Новак Илья Никотин

Ночь, утро, вечер, день - гул здесь не смолкал никогда и тональность его не менялась. Небоскреб картеля "Десадо Электрикум Арт", врастая фундаментом в Нижний Слой, крышей своей достигал стратосферных высот Верхнего. Под самой крышей располагался кабинет нынешнего главы картеля - Энрике Десадо Младшего. Заложив руки за спину, он неподвижно стоял возле окна.

В Западном Сотрудничестве жило слишком много людей, приезжих и местных - одни ложились спать, другие только вставали, третьи, казалось, не спали вовсе. И все же Десадо заметил, что в тот зыбкий период, длившийся от силы минуту, когда утро еще не началось, а ночь уже закончилась, в эфемерную минуту застывшего времени, вечный городской шум прерывался необъяснимой паузой. Наверное, сложные ритмы жизней тех, кто обитал здесь, входили в какой-то внутренний резонанс, запутанные волны их колебаний на минуту сходились в нижней фазе: все смолкало. Светящимся желтым пунктиром проносились кабины горизонтальных лифтов, плыли острова воздушных парков, мерцали галактики бледных огней, фосфоресцировали опутанные лентами трасс проспекты и далекие кварталы, словно за океаном - чужие континенты, которых ты никогда не увидишь; бледные светляки ночного Верхнего горели, как всегда, но гул смолкал.

Интересные мысли приходили к Младшему в эту минуту.

Он отвернулся от окна и тут же забыл странную картину двухслойного Сотрудничества, которую наблюдал уже много лет. Прекрасные детали окружающего мира не оставляли следа в его душе - Младший вернулся к столу. Над столом висел портрет основателя картеля ДЭА, Бруло Десадо Старшего. Обвислые щеки, богатая седая шевелюра, морщины, разделенный глубокой складкой подбородок. Младший не был похож на Бруло: гладкое личико, прямые скулы, острый нос и брови вразлет.

Десадо медленно провел пальцем по гладкому пластику прямоугольного листа, лежавшего на столе.

- Последние дни Пигмалион проявлял повышенную активность, - стал читать он вслух. - В Секторе Нигилистов он встречался с несколькими перебежчиками из восточной области и расспрашивал их о состоянии дел в Составляющей номер одиннадцать, Барвисто. Два раза навещал Эразма Магнита, приобрел в подпольной оружейной лавке маломощный парализатор "Бестия". Утром он на четыре часа вышел из-под контроля, а только что стало известно, что Пигмалион купил билет на межконтинентальный рейс большого сикорски до Восточного Сотрудничества. Из семи аэропортов для приземления он выбрал тот, который находится неподалеку от Составляющей номер одиннадцать. Я готов лететь за ним, но хочу напомнить о вашем обещании. Жене стало хуже. Удаление фильтров из надпочечников требуется провести немедленно.

Младший щелчком отправил лист на противоположный край стола, потянул к себе дистанционный пульт и открыл бронированную дверь в углу кабинета.

- Жене стало хуже, - повторил он нараспев и встал. - Хуже стало жене...

За дверью открылся просторный зал Выставки Души. То, что находилось здесь, в глазах Младшего имело большую ценность, чем весь Верхний Слой запада. Коллекционеры были готовы выложить за некоторые экспонаты Выставки огромные суммы, но Десадо никогда не приходило в голову увеличивать таким образом свое богатство.

Он остановился перед динамической скульптурой - в полупрозрачной емкости с гелем парили в невесомости гротескные фигуры влюбленных. Лиц не разглядеть, лишь изгибы тел. Ритм, владеющий телами, был невыразимо эротичен, он делал их живыми, приходилось напоминать себе, что это имитация: силикон и пластик, а не кожа и плоть, скрытые рычаги и сложные многоступенчатые передачи, а не мускулы и сухожилия.

Выставкой Души коллекцию назвал Бруло Десадо Старший. Здесь не было того, что считалось искусством раньше: "чистых" картин, фотографий или скульптур. Действовали электроника и механика, лазеры и оптика, сложные технологии создавали эффект погружения в голограммные ландшафты, амальгамная глубина зеркальных картин затягивала зрителя и отправляла его в путешествие по несуществующим просторам синтетических реальностей, созданных воображением гениальных творцов. Лишь несколько сотен людей во всем Сотрудничестве могли оценить ее экспонаты, лишь единицы были богаты настолько, чтобы приобретать их. Десадо встал в центре Выставки, медленно поворачиваясь, затуманенным взглядом скользя по экспонатам, напитываясь впечатлениями, чтобы хватило на несколько дней вперед, пока он будет лишен возможности видеть их.

В углу - черный пластиковый стол, рядом с которым нашли мёртвого отца. Болезнь к тому времени зашла слишком далеко. Но причиной смерти стал не рак, с мозгом отца произошло нечто странное. Врачи "Электрикум Арт", опасаясь, что это новое последствие бомбардировки, отправили тело в крематорий еще до того, как Младший возвратился из длительной поездки.

На столе лежала брошюрка, когда-то написанная и изданная Старшим. Десадо взял ее, открыл и отрешенно забормотал, читая аннотацию:

- Если в высших стадиях своего развития технологии становятся схожи с магией, то искусство - неотделимо от технологий. Они сливается в таком экстазе, что плоды их соития, произведения искусства, для профанов неотличимы от продуктов технологий.

- Многозначительная ерунда, - произнес Младший и положил брошюру. - Бессмысленный шум...

Десадо покинул Выставку Души в вновь подошел к окну. Была очень тихо; кабинет на верхнем этаже башни ДЭА словно вознесся в ледяное безмолвие стратосферы, под ним застыло в безмолвии Сотрудничество. Пятна света двигались среди других пятен, неподвижных. Звуки прекратились. Десадо стоял, не шевелясь, ссутулившись, вглядываясь в световой океан. Вместе с шумом внешним смолк внутренний шум, в его голове воцарилась тишина.

Огни внизу замерли. Тишина внутри, тишина снаружи - недолгое балансирование в верхней точки мироздания, когда нет ничего, ни внизу ни вверху, ни в прошлом ни в будущем, когда умерли все и ты остался один...... и огни вновь устремились по полосам трасс. Медленно, будто с трудом прорвавшись сквозь невидимую преграду, гул достиг кабинета. Город ожил.

А Десадо принял решение.

Он включил интерком и сказал личному секретарю:

- Я сам полечу за Пигмалионом. Мне нужен билет на большой сикорски до Восточного Сотрудничества. Немедленно. Порт посадки где-то в районе Барвисто.

Трое вдумчивых узкоглазых мужчин составляли руководящую верхушку другой заинтересованной стороны, которая называлась "Вмешательство". Они исповедовали философский взгляд на жизнь и имели в своем распоряжении отряды боевых сикорски, периодически отправлявшихся в стремительные рейды для расправы с пиратами-конкурентами. В результате этих рейдов некоторые районы Восточного Сотрудничества превратились в руины.

"Вмешательство" не следило за человеком, который в донесениях разведки картеля ДЭА именовался Пигмалионом, а в собственном оперативном отделе - Камнем Франкена. Но оно следило за любой активностью ДЭА. После того, как стало известно, что Десадо Младший, нынешний глава картеля, вылетел на восток, были произведены дополнительные изыскания. ДЭА хозяйничал на своей территории, "Вмешательство" - на своей. В Восточном Сотрудничестве, где теперь верховодило "Вмешательство", до сих пор стояла башня Восточного Филиала ДЭА, ныне пустующая. А в Верхнем Слое Составляющей Барвисто находилась полуразрушенная клиника, где лекари картеля когда-то изучали особо опасные нейро-казусы. Камень Франкена - Пигмалион - ранее обитавший в Западном Сотрудничестве, недавно прибыл в тот район, куда теперь направлялся Младший. Трое посовещались и решили, что следует держать события под контролем. Вызвав секретаря, они дали ему необходимые указания.

На следующий день человек в оранжевой тоге и плетеных из соломы шлепанцах появился в Глубоком Синем Сне. Секретарь "Вмешательства" был юн и исполнен дзэнского взгляда на жизнь. Он поговорил с хозяином Сна, и тот провел его в одну из кабинок второго подвального этажа своего заведения.

Здесь на подстилке лежал лучший исполнитель "Вмешательства" по имени Ву: обнаженное тело неподвижно, широко раскрытые глаза обращены к низкому потолку.

Запретных удовольствий давно не осталось, само понятие запретности исчезло из обихода. Все, что предлагал Глубокий Синий Сон, было нравственно потому, что не стало нравственности. Внутренние перегородки из тонкого бамбука пропускали слабые вздохи, бормотание и глухие стоны. Сладковатый запах синтетического дурмана наполнял воздух. Секретарь огляделся - лабиринт занавесок, узоры из драконов, совокупляющихся с девицами, низкий потолок, сладкий запах и красный полумрак. Он уселся, поджав под себя ноги, и долго не шевелился, лишь тонкие пальцы медленно двигались, осторожно перебирая четки - мух, кузнечиков, личинок и жуков в янтарных камерах. В сознании секретаря был уголок, устланный сухим песком и озаренный теплым оранжевым светом, где жила мысль о том, что и сам он находится внутри застывшей смоляной субстанции, а кто-то Бескрайний и Безмятежный разглядывает его, играя чередой камушков-миров.

Секретарь поразмышлял на эту тему, поднял руку с четками так, чтобы они оказались перед лицом Ву, и стал медленно перебирать янтарные звенья. Казалось, Ву не замечает присутствия секретаря. Наконец, монотонное движение четок привлекло его внимание, взгляд, устремлённый в потолок, переместился.

Секретарь произнес:

- Отправляйся в Составляющую номер одиннадцать, Барвисто... - он достал из складок тоги небольшую голографию. Положив четки, вжал большой и указательный палец в кожу "пациента" чуть выше бровей, наклонился и, держа голографию перед глазами Ву, стал вводить алгоритм высоким напевным голосом:

- Сразу не убивать... следить...

На табло выскочило яблоко, два гамбургера и та круглая ребристая штуковина, которую Чина Чичеллино Чезарио за отсутствием подходящей аналогии называл механическим апельсином. Чина дернул рычаг, сухой стрекот игрального автомата наполнил пустой зал Пропускного. Возникли четыре механических апельсина, поток жетонов звонко ссыпался в стилизованную под человеческую ладонь чашу для выигрышей. Чина развернулся и пошел к терминалу на Барвисто, надпись возле которого оповещала:

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЮТСЯ ЗАКОНЫ СОТРУДНИЧЕСТВА.

В СОСТАВЛЯЮЩЕЙ БАРВИСТО ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ

ВАШЕЙ ЖИЗНИ ЗАВИСИТ ТОЛЬКО ОТ ВАС.

Тут его прихватило. С мукой на лице Чина совершил последовательность нервных действий: вернулся, сгреб жетоны, сунул их в карман, пошел к терминалу, вновь вернулся, постоял возле автомата, собирая прилипшие к нему остатки своего "я", наконец собрал их и вновь направился к терминалу.

У терминала безвредный казус-дежурный, получив плату за вход, окинул любопытным взглядом единственного за сегодня посетителя Составляющей. Почти два метра, худой, руки и ноги длинные, лицо бледное, вытянутое, кожа нежная, двигается, словно девочка-подросток. На плече - небольшой рюкзак, левый карман приталенной кожаной куртки оттопыривается... Но ограничение на пронос в Барвисто оружия уже снято, сенсорная подкова над терминалами отключена.

Казус видел это лицо по видео до гало-бомбардировки. Посетитель был исключительно богат. Казуса не интересовал изящно-бесполый внешний вид вошедшего. Не интересовало его и то, что этот человек создал новый вид искусства, что это - гений, произведения которого может понять от силы пара сотен человек в обоих Сотрудничествах. Казуса волновали лишь деньги, и он не опускал руку, пока в нее не перекочевали все жетоны из кармана Чина.

Дверь открылась и Чина Чичеллино Чезарио вступил в Барвисто.

На берегу реки лежала старая яхта. Трепетный утренний свет сочился сквозь облака и проломленные перекрытия Верхнего Слоя. Этот свет мягко обтекал руины, остовы энергоподстанций и смятые тарелки радаров, раньше контролировавших подступы к Составляющей. Он озарял фигуры детей, которые что-то делали неподалеку от берега.

Первый мчался так, что в коленках щелкало. Под мышкой у него болталась запаянная в металлопленку тушка водяной курочки, пленка жалобно скрипела, когда он перескакивал через очередное препятствие. Первый звался Цепом, он был мордат, коренаст и кривоног, одет в большой, не по росту, рваный комбинезон, обут в стоптанные ботинки на неработающих магнитных подошвах.

Цеп бежал тяжело и упрямо, а за ним гнался грузчик-казус из "Большой Жрачки ЛТД". Грузчик поймал бы его в самом начале экспроприации курочки, но второй, Манок, засевший в накрененной чаше радара, вовремя заметил погоню и дал Цепу знать.

Третий, Снули, выглядывал из-за корпуса яхты. Удерживал там приподнятый люк.

Их половины пока не видно.

Казус попался какой-то совсем глючный. Переклинило его всерьез - обычно они, обучившись чему-то одному, например, грузить и разгружать, на другие действия уже не годились. Цеп думал, что грузчик потеряет к нему интерес и вскоре отстанет, но тот бежал и бежал, что-то яростно взрыкивая, потрясая рукояткой домкрата, которую отломал, погнавшись за Цепом.

- Манок, чаль вниз! - хрипло пробасил Цеп между вдохом и выдохом. - Снуль, открывай!

- Открыто уже... - это Снули, дежурящий у яхты.

Изломанная тарелка радара над Цепом скрыла полнеба. С края свесились тощие ноги, и Манок прыгнул. Грузчик засипел, заохал и захныкал, выражая набором невнятных междометий обуревающие его эмоции. Снули, самый маленький из всех, дождался, когда Цеп нырнет в проем, оглянулся, увидел подбегавшего Манка и прыгнул следом.

Все бы ничего, да Манок зацепился за что-то торчащими из кармана проводами, и Цеп не смог захлопнуть люк. Если бы они сразу задвинули засов, пришлось бы казусу возвращаться к фургону "Жрачки", где его поджидал разъяренный бригадир.

А так он успел протиснуться следом, и погоня продолжалась.

От люка короткий ход вел к бетонной лесенке. Взбежав по ней, они увидели Ену, сидевшую посреди пустыря, скрытого с одной стороны разрушенным домом, а с другой - основанием моста. Уходя на дело, они замотали ее в старое пальто, так что теперь наружу торчала только макушка. Губы Ены шевелились. Она напевала монотонную бесконечную песенку, и, завороженная ею, как всегда, плохо реагировала на окружающую действительность. Птицы её не боялись - рядом сидела потрепанная ворона.

Топоча босыми пятками по бетону, на пустырь вылетел казус. Цеп, успевший перебросить курицу Манку, на ходу подхватил Ену и помчался дальше, к Кораблю. Манок и Снули бежали за ним.

Ворона взлетела, тяжело взмахивая крыльями. Описывая широкие медленные круги, она с тупой горделивостью осматривала то, что лежало внизу. По мере того, как высота увеличивалась, в черных бусинах ее глаз расширялась выпуклая, перевернутая картина. На картине был пологий левый берег, холмы на правом, цивилизованные кварталы и развалины, неровная полоса пограничных буйков с натянутой между ними сигнальной проволокой. Полоса отделяла Составляющую Барвисто от Восточного Сотрудничества; от холмов к пологому берегу через всю реку протянулось толстое щупальце Пропускного с миниатюрной подковой терминала, через который Чина Чичеллино Чезарио как раз входил в Барвисто.

Чичеллино остановился, оглядываясь. Новый день разгорался, тени бледнели. Впереди - постройки Нижнего Слоя, сзади - ширь реки и могучая кишка Пропускного, а слева, за металлической сеткой, береговая ферма. Землю в Барвисто раздавали бесплатно, и "Жрачка", крутая контора, одна из немногих, обеспечивающих жителей Восточного Сотрудничества натуральной пищей, выращивала здесь водяных курочек, здесь же их умерщвляла и упаковывала. Речной грузовичок покачивался на волнах рядом с берегом, по трапу к нему шли трое грузчиков с ящиками на плечах. Доносился приглушенный голос их бригадира. Он почему-то торчал возле оградительной сетки и, приставив ладонь ко лбу, всматривался в руины.

Чичеллино поправил лямку рюкзака и пошел дальше. Опоры Верхнего Слоя возвышались над руинами Нижнего, с перекрытий свисали кабели и какие-то спутанные сети, виднелись лесенки и клети элеваторов. Все это покрывал слой мха и дивно зеленой, сочной травы, с одинаковым усердием росшей и на горизонтальных и на вертикальных поверхностях. Тишина Составляющей была одухотворена лирической, мирной печалью.

Чина озаботился изучить местность по карте и примерно представлял, куда идти. До цели, находившейся в одном из самых заброшенных мест Верхнего Слоя, было еще далеко. Элеваторы, конечно же, не работали, но какую-нибудь не совсем разрушенную лестницу можно было отыскать. Он рассчитывал подняться по одной из опор.

Из-за ближайшей кучи обломков высунулась голова. Чина шел, придерживая одной рукой лямку на плече, а другую опустив в карман куртки.

Голова исчезла. "Шур-бур-мур" - донеслось до Чичеллино, и он пошел быстрее, по широкой дуге огибая кучу.

Показалась пятерка казусов.

Казусность не всегда можно было определить с первого взгляда, но он ведь находился здесь, в Барвисто, в резервации для пострадавших от гало-бомбардировки...

Все пятеро - оборванцы, грязные и вшивые, в каких-то обносках, босые, патлатые черти. Один остановился, поскрёб грудь.

- Дашьпожрать? - спросил он.

Чина мотнул головой и ускорил шаги. Пальцы в кармане сжались на рукояти.

- Дайпожратьдайдай! - засипел казус. Наверное, его речь когда-то контролировал чип. Ошибка не была фатальной и поддавалась лечению, но это требовало немалых затрат. Ни "Десадо Электрикум Арт", ни "Вмешательство" не стали бы заниматься лечением бесплатно. Впрочем, несущественность сбоев речи могла быть лишь кажущейся - мало ли на что способен прошедший через огонь гало-бомбардировки процессор речевого импланта, какие команды он теперь выдает, и как они влияют на нервную систему. Последствия, в том числе и экстрасенсорные, могли быть непредсказуемыми. Чичеллино забеспокоился. Он не рассчитывал наткнуться на казусов вот так, сразу.

Возле широкой пенометаллической опоры он оглянулся. Казусы бежали следом. У основания опоры возвышалась насыпь из щебня, выше тянулась узкая металлическая лестница, не достигавшая земли. Если залезть на насыпь, то до нижней перекладины можно дотянуться.

Казус - обрубок без рук и ног - торчащий на закорках у тощего детины, громко загудел. Чина, оскальзываясь и по-женски растопырив руки, полез вверх.

Все стремительно уменьшилось в размерах, с гудением замелькали предметы, словно двигаясь прочь вдоль полупрозрачных стенок узкой трубы. Сверкнули волны реки в лучах солнца, ускорение увеличилось, замелькали внизу кроны деревьев, затем склон холма; дернулись, извиваясь, улицы, головы прохожих, пластиковая рама окна, стекло - отраженные солнечные лучи исказились в мощной линзе оптического прибора - и наблюдатель, сидящий в комнате на двадцатом этаже небоскреба правого берега, оторвался от окуляра. Картинка, которая казалась такой близкой, руку протяни - и сможешь схватить человечка, убегающего от пятерых других между игрушечных колонн-опор, тут же превратилась в пятнышко. Множество таких пятнышек бледной зелено-желтой патиной усеивали противоположный берег, с высоты холмов и двадцатого этажа похожий на заплесневевший блин.

Десадо Младший наблюдал за развитием событий через видеокамеру с усилителем и электронной фиксацией на объекте. Ее тренога была прикреплена липкой лентой к подоконнику одного из кабинетов заброшенного Восточного Филиала.

- Позвольте...

Он приник к окуляру - пятнышко увеличилось и превратилось в объемную картинку. Объект, на который была нацелена камера, лежал среди щебенки, пятеро казусных фигурок подступали к нему.

И еще одна фигурка, небольшая в сравнении с остальными, пряталась позади другой кучи щебня.

- Удмурт! - констатировал Десадо. - Они послали Ву... - он выпрямился, почесал нос, еще раз глянул в окуляр.

- Надо идти туда. Обязательно.

Гудение стало невыносимым. На вершине кучи Чичеллино оглянулся. Обрубок-наездник разинул рот. Воздух заструился, будто Чина мимолетно взглянул на солнце - лучи полыхнули, вокруг задрожали слепящие световые кольца. Затрещало, щебенка под ногами Чичеллино осыпалась в тот момент, когда он протянул руки к нижней перекладине лестницы.

Он упал на спину и съехал вниз. Казусы, один из которых, скорее всего, был телекинетиком, ковыляли к нему. Чина окончательно перетрусил, достал пистолет и поднял его дрожащей рукой. Чезарио не знал, как действует пистолет, он не любил, даже боялся оружия. Казусы приближались, Чина хорошо видел их лица, слышал вопли:

- Жратьхочужратьдайпожрать!

Пистолет выстрелил бесшумно, размытые полосы, расходясь веером, протянулись над головами казусов.

Наездник снова загудел, и тогда из-за другой опоры прилетела стрелка и пронзила его шею.

В кабинете заброшенного филиала Десадо отпрянул от окуляра.

- Ву следит за Пигмалионом, - прокомментировал он. - Не дает казусам Барвисто его поймать. Что это значит? - Он сморщился. - "Вмешательство" ведет свою игру. Они не знают точно, за чем пришел Пигмалион, но хотят узнать. Ву будет следить за ним, пока Пигмалион не найдет Никотин, потом свяжется с руководством и получит инструкции. А в инструкциях будет сказано: убить, забрать и доставить к ним. Этого допустить нельзя? Да.

Чина встал, удивленно моргая. Казусы растеряно топтались на одном месте, детина, на плечах которого раньше сидел наездник, стонал, ощупывая мертвое тело у своих ног и, кажется, даже плакал.

Кто это здесь помогает попавшим в беду путникам? Чичеллино еще раз огляделся и, пока казусы не опомнились, побежал вокруг опоры - щебень осыпался, теперь он не мог дотянуться до лестницы. Он слишком долго пробыл на одном месте. Мучительно хотелось вернуться, чтобы собрать оставленные частички своей личности, но Чина бежал, не оглядываясь.

Ву выбрался из-за укрытия и подошел к казусам, растерянно мычащим над мертвым наездником. Самый разговорчивый из них оглянулся и увидел невысокого человека с длинной раздвижной трубкой в руках. На плече Ву висел рюкзак, почти такой же, как у Чина.

- Ктоубилмалыша? - с тоской спросил Разговорчивый. Наездник был единственным в их компании, которому гало-бомбардировка подарила способность сбивать взглядом ворон и двигать небольшие предметы на расстоянии. Остальные заполучили букет патологических отклонений.

Ву молча глядел на него. Необычно работающий мозг удмурта наполняла череда слепящих образов, сквозь сумбур которых льдисто сверкал заложенный секретарем "Вмешательства" алгоритм: следить за объектом, убить объект, доставить в главный офис "Вмешательства" то, что найдет объект.

- Дашьпожрать? - спросил Разговорчивый.

Ву раскрыл рюкзак и бросил на землю пакет с сухарями. В его мозгу вспыхнула жгучая, немилосердно яркая картина жизни: прерии, стадо крупных животных, он сам, с птичьими перьями в волосах, сидящий на другом, более изящном и послушном животном, с луком в руках... Глаза будто перевернулись, зрачки смотрели внутрь головы, туда, где под черепными сводами над иссеченной трещинами равниной его мозга выкатывался шар солнца, а Вонтесума продолжал гнать стадо... Нить-алгоритм изогнулась и прожгла картину, которая тут же потеряла объем, стала плоской и рассыпалась клочьями. Ву с трудом возвратился к реальности Барвисто и проблеме с казусами. От нити уже отстреливались мерцающие дорожки, каждая заканчивалась паутинкой, сцепившейся с другой паутинкой, они распространялись, то сходясь в мерцающие озерца мыслей, то разбегаясь никуда не ведущими ассоциациями, тупиковые веточки гасли или возвращались обратно к дорожке-алгоритму, и сквозь тихий шелест, как от дождя, связные мысли оформлялись словами: помощники не помешают... они глупы... подкупить...

Разговоры давались Ву с трудом, интонационные паузы он вообще не воспринимал. Удмурт долго соображал, прежде чем сказать:

- Еды еще хочешь?.. - Он обращался к Разговорчивому, признав в нем старшего.

Казусы уже рвали пакет и хрустели сухарями, позабыв о мертвом наезднике.

- Едыдайхочу, - невнятно откликнулся Разговорчивый, разгрызая сухарь.

- Надо отработать, - заявил Ву.

- Работатьнетдайеды... многодай.

- Работать - да еда после работы слушай внимательно слушаешь? - я сейчас уйду вы останетесь здесь дождетесь меня я вернусь скажу вам что делать когда сделаете получите много еды это ясно?

Разговорчивый замер с открытым ртом, обдумывая предложение.

- Питьчто? - спросил он и ткнул пальцем в разорванный пакет на своей ладони. - Здесьждатьсухопитьчто?

У голове Ву очередная дорожка расплескалась кляксой деполяризации, тускло высветив картинку-образ: он сидит возле костра, замотанный в меха, рядом юрта и рогатые животные... Картинка утвердилась и вытеснила мысли, которые было так трудно превращать в слова. Ву достал из рюкзака фляжку с минеральной водой и швырнул ее под ноги Разговорчивому.

- Ждать тут, - произнес он, чтобы утвердить в бедном умишке казуса последовательность действий. - Я вернусь тогда делать что скажу. После этого - еда много еды. Если вернусь а вас нет - найду и убью как его... - носком изящной, плетеной из тонких кожаных полосок туфли, он ткнул под ребра мертвого наездника и пошел за объектом. Где-то впереди приглушённо лаяли собаки.

Казусы, урча и обмениваясь тумаками, стали делить остатки сухарей. Когда Ву скрылся за опорой, к ним подошли еще трое.

Три с половиной подбежали к Кораблю. Манок догадывался, для чего тот раньше предназначался. От пограничной реки отходил канал с покатыми бетонными берегами. У одного берега пришвартовалась посудина, палубу которой украшала металлическая дуга с буквами: RIVЕR PALAS. Когда-то эти буквы светились разноцветными огнями. На палубе, кроме надстроек и круглой огороженной площадки, был еще шар на подставке, состоящий из множества пятиугольных зеркальных граней. Однажды Манок что-то повернул в трюме Корабля, шар начал вращаться с громким скрипом и посылать во все стороны лучи света. Ена испугалась и даже прекратила петь, Снули, обычно тихий, стал кричать на Манка, Цеп недовольно щурился. Манок разрешил ему сломать это "что-то" в трюме, после чего шар утих.

Цеп, хоть и с Еной на руках, добежал первым. Корабль соединяла с берегом лишь пара длинных узких досок, на палубе Цеп, бросив Ену, повернулся. Грузчик-казус как раз достиг бетонного причала, а Манок и Снули уже мчались по самодельному трапу. Они перескочили на палубу, Цеп ухватился за край трапа. Казус, все еще размахивающий обломком домкрата, зашлепал по доскам. Цеп напрягся, сцепив зубы, рывком провернул доски, развел их в стороны. Взмахнув руками, казус провалился вниз и с головой ушел под воду, чтобы больше не показываться.

Когда Цеп втянул трап на палубу, Снули уже собирал дерево для костра, а Манок зубами срывал клапан с пакета. Цеп помог Снули дотащить самую длинную доску, сломал ее о колено и посмотрел на Ену. Она сидела чуть покачиваясь, губы шевелились. Над палубой звучала тихая песенка без слов. Цеп постоял, прислушиваясь - в песенке было что-то завораживающее - Манок окликнул его:

- Чего встал?

Цеп мотнул головой и принялся разжигать костер.

Манок, отложив раскрытый пакет, достал из-за пазухи электронную библиотечку. Ныряя в люк, он зацепился за что-то панелью, теперь пьезо-элемент отскочил и висел на двух проводках. Манок вернул батарейку на место, проверил, работает ли библиотечка, и громко выругался.

- Разряжается, - пояснил он, когда Снули с легким испугом взглянул на него. - Скоро отключится. Надо другую батарейку искать...

Снули вздохнул. В Корабле, где хватало всякой всячины, батареек они не нашли. За ними надо подниматься в Верхний, чего он делать не любил, в отличие от Манка, движимого естественнонаучным любопытством, и Цепа, которому было безразлично, где добывать хлеб насущный. В Корабле было много соленых орешков и пустых стеклянных бутылок, которые иногда удавалось сменять у казусов на что-нибудь ценное. Попадались и полные бутылки, но если употребить их содержимое, станет так плохо, что Манок запретил пить из них.

Курицу делил Манок. Ему и Цепу достались самые большие куски, а Ене - самая нежная часть грудинки. Снули довольствовался атрофированными крылышками. Он с хрустом разгрызал их, бездумно уставившись на очки Манка с тонкими дужками. Линзы золотыми кругами поблескивали в лучах солнца. Под бортами Корабля воды канала рябили желтым, синим и зеленым.

Манок, привалившийся спиной к ограждению палубы, приказал Цепу:

- Принеси штуку. Может, в этот раз получится?

Цеп с хрустом перекусил косточку, встал и скрылся в палубном люке.

Манок пригладил свои длинные темные волосы.

- Эта штука должна работать. Я что-то неправильно делаю.

- Мне от нее страшно, - заявил Снули.

Манок взглянул на Снули, потом на Ену, очень похожих друг на друга - оба почти лысые, с белесым пушком на круглых, гладких головах. Цеп тоже не отличался волосатостью, но голову имел шишкастую, с мощным затылком и низким лбом. У Цепа уши маленькие, прижатые к черепу, а Снули - совсем лопоухий. Манок, втайне гордившийся своей шевелюрой, поплевал на ладонь и еще раз пригладил волосы.

- Трус, - сказал он. - Ничего в ней страшного. Этих штук там много. Я хочу узнать, что с ними можно делать.

Цеп спустился под палубу. Внутри корабля было несколько помещений разных размеров и просторный зал с потрескавшимся зеркальным полом. Здесь находились возвышение-сцена, стойка и открытый шкаф у стены. На полках еще оставалось несколько полных бутылок, пить из которых нельзя. Цеп сошел ниже, в трюм. Канал неглубокий, массивный Корабль днищем почти достигает дна и стоит ровно, не качаясь. Это как-то связано с широким задраенным люком, через который Цеп предпочел перешагнуть. За люком штабель со штуками. Цеп взял одну, поднялся наверх и передал ее Манку. Тот, уже в который раз, стал щелкать какими-то рычажками. Цеп настроился было поспать, но Манок позвал его, наткнувшись на очень тугой рычаг. Когда Цеп толстыми короткими пальцами потянул за него, Снули опасливо отодвинулся подальше.

- ... ... ... ... ... ... - пела Ена. Она сидела, поджав под себя ноги, замотанная в пальто, с поднятым воротником, торчал только маленький нос, да пушок на голове чуть шевелился от ветра.

- Пить хочешь? - спросил Снули, не ожидая ответа. Если бы хотела, сама бы стала теребить его за ухо и щекотать. Манок вроде бы ее старший брат - Снули с трудом осознавал значение слова "брат" - но он заботился о Ене больше из соображений долга, чем из родственных чувств.

Цеп присел на корточки, открыл рот и стал ритмично постукивать ногтями по зубам. Это всегда раздражало Манка, но отучить Цепа не получалось. Манок уже потерял интерес к штуке и достал свою библиотечку. Когда-то через радиомодем она подключалась к сети, теперь же могла черпать сведения только из автономной, впрочем, довольно обширной, базы данных. Файл, который Манок изучал последним, раскрылся на небольшом экране. Оперативная память библиотечки была совсем куцей, процессор слабый, так что урона ей гало-бомбардировка не нанесла - только некоторые программы иногда зависали. Манок овладел искусством чтения по детской обучающей программе библиотечки, чью заднюю панель украшала надпись: "Все, Что Ты Хотел Спросить О Мире". Снули тоже научился читать, но гораздо хуже, чем Манок. А Цепу чтение не давалось. Одно время он старательно изучал найденную в Верхнем Слое книжку со странными историями: про семерых маленьких казусов в шапках-колпаках, рыжего зверя-"лису", которая хвостом ловила других зверей-"рыб" в проруби, про дикую собаку - волка - с семью козлятами. Цеп одолел большинство букв, но, пытаясь осознать сакральный смысл "и краткого", так рассвирепел, что сломал ярко раскрашенную картонную обложку книги о голову подвернувшегося Снули. Манок еле его успокоил, как следует приложив палкой по спине.

В базу библиотечки кто-то загрузил массу сведений, абсолютно не нужных ребенку, и Манок был несказанно этому рад. Узнав о сексе все, что его интересовало, он приступил к усвоению более общих вопросов, и теперь пытался вникнуть в текст из папки "Развитие", озаглавленный "Моя проповедь заблудшим".

"...!-

...Просто Приятная Цивилизация. Три причины привели к перенаселению: дешевая синтетическая пища стала решением проблемы голода, синтетические лекарства, хоть и не до конца справились с болезнями, но значительным образом сократили неестественную смертность, биоэлектронные импланты победили старение".

Если навести курсор на непонятное слово, под ним медленно выстраивался столбик из других слов. По зрелому размышлению Манок понял, что эти слова означают примерно то же самое, что и слово-секрет. Так он узнал, что "дешевое" значит "недорогое". За 'дешёвое' нужно отдавать казусам лишь одну маленькую стеклянную бутылочку из трюма Корабля. Он читал:

"...!- Принцип Верхнего Слоя: ...как бы успешно не развивались технологии космических перелетов, доставлять сотни тысяч переселенцев на другие планеты и даже на Луну слишком дорого. Приходится плотнее обживать Землю: уходить в почву и подниматься в воздух. Однако, с увеличением радиуса жилого слоя увеличивается и площадь сферы. Я говорю вам: создавать жилой слой внутри планеты означает уменьшать потенциальную площадь заселения. Это ли не глупость? Прочный, способный выдержать огромные нагрузки, пенометалл позволяет устремить Верхний Слой к солнцу и просторам атмосферы.

...!-

Цивилизация, Приятная Во Всех Отношениях:

...Просто Приятную Цивилизацию сменила Цивилизация Приятная Во Всех Отношениях, основанная на электронике, синтетике и нейроплантах, биоэлектронных и биомеханических вставках, снабженных собственными мощными процессорами, автономными "вечными" батарейками, системами самоналадки, способными развиваться и бороться с неполадками-болезнями в организме-носителе. Естественно, проблемы не исчезли. Деньги по-прежнему значили слишком много. Баснословно дорогие искусственные иммунные и нервные системы от известных производителей заменялись пиратскими подделками, в которых, как и раньше, вне конкуренции были тайваньские, корейские и китайские [Тай-Вань? Та-Йвань? Наименование одной из областей до возникновения Сотрудничества? Попытаться выяснить...] Богатые вознеслись ввысь, к чистому воздуху и чистому небу, бедняки остались в Нижнем Слое, у них развились экзотические болезни, вызванные сбоями неапробированных нейроплантов. С этим боролись, но не слишком рьяно. Лечить то, что вызывалось не болезнью человеческого организма, а нарушениями работы биоэлектронных вставок, было слишком сложно... Чтобы изъять из плоти носителя микроскопический чип, ампутировать мозговой синаптический компенсатор или вычленить из сетки нервных окончаний искусственные волокна, требовалось филигранно мастерство. Боролись не со следствием, боролись с причиной, тем более, что два крупнейших производителя нейроплантов видели в полуподпольных пиратах своих конкурентов. Боевые авиа-подразделения наводили ужас на целые города, если разведки компаний находили в них лаборатории и фабрики пиратских производителей..."

Манок отвлекся, уставившись в небо, вспоминая серебристые силуэты с размытыми зонтиками винтов, иногда пролетающие над рекой. Это написал какой-то казус, точно. Обилие непонятных слов и бредовый оттенок текста говорили о том, что автор был сродни тем, кто окружал трех с половиной в Барвисто. Он стал читать дальше:

"...Я говорю вам: почему, как только все более или менее приходит в порядок, что-то тут же нарушает его: сбой внутри системы или внешнее воздействие? Мелкие, но не фатальные сбои внутри системы Человеческая Цивилизация происходили постоянно, но система справлялась с ними.

Работники орбитального телескопа Евразийского Коммерческого Астрономического Общества, собирающего средства для своих фондов в основном с помощью лженаучных астрологических прогнозов, сообщили о странной аберрации"...

Цеп вдруг развернулся и замер, обеими руками вцепившись в ограду. С берега доносился лай собак.

Десадо Младший появился здесь на свой страх и риск. Привыкший чувствовать за спиной мощь картеля, он оказался в шкуре рядового жителя Сотрудничества. Влияния у ДЭА на востоке теперь практически не было, "Вмешательство" контролировало здесь почти все. Огромный небоскреб картеля пустовал уже давно, Десадо проник туда незаметно, так, чтобы соглядатаи тибетцев не засекли его. В конечном счете все предосторожности оказались бессмысленными - пара сикорских "Вмешательства" уже висела в сотне метров над крышей. Один большой, с тяжелыми бомбами, второй поменьше, более маневренный. Пилот второго посредством мощного бинокля наблюдал за кабинетом, на подоконнике которого была установлена видеокамера с фиксацией на объекте.

- Если он спустится в катакомбы или поднимется в Верхний, я не смогу наблюдать, - произнес Младший.

Гало-бомбардировка вывела из строя нейропептидную пломбу, непроницаемым колпаком накрывавшую опиатные рецепторы в его мозгу. Он был эрос-наркоманом, с синтетическими афродизиаками смогло справиться только радикальное вмешательство. Опиатные рецепторы, самая обычная часть мозга, впитывающая эндорфины и ответственная за ощущение счастья, под влиянием наркотика чудовищным образом разрослись - Младший иногда представлял себе грибок из склизких волокон, белесую поганку опиатов, проросшую сквозь его мозг.

- Может, мне стоит договориться с Пигмалионом?.. - Младший нахмурился, намеренно свел брови вместе, демонстрируя окружающему миру, что действительно озабочен.

Его брови все еще были нахмурены, когда он прошел мимо опоры струнной дороги и стал спускаться ко входу Пропускного. Здесь, в Сотрудничестве, Верхний Слой не был заброшен так основательно, как в Барвисто, но большинство оставшихся в живых предпочли спуститься обратно на поверхность планеты. Жизнь более-менее наладилась, вытащенные со старых свалок автомобили с двигателями внутреннего сгорания проезжали мимо Десадо, два раза вверху с тихим свистом пронеслись похожие на фаллосы вагоны-струнники.

"Электронные погромы" отошли в прошлое, но у большинства обывателей, не подверженных глюкам сорвавшихся с цепи имплантов, электроника все еще вызывала ненависть. Единственное, что они терпели, это струнные дороги, пришедшие на смену метрополитену. Такие дороги управлялись с центрального пульта, который, естественно, тоже был электронным и теперь потихоньку отстраивался, на что обыватели сознательно не обращали внимания, очень уж удобным, быстрым и дешевым было это средство передвижения. Но вздумай кто-нибудь появиться на улице с обычным ноут-буком в руках, его бы тут же пришибли не говоря худого слова - как и любого глючного казуса, сунувшегося сюда из Барвисто.

Десадо Младший тоже был казусом, но гало-бомбардировка привела лишь к снятию нейропептидной пломбы, так что внешне это мало проявлялось. Он шел вялой, разболтанной походкой, руки раскачивались, голова то опускалась вперед, то запрокидывалась, полы пиджака хлопали по бедрам на ветру. Высоко-высоко один из сикорских "Вмешательства" летел в том же направлении, куда шел Десадо.

Лай стал громче, и они увидели, как на берег выскочил человек. Высокий и худой, с рюкзаком на плече. Не останавливаясь, он оглянулся и поднял руку. Звука слышно не было, но от дула оружия разошелся веер размытых полос.

Несколько диких псов упали, дергая ногами, но остальных это не смутило. Человек остановился, псы подбирались к нему. Облезлые и тощие, они начинали лаять, сами себе удивлялись и смолкали. Незнакомец скатился по бетонному берегу канала, прыгнул в воду и поплыл.

Три с половиной к тому времени уже лежали на палубе, даже Ена, которую Снули просто перевернул на спину. Манок, внимательно наблюдавший за тем, что происходит на берегу, велел Цепу:

- Позови его.

Цеп, привстал и, перегнувшись через ограждение, крикнул:

- Эй! Там лестница, давай сюда!

Он увидел бледное лицо с прилипшими к щекам волосами. Потом из воды показались руки и вцепились в поручни узкой металлической лесенки, тянувшейся к бортовому ограждению.

Когда человек перелез через борт, Цеп чуть отошел и на всякий случай поднял с палубы штуку, собираясь в случае чего навернуть незнакомца по шее. Незнакомец, впрочем, тут же превратился в знакомца, потому что поспешил представиться:

- Меня зовут Чина.

Он увидел трех мальчишек: одного - с длинными волосами и в очках, второго - коротко стриженного и насупленного, третьего - маленького, с белым пушком на голове. Такой же пушок был у замотанного в старое пальто ребенка, пол которого Чичеллино определил не сразу.

- Ты зачем от собак убегал? - спросил Манок.

Чина присел перед ним на корточки и снял рюкзак с плеча.

- Они могли меня загрызть?

Манок махнул рукой.

- Не... Они трусливые. Почуяли что-то в твоей сумке.

- Еда? - подал голос Цеп. Он все еще подозрительно рассматривал гостя, но штуку уже опустил.

Чина Чичеллино Чезарио искоса глядел на детей, те смотрели на него. В это время пилот сикорски следовал за Десадо Младшим, который уже подходил к Пропускному. С берега Ву наблюдал за тем, что происходит на палубе Корабля под названием RIVЕR PALAS.

Выглянув из-за опоры, Десадо решил, что драка может доставить ему новые ощущения. Он попытался вспомнить, когда в последний раз дрался... и не вспомнил. Возможно, он не дрался никогда? Во всяком случае, после мозгового пломбирования - нет. Хирурги ДЭА поставили пломбу, Младший избавился от зависимости, но и природный эндорфин перестал вырабатываться в выхолощенном мозге. Десадо лишился возможности испытывать удовольствие в каком-либо виде. Гало-бомбардировка сломала пломбу, теперь последствие приема синтетических афродизиаков не было бы смертельным, но Десадо крепился, хотя и испытывал тоску по прежним временам, казавшимися разноцветными в сравнении с теперешним черно-белым существованием.

Напасть на Ву? Он как-то заглянул в спортзал ДЭА, где тренировались несколько парней из охраны картеля, одетые в скользкие трико, в усиливающих удары сонических перчатках. Десадо тогда встал возле дверей, не привлекая к себе внимания. Белые плитки пола и стен, белые канаты... Старший тренер спортзала по какой-то своей прихоти оформлял бои нестандартным антуражем. Белый свет четырех софитов по углам квадратного ринга лишал пространство теней, оно напоминало скованное льдом горное озеро, окруженное заснеженными склонами. В холодном световом аду фигуры перемещались, наносили удары, пригибались и отпрыгивали. Атаке подвергались и зрение, и обоняние, и слух. Смешанные запахи пота, синтетики, пластика, острый дух дезодоранта агрессии, рассеиваемый над рингом скрытым пульверизатором... Играла музыка - какая-то классика, нервная, словно дрожащая, глухие звуки ударов и вздохи органично вплетались в нее - и иногда движения фигур в трико совпадали с ритмом музыки. Во всём этом был особый колорит, отчётливый декадентский оттенок. Десадо понимал, что этот оттенок присутствует, но не ощущал его на эмоциональном уровне, лишь отмечал факт его наличия... Один из охранников, получив удар по темени, что-то глухо промычал, мотнул головой и выплюнул красный сгусток, показавшийся в режущем свете кляксой густых чернил на белоснежном полу. Для усеченного нейропептидной пломбой сознания всё это было лишено ценности. Десадо видел лишь то, что видел; его мозг впитывал движения, и музыку, и запахи, и цвета, но никак не преломлял то, что фиксировали органы чувств, воспринимая лишь неестественно четкую картинку, не утруждаясь эмоциями.

Но тогда он был наблюдателем, а сейчас мог поучаствовать в подобном лично.

Десадо достал из наплечной кобуры разрядник, проверил его и прицелился между лопаток Ву.

Тот не оборачивался. В его голове расцветала очередная картина жизни: Висконси в кожаных штанах, просторной рубахе и широкополой шляпе стоит у пристани, на боку его висит револьвер, а мимо пристани медленно и величаво проплывает пароход. Преобладал горячий желтый цвет, картина постепенно густела, накладываясь на окружающее и затмевая его.

Десадо представил себе, как две короткие стрелки с мини-аккумулятором, способным выплеснуть в импульсе почти убийственное напряжение, проткнут одежду Ву и замкнут цепь его плотью, удмурт даже не вскрикнет - вздрогнет всем телом, голова судорожно запрокинется назад, он упадет навзничь, возможно, сломав себе шею...

Неинтересно. Младший вложил разрядник в кобуру.

У его ног лежал искривленный прут керамической арматуры. Кофейные потеки и вздутия означали, что по опоре саданули из мощного теплового оружия. Прут торчал наискось, нижний конец был утоплен в каменный осколок размером с кулак. Десадо поднял прут, прикинул вес осколка, решил, что сгодится, и очень медленно и осторожно двинулся к Ву. Поудобнее перехватив прут обеими руками, Младший занес его над плечом.

Позабыв об окружающем, Висконси утопал в желтом. Пароход, приводимый в движение водяным колесом, плыл мимо пристани, у борта стояли два мальчика и девочка, с ними мужчина - тощий и высокий, на носу третий мальчишка кричал громко: "Марк Твен! Твен!".

Десадо шагнул вперёд. Не отрываясь, он смотрел в точку между лопаток Ву. Сикорски "Вмешательства" висел метрах в тридцати над рекой, в стороне от Корабля. Пилот, по пояс высунувшись наружу, в бинокль наблюдал за происходящим и махал свободной рукой, пытаясь привлечь внимание.

Висконси похлопал по рукояти револьвера на своем бедре и сощурился, хотя поля шляпы бросали тень на лицо, и солнце не слепило. Пароход уплывал, дети уже не были видны за ограждением борта.

Десадо сделал еще один шаг. Теперь он стоял в метре за спиной Ву. Пилот закричал, размахивая биноклем.

Ничего не изменилось, река все также несла желтые воды, солнце светило и пароход уплывал, но Висконси спинным мозгом почувствовал, что черномазый, который уже некоторое время подкрадывается сзади, сейчас нанесет удар. Он повернулся, одновременно приседая, дубинка свистнула возле уха; успев заметить лоснящееся черное лицо и мускулистые руки, Ву без замаха, но сильно, ударил кулаком снизу вверх.

Керамический прут вывернулся из пальцев Младшего. В груди екнуло, Десадо, тут же потеряв интерес к драке - слишком быстро, слишком больно, слишком опасный противник - побежал к реке.

В сознании Висконси желтая река изогнулась, плеснув желтыми волнами в желтые берега, сузилась, одновременно леденея, наливаясь сияющей белизной, и стала нитью путеводного алгоритма, льдистым нервом проткнувшим картину жизни и разметавшим ее в клочья.

Не Висконси, а Ву увидел, как какой-то человек, держась за грудь, метнулся мимо него к каналу. Ву, а не Висконси, попытался ухватить человека за полу пиджака.

Десадо почувствовал, как его потянуло назад, и попытался вырваться. С отливом уровень воды понизился, на бетонном откосе оставалась жирная илистая полоса. Ступни Младшего поехали вниз, пола пиджака выскользнула из пальцев Ву. Десадо упал и на спине сполз в воду.

На палубе три с половиной и Чина смотрели, как один незнакомец неумело плывет к Кораблю, а второй стоит на берегу, безо всякого выражения глядя ему в след. Этот второй держал длинную тонкую трубку. Пилот сикорски вновь высунулся из кабины, теперь в его руках было какое-то оружие. Ву полностью вернулся в реальность и раздумывал, что теперь делать. Десадо достиг Корабля, ухватился за нижнюю перекладину лесенки и вопросительно глянул вверх. Цеп покосился на Манка, тот кивнул, и Цеп пробурчал:

- Залазь.

Десадо быстро влез на палубу, осмотрелся и вдруг выхватил из рук Цепа помповый гранатомет. Чем-то щелкнув, он развернулся и выстрелил.

Младший не сумел устоять и с размаху уселся на палубу, когда из дула, оставляя за собой огненный след, с ревом вылетело небольшое темное пятно. Оно двигалось быстро, но не так быстро, как пуля, и его можно было отследить взглядом.

Реальность для Ву обернулась высоким, слегка аморфным человеком и стала очень опасной. Человек, лишенный черт лица, зато с необычайно длинными конечностями, взревел и, широко размахнувшись, направил в лицо Ву свой кулак. Скорость перемещения кулака, небольшого и темного, была такой стремительной, что позади него оставался огненный след. Ву повалился набок, а всполошившийся пилот сикорски выстрелил. Оглушив Ву ревом и ошпарив щеку волной жара, кулак пролетел мимо и разорвался где-то позади.

В круглом магазине под стволом имелось еще четыре гранаты; Десадо как раз успел перезарядить оружие и собрался подорвать лежащего Ву, когда что-то защелкало о палубу, выплескивая в воздух фонтанчики древесных осколков. Один из этих фонтанчиков подобрался к ноге Десадо, вспорол штанину и поранил кожу. Пилот сикорски прекратил стрелять - он перезаряжал свое оружие, одновременно что-то крича в микрофон рации. Младший, от боли позабывший про Ву, поднял ствол вверх и, не целясь, выстрелил. Несколько секунд спустя в тридцати метрах над каналом разрослось второе солнышко, небольшое и красное, и проглотило сикорски.

Темный аморфный человек, который собирался отправить Ву в нокаут, исчез. Удмурт встал на четвереньки и отступил под прикрытие опоры.

Младший оперся спиной о металлический шест, на котором был стробоскоп, отложил гранатомет и посмотрел на свою ногу. На штанине темнело пятно. Рывком разорвав ткань до колена, Десадо увидел торчащую из щиколотки длинную щепку, вытащил ее и отбросил. Помассировал ногу, потом огляделся.

Чина Чичеллино Чезарио и трое детей лежали в разных местах на палубе. Один ребенок, самый маленький, завернутый в пальто, продолжал сидеть. Десадо глянул на берег - Ву уже скрылся из виду - на небо, где расплывалось облако дыма, на гранатомет рядом с собою, а затем, хмурясь, - на приемник в браслете часов. Приемник тихо шипел.

- Я слышал последние переговоры пилота, - обратился Младший к Чезарио. - У них где-то над Сотрудничеством еще одна машина. Похоже, они следили за мной с самого начала. Тот, которого я подорвал, приказал второму лететь сюда и уничтожить корабль, пришвартованный у берега канала.

Манок хрипло прокашлялся и встал.

- Мы можем перейти на берег. У нас есть трап и...

Раздалось подвывание, неразборчивые голоса, хриплый кашель. Все, кроме Ены, оглянулись. Из-за опоры показалась толпа казусов, во главе шествовали Ву с Разговорчивым.

- Тогда просто спрыгнем в воду? - предположил Манок.

В своей внутренней реальности Водли-атаман вышел вместе с шайкой из леса и увидел странную толстую птицу с шарообразным телом. Охотничий инстинкт овладел им. Водли достал стрелку, вставил ее в трубку, поднес конец ко рту и дунул.

Торчащий над палубой ребристый зеркальный шар рассыпался каскадом звенящих осколков, которые упали на голову Младшего.

- В воде он нас перестреляет, - сказал Манок и быстро кивнул Цепу. Тот засопел и прыгнул. Десадо, вытряхивавший осколки стробоскопа из волос, потянулся к гранатомету, но не успел - Цеп схватил оружие и отскочил.

- Подождите! - Десадо поднял руки, показывая пустые ладони. - Зачем ссориться? Там все равно только три гранаты... - Он перевел взгляд на Чина, стоявшего рядом с Манком. - Кто они такие?

Чезарио пожал плечами.

- А вы кто такой?

Стрелка свистнула у самого его уха, и Чина упал, схватив за плечо Манка и заставив его присесть.

- Я хочу поговорить с вами. Позже, когда выберемся отсюда.

На берегу Водли отдал приказ Разговорчивому, а тот - казусам, которые рассыпались в разные стороны. У многих в руках были веревки с самодельными кошками из керамической арматуры.

- Их надо захватить, - сказал атаман.

- Придетсяплытьмокронехочу.

Водли нахмурился. В его реальности разбойники слушались своего атамана с полуслова. Протекающая в извилине его мозга река с баржей, лес на берегу извилины, облачное небо под сводами черепа - вся картина дрогнула, мелькнула льдистая нить алгоритма, и сквозь смазавшиеся контуры проступило кое-что новое. Водли понял: баржа принадлежит купцам-сарацинам, их надо ограбить. Краем сознания Водли понимал, что все совсем не так и он находится не там, где находится. Понимание было отстраненным, смазанным четкостью картины, которую память разворачивала перед его внутренним взором. Но, каким бы малым не было это понимание, оно помогало атаману корректировать поступки и речь, и он сказал Разговорчивому, на самом деле - своему старшему помощнику, двухметровому детине с могучим волосатым торсом, в грязных штанах, с черной повязкой на правом глазу и двумя кривыми саблями в руках:

- Ты не плыви пусть плывут остальные. Схватите их - будет много еды.

Разговорчивый обдумал это, вздохнул поглубже.

- Когдаубьемих-тынамжрать-многожрать-дашь?

- Много, - подтвердил атаман и поднял трубку, увидев движение на барже.

Двое взрослых и трое детей ничком повалились на палубу. Цеп, успевший заметить, что именно сделал Десадо перед тем, как выстрелить, повторил его движение, и тогда Младший сказал:

- Подожди. Экономь гранаты.

- Внизу есть еще такие штуки, - пискнул лежащий рядом с Еной Снули.

Десадо уставился на него, затем перевел взгляд на Манка.

- Это правда? Слушайте, я вам не враг. Пусть этот... - он показал на Цепа... - отдаст оружие. Хорошо, пусть отдаст не мне, а вот ему. И принесет еще парочку. Сикорски летают медленно, но скоро второй будет здесь и...

Он не договорил, услышав плеск одновременно с разных сторон: повинуясь приказу Разговорчивого, казусы полезли в воду.

Манок приказал:

- Цеп, отдай штуку мне. Иди вниз, принеси еще две штуки.

Цеп, покосившись на Младшего и Чина, протянул Манку гранатомет и скрылся в палубном люке.

Младший признался Чизарио:

- Я хочу купить у вас Никотин.

Водли наблюдал, как разбойники прыгали в воду и с разных сторон подплывали к барже. Сарацины, устрашенные его воздушной трубкой, залегли на палубе. Услышав приглушенный рокот, атаман посмотрел вверх. Сознание его извернулось в спазме, судорожно выискивая аналогию для летящего к ним сикорски. На мгновение картина смазалась, перестраиваясь, и он увидел воздушный шар, быстро приближающийся над кронами деревьев. По бокам большой цилиндрической корзины висели мешки со взрывчаткой.

Гранатомет был слишком тяжел для Манка. Снули пискнул позади него, Манок, не вставая, развернулся, увидел концы прутьев, зацепившиеся за ограждение у кормы, веревку и голову казуса. Упираясь в палубу локтями, он приподнял оружие и выстрелил. Десадо обнаружил, что частично оглох и ослеп - он лежал лицом вверх, в полуметре над ним пролетела реактивная граната.

Казуса не стало вместе с кошкой, ограждением и частью кормы. Снули уже лежал рядом с Еной, широко зевая - он всегда зевал, когда ему было страшно.

Чина заметил вторую кошку и второго казуса, вылезшего с другой стороны. Он предостерегающе крикнул Манку, показывая направление. Манок, ахнув от натуги, развернул оружие и выстрелил еще раз. Граната попала точно в грудь врага, который, на свою беду, выпрямился в полный рост.

- Последний заряд! - крикнул Десадо Манку. Появился Цеп с двумя гранатометами.

- Дай ему, - с трудом выговорил Манок. Глаза его были расширены, пальцы дрожали.

Цеп швырнул оружие Десадо и повернулся. Ухватив за ствол второй гранатомет, он от души вмазал им по голове казуса, показавшейся над палубой. Младший тем временем проверил магазин своего оружия и выругался.

- Он же пустой!

- Легкий... - Цеп присел рядом с ним на корточки. Снули потянул его за штанину, призывая лечь, но Цеп оттолкнул руку. Показав пальцем на оружие в руках Манка, он пояснил: - Тот тяжелый. Эти легкие. Другие внизу тоже легкие.

- Они все разряжены? - догадался Десадо.

Вдоль канала со стороны Пропускного летел большой сикорски. У его бортов висели авиационные бомбы, похожие на раздутые серебристые кули

Еще один казус перепрыгнул через борт.

Водли-атаман обдумывал происходящее. Если с воздушного шара сбросят мешок со взрывчаткой, от сарацинской баржи ничего не останется, и разбойники лишатся законной добычи. Но, с другой стороны, купцы только что показали, что умеют защищаться - двоих из его ребят они взорвали своим порохом - так что он рисковал лишиться всех разбойников до того, как они смогут захватить баржу. В любом случае, стрелкой воздушный шар не сбить, да и негоже открывать огонь по союзникам, так что Водли оставалось только ждать.

Казус увернулся от удара Цепа, пяткой пихнул в лоб Чезарио и схватился за гранатомет в руках Манка, но тут Снули укусил его за икру. У Снули в мгновения смертельной опасности пробуждалась отчаянная смелость загнанного в ловушку зверька. Казус заревел так, что с балок Верхнего поднялось несколько ворон. Цеп ударил его прикладом по плечу. Все услышали хруст, казус завизжал и упал. Цеп с одной стороны, а вскочивший Десадо - с другой ухватили его под руки, оттянули к борту.

- Почему корабль не качается? - крикнул Десадо Цепу, когда они швыряли казуса в воду.

- Не плывет, - сказал Цеп. Услышав свист стрелки, пролетевшей где-то совсем рядом, и призывный вопль Снули, они помчались обратно.

- Не плывет, - повторил Цеп. - Стоит. Есть ход от дна.

Они вернулись к остальным. С разных сторон на палубу лезло еще трое казусов. Манок растерянно крутил гранатометом, не зная, куда стрелять, Чина бессмысленно и неточно палил из своего пистолета, Снули вопил, Ена пела.

- Куда ход? - спросил Десадо, пытаясь отобрать у Манка оружие, но тот с перепугу не мог разжать пальцы.

- Люк в дне... - пояснил Цеп, наворачивая прикладом по голове очередного казуса.

Десадо наконец отобрал у Манка гранатомет, и тут до него дошел смысл сказанного.

- Вниз всем! - он поискал глазами и обнаружил палубный люк. - Туда давайте!

Два казуса лежали, обездвиженные выстрелами Чина. В его парализаторе кончились заряды. Чезарио швырнул бесполезное оружие в нового противника и помчался к лестнице, пихая перед собой Манка. Цеп схватил Ену за шиворот, волоча ее по палубе, побежал следом, Десадо пинком в копчик привлек внимание Снули, глазами показал в сторону люка и сам рванулся к нему. Сикорски уже завис над кораблем и готовился сбросить бомбу. С берега атаман видел, как его разбойники взбираются на баржу купцов, и как мешки со взрывчаткой отделяются от корзины висящего над баржей воздушного шара. Он открыл рот, чтобы не заболели уши.

Десадо, слыша топот остальных далеко внизу, стоя так, что над палубой торчала лишь верхняя часть тела, поднял гранатомет вертикально вверх. Дирижабль "Вмешательства" уже отключил винт и сбрасывал бомбы, когда граната ударила в гондолу.

Над каналом зажглось второе солнце. Гелий сгорел мгновенно вместе с прорезиненной оболочкой, бомбы упали вниз, а обломки гондолы разлетелись в разные стороны. Один из них свалился на голову Водли.

Сквозь круглое отверстие Чина выбрался на скользкие плитки. Цеп передал ему Ену, которая скользнула безоблачным взглядом по Чезарио, пока он усаживал ее на пол, и уставилась на пролом в потолке. Дети и Младший появились следом.

Рядом с Чина в широком бассейне плескалась вода. Чезарио постоял, приходя в себя, решил, что пора все выяснить, мотнул головой Младшему и отошел в сторону.

Манок тоже решил провести совет.

- Это Верхний, но я не понимаю, где мы.

Цеп, лучше других знавший Верхний Слой, ответил:

- Посередине.

Здесь было тепло, звуки в помещении с выложенными голубой плиткой стенами и полом звучали гулко, протяжно. По другую сторону бассейна Чина спросил:

- Вы из ДЭА?

Он был уверен в ответе, но когда ответ прозвучал, громко закашлялся.

Младший решил, что на данный момент девиз "честность - лучшая политика" подходит ему. Он сказал:

- Я сын Бруло Десадо. Глава картеля.

Чина переминался с ноги на ногу. Бруло когда-то купил его лучшее творение.

- Вы ищите Никотин, - констатировал Младший. - Вы примерно знаете, где он находится. Я хочу опять купить его у вас.

Гулкая пустота в голове Чина мешала ему ответить. Только два человека до него были хозяевами Никотина. Оба входили в десяток самых состоятельных людей Сотрудничества, оба были смертельно больны после гало-бомбардировки, оба владели Никотином непродолжительное время. Оба умерли.

Каждый раз Никотин попадал обратно к Чина, в третий раз он продал его Десадо Старшему.

Старший умер. Чина искал Никотин и, после долгих поисков, обнаружил место, где тот по всей вероятности должен был находиться.

- Я не собираюсь продавать его опять, - сказал Чезарио.

На другой стороне бассейна три с половиной продолжали совещаться.

- А что теперь нам делать? - Снули, зевая.

- Я не знаю, зачем сюда пришли эти взрослые, - Манок.

- Давай я с ними разберусь, - Цеп.

- ............ ............ ........., - Ена.

Манок пригладил волосы, повернулся и глянул на "этих взрослых".

Высокий и тощий, который появился первым, волновался. Во всем его облике было что-то лихорадочное, жалкое. Он переминался с ноги на ногу, похлопывал себя по груди и бокам, качал головой. Второй, пониже ростом, с самой обычной внешностью - разве что лицо какое-то чересчур унылое - стоял прямо, не шевелясь. Только губы двигались.

- Я дам вам столько же, сколько дали за пакет все предыдущие покупатели, включая отца.

- Да, Бруло! Отчего он умер?

- Смертельная болезнь.

При слове "смертельная" Чина вздрогнул. Десадо глянул на него, отвел взгляд, рассматривая детей на другой стороне бассейна. Они напоминали выпавших из гнезда взъерошенных птенцов. Один, тот, что с длинными волосами и в очках, что-то втолковывал другому, с тупым лицом и приплюснутыми ушами, похожему на маленького, но опасного хищника.

Они успели завинтить люк, потом спустились по широкой трубе. Она погружалась в дно реки и изгибалась, а дальше шла наискось вверх под бетонными склоном. В стороне от канала она выходила из земли и тянулась дальше внутри одной из опор, заканчиваясь среди построек Верхнего Слоя.

- Вы сделали что-то новое за последнее время? Я бы хотел пополнить Выставку Души.

Чина глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и присел на корточки.

- Нет. Владельцы умирали, понимаете? Никотин возвращался ко мне, но я боялся подходить к нему. Я держал его в переносном сейфе и не открывал. И только после смерти Бруло он ко мне не вернулся. Я терпел все это время, но я не могу так! - голос почти сорвался на визг, дети покосились на них. - Мне мучительно хочется увидеть его снова! Это же вселенная, и она прекраснее нашей...

- Я не видел Никотин, - перебил Десадо. - Но слышал, что ничего прекрасного в нем нет. Скорее подходит слово... горячечная. Больная вселенная.

Чина выпрямился, глядя себе под ноги пробормотал:

- Возможно. Но она мыслит.

Десадо уставился в лицо Чина, схватил его за воротник и заставил согнуться.

- Это правда? - спросил он и чихнул прямо в лицо Чезарио. - Мыслит?

Чина прошептал, пытаясь отодвинуться:

- Да. Я использовал мемы. Они имеют материальное тело, каждый размером с пылинку. В пакете поместились мириады. Что-то вроде роя, коллектива. Внутреннее электронное пространство Никотина не безгранично, но очень велико. Я запустил их туда обживаться. Их год... ну, думаю, он примерно соответствует нашим сутки. Представляете, как они развились за это время?

- "Они"? - уточнил Десадо. - Или "он"?

- Не знаю. Отдельная единица вряд ли разумна. Но, объединяясь в более-менее большие конгломераты...

- Меня интересует, осознают ли они себя? - Десадо наконец отпустил Чина, который потерял равновесие и чуть не свалился в бассейн.

- Конечно! - почти выкрикнул он. - Я... я так думаю. Отчего умер ваш отец?

- Не ваше дело.

Чина отвернулся и сел на краю бассейна, опустив ноги в воду.

- У него было искусственное сердце, - сказал Младший. - Авио-Кор. Для управления приспособили микросхему, которая раньше контролировала сложные авиадвигатели. Вы ведь помните самолеты, Чезарио? В микросхеме что-то нарушилось после бомбардировки и в крови стали возникать сгустки. Тромбы. В конце концов, от этого он и умер. Но его мозг... в нем нашли такие странные изменения...

- После гало-бомбардировки изменения начались у многих.

- Все изменения произошли сразу после бомбардировки. А эти обнаружились слишком поздно, чтобы быть ее последствиями. Они возникли из-за чего-то другого. Отец лежал рядом с пакетом, протянув к нему руку. Плевать на Выставку, я хочу разобраться с этим.

Мальчишка с длинными волосами, сопровождаемый "хищником", решительно подошел к ним и спросил:

- На берегу кроме казусов был человек, который стрелял по нам стрелками. Ты... - Манок ткнул пальцем в живот Чина... - убегал от него. Ты... - он пихнул в живот Десадо... - дрался с ним. Я хочу знать, кто это такой.

Младший оглядел детей. Он словно увидел из впервые - раньше не было времени это обдумать - и понял, что они, во всяком случае, тот, что в очках, не совсем ребенок. Он уже давно преодолел главный рубеж между взрослым и ребенком - способность отвечать за свои поступки. Десадо стал говорить, монотонно и рассудительно:

- Это Ву, лучший исполнитель "Вмешательства". Удмурт. Он родился олигофреном. Чтобы сделать его нормальным, в его мозг имплантирована синоптическая сеть. Очень сложная структура. Естественно, производителем было "Вмешательство". Их продукция не хуже нашей. Это не пиратские поделки, при прочих равных условиях он бы не пострадал, но к началу бомбардировки Ву находился на орбите, сопровождал одного из своих шефов, инспектировавшего лабораторию тибетцев. Взбесилась вся орбитальная электроника. Атмосфера частично спасала от бомбардировки, а на орбите даже процессоры хорошо защищенной нейро-сети "Вмешательства" не выдержали. Чем шире их память, тем выше вероятность сбоев. А репродуктивная мозговая сеть - сложная конструкция, там больше сотни терабайт. Лично я с Ву раньше не сталкивался, но слышал, что его глюк специалисты считают единственным в обоих Сотрудничествах и всех Составляющих. Подобного ни у кого нет.

- А что с Ву? - спросил Чина.

- Моя разведка пыталась это выяснить. Похоже, в нём пробудилась генетическая память.

Десадо опять посмотрел на детей. Второй стоял, не шевелясь и, кажется, не вникая в смысл слов. Гоминид, решил Младший. Не дебил, но где-то рядом. А длинноволосый, склонив голову, внимательно слушал и пытался понять.

- Ну, он вспоминает, - согласился Манок. - Разве это плохо?

Не поворачиваясь к ним, Чина заговорил:

- Чтобы осознавать окружающее как реальность, нужно постоянно принимать информацию из этой реальности. Только таким способом становится понятно, что ты, это ты.

- Информацию? - Манок задумался, вспоминая уроки библиотечки. - Но он все видит и слышит, - неуверенно возразил он.

- Репродуктивная сеть полностью опутала его мозг, - пояснил Десадо. - Что-то там сместилось, и он постоянно видит картины. То ли измышленные сетью, то ли когда-то реально происходившие. Но информация через глаза, уши и ноздри тоже поступает. Одно накладывается на другое, а вот что получается в результате... Наверное, Ву погиб, забудьте о нем. Чезарио, где пакет?

- Мы идем туда, - решил Чина, вставая. - Но я не знаю точно, где находится клиника. Вы проведете нас в это место? - он повернулся к Манку.

- Какое место?

- Бывшая клиника, второй корпус. Она где-то здесь, в Верхнем Слое Барвисто.

Манок подумал.

- Ладно, проведем. Цеп там бывал... - Он замолчал, переводя вопросительный взгляд с Чина на Десадо.

- Что ты хочешь за это? - уточнил Младший. Он не спрашивал, что хотят остальные, он уже понял, что вес имеет только мнение Манка.

- А что вы можете дать?

Десадо предположил:

- Деньги? Я богач, я мог бы...

- Это что?

Десадо замолчал.

- Тогда, если хочешь... - начал Чина, но Манок перебил:

- Что вы ищете?

Чина растерянно взглянул на Десадо, но тот не спешил с помощью. Чезарио рискнул:

- Произведение искусства.

Некоторое время Манок молча взирал на него, потом сказал:

- Я... - И достал из кармана электронную библиотечку.

Чина наблюдал за мальчишкой, который долго читал что-то с экрана, шевеля губами, а потом показал его Чезарио.

- Вот, тут их два. Ты о чем?

ПРОИЗВЕДЕНИЕ

1. Создание, продукт труда, творчества.

2. Результат, итог умножения.

- В первом значении, - сказал Чина. - В смысле - продукт творчества.

- А здесь даже три...

ИСКУССТВО

1. Творческое воспроизведение действительности в художественных образах.

2. Умение, мастерство, знание дела.

3. Дело, требующее умения, мастерства.

- И тут первое.

Манок повернул к себе экран, наморщив лоб, перечитал, постучал по клавиатуре и опять повернул экран к Чезарио.

- Вы идете за продуктом воспроизведения действительности в художественных образах. Это что?

Чина снова растерянно покосился на Десадо, пытаясь сообразить, как втолковать кому-то, что такое искусство. Он неуверенно поднял руку и указал длинным тонким пальцем на замотанного в пальто ребенка.

- Она постоянно что-то бормочет. Что?

Манок оглянулся на Ену и пожал плечами.

- Она поет.

Чезарио кивнул.

- Да, мне так и показалось. А что она поет? Нет, понятно. Песню. Но о чем она поет?

- О... обо всем, - сказал Манок после паузы. - О том, что вокруг. Обычно плохо слышно, но если разобрать...

- Ну вот. Она творчески перерабатывает действительность и по-своему воспроизводит ее. Понял?

Манок еще раз оглянулся на Ену. Та сидела на голубых плитках в луже воды. С приоткрытым ртом.

- Правда? Она что-то пере... рабатывает и вос-про-изводит?

- Да.

- Так вы идете за песней?

Чезарио признал свое поражение, и в разговор вступил Десадо.

- Воспроизводить можно по разному. И, собственно, в твоем компьютере не совсем правильная формулировка. Искусство, это, э... создание своих представлений. Своих - очень важно. И не обязательно в песне. Это может быть, ну...

- Картина, - вставил Чезарио. - Там, в корабле, когда мы бежали вниз, я успел заметить на стенах...

- Голые женщины.

Все умолкли и посмотрели на Цепа. Цеп засопел и отвернулся.

- Там были голые женщины, - согласился порозовевший Манок. - На стенах рамки, а в них... Хотя, не на всех. Еще какая-то еда. Эти тоже интересные. А еще скучные, с какими-то домами. И деревья. И еще девочка на шаре. Она так, ничего...

- Вот, это и называется картиной, - согласился Чина. - Можно сочинять песни, рисовать картины... или делать пакеты. Это тоже искусство - искусство настройки динамического самоуправления сверхсложных электронно-механических систем. Я сделал пакет. Такая коробка из полимера, одна сторона прозрачная, а в ней... Передал свое представление о мире, которое было у меня в тот момент. Я тогда отравился сигаретами, перекурил... В пакете - электронная вселенная.

- Я не понимаю.

- Не важно. Если ты...

- А зачем? - перебил Манок.

Чина уже начал нервничать.

- Я не мог по-другому, - беспомощно пояснил он. - А зачем она поет? Просто...

Манок мотнул головой.

- Нет, не это. Это я понимаю. Тебе захотелось - ты сделал. Но зачем тебе идти туда? Ты сделал его, и ладно. Зачем оно тебе теперь? Что тебе даст это... - он пошевелил губами... - произведение искусства?

Десадо в упор посмотрел на Чезарио. Чина, теряя хладнокровие под двумя пристальными взглядами, отступил и чуть не свалился в бассейн. Внезапно вернулся его обычный психоз. Он заозирался, морщась и похлопывая себя ладонями по вискам. На Корабле осталось множество клочков его "я", и теперь желание вернуться туда овладело им. Всю жизнь тонкие пласты его личности отслаивались, оставаясь в тех местах, где он пробыл дольше нескольких минут. Иногда - особенно, в то время, когда он творил - ощущение исчезало, и он был счастлив. Творчество словно укрепляло его. Но в те дни, когда он не работал над чем-то новым, пласты отслаивались один за другим. Бывало, он почти видел их: стеклянные маслянистые листья, похожие на капустные, мягкие и нежно-розового цвета. В Западном Сотрудничестве он проезжал несколько станций в струнном вагоне, выходил, оглядывался... на сидении оставались пласты - под удивленными взглядами пассажиров он в последний момент вбегал обратно. Чина вставал со стула, делал два шага, смотрел назад... на стуле лежали пласты - он поспешно возвращался и присаживался опять, чтобы впитать их. Он возвращался к кассам, где покупал билеты на сикорски, выходя из сикорски, поворачивался, спорил с охранником на трапе, бежал к своему месту за якобы забытой вещью... там оставались пласты, и он собирал их. Чина не любил менять место жительства. Всякий раз, переезжая куда-нибудь, он целый месяц боролся с мучительным желанием раз за разом возвращаться на старое место, сплошь усеянное нежно-розовыми клочьями его "я".

- Что ты спрашивал? - прокряхтел Чезарио.

- Зачем оно тебе?

- Действительно, - согласился Десадо. - Я-то хочу разобраться, почему умер Старший. А вы, Чезарио? Почему вы ищите Никотин?

Прижимая ладони к вискам, Чина присел на корточки.

- Потому что там его никто не видит! - выкрикнул он. - К нему нет рамки, понимаете?

- Нет, - сказал Манок.

- Непонятно, - добавил Младший.

Чина зажмурился.

- Я сделал его, чтобы на него смотрели. Оно должно быть где-то... где-то в музее. В частной коллекции. Его должны видеть! Восхищаться моим мастерством, нет, не так. Пусть восхищаются пакетом, даже не зная, кто его создал. Когда его не видят, он не существует. Картина должна быть в рамке. Висеть на видном месте, иначе в ней нет смысла. Рама и место на стене - вот, что делают ее картиной, а не измазанным краской листом...

- Слишком много эмоций на пустом месте, - возразил Десадо. - Любая вещь существует только в восприятии тех, кто... воспринимает ее.

- Нет, не любая. Вот возьмите... - Чина хлопнул ладонью по полу... - кирпич. Обычный кирпич, люди видят его. Но когда он где-то в кладке стены, о нем забывают, никто никогда и не вспоминает о том, что какой-то конкретный кирпич лежит в определенном месте кладки. О нем никто не знает, но он существует, он поддерживает кладку, без него стена может рухнуть. Он существует вне чьего-нибудь восприятия, но следствием его наличия в данном месте в данное время является целостность стены. Кирпич существует в виде своего следствия. Искусство - другое. Когда его не видят, его нет.

Младший скривил губы.

- Ерунда. Если его хоть раз увидели и оно произвело впечатление - значит, тоже стало существовать в виде следствия, в голове того, кто увидел. И потом, что с того, что его кто-то видит? Понимает, какое оно прекрасное... и что? Какая от этого польза?

- Оно помогает примириться с невыносимостью бытия.

Младший пожал плечами.

- Возможно. Во всяком случае, мне Выставка Души помогает. Но все это слишком отстраненно. Вас что и вправду занимают такие вопросы, как сущность искусства? Большинство нормальных людей вообще никогда не задумывается над этим.

- А я задумываюсь постоянно. Мне... мне бывает жалко людей, но искусство способно взволновать меня гораздо сильнее, чем слезы женщины или смерть ребенка... - голос звучал все тише и, наконец, смолк. Чина приоткрыл один глаз, искоса взглянул на Десадо с Манком и выпрямился. Он медленно отнял ладони от висков, к чему-то прислушиваясь. Посмотрел себе под ноги, оглянулся, словно выискивая что-то в воздухе и на поверхности воды в бассейне. По лицу разлилось облегчение.

- Вы проведете нас в клинику? Ты так и не сказал, что хочешь за это.

Цеп с тревогой уставился на Манка.

- Идем, - решил тот. - Вы расскажете про этот пакет. Как он попал туда. Он опасный? Я не понял. Это искусство... если я увижу его, мне станет хорошо? Лучше, чем сейчас? Я никогда не буду голодный? Расскажете все.

Цеп вздохнул. Ему и так было хорошо, он не хотел видеть искусство и не хотел идти.

Он еще успел удивиться - что это за лес, разбойники, воздушный шар, сарацинская баржа, что за мимолетный сон привиделся ему на рассвете - тут воспоминание о сне исчезло, и Висотла вернулся к жизни.

Одежда в грязи и порвана, он ее снял.

Великий город, Обиталище Солнца, возвышался впереди. Когда-то здесь жили теночки, но теперь не осталось никого. Пришельцы, которыми командовал страшный человек из Эстремадуры, убили всех. Висотла приветствовал город, прикоснувшись правой рукой к земле, а затем подняв ее ко лбу. И стал подниматься по лестнице.

Здесь теплее и солнца больше. Цеп, хмуро зыркая по сторонам, нехотя вел их вперед и вверх. Снули за руку тянул Ену, Манок шел рядом с Десадо и Чезарио. Младший только что задал вопрос, и Чина отвечал на него:

- Я уверен, что был талантливым писателем. В новом искусстве я - гений, но писателем был очень талантливым.

- "Очень", а?

Чина жалко улыбнулся.

- Не хвастаюсь, а констатирую факт.

- За всю жизнь я не прочитал ни одной книги, - заметил Десадо. - Кроме искусствоведческих работ отца.

- Ну конечно. Теперь это совсем не популярно. Мой талант захлебнулся в потоке пластипапера. Я вам сейчас процитирую свою статью на эту тему. Пластипапер оказался сверхдешевым, его легко утилизировать. Технология печати очень проста - издания стали дешевыми и легкими в производстве. А призывы и запреты не смогли справиться с графоманией. Интерактивная виртуальность и кино, динамическая скульптура и динамическая свето-живопись - от всего этого традиционные, нетехнологические виды искусства умирали. Литература умерла первой. Всегда считалось, что новые искусства не уничтожат литературу, а только уменьшат ее влияние. Они и не уничтожили, она сама себя уничтожила. С дорожной скукой можно бороться, уставившись в жидкокристаллический экранчик карманного визора. Некоторые все равно продолжали читать... пока не появились пластикниги. Свою книгу мог издать любой, любым тиражом. Из потока появляющихся каждый день пластикниг стало невозможно вычленить что-то достойное внимания. Это была моя последняя статья, я издал ее и бросил писать. Вот тут у меня началось... - Чина оглянулся, но не увидел позади бледно-розовых лоскутьев и вздохнул. - Началась эта мания. Я стал метаться, заниматься всяким... Ничего не помогало, я становился все тоньше. В конце концов, сделал первый пакет. "Электронные орбиты не пересекаются", претенциозное название, но...

- Я знаю, - перебил Десадо. - Он есть на моей Выставке.

Чина умолк.

- Так вот,- сказал он после паузы, - куда подевались "Орбиты". Скупщик клялся, что сикорски, на котором он переправлял пакеты, разбился где-то в искажениях Некротического пятна...

- Он разбился, - подтвердил Младший. - Но "Орбит" на нем не было. Всю партию, которую перевозил дирижабль, купило "Вмешательство". Старший успел перекупить "Орбиты". Чтобы скрыть это от тибетцев, отец приказал устроить диверсию и уничтожить дирижабль.

- А, понятно... - Чина смущенно умолк.

- Вы хотите что-то спросить?

- Нет, я...

- Я же вижу. В чем дело?

Чезарио развел руками.

- У вас бывают предчувствия? У меня сейчас такое ощущение, что никто из нас не выживет.

- Мы же не дети. И мы вооружены.

- Выживают сильнейшие... - Чина скривился, как от зубной боли. - Это всегда казалось несправедливым.

- Зато способствует продолжению рода.

- Конечно, но мне это не нравится. Хочется, чтобы выживали слабейшие. Сильные агрессивны, агрессия - в природе их силы. Поэтому они провоцируют наибольшее давление среды. Слабые не привлекают внимания, они должны выживать. "Выживают слабейшие", мне нравится, как это звучит.

Десадо посмотрел на Снули и Ену, перевел взгляд на Цепа, Манка...

- Совершенно ясно, что, в случае чего, выживут эти двое. Они более приспособлены, причем тут их агрессивность? Вы как-то очень наивно рассуждаете. И вообще, с чего вы заговорили об этом? Я не предвижу особых опасностей.

- О клинике ДЭА ходили всякие слухи... Я думаю, что это неправда, но...

Младший смотрел прямо перед собой.

- Да?

- Говорили про режим концентрационного лагеря. Про эксперименты над казусами, нейропланты которых стали барахлить после бомбардировки. Я слышал о вивисекции...

Младший смотрел немигающим взглядом.

- Насколько я знаю, это не соответствует действительности, - сказал он.

После того, как они рассказали Манку все, что знали о Никотине, у того испортилось настроение. Подойдя к Цепу, он хмуро спросил:

- А ты чего злишься?

Цеп приостановился.

- Я там был, - пробурчал он. - Там казусы живут.

- Ну и что? - Манок достал библиотечку. - Внизу тоже казусы.

- Там другие.

- Какие?

- Небесные.

- Что? Небесные казусы? Кто это?

Цеп не ответил, он осматривался. Тут и там пол был проломан, виднелась зелень Нижнего. Они углубились в Барвисто, Верхний Слой здесь состоял из просторных улиц с сильно повреждённым керамическим покрытием. В проплешинах - темно-серый бетон. Завалы мусора, проломленные стены, ржавый металл... Тишина, только вороны каркают где-то снаружи. Иногда птицы залетали внутрь Верхнего.

Цеп пошел дальше, остальные двинулись за ним. Манок включил библиотечку и стал читать на ходу.

"...!-

...Я говорю вам: почему, как только все более или менее приходит в порядок, что-то тут же нарушает его - сбой внутри системы или внешнее воздействие? Мелкие, но не фатальные сбои внутри системы Человеческая Цивилизация происходили постоянно, система справлялась с ними.

Работники орбитального телескопа Евразийского Коммерческого Астрономического Общества, собирающего средства для своих фондов в основном с помощью лженаучных астрологических прогнозов, сообщили о странной аберрации на одном из наблюдаемых участков. Процессоры сбоили и часть сбоев была вызвана не глупостью пользователей или некорректной работой программ, а последствиями бомбардировки космическими частицами. Любой процессор под действием таких частиц дает программные сбои, частота их пропорциональна объему оперативной памяти. Нейропланты тоже сбоили, но из-за своей микроскопичности - значительно реже. Результатом попадания частицы в микросхему могло быть не столько отключение, сколько нарушения в работе. Сбой нейропланта мог иметь экзотические последствия, и благодаря многолетним исследованиям эти сбои систематизировали и научились бороться с ними. Типы и классы попадающих в атмосферу мельчайших космических частиц тоже подвергались анализу, и многочисленные таблицы закономерностей вскоре были составлены. В конце концов, частицы были частью галактики.

Облако пронеслось сквозь Землю за трое суток. Оно вошло в Млечный Путь извне. Некоторые считали, что постепенно пробирающаяся все дальше в космос земная цивилизация была искусственно атакована. Что атаку произвели те, кто издавна наблюдал за человечеством (истории о летающих тарелках и зеленых человечках жили всегда), желая не допустить его экспансию в Большой Космос. Действие, которое частицы из другой галактики оказали на электронику, было не просто странным, а дико, экзотически странным, по прошествии трех этих суток Приятная Во Всех Отношениях Цивилизация перестала существовать...

!-"

На монитор упала тень, Манок оглянулся - Чина читал через его плечо.

- Кто-то наслал на нас эту... - Манок переключил что-то и глянул на экран. - "гало-бомбардировку"? Кто-то бом... бардировал нас, или оно само упало?

- Неизвестно, - сказал Чина. - Все может быть.

Манок закрыл библиотечку.

- Ты говорил, мы должны видеть и слышать... - Он сделал широкий жест... - Ну, вот это. Все, что вокруг. Должны знать о нем, чтобы понимать, что мы здесь. А тот, с трубкой, который стрелял в нас? Если даже ему кажется, что он находится в другом месте... ну и что? Мы ведь его видим. Значит, он все равно здесь.

- Это для нас он находится здесь, - возразил Чина. - Он об этом не знает. Для него главнее то, что видит он, а не что видим мы. Ты не понимаешь? Не злись...

Манок топнул ногой.

- Мы его видели здесь! Он ходил по земле. Значит, он здесь! Не важно, где его... - он сморщился, пытаясь выразить то, что хотел выразить. Постучал указательным пальцем себя по лбу... - где его голова. Важно, где его ноги.

- Нет, - сказал Десадо. - Наоборот.

- Двинься! - Цеп оттолкнул Снули и заглянул в дверь. Снули не обиделся и отступил.

- ............................

Он посмотрел вниз и встретился глазами с Еной, которую держал за руку.

- Что там? - спросил сзади Манок.

Цеп видел просторный бетонный коридор с широкими окнами без стекол. В окна дул свежий ветер и падал теплый свет. Он озарял кучи земли, проросшую траву, перевернутую будку, сломанные скамейки, приоткрытые ворота в дальнем конце. Возле ворот лежало что-то большое и ржавое, над ними была надпись. Цеп нахмурился, пытаясь прочесть ее.

- Стац...

Толкнув Цепа, Манок встал рядом.

- Стац... - сказал он. - Стац-ио-нар. Здесь?

Цеп присел на корточки возле двери, прижался спиной к бетону. Открыв рот, он согнул пальцы и стал угрюмо стучать ногтями по зубам.

- Ты чего? - спросил Манок. Цеп молчал.

Чина внимательно рассмотрел коридор и повернулся к Десадо.

- Насколько я знаю, в клинике был кабинет, который всегда держали для Бруло. На случай, если он появится неожиданно.

Младший кивнул и глянул на Цепа. Грязные ногти, ударяя по желтым зубам, издавали тихое клацанье.

- Почему он это делает?

- Он не хочет заходить, - пояснил Манок.

- Почему?

- Боится. Он редко боится. Если только... - Манок убрал библиотечку и осмотрел всю компанию. - Цеп, встань!

Тот продолжал сидеть на корточках, и Манок пнул его ногой в бок. Цеп что-то промычал и остался сидеть.

- Встань!

Цеп встал.

- Подтяни штаны, Снули. Запутаешься, если будем бежать. Цеп, возьми Ену. А у вас есть штуки?

Чина с Младшим посмотрели на Манка.

- Ну, такие, как на Корабле. Которые убивают.

Чина покачал головой, а Десадо хлопнул себя по левому плечу.

- Да, у меня разрядник.

- Достань его. Идем.

- Подожди... - Чезарио покосился на Цепа и неуверенно присел возле Манка. - Он все время был спокойным, а сейчас боится. Что там?

Манок оглянулся на приоткрытые ворота.

- Он был здесь. Нам не хватало еды, и я его послал наверх, чтобы он поискал. Он вернулся нескоро, с едой. Мясо в одинаковых пакетах, красное и черное. Разное... Мы его жарили. Я хотел, чтобы мы все поднялись и стали жить вверху. Спрашивал у него, что он здесь видел, но он не смог рассказать. Он говорил "стац" и что-то еще, я не понял. Не захотел подниматься и показывать, где взял еду. А он очень любит еду. Но боялся. И теперь боится.

Чина покосился на Цепа, который хмурился, глядя на ворота.

- Знаете, что лежит рядом с входом? - подал голос Десадо. - Вон та ржавая машина? Мобиль полиции Верхнего Слоя. Они ездили на таких небольших... их, кажется, называли электроброневички или что-то в этом роде. Видите стволы пулеметов?

- А почему они повернуты в сторону клиники? - спросил Чина, выпрямляясь. - Что-то мне не нравится...

- Идемте, - перебил Младший и достал из кобуры разрядник. Чина шагнул в дверь и услышал, как за спиной Манок говорит:

- Ена плакала.

- Что? - Чезарио повернулся.

- Цеп тогда плохо спал. С ним раньше такого не было. Иногда ночью кричал что-то. Я не мог понять, что. Только Ена вроде понимала. Она начинала плакать. Цеп покричит и заснет, а она еще плачет. Не дает спать нам. Снули тоже иногда плачет, но его ударишь - он замолчит. А Ена только громче от этого плакала. Ее мог успокоить только Снули.

Чезарио посмотрел на самого незаметного из трех с половиной. Тот стоял рядом с Цепом, который теперь держал на руках ребенка в пальто. Ветер шевелил пушок на голове Снули. Он зевал.

- Идем туда, - повторил Десадо.

Наплыв реальности - и Висотла понял, что он не Висотла, а Ву. Сквозь ступени проявились железные перекладины, камень стал ржавой поверхностью опоры Верхнего. Нить алгоритма испортила картину жизни, но это длилось всего секунду. Сила внушения постепенно слабела. Хотя ее должно было хватить еще надолго, удар по голове что-то сдвинул в сознании, внушение пошло на убыль. Алгоритм перестал быть сияющей льдистой нитью, которая разрушала любую картину жизни, и не Ву, а Висотла, преодолел последние перекладины опоры, Висотла, а не Ву, остановился на верхней ступени широкой лестницы, выпрямился во весь рост и глянул вниз.

Сюда вели триста сорок ступеней, с этой высоты было видно все Обиталище Солнца. Сады и леса, поля и озера - ковер зеленого, желтого и синего. Пирамиды, каналы, плотины и разводные мосты.

Пусто, только черные птицы летают. Мелькнула и исчезла льдистая нить, теночка прищурился... нет, не птицы - огромные летучие мыши. Враги ушли, но после них в империи теночков, империи Мотекусомы Шокойцина, Гневного Властителя, остались только мыши и шакалы. Шакалоголовые.

Храм венчало святилище Дождя, монолит из красной яшмы возвышался перед ним. Висотла искал другое - статую бога Войны и Солнца. Он был теночком из плебса, но военная доблесть, проявленная в походе, из которого он теперь возвращался, сделала его аристократом. На поле боя он захватил сотни пленников, всех их приводили сюда: Бог Солнца тратил жизненные силы в вечной борьбе с тьмой, кровь нужна, чтобы питать его. Жертвы приносились не один день. Жрецы вырезали сердца и опускали их в священный сосуд. Тела сбрасывали к подножию храма, где теночки съедали их.

Сиял расстеленный у подножия лестницы цветной ковер полей и лесов. Висотла повернулся и вошел в храм. На стенах смеялись изображения демонов.

Внутри был только никелированный металл, мягкий пластик и пыль. В холле стоял архивный стеллаж, где когда-то хранились карточки пациентов.

Манок забрал у Цепа Ену, он держался в центре группы. Цеп, когда его руки освободились, почувствовал себя увереннее, к тому же, он видел штуку в руке Младшего. Они вдвоем шли впереди, за ними держались Манок с Еной и Снули, Чина двигался в арьергарде.

Они пересекли холл и стали подниматься по лестнице. Десадо тихо говорил:

- Я помню это место. Палаты пациентов начинаются дальше.

"Процедурный кабинет" вслух прочитал Чина, когда они вышли на второй этаж.

Остановились, разглядывая коридор. Стены и пол покрывал бежевый пластик. В дальнем конце стояла каталка - пологий металлический желоб на стойках с колесиками. Чина толкнул дверь кабинета и шагнул внутрь.

- Пусто, - он вышел обратно. - Осмотрим здесь все? Есть второй корпус?

- Дальше, - откликнулся Младший. - Клиника имеет форму поставленного вертикально бинокля. Два цилиндра-корпуса, их соединяет подвесной коридор. Во втором корпусе большой конференц-зал, лаборатории и хирургические кабинеты.

- А здесь?.. - Чезарио потянул ручку квадратной металлической двери. Когда она приоткрылась, по полу пополз морозный белый дымок, а внутри загорелся свет.

- Холодильники. Лучше не...

- Откуда здесь энергия?

- Автономное питание от ветряков. Не надо...

Чина с криком отпрянул и захлопнул дверь.

Сбив с ног Снули, он отскочил на середину коридора, глядя на Младшего расширенными глазами.

- Полки, - хрипло произнес он. - На них... - Он взглянул на трех с половиной и умолк.

Снули поднялся, потирая колено. Манок вопросительно смотрел на Десадо.

- Составные части, - сказал тот.

- Что?

- Органы. Какая разница? Нам надо во второй корпус.

Манок шагнул было к железной двери, покосился на Цепа - тот ожесточенно стучал себя по зубам - и передумал.

Они пошли по коридору, одну за другой открывая двери. Снули это быстро прискучило, он отошел к широкому окну. Вдали виднелись холмы и зелень Нижнего, а совсем рядом возвышалась покатая стена второго корпуса. Под разбитыми окнами тянулся бетонный выступ, вокруг летали черные вороны. У Снули закружилась голова.

- Здесь никого нет, - произнес за его спиной Манок.

- Да-да, идемте дальше... - Снули понял по голосу, что говорит высокий худой взрослый. Снули оглянулся и сразу забеспокоился: второй взрослый, тот, у которого было неподвижное скучное лицо, смотрел на Цепа и высокого, покачивая рукой, в которой держал штуку.

Перед теночкой возвышалось большое бронзовое зеркало. Очень мутное, но кое-что разглядеть было можно. Он отступил, рассматривая отражение - высокая мускулистая фигура в набедренной повязке из перьев, бритая голова, а лицо... Будто смотришь на хищную птицу. Висотла отвернулся и пошел дальше. Куда же все подевались? Никого вокруг, совсем никого, пронизанная солнцем громада пуста...

Каменный коридор с дверями, Висотла стал открывать их и увидел внутри полутемной холодной кладовой еду - тыквы и початки кукурузы. Он съел два початка. Храмовая башня, вот, что интересовало его сейчас. Он прислушался и побежал. Впервые за все время, которое Висотла пробыл здесь, он услышал шум.

- Какой-то шум, а? - Младший прислушался. - Или мне кажется?

- Цеп, перестань! - рявкнул Манок.

Цеп с усилием убрал руку ото рта, тихое клацанье смолкло.

- Нет, впереди...

Теперь насторожились остальные.

- Это она поет, - подал голос Снули и тут же испуганно смолк, когда все уставились на него, а потом перевели взгляды на Ену.

- Ена не перестанет, - заметил Манок. - Цеп, возьми ее.

Чина Чичеллино Чезарио смотрел по сторонам. В этом корпусе холла с архивным стеллажом не было, они сразу попали в служебные помещения. Пол усеивали страницы и разорванные обложки книг. Узкая лестница, ведущая к единственной двери на верхней площадке, проем в стене, закрытый широкой белой простыней. Младший отвернул край простыни, заглянул и сказал:

- Наверное, конференц-зал...

Они вошли и огляделись. Откидные сидения, покрытые дорогим ковром ступени, окна без стекол. Тени летающих снаружи ворон то и дело проносятся сквозь яркий свет солнца...

Ена умолкла.

Очень яркий свет, теплый и нежный, сквозь жалюзи освещает круглую площадку внизу. Кружатся, кружатся пылинки. Там каталка, с одной стороны стойки с колесиками выломаны, этот края держится на широком стоматологическом кресле. Видны лишь торс и ноги того, кто лежит на каталке, верхняя часть тела скрыта подлокотниками. Ноги дергаются. Вокруг кресла семеро голых казусов, на головах белые колпаки с красными крестами. Над креслом склонился казус-толстяк, он завернут в белоснежную простыню. В стороне - чучело из простыней и подушек на треноге, которая когда-то была капельницей. Правая "рука" - скрученный пододеяльник - держит изогнутый стержень, в левой "руке" - пучок стоматологических насадок-буравчиков. На "шее" висит ожерелье - пластиковые черепа из анатомического кабинета - у "ног" железная медицинская утка. Почему-то она дымится.

Толстяк поднял руку, в которой что-то блеснуло, и опустил. Ноги на каталке дернулись. Простыня толстяка перестала быть белоснежной.

- Бааааа... - звук полился по залу, семеро казусов склонились, выпрямились, опять склонились. - Бааабаааабааааабаааааа...

Рука со скальпелем опустилась снова, толстяк начал двигать плечом. Тонкий надрывный визг выплеснулся из кресла, почти заглушив напевный речитатив.

- Бааальным-запрещается-покидать-палаты...

Визг перешел в хрип, ноги согнулись в коленях. Хрип смолк, одна ступня соскользнула с края каталки и закачалась, шаркая пяткой по полу. Толстяк выпрямился, протягивая к окну руку, в которой сжимал что-то бесформенное. Пузырящийся комок засверкал в лучах солнца, вокруг него взвихрились пылинки.

- ...после-отбоя!

Снули завизжал, повернулся и толкнул Цепа. Тот, чтобы не упасть, схватился за спинку сидения, выпустив Ену - она покатилась по ступеням. Небесные казусы что-то забубнили, глядя на фигурку в пальто, которая очутилась у их ног. Толстяк положил сочащийся розовым ком в медицинскую утку и наклонился над Еной со скальпелем в руках.

- Придут-санитары...

Младший увидел, как Снули бежит вниз, а Манок на четвереньках поднимается вверх.

-...придут-санитары...

Цеп стоял, остервенело колотя ногтями по зубам.

-...придутсанитары-придутсанитары-придутсанитары!

Десадо поднял разрядник. Снули визжа проскользнул между ног голых казусов, которые бежали вверх по лестнице, схватил Ену за воротник и потянул.

- Нарушение-режима-карается...

Младший выстрелил. Один из казусов повалился навзничь, остальные бросились на Десадо, тот упал. Его стали пинать ногами и сталкивать вниз по ступеням. Толстяк кольнул Снули скальпелем в лоб и схватил за плечо. Снули укусил его за руку, и увидел человека, выскочившего на круглую площадку из скрытого простыней проема.

Висотла был безоружен, а у жреца шакалоголовых в руках сверкал длинный ритуальный нож. Но Висотла был в ярости: шакалоголовые не только убили всех теночков империи, они еще и надругались над храмом, осквернив ритуал жертвоприношения Богу Войны и Солнца. Испуганный жрец в испачканной кровью белой тоге попытался ударить противника ножом к лицо, но Висотла перехватил волосатую лапу.

Чина взбежал по лестнице, грудью распахнул дверь и ввалился в кабинет. Визг Снули все еще стоял в его ушах.

Обычный кабинет. Над письменным столом большой портрет, наверное - хозяина кабинета. Обвислые щеки, богатая седая шевелюра, мясистый нос и разделенный глубокой складкой подбородок: Бруло Десадо Старший. Чина обошел стол и начал один за другим выворачивать на пол ящики. Пачки пластибумаги, счетные машинки, пистолет, авторучки, карандаши, чернильный прибор... Пистолет? Чина поднял его, оглядел и положил на стол.

В ящиках не было того, что он искал. Он выпрямился, глядя по сторонам. Да, это явно кабинет Десадо Старшего. Чина увидел узкую дверь в углу за книжным шкафом и открыл ее.

Там было полутемно - свет падал только через дверь. Комнатка небольшая, под стеной мягкий диван, рядом треугольный столик, чуть дальше - тумбочка. Стены задрапированы толстыми коврами, ковёр и на полу. Никотин лежал на треугольном столике.

Цеп вышел из ступора. Решив, что с семью казусами ему не справиться, он побежал, таща за собой Манка. Они скатились по лестнице, прошмыгнули через какой-то коридор и попали в просторную, залитую солнцем палату. Клиника ожила - со всех сторон слышались голоса, шелест простыней, шарканье ног. Цеп волочил Манка за собой, не глядя на небесных казусов в простынях и бинтах, которые корчились вокруг, мычали и хрипели. Кто-то ухватил его за плечо, Цеп вывернулся, его попытались сбить с ног, но он, взревев, растолкал всех и вместе с Манком достиг дверей на другом конце палаты. Они очутились в тупике, перед широченным окном. Стекло было разбито, но жалюзи целы. Из двери палаты появилась семерка голых казусов в колпаках.

Манок заорал:

- Ты куда завёл?!

Путаясь в жалюзи, Цеп взобрался на подоконник, коленом выбил торчащие из рамы остатки стекла и глянул наружу. Стена отвесно тянулась вверх и вниз, а по бокам закруглялась. Под окном была бетонная полка, на ней сидела ворона.

Пуганув ее, Цеп спрыгнул. Манок, шелестя жалюзи, полез в окно. Слыша приближающийся топот казусов, Цеп подождал, пока он встанет рядом, подтолкнул в спину и зашагал следом, не обращая внимания на то, что постройки Нижнего и река кажутся отсюда очень маленькими. Но Манок обратил - он прошел немного и зашатался. Цеп схватил его за плечо, развернул лицом к стене и сказал:

- Иди так.

Манок стал двигаться боком, зажмурив глаза. Цеп пошел за ним. То окно, из которого они вылезли, уже скрылось из виду за изгибом стены, но показались казусы - они быстро семенили друг за другом и что-то хором выкрикивали.

Разделавшись со жрецом, теночка встал на колени перед богом Войны и Солнца. Огромная статуя, в правой руке которой был лук, а в левой - пучок стрел, возвышалась до потолка. На шее висело ожерелье из черепов жертв, у ног стоял священный сосуд, в нем дымилось сердце. Льдистая нить больше не появлялась - Висотла видел то, что видел, слышал то, что слышал, был тем, кем был.

Солнцу нужна энергия крови, а где ее взять теперь, когда все до единого теночки исчезли? Он выпрямился и посмотрел на детей у своих ног. Тот, что помладше, неподвижно лежал, завернутый в серое одеяние, второй что-то бормотал, трогая его. Луч солнца упал на лицо теночки, он оглянулся - свет проникал сюда через нишу в стене. Яркий свет, нежно-желтый. В нем клубились пылинки. Что это там сияет?

Снули увидел, как невысокий узкоглазый человек, которого один из взрослых называл Ву, склоняется над ним. Ву взял его за шею и приподнял, рассматривая.

- Отпусти... - попросил Снули, ему было больно. Ву повернул его, не отпуская, наклонился и поднял с пола скальпель. Тонкая полоска стали целиком исчезла в его сморщенной ладони.

Острый ритуальный нож с широким каменным лезвием, как раз по руке. Висотла ногой скинул с алтаря тело предыдущей жертвы и уложил ребёнка на ее место. На алтаре валялись пропитанные кровью веревки, теночка стал связывать ребёнка. Алтарь широкий, новая жертва легко поместилась на нем.

Ву пристегнул тонкие руки Снули ремнями. На ремнях темнели кровяные разводы. Яркий луч солнца упал на лицо Ву сквозь порванные жалюзи. Снули повторил: "Ну отпусти" и заплакал.

Ребенок произнес что-то непонятное и заплакал. Яркий свет упал на лицо Висотла. Он сощурился. Да что же это так сияет?

Чина держал пакет в вытянутых руках, желая заглянуть в него и одновременно страшась этого. Сколько времени пакет пролежал в полутемной комнатке позади кабинета Десадо Старшего... Ничего с ним не сделается, если еще какое-то время ни один взгляд не проникнет в глубину Никотина. Двигаясь как сомнамбула Чезарио вышел в кабинет. Забыв о том, что недавно происходило в конференц-зале, он открыл дверь, и двузубец разрядника выбил облачко бетонной пыли из стены у его виска. Чина пришёл в себя, только когда увидел Десадо Младшего, стоявшего в нижней части лестницы с поднятой рукой. Захлопнув дверь, Чезарио лихорадочно огляделся, подскочил к столу, положил Никотин и схватил пистолет.

Десадо медленно пошел вверх, не опуская разрядник.

- Да ладно вам! - прокричал он. - На самом деле вы великий человек, даже гений. Кто я такой, чтобы убить гения? Отдайте пакет, и...

Дверь вверху распахнулась. Десадо замер - из двери высунулась рука с пистолетом. Младший напрягся, пытаясь ощутить страх... ничего. Он шумно выдохнул, поднатужился, силясь испытать хотя бы разочарование из-за того, что не может ощутить страх... нет. Он сейчас убьет меня, а ведь я хочу жить? Да. Значит, я должен бояться смерти? Нет. Я хочу жить, но я не боюсь смерти - опять пустышка. Никаких эмоций, никаких красок, что же это, все такое серое... Пистолет громко кашлянул. Что-то обожгло ухо Младшего, он качнулся и шагнул на следующую ступень.

Совсем ничего. Нет даже сожаления от того, что ничего нет. Отстраненное, холодное удовольствие от созерцания произведений искусств, вот мой удел. А может, если убью его, это пробьет заслон? А если он убьет меня - это уж точно пробьет заслон? Какие богатые чувства я должен ощутить, умирая! Любопытная мысль...

- Нет, все-таки не хочу вас убивать! - прокричал он. - Потому, что тогда вы больше ничего не создадите.

Он сделал еще шаг.

- Молчите? Я поднимаюсь...

- Я отдам его, - прозвучало из-за двери. - Я хочу только взглянуть...

- Еще не смотрели? Как раз это я бы не рекомендовал делать. Неизвестно еще, как перестроились эти омемы после бомбардировки. Почему, думаете, погибли все прежние владельцы?

- Вам лучше знать. Ваш отец? Отчего он умер?

Десадо сделал еще шаг.

- Его мозг перестал быть мозгом человека. Таким, как мы его себе представляем. Мозг разжижился. Проникшие в него похозяйничали внутри, а потом исчезли. Я предполагаю - мемы вроде наноботов, контролирующих сигналы между нейронами. Встраиваются в структуру и меняют ее, перестраивают под себя. Отец был смертельно болен, возможно, они определили это и поняли, что, э... вселенная, в которую они попытались переселиться, скоро разрушится? Возможно такое?

Чина склонился над Никотином.

- Внутри очень красиво, - прокричал он. - Механические и электронные детали. Все такое мглистое, что-то движется, туманности клубятся, галактики мигают - почти как у меня в голове, когда я отравился. Тогда были такие же ощущения. Тусклые. Я сначала не знал, как справиться с проблемой: видеть, что внутри, но чтобы они при этом не рассеялись. Обычное стекло не подходило, сквозь него мемы могли просочиться. Поверхность из прозрачного стеклопласта, очень плотного и твердого, но сейчас в ней почему-то трещина. Вообще, это вершина моего искусства. Никакая голограмма с этим не сравнится. Там настоящая глубина, понимаете?

- Трещина? - переспросил Десадо и сделал еще шаг. Теперь он стоял на середине лестницы. - Возможно, через неё... Не подходите к нему близко, Чезарио. Ученые картеля говорили мне, что, теоретически, вторжение может происходить очень быстро. Секунда-две, и они захватят контроль, у них ведь другое течение времени. Я бы посоветовал...

- Молчите, - перебил Чина. На его лицо легла тень. - У меня рак мозга. Я хочу посмотреть еще хотя бы один раз. Они не станут убивать своего бо...

Казусы в колпаках топали за ними, хором выкрикивая одно и тоже непонятное слово. Цеп подтолкнул Манка, и тут они достигли окна. Цеп заглянул - внутри бесновалась толпа, скачущая вокруг костра, разведённого прямо на полу. В огне что-то плавилось и шипело, пахло сгоревшим мясом. Цеп пошел быстрее. В следующем окне он увидел железный стержень на прямоугольной подставке, стоящий возле кровати. На кровати лежало тело, с головой накрытое одеялом. Цеп посмотрел вперед - Манок шел дальше, закрыв глаза - посмотрел назад - "йохо... йохо... йохо...", голые казусы в колпаках топали следом, ритмично переставляя ноги - и сунулся в окно. Кончики пальцев дотянулись до стержня, Цеп засопел, пытаясь подтянуть его ближе. Стержень качнулся, подставка звякнула. Цеп наконец ухватил стержень, засопел сильнее, продолжая тянуть. "Йохо... Йохо... Йохо..." - уже громче. Лежащий на кровати резко сел, одеяло упало с головы. То, что у него было вместо лица, повернулось к окну.

Цеп заорал так, что над корпусом поднялась стая каркающих ворон, дёрнулся, вытягивая в окно стержень.

"Йохо! Йохо! Йохо!" - Цеп решил, что семеро небесных казусов глюкнулись полностью. Они двигались, одновременно переставляя ноги, каждый держал руки на плечах идущего впереди, а тот, что шёл самым первым, хлопал себя ладонями по бедрам в ритм шагам. Он смотрел на Цепа ничего не выражающими глазами, и Цеп вдруг увидел, что у остальных глаз нет. Первый вел их. Семерка в колпаках приблизилась, и тут обмотанные грязными бинтами культи высунулись в окно. Цеп отшатнулся, замахиваясь стержнем, и саданул железной подставкой по голове поводыря. "Йоааа..." - крик оборвался, казус стал падать, следом один за другим рухнули остальные. Бросив стержень, Цеп развернулся и поспешил за ушедшим вперед Манком.

Что это так сияет? - не опуская каменный нож, теночка прищурился. Нежный свет лился из проема в стене. Нежный и очень яркий. Казалось, что проем окутан золотым облаком. Свет был привлекательным, Висотла решил, что лучшее слово для него - дивный. Разжав пальцы и выпустив нож, теночка повернулся к свету.

Скальпель упал на каталку возле лица Снули. Тот дернулся и затих, стараясь не привлекать к себе внимание. Снизу вверх он смотрел на лицо Ву, освещенное падающим сбоку ярким светом. Очень ярким - лицо было словно окутано золотым облаком, в котором кружились пылинки.

Ву повернулся и пошел от каталки к окну - Висотла пошел прочь от алтаря к проему. Снули изогнулся, провожая взглядом фигуру, окруженную ореолом пылинок, которых было так много, а свет так ярок, что они почти скрывали Ву; пылинки кружились золотыми блестками, свет становился ярче, он мигнул вокруг Висотла - Снули увидел, как свет мигнул, пылинки разошлись пологом вокруг Ву - сверкнула в последний раз и исчезла навсегда льдистая нить, и Вешуа разглядел холм у пронизанной солнечными лучами рощи, деревянный крест на холме, толпу людей и женщину в порванном платье - она сидела, поджав под себя ноги, и плела венок из роз.

Вешуа перешагнул через корень дерева - два ствола образовывали узкий проход - встал, радуясь теплу. Тонкий звон, словно от серебряных колокольчиков, зазвучал невдалеке. Женщина подняла голову, глядя на него. Перед самым лицом Вешуа пролетела лесная птица, Снули увидел, как Ву поднимает ногу и шагает прямо на подоконник, увидел тень пролетевшей за самым окном вороны и услышал тонкий звон. Тонкий звон колокольчиков. Вешуа рукой отвел ветки с листвой - Ву отвел в сторону жалюзи. И пошел к вершине холма. Ву шагнул в окно. Пылинки закружились, и свет солнца вспыхнул в проеме, Снули вскрикнул, когда свет скрыл фигуру Ву, сзади кто-то вскрикнул, но тут люди что-то закричали Вешуа, порыв теплого ветра закружил пылинки вокруг Вешуа, солнечный свет ослепил Вешуа, и Вешуа шагнул в свет.

- Ена, слышишь? Я не могу сам, помоги!

...

- Ну пожалуйста!

...

- Почему ты не поешь?.

...

- Ну Ена!

- ...........................

Десадо успел сделать еще два шага, когда дверь раскрылась. Он нажал на курок, но оружие лишь сухо щелкнуло - заряды закончились. В кармане лежала еще пара двузубцев; Младший попятился, оступился и покатился вниз по ступеням. В море серости боль стала вспышкой яркого света - он почти обрадовался, когда услышал хруст левой кисти, на которую упал всем телом. Младший встал, кривясь от боли, глядя на длинную тощую фигуру.

- А Никотин? - крикнул он. Пригляделся к лицу того, кто быстро спускался к нему, и побежал.

В очередном окне часть жалюзи была сорвана и валялась на подоконнике. Разглядев, что происходит внутри, Цеп сказал Манку:

- Давай сюда.

Они перелезли через подоконник и спрыгнули на пол. Ена не обратила на них внимания - она стояла, прислонившись к каталке, и теребила ремни на запястьях Снули. Цеп толкнул ее в плечо, Ена уселась на пол. Цеп принялся расстегивать ремни.

- Кто тебя положил сюда? - удивился Манок. Его все еще покачивало после путешествия вдоль стены, но он быстро приходил в себя.

- Этот... ну этот... - прохныкал Снули. Когда Цеп справился с ремнями, Снули слез с каталки. - Ву...

- Где он?

Снули вдруг громко заревел и, размазывая кулаками слезы, пошел к окну. Когда вверху раздались шаги, он даже не обернулся - привстав на цыпочки, высунулся в окно и посмотрел вниз. Пологий холм, пара чахлых деревьев, трава...

- А! - он махнул рукой, отгоняя старую ворону, которая норовила сесть ему на голову. Сплошная зелень... Снули щурился, тер глаза, моргал, пытаясь разглядеть внизу тело, но не видел его.

Раздался выстрел, Снули обернулся. Цеп был рядом, Манок вместе с Еной стоял возле каталки, а Десадо пятился по лестнице.

- Я же попал! - выкрикнул он.

Высокая фигура быстро сбежала вниз, и Младший полетел в сторону. Цеп метнулся к каталке, схватил Манка и потянул к окну.

- Зачем? - выкрикнул тот, но Цеп, не слушая, волок его дальше. Оттолкнув ничего не понимающего Снули, он вскочил на подоконник, но тут высокий человек настиг их. Цеп, уже собиравшийся шагнуть на бетонную полку, увидел прямо перед собой темное лицо, глаза и раскрытый рот. Человек, присев на подоконнике, положил обе руки на затылок Цепа и притянул его голову к своей. Десадо наотмашь ударил его рукоятью разрядника по темени. Человек резко выдохнул прямо в лицо Цепа, тот отпрянул, выскальзывая из его рук и пытаясь спрыгнуть. Младший ударил второй раз, нога человека соскользнула с подоконника, он ухватился за жалюзи, те порвались, и он полетел вниз.

Цеп слез с подоконника, на его лице лежала тень.

- Ты как? - спросил Манок, но Цеп не ответил - встал возле окна, покачиваясь из стороны в сторону и колотя ногтями по зубам.

Младший прижал разрядник локтем к боку, правой рукой достал из кармана последний двузубец и вставил его в ствол. Левая рука висела вдоль тела.

- Кто он? - спросил Манок.

Десадо вопросительно взглянул на него.

- Чина. Ты что, не понял?

- Но... - удивился Манок. - Как? Он... Я его не узнал. Он не такой.

Десадо согнул руку, рассматривая свою кисть.

- Я же тогда попал... - пробормотал он.

Манок понял, что не дождется ответа, и отошел к каталке, возле которой Снули помогал Ене встать.

- Она хотела развязать тебя?

- Да, - сквозь зубы ответил Снули. - А вы куда делись?

- Мы убегали. Что ты сделал, чтобы она поняла тебя? Она ведь никогда...

- Я попросил. Она сначала молчала, а потом запела. Я попросил опять и...

- Она молчала? - еще больше удивился Манок. - Ена никогда не молчит. Ена всегда...

- Кто-то идет.

Манок замолчал и посмотрел на Десадо.

- Точно. - Младший кивнул. - Слышите?

Снули потянул Ену к окну, Манок попятился туда же.

- Там такой выступ... - начал он. Вверху между рядами показалась голова с огненно-рыжей шевелюрой. Раздалось блеяние, и возникло еще несколько голов, обмотанных грязными бинтами.

Снули уже посадил Ену на подоконник и теперь свешивался с другой стороны, пытаясь достать ногами до полки. Десадо схватил его за плечи и пихнул вниз, потом передал Ену и стал перелезать сам. Манок, увидев, как нескольких казусов в бинтах спускаются по лестнице, пробежал мимо Цепа и попал в объятия Младшего - тот, уже стоя на полке, высунулся в окно, подхватил его и перенес через подоконник.

- Цеп! - крикнул Манок. - Сюда!

Они пошли; первым - Снули, одной рукой прижимавший голову Ены к стене, следом Младший, потом Манок. Вороны кружились над ними.

Манок увидел, как Цеп перебирается через подоконник и подивился неловкости его движений. Над ухом Манка крякнул Десадо.

- Что с ним? - крикнул Манок.

Десадо молчал. Манок пошел быстрее, со страхом оглядываясь. Цеп широко шагал, нагоняя их.

- Чего он? - повторил Манок.

- Они хотят распространяться дальше... - предположил Младший. - Но у предыдущего оказался рак, а твой этот зверек почти даун. Слишком примитивная система для них. Или, возможно, мозг ребенка слишком тесен...

- О чём ты?

- Не плачь.

- Я не Снули! Я никогда не плачу!

- Правильно, не плачь.

- У него другое лицо.

- Хорошо, я сейчас...

- Он не такой!

- Не кричи, я...

- Кто теперь будет доставать нам еду?!

Десадо поднял руку и выстрелил над головой Манка.

Прямо в грудь Цепа, который был уже совсем рядом. Присев, Цеп обеими руками вцепился в щиколотки Манка и начал медленно переворачиваться. Манок взвыл, пихнул его коленом в нос, наклонился - Десадо ухватил его за воротник. Идущий впереди Снули не видел этого, зато видел круглую решетку в стене и начинающуюся за ней широкую ребристую трубу. Решетка, державшаяся на единственном болте, поскрипывала на ветру. Снули вцепился в нее и стал откручивать болт одной рукой, другой прижимая голову Ены к стене.

Ноги Манка болтались над зеленым ковром, в них вцепился Цеп, он пытался выбраться на полку, обратив к Манку потемневшее лицо.

- Не надо! - визжал тот, отпихивая от себя голову Цепа. - Уйди от меня!

Десадо балансировал на самом краю полки, ухватившись здоровой рукой воротник Манка. Цеп подтянулся еще немного и чихнул Манку в лицо. Снули наконец отвинтил болт, решетка с лязгом полетела вниз. Он поднял Ену и впихнул в трубу. Младшему вдруг стало легче - пальцы Цепа разжались. Десадо прижался плечом к стене и вытянул Манка наверх. Опустил его ногами на полку, повернул к себе и заглянул в лицо.

Снули влез следом за Еной, кое-как развернулся и выглянул. То, что он увидел снаружи, ему совсем не понравилось. Он опять повернулся и пополз, толкая Ену перед собой. Позади раздался полный ужаса крик. Он быстро стих внизу.

Снули полз, тяжело дыша, позевывая от страха и спертого воздуха. Колени он рассадил о железо, ладони поцарапал. Очень мешала Ена, постоянно путавшаяся в полах пальто. Труба тянулась через всю клинику: иногда пол становился решетчатым, и внизу Снули видел палаты и коридоры, двигающиеся в них силуэты, слышал хрипы и глухие голоса, бормотание, стоны и шепот. Потом клиника закончилась, стало темно и тихо. Снули усадил Ену и расстегнул ее пальто. Сзади донеслись приглушенные звуки. Он оглянулся, но не смог ничего разглядеть. Звуки усиливались. Снули уже устал плакать и, молча толкнув Ену в спину, пополз дальше. Труба то и дело изгибалась, потом пошла под уклон, расширилась. Стало светлее, наконец Снули уткнулся лицом в спину остановившейся Ены. Они попали в небольшое помещение, в котором заканчивалась труба. Вверху было круглое отверстие колодца, на стене Снули разглядел скобы.

Он приподнял Ену, ставя ее ноги на нижнюю скобу. Ена пела.

- Давай вверх, - сказал он. - Там кто-то ползет, а ты давай вверх.

Ена запела чуть громче и стала подниматься.

Воздух здесь был совсем спертым, и Снули широко зевнул. Он присел, глядя в темный проем, через который они попали сюда. Кто-то приближался к нему, быстро и почти бесшумно, но и те совсем тихие звуки, которые он издавал, эхо разносило по всей трубе.

- Уйди! - крикнул Снули.

Совсем близко в темноте что-то шевельнулось, падающий сверху серенький свет озарил темное лицо. Снули заскулил, схватился за скобу и пополз. Рука вцепилась в щиколотку, он отбрыкнулся, пальцы соскользнули. Свет становился ярче, на середине пути Снули глянул вниз. На лице того, кто полз за ним, лежала тень.

Ена села, поджав под себя ноги. Далеко вверху виднелся квадрат слухового окна с разбитым стеклом, осколки валялись вокруг. В стене слева - зев еще одной трубы. Ена пела. Из колодца показалась рука, потом - вторая. Увидев покрытую светлым пушком макушку Снули, Ена запела чуть громче и веселее. Лицо Снули исказила гримаса, он пытался стряхнуть кого-то внизу.

- Пусти!

Ена запела громче. Снули схватил длинный клин стекла, валявшийся рядом. Его рука исчезла за краем колодца, плечо резко опустилось; из колодца донесся такой звук, будто там порвалась крепкая ткань. Снули, прикусив губу, двинул плечом еще дважды. Потом его дернули вниз, и голова Снули исчезла. Послышалось сопение, звон, несколько темных капель брызнули из колодца. Кто-то чихнул. Ена перестала петь. Она хотела, чтобы Снули вернулся.

Он вернулся и лег щекой на пол. Нижняя часть тела оставалась в колодце, но верхняя была здесь, и Ена улыбнулась. Снули тоже улыбнулся ей сквозь слезы и закрыл глаза. Она запела, наклонилась и ухватила его за запястье, подтягивая себя поближе. Запястье мелко дрожало. Рука была сжата в кулак, между пальцами торчало что-то тонкое. Ена заглянула в лицо Снули. Глаза закрыты.

Ена подергала его. Снули лежал, не шевелясь. Глаза закрыты. Ена положила руку на его запястье. Запястье дрожало. Другой рукой она погладила пушок на его голове, потом стала пощипывать ухо. Запястье дрожало, затем дрожать перестало.

Пуговицы на пальто были расстегнуты, она выбралась из пальто, заморгала и широко раскрыла рот.

- ...

Ена часто задышала, упираясь языком в небо. Зубы тихо клацнули. Она шире раскрыла рот и задышала сильнее.

- ...

Язык высунулся, изогнулся, словно она пыталась достать им до кончика носа. Лицо исказилось и покраснело.

- п...р...о...с...н...и...с...ь...

- п...р...о...с...н...и...с...ь...-п...р...о...с...н...и...с...ь...

- с...н...у...л...и... с...п...и...т...

Голос был тихим, неуверенным. Ена наклонилась к лицу Снули - глаза закрыты. Она похлопала по тонкой руке. Запястье не дрожало. Ена провела ладонью по голове Снули, подергала за ухо, чтобы обратить на себя внимание. Так она всегда делала, когда хотела пить.

- с...н...у...л...и... с...п...и...т... н...е... п...р...о...с...ы...п...а...е...т...с...я... - пропела она в его ухо. Снули спал и просыпаться не хотел. И рука не дрожала.

Ена пропела:

- п...р...о...с...н...и...с...ь... - и тогда он проснулся. Ена увидела, как его глаза открылись, он зевнул. Ена вздохнула и выпрямилась.

- Ты говоришь? - спросил Снули.

Ена молчала, глядя на него.

- Что ты сказала?

Снули зашевелился, повернулся, упираясь лбом в пол. Громко засопел и тут же умолк. Потом поднял голову - на лице лежала тень. Ена пропела что-то испуганное, разглядывая его. Нет, не тень, просто испачкано.

- Мне плохо, - сказал он. - Я не могу ползти. Ты понимаешь, что я говорю?

Она прижала руки ко рту, улыбаясь.

- Понимаешь? Мне больно. Надо, чтоб ты позвала кого-то. Ты понимаешь?

Ена улыбалась, глядя на него.

- Ползи дальше, спустись вниз. Иди к реке. Там, где мы украли курицу утром. Еду. Ты помнишь? Ена, ты помнишь? Там бывают люди. Не казусы. Другие люди. Приведи их сюда. Приведешь?

Ена улыбалась.

- Приведи их, - повторил Снули.

Ена погладила его по лицу и легла на бок. Голова ее опустилась, она закрыла глаза.

- Не спи! - позвал Снули. - Не засыпай. Ты понимаешь? Надо, чтоб ты привела людей...

Не открывая глаз, она придвинулась ближе к нему и обхватила за шею. Снули зевнул и ткнул ее лбом в плечо, отодвигая от себя. Она открыла глаза.

- Приведи людей.

Она села и заплакала, глядя на него.

- Тебе нельзя здесь оставаться.

Ена посмотрела на круглое отверстие в стене и перевела взгляд на Снули.

- Да, туда. Ползи. Приведи людей.

Она залезла в трубу, выглянула, улыбнулась и уползла. Снули разжал кулак, посмотрел на сломанные очки с тонкими дужками. Снова лег щекой на железо, закрыл глаза. Он хотел спать, но решил бодрствовать, дожидаясь ее. Или все-таки поспать? Спать очень хотелось, и Снули снова зевнул.

Плакать она вскоре перестала. В трубе было полутемно, Ена ползла медленно, в полной тишине. Дул прохладный ветер. Она пробовала запеть, но бесконечная песенка ее жизни уже оборвалась. Свет становился ярче, конец трубы был виден теперь - синий круг, который постепенно увеличивался. На фоне неба мелькали вороны. Они жили тут давным-давно, одни поколения черных птиц сменялись другими. Казусы хозяйничали в Нижнем Слое Барвисто, здесь же хозяйками были вороны. Одна из них, совсем старая и потрепанная, не боялась сжечь крылья - ее постоянно тянуло вверх. Описывая широкие медленные круги, она поднималась, и в черных бусинах ее глаз расширялась выпуклая, перевернутая картина: холмы, развалины, опоры Верхнего, река, Восточное Сотрудничество, материк, где оно - лишь серебристая крапинка посреди ржавой пустоши, захватившей все вокруг. Мигали зернистые огоньки Сотрудничества Запада, и дымка скрадывала очертания шарика, словно слепленного из глины и окруженного комком голубого пуха. Шарик был залит светом солнца, но в наклонной трубе, по которой ползла Ена, его не хватало - там лежала тень.

2001-2002