоего ордена и эти, из ордена Огма. Я пошел в Библиотеку Назиданий, конечно, тотчас же, как только появились первые симптомы.

Упоминание Библиотеки Назиданий заставило лицо Кэддерли потемнеть.

– Я не такой, как другие, – заявил он даже резче, чем ему хотелось бы. Попрошайка улыбнулся.

– Нет, ты не такой, – согласился он.

– Раз так, ты примешь мою помощь? Безымянный перестал улыбаться.

– Я приму ее… во внимание, – мирно ответил он.

Кэддерли безошибочно заметил отблеск надежды в глубоких карих глазах попрошайки и увидел тень, появившуюся над его плечом. Тень самого мужчины, весело подбрасывающего в воздух маленькую девочку (Милению, догадался волшебник) и ловящего ее. Этот образ быстро скрылся из глаз, растворившись в воздухе.

Кэддерли кивнул, осознавая, как этот человек боится обмануться в надеждах. Учитывая весь риск, но не до конца чувствуя его степень, Кэддерли понимал, что как ни хотел бы, не может влезть в шкуру встреченного бродяги. Юный жрец отвязал кошель с пояса.

– Тогда прими это, – сказал он, с силой бросая его больному.

Безымянный поймал и с любопытством посмотрел на волшебника, но не сделал ни одного движения, чтобы вернуть набитый деньгами кошель. Этот подарок, понял Кэддерли, не содержит никаких туманных обещаний – только осязаемую выгоду, и ничего больше.

– Я всего лишь один из городских гордецов, – объяснил Кэддерли, – виноватый, как ты рассудил.

– И это искупит вину? – прищурившись, спросил попрошайка. Молодой жрец не смог сдержать улыбку.

– Вряд ли, – пожал он плечами, поняв, что, если Безымянный решит, будто золото способно послужить искуплением, он швырнет его обратно. – Вряд ли это истинное возмездие. Я даю тебе золото, поскольку ты, Джанина, Тоби и Миления больше заслуживаете его, чем я. Искупление вины здесь ни при чем. Эту вину я стану носить при себе, пока не обрету новые знания.

Кэддерли по-птичьи склонил голову набок, ловя внезапно пришедшую мысль.

– Можешь считать, – сказал он, – мое золото платой за обучение. Если это поможет тебе избавиться от вины за то, что ты облапошил невинное создание вроде меня.

Попрошайка рассмеялся и громко вскрикнул:

– Вправду, юный священник, ты не такой, как твои собратья, которые приветствовали меня у огромных дверей Библиотеки. Их куда больше заботило то, не провалятся ли они в своем исцелении, не опозорятся ли, чем я и последствия моей болезни.

«Вот почему у них ничего не вышло», – подумал Кэддерли, но не стал перебивать.

– Прекрасный день! – продолжал Безымянный. – И я прошу тебя наслаждаться им. – Он схватил мешочек и подбросил в воздух. Трясясь всем телом в танце удовольствия, он улыбнулся от громкого звона монет.

– Возможно, и мне это тоже удастся. Пусть вонючие улицы Кэррадуна провалятся сегодня на дно Девятого Ада!

Безымянный резко оборвал свой танец и встал неподвижно, испытующе глядя на волшебника. Он медленно рассмотрел свою правую руку, будто впервые видя, как отвратительна его грязная перчатка без пальцев. Кэддерли понял, что этот поступок – своего рода проверка на искренность, и обрадовался, что пройдет ее так легко. Безо всякой мысли о возможных последствиях он пожал руку бродяги.

– Я часто прохожу здесь, – промолвил он тихо. – Имей в виду мое предложение исцелиться.

Попрошайка, слишком тронутый, чтобы ответить словами, искренне кивнул в ответ. Он повернулся и живо направился прочь. Его хромота стала более заметной – тем более что он и не делал попыток ее скрывать. Кэддерли несколько мгновений наблюдал за ним, затем повернулся и продолжил свой путь прочь от города. Он улыбался, слыша, как перекрикиваются на ветвях белки, но не поднимал голову, чтобы взглянуть на них.

Молодому жрецу казалось, что день стал одновременно темнее и светлее, чем раньше.

Безымянный рассмеялся, глядя, как белка почти потеряла равновесие на маленькой ветке, но, уцепившись за нее лапками, восстановила его в следующую секунду. Попрошайка подумал, что это простое движение может служить знаком только что произошедшего с ним благодаря встрече с любопытным волшебником. Эта мысль подняла настроение прокаженному – возможно, впервые за долгое-долгое время.

Впрочем, он не стал развивать ее, почти не надеясь, что когда-нибудь еще встретит кого-то, подобного этому занимательному юноше. Нет, ему придется и дальше мыкаться так же, как весь последний год, побираясь целый день напролет, чтобы его жена и дети не померли с голоду. Сейчас же у него есть, по крайней мере, временная передышка. Он подкинул мешочек в воздух, осторожно поймал его и улыбнулся опять. День и вправду удался!

Безымянный повернул назад, готовый одарить Джанину и детей долгам визитом, но его улыбка тут же примерзла к лицу.

– Прошу прощения за беспокойство, дорогой друг, – сказал щуплый человек, еле-еле приоткрывая тяжелые набухшие веки, за которыми прятались маленькие колючие глазки.

Безымянный бессознательно убрал с глаз долой мешочек, набитый монетами, и выставил вперед руки.

– Я прокаженный, – проворчал он, используя свое заболевание как угрозу.

Маленький человек улыбнулся и издал дребезжащий смешок, больше похожий на кашель.

– Думаешь, я мошенник? – спросил он, вытянув вперед руки ладонями вверх.

Безымянный удивился его занятным перчаткам: одной белой, а другой черной.

– Как видишь, я безоружен, – заверил маленький человек.

– По крайней мере, на вид, – признал Безымянный.

– Я смотрю, мы оба носим разные перчатки, – подметил Призрак. – Впадаем в детство?

Руки Безымянного скользнули вниз, под полы его плохо сидевшей одежды. Он почувствовал смущение, которому не знал причины. «Впадаем в детство? – подумал он. – Вряд ли». Шикарные перчатки, которые носил щуплый, стоили больше, чем Безымянный заработал за много месяцев, включая сегодняшний щедрый дар жреца.

– Разве мы не ребячимся? – настаивал Призрак, заметив охлаждение собеседника.

– Так ты попрошайка? – осмелился спросить Безымянный. – До Кэррадуна примерно миля вниз по тропе. Я сам шел туда. Вдвоем всегда веселее.

– Но юный священник заставил тебя передумать? – спросил странник. – Расскажи мне про него.

Безымянный пожал плечами и слегка качнул головой, с трудом осознавая, что делает. Призрак увидел его замешательство, и смущение попрошайки многое сказало щуплому.

– Ах да, – кивнул Призрак, по-прежнему не пряча ладони, – ты ведь не знаешь молодого жреца.

– А ты?

– Конечно, – ответил Призрак, указывая на кошелек, который Безымянный старался скрыть. – Каждому из нас следует знать такого щедрого человека, как этот Кэддерли.

– Значит, ты попрошайка? – определил Безымянный, немного расслабившись.

Между нищими и бродягами существовало своего рода братство, неписаное родство.

– Возможно, – заговорщически отвечал Призрак. – За свою жизнь я побывал много кем, но теперь я нищий. – Он изобразил еще одну кривую улыбку. – Или скоро им стану, – поправился он.

Безымянный видел, как щуплый достал какой-то сверток и развернул его.

– Зеркало? – пробормотал попрошайка и тут же замолк: серебряное устройство затащило его внутрь, поймав отражение.

Безымянный почувствовал, как кто-то бесцеремонно вторгается в его мысли. Он старался освободиться, но не мог, удерживаемый странным заклятием, и не видел ничего, кроме своего образа, двигаясь по черному туннелю, как будто его переместили в другое место где-то за пределами этого мира. Безымянный отчаянно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где находится.

Он видел только свой образ. Раздался щелчок, за которым последовало движение, или бродяге так показалось: ведь его тело не пошевелило и пальцем. Затем, как вспышка, его ужалила короткая острая боль. Его дух отделился от тела и беспомощно поплыл навстречу поджидавшей его изнеженной оболочке.

Боль пришла снова. Безымянный заморгал, сопротивляясь тяжести своих новых век. Он снова видел только образ попрошайки, одетый в разного цвета перчатки – черную и белую. Его смущение продолжалось до тех пор, пока он не осознал, что это не отражение в зеркале, а собственное его тело.

– Что ты сделал со мной? – вскричал нищий страннику, забравшемуся в его туловище. Каждое движение давалось с трудом; маленьким ручкам не хватало силы, чтобы выплеснуть ярость.

Призрак соединил пальцы, и разного цвета перчатки исчезли, оставив его новые руки полуоткрытыми в лишенных пальцев перчатках бродяги. Чего-то опасаясь, он все же кинулся к щуплому телу. Оно не раз доказало Призраку свою полезность – жалкая и не представляющая угрозы оболочка, которую мог победить и маленький мальчик. Отработанным жестом он бросился на трепещущее создание и сомкнул руки на цыплячьей шее.

Безымянный отчаянно боролся; никогда еще немощное тело Призрака так не сопротивлялось. Но тонкие руки не имели сил, способных отразить мощную атаку. Вскоре он перестал дергаться, и злодей понял, что душа прокаженного присоединилась к сонмищу других, отправленных им ранее в царство теней.

Щуплый увлеченно завершил обмен телами, считая любопытным и даже забавным, что некто столь явственно жалкий, как этот прокаженный бродяга, пытается оттянуть свой уход из жизни. Впрочем, Призрак не испытывал никакой жалости. Он убивал свое тело, возможно, уже сотни раз, похожим образом поступив и с предыдущей оболочкой, и с той, что он носил еще раньше.

Бродяга рухнул на землю. Призрак немедленно спрятал магическое приспособление и призвал своих покровителей проследить, чтобы дух прокаженного и вправду вышел из убитого тела. После этого злодей быстро снял черную перчатку и надел ее на незанятое щуплое тело. Он закрыл глаза, превозмогая боль: этот простой поступок вселял часть его души обратно в бездыханного мертвеца.

Так он поступал по двум причинам. Тело потом исцелится (для этого у Призрака имелся могучий талисман, спрятанный в ботинке), и, если оставить его пустым, душа попрошайки может вселиться туда опять. С другой стороны, если Призрак позволит оболочке совсем умереть и только потом талисман в ботинке вызовет душу наружу, восстанавливающие силы просто порвут слабое тело на части. С учетом того, сколько раз Призрак устраивал этот обмен, талисман давным-давно мог разорвать щуплую оболочку.

Но этого не случится. Призрак знал, как правильно использовать Геаруфу, приспособление из перчаток и зеркала. Жизнь давным-давно научила его, и он уже третье воплощение подряд осуществлял эти манипуляции, доведенное до совершенства.

Призрак посмотрел в обе стороны на пустую дорогу. Затем оттащил щуплое тело подальше от тропы, запрятав его в кустах. Он чувствовал, что его новая оболочка поражена болезнью. Это стало неприятным открытием, но Призрак знал заранее, что не останется под этой маской слишком долго. Она нужна ему ровно на то время, какое потребуется, чтобы свести счеты с Кэддерли.

Он прыгнул обратно к дороге и осмотрелся, думая, сколько прохожих еще увидит, пока мимо не пройдет молодой волшебник, возвращающийся назад.

После того как обманщик в теле нищего скрылся, дух Безымянного долго стоял перед тщедушным туловищем, беспомощный и смущенный. Если бы Кэддерли, вооруженный своим новым зрением, увидел теперь этот дух, он заметил бы и тени Джанины, Тоби и Милении, рассыпавшиеся во все стороны, подобно тени надежды, которую попрошайка никогда не осмеливался питать.