"Ночь длинных ножей" - читать интересную книгу автора (Рясной Илья)

Глава 10 ЗАВОДНАЯ КУКЛА

Желтый язычок пламени бесенком извивался за стеклом керосиновой лампы и отбрасывал слабый свет на предметы Руслан Джамбулатов ежился, несмотря на то, что на его плечах была теплая армейская куртка. Холод царствовал не в окружающем мире, а внутри его существа.

Он пригладил рукой бороду — она выросла длинная, жесткая, черная, с проседью, и теперь он вполне мог сойти за классического боевика. Заставить себя гладко выбриться, как всегда, он не мог. Это означало вернуться к жизни, к которой возврата нет То, что Джамбулатов разделался с двумя из тех, кто должен был умереть от его руки, отозвалось в душе как-то тупо. Не было ликования, и тем более ужаса, оттого, что пришлось отнять чью-то жизнь. Он будто сделал опостылевшую работу — так должен ощущать себя работник санэпидстанции, не первый год отстреливающий бешеных собак.

Уныло потянулись дни — какие-то бесцветные, без особого смысла и содержания. Мерно чередовались утро и ночь. Было холодно или жарко. Желудок подавал сигналы голода или был заполнен пищей. Джамбулатов будто выполнял свой долг — тянуть лямку этих унылых дней, в которых не видел ничего привлекательного. Он потерял вкус к жизни. И готов был потерять себя.

По логике вещей, ему нужно было оставлять эти края. Он был один. Его больше ничего не связывало с этой землей.

Он постоянно вспоминал отца, который будто живой стоял перед ним. Как же хотелось услышать его совет, его мудрые речи! Старик врос в эту землю. Он не представлял себя нигде больше и готов был умереть, но не сдвинуться отсюда. Сам Руслан испытывал иные чувства. Он все больше ловил себя на мысли, что ненавидит здесь все, устал от злобы и крови, сковавшей Чечню арктическим льдом. Сколько раз он мечтал уйти отсюда, но у него это не получалось — он был прикован к этой земле, как раб к галере.

Еще четыре года назад, когда в среднем раз в неделю его выводили на тесный двор, и на него смотрело несколько стволов, и он ждал долгожданного, страшного, но освобождающего от всех долгов и обязанностей слова «огонь», тогда он решил — если пронесет, оставит Чечню навсегда. Он здесь чужой… И уехал бы, растворился бы на российских просторах, если бы не отец, которого он никак не мог бросить Слишком он любил его. Даже не обычной уважительной любовью, как принято. Руслан ценил в отце великодушие и мудрость, которых ему самому, человеку с высшим образованием, начитавшемуся многих умных книг, не достичь никогда. И последние годы, смотря, как старость забирает с каждым днем силы дорогого ему человека, он с отчаянием понимал, что не может изменить ничего. Но отца забрала не старость — с ней еще можно смириться, даже Аллах не властен над временем. Отца забрал Хромой со своими бандитами.

Теперь у Джамбулатова не было здесь ни родных, ни дома. Дом сгорел вместе с телом родного человека. Теперь не о чем и не о ком заботиться. Он остался один. И коротал тягучие, скучные дни, поддерживаемый мыслью, что он должен сполна рассчитаться с должниками.

Но иногда, выбираясь на яркий свет и вдыхая полной грудью напоенный утренними пьянящими ароматами свежескошенной травы и цветов воздух, он вдруг будто выбирался из тесной тюрьмы своего отчаяния и тоски и ощущал, что жить все-таки стоит. Слишком величественны и прекрасны горы, слишком ласков ветер, слишком высок и красив голубой купол неба.

В своем Нижнетеречном районе Джамбулатов мог прятаться до скончания веков. Проработав здесь в милиции, а потом и в шариатской безопасности в общей сложности пятнадцать лет, он знал весь район как свои пять пальцев. Многие его здесь уважали. Многие были обязаны ему. И до сих пор, таясь в степи у людей, с которыми его связывали крепкие нити, он владел достаточно полной информацией о том, что происходит вокруг.

Так, он узнал, что смерть подручных Хромого — Вахи и Джохара — ни на кого впечатления не произвела. Все посчитали, что это шалят военные. Спецназовские группы хозяйствовали в лесах и считали себя вправе самим вершить правосудие. Два боевика с оружием, охраняющие мини-завод, с их точки зрения, подлежали безоговорочному уничтожению.

Кстати, это происшествие попало в подпольную газету «Ичкерия», в раздел «Хроника геноцида»: «Зверское убийство двух мирных жителей было совершено оккупантами в Нижнетеречном районе. Изверги предали простых крестьян мученической смерти, изрезав ножами».

О Хромом пока ничего слышно не было. Однако Джамбулатов чувствовал, что покойный Ваха говорил правду и Даудов появится здесь. Что-то влечет его сюда. И когда он придет, им надо обязательно встретиться. А там — как Аллах милосердный рассудит.

Но зато вернулись братья Мовсаровы — Умар и Султан. Джамбулатов был рад, что они вернулись. Младший, Султан, воевавший в Грозном и в Ведено, умудрился амнистироваться и теперь был как бы ни в чем не виноватым. Умар пока опасался сдаваться и, по слухам, вел переговоры с властями, чтобы те помогли ему безболезненно легализоваться. Где он прятался — Джамбулатов пока не знал, но надеялся вскоре узнать.

Сколько раз, закрыв глаза, Джамбулатов как наяву видел перед собой лицо бородача Умара, кивающего на отца и дающего приказание ныне покойному Джохару: «Убей старого пса»…

— Затопил бы печь, — сказал хозяин дома, заходя в помещение и видя, что Джамбулатов ежится, глядя завороженно на лампу.

— Вечер добрый, — приветствовал его Джамбулатов.

— Добрый, — грустно произнес хозяин, присаживаясь на стул, и вздохнул, сложив перед собой в замок тяжелые, привыкшие к работе, покрытые жесткими мозолями крестьянские руки.

— От чего в глазах тоска? — спросил Джамбулатов.

— Умар Мовсаров, шакал, забрал двух баранов.

— Умар? — подался вперед Джамбулатов. Сердце его сладко екнуло.

— Он самый. — Хозяин дома ударил руками по столу так, что лампа подпрыгнула. — Ваххабит, шайтан его забери!

— Сам пришел?

— С какими-то двумя мальчишками — я их не знаю.

— Так просто взял и забрал?

— А как они все забирают? Он в силе. Тейп сильный. Что, милиции на него жаловаться? Вот я тебе жалуюсь, товарищ майор, — кисло усмехнулся хозяин дома. — Принимай меры.

— Приму, — зло прищурился Джамбулатов. — А где он сейчас живет?

— Я так понял, в Бадри-юрте.

— А где дом?

— На окраине халупа такая. За заброшенной мечетью. Менты и военные в Бадри-юрт ездить не любят. Места слишком дремучие.

— Там раньше Синякин и его шакалы обучали пацанов, как на дороге фугасы ставить, — сказал Джамбулатов и задумчиво постучал ладонью по крышке стола, прикидывая, как добраться до Бадри-юрта. Это полтора часа езды, если вырулить на трассу. Но по трассе ему пути нет. А по проселочным пилить часа три, при этом рискуя въехать в минные поля.

— Правильно говоришь.

— Есть будешь? — спросил Джамбулатов хозяина. — У меня все готово.

— Сыт по горло, — отмахнулся тот, поднялся и, тяжело ступая, направился в соседнюю комнату.

А Джамбулатов, оставшись один, вытащил из подпола пистолет «ТТ», проверенный в деле, работающий без задержек и заклиниваний. Две лимонки. И штык-нож, отмытый от крови. Арсенал не ахти какой. Но должно хватить.

Теперь оставалось решить, как оказаться в нужное время в нужном месте. Он мог попросить хозяина дома подвезти его до цели на стареньком, видавшем виды, с растрескавшимся лобовым стеклом «жигуленке». Руслан знал, что ему не откажут, но не мог злоупотреблять доверием этого человека, не имел права втягивать его в свою месть.

Завернув в промасленные тряпки оружие, он прошел в соседнюю комнату, где ворочался, не в силах заснуть, хозяин дома.

— Слушай, машина с горючкой для племсовхоза завтра утром пойдет?

— Да, — приподнявшись на кровати, сказал хозяин дома.

— Кто водитель?

— Мусса.

— Скажи ему, что с ним человек поедет.

— Что за человек?

— Я.

От племсовхоза до Бадри-юрта через степь пешком можно дойти часа за три. Главное, не наткнуться на мины или на вольных охотников.

— Руслан, смотри, как бы…

— Не бойся, дорогой. Я же не боюсь…

— А я боюсь? Ты один такой смелый?! — возмутился хозяин дома, но глаза у него бегали…

Они не боялись ничего. Дом стоял особняком, выходил окнами на овраг. Старший Мовсаров — Умар — сидел, обняв автомат, и под нос тянул заунывную песню.

Вечерело. Горел костер, отбрасывая алые отсветы на лица. Как бессловесные тени, по двору сновали женщины, расставляя на длинном дощатом столе, за которым сидели мужчины, баранину, зелень, жареных кур и напитки. Мужчины воспринимали их как универсальных роботов.

— Ничего… — возбужденно твердил Султан Мовсаров. — Время. Надо уметь ждать. Не надо хотеть всего сразу. Нужно резать их постепенно. Аккуратно. Резать одного за другим. Нож. Фугас. Из-за угла. Дурак дерется в открытую. Сам Джохар Дудаев завещал, как воевать с русскими, — налет, отход… Налет — отход.

— Умный, — усмехнулся Умар, теребя длинную бороду, которую никак не решался сбрить, хотя и знал, что скоро придется. — Как тебя не избрали министром?

— И избрали бы…

Дела у Мовсаровых обстояли неплохо. Султан имел в кармане новенький паспорт, который ему выдали как амнистированному боевику. И по поводу Умара тоже вопрос вроде улаживался. Военные были не против амнистировать его, если он добровольно сдаст три автомата. Это не так трудно. С оружием, правда, напряженно, но для такого дела можно и поднапрячься. Кроме того, во дворе стоит «Нива», в багажнике которой упакован боекомплект — выстрелы для подствольников, патроны — все это богатство прикупили у изредка трезвых контрактников, которых в народе прозвали «команчи» за вечно пьяные красные морды и диковатый нрав.

— Русские никогда нас не победят, — продолжал рассуждать Султан. — Они продают друг друга. Продают нам патроны.

— А мы не продаем друг друга? — посмотрел на него Умар.

— Мы режем предателей. А русскими правят предатели… Разница?

— Эх, почему ты не поступил в институт? — усмехнулся Умар.

— Зачем институт? Хромой все, что надо знать мусульманину, мне растолковал.

Умар скривился. Он не разделял восторгов брата по поводу их духовного учителя.

Султан ласково, как женщину, погладил ручной пулемет Калашникова, прислоненный к столу рядом с ним, — предмет его гордости. Потом взял самокрутку, зажег спичку, раскурил.

— Ox, — он сделал затяжку. Это была хорошая травка, ее привезли из Грузии вместе с оружием. Он прикрыл глаза, на него стала накатывать эйфория и веселое безумие.

— Ненавижу неверных… Ненавижу русских… — неожиданно вклинился в беседу еще один участник застолья — уже обкурившийся анаши жирный Рашид. За свои тридцать пять лет он успел пережить четыре контузии и два ранения, во рту у него зияла дыра — осколком снаряда ему вышибло все передние зубы, а зубопротезисты в горах не водились. Страшный, с кривым, изуродованным лицом, он был похож на нечистую силу, заведшуюся в горах, чтобы изводить невинные души. — Всех ненавижу. Головы резать… — он выпучил глаза и всхлипнул.

— Верно, Рашид, — засмеялся Султан. — Верно… Вот и старики то же скажут, — он кивнул в сторону сидящего в стороне аксакала, который кивал в такт речам и клевал носом. — Что думаете, уважаемый?

— Аллах велик, — очнулся старик.

— Да, Аллах велик, — кивнул Султан. — И только мы, сторонники чистого ислама, знаем язык, на котором он говорит…

— Тебе бы на митингах выступать, Султан.

— Ну да. И пусть Аллах со своих небес тут же покарает нас, если мы не правы, — счастливо улыбнулся Султан.

— Тут послышался стук.

И Султан застыл, ошарашенно уставившись на предмет, который действительно, будто свалившись с небес, покатился перед ним по длинному дощатому столу и замер, уткнувшись в алюминиевый бачок с мясом.

Этот предмет был не чем иным, как знаменитой «лимонкой», оборонительной гранатой «Ф-1», радиус разлета осколков три сотни метров.

Быстрее всех среагировал Умар. Он, как показалось ему, очень медленно упал на землю, переворачивая стол и надеясь, что осколки уйдут в сторону. В этот миг ему остро, до боли в сердце захотелось жить. Он знал, что сейчас будет гнуть и терзать тело взрывная волна. И будет боль. Он прикрыл голову…

Боли не было. Не было грохота. Ничего не было… Потом хлопнул выстрел…

Умар поднял глаза. И увидел бородача, который в одной руке держал пистолет «ТТ», а в другой — подхваченный с земли ручной пулемет. Это мог быть и чеченец-боевик, и спец из разведгруппы ГРУ — горы делают всех похожими друг на друга, и повадки появляются одни и те же, стирается разница в поведении, внешности. Горы и война всех равняют под свое лекало.

Рашид лежал, уткнувшись лицом в бачок с горячей жирной бараниной, с черной дыркой во лбу — «ТТ» делал дырки ювелирно чисто.

Умару стало обидно. Пришелец рассчитал все точно. Он сделал расчет на рефлексы. Швырнул из кустов «лимонку», зная, что вид этого предмета сам собой толкает человека на землю, в укрытие. И останется только перемахнуть через забор и взять всех на мушку. Он убил Рашида, который дернулся за оружием. Сработано было просто, чисто и эффективно.

— Ты кто? — прокашлявшись, крикнул Умар Мовсаров.

— Что, память потерял, грязная скотина? Так разуй глаза!

Умар присмотрелся в отблеске огня к пришельцу. И внутри все окаменело. Да, он узнал его.

— Что ты хочешь, Руслан?

— Я пришел за вами….

— Ты не можешь нас убить. Тебя убьют. Твоих родных, убьют.

— Я уже слышал это от Вахи.

Умар прикидывал шансы. До автомата не добраться. Нож — вот он, рядом, для мяса, с солидным острым лезвием. Что, если метнуть его? Но это для американских боевиков…

— Почему не стреляешь? — спросил он.

— Я возвращаю тебе твою вещь. — Джамбулатов слишком резко для своих огромных габаритов приблизился к нему. Ударил рукояткой пистолета по голове. И всадил нож в горло.

— У-я-аа!!! — бросился к нему Султан.

Джамбулатов резко обернулся и выстрелил. Султан отлетел на пару шагов, но устоял на ногах, качнулся и рухнул на колени, взвыв во весь голос.

Джамбулатов оглядел поле боя. Из темного проема в доме на него пялились испуганные глаза — детские. Старик-аксакал, которого не взволновала вылетевшая из неизвестности граната и который так и не сдвинулся во время разыгравшейся трагедии с места, плохо понимал, что происходит, его губы дергались. Если бы здесь не было детей и старика, Джамбулатов бросил бы гранату без чеки и избавил бы себя от хлопот. Но он не хотел лишней крови.

— Не бойтесь. Я не за вами, — кивнул он детям.

И тут ощутил удар. Уже как-то отстраненно услышал и почувствовал во всей мощи грохот очень близкого, кажется, на расстоянии вытянутой руки, выстрела…

Он качнулся. Успел попрощаться с этим светом. И тут же вернулся обратно, поняв, что на сей раз смерть обошла его стороной и пуля лишь задела плечо. Прыгнул в сторону.

Женщине было лет сорок. Держала она автомат неуверенно. Их разделяло метров пять, она выглядывала из кухоньки…

Она успела еще раз нажать на спусковой крючок, но пуля ушла в воздух, и Руслан ногой выбил автомат.

— Брата убил, меня убей! — Глаза ее горели лютой ненавистью. — Но и тебе не жить!

Он потрогал руку. Пуля прошла вскользь, но кровь хлестала сильно…

Он огляделся. Движения больше не было. И глаза женщины напряженно смотрели на него.

— Я с женщинами не воюю.

Он качнулся. Вскинул на плечо «РПК». Вытащил у Рашида из-за пояса «стечкина». Забросил в овраг остальное оружие. И побрел, пошатываясь, прочь…