Томас Майн Рид.

Сон в руку

II

Остаток дня и ночь мы провели у тетки моего нового приятеля, превосходной старушенции, красивое внушительное лицо которой было обрамлено по-старомодному длинными буклями.

На следующее утро мы поехали в Гавану на вокзал и там сели на поезд в Батабано. Несколько часов катились мы по рельсам, мимо замечательно роскошных пейзажей, каких я даже и во сне не видывал.

По выезде из Гаваны мы долго неслись мимо роскошных вилл, принадлежащих кубинской аристократии и богатым коммерсантам. Дальше потянулись кофейные плантации и табачные поля. Порой мелькали громадные здания заводов, из труб которых валил густой дым. На этих заводах обрабатывается сахарный тростник, сок которого подготавливают здесь к кристаллизации. Возле каждого завода обязательно стоит дом плантатора; а к нему неизбежно ведет длинная аллея королевских пальм.

Проехав станцию Гюинец, мы перевалили через середину острова, через его, так сказать, гребень. Начиная с этого места, дорога стала спускаться к берегу Карибского моря. Все реже и реже попадались селения, расстояния между отдельными плантациями были все длиннее; наконец «огнежелезный конь» углубился прямо в девственный лес, где ветви деревьев мешали дыму подниматься к небу. Внутри вагонов было совсем темно, как если бы поезд проходил тоннелем. Из окон видны были только древесные стволы, опутанные лианами.

Некоторое время я был очарован новизной и блеском пейзажа. Я люблю лес вообще, но тропический просто обожаю. Если бы я ехал с доном Мариано один, он наверное соскучился бы со мной, потому что я все время молчал и смотрел в окно.

Но напротив меня сидело прелестное, чудное создание, которому я поневоле высказывал большую часть своих восторгов...

Наконец мы приехали в Батабано, где нам нужно было выходить, потому что дальше железная дорога не шла, да и не могла идти: дальше было Карибское море.

Батабано – городок очень маленький; небольшой его порт ведет мелкую каботажную торговлю; лишь изредка заглянет сюда какая-нибудь шхунка с Малых Антилл или откуда-нибудь из Южной Америки. Таможня, еще несколько общественных зданий, кучка домов, принадлежащих казенным служащим, и несколько лачужек из пальмовых ветвей – вот все, из чего состоит Батабано.

Мы остановились там на самое короткое время, лишь для того, чтобы забрать свой багаж, который и уложили в дожидавшийся нас фургон, запряженный парой мулов. Дон Мариано накануне сообщил своей прислуге о нашем приезде, и потому для нас были высланы на станцию три верховые лошади.

Мы вскочили на лошадей и сразу же поехали. Вскоре мы очутились в середине самого дикого леса, какой только можно себе представить. Это был девственный лес в полном смысле слова, почти совершенно не тронутый топором дровосека. Дорога, по которой мы ехали, не имела, конечно, никаких оснований называться дорогой. Это была какая-то тропка, проложенная сквозь чащу леса.

Проезжая этими местами, я невольно думал о том, что существует полная гармония между девственным лесом и девушкой, с которой мы ехали. Здесь она была полностью на своем месте, и роскошь природы нисколько не подавляла ее дивной красоты.

Временами гигантская декорация расступалась, и тогда перед нами открывались море и берег. Раковинки под лучами солнца сверкали на песке, словно слитки серебра. Затем тропка снова быстро уходила в темные заросли.

Наш путь лежал вдоль бухты Батабано, и мы удалялись от города к юго-востоку. Нам оставалось еще несколько миль до усадьбы дона Мариано.

Но мы уже ехали по его владениям. Густые леса перемежались с огромными лугами.

Наконец дикое великолепие совсем исчезло, и мы увидели обработанные земли. Тут у дона Мариано были великолепные кофейные плантации, или cafetal.

Проехав через плантации, мы увидели наконец и усадьбу. Она далеко не была похожа на скромный дом, на bahio, как выражался дон Мариано. Напротив, все в ней говорило о том, что это жилище кофейного плантатора, на полях которого работают сотни невольников-негров, а в casa grande толпится целый легион слуг.

Эти слуги высыпали к нам теперь навстречу. Во главе их шел majordomo. Он был окружен конюхами, готовыми сейчас же принять наших лошадей, как только мы остановимся у крыльца.

В просторной столовой был уже накрыт стол. Как только мы умылись и переоделись с дороги, сейчас же сели за стол, и тут я окончательно убедился, что дон Мариано был уж слишком скромен, когда описывал свое гостеприимство. Из его слов можно было вывести, что он живет холостяком, едва имеющим у себя необходимое, а тут оказалось, что он ест, как Лукулл, и пьет самые изысканные вина.