"Любовь колдовская..." - читать интересную книгу автора (Рибенек Александр Вадимович, Щепалин Игорь...)

IX

Фрол Бородин с вечера ушел с ночевкой на рыбалку. Неспокойно было у него на душе. Перед этим к нему заходил Тит Фролов и рассказал о своем разговоре с Дарьей Гришиной. Фрол не разделял уверенности своего дружка, что девушка никому не расскажет о них. По своей сущности этот казак был труслив. В детстве предпочитал не ввязываться в драки, потому что боялся, что его побьют. Бывало, что и бивали. Особенно доставалось ему в юности, когда стал женихаться. Он был видным парнем, и девки липли к нему. Но хуторским парням не нравилось, что их подруги заглядываются на другого. Потому и ходил частенько Фрол Бородин с разбитым лицом.

Этот страх и послужил причиной тому, что он долго не мог жениться. Жена Фролу попалась некрасивая и желчная. К тому же оказалось, что она не может иметь детей. Много раз порывался он уйти от нее, но страх опять не давал ему этого сделать. Он боялся ее многочисленной родни, боялся осуждения, да и самой жены, которая частенько била его. Даже другую бабу не мог себе завести из страха, что жена узнает. Так и жил, пока не грянула война…

Фрол попал на австрийский фронт. Ему совсем не хотелось лезть под пули. Большими стараниями ему удалось устроиться в обоз, где и прослужил до рокового семнадцатого года, и пороха-то не нюхав толком. А потом судьба закрутила, завертела его…

До войны Фрол считался зажиточным хозяином, держал работников. Понятно, что с большевиками ему было не по пути, поэтому, когда казаки окрестных станиц восстали, он присоединился к ним. Но воевать ему не больно-то хотелось. Ненавидя большевиков лютой ненавистью, Бородин пристроился к карательному отряду. Расправлялся с красноармейцами, попавшими в плен, с теми казаками, которые покидали свои части, не желая воевать.

Среди карателей Фрол отличался своей звериной жестолькостью. Поэтому, когда белое движение потерпело поражение, Бородин с опаской возвращался в родной хутор. На его счастье не было никого, кто знал бы о его «славном» прошлом. Пленных, которые попадали в его руки, живыми он не отпускал, а среди сослуживцев не было ни одного земляка…

Хозяйство было разрушено: крыша в хате текла, амбары, конюшня, курятник и другие постройки обветшали, скотина частью передохла, частью находилась у тестя. Там же жила и жена. Все пришлось начинать с нуля. У Фрола был кое-какой капиталец, накопленный им за время службы в карательном отряде. Он-то и послужил первым камнем в его хозяйстве. Фрол нанял батраков, драл с них три шкуры, не давая пощады, благо в то голодное время тем некуда было деваться. Сам не работал, только надзирал…

Постепенно дело стало выправляться. Скоро уже Бородин имел столько же, сколько и до войны. Но жил в его душе страх. Страх перед тем, что кто-нибудь его раскроет, что его арестуют. Этот страх Фрол вымещал на своих работниках, отличаясь особой лютостью в отношениях с ними.

А бояться ему было чего. Через некоторое время после его возвращения объявился на хуторе Тит Фролов. Он знал, что Фрол был в карательном отряде, о чем дал ему недвусмысленно понять. Ох, и ненавидел же его Бородин! Ненавидел и боялся… Можно было, конечно, заставить его замолчать навсегда, но Фрол никак не мог на это решиться. Да и слишком похожи они были. Оба одинаково сильно ненавидели Советскую власть и делали все, чтобы навредить ей. Утаивали зерно, помогали бандитам продуктами, даже составили список активистов из бедноты, кого, по их мнению, следовало уничтожить в первую очередь. Не успели…

Банда Харламова была разгромлена, им тогда чудом удалось отвертеться. На их счастье не было никого, кто мог бы свидетельствовать против них. Харламова убили при захвате, его «правую руку» бывшего хорунжего Лисового они самолично утопили в реке, когда тот прибежал к ним искать спасения. А больше никто и не знал об их сотрудничестве, если не считать членов семей. Но в их молчании они были уверены…

Покушение на Вострякова Бородин считал их главной ошибкой. Слишком осторожным был секретарь партийной ячейки, чтобы его можно было взять голыми руками. Той ночью пуля зарылась в землю прямо перед самым носом Фрола, заставив отползти назад, проворно работая локтями и коленями. Им бы помочь Фролову, но они с Курковым поспешно ретировались. Как ни ругал их потом Фролов, они лишь огрызались, ссылаясь на то, что на выстрелы сбежалось почти полхутора. А на самом деле Фрол и его дружок Курков просто испугались, что их поймают…

А теперь вот, оказывается, Дарья Гришина знала об их участии в неудавшемся покушении на Вострякова. Конечно, Степана взяли, план Фролова прекрасно сработал. Но они не могли чувствовать себя в безопасности, пока был хотя бы один человек, знавший об этом. Тит утверждал, что Дарье никто не поверит, поэтому опасаться ее нечего. Но на душе у Фрола было неспокойно. Уверенности не придавал даже обрез, который он прихватил с собой… Надо было убрать Дашку! Но тогда они раскрыли бы себя. ГПУ стало бы копать и рано или поздно добралось бы до них…

Ночь вступала в свои права. Рядом у костра храпел его свояк Демид Ушаков. Еще с вечера наловив окуней и сварив в котелке наваристую уху, они выпили много самогона. Но Фрола спиртное не брало. Он ворочался с боку на бок, пока не понял, что уснуть не сможет. Бородин сел у костра, подкинул веток, набранных в ближайшем лесу, и стал размышлять о своей невеселой жизни…

Перед ним лежала зеркальная водная гладь шириной метров пятьдесят. Этот плес называли Маришкиным. Никто уже не помнил, откуда взялось название. Место это славилось хорошими поклевками, поэтому неслучайно Бородин с Ушаковым выбрали его для рыбалки, хотя оно и располагалось довольно-таки далеко от хутора.

На лодке они перебрались на противоположный, пологий берег плеса. Здесь хоть было, где разместиться. А на другой стороне берег был обрывистым, крутым, по его верху вплотную к самому обрыву подступал смешанный лес: кряжистые дубы, карагачи, вязы вперемежку с дикими яблонями, вербы, тополя и осины. Этот массив с густым подлеском темной громадой тянулся вверх и вниз по течению реки, вселяя в него подсознательное чувство тревоги. Фрол ощутил, как зашевелился внутри липкий беспричинный страх. Мелькнула шальная мысль: бросить все, сесть в лодку и уплыть отсюда подальше. Но он отогнал ее. Смешно было бояться неизвестно чего. И, тем не менее, Бородин непроизвольно сильнее сжал теплое ложе обреза…

— Дядя Фрол! — услышал вдруг он голос, звучавший, казалось, внутри его головы.

— Кто это?

Бородин испуганно огляделся по сторонам, но никого не заметил, отчего его паника усилилась.

— Это я, дядя Фрол, Дарья Гришина, дочка того самого человека, какого вы отправили в тюрьму заместо себя.

— Где ты? Покажись!

Фрол напряженно вглядывался в темноту, пытаясь определить местонахождение девушки. Казалось, она должна была стоять рядом с ним, но ее нигде не было видно, и это еще больше пугало его.

Огонь внезапно погас, хотя за секунду до этого пламя весело плясало, пожирая большую охапку ветвей, брошенную им туда незадолго до этого. Стало очень темно. Пространство вокруг освещалось лишь светом луны, желтым пятном вырисовывающуюся на небе.

— Дядя Фрол, я ить знаю, что это ваша троица покушалась на Ивана. Ты, дядя Тит и дядя Афанасий… Это вы подкинули моему отцу винтарь и сапоги!

— Брешешь, ничего мы не подкидывали! — крикнул Бородин.

— Твоя неправда, дядя Фрол! Себе-то хоть не врал бы!

— Это правда! Я не стрелял и ничего не подкидывал!

Невидимый собеседник рассмеялся.

— Вот это уж точно! Кишка у тебя тонка, дядя Фрол, чтоб стрелять в человека!.. Но ты помогал в этом своим дружкам…

— Чего тебе надобно от меня?

— Ты пойдешь в ГПУ и обо всем поведаешь его начальнику, — ответил голос.

— Я что, совсем глупой, что ль? Никуды я не пойду!

— Тогда я сама тебя туда приведу.

В голосе Фролу послышалась угроза. Он еще сильнее стал озираться, пытаясь обнаружить невидимого собеседника. Никого не было видно…

В тот вечер комары особенно сильно досаждали ему. Но сейчас творилось вообще что-то невообразимое. Создавалось ощущение, что эти паразиты слетелись сюда со всей окрестности. Тучи надоедливых насекомых кружились над ним, он то и дело давил этих кровососов, не прекращая озираться по сторонам в поисках Дарьи. Но девушки нигде не было видно, даже голос куда-то пропал.

И тут вся эта туча комаров напала на него. Насекомые густо облепили тело, забираясь даже под рубаху в поисках свободного места, чтобы можно было воткнуть свой хоботок и вволю напиться кровушки. Фрол ничего не видел, потому что не мог открыть глаз, так как паразиты сразу же лезли на глазные яблоки. Нечем было дышать, ноздри были забиты шевелящейся массой. Даже рот нельзя было открыть, так как эти кровососы сразу лезли туда, и ему приходилось отплевываться. Ужас заполнил все его сознание, им овладела паника. Фрол замахал руками, давя комаров десятками, сотнями, но место погибших сразу же занимали их собратья.

— Пойдешь в ГПУ? — услышал он знакомый голос.

— Иди к черту! — крикнул он, отплевываясь.

— Что ж, — вздохнула девушка, — ты сам напросился.

В очередной раз смахнув с лица комаров, Фрол вдруг увидел ее стоящей в нескольких шагах от него. Доведенный до полубезумного состояния, он разыскал на земле обрез, передернул затвор и выстрелил в ненавистную фигуру…

Человек зашатался и рухнул на колени. Сразу вдруг ярко вспыхнул костер, который погас перед разговором с Дарьей.

— Фрол, за что? — услышал он голос Демида.

Ушаков упал лицом вниз. Бородин бросил обрез и подбежал к свояку. Опустившись на колени, он перевернул его на спину. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Демид мертв: пуля попала прямо в сердце. И комары куда-то подевались…

Фрол поднял лицо к небу и завыл по-звериному, с надрывом.

— Будь ты проклята, ведьма!

Ответом ему был тихий смех, как ветер прошелестевший над ним…


Титу Фролову этой ночью снились кошмары. Во сне к нему приходили сотрудники ГПУ, чтобы арестовать. Он убегал, отстреливался, его настигали и, в конце концов, убивали. Он умирал долго и мучительно. Просыпался в холодном поту, но как только закрывал глаза, все повторялось заново.

В какой-то из моментов этого бесконечного кошмара ему вдруг привиделась Дарья Гришина. Девушка стояла перед ним и, молча, глядела на него. Ее появление напугало его больше, чем сон об аресте. Где-то в глубине души жил страх, что она все-таки выдаст его. Отсюда, наверное, и этот ночной кошмар.

— Чего тебе надобно от меня!

Ему показалось, что он крикнул, но на самом деле губы лишь беззвучно шевелились.

— Сознайся, дядя Тит, ить это ты пытался убить Ивана!

— Сгинь, нечистая сила! — отмахнулся он от нее.

— Сознайся, пока за тебя это не сделали другие.

— Кто?

— К примеру, дядя Фрол.

— Ты, видать, совсем ополоумела, девка! Фрол никогда не сдаст меня!

В ответ Дарья рассмеялась.

— Сам увидишь!

И пропала.

Тит проснулся. В окошко кто-то отчаянно барабанил, спущенный на ночь с цепи пес во дворе заливался отчаянным лаем.

— Стучит что ль ктой-то? — встревожилась жена, тоже проснувшаяся от стука. — Тит, выглянь-ка, кого это нечистый принес в такую пору?

Фролов нехотя слез с кровати и пошел к окну, на всякий случай прихватив с собой наган, который всегда клал под подушку, когда ложился спать. Особенно после неудавшегося покушения на Вострякова…

Он приподнял занавеску, выглянул в окно и отпрянул. Ладони сразу вспотели, лоб покрылся холодной испариной. Из темноты на него смотрела ужасная, распухшая рожа.

— Тит, это я, Фрол, — услышал он знакомый голос.

Фролов пригляделся. Это действительно был Фрол Бородин, только изменившийся до неузнаваемости. Все лицо его распухло до такой степени, что от глаз остались одни маленькие щелки. Тит открыл окно и поинтересовался:

— Кто это тебя так?

— Комары, язви их в душу! — выругался Фрол. — Тит, выдь на-час, разговор до тебя есть.

Фролов закрыл окно, задернул занавеску и вернулся к кровати. Увидев, что он одевается, жена поинтересовалась:

— Ты куды?

— Спи, не твово ума дело! — довольно-таки грубо ответил ей Тит. — Скоро возвернусь.

Он вышел на улицу, где его поджидал Бородин.

— Ну, что стряслось? Чего спать не даешь?

— Беда, Титушка! — чуть не плача, ответил Фрол. — Ить я свояка свово завалил!

У Фролова все оборвалось внутри от нехорошего предчувствия.

— Погодь, давай-ка закурим, — предложил он Бородину, доставая кисет. — Успокойся и обскажи все по порядку…

Они скрутили по самокрутке и закурили. Фрол, сбиваясь и путаясь, рассказал о том, что произошло, не утаив ничего.

— Н-да! — только и смог сказать Тит. — И много ль вы с ним выжрали первача?

— Да порядочно, — ответил Фрол. — Только, Титушка, я ить не пьяный был!

Фролов поморщился. От Бородина несло таким перегаром, что в его слова верилось с трудом.

— Это ты бабе своей будешь рассказывать! Нажрался самогону, вот с пьяных глаз тебе и привиделась всякая чушь!

— Вот те крест! — Бородин перекрестился. — Гляжу, Дашка передо мной стоит. Я в нее из винтаря пальнул, а оно вишь, как получилось! Чего же теперича делать?

— Чего? — глаза Фролова недобро сузились. — Пойдем, покажешь…


На лодке Бородина они довольно-таки быстро добрались до места преступления. Костер уже прогорел и потух. Тело Демида лежало там же, где его оставил Фрол…

Фролов осмотрел труп и убедился, что человек — мертв. Он поднялся с корточек и повернулся к Бородину.

— Где винтарь?

— Да где-то тута должон быть, — ответил Фрол, не сводивший испытующего взгляда со своего дружка.

— Ищи, — приказал Тит.

В его голове бродили темные мысли. Он не доверял Бородину. Дарья была права: этот человек мог сдать их всех с потрохами. Уж его-то Тит хорошо знал. В том, что Бородина возьмут, у него не было сомнений. Кроме Фрола с Ушаковым на рыбалке никого не было…

Это натолкнуло его на одну мысль. Когда Бородин принес ему обрез, он уже знал, что делать…

— Вот, нашел, — сказал Фрол, отдавая ему оружие. — Что дале будем делать? Сховать бы надобно тело куда-нибудь…

Тит щелкнул затвором, досылая патрон в ствол, и направил обрез на Бородина. Тот смертельно побледнел, поняв, что тот собирается сделать.

— Титушка, ты чего удумал? Не надо!

— Ить ты выдашь нас, Фрол! — сказал Фролов, глядя на него.

— Нет, Титушка! — воскликнул тот в отчаянии. — Я буду нем, как рыба!

Фролов покачал головой.

— Я должон быть уверен, что ты никому не скажешь…

Поняв, что ему не удастся уговорить своего дружка, Фрол рухнул на колени и завыл по-звериному. Хлопнул одинокий выстрел, оборвавший этот рвущий душу вой…