"Девушка с прошлым" - читать интересную книгу автора (Репина Алла)

Глава 7 ПО СЛЕДУ КИЛЛЕРА

Алексей сидел за столом своего банковского кабинета. На столе были разбросаны четвертушки бумаги, все испещренные именами и исчерченные стрелками. Алексей машинально обводил те, что вели от слова “Марина”. Уже в который раз, тупо и почти не глядя…

Шел третий день исчезновения Марины. Чувство опустошенности, навалившееся на него в то утро, когда он увидел записку с двумя короткими словами, не исчезало. Вновь войти в привычную рабочую форму не удавалось. Нертов курил сигарету за сигаретой, надеясь подхлестнуть себя хотя бы этим, но импульсы в маленьких серых клеточках не пробуждались. “Тоже мне, Пуаро!” – он сломал карандаш и швырнул его в корзину для бумаг.

Откатившись от стола на беззвучных роликах черного кожаного кресла, он вытянул вперед скрещенные ноги и откинул голову на холодную высокую спинку.

– Сеанс психоанализа начинается… – пробормотал Алексей. – Доктор, что вы думаете по этому поводу: девушка, одержимая желанием убить моего отца, отдается мне пылко и страстно, а потом исчезает, прихватив мой пистолет? Какой это комплекс? Она вообще странная девушка, несколько не в себе. Как говорится, “девушка с прошлым” или “смерть ей к лицу”, что одно и то же. Мой предшественник уже мертв. Где ни пройдет – там трупы. И что бы это значило…

– Релаксируешь?

Нертов вздрогнул от бодрого женского голоса и мгновенно придвинулся к столу, принявшись сметать листки в одну стопку. Чертовы офисные штучки! Ковры – из-за них никаких шагов не услышишь. Цилиндры масляных амортизаторов вместо пружин – ни одна дверь не скрипнет.

Вошедшая, а ею была Леночка Ковалева, ценный банковский кадр, насмешливо посмотрела на него:

– Теряешь квалификацию, коллега! А что такой скисший?

– Да не выспался, – отговорился Алексей.

– О, это дело святое! Молодое. Давай просыпайся. Принесла я тебе, что просил.

– Ну, ты метеор, – он взвесил на руке толстую пачку отпечатанных страниц. – Ничего себе, аналитическая записка. Когда только успела?

– Старая выучка, Нертов, – Леночка польщенно улыбнулась. Высшим комплиментом для нее была похвала ее профессионализму. Она даже выгнула спину, и Алексею показалось, что Ковалева вот-вот щелкнет каблуками и возьмет под козырек.

Позавчера он попросил эту сотрудницу пресс-службы, одновременно выполнявшей функции аналитической службы банка, подготовить ему всю информацию по заказным убийствам и киллерам. Результат – налицо. Когда она только успела набрать столько материала? Видимо, спрашивать надо было не когда, а где…

Леночка Ковалева появилась в банке вслед за своим шефом – бывшим полковником одной спецслужбы, как ныне деликатно было принято называть ГБ. Полковник, сориентировавшийся в новой ситуации реформ, пару лет тому назад скоропостижно покинул чекистские ряды и был, к взаимному удовлетворению сторон, принят на новую работу. Наобещал он банкирам, видимо, немало: еще бы, такие связи, знание городской обстановки, выходы на нужных людей, контакты с бывшими коллегами, занявшими посты практически во всех органах власти – было за что ухватиться руководству банка, с распростертыми объятиями встретившего столь ценное пополнение. Но, увы, довольно быстро вскрылось, что отставник этот – бесполезнейшее из всех созданий. Как выяснилось, и в своей-то организации он работал всего-навсего в диссидентском управлении. Волей-неволей пришлось поставить его на пресс-службу банка, которую он благополучно заваливал, потому как кредо отставника укладывалось в двух словах – бдеть и не пущать. То есть отваживать от банковских дел всех любопытствующих журналистов. Очень быстро он умудрился перессорить банк со всей городской прессой.

Единственным и действительно ценным приобретением, связанным с этим бывшим полковником, стала ушедшая вместе с ним из органов Леночка Ковалева. Ей было уже хорошо под сорок. Оттрубив почти двадцать лет в ГБ, она бесповоротно слилась с казенным стилем своего учреждения, по коридорам которого вечно гуляли сквозняки, разносившие в обеденный час неистребимый запах тушеной капусты. Дух казармы явственно витал в этом заведении, и даже туалеты дислоцировались там под кодовыми табличками “Умывальня”. Химическая завивка и цикламеновая помада однозначно выдавали прошлое этой особы, перечеркивая все нынешние достижения в виде отличных и очень дорогих костюмов, которые Леночка покупала исключительно во время загранкомандировок. Ковалева была одинокой дамой, востребованной исключительно на службе, и этой службе она отдавалась вся без остатка.

На прежней стезе она доросла до звания капитана, работая в одном из аналитических отделов. Как слышал Алексей, уволиться со службы ей пришлось из-за конфликтов с новым генералом. Новый генерал был выдвиженцем реформаторских сил, и Леночка, несмотря на весь свой хваткий аналитический ум, почему-то решила, что надо помочь ему навести порядок в прохудившихся органах. Говорили, что при личной встрече Ковалева изложила новому начальству все известные ей факты коррупции и злоупотреблений. Итог не заставил себя ждать: поизучав дела, генерал сам предложил Ковалевой подумать о гражданской карьере. Так Леночка и оказалась в банке, вскоре весьма высоко оценившем ее услуги. Рост ее оклада был прямо пропорционален росту слухов о банках-конкурентах, желающих переманить столь удачный кадр.

Ковалева могла достать любую информацию хоть из-под земли. Видимо, уйдя из рядов, она сумела сохранить старые контакты и агентуру. Алексей уже понял, что, рано или поздно, в поисках Марины и заказчика убийства отца ему все равно придется обратиться к заслуженной капитанше. Но решил пока повременить – информации даже для первого разговора с Леночкой явно не хватало. Вот он и попросил ее подготовить аналитику по киллерским делам: стоит сперва хотя бы узнать о том, что творится в городе.

Конечно, пауза для размышлений не могла затягиваться – заказчик наверняка и не думал оставлять свой план… Но пока в городке все было спокойно к отцу была приставлена усиленная охрана. Марина, судя по всему, сбежала не только от Алексея прослушка выдавала запись регулярных телефонных звонков того самого гостя, назвавшего себя Шварцем. Первый его звонок раздался уже наутро после ее исчезновения: звонивший, крайне удивленный ответом соседа о том, что Марины нет дома, требовал разбудить, поднять – сосед старательно стучал в дверь, но ничего не добился. На следующий раз сосед сообщил Шварцу, что другая соседка, полуночница, оказывается, слышала, как Марина выходила из дома где-то в полшестого утра. Да, проснись тогда Алексей на полчаса раньше, не было бы сейчас этих поисков, и все события могли бы принять иной оборот. “Но что потеряно, то потеряно”, – с горечью думал он. Наблюдения за квартирой ничего не давали: ни одного нового лица среди входивших и выходивших из подъезда замечено не было. Не появлялся там и человек, портрет которого составил охранник Илья.

Никаких концов… Подруга Марины, Екатерина, загорала где-то в Турции – должна была вернуться только через неделю. Алексей надеялся на то, что разговор с этой девицей будет небесполезным.

Алексей позаботился о безопасности Марининого брата. Еще позавчера во Львов вылетела пара надежных ребят. Марина, как доложили они, не объявлялась ни в квартире отчима, ни в деревне, где у родни жил ее Петенька. Алексей велел своим не покидать пока деревню. Они, молодцы, даже сумели встать на постой прямо к ее родственнице, опекунше малыша, обрадованной возможностью получить твердый рубль с ранних питерских дачников. Так брат Марины оказался под охраной.

Львовская операция была проделана без ведома Андрея Артуровича – он как раз отбыл на несколько дней в Австрию, где у банка была одна из дочерних фирм. К возвращению шефа надо было придумать убедительную версию, объясняющую необходимость поисков Марины. Как бы так подать ему события, не выдав самого существенного… Алексей, после некоторых колебаний, все-таки включил шефа в круг подозреваемых – тех людей, которым так или иначе могло быть выгодно убийство его отца. Да и замеченное Алексеем неравнодушие Андрея Артуровича к Марине по-прежнему озадачивало. Что, если интересовала она его именно как киллер? Хотя тут концы с концами не сходились: решись он использовать ее в роли убийцы Юрия Алексеевича – к чему было приставлять сына для “пригляда” за Мариной? Отвлекающий ход? Если так, то чересчур хитроумный.

Иное дело, размышлял Алексей, что Чеглоков мог и не знать, что именно Марине предназначено стать киллером, а интересовался ею просто-напросто из своего традиционного жизнелюбия. Заказчики, как известно, практически никогда не контактируют с киллерами напрямую – это слишком рискованно, ведь наемный убийца может повести двойную игру. Например, обратиться к будущей жертве с заманчивым предложением перекупить свои услуги и обратить их уже против заказчика.

Нертов запер в ящик стола подготовленные Леночкой бумаги, вместе со своими листками-схемами, решив вернуться к ним во второй половине дня. Сейчас ему предстояло сделать два дела: поговорить с опером Фалеевым и наведаться на Камскую улицу. Перепоручать кому-либо из своих ребят эти дела он не хотел. Слишком много личного оказалось здесь теперь замешано.

Алексей уверенно набрал номер телефона опера. Никаких особых мотивировок для встречи придумывать не собирался: нет ничего странного или сомнительного в том, что руководитель службы безопасности банка интересуется обстоятельствами убийства человека, входившего в близкое окружение его босса. На самом деле он, конечно, надеялся на то, что с помощью этого Фалеева, о котором упоминала еще Марина, удастся выйти на ее связи, пока неизвестные Алексею.

На том конце провода переспросили:

– Фалеев? А кто спрашивает?

Алексей представился. Собеседник хохотнул:

– Ну, коллега, слабы вы там по части обстановки в городе! Так-то ничего и не знаете?

– Нет. А что такое?

– Да арестовали еще позавчера нашего Фалеева. Об этом уже и во всех газетах написали, а сегодня, говорят, его, козла, в “Криминальных новостях” покажут. У нас тут такой шухер стоит!

– Слушай, я ничего не слышал – как-то мимо прошло. Что он натворил? Спьяну что-нибудь?

– Ну, прям! Если бы спьяну. Оборотнем оказался. Квартирная мафия. А вам-то он по каким делам нужен? – перешел собеседник на официальный тон.

– Собственно, мне нужен тот, кто работает по делу об убийстве артиста Македонского. Убитый был близким другом главы банка…

– Считай, Нертов, что попал по адресу. На мне теперь этот “глухарь” висит. Если, конечно, тут сам Фалеев чего не напорол, – вдруг додумался человек на том конце провода, – Слушай, мысль, а? Может, и ты со мной чем поделишься, как коллега с коллегой. Жду. Поговорим за рюмкой чая. Спросишь следователя Карпова – это я.

Усвоив намек, Алексей купил в первом же ларьке упаковку жестянок джина с тоником и выехал на Васильевский остров.

Карпов оказался довольно нервным парнем, которому не было больше тридцатника, но дать можно и все сорок. Алексей еще в годы обитания на 22-й линии – юрфаке университета – прославился среди однокурсников своим умением безошибочно вычислять возраст любого человека, Дело это было нехитрое (ради него он специально изучил кое-какую медицинскую литературу, а потому знал, когда и какие морщины появляются на лице, что происходит с осанкой и походкой с годами, как изменяется голос), но у других студентов руки до этой хитрости не доходили, и Алексей вместе с одним своим приятелем порой развлекался тем, что заключал весьма выгодные пари. Со скромной погрешностью до двух лет он мог определить даже возраст женщины, что всегда потрясало всех спорщиков, но, увы, не слишком радовало сам объект пари…

Карпова старили седые пряди в проборе и желтоватые мешки под глазами. Слабости этого “следака” Нертов определил безошибочно: у мента явно были немалые проблемы с алкоголем. Что ж, это только облегчало задачу: разговорить такого человека не составляло труда. Хуже было бы, если б на его месте сидел застегнутый на все пуговицы, чопорный и подозрительный, какой-нибудь румяный ветеран органов.

Рассказанное Карповым даже и не удивило Алексея. Ему ли было не знать, что за дела творятся в городе в ментовке, давным-давно сблизившейся с бандитами разных мастей. Милицейские “крыши”, группировки “компроматчиков” и выжимал долгов – все это было в порядке вещей, как и участие милиционеров в темных квартирных делах. Ходячая истина бандитов и воров, гласящая, что “хороший мент – это мертвый мент”, подверглась корректировке в последние годы. Теперь хорошим был свой и живой.

Фалеев, как выяснилось, был не таким уж дураком. На территории своего отделения он не засвечивался. Работал в Озерках – помогал расчищать площадки под строительство особняков “новым русским”.

Озерки – душевное местечко на окраине города – уже несколько лет как было облюбовано богатыми людьми. Когда-то, еще в начале века, оно было застроено дачами литераторов, артистов и художников. Теперь этот былой приют богемы представлял собой скопище ветхих деревянных построек с садами и огородами. Обитались здесь в основном старики-пенсионеры. Одни из них охотно продали свои дома, как только на них пошел спрос, и перебрались в городские квартиры со всеми удобствами, а на их участках уже строились затейливые особняки красного кирпича. Другие же старики заартачились, никакими деньгами было не выжить их с насиженных мест. Самые большие битвы разворачивались за присоединение участков, соседствующих с замками новых русских владельцам замков требовалось расширение площадей. Если не помогали деньги, в ход шло все – шантаж, поджоги, угрозы и даже пытки несчастных владельцев бесценной земли, под которыми те в лучшем случае должны были заключать сделку купли-продажи, в худшем – подписывать дарственную на участок с постройками на имя неведомого им любимого племянника.

Фалеева взяли прямо в деле – когда с подростками-“отморозками” он пытал старика, упорно отказывавшегося обменять свой дом на комнату в многонаселенной коммуналке где-то на гнилой Лиговке. Старик и поведал своим спасителям, что уже год он выдерживал осаду прытких молодых людей, вначале “по-доброму” уговаривавших его продать дом и участок, а потом перешедших к угрозам. Бедолага-пенсионер исправно носил заявления в свое отделение милиции, там их принимали к сведению. Разве знал он, что милиция повязана с бандитами? В этот роковой вечер к нему заявился человек в милицейской форме, представился, показал удостоверение – все честь по чести. Начал расспрашивать, что к чему. Принялся советовать: мол, не связывайся ты с этими богатеями, дед, переезжай. Домовладелец упирался на своем. Вот тогда к нему и ворвалась эта шпана и набросилась на беспомощного старика…

– Как уж застукали опера Фалеева за этим делом, прямо на месте преступления – вопрос не к следователю Карпову, – закончил тот свой рассказ. – Так что перебрался теперь наш друган в “Крестовскую” ментовку. Выпьем за его здоровье, чтобы ему там хорошо и долго сиделось, – Карпов откупорил сразу две банки.

– Не могу, за рулем, – развел руками Алексей.

– Ну, чисто символически…

Нертов улыбнулся словам “следака”, напомнившем ему о давнем соседе по житью в коммуналке о домогавшемся Светки менте. Пришлось немного отпить.

– Слушай, а что за парень этот Фалеев? – спросил он, сделав глоток. Карпов поморщился:

– Какой там парень – мужик за сорок. Сам ничего не пойму: немного ему и до пенсии по выслуге оставалось, ушел бы себе спокойно, а там уже химичил на всякие охранные лавочки. А главное, ты смотри, как хитер оказался – нигде, никогда своих доходов не засвечивал. Хотя, ты ж понимаешь, бешеные “бабки”, наверное, мужик делал. Но, с тех пор как я сюда поступил, а это четыре года тому назад было, он все в одном и том же свитерке на службу ходил, одни башмаки топтал, что зимой, что летом. Вечно плакался: денег нет…

– Логично, – согласился Алексей: на то он и оборотень, чтобы выглядеть, как все.

– И жил-то бирюком, – продолжал “следак”. – С женой давно развелся, сын в армии. Я даже не припомню, чтобы у него хоть когда-нибудь какая подруга объявилась – зря тут наши бабцы перед ним расфуфыривались. Нет, ты мне скажи, куда же он, зараза, деньги девал? С этими, что ли, делился? –Карпов воздел палец к грязному потолку. – Да, – вздохнул он под щелчок еще одной голубой жестянки, – стоило бы покопать, не было ли у Фадеева какого-нибудь интереса к вашему Македонскому. Нельзя не исключать того, что братишка актера сомнительная, надо сказать, личность – спланировал это убийство, чтобы завладеть квартирой, а Фалеев ему и помог. Других наследников у Македонского не было. Сожительница эта его последняя с ней он отношения не регистрировал, так что никаких прав на квартиру она не имела. Хотя, скажу тебе, есть там одно озадачивающее обстоятельство.

– Какое? – с некоторым замиранием переспросил Алексей.

– А вот, смотри. Вскоре после убийства актера эта гражданка по фамилии Войцеховская, работающая, между прочим, всего-навсего санитаркой в больнице, вдруг делает одну весьма дорогостоящую покупку. Она приобретает почти за пять тысяч долларов – бешеные деньги для санитарки – комнату. Здесь же, на Васильевском. Откуда у нее такие средства? На проституции ее не привлекали – этот заработок вроде как отпадает. Да если бы и прирабатывала она этим делом, невелики там доходы: больше трат на одежду, чем прибыли. Наследства она в последнее время не получала. Мать умерла несколько лет назад во Львове. Там квартира даже не приватизирована, в ней прописан ее отчим – мы проверяли по случаю. Ясно, что жилье то львовское Войцеховская продать не могла. Что остается? Предположим, это деньги ее родного отца, так?

– Почему бы и нет?

– Однако отца у нее как бы и нет: записан в свидетельстве о рождении со слов матери. Трудно поверить в то, что через двадцать с лишним лет этот папаша вдруг объявился да подкинул состояние дочурке, если он, как я выяснил, даже не появлялся на похоронах ее матери.

– Смотрю, вы ее плотно разрабатываете…

– Что ж ты думал? У меня эта Войцеховская в черном списке. Она тут к нам приходила – красивая девка, за такими как раз и могут числиться самые темные дела. Ревела белугой, горе неутешное изображала. А как допрашивать ее по краденому стали – путается. Это, мол, особой ценности не имело, то – вообще безделка, – Карпов щелкнул еще одной жестянкой и доверительно наклонился к Алексею. – Нет, ты мне как мужик скажи: чего это молодая девка будет жить с человеком на двадцать лет старше ее? Любовь большая? Как бы не так, знаем мы эту любовь с приглядом на денежки.

– Ну, а зачем была нужна ей смерть актера? – отстранился Алексей.

– Правильно вопрос ставишь. Вот и дошли мы, наконец, до этого пункта. Бог ты мой, да сговорилась она с каким-нибудь своим дружком, чтобы обчистить квартиру любовника. Алиби она себе обеспечила: отчалила на этот вечер к своей подружке, Македонский ее сам туда отвез. Я тут так думаю: дружок-то этот был их общим знакомым. Актер внезапно возвращается в квартиру – застает там этого человека, а дальше события развиваются по знакомой схеме. Вору не остается ничего другого, как убить Македонского. Так сказать, эксцесс исполнителя. Шел на одно дело да переборщил – повесил на себя еще дополнительную статью.

– И что, есть какие-то предположения по этому дружку?

– Хрен тебе! Честно скажу, только между нами, да? – джин уже оказал свое влияние на Карпова, и он не темнил перед Алексеем, – ни-ка-ких следов. Честная женщина – ни одной связи, мужской, я имею в виду. Что делать?

– Значит, тупиковая версия, – подсказал Нертов.

– Во-во, а на мне этот “глухарь” висит. Тяжелой такой гирей. Там, – он показал в потолок, – и знать не хотят о том, что у меня таких убитых Македонских – десятки. Сам знаешь, бытовуха, коммуналки. Драки пьяные, дебоши, из-за очереди в туалет убивают. Тоже поди раскрой – мол, шел сосед по коридору да височком об утюг ударился, так ведь? Сам-то ты в ментовку не пошел, побрезговал. Сразу, видать, в банк, на теплое местечко?

– Да нет, я же сказал тебе, что успел в военной прокуратуре поработать. “Следаком”. А когда учился, стажировался в уголовке.

– Ну, тогда уважаю, – Карпов отхлебнул из новой банки. – А то терпеть не могу этих мальчиков после университета. Правильные все. Чистоплюи. Методы им наши не подходят. Тут один мне говорит: что это, мол, вы “жегловщину” развели? Да еще к шефу с рапортом.

Разговор начал буксовать. Следователь, как назло, захмелел совсем не в той кондиции, что требовалось. Алексей пытался вернуть его в нужную колею:

– Слушай, а может, этот ваш Фалеев специально не стал засвечивать какие-нибудь связи Войцеховской? Если учесть, что он мог быть заинтересованным лицом?

– Прям там. Я лично этими связями занимался, потому как больно важная птица этот убитый. Она как в новую квартиру въехала – мы и в ней наблюдение установили.

– Молодцы. Как вы только умудрились наружку-то организовать…

– А зачем? Коммунальная квартира – это и зло тебе, и благо. Я что, это наши опера, разве не договорятся с кем-нибудь из соседей? Всегда!

– И что же? – насторожился Алексей.

– А то, что хаживает-таки к нашей барышне какой-то тип, один и тот же. Голос мужской в ее комнате соседи слышали. И все на повышенных тонах. Так что как теперь этот дружок в квартире появится – мы туда. Ждем-с. Только я тебе ничего не говорил.

– Чего же раньше-то не собрались, когда он там был?

– Ой, я тебя прошу! У меня таких Македонских и Войцеховских – десятки. За всеми не набегаешься. Честно скажу, некогда было. А тут начальство опять приперло. Раз уж Фалеева арестовали – такое пятно на весь отдел! – срочно выдавай хорошие показатели. А кляузное дело у нас одно. Эти деятели культуры уже столько “телег” понаписали во все инстанции! Лауреаты-депутаты, понимаешь ли. Вот и приходится теперь шевелиться.

– Ну, удачи тебе. – Алексей поднялся, чтобы попрощаться.

– Слушай, а ты чего приходил? – вдруг задумался Карпов.

– Так у тебя начальство и у меня – начальство. Тоже трясет: смертный случай в близком окружении, проверяй, кровь из носу, нет ли тут какой угрозы для жизни шефа, – нашелся Нертов.

– А, понятно… Козлы они все. Ну, бывай. Заходи еще. Хорошо поговорили. За рюмкой-то чая, а? – Карпов рассмеялся своей остроте.

«Итак, – размышлял Алексей, выходя из райотдела милиции, – что мы имеем после разговора с Карповым? Уже кое-что. Правильно он ставит вопрос о деньгах – видимо, это те самые деньги, которыми и шантажировал Марину Шварц, говоря при этом и о каком-то жмурике. Деньги связаны с трупом. Это очевидно. Чьим трупом? Как тут не крути, а речь могла идти об убийстве Македонского…»

Нет, одернул он себя, опять нестыковка: если Марина была задействована в этом убийстве, зачем ей потребовалось просить его, Алексея, установить истину, хоть что-то разузнать? Она же сама жаловалась ему на ментов, волокитящих это дело! А что, если этот неуловимый Шварц говорил о каком-то другом трупе? Каком – остается загадкой. В любом случае, деньги, на которые купила комнату Марина, имели криминальное происхождение. Видимо, они были авансом за предстоящий выстрел.

Далее, перебирал Алексей, стартуя от райотдела, появилась информация об отце Марины, которого как бы и нет. Стоило бы его все-таки установить. Жизнь – штука сложная. Может, и общались они все эти годы. Тогда Марине был бы прямой смысл скрываться у этого человека, которого не установила ментовка. Лучшего убежища не придумаешь.

Как понял Алексей, Карпов еще не в курсе того, что Марина исчезла. Не сегодня-завтра он узнает об этом от квартирного стукача и, несомненно, объявит ее в розыск. Бегство одной из подозреваемых – это то, что ему сейчас надо. Примется искать – работа по делу будет как бы вестись, и никто не упрекнет следователя в бездействии. Хорошо это или плохо, что он, Алексей, будет не одинок в своих поисках Марины? “Черт его знает”, – подумал он. Обнаружив, могут ведь и арестовать, церемониться не станут, а такого исхода Алексей никогда бы не пожелал…

Выехав с Малого проспекта на 17-ю линию, Алексей свернул на Камскую улицу. Остановился у нужного дома, про себя отметив мрачноватость этого местечка. Сразу три кладбища, несколько церквей – большой оригинал, должно быть, был этот артист, коли выбрал себе квартиру при таком соседстве. “Действительно, что же все-таки она нашла в этом немолодом человеке?” – задумался Алексей, сам неприятно пораженный вдруг возникшей ревностью. Ревновать к покойнику было сверхглупо, однако мысль о том, что Марина может теперь сравнивать… Да, именно это неизбежное сравнение было не слишком комфортным для Алексея. Прежний любовник – знаменитый и великий, – наверное, он был талантлив во всем. И Алексей – кем он мог быть для Марины? Так, случайный порыв расстроенных нервов. Он вспомнил, с каким презрением произнесла она тогда:

quot;Лешенька-охранник”…

quot;Как бы там ни было, а я еще жив, и в этом мое решающее преимущество”, – с черным юмором рассудил он, открывая тяжелые двери подъезда. На Камскую улицу он решил съездить, чтобы разузнать: кто же все-таки появлялся здесь в день убийства Македонского? Марина говорила ему о том, что с соседями на эту тему никто вроде бы не разговаривал, да и Карпов об этом эпизоде в ходе следствия почему-то умолчал. Видно, что эта часть работы по каким-то причинам (или вовсе без причин – от великого пофигизма) была провалена.

– Никого и ничего не видела, ничего не помню, – затараторила бабулька, любопытное лицо которой Алексей приметил в одном из окон, еще сидя в машине. Именно она открыла дверь, когда он, представившись опером из отделения милиции, позвонил в первую квартиру на лестнице. Уверения были слишком горячими, а потому насторожили Алексея. Не боится ли чего старуха? Уж не припугнули ли ее в тот роковой вечер?

Нертов подступился к бабульке издалека:

– Вы знаете, подходил я к дому, вас увидел и свою бабушку вспомнил. Она у меня тоже все время у окошка сидит. Когда к ней ни приеду – знаю, что издалека увижу. Так приятно, что тебя ждут и встречают…

– А что ж нам, старухам, остается делать? Ноги болят – вот и сидим, на улицу глазеем. Одно развлечение осталось.

– Что же, и телевизор не смотрите?

– Какой там телевизор! Уже давным-давно сломался, а на новый денег теперь нет. Ты-то, я вижу, внук хороший, свою бабку навещаешь, а мои, чтобы приехали – разве на похороны дождусь. Твоя бабушка какого года рождения?

– Двадцатого, – сказал наугад Алексей про вымышленную им бабушку, потому как обе его бабушки, увы, давно уже умерли.

– Совсем молодая, ей еще бегать и бегать. А я с девятьсот шестого, – с почтением к своим годам произнесла старушка.

– Никогда бы не подумал!

Галантность Алексея растопила сердце бабульки, и она все-таки впустила его в квартиру. Старушка была явно из тех, что сохраняют ясность и остроту ума даже и к девяноста годам. Прикинув, что у нее должна быть неплохая память о былых временах, Алексей решил поднажать на сознательность:

– Опытные следователи говорят мне, что тяжело теперь стало работать. Прежде люди перед милицией не ловчили, власть уважали, порядок был. Долг свой люди знали.

Старуха вопросительно посмотрела на Алексея, пожала плечами:

– Кто ж от долга-то отказывается?

– Помогать надо, бабушка, тем, кто вас охраняет и защищает. Не подскажете вы – помогут другие соседи, которые видели. А прознает про то мой начальник, а он у нас человек старой закалки, так заставит меня потом вас привлекать. Отчего это, мол, гражданка такая-то отказалась от сотрудничества со следствием, покрыла чужие темные делишки? Так ведь получается?

– А чего это ты меня пугаешь?

– Не виноват – служба у меня такая, – как можно располагающе улыбнулся Нертов. Старуха поджала губы.

– Темень уже на улице-то была, – нехотя начала она, – но видела я кое-что в тот вечер. Входила сюда одна парочка под ручку.

– Погодите, бабушка, их двое было? Точно?

– Ну, говорю тебе: двое, незнакомые, объявились сразу же, как Пашка с этой своей рыжей на машине уехал. Потом Паша опять вернулся, но один.

– А эти?

– Не знаю.

– Ну, бабушка…

– Я тебе говорю: не знаю. При мне из дома они точно не выходили, за это я тебе ручаюсь. Потом-то я спать пошла, что было ночью – не знаю. Но сплю я, кстати, чутко – все шаги на лестнице слышу, потому что у меня кровать стоит прямо у той стены, что выходит на лестницу. Так я на каждый шорох просыпаюсь.

Алексей отметил добровольное мученичество любопытной старушки…

– И что же, уверены в том, что в эту ночь вниз никто не спускался?

– Считай, что уверена, – довольная своей наблюдательностью, ответила старуха.

– А почему вы не захотели говорить мне об этом сразу? Они вам грозили?

– Да нет, я с ними вовсе не разговаривала.

– Так в чем же дело?

– В чем, в чем? – вздохнула бабушка. – Ты вот не можешь понять, что значит быть такой одинокой старухой, как я. То и дело кто-нибудь наведывается.

– В смысле?

– Жилье мое всех интересует. То в почтовый ящик какую-нибудь гадкую листовку сунут: мол, завещайте нам вашу жилплощадь, а мы устроим вам пышные похороны. Нашли дуру! То, значит, один тут молодой человек все ходил: обещал уход и деньги, если я его пропишу. Боюсь я теперь всех этих незнакомцев. Ты-то что на это скажешь? Что ты там говорил насчет того, что вы нас охраняете и защищаете?

– Я одно могу сказать: гоните всех их в шею, листовку выбрасывайте и ни под чем не подписывайтесь. Лучшего не придумать.

– Ну-ну, – кивнула бабуля. – Сейчас, может, тоже обойдемся без протокола?

– Само собой. Только если вы, бабушка, такой наблюдательный человек, объясните мне, почему вы не услышали обратных шагов этой парочки на лестнице?

– Очень просто. Ты выйди во двор-то. Туда тоже Пашкины окна выходят. Да посмотри – сам все поймешь.

На прощание Алексей развернул перед старухой листок с портретом, сделанным Ильей.

– Этот человек? – Он почти был уверен в том, что старуха должна была приметить лица спутников в глазок двери.

– Что ж, похож. Но точно не скажу. Кепка, вроде, такого фасона. В усах он был – как этот твой.

– А что на нем было надето?

– Что-то темное. Кажется, кожанка.

– А женщина-то как выглядела?

– Не рассмотрела…

– Ну, бабушка, – в очередной раз едва не застонал Алексей: каждое слово приходилось тянуть из старухи как клещами. – У этого и усы разглядели, и кепку. А с женщиной, я смотрю, отчего-то морочите мне голову.

– Да не вру я тебе! Я как в глазок глянула, девка эта уже мимо промелькнула, по лестнице пошла. Значит, только парень на площадке и был – его и успела разглядеть.

– Так-так, – задумался Нертов. – И одежду ее не приметили? В чем она была? В куртке, в шубке, какого цвета?

– Господи, так прямо и спрашивай! А то – как женщина выглядела, – передразнила его интонацию хитрая бабуля. – Может, хорошо выглядела, может, плохо – этого я, конечно, заметить не успела. А вот какое пальто на ней было – это, пожалуйста, я тебе скажу.

– И?

– Знаешь, такое длинное, с большим капюшоном, как они теперь носят. Обшлага чуть не по локоть… Красивое пальто.

– А цвет?

– Что-то зеленое. Вроде, как у Пашкиной подруги было.

– Бабушка, – вдруг осенило Алексея, – а не она ли это и была?

– Здрасьте! Я же тебе говорила, что она как раз перед этим с Пашей и уехала, – старуха удивилась непонятливости Алексея.

– И все же? – переспросил он.

– Точно не она! Я же, милый мой, всех тутошних жильцов по походке знаю. Никогда не перепутаю, кто по лестнице поднимается или спускается, мне и в окно выглядывать не надо. Маринка та, Македонская, легко ходила, ее почти и не слышно было. Цок-цок, и нету. А эта, как лошадь своими каблучищами, еще и ногами шаркала…

– Ну, бабушка, вам бы в сыск идти работать! – невольно присвистнул Нертов. – Цены бы вам не было.

– Все, милый, больше я тебе ничего не скажу, – старуха вдруг посуровела. – А цену-то я себе знаю, обо мне не беспокойся, – бросила она ему на прощанье еще одну загадку, которую Нертов и не расслышал: дверь уже захлопнулась.

quot;Значит, не Марина, – угрюмо бормотал он, выходя из подъезда. – А кто-то другой, одетый под нее. Кому же это, спрашивается, понадобилось повесить на нее и это убийство? Чем дальше в лес – тем больше дров… Впрочем, нет. Убийство это, судя по всему, было случайным: актер вернулся незапланированно домой – застал нежеланных гостей, и вот результат. Повесить на Марину хотели, скорее всего, просто квартирную кражу: то ли для того, чтобы отмести следы, то ли, чтобы скомпрометировать перед Македонским, а почему бы и нет? Какая-нибудь его прежняя подружка проклюнулась, отомстила – запросто может быть… Еще один мотив!” Дело лишь осложнялось этим новым обстоятельством…

Алексей завернул во двор, чтобы увидеть то, на что ему посоветовали посмотреть. Так и есть: под окнами квартиры Македонского наискось шел крытый железом широкий козырек какой-то хозяйственной пристройки. Убийцам, если они только не были немощными калеками, не составило труда выпрыгнуть из окна и спуститься на землю по этому козырьку. Старуха и не должна была слышать шагов на лестнице – парочка, безусловно, покинула дом через двор.

Кем же они были? Девица – подстава, в этом Алексей почти и не сомневался, зачем же еще надо было нацеплять на нее пальто в точности как у Марины, и этот человек? Не тем ли вторым пассажиром, что сидел рядом с Мариной в наведывавшейся к его отцу “Ниве”? И не тем ли, кто навещал Марину под именем Шварца? Ответ на последний вопрос мог дать только Петр, вышедший за ним из Марининого дома в ночь перед поездкой. Но Петр был мертв. И назавтра как раз были назначены похороны разбившихся ребят. Алексей даже вспоминать не хотел о том, как наутро после исчезновения Марины он отправился в их семьи, чтобы сообщить о случившейся трагедии…

Картина не прояснялась – появились лишь два или три, самых первых, фрагмента головоломки, к причудливым очертаниям которых надо было подобрать стыкующиеся с ними эпизоды, лица… Знать бы еще – где подобрать, где найти…

Алексей вспомнил заповеди незабвенного отца Брауна.

Где прячут лист? В лесу.

Где прячут камень? На морском берегу.

Где можно спрятать труп? В куче других трупов…

Легко было выстраивать свои комбинации Честертону – в те времена, когда были лишь три мотива убийств: наследство, титул и месть. “Впрочем, – подумал Алексей, бросая прощальный взгляд на эти кладбища, обитатели которых наверняка унесли с собою в могилы тысячи и тысячи кровавых тайн и неразрешимых загадок, – что, собственно, изменилось? Мотивы – все те же”.

Что же это он, Алексей, сосредоточился только на деньгах? Разве не мог кто-нибудь пожелать смерти его отца из мести, вовсе не связанной ни с делами завода, ни с деньгами? Месть… Нелепое, вроде, предположение, но как знать?

Он выехал уже на набережную Невы и все повторял: “Где прячут лист – в лесу. Где прячут камень – на морском берегу. А где прячут деньги? В куче других денег! Как же я не догадался прежде?” Если причиной попытки устранения его отца были деньги, то искать эти деньги, а значит, и мотивы убийства, надо в самом банке, и только там. К черту старомодную месть!

Алексей вернулся в офис и уже совсем в ином расположении духа, чем утром, уселся за рабочий стол. Решительно вынул подготовленные Ковалевой бумаги и углубился в чтение.

Первыми в папке лежали страницы статистики, из которых Алексей почерпнул, что только за последние три с половиной года в стране были совершены 84 вооруженных нападения на руководителей и работников российских коммерческих банков, 46 банкиров и служащих погибли. Леночка подбирала информацию явно в банковском разрезе, а потому не сочла нужным сообщить что-либо о покушении на директоров предприятий. Однако и этих цифр было достаточно. Стреляют, значит. А еще взрывают, топят, травят. Веселое это занятие иметь дело с большими деньгами! Так сказать, современные гладиаторские бои.

Следом шел прейскурант киллерских услуг, последние данные по Питеру. Клиент, не пользующийся защитой телохранителей – от 7 тысяч долларов. Клиент с охраной – от 12 до 15 тысяч баксов. Предоплата – 50 процентов, остаток суммы выплачивается по результату. Итак, если аванс Марины был равен 5 тысячам, цене этой ее комнаты, то речь, скорее всего, шла о клиенте с охраной. Его отец вполне подпадал под эту дорогую категорию. Марине никаких дополнительных денег, кажется, не обещали. Из чего и следовало, что остаток суммы должен был прикарманить скорее всего этот Шварц.

Так, работа наших питерцев за границей… Это нам не надо, но любопытно. Ого, куда добрались – до Австралии.

Заказчики… “Киллер редко знает непосредственного заказчика, – читал Алексей. – Как задание, так и средство исполнения заказа он обычно получает от посредника, фирменного специалиста по заказным убийствам. Слухи о существовании киллерских бирж не лишены основания”.

Центры подготовки киллеров… Есть и такие. “Будущих профи, преимущественно бывших военнослужащих или спортсменов, обучают бывшие сотрудники спецслужб СССР, вышедшие в запас офицеры ГРУ и КГБ”.

Преступные группировки, специализирующиеся на заказных убийствах… Так-так, это уже ближе к теме. Банда Савицкого – выпускника физкультурного института и бывшего опера одного из районных управлений внутренних дел, заинтересовала Алексея. Он внимательнее вчитался в страницы, до того лишь бегло перелистываемые. “Группировка занимает лидирующее положение в этой сфере, в качестве платы за услуги входит в долю бизнеса заказчика. Савицкий в совершенстве владеет принципами оперативно-розыскной деятельности и необходимой конспирации. На будущих жертв собираются подробные досье, за ними ведется наружное наблюдение, а также проводятся видеосъемка и запись телефонных разговоров…” Шел перечень фирм, руководители которых были устранены “братвой” бывшего опера-спортсмена – впечатляющий список. Убийство сразу нескольких лидеров одного преступного сообщества, тот нашумевший новогодний расстрел в сауне – тоже, оказывается, за людьми Савицкого. Все это – данные хорошо информированных источников…

quot;Почему это у органов наших нет таких источников, какие есть у Леночки Ковалевой? Или сидят доблестные правоохранители, ждут, пока бандиты сами уничтожат друг друга – перегрызутся, как пауки в банке?” – подумал Алексей. Он припомнил, как еще на первой стажировке его посвящали в методы работы с “барабанами”, то бишь агентами-стукачами. Тогда, в конце восьмидесятых, опер получал на всю свою территорию по пятнадцать-двадцать рублей на поощрение агентуры. А что теперь? Если перевести те крепкие дореформенные рубли на нынешний курс, то и того меньше выходит. Вот и отплачивают агентам разным конфискатом – бабам шмотками, мужикам водочкой, а то и наркотой. Ценные, однако, “барабаны” – в лучшем случае алкаши, в худшем просто бандюганы, припертые к стенке старой прописной истиной, гласящей, что разумнее стучать, чем перестукиваться. Сегодня агента удерживают скорее компроматом, чем деньгами. Идейных сексотов днем с огнем не сыщешь. Старую агентуру – как ветром сдуло. Еще несколько лет тому назад, как только пошли первые разговорчики о том, что неплохо бы назвать всех поименно: пригвоздить к позорному столбу тайных помощников спецслужб. Мало ли что там говорится сегодня в законе об оперативно-розыскной деятельности, в той его части, где расписано насчет защиты агентуры. Всяк не дурак – соображает, что нет смысла работать на хозяина, который завтра тебя может и предать.

«Ну, Ковалева, ну, умница! – с долей понятной зависти отметил Алексей. – Чем же это она удерживает свои старые связи?»

Перелистнув страницу, он увидел и приведенный Леночкой номер пейджера людей Савицкого, по которому можно забросить свою заявку – оставить данные посредника в так называемом голосовом почтовом ящике и спокойно дожидаться, пока “братва” сама выйдет на тебя. Просто до гениальности!

Что там дальше? Портрет киллера-профессионала… Интересно… “Мужчина от тридцати и чуть старше, как правило, служивший в элитных армейских подразделениях или спецслужбах. Отличная физическая подготовка, владение различными видами огнестрельного оружия. Наркотики и алкоголь не употребляет. Эмоциональная чувствительность – пониженная. Отсутствие крепких связей с внешним миром. Как правило, происходит из неполной семьи, с которой нет контакта в настоящее время. Не выяснено: использование получаемых средств киллером-профессионалом, обычно ведущим асоциальный образ жизни. Ликвидация киллера наступает после третьего-четвертого выполненного им заказа, если до того он не успевает скрыться, полностью изменив свою внешность и официальные данные”.

«Примечание” – было вписано уже от руки аккуратной Леночкой. Что же там такого примечательного? Ах, вот что… “В последнее время на киллерских биржах появился особо ценимый товар женщины. Последние, способные исполнить заказное убийство, ценятся дороже мужчин. Их участие в убийстве гарантирует стопроцентную конспирацию и успех, поскольку охрана традиционно ориентирована на то, что опасности следует ожидать исключительно со стороны мужчин. Женщина не вызывает подозрений, возможности ее маскировки намного шире (далее следовало упоминание ставших уже легендой заказных убийств, совершенных колясочницей» и челночницейquot;). Вербовка производится среди спортсменок и бывших военнослужащих. Цикл использования женщины-киллера примерно в три раза длиннее цикла использования мужчины-киллера – благодаря большому спектру ресурсов изменения внешности”.

quot;И на том спасибо”, – подумал Алексей. Выходило, что его Марину еще только начинали втягивать в это опасное и безумное ремесло. Ее данные полностью подпадали под требуемый стандарт: бывшая спортсменка, одна, никаких крепких связей, полное перекати-поле. Эмоциональная чувствительность? Видимо, по прикидке вербовщиков, нулевая – спокойно пережила смерть матери, смерть любимого человека. Действительно, припомнил Алексей, он не заметил и следа слез на ее лице в день похорон актера Македонского. Стояла себе в сторонке со свечкой и даже не подошла к гробу попрощаться, когда его отпевали в Спасо-Преображенском соборе – похороны по высшему разряду организовал Чеглоков, зная нищету театральной элиты. Тогда эта холодность Марины прошла мимо внимания Алексея! Сейчас, в воспоминаниях, озадачила. Слишком легко расставалась она со своим прошлым. Ведь и про Львов свой она еще на пикнике сказала ему коротко: уехала – и забыла. Странный она все-таки человек. Алексей уже не сомневался в том, что и его самого она точно так же вычеркнула из своей жизни, как свою юность во Львове, как покойного Македонского. Надо ли теперь ее искать – чтобы найти и натолкнуться на холодное безразличие?..

Такие вот мысли приходили в голову Алексею, пока он осиливал Леночкин талмуд и сопоставлял прочитанное с событиями, развернувшимися вокруг его семьи, вокруг Марины, волей-неволей втянувшей его в свои темные дела.

Следующие разделы “справки” были просто потрясающими. Список постоянных заказчиков питерской биржи, среди которых он нашел немало фамилий, бывших на слуху: это были не только бандиты, но и разные так называемые публичные фигуры – от руководителей предприятий до политиков. Этот список следовало основательно изучить, попытавшись вычислить и в нем того заказчика, которого он искал. Чем черт не шутит?

Далее на карте одного из промышленных районов города, раскинувшегося вдоль Московского проспекта, был помечен спортивный зал, в котором проходили тренировки киллеров – находился стенд для стрельбы. К удивлению Алексея, крестик был поставлен не на здании, а прямо на пустыре. С примечанием: зал подземный, спуск через люк. Алексей уже бывал на таких подземных стендах – еще в университетские годы, когда они ныряли в люк прямо на Менделеевской линии и оказывались в тире, расположенном где-то прямо под роддомом, то бишь Институтом акушерства и гинекологии.

Забавное было соседство.

Посылать кого-нибудь на пустырь для наблюдения было делом сверхрискованным. Да и за чем, собственно, наблюдать? Не войдет ли туда человек, портрет которого набросал Ильюха? Несерьезно.

Нертов понимал, что обращение к Леночке Ковалевой стало теперь просто неизбежным. Его следовало обдумать до мельчайших деталей, вплоть до интонаций. Хотя Леночка и потрудилась на славу, составляя свой отчет – выдала, кажется, всю имеющуюся у нее информацию, Алексей относился к этой даме с понятной опаской. Зная нравы спецслужб, он не мог быть уверенным до конца, что Леночка – то создание, за которое она себя выдает. Слухи о вышвырнутой на панель капитанше могли быть всего лишь частью легенды, придуманной ради того, чтобы внедрить своего сотрудника в коммерческие структуры. Леночкина самоотверженность вполне могла предполагать ее согласие и с такой легендой. Короче, ценный банковский кадр был способен работать на два фронта.

Алексей посмотрел на часы – половина седьмого, рабочий день завершен. Немного поколебавшись, он набрал трехзначный местный номер. Трубку сняли.

– Елена Викторовна?

– На проводе, – доложился бодрый голос Ковалевой, казалось, только и ждавшей этого звонка.

– Лен, надо бы обменяться…

– У райкома двух мнений быть не может: спускаюсь, – пошутила она в старом аппаратном стиле, не совсем понятном Алексею. Подобными остротами щеголял его отец, наталкивая Алексея на размышления о пропасти поколений.

Вечерний свет, к счастью, поглотил весь ее несуразный грим. Она вошла в кабинет, изящная в своем итальянском фисташковом костюме. (“Дает себя знать тяга к маскировочным цветам”, – отметил Алексей.) Под конец рабочего дня венчик завитых волос, наконец, опал, и Леночка приобрела вполне естественный вид – почти без следов казарменного шарма.

Отсыпав ей кучу комплиментов за проделанную работу, Алексей приступил к главному:

– Лена, мне надо вычислить одного человека. Я думаю, он обретается где-то там, где ты нарисовала.

– ? – весь вид Ковалевой изображал полную боевую готовность.

– Да присядь ты наконец.

– Привычка – стоять навытяжку перед начальством… – скокетничала она.

– Брось ты эти привычки. Мы же с тобой гражданские люди, – сказал он устало.

– Уяснила. Что за проблема?

Ковалева медленно села на высокий стул напротив его стола, красиво положила ногу на ногу. Алексей на секунду задержал свой взгляд на ее точеных ногах, крепко обтянутых плотными черными колготками. Где-то он уже видел такую картинку, в каком-то фильме. “Играет дамочка”, – отметил он.

– Проблема, Елена Викторовна, – как можно официальное начал Нертов, – заключается в том, что есть один посредник по кличке “Шварц”, нанявший киллера для заказного убийства директора одного предприятия, клиента нашего банка. Темнить перед тобой не буду, ты у нас женщина проницательная. Этот клиент – мой отец.

Леночка присвистнула.

– Догадываюсь я, что ты и сама уже кое-что знаешь. Разве не любопытствовала про посланную к нему охрану?

– В общем-то, да… – Прежде чем ответить, Ковалева немного помедлила.

– Ну, так помоги мне, прошу. Не в службу, а в дружбу. Самому мне это дело не поднять. Это у тебя агентура, связи, а у меня кот наплакал.

– Чего же ты от меня хочешь? – уже по-деловому переспросила она, как-то слишком сухо и равнодушно, чем несколько даже озадачила Алексея: не было у этой Ковалевой никаких эмоций – просто машина какая-то, а не женщина.

– Немного: вычислить одного типа. Тогда и кое-что остальное встанет на свои места, – при этих словах Нертов виновато глянул на Леночку: он понимал, что это уже сверхпросьба…

Продолжая пристально смотреть на Алексея, Леночка потянулась к его сигаретам на столе. Алексей подал зажигалку. Ковалева медленно выпустила струю дыма в потолок, прикрыла глаза. Вновь посмотрела на Алексея каким-то напряженным взглядом. Нертова всегда озадачивал этот ее взгляд, подкрепляемый сведенными к переносице бровями: то ли она была близорука, то ли у нее болела голова. Прижав ладонь к виску так, будто на этот раз ее и в самом деле изводила головная боль, Ковалева почти шепотом спросила:

– Девушку тоже искать будем?

В кабинете повисла пауза. На мгновение Нертов потерял дар речи.

– Какую девушку? – наконец, тихо спросил Алексей, не ожидавший, что Ковалева настолько въехала в его дела.

Она встала, подошла к окну и резко развернулась спиной к затрещавшим жалюзи. Теперь ее лицо было неразличимо. Алексей почувствовал себя пригвожденным к столу не столько ее неожиданным вопросом, сколько самой сменой ролей и обстановки. Кажется, сейчас следователем была она, а не он.

Ковалева вновь затянулась сигаретой и с явными нотками раздражения в голосе заговорила:

– Нертов, ты извини, конечно, но Питер – город маленький. Информация не залеживается. Если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, как ты только что сказал, то тебе придется отвечать откровенностью на откровенность. Не думай, что это хороший вариант – использовать кого-либо “втемную”. Так дела не делаются.

– Лен… – обратился он к размытому пятну на фоне окна, сам не зная, как сейчас ее назвать.

– Что, Лен? – перебила она.

– Ну, товарищ капитан, – попытался разрядить он обстановку, – я ведь не со зла. Клянусь: я просто обалдел, когда ты мне этот вопрос задала. Честное слово, растерялся. Знал, что ты хитрая штучка, но чтобы так? Как ты все это вычислила?

Леночка вздохнула и отошла от окна.

– Хочешь выведать у меня оперативные секреты? – с привычной насмешливостью, в которой не было уже и отголоска только что прозвучавших железных ноток, спросила она.

– Угу. Мечтаю повысить свою жалкую квалификацию.

– Да здесь и думать было не надо. Неужели не понятно тебе, что как только ты поставил ту квартиру на прослушку, этим не могли не заинтересоваться…

– Кто? – зачем-то задал неуместный вопрос Алексей.

– Кто-кто? Кому надо – тот и не дремал. Леша… – Леночка запнулась. – Мне очень жаль, что девочка исчезла. Такая красивая у вас ночь была – кино!

Алексея уже начала бесить эта дамочка.

– Ну, знаешь ли… – сказал он вслух, а про себя подумал, что стоило бы турнуть ее из банка.

– Да не волнуйся ты так, не переживай. Только я одна и слышала. Могу, кстати, выделить вещдок, пленочку – на память.

– Погоди, Ковалева, а зачем тебе это было надо?

– Что это? – Леночке явно не понравилась его интонация.

– Ночь-то эту ты зачем слушала?

– Из эстетического удовольствия, Нертов. Люблю красивые вещи, – ответила она уже безо всякой игривости. – Ладно, давай переходить к делу. Папаша твой, ты уж прости, по уши в дерьме оказался.

Алексея передернуло от слов Ковалевой.

– Ну и что же рекомендует твой аналитический ум?

– Ты уже и сам до всего дошел. Вычисляй, из-за чего отца твоего решили убить. А девушку эту я попозже возьму на себя. Согласен?

– Лен, мне кажется, что надо плясать от Шварца – с него и начинать поиски…

– Марину, – продолжала Ковалева, как будто и не расслышав его реплики, – я думаю, мы все равно не найдем. Пока. Особая штучка эта твоя Марина. Тебя еще ждут большие открытия с нею. Помяни мое слово. Ночка эта первая – только цветочки…

Алексей окончательно растерялся: Ковалева говорила какими-то загадками.

– Ладно, не буду смущать, – по-деловому отрезала Леночка, в очередной раз перевоплощаясь в капитана Ковалеву.

Алексей уже подустал от этой схватки с милой хамелеоншей – неизвестно было, как заговорит она с ним в следующую минуту.

Ковалева наклонилась над столом, обдав Алексея душным запахом терпкой смеси ванили и розы. Он припомнил, что его бывшая жена Светка, острая на язык, когда речь заходила о других особах, всегда называла такие духи ароматом старой женщины.

– Доставай свои листочки. Будем разбираться, – показала она на ящик, в котором были заперты схемы Алексея.

Колебаться не приходилось – и Алексей рассказал Леночке почти все, что знал.

Только ближе к полуночи Нертов смог добраться, наконец, до дома, где его заждалась с ужином Светлана. Это было еще одно осложнившее его жизнь обстоятельство, о котором пока никто, слава богу, не ведал – в том числе и сверхпроницательная Леночка. Даже Светкина мать не знала о том, что дочурка не далее как пару дней тому назад перебралась жить к Алексею, удрав от своего высокопоставленного Лишкова.

Светка появилась позавчера в это же время, будь она неладна. В последние полгода у нее начались какие-то проблемы с ее супругом, и она повадилась изливать душу своему бывшему мужу. Владимир Иванович Лишков, довольно высокопоставленный чиновник городского фонда госсобственности, представал в этих Светкиных рассказах безумным деспотом и тираном, вымещавшим на юной жене все свои жизненные неудачи и карьерные промахи. Как-то Алексей посоветовал Светке сделать решительный выбор да сдать это старье в утиль, но она поняла его по-своему и принялась намекать на возобновление былых отношений, что, конечно, вовсе не входило в планы Алексея. Что он и дал ей понять – к огромному неудовольствию Светланы, на пару недель даже исчезнувшей со своими традиционными ночными страданиями.

Радости от того, что бывшая супруга объявилась вновь, он не испытал. Не до нее сейчас было, не до этих горестных девичьих страданий, порядком утомлявших Алексея. Он сегодня, как и вчера, опять мотался в городок – его не оставляли подозрения, что Марина может объявиться там с его же оружием, он уже не знал, чему ему верить, а чему нет…

– Свет, ты прости, но я уже сплю. День был тяжелый, – начал Нертов без обиняков, когда она позвонила позавчера.

– Леша-а! – завыла Светлана на том конце провода.

– Господи, ну что там у тебя? Джакузи засорилась, солярий перегорел, Владимир Иванович тебе изменил?

– Леша-а! – Светка и в самом деле рыдала. – Ты можешь за мною приехать?

– Зачем?

– Можно, я у тебя поживу? Недолго. Потом сама что-нибудь найду, устроюсь…

– Что случилось-то?

– Приезжай, ты ведь любил меня когда-то?

– Ты можешь сперва объяснить, что за блажь такая?

– Нертов, мне, правда, очень, очень плохо, – проговорили она как-то заторможенно.

quot;Напилась, что ли?” – подумал Алексей, зная этот Светкин грех: в безделье абсолютного жизненного комфорта Светлана, давно уже бросившая всякую работу, повадилась попивать. Только после того, как с нею случилась эта оказия, Алексей стал приглядываться к женам других заметных деятелей и сделал изумившее его открытие. Оказывается, едва ли не через одну они испытывали все те же проблемы. Советчица-Леночка, к которой он обратился со своим наблюдением, подсказала: “Это называется болезнью дипкорпуса. Приемы, банкеты люди втягиваются, привыкают пить каждый день. Мужикам удается держать себя в форме, им работать надо, а бабы при таком образе жизни быстро сдаются. Дело известное”.

– Светка, ты сколько сегодня выпила?

– Чуть-чуть. Только для расслабухи. Леха, я ведь не шучу. Забери меня отсюда. Он меня убьет, – абсолютно трезвым голосом выпалила Светлана. – Приезжай, сам все увидишь.

Она повесила трубку.

Как бы там ни было, а Алексей догадывался, что заурядная бытовуха бывает не только среди обитателей коммуналок, и потому он вполне серьезно отнесся к пьяным Светкиным словам. Он набрал ее номер:

– Ну что, не передумала?

– Леша! – в квартире Светланы и в самом деле раздавались какие-то крики.

За четверть часа он домчался до Невского. Растрепанная Светка стояла у подъезда – в тяжелой шубе не по погоде и с чемоданом. “О, боже, – подумал Алексей, – только этого сокровища мне сейчас и не хватало!” Светка нырнула в машину, закинув чемодан на заднее сиденье. Алексей не смог не заметить припухшую левую скулу.

– Что ты там натворила? – устало спросил он, выруливая на площадь Восстания, с которой когда-то и позвонил Светлане, едва прибыв в Питер после армейской службы. И двух лет с тех пор не прошло, а кажется, что так давно это было…

– Не я – он! Ну, услышала один разговор. Что-то спросила… А он на меня – с кулаками. Он чокнутый. Кричал, что это мои шубки да брюлики его погубили. Как бы не так! Он и до меня этим занимался!

– Свет, я ничего в ваших делах не понимаю.

Кто, чем, когда, почему… Ты-то сама чего хочешь?

– Развода!

– А что тебе мешает? Детей нет, имущественных претензий нет – будто не помнишь, как у нас с тобой это было? Раз-два, и свободные люди. – – Наивный ты у меня человек! – Светлана засмеялась. – Он меня теперь не отпустит.

– В чем проблема-то? – Алексею уже надоел этот разговор, и он думал лишь о том, как бы спокойно доехать до дома. Он устал, смертельно устал, завтра его ждал тяжелый день, и Светкины страдания выглядели лишь досаждающим обстоятельством. Нертов прикидывал, как бы так пристроить ее в квартире, чтобы не мешала она ему, не вторгалась в заведенный порядок вещей. Он может устроиться на кухне – поставит там гостевую раскладушку, а она пусть располагается в комнате.

– Проблема, – откликнулась Светка, когда они уже переехали через мост и мчались по Свердловской набережной, – заключается в том, что на меня кое-что оформлено. Соображай, студент.

– Много?

– Как сказать… Парочка фирм в Литве, дом в Финляндии, какие-то акции. И не сосчитать, что я наподписывала за это время…

Алексей присвистнул:

– Ну ты и влипла! Не горячись с этим разводом.

Лучший совет был – оставить все как есть. Алексей напомнил Светке о печальной судьбе одной банкирской супруги, скончавшейся как раз накануне бракоразводного процесса.

Они уже подъехали к дому. Светка выволокла из машины свой тяжелый чемодан.

– Что это тут у тебя в сундуке, кирпичи, что ли? – невольно спросил Алексей.

– Ага. Те самые, что на голову падают.

– Не понял…

– Да так, прихватила кое-что. Исключительно для самообороны, – загадочно улыбнулась она, когда они вошли в лифт.

– Светка, ты не переиграй…

– Не бойся!

Лифт со скрежетом доставил их на нужный этаж. Войдя в квартиру, Светка, к счастью, не стала церемониться, а сразу рухнула на кровать и уснула. Алексей внес на кухню чемодан, без особых трудов вскрыл замки. Крышка откинулась, и перед ним предстало содержимое явно опустошенного Светкой сейфа чиновника. Акции, облигации, стопки чистых бланков фонда госсобственности с заранее проставленными печатями и подписями – целое состояние, к которому лучше было бы и не прикасаться.

Алексей застыл в недоумении: опасную игру затеяла его женушка!

…Этот скандал в доме Лишковых вспыхнул вроде бы и без особого повода. Владимир Иванович вернулся поздно – был на приеме в одном консульстве. В прихожей супруг долго возился с замком. Потом, пыхтя, стаскивал с себя одежду. Плюхнувшись на диванчик, он никак не мог стянуть с себя ботинки, врезавшиеся в распухшие к вечеру ноги.

– Надрался, – с нескрываемой ненавистью процедила Светка, все это время мрачно наблюдавшая за перебравшим мужем. – Господи, когда это кончится?

Раскачиваясь, Владимир Иванович приоткрыл затекшие веки.

– Дура, – безразлично констатировал он. – Помогла бы лучше мужу разуться. Чего уставилась?

Светлана грохнула дверью в свою комнату и включила телевизор. Лишков что есть силы запустил ботинками в эту дверь. Светка не откликалась – она давно уже привыкла к выходкам мужа и уяснила для себя, что связываться с ним в таком состоянии не имеет смысла. Утром все равно как миленький прибежит на цыпочках и будет умолять не бросать старого доброго “папика”. Однако на этот раз события развивались не по заведенному сценарию. Лишков ввалился в комнату, тяжело дыша и держась за стену.

– Светик! – осклабился он, еле удерживая равновесие. – Сейчас я буду тебя любить!

Светлана застонала: только этого ей не хватало – Лишков и по трезвости еле-еле управлялся со своими супружескими обязанностями.

– Так, значит, ты со мной. Отказываешь… А я здесь посплю. В ножках у любимой.

Лишков уселся прямо на пол, прислонившись к стене. На минуту задремав, он вдруг очнулся. Посмотрев на Светлану уже иным, неожиданно жестким взглядом, он с расстановкой произнес:

– Это все ты.

– Что я? Шел бы спать, а?

– Это ты меня в этот блудняк втравила. Шубки, брюлики, Парижи, а расплачивайся дядя Лишков.

– Не заставляла.

– Суки все! – Лишков неожиданно проворно вскочил и рванул прямо к Светке. Она и опомниться не успела, как увесистая оплеуха отбросила ее с дивана. Следом на пол полетел только что купленный “Филипс”, новенький телевизор. Светка взвизгнула и вылетела в спальню, где, закрывшись, начала названивать Алексею. Лишков барабанил в дверь, крича уже что-то нечленораздельное. Потом замолк.

В квартире установилась тишина. Осторожно выглянув в коридор, Светлана застала мужа спящим прямо на полу. На этот раз Светка была решительна в своем гневе на Лишкова, обманувшего все ее девичьи надежды: ни денег больших, ни карьеры ничего этого юная супруга от мужа-чиновника не дождалась. Вместо этого она получила жизнь затворницы. Владимир Иванович панически боялся того, что Светлана одним своим видом – не таким уж плохим, надо сказать – засветит его доходы. Вот и на этот прием в консульство, как ни просила она, брать с собою не стал.

Светлана, еще сама не зная, зачем она это делает, потянулась к карману пиджака Лишкова и медленно вытянула из него связку ключей. “От квартиры, от машины, от кабинета, от сейфа”, – перебирала она. Последний ключ ее заинтересовал. “Покидать супруга – так с музыкой”, – злорадно решила она, еще не отдавая себе отчета в том, какие беды может накликать на себя.

Не разбирая особо, что за бумаги лежали в сейфе, она вывалила их в чемодан. Вытащила из плотно набитого гардероба последнее приобретение, сногсшибательную шубу, накинула ее на плечи и, обогнув спящего супруга, покинула квартиру.

Проснувшись поутру, Владимир Иванович зябко поежился от холода. “О, черт, как же я это на полу заснул?” – пытался припомнить он свое ночное возвращение, но детали давались непросто.

– Светлана! – позвал он жену. Та не откликалась. Видно, придется ему замаливать вчерашние грехи. Знать бы только какие?

– Свет, что вчера было-то? – с привычным в таких случаях вопросом он вошел в ее комнату. Супруги не было.

Лишков, еле удерживая затекшие глаза открытыми, пошел на обход квартиры. В кабинете его поджидало открытие.

– Дрянь! Стерва! – взвыл он, глянув на опустошенный сейф. – Додумалась… “Хорошо еще, если только сама, – стал лихорадочно соображать он. – Могла ведь и по чьей-то подсказке!quot;

quot;Кто же ей только такое насоветовал?” – думал Нертов, разглядывая содержимое Светкиного чемодана. Сказала ведь, еще в лифте, когда они поднимались в квартиру: мол, компромат. Вот дурища-то! Теперь и Алексея ввязала в свои дела. “Что же мне так с бабами не везет? – с тоской вздохнул он. – Одна – компроматчица, вторая – киллерша. Люди, ау! Где водятся нормальные женщины?” Тут он вспомнил еще и про гарнизонную майоршу с суицидальными наклонностями – бр-р! Пожалуй, из всех знакомых женщин на идеал походила только Леночка Ковалева. Никаких особо тяжких погрешностей за ней не числилось. Кроме одной – духов с ароматом старой женщины.

Сон на кухне, на раскладушке, не давался, и Алексей решил-таки покопаться в умыкнутых Светкой бумагах. Дала себя знать старая следовательская привычка: если на глаза попадается нечто написанное – лучше ознакомиться.

Бланки, облигации, акции… Ото, с не совсем приятным удивлением открыл для себя Алексей, чиновник имел какие-то дела и с их банком! Он принялся перебирать стопки бумаг – выходило, что дела эти были не такие уж малые. Акции были записаны в основном на Светлану, на тещу Нину Семеновну да на всю их родню. Сам чиновник, понятное дело, пользоваться акциями не мог – не имел такого права. Стоили эти акции далеко не копейки. В чемодане было целое состояние. Законный вопрос: откуда это водились такие бешеные деньги у скромного госслужащего? На взятках столько не наберешь – десятилетий чиновничьей карьеры бы не хватило, справедливо рассудил Алексей, прекрасно осведомленный о существующих в городе таксах взяток за различные услуги, оказываемые, например, при приватизации госсобственности. Если предположить, что Лишков удачно играл на бирже, пользуясь той информацией, доступ к которой давала ему его должность… Нет, и этот вариант не проходил! Ценных бумаг в чемодане лежало никак не меньше, чем на сотни и сотни тысяч долларов – даже по самой первой прикидке, без особой поправки на нынешние расценки.

Чуть ли не миллион долларов у какого-то чиновника, одного из сотен в городе?! Только сейчас Алексей осознал всю немыслимую величину этой суммы. Этого просто не могло быть! Он еще раз принялся перелистывать и перебирать сложенные в стопки бумаги. Нет, Алексей не ошибся. Чтобы заполучить такие деньги, Лишков должен был или иметь какой-то дико прибыльный бизнес, или… Алексей был не в силах сообразить, что бы еще могло послужить источником невероятных доходов Владимира Ивановича.

Светкин тюфяк явно не числился среди крестных отцов питерской мафии. Помнится, она говорила что-то об оформленных на нее зарубежных фирмах… “Этот вопрос мы проясним, – решил Алексей, а потом сам себя остановил, – а зачем мне во все это въезжать? Стоит ли этим заниматься, тем более сейчас, когда надо сосредоточиться на отце да на Марине? С этими бы темными делами разобраться!” Однако интуиция подсказывала, что есть смысл заинтересоваться типом, завладевшим не малой долей акций его банка.

Не надо было быть великим детективом, чтобы просчитать, что между отцом, Чеглоковым и этим Лишковым существовала некая связь, абсолютно неизвестная Алексею.

Только сейчас он вспомнил, как отчитал его отец за то, что он поперся к Светке, едва прибыв в Питер. Что сказал тогда отец? Что Владимир Иванович – нужный человек. Тогда он не придал этим словам особого значения. Понятно, что чиновник фонда госсобственности не та фигура, с которой стоит ссориться – большего в замечании отца он прочесть не смог. Теперь выходило, что был в словах отца еще какой-то смысл.

– Интересно, что бы сказала по этому поводу Леночка? – произнес Алексей вслух, добавив про себя, что Ковалева ему свою позицию уже изложила. Насчет дерьма, в котором по уши оказался Юрий Алексеевич…

Итак, сейф был пуст – Светка обчистила его почти до последнего листочка. Владимир Иванович взвыл, еще раз выматерился. Все, ради чего он рисковал эти последние годы, пошло прахом. Дернул его черт связаться с юной красавицей, с этой стервой. Куда он теперь денется, как восстановит нажитое? Он не сомневался в том, что Светка ни за что не расстанется со спертыми бумагами. Такой компромат на него, такое состояние! Акции-то он понаоформлял на всю ее родню да на каких-то неведомых ему подружек. А как было иначе? Как еще, спрашивается, если в компьютеры фонда госсобственности заносились данные обо всех покупателях, а госбезопасность с ментами и с налоговой полицией следили за всем рынком ценных бумаг? Кто приобрел, сколько, почем, на какие шиши? “Доверился, старый идиот!” – клял он себя.

Лишков остервенело вышвыривал из шкафов Светкины тряпки, на которые была грохнута немалая часть презентов-гонораров…

Ну, станет он вновь скромненьким чиновником, примется ездить на работу на троллейбусе, прижимая к себе свой потрепанный портфель.

Но кто же будет долго терпеть обремененного избыточной информацией бедного чиновника?

Лишков вдруг четко осознал, что стал той фигурой, которую просто требовалось ликвидировать.

– Ликвидировать… – беззвучно прошептал он, глядя на свое мертвецки бледное отражение в зеркале. – Не жилец я больше на этом свете.

Лишкова охватила паника. Паника подтолкнула его к самому безрассудному выводу. “Бежать, надо бежать”, – принялся причитать он, закидывая в первую попавшуюся сумку остатки бумаг, не спертых Светкой, загранпаспорт, кое-что из вещей. У чиновника была постоянная открытая виза в Финляндию. Рванет туда – потом разберется. “Господи, – осознал он с тоской, – ведь и дом-то финский записан на нее! Ничего не осталось – по миру пустила…quot;

Собрав вещи. Лишков еще раз обвел взглядом комнату. Присел на дорогу, но тут же вскочил, как ошпаренный: какая-то новая мысль пронзила его лихорадочное сознание. Но додумать он не успел.

Тяжелое удушье вдруг навалилось на этого грузного старика. Лишков ощутил, как захлестывает его шею тугая петля. “Володенька”, – вдруг нежно и тихо сказал чей-то женский голос. Все закружилось перед глазами, чугунные тиски сжали его голову и потянули вслед за нею ставшее вдруг невесомым тело в длинный, сияющий летним радостным светом тоннель. Грохнулось вдребезги зеркало. Чиновник рухнул на пол, вниз посиневшим вмиг лицом.