"Аванпост" - читать интересную книгу автора (Рейто Енё)Глава двадцать третья— К сожалению, вещи исчезли, — сказал капитан Голубю, — но если у вас есть какая-либо нужда… можете смело мне сказать… — Мне бы, господин капитан… в первую очередь с Троппауэром… — Ах да, этот второй солдат… — Зазвенел телефон, Гардон снял трубку. — Да? Прекрасно. Пусть конвой выделит патрульных, и они немедленно приведут его в форт. — Положив трубку, он с удивлением посмотрел на Голубя. — Небывалый случай. Солдат по фамилии Троппауэр жив. Если хотите, можете пойти встретить его… — Ура! — воскликнул Голубь, позабыв обо всем на свете, и бросился бежать… Троппауэр вернулся слегка похудевший, но улыбающийся и почти не обремененный одеждой. Они с Голубем долго обнимали друг друга. — Как тебе удалось остаться в живых? — спросил Голубь. — Очень просто. Меня не убили, — радостно сообщил поэт. — Видишь, как полезно иногда дать по морде жандарму. У меня до сих пор руки чешутся, когда вижу этого расфуфыренного Бенида Тонгута. Тот бандит с Корсики, которому я дал воды, составил мне протекцию. Он похлопотал перед одним полуголым господином, чтобы меня не убивали… Но… знаешь… Есть один щекотливый вопрос… Эти каторжники так странно себя вели… — Неужели не слушали тебя, когда ты читал стихи? — Нет, это дело я уладил довольно легко, но они… понимаешь… хотят бунтовать… — Что?! — Я толком ничего не знаю. К ним там ходил один пигмей. Они в лесу живут… К каторжникам должно прийти племя сокота. Надо только дождаться, когда Нигер спадет. Тут-то каторжники и восстанут. В форте многие солдаты об этом знают… Кобенский замешан в дело и этот Хильдебрант. — Ну а как же с водой?… Вода ведь у офицеров. — Должен кто-то приехать и привезти подрывника, Они взорвут трубы и получат доступ к воде. — Что же нам делать?… Если выдать каторжников, мы можем навлечь беду на многих легионеров. Но я все-таки французский кадет… — А я художник, а художники известны своей любовью к родине. Черт его знает, что тут можно сделать. Доносить на товарищей, конечно, нехорошо… — Я знаю, что мы сделаем. Мы посоветуемся с одним майором. Я тут разоблачил переодетого майора. Ему можно довериться. — Кто такой? — Главач! — торжествующе ответил Голубь. — Никогда бы не поверил… — удивился Троппауэр. — Сапожник Главач?… Лучше ничего не мог придумать. Они пошли к Главачу, который горевал в столовой за бутылкой вина… Голубь подсел к нему за столик. — Беда… — зашептал он Главачу в ухо. Тот побледнел. — Так я и знал, что этот Шполянский продаст… — сказал он, решив, что поляк доложил о краже рубашки по начальству. — Речь не о том. Вот Троппауэр, ему вы можете доверять, он поэт. На послезавтра планируется восстание. Что ты здесь вертишься? — накинулся Голубь на подавальщика. — Принеси лучше бутылку вина. Темнокожий юнец отошел к стойке и стал наливать в бутылку вино. — Не понимаю… — сказал Главач. — Чего вам от меня нужно? — Послушайте… нам необходим вам совет. Готовится бунт, солдаты хотят захватить форт… Мальчишка-араб принес вино и стал разливать его по стаканам. — Нужно что-то предпринять, — напирал Голубь. — Поймите, господин майор… — Но позвольте… — опешил Главач. — Прошу прощения… — опомнился Голубь. И опять в ярости зарычал на подростка: — Ты уберешься отсюда когда-нибудь? — Вы должны сказать нам, что делать, — подбодрил Главача Троппауэр. Тот нервно потер себе лоб. Знать бы, чего им нужно. Дрожащей рукой он поднес вино ко рту и залпом выпил. — Ну, первым делом… Кто зачинщики? И… еще… сколько тех, кто не бунтует?… — робко выговорил он в страшных терзаниях. — Отлично. Мы узнаем, кто замешан в бунте. — Или, — вступил в разговор Троппауэр, — найдем тех, кому можно доверять. Это уже половина победы. — Победа! Выпьем за победу, — оживился сапожник, поскольку пользовался любым случаем выпить. — На нашей стороне Надов и Рикайев, — начал перечислять Троппауэр. — И еще Шполянский, — продолжил Голубь. — У человека, получавшего пенсию, должна быть преданность государству. Потом доктор Минкус, тоже хороший парень, еще этот старый рубака Пилот… — За его здоровье! — с радостью выпил за Пилота сапожник. — Я знаю, о чем вы думаете, — самолюбиво посмотрел на Главача Голубь и снял рубашку, поскольку жара стояла невыносимая. — Вы планируете, что мы соберем верных людей и в случае необходимости восстановим порядок. — Что-то вроде того… — неуверенно поддакнул сапожник. — Каторжники все на их стороне и среди легионеров тоже многие, — вставил Троппауэр. — Я думаю, нам лучше сначала сделать вид, что мы тоже на их стороне, — сказал Голубь, — вы не согласны? — Ну почему же… — с муками выдавил из себя сапожник, — только… надо осторожней… За ваше здоровье! — Не беспокойтесь, — заверил его Голубь и надел рубашку. — Пойдем, — сказал он Троппауэру. Они дружно кивнули Главачу и пошли искать Пилота. — Умный человек, сразу видно, — сказал Троппауэр, когда они уже были во дворе. — Что ты хочешь… Майор секретной службы… Но этому Пенкрофту-Лапорте я бы с радостью свернул шею. Только Шполянского жаль впутывать в историю… Поэтому пусть пока походит на свободе… Ты что? Поэт смущенно потирал свой обезьяний подбородок. — Я знаю, тебе тяжело с ними расстаться, — сказал он, потупив взор, — но все-таки прошу тебя, верни мне стихи, которые я отдавал на хранение… Голубь молчал. Как сообщить поэту ужасную новость? — Друг, — сказал он наконец убито. — Мужайся… — Боже! — Стихи были в клеенчатом мешочке, и их украли… — Они стояли, не произнося ни звука. Поэт тяжело вздыхал. Голубь попытался утешить его: — Там еще был мой бумажник… с пятнадцатью тысячами франков. — Ах, что деньги! Негодяю нужны были… мои стихи. Какие тут могут быть сомнения, ведь он хотел убить меня из-за них… О… По щеке Троппаузра скатилась слеза… Они молча пошли рядом. Пилот был в спальне, в чем мать родила. Даже этого бывалого легионера измучил зной. — Послушай, старый вояка, — начал Голубь, — тут некоторые затевают грязное дело. Не знаю, как ты, а я даже в этом подлом месте останусь верным солдатом Франции. Что ты насчет всего этого думаешь? Пилот помедлил. — Чего вы хотите?… Если нужно драться, можете на меня рассчитывать, но никого предавать… — Об этом речи нет, — успокоил его Голубь. — Только драться, — мечтательно произнес поэт, облизывая губы. Потом друзья отыскали Шполянского, который в тот день вышел из больницы. — Послушай, — стал объяснять ему Голубь, — ты человек государственный и обязан быть верен родине. Позор всему заплечному цеху, если хоть один из его представителей окажется недостойным носить котелок и черный галстук. — Господа, — благородно заявил Шполянский, -вы можете положиться на меня. Моя верность вне сомнений. Я в своей жизни повесил не одного мерзавца, но только из любви к родине. — А также доказал, — продолжил поток восхвалений Голубь, — что можешь быть солдатом, даже если все веревки оборвутся… Минкус, Надов и выздоровевший после лихорадки Рикайев примкнули к ним. Их Голубь настроил в свою пользу признанием, что Главач — майор секретной службы и, по его сведениям, к ним следует карательный отряд. На Главача все теперь смотрели другими глазами, и многие даже с удовольствием оплачивали ему выпивку. Сапожник не понимал причины своей неожиданной популярности, но легко примирился с ней, ибо питал к вину самые нежные чувства. — Теперь пойдем в столовую, — сказал Голубь, поскольку пара-тройка людей у них уже была, а он видел, как давит на Троппауэра пропажа стихов. — Я тебе сыграю отличную песню. Но поэт продолжал мрачно идти рядом с ним и тяжело вздыхать. — Лучшие мои стихи украли. Там был мой эпос «Завтра рота тренирует кисти рук». Тебе он так нравился… Они сели за столик в углу. Им принесли вина, и Голубь полез в карман за гармошкой. Но ее там не оказалось. Вместо гармошки он вытащил бумажник Гризона с майорским жетоном, пятнадцать тысяч франков, блокнот и вырезку из газеты… Голубь глупо уставился на ворох вещей. — Что это? — спросил Троппауэр. — Вещи, которые… были в клеенчатом мешочке… Который пропал из сейфа… А теперь они в кармане! — Мои стихи! Они ведь тоже были там! — в волнении воскликнул поэт. — Смотри скорей в кармане! Но напрасно Голубь шарил. Стихов не было. — Нету… — пробормотал он. — Все отдал обратно… даже пятнадцать тысяч франков… — Так я и думал, — горько сказал поэт, — он знал, мерзавец, что ему нужно. Станет он цепляться за какие-то пятнадцать тысяч франков, когда у него есть почти все подлинники Троппаузра. Губы у него дрожали, а большие серые глаза влажно блестели… Голубь угрожающе поднялся. Так— так! Никто другой, кроме как мальчишка-араб, который постоянно вертелся возле стола вокруг снятой рубашки, не мог подсунуть ему вещи в карман! Но куда же подевался этот шпаненок? Голубь оставил Троппауэра и, ни слова не говоря, направился за стойку, к кухне. Там никого не было. Он пересек кухню. Вышел в небольшой, окруженный каменной оградой дворик, где чистили картошку и выливали оставшуюся от мытья посуды воду. Вот он! Стоит и чистит ботинки. Голубь схватил его. — А ну, признавайся, чертенок, не то сверну тебе шею! Как к тебе попали эти вещи? — Я все скажу… только отпустите меня… господин… Но стоило Голубю чуть разжать пальцы, как мальчишка выскользнул у него из рук и по узенькой тропинке помчался к дому. Голубь схватил его за запястье… Их руки едва не прищемило дверью. Но парень вырвался и влетел в комнату, где жил маркитант. Голубь надавил плечом на дверь, с легкостью выломал замок — и вот он уже на пороге. В живот ему уперся здоровенный унтер-офицерский револьвер, который подрагивал в трясущихся мальчишеских руках… — Только троньте, застрелю! Голубь с удивлением смотрел в отважно сверкающие глаза темнокожего подростка. Потом перевел взгляд на его руки. И обомлел. Там, где рука задела за дверь, кожа была белой и на ней виднелось треугольное родимое пятно! Призрак! Это вовсе не темнокожий мальчишка-араб, а белая женщина! Голубь в волнении отступил. — Извините… я не знал… что… Мальчишка проследил за его взглядом… И в испуге прикрыл на руке пятно. Стало тихо. — Ну и глупая я… — грустно сказала женщина. — Понятно было, что вы догадаетесь, если положить все обратно в карман… — Знаете ли, — небрежно махнул рукой Голубь, — я со всем этим делом стал первоклассным сыщиком. Так что извольте принять это к сведению. А теперь скажите мне, кто вы. Потому что я упорно не хочу верить в привидения… Женщина на секунду задумалась. — Магда Рюсель… Исследователь, которого подло убили, был моим отцом, а мать позже… вышла замуж за доктора Бретая. — Теперь все ясно… потому вы так похожи на нее… и это родимое пятно… — Прошу вас… Я сейчас ничего не могу вам рассказать. Я долго думала, что вы… предатель. Например…когда просила часы… там, в оазисе. Вы ведь помните?… — Смутно… — недовольно ответил Голубь и закашлялся… — Потом я убедилась благодаря одному человеку, что вы… абсолютно… порядочный и… Голубь с сияющими глазами шагнул к ней и взял за руку. — Я давно ждал этого разговора… И должен вам. сказать… — Нет, не говорите ничего, — перебила его девушка и пунцово покраснела. — Ах да… конечно… часы… если угодно… — Ничего… Держите их у себя… но прошу вас, — ома добавила с искренней тревогой, — будьте осторожны, вас за них хотят убить… — Но почему-то все никак не убьют! — огорченно воскликнул Голубь. Запела труба. Отбой. — Когда я вас увижу?… — быстро спросил Голубь. — Возможно… еще представится случай… Позвольте мне самой решить. Я сейчас не принадлежу себе, но обещаю вам, что скоро увидимся… Девушка не стала бы противиться, если бы Голубь поцеловал ей руку. Но у него, кажется, и в мыслях такого не было. |
|
|