"Где-то во времени" - читать интересную книгу автора (Матесон Ричард)17 НОЯБРЯ 1971 ГОДАШесть часов двадцать одна минута. Опять сильная головная боль. С трудом открываю глаза. Слушаю вновь и вновь то, что говорил прошлой ночью. Слушаю в холодном свете наступающего дня. Должно быть, я был не в себе. Одиннадцать часов сорок шесть минут. Официант только что принес мне континентальный завтрак: кофе, апельсиновый сок, булочку с черникой, масло и джем. И вот я сижу с тяжелой головой, ем и пью, словно я нормальный, а не псих. Странно то, что сейчас, когда прошла сильная боль и я сижу за письменным столом, глядя на освещенную неярким солнцем узкую полоску пляжа и голубые океанские волны, набегающие белой пеной на серый песок, сейчас, когда можно ожидать, что это наваждение рассеется при свете дня, оно почему-то сохраняется – почему, не знаю. Хочу еще раз подчеркнуть, что в том самом холодном свете дня все несбыточные мечты рассеиваются. Вернуться назад во времени? Ты совсем свихнулся? И все же меня поддерживает какое-то необъяснимое убеждение. Не могу уразуметь, как вообще такая мысль может иметь смысл, но для меня она полна смысла. Основания для моей растущей уверенности? Весьма зыбкие. И все же этот момент становится более значительным каждый раз, как я о нем думаю: то, что она смотрела на меня так, словно знала раньше, и что в ту самую ночь она умерла от сердечного приступа. Неожиданная мысль. Почему она со мной не заговорила? Не будь смешным. Как бы она это сделала? В свои восемьдесят с лишним лет заговорить с двадцатилетним мальчиком о любви, которая могла быть между ними пятьдесят семь лет назад? Будь я на ее месте, сделал бы то же самое – промолчал, а потом умер бы. Другая мысль. Мысль, к которой привыкнуть еще труднее. Если я действительно все это совершил, то не будет ли милосерднее не возвращаться? Тогда ее жизнь спокойно продолжалась бы. Она могла бы и не достичь высот в драматическом искусстве, но, по крайней мере… Я поневоле рассмеялся. Вот я тут сижу и ничтоже сумняшеся рассуждаю о том, как изменить историю. И вот еще мысль. Мысли приходят ко мне одна за другой. Я прочитал эти книги. Многие из них были напечатаны несколько десятилетий, даже целое поколение назад. То, что случилось с ней, уже случилось. Поэтому у меня нет выбора. Я должен вернуться назад. И снова я не удержался от смеха. Произнося эти слова, я смеюсь. Но это не так уж смешно – так обычно смеются над глупостью. Так, решено, давайте детально рассмотрим эту проблему. Не важно, чего я хочу, что чувствую или на что считаю себя способным – мой разум и мое тело, каждая моя клеточка знает, что сейчас 1971 год. Как мне освободиться от этих ограничений? Не пытайся смутить меня фактами, Кольер. По крайней мере, не такими фактами, которые доказывают невозможность всего этого. Чем мне следует забивать себе голову, так это фактами, доказывающими, что подобное возможно. Но где мне найти такие факты? Еще одна краткая поездка в Сан-Диего. На этот раз никаких особых ощущений не возникло. Должно быть, сказалось воздействие отеля – прикрываюсь им, как доспехами. Снова поехал в магазин Уоренброка. Сразу же повезло. Дж. Б. Пристли собрал материал и написал огромную книгу по теме «Человек и время». Ожидаю многое почерпнуть из нее. Купил также бутылку красного бордо. И рамку для фотографии. Прелестная вещица. Похоже на состаренное золото с овальным вырезом в паспарту. Я называю это паспарту, но, похоже, оно тоже сделано из золота, с изящными завитками, обрамляющими ее голову наподобие золотой виноградной лозы. Теперь Элиза выглядит подобающим образом. Не запрессована в книгу, словно принадлежит истории. Ее лицо в рамке на прикроватной тумбочке. Живая. Моя живая любовь. Единственное, что все еще меня беспокоит, – это мысль о том, что именно я буду виновником этого трагического взгляда на ее лице. Не стану сейчас об этом думать: еще успею. Приму душ, потом усядусь на постели, и в голове у меня будет звучать ее любимая музыка, а в горло потечет ее любимое вино. Тогда я и начну постигать время, которое собираюсь перехитрить. И все это здесь. В этой гостинице. Именно в этом месте, как раз в тот момент, когда я произношу эти слова, дышит и движется Элиза Маккенна, отделенная от меня расстоянием в семьдесят пять лет. Первая глава посвящена устройствам измерения времени. Не понимаю, каким образом это могло бы мне пригодиться, но все-таки собираюсь изучить материал, делая записи, как привык в колледже. Вот так надо этим заниматься. Прохожу курс изучения времени. Глава вторая: «Символы и метафизика времени». Движущаяся вода, пишет Пристли, всегда являлась для человека излюбленным символом времени. «Время, как неудержимый поток, уносит прочь всех своих детей». Умом понимаешь неточность этого сравнения, ибо у потока есть берега. Поэтому мы вынуждены рассматривать то, что стоит неподвижно, пока течет время. И где мы находимся? На берегах или в воде? Глава третья: «Время в понимании ученых». «Время не существует отдельно от порядка вещей, посредством которого мы его измеряем». Так сказал Эйнштейн. В этом «загадочном царстве», как называет его Пристли, нет такого места, где можно было бы найти окончательную формулировку пространства и времени. Густав Штромберг[29] утверждает, что существует пятимерная вселенная, содержащая в себе четырехмерный пространственно-временной мир физики. Он называет ее «областью вечности», лежащей за пределами пространства и времени в их физическом смысле. В этой области настоящее, прошлое и будущее лишены смысла. Есть только единство существования. Глава четвертая: «Время в литературе и театре». Допустим, человек родился в 1900 году, пишет Пристли. Если 1890 год еще где-то существует, значит, человек может туда попасть. Но он сможет сделать это только в качестве наблюдателя, поскольку 1890-й в совокупности с его физическим присутствием не будет уже оставаться тем 1890-м, каким он был. Если бы он захотел не просто понаблюдать за 1890 годом со стороны, а почувствовать этот год как живой участник событий, то ему пришлось бы воспользоваться вневременной частью своего сознания, чтобы проникнуть в сознание какого-либо человека, живущего в 1890-м. Пристли утверждает, что усиливает это ограничение не само путешествие, а пункт назначения. Человек, родившийся в 1900-м и умерший в 1970-м, является пленником этих семидесяти лет хронологического времени. Поэтому в физическом смысле он не может быть частью любого другого хронологического времени, будь то 1890-й или 2190-й. Это меня тревожит. Надо все обдумать. Нет, ко мне это не относится. Потому что я уже там был. 1896 год без моего физического присутствия не будет больше тем годом, каким был. Поэтому я должен вернуться. Часть вторая: «Представления о времени». Я читаю и делаю записи уже несколько часов. Рука ноет, глаза устали, чувствую, что начинается приступ головной боли. Но остановиться не могу. Я должен изучить все, что в моих силах, чтобы отыскать путь назад, к ней. Необходимое условие – желание. Но должна быть некая техника, некий метод. Мне еще предстоит это найти. И я найду, Элиза. Мир древнего человека, пишет Пристли, поддерживался не хронологическим порядком, а «Великим временем», «временем вечного сна», когда прошлое, настоящее и будущее являлись частью «Вечного мгновения». Похоже на «область вечности» Штромберга. Напоминает также теорию Ньютона об абсолютном времени, которое «течет одинаково безотносительно к любым внешним событиям». Наука развенчала эту теорию, но, возможно, он был прав. Эта идея о «Великом времени» во многих отношениях не дает нам покоя, продолжает Пристли, направляя наше сознание и наши действия. Человек постоянно думает о том, чтобы «вернуться назад», уйти от бремени мира, укрыться в месте, которое остается неизменным, где вечно играют мальчики-мужчины. Может быть, в этой «области вечности» существуют наши истинные сущности – наши важнейшие сущности, и осознанию этого мешают наши физические чувства. Окончательным избавлением от этих ограничений станет смерть – однако избавление возможно и до смерти. Секрет должен состоять в уходе от ограничений окружения. Мы не в состоянии сделать это в физическом смысле, поэтому должны совершить мысленно, посредством того, что Пристли называет «вневременной частью» нашего сознания. Короче говоря, к этой жизни меня пригвождает осознание настоящего. Морис Николь[30] говорит, что вся история – это Жизнь в настоящем. Мы не можем наслаждаться единственной вспышкой жизни в необъятной мертвой пустыне. Мы, напротив, существуем в одной точке «пространного развития живых людей, продолжающих думать и чувствовать, но невидимых для нас». Мне надлежит только занять выгодное положение, из которого я смогу увидеть всю процессию и затем добраться до нужной мне точки. Заключительная глава. После нее я буду предоставлен сам себе. Пристли пишет о трех временах. Он называет их «время 1», «время 2» и «время 3». «Время 1» – это то время, когда мы рождаемся, стареем и умираем. Реальное время целесообразной жизни, время жизни разума и тела. Во «времени 2» все не так просто. В его границах сосуществуют прошлое, настоящее и будущее. Его законы не определяются часами и календарями. Войдя в него, мы оказываемся в стороне от хронологического времени, воспринимая его скорее как неизменное единство, а не движущуюся совокупность моментов. «Время 3» – это та область, где существует «энергия для соединения или разобщения вероятного и фактического». «Время 2» может быть жизнью после смерти, утверждает Пристли, «время 3» – вечностью. Во что я сейчас верю? Где-то по-прежнему существует прошлое как часть «времени 2». Чтобы его достичь, я должен каким-то образом извлечь свое сознание из «времени 1». Или это мое подсознание? Мой «тюремщик»? Внутреннее ограничение жизненного срока? Если так, то передо мной стоит конкретная задача. С помощью принципов психокибернетики я смогу перепрограммировать себя, чтобы поверить, будто я существую не в 1971-м, а в 1896-м. Мне поможет эта гостиница, потому что в ее стенах сохранилось многое от 1896 года. Место безупречное, метод логичный. Получится! Знаю, что получится! За этой книгой я провел много часов. Уверен, полезных часов. И все же как странно, что по временам я совершенно забывал причину, побудившую меня изучать эту книгу. Но сейчас я беру со столика фотографию и снова смотрю на прекрасное лицо. Моя милая Элиза. Моя любовь. Скоро я буду с тобой. Клянусь тебе. Только что заказал ужин в номер. Суп, жареное мясо молодого барашка. Салат. Большой десерт. Кофе. И допью бордо. Лежу, просматриваю ее биографию. Все прочитанное просачивается в мое подсознание, изменяя его. Завтра начну концентрироваться на том, чтобы изменить его полностью. Только что натолкнулся на интересную вещь. В конце книги не замеченная мной раньше страничка. Перечень книг, которые она читала. Среди них «Эксперимент со временем» Джона Уильяма Данна. Должно быть, Элиза прочитала ее после 1896 года, потому что тогда книга еще не вышла в печать. Интересно, зачем она ее читала. Семь часов девятнадцать минут. Только что поел. Желудок полон. Я доволен. Лежу и думаю о Бобе. Он всегда был так добр ко мне. Так внимателен. Не очень-то хорошо с моей стороны было просто оставить записку и исчезнуть. Знаю, что он за меня тревожится. Почему я не подумал об этом раньше? Почему же я сразу ему не позвонил, не дал знать, что со мной все в порядке? Может, он там с ума сходит, звонит в полицию, проверяет все больницы. Лучше уж сообщить ему, что со мной все в порядке, прежде чем я отправлюсь действительно далеко. Мэри? Да. О… не так далеко. Конечно. У меня все хорошо. Боб дома? Привет, Боб. Ну, я… как только… сообщу тебе, если… Это личное, Боб. Не имеет отношения к… Мне надо было, Боб. Я думал, что все объяснил в записке. Понимаешь, все дело в этом, правда. Собираюсь путешествовать. Куда угодно. То есть… Я в порядке, Боб. Я… Просто не хочу тебе рассказывать. Попробуй понять. Со мной все в порядке. Всего лишь хочу сделать это по-своему. Послушай, мне хорошо. Я позвонил, чтобы тебе об этом сказать. Чтобы ты не волновался. Ну и не надо. В этом нет необходимости. У меня все хорошо. Да. Не могу сказать почему. Я так решил. Нет, Боб. Ничего. Если мне что-то понадобится, я дам тебе знать. Не слишком далеко. Послушай, мне надо… Нет, Боб, не могу. Не хочу… Потому что я… Позволь мне сделать это по-своему. Прошу тебя. Боб, ради бога! Я смотрю на Кэрол Бернетт.[31] Она смешная. И Харви Корман[32] тоже. Забавно. Люди, хотите знать, зачем я на них смотрю? Вам не слышно, что я говорю, но все же я скажу. Почему я смотрю на Кэрол Бернетт, вместо того чтобы ложиться спать и готовиться к завтрашней атаке на время? Сейчас скажу почему. Потому что я его потерял. Не знаю когда. Возможно, это началось, когда я разговаривал с Бобом. Странно было еще раз слышать свой голос, разговаривающий с ним. Я не запомнил точный момент, когда оно пропало. Знаю только, что оно исчезло. Сначала я не мог в это поверить. Думал, мне это кажется. Я стал ждать, когда заполнится пустота. Но этого не произошло, и я рассердился. Потом испугался. Потом понял. Оно кончилось. Я что – путешествую во времени? Господи, мое место в «Ночной галерее»[33], а не в этом отеле. Я идиот. Этот отель – не остров вчерашнего дня, а обветшавший ориентир на пляже. А Элиза Маккенна? Актриса, умершая восемнадцать лет назад. Никакой драмы. Всего лишь старость. И семьдесят пять лет назад здесь с ней не произошло ничего драматического. Просто у нее изменился характер, вот и все. Может, она спала с Робинсоном. Или коридорным. Или… О, замолчи же! Перестань, Кольер. Оставь это, выкинь из головы. Только слабоумный стал бы продолжать дальше. Полчаса до полуночи. После окончания «Шоу Кэрол Бернетт» я пошел в табачный киоск и купил «Сан-Диего юнион» и «Лос-Анджелес таймс». Сел в холле и упрямо прочитал обе от начала до конца, как пьяница в запое, вновь впитывая в себя яд 1971 года. Испытанные ощущения повергли меня в ярость. Оставил газеты на диване в холле. Пошел в викторианскую гостиную. Выпил «Кровавую Мэри». Выписал счет. Встал и спустился в залы игровых автоматов. Вошел в один из залов и сыграл в бейсбол, компьютерную викторину, гольф, а также пинбол. Пустой зал, позвякивание автоматов. Мне захотелось всех их раздолбать кувалдой. Снова поднялся наверх, мимо людей в вечерних платьях. В Бальном зале большое событие: конференции на тему «Автомобильные аварии». Хотелось их остановить. Рассказать им, что это такое – лобовое столкновение духа с реальностью. В викторианской гостиной выпил еще одну «Кровавую Мэри». В соседней кабинке ссорится парочка. Позавидовал им: они живые. Сидел там опустошенный, подавленный и выпотрошенный. Заказал третью «Кровавую Мэри». Выписал счет: номер 527, Ричард Кольер. Поднялся наверх, чтобы выброситься из окна. Не хватило духу. Вместо этого смотрел дурацкий телик. Ни разу в жизни не чувствовал такой пустоты. Такой абсолютной бесцельности существования. Люди, испытывающие подобное, умирают. Желание жить – это все. Когда оно исчезает, тело идет вослед. Я стою в пустоте. Как персонаж из мультика, начинающий падать с утеса и, не сразу это заметив, продолжающий перебирать ногами в воздухе. Я уже заметил. А теперь начинаю падать. |
||
|