Прозоров Александр Николаев АндрейДуша оборотня

Андрей Николаев, Александр Прозоров

Душа оборотня

Ведун - 4

Аннотация

Он пришел из нашего мира... Его называли... Ведун!

Олег Середин согласился всего лишь проводить до реки торговца с небольшим обозом, а в итоге ему пришлось сразиться с воинами, преданными земле сотни лет назад, сойтись в схватке с колдуном суровых северных земель и обрести товарища из свиты великого Велеса.

Четвертый роман в серии "Ведун", славянская фэнтези.

Глава 1

Косматая лошадка сторожко приподняла уши и пошла боком. Олег Середин натянул поводья.

- Ну, чего тебе еще привиделось?

Ведун приобрел эту сивую клячу на хуторе под Черниговом. Вернее, взял как плату за излечение каженника. Девчушка лет семи, у которой Олег спросил дорогу, пожаловалась: мол, тятенька не узнает никого, а иной раз станет как столб и ни сказать чего, ни рукой-ногой двинуть не может. Мычит только, да глаза пялит. Семь ден, как пошел за дровами, да и сгинул. А как нашли его, сердешного, в лесу на третий день, так и мается. Дело-то оказалось простое, проще некуда: мужика, поленившегося поднести угощенье, обвеял леший. Олег простым заговором снял порчу, а мужику наказал в следующий раз с пустыми руками в лес не ходить - на охоту ли, по грибы-ягоды. Поднеси сперва угощенье: положи на пенек хлеба или еще чего, да спасибо скажи.

- А коль дорогу потеряешь - одежу на изнанку выверни. Вот и вся недолга, - добавил Олег.

Мужик от радости не знал, как и благодарить. В конце концов уговорил Олега взять лошадку. Цена ей была едва больше киевской полгривны: кобылка низенькая, с толстыми боками и явно норовистая. При первом знакомстве она сразу попыталась куснуть Середина за руку желтоватыми зубами.

- Ты не смотри, что Сивка ростом не вышла, да косматая, что твой медведь, - бубнил мужик, - она ой какая прыткая! Только вот пугливая. А ты чуть что - плеткой ее!

Лошадь пришлась как нельзя кстати. Свою пару он оставил в Новгороде, у Любовода-купца. Прельстился посулами тороватого рязанца до дома его на ушкуе довезти. Видать, расторговался тот удачно, коли трех гривен серебром не пожалел, лишь бы мошну в целости до дома доставить. В стольном городе Середин распихал оговоренную плату по карманам, перекинул саблю за спину, дабы по ногам попусту не била, да и тронулся обратно пешком. Лошадь покупать не захотел. Коняга - она ведь не мотоцикл, она живая. Свыкнешься с ней за пару недель, сойдешься характерами, сдружишься - потом расставаться жалко.

Однако дорожки на Руси дальние, земли обширные - за неделю отвыкший от долгих прогулок ведун стоптал ноги до боли в икрах и мозолей на пятках, а потому от подарка отказываться не стал.

Что лошадь пугливая, ведун понял на первой же версте: линючий заяц вывернулся из-под копыт, кобыла прыгнула в сторону, и Середин чуть не свалился на землю с куска кожи, заменявшего седло.

- Если опять заяц - отведаешь плетки. Вот не сойти мне с места, пригрозил Олег и попытался пятками придать лошадке ускорение: - Н-но, залетная!

"Залетная" расставила пошире ноги и замотала головой, будто отмахиваясь от оводов.

- Эх, не было печали... - Середин перекинул ногу через холку лошади и, спрыгнув на дорогу, прислушался.

Вечерело. Ветер трепал верхушки осин и берез вдоль дороги. Желтые стволы сосен стремились к предзакатному небу, словно в надежде погреться в лучах заходящего солнца. В глубине леса уже таился сумрак, оттуда тянуло вечерней росой, прелыми листьями и грибами.

"Засады нет, - рассудил Олег. - Не станут воровские люди таиться от одинокого путника. Давно бы вышли да взяли в топоры. Значит, что-то другое".

Крест под повязкой на запястье грел, но не обжигал. Середин вздохнул, взял лошадку под уздцы и повел за собой. Хоть бы полянку на ночь найти, стожок сена завалящий. О нормальном ночлеге он и не мечтал. Петляющая по лесу дорога была ровная, с пробитой колеей, но заросшая травой - видно, ездили по ней не часто. Оставляя следы в мягкой пыли песчаных проплешин Олег подошел к очередному повороту. Тут лошадь встала, отказываясь идти. Ведун дернул повод, но коняга всхрапнула, упираясь всеми копытами, и попятилась, таща его за собой.

- Слушай, Сивка, я ведь серьезно насчет плети, - обозлился Олег.

Покалывание в запястье заставило его замолчать. Он накинул повод на обломанный сук березы, проверил, легко ли выходит сабля, и, углубившись в лес, прошел вперед. Деревья расступились, открывая заброшенную деревеньку в пять-шесть домов, чтобы сомкнуться стеной за околицей. Избы стояли покривившиеся, в посеревшей дранке зияли прорехи. Кое-где кровли просто провалились внутрь, и стропила торчали жалко и нелепо, словно ветви мертвого орешника. Даже колодезный сруб съехал набекрень. Скособочившиеся плетни заросли бурьяном и лебедой.

- Однако, - пробормотал ведун, - пожалуй, ночевать здесь не стоит.

Крест пульсировал, словно покалывая кожу иголкой. Олег вернулся к кобыле и, поглаживая ее по морде, зашептал заговор. Сивка понурила голову, уши ее обвисли, как у больной дворняги. Середин взял повод и двинулся вперед быстрым шагом, чтобы засветло миновать мертвую деревню. Два-три дома в селении сгорели начисто, так что остались одни головешки. Справная изба, выше прочих, за крепкими тесовыми воротами, распахнутыми настежь, привлекла его внимание. Ведун оставил Сивку посреди улицы и медленно прошел в ворота.

Слева от избы распахнутым зевом щерился на него погреб, справа помещался хлев, коновязь с яслями и выдолбленным бревном. Воды в долбленке не оказалось, на дне осели клочья сена. Судя по всему, здесь было что-то вроде придорожной корчмы. Заглянув в хлев, Олег поморщился: пара раздерганных в клочья овечьих шкур и гниющие останки коровьей туши наполняли помещение смрадом. Из-под ног пялилась на него выклеванными глазами баранья голова. Попятившись, ведун задел плечом дверь на кожаных петлях. Гнилые петли лопнули, и створка двери с треском рухнула. Из-за дома с карканьем взлетел десяток ворон.

- Так, - пробормотал Олег, - значит, пожива есть.

Воронье, покружив, расселось на коньке крыши и откинутых ставнях, с неприязнью поглядывая на пришельца. Прижимаясь к стене, ведун обошел избу. Опять, как в хлеву, повеяло запахом смерти. За отхожим местом обнаружилась и причина запаха: чуть присыпанные землей, лежали несколько полуобглоданных тел. Середин угрюмо огляделся. В тени отягощенных плодами яблонь, на краю заросшего сорняками огорода, стояли, сбившись в кучу, несколько повозок. Зерно из распоротых мешков усыпало землю желтыми холмиками. Берестяные туеса, лапти, деревянные ковши и братины, перетопленные куски воска - все лежало вперемешку, сваленное неопрятными грудами. Мед из разбитых бочонков, уже обветрившийся и засахарившийся, покрыл валявшиеся вокруг товары матовой пленкой. На одной из повозок, как бы прикрывая товар, распластался на полупустых мешках мертвец. Начисто обглоданное со спины, тело белело костями ребер и позвоночника. Взлетевший с трупа ворон тяжело порхнул на ветку яблони, каркнул хрипло - мол, самому мало, - и принялся чистить клюв.

Преодолевая отвращение, Олег подступил ближе. Остатки одежды лежавшего поверх мешков выдавали человека, если не богатого, то зажиточного. Короткий, так называемый купеческий меч с широким лезвием, с небольшой овальной гардой, был крепко зажат в левой руке. На пальце блеснул серебряный перстень-оберег с крестом, похожим на свастику. Задержав дыхание, Олег перевернул труп лицом вверх и, коротко выдохнув, отпрянул назад: у человека было вырвано горло, обглодано лицо, вместо глаз - запекшиеся кровью провалы.

- С кем же ты бился, купец?

Заметив на поясе тяжелый кожаный мешочек, Середин достал нож и срезал его. Внутри оказалось несколько киевских гривен и крохотных серебряных монеток с арабскими буковками. Пересыпав деньги в свой мешок, Олег поспешил оставить мрачное место.

Сивка все так же стояла посреди улицы.

- Пойдем-ка отсюда... - Середин взял повод и зашагал вперед, стараясь быстрее миновать деревню.

Судя по запустению, люди ушли отсюда несколько лет назад, но трупам было не больше недели. Что заставило купца остановиться в пустой корчме? Кто сгубил караван? От воровских людей торговец бы откупился, а печенеги забрали бы товары, да и людей увели в полон. Здесь живым, судя по всему, никто не ушел.

Олег миновал околицу. Дорога впереди снова ныряла в лес, теряясь среди обступивших ее стволов. Середин остановился на опушке, погладил лошадь по морде, зашептал в косматое ухо, освобождая от чар. Сивка тотчас попыталась цапнуть его за пальцы.

- Я тебе, - пригрозил ведун, помахав плетью, - что ж за наказанье, чисто пес одичавший.

Он оглянулся назад. Солнце скрылось за лесом, редкие облака еще горели розовым светом в его последних лучах, но землю уже охватывала ночная темень. На западе зажглись звезды. По мере захода дневного светила, они набирали яркость, подмигивали, призывая остановиться на ночлег. До околицы покинутой деревни было метров сто. Брошенные дома казались покосившимися надгробиями на старом кладбище. Середин вздохнул: идти ночью по лесной дороге или остановиться здесь? Накопившаяся за день усталость наливала плечи тяжестью, дурманила голову, уговаривая прилечь, отдохнуть. Олег стреножил Сивку, снял с нее кусок кожи, заменявший и потник, и седло, развернул его и, расстелив на траве, гулко хлопнул лошадь по крупу.

- Отдохни и ты, залетная.

Сивка тяжело скакнула в сторону, покосилась на него и, опустив голову, захрустела сочной травой.

Костер разводить не хотелось - газ в зажигалке давно кончился, а тюкать по кремню, выбивая искру, было совсем в облом. Ведун достал из котомки кусок обжаренного мяса, глиняный узкогорлый кувшин с водой и слегка зачерствевший каравай. После увиденного в деревне есть не хотелось. Он вяло пожевал мяса, отломил от каравая горбушку. Эх, пивка бы. Олег представил, как достает из холодильника запотевшую "Балтику N 3", с горлышком, обернутым синей фольгой, как срывает пробку, и пиво льется в высокий бокал, на треть заполняя его снежной пеной. Пена слегка оседает, он подносит бокал ко рту, делает несколько глотков, слизывает пену с губ... С трудом проглотив мясо, Середин запил его водой. "Н-да... Одна радость, ожирение на таком рационе мне не грозит", - утешился он. Сложив снедь в котомку, ведун подложил ее под голову, улегся на край потника, другим накрылся. Саблю пристроил под боком, кистень в головах - все рядом, под рукой.

- Эх, Ворон! - пробормотал ведун. - Купил ты меня своей сказкой про сына купеческого. Сейчас бы включил телек: эм-тэ-вэ, или боевичок какой-никакой посмотрел бы. А может, Танечку из зоопарка приворожил бы тогда вообще не жизнь, а сказка. Здесь, правда, тоже сказка, и чем дальше, тем страшней. Впрочем, грешно жаловаться. Хотел себя в бою проверить пожалуйста, только поворачиваться успевай. И нечисти сколько угодно. Иной раз даже чересчур. Электрическая сила...

Он опять словно увидел перед собой обглоданный труп с мечом в руке, почувствовал запах тлена. Нет, не вороги и не лихие люди побили купеческий караван. Явно нечисть поработала - не зря крест на руке пульсировал жаром. Остатки злой силы ощутил, не иначе.

Из-за леса вставала огромная желтая луна. Звезды тускнели в ее мертвом свете, точно прячась за полупрозрачным саваном. Полнолуние. Ладно, крест предупредит о нежити, а Сивка чужого не подпустит - захрапит, заржет, забьет копытами. Чем не сторож? Олег угрелся под кожей. Лес рядом с опушкой уже жил ночной жизнью: загукал филин, кто-то зашуршал хвоей, то ли прячась, то ли таясь в засаде. Леший за опушку не пойдет, а вот если ручей рядом, или озерцо какое - могут мавки пожаловать. Будут волосы свои густые расчесывать, гребень просить. Не дашь - замучают, защекочут, а и пусть! Это мы посмотрим, кто кого защекочет. Тела у них зеленоватые, но в лунном свете жемчугом переливаются. Правда, нежить - сердце у них мертвое, и не дышат они, но не детей же с ними крестить! Вот эта, к примеру, на Танечку похожа. Только ласковая.

- Дай гребешок, Олег, дай. Видишь, волосы расчесать нечем.

- Как же, тебе дай, - отвечает Середин, - а потом выбрасывай, а не то волосы сами с головы побегут!

- Дай, гребешок, дай! - Танечка просит все громче, голос становится визгливым, с металлическими нотками: - Дай, говорю, дай!

Она уже хрипит, брызгает слюной - и вдруг вскрикивает, бросается на Олега и твердым, как камень, кулачком, бьет его в живот. Ведун хватает ее за руку, но второй рукой она ударяет по плечу, а третьей по ногам, а четвертой...

Путаясь в кожаной попоне, Середин откатился в сторону. Сивка, прыгая на спутанных ногах, храпела и ржала над ним, кося выпученным, черным в свете луны, глазом.

Олег вскочил на ноги.

- Ква твою мать... Ты что, взбесилась... - Он осекся и, резко обернувшись в сторону деревни, замер.

Только сейчас он услышал приглушенные крики, визг, глухой рев и топот, летевший прямо на него от околицы. Середин бросился к оружию. Сабля со свистом вырвалась из ножен, кистень повис на руке, успокаивая привычной тяжестью. Серебряные грани тускло блеснули в лунном свете. Путаясь ногами в высокой траве, Олег выбрался на дорогу и побежал к деревне.

Темная, храпящая масса перла на него от крайних домов, хрипя диким вепрем, взвизгивая, топоча. Середин, пригнувшись, отступил в сторону. Заходящая луна высветила мчащуюся лошадь, на спине у которой, дергаясь от сумасшедшего галопа, кто-то ворочался, припав к шее, лязгая зубами и вырывая куски плоти из несчастного животного. Метаясь по дороге, скакун пытался освободиться от страшного седока, но силы оставляли его. Дико заржав, он рухнул на землю, забил копытами, крича, почти как человек в предсмертной агонии. Седок, навалившись на коня всем телом, рвал зубами и когтями бьющуюся лошадь и фыркал, захлебываясь горячей кровью, что хлестала из разодранного горла.

Середин, отведя кистень, рубанул поперек широкой волосатой спины то ли зверя, то человека. С глухим воем существо проворно отскочило от жертвы кистень просвистел мимо цели, ушел за спину. Олег сдержал его инерцию, приподнял на уровень плеча, готовясь к новому удару. Теперь он узнал врага. Это был оборотень. Матерый, грузный, но тем не менее быстрый и смертельно опасный своими клыками, когтями бритвенной остроты, гнутыми, как косы, мгновенно заживляющий свои раны. Широкий лоб, заросший почти до бровей, и глубоко запавшие глаза напоминали человеческое лицо, но ниже скалилась волчья морда. Шерсть вокруг пасти слиплась от крови, с клыков капала слюна и пена. Передние конечности напоминали бы руки, не будь длинных когтей, которыми заканчивались заросшие жестким волосом кисти. Согнутые, как у собаки, задние ноги, переступали по земле, легко неся немалый вес оборотня.

Припав к земле, он зарычал, поводя из стороны в сторону массивной головой.

- Если ты не пил кровь человека - убивать не стану, - сказал ведун, поклянись и уйди с дороги.

- Я уже пробовал ее, и она мне нравится. Я уйду, когда вырву твое сердце. - Голос оборотня был гортанным, хриплым: изменившаяся гортань с трудом проталкивала человеческую речь.

Вскочив на бьющееся тело коня, оборотень толкнулся от туши и с ревом взвился в воздух, покрыв одним прыжком несколько метров, отделявшие его от Середина. Олег знал эту волчью повадку: повалив жертву, рвать горло, глодать лицо и одновременно раздирать живот когтями задних лап. Ведун ушел вольтом в сторону и рубанул сбоку по вытянутым полулапам-полурукам, отсекая их от тела. Развернувшись, ударил кистенем вдогонку летевшему мимо телу, целясь в массивную голову. Хрустнули кости черепа, вдавливаясь под тяжелым металлом, и чудовищный рев оборвался. Оборотень рухнул на дорогу, дернулся несколько раз, перевернулся на спину, вытянулся и затих.

Шерсть на лице и руках его быстро пропадала, словно вбираясь внутрь тела. Искаженное гримасой лицо обретало человеческие черты, смерть заливала его бледностью, расправляя морщины, заостряя нос и подбородок.

Олег сорвал пучок травы, вытер клинок и угрюмо посмотрел на оборотня. "Как ты стал таким, человече? - вздохнул ведун. - По своей воле или по глупости? Впрочем, что теперь судить... Напился ты из волчьего следа, съел с голоду волчатины или прокляли тебя - уже все равно."

- Ратуйте, люди... спасайте... - донеслось из деревни.

Голос, в котором уже не было надежды на спасение, а только тоска и отчаяние, заставил Середина рвануться на помощь.

Прямо перед корчмой сгрудилось несколько повозок. Бились и хрипло ржали, запутавшись в поваленных плетнях, стреноженные кони. Луна освещала лежащие на земле тела, на которых копошились, урча и чавкая, несколько оборотней. На повозках, прыгая с одной на другую, метался мужик в разорванной одежде. К нему, рыча и подвывая, лезли с разных сторон два чудовища. Мужик отмахивался от них оглоблей, успевая в промежутках звать на помощь.

- Ратуйте, люди...и-иэх! - Мужик смел с повозки оборотня и обернулся к другому: - Куды, нечисть окаянная? Ратуйте... и-иэх!

Олег остановился.

- Стану, не помолясь...

Мужик на повозках явно устал: дыхание с хрипом вырывалось изо рта, оглоблю он уже поднимал с натугой, со стоном.

- ...ты, Солнце, положи тень мне под ноги... - бормотал скороговоркой Середин.

- Мил человек, - мужик увидел его и на миг опустил свое оружие, спасай-выручай...

Ближайший к Олегу оборотень заметил нового противника и, оторвавшись от жертвы, прыгнул навстречу.

- ...а ты, Луна, дай ее мне в руку.

Олег перекатился в сторону, выпуская тень навстречу оборотню. Тот рухнул на приманку, прокатился в дорожной пыли и едва успел обернуться к Середину, как тяжелый многогранник кистеня ударил его в висок. Брызнули осколки черепа. На лицо Олегу упали мерзкие сгустки крови и мозга. Утереться не было времени. Ведун метнулся к повозкам, где мужик в очередной раз сбросил на землю оборотня. Середин в длинном выпаде пронзил грудную клетку чудища, провернул клинок, ломая ребра и разрывая сердце. Все, этот готов! Он глянул через плечо, вырвал саблю из трупа и наотмашь рубанул набегавшего сзади врага. Клинок вошел до оскаленного рта, разваливая пополам страшную морду, словно перезрелый арбуз. Выдергивая из месива саблю, Олег вслепую ударил назад кистенем, обернулся и достал в широком замахе отпрянувшего оборотня кончиком сабли. Шкура на груди зверя разошлась в стороны, как молния на куртке. Оборотень отскочил еще дальше. Олег ясно увидел, как края широкой раны зашевелились, смыкаясь, выдавливая черную кровь. Оборотень упал на четвереньки и махнул через ближайший плетень, завывая и рыча, точно попавший в капкан волк. Середин развернулся к повозкам. Мужик, уронив оглоблю, жадно хватал ртом воздух.

- Все... все мил человек... убегли все. - Мужик, с трудом переставляя ноги, добрался до края повозки, сполз с нее и уселся на землю, привалившись спиной к колесу. - Два душегубца ушли... не догнать.

- Не очень-то и хотелось, - пробурчал Середин, оглядываясь. - Что тут у вас приключилось?

- Сейчас, сейчас все обскажу, милостивец. Ой, беда, о-хо-хо...

С трудом поднявшись на ноги, мужик побрел вдоль повозок, обходя застывшие тела.

- И Сороку заели... и Бажена, и Ерша... Ох, беда-то какая.

- Пришла беда - отворяй ворота, - подтвердил Олег. - Попутчики твои?

- С одного городища. Вот, товар везли, купец я...

Мужик сорвал с плеч остатки рубахи, с маху швырнул ее о землю и, опустившись на корточки, обхватил голову руками. Олег отошел к убитым оборотням. Смерть очеловечила их, смыла звериный облик. Тех двоих, которым кистень разнес черепа, было уже не узнать. Третий, с раной в сердце, лежал навзничь, раскинув руки. Мужик как мужик, дюжий, крепкий. Открытый рот был полон крови, словно он захлебнулся ею, упившись через меру.

- Вот тебе и ква, - пробормотал Середин.

Всхлипывания купца затихли, он подошел к Олегу, постоял рядом, плюнул на распростертое тело. Его трясла крупная дрожь, портки спадали с мосластых бедер, мокрое от слез лицо подергивалось.

- Вино есть? - спросил Олег.

- Чего?

- Мед, брага?

- Есть.

- Давай-ка помянем друзей твоих.

- Да как можно?

- Давай, давай, - подбодрил Олег, - глядишь, и полегчает.

Они вернулись к повозкам. Мужик покопался в тюках, вытянул объемистый узел, развязал и подал Олегу узкогорлый кувшин. Вытянув пробку, Середин припал к горлышку. Мед был крепок, душист. Сразу отпустило напряжение, проснулся голод.

- На, выпей.

- Не могу, - мужик замотал головой, - никак не могу.

- Пей, тебе говорят.

Купец гулко глотнул, оторвался, припал к кувшину опять, уже надолго. Мед побежал у него по подбородку, стекая на костлявую грудь.

- Тебя как звать-то?

- Вторуша, - чуть задыхаясь, отозвался купец.

- У меня там конь за околицей. Пойду, приведу, - сказал Олег, - а ты пока перекусить чего сообрази.

- Я с тобой пойду. Вдруг нелюдь вернется.

- Не вернется. Видишь, день встает, - показал Олег на разгорающуюся полоску зари на востоке, - время их кончилось.

На посеревшем небе одна за другой гасли звезды, от земли поднимался туман. Вторушу стал бить озноб, он поежился, махнул рукой:

- И то правда. Может, помочь тебе?

- Чего там помогать - привести кобылу, да мешок принести.

Когда он вернулся, купец уже оттащил оборотней за ближайшую избу, сложил тела убитых в повозку и накрыл холстиной. Разломав плетни, он развел на обочине костер и разложил на выбеленном полотне нехитрую снедь: горшок каши с застывшим топленым маслом, две жареные курицы, мед в кувшине, разломанная краюха хлеба.

- Ну, вот, вижу - очухался, - одобрил Середин, присаживаясь к импровизированному столу.

Купец с поклоном подал ему мед в деревянной чашке.

- Спасибо тебе, мил человек? Ведь если б не ты...

- Пустое, - отмахнулся Олег, - ты лучше расскажи, как вас угораздило на нелюдь нарваться?

Он опорожнил чашу и навалился на еду. Купец заговорил сначала медленно, с запинкой, но после второй чаши меда обрел уверенность.

- Вятичи мы, а городище-то наше в Верхнем Подонье, да. А мы, стал быть, с братом купечеством занялись. Брат старший, Тиша, раньше в дорогу собрался. До моря, в Хазарию: в Сурож, а то и в Херсонес. Он мед, воск, зерно повез, а я припозднился на седьмицу, ага. Пока меха собрал: соболя, куну, - вот и запоздал. Но брат у меня только именем тихий, а так - ого! Ждать меня не стал. Давай, говорит, Вторуша...

- Вторуша? - переспросил Олег. - Второй в семье?

- Ну да, - согласился мужик, - второй я. Так вот, он и говорит: я вперед пойду. Я говорю: погодь маленько! Нет, уперся Левша...

- Почему Левша? - снова перебил Олег. - Ты говорил - Тиша.

- Леворукий он, потому Левшой прозвали. Говорит, пока ты до Днепра дойдешь - я уж и ладью пригляжу, и возы пристрою.

- Стало быть, не через Киев идете.

- Не-е, - протянул Вторуша, - там товар раздергают. Подорожные плати, да и ладью дорого в Киеве брать. А мы напрямки решили. Думали, за Переяславлем к порогам выйдем, там и сговоримся товар сплавить. А оно вишь как вышло...

Купец опрокинул в себя чашу, ухватил кусок курицы и продолжил с набитым ртом:

- Я уж гнал и днем, и ночью. Мужики ворчать начали: все одно, мол, не догоним, куда спешить. А я - нет, давай, нагоним брата... вот и нагнали... Эх-х... Верст за пять отсель встречают нас люди ратные, все пеши. Подходит старшой, сам-пятый, и говорит: с вами пойдем. Мол, дозором ходили, да кони пали. А я что, я - ничего! Еще лучше - защита от татей. Не сообразил, дурачина: какой дозор? Печенеги так далеко в леса не забегают, хазары притихли, как их князь Святослав побил. Вот, почитай, и не от кого дозор вести. В деревню эту мертвую мы уж затемно дошли. Только коней распрягли, только вечерять собрались, как эти ратники и обернулись нелюдью. Мы и глазом моргнуть не успели, а они уж грызут нас... Я оглоблю подхватил и на возок, а мужики-то не сообразили. А тут и ты подоспел. Я поначалу думал, двое вас, уж потом сообразил - со страху померещилось, будто тень от тебя в сторону прыснула. Или не привидилось, а? - Вторуша покосился на Олега.

- Зачем тебе знать? - лениво спросил тот. - Живой - и радуйся!

Солнце начинало припекать, и после еды клонило в сон. Ведун откинулся на спину, разбросал руки, зевнул широко, с прискуливанием.

- Что ж ты, купец, ратников не разглядел, а? Ведь оборотня даже в людском обличье опознать можно.

- Да как же его, окаянного, опознаешь?

- Как? Ну, пойдем, покажу, чтобы в другой раз не ошибся.

Олег поднялся на ноги и пошел за избу, куда Вторуша свалил извергов. Позади сопел, поспешая за ним, купец. Над трупами уже вились черные и зеленые мухи. Олег сорвал метелку полыни, смахнул с лица оборотня муравьев и присел на корточки.

- Вот, гляди купец. - Он откинул оборотню голову и пальцами раздвинул посинелые губы. - Видишь, нет?

Вторуша шагнул поближе, заглянул в рот мертвецу и, охнув, ухватился за плечо Середина: сквозь запекшуюся кровь во рту блестел двойной ряд белых, как снег, зубов.

Глава 2

- Мил человек...

- А? - Олег приподнявшись, огляделся.

Солнце едва перевалило полдень. Он не помнил, как задремал - нервное напряжение схватки и крепкий мед сморили намертво.

- Ты, часом, не к Днепру путь держишь? - Купец, присев перед Олегом на корточки, просительно заглядывал ему в глаза.

У ведуна от этого щенячьего взгляда засосало под ложечкой. Вроде, и своих дел хватает, и человека в беде бросить жалко. Куда он теперь один? Ни обоза толком не увезти, ни от лихих людей отбиться. С другой стороны Новгород с берегов Волхова никуда не убежит, Любовод лошадей на сторону не продаст, не тот человек. Ну, придет он в столицу северной Руси на пару месяцев позднее - что с того? Все едино, недельку с другом погуляет, да опять куда глаза глядят отправится. Так почему не заняться этим прямо сейчас?

- Можно и к Днепру. - Олег потянулся и рывком сел. - Что, одному-то не сподручно?

- Так ведь четверо нас было на три воза, а теперь - вишь ты, один остался. Товар-то довезу, лошадки крепкие, да править как? Ну, что, подсобишь? Ты парень лихой, сразу видать. Как ты этих извергов, а!

- Умеючи все просто, - небрежно сказал Середин. - Считай, уговорил.

- Вот и хорошо, вот и ладно.

Сложив товары на две телеги, Вторуша стал снимать колеса с оставшейся без лошади повозки. На вопрос Олега, зачем он это делает, посмотрел, как на блаженного.

- Ты что, паря? Да колеса дороже всей остальной телеги стоят! Ты править умеешь?

- Да чего там мудреного, - пожал плечами Середин. - Вот только свою кобылку привяжу, и двигаем.

- Нет, ты погоди, мил человек, - возразил купец, - а други мои? Похоронить надо.

Возразить было нечего. Вторуша погрузил убитых на свою повозку, взял лошадь под уздцы и, выйдя за околицу, огляделся. Деревенька стояла на взгорке. Справа от дороги было заросшее травой поле, примыкавшее к лесу. Видно было, что поле распахивали - вывернутые из земли камни, какие с кулак, а какие и с голову взрослого человека, были аккуратно сложены по периметру. Повозка, громыхнув, перевалила валуны и, оставляя глубокие следы в густой траве, покатила к лесу.

- Там повыше, - пояснил купец, - уважим мужиков в последний раз.

Он выбрал место, разметил могилу и, сняв дерн, отложил его в сторону.

- Сжигать не будешь? - спросил Олег.

- Не-е, мы своих не жгем - в землицу кладем. - Вторуша скинул рубаху, поплевал на ладони и взялся за мотыгу. - Вот, сложим мужиков, накроем, сопку насыплем, дерном обложим, камнем. Все как быть должно.

Дело у него шло споро - видать, купец не гнушался обычной работы, не только торговлей жил. Солнце уже жарило вовсю, пот с мужика катился градом, но он только смахивал тяжелые капли и не останавливаясь вгрызался в землю.

Олег предложил сменить, как устанет, но Вторуша покачал головой.

- Ты, если уж помочь хочешь, камней принеси.

- Сколько?

- А сколь принесешь - все и пойдет.

Прикинув размер могилы, Середин закатил на поле вторую повозку, снял часть товара и принялся нагружать ее булыжником. Он сделал две ходки, когда Вторуша сказал, что хватит. Выложив дно ямы небеленым полотном он по очереди перенес в нее тела мужиков, положил головой на запад, лицом на восток, постоял, в последний раз глядя на них.

- Эх, простите, ребята, не помог вам - чуть самого не заели, окаянные. Что я дома скажу, как перед родней вашей стану... - Вторуша смахнул слезу и накрыл тела полотном. - Ну, прощевайте, значит.

Он кинул в яму горсть земли, поклонился и принялся закапывать могилу. Терпко пахло срезанным дерном, свежей землей. Жаворонок заливался в небе, невидимый в синей вышине. Комья грунта падали на полотно, обрисовывая тела убитых. Сопел Вторуша - то ли от усталости, то ли от жалости к мужикам. Забросав могилу землей, он положил сверху дерн и стал обкладывать холм камнями.

- Ну, вот, - наконец сказал он, - теперь можно и дальше ехать. Мил человек, как тебя звать-величать? А то неудобно как-то. Почитай, одну беду горевали, один хлеб жевали.

- Мать Олегом звала.

- Вот и добре. Стало быть, двинулись, Олег.

Загрузили товар: мешки были объемистые, но легкие. Олег проверил, не отвязалась ли Сивка.

- А поминать не будешь? - спросил он, видя, как купец устраивается на телеге.

- Не, времени нет. Тризну справим, как вечерять остановимся. Конечно, надо бы выпить-закусить на могиле, ну, да ладно. Мужики не обидятся, а в Навий день помянем с родней. Уж к Сухеню-то вернусь, поди.

Олег попытался вспомнить, какой это месяц, Сухень. Вроде, март. Да, как подумаешь, что в Крым надо добираться месяца два-три и обратно столько же никакого моря не захочешь. Интересно было бы посмотреть, какой сейчас этот Сурож, куда купец направляется. Сурож - Судак, а греки называли, кажется, Сугдея. Как-то Олег побывал там. Генуэзская крепость, Новый Свет с заводом шампанских вин... Эх, были там такие девчонки-практикантки из Симферополя. Однажды принесли ведро шампанского, не газированного, конечно, но все равно неплохо. Ох, и погуляли тогда. А было это в восемьдесят девятом или в девяностом году. Н-да, воспоминания о будущем... Сейчас там ни крепости нет, ни завода шампанских вин. И вина такого - "шампанское" - не знает никто. Вон, Вторуша, мед да брагу потребляет. Вино заморское, византийское, ромейское или какое там еще - это для князей. А ничего, не тужит купец. Живет, как живется, торгует, родню помнит, друзей уважает.

Вторуша вывел повозку на дорогу, взобрался на передок и подхлестнул конягу вожжами.

- Н-но, пошла! - Он оглянулся: - Слышь, Олег, поспешать надобно. Уж сколь припозднились.

Возле леса Середин посмотрел назад.

"Надо было запалить деревню, - подумал он. - Ясно ведь, что не в первый раз тут оборотни лютуют. Ладно, главное - не забыть сказать купцу, чтобы обратно другой дорогой ехал".

Лошади исправно тянули повозки - то ли самим хотелось побыстрее оставить опасное место, то ли застоялись. Олег привалился спиной к тюкам с товаром, положил саблю под руку. День был жаркий, но тень от деревьев накрывала дорогу. Снова стало клонить ко сну. Вторуша изредка поглядывал назад, подмигивал, подбадривал. Чтобы не заснуть, Середин иногда слезал с повозки и шел рядом, разминая затекшие ноги. Часам к пяти Вторуша предложил подвязать лошадь к его телеге и ехать вместе: хоть и помедленнее, зато не так скучно. Он подвинулся на козлах, передал Олегу вожжи, а сам достал нехитрую снедь. Хлеб, завернутый в полотно, зачерствел, каша прогоркла, а остатки курицы, пролежав целый день на жаре, не внушали доверия - но приходилось с этим мириться. Голод не тетка, вспомнил Олег. Выпили теплой, уже немного затхлой воды - в деревне купец не решился брать воду, а ручья или озера еще не встретилось.

- Вот к людям выйдем, чего ни то спросим пожевать, - сказал Вторуша, соскребая со стенок горшка остатки каши.

- Это если выйдем. Ты, как я понял, в первый раз этой дорогой едешь?

- Этой - в первый, - подтвердил Вторуша, - а так, где только ни ездили с братом. В позапрошлый год аж до Ладоги добрались, во куда занесло! Хорош город, ох хорош! Стены каменные, народ справный, только вот комары уж больно лютые. Прямо до полусмерти заедают. Мы там с братом меха торговали. Там, если разом взять - дешевле выходит, чем у своих. Да и зверь там нагульный, пушистый. Вот, взяли пушнину, зиму ее сберегли, а в прошлый год в Киеве продали. Хорошо продали, да только Тиша мне и сказывает: давай, грит, брат, в другой раз хазарам отвезем. А и то верно - сколь потеряли, пока с казной расплатились, да подорожные, да подати, да...

Олег уже понял, что налоги у Вторуши - любимая тема. Он откинулся на мехах, раскинул руки.

"Я бы, пожалуй, не смог, - подумал он, - так вот разъезжать: здесь купил, там продал. То ты с наваром, то прогорел. С другой стороны - от таких, как Вторуша, очень многое зависит. Ведь если вспомнить, все новые земли купцами открыты. Что Марко Поло, что Афанасий Никитин. Писсаро, Колумб, Кортес - это, конечно, другая песня, но все равно ради наживы ребята за моря плыли".

- ...он у меня ушлый, палец в рот не клади. А если что - и оборониться может, - бубнил купец, - я все больше миром договориться, а Тиша - нет. Уж сколь было: я ему - давай заплатим, откупимся, а он за меч. Умеет, что говорить.

Середин приподнялся на локте. Зной спал, земля отдавала накопленный жар, тени на дороге посинели, предвещая закат солнца.

- ...вот под Муромом, помню...

- Погоди, Вторуша, погоди. Брат твой левша, мечом владеет, борода такая окладистая, в рыжину отдает, да?

- Есть такое, - усмехнулся купец, - как лис по осени, когда шкурка к холодам линяет. Что, встречал, может?

Олег вздохнул.

- Не догонишь ты брата, купец.

- Как так не догоню, может на день-два впереди нас Тиша. Вот не далее. Уж мы с мужиками так поспешали, что...

- В деревне еще один обоз был, и купцы мертвые. Один, видно, дольше всех бился, но и его сгубили. Меч у него короткий в левой руке, борода с рыжинкой...

Вторуша бросил вожжи, лошадь встала.

- Что ж ты молчал? А что везли купцы?

- Мед, зерно, посуду. Ну, там, чашки-плошки, туеса, лапти.

- Нет, не может быть, - купец замотал головой, - не он это. А лицо? У Тишки шрам через бровь, короткий такой, рваный. В Ладоге...

- Съели у него лицо, Вторуша. Не узнать было. Что помню - перстень у него на пальце, оберег. А может, не оберег. Серебряный перстень с крестиком.

- Эх... - Вторуша схватился за голову, - что ж за жизнь такая?

Он сполз с воза, незряче переступая, добрел до обочины и повалился в траву. Олег отвернулся. Что скажешь... Пока купец сам горе не пересилит никакие слова не помогут. Лошади стояли, опустив головы, вечерний ветерок трепал листья осин и берез. Всхлипывал Вторуша в траве.

Середин спрыгнул с телеги, подошел к купцу, присел рядом. Тот лежал, прижавшись лицом к земле, стиснув в кулаках вырванные пучки травы.

- Может, здесь остановимся? - спросил Олег.

Вторуша перевернулся на спину, лицо его кривилось, в глазах блестели слезы.

- Возвращаться надо, - хрипло сказал он, - похоронить брата, как положено, чтобы...

- Мы вернемся к полуночи - самое время для нечисти...

- Всех порешу! - Купец вскочил на ноги и ринулся к лошадям. - Всех нелюдей, извергов!

- Остановись, Вторуша, - встал ведун у него на дороге, - хоронить нечего. Оборотни их погрызли, зверь поел, вороны склевали. Шесть дней под солнцем лежат. Нечего хоронить, поверь, я видел.

Купец обмяк, сгорбился.

- Может, и правда твоя, мил человек. - Он покачал головой: - Эх, Тиша... Но здесь не останемся. Поедем до людей, или хоть до поляны какой. В лесу ночевать не будем. Теперь я один две семьи кормить должен: свою и братову. Две бабы, четверо ребятишек. Товар не жалко - Тиша на пробу взял то, что наши умельцы мастерят, а медом, воском и лаптями, думаю, в Суроже никого не удивишь. Главный товар - вот он, - купец показал рукой на возы с мехами. - Довезу - стало быть, перезимуем, живы будем. Уж я постараюсь.

Олег отвязал свою телегу, Вторуша влез на козлы, хлестнул лошадь, и повозки ходко покатили по лесной дороге.

Лес по сторонам сменился: березы, осины и ели незаметно уступили место соснам. Величавые деревья росли редко, и бор просматривался далеко вглубь несмотря на надвигающиеся сумерки. Коричневато-желтые стволы горели в заходящем солнце янтарем, густые кроны висели над головой, точно темно-зеленые облака. Пахло смолой и хвоей. Корни все чаще змеями переползали дорогу, и телеги подпрыгивали на них, кренясь, как корабль во время шторма. Вторуша знай подхлестывал лошадь, и Олег, не имевший богатой практики в управлении гужевым транспортом, прилагал все усилия, чтобы не отстать. Злобно всхрапывала Сивка, привязанная к повозке Середина: хозяин все больше шагом ездил, а теперь вдруг рысью пустился.

Сквозь сосны справа блеснула вода. Вторуша свернул с дороги и напрямик, петляя меж стволов, двинулся к реке. Колеса мягко зашуршали в желтой хвое, устилавшей землю. Лес расступился. Вдоль обрывистого берега с висящими над водой корнями купец направился к песчаному плесу.

- Здесь остановимся, - буркнул он, спрыгивая с телеги, - распрягай коней, я хворост соберу.

Олег спустился на землю, присел, разминая ноги. Свежий воздух, напоенный запахами реки и хвойного леса, был до того вкусен, что хотелось резать его и есть, как краюху хлеба. Середин выпряг лошадей и по очереди свел их к воде. Речка была неширокая, с песчаными берегами. В прозрачной воде колыхались водоросли. Стайка мальков прыснула от берега, когда лошади, увязая в сыпучем песке копытами, вошли в воду. Ведун скинул сапоги, засучил штаны и тоже ступил в реку. Сложив ладони ковшиком, он плеснул на лицо, напился и, подождав, пока вода успокоится, посмотрел на свое отражение. Лицо загорело, волосы выгорели, короткая бородка, сливаясь с усами, обрамляла знакомую физиономию. Середин подмигнул отражению. Лошади фыркали, иногда отрываясь от воды и поглядывая по сторонам. На ходу расстегивая куртку, Олег вышел на берег. Вечер вступал в свои права: лес потемнел, зажигались первые робкие звезды, небо наливалось темной синевой, переходящей в фиолетовый сумрак на западе.

Скинув рубаху, ведун запрыгал на одной ноге, снимая штаны. Прохладный воздух освежил тело. Разбежавшись, Олег сильно оттолкнулся ногами и, подняв тучи брызг, обрушился в воду. Разом исчезла усталость, захотелось без причины заорать во все горло, радуясь нахлынувшей бодрости, прозрачной влаге, проснувшейся в руках силе. Он и заорал, крутясь в реке мельничным колесом, хлопая ладонями и гикая от удовольствия.

- Эй, парень! Плыви к берегу, давай, давай, - срывающийся на крик голос заставил Середина угомониться.

От сбившихся в кучу телег к реке бежал Вторуша с топором в руке. С разгону купец залетел в воду по пояс и, держа руку с топором на отлете, протягивал другую к Олегу.

- Давай, выгребай, сейчас я его, вместе сдюжим, давай, мил человек...

- Ты чего? - Середин неспешно подплыл к берегу, встал, ощутив под ногами песчаное дно, огляделся. - Увидел кого?

Вторуша опустил топор.

- Я думал, тебя водяной схватил, - растерянно пробормотал он. - Ты ж орешь, как хряк под ножом.

Олег захохотал так, что лошади, смотревшие на людей с недоумением, шарахнулись в сторону.

- Так это я от радости. Эх, жизнь хороша! А, купец?

Вторуша в сердцах плюнул, повернулся и побрел к берегу. Олег догнал его, обнял за плечи:

- Ну, не серчай.

- Да ну тебя. Только зря одежу намочил. Чумовой ты какой-то...

- Что есть, то есть, - согласился Середин. - Ты лучше скажи: сетка али невод у тебя не запасен? Тут рыбы, наверное, несчитано-немеряно, а жрать все одно нечего - может, рыбки наловим?

- Сетка есть. Вон, в моей телеге, под поклажей.

Середин раскатал сеть на песке. Ячейки оказались крупные, в пол-ладони, камни с отверстиями служили грузилами. Справа, под обрывом, возле упавшей в реку сосны, где течение было не такое быстрое, он осторожно, чтобы не спугнуть возможную добычу, вошел в реку. Широко размахнувшись, бросил невод, стараясь накрыть как можно больше поверхности. Сеть пошла под воду, исчезая в зеленоватой глубине. Подождав, Олег ухватил края невода и, быстро перебирая, потянул на себя. В сети кто-то бился, дергая ее из стороны в сторону. Пятясь, ведун вышел на берег. В ячейках запутались три сазана, килограмма по три каждый, и сом, в руку длиной. Олег оглушил рыбу подвернувшейся под руку корягой, выпутал из сети и понес к лагерю. Вторуша уже разложил костер и теперь рассыпал овес по торбам, собираясь кормить лошадей.

- Вот, гляди какой улов, - приподнял Олег добычу.

- Мелковата, - пробурчал купец, - вот у нас сом однажды теленка с водопоя утащил. Только голову и нашли потом.

- Ну, ты сказал, - Олег бросил рыбин у костра, - а бражки под телятину он у вас не спросил?

- Вот, лопни мои глаза, коли соврал!

- Ладно, котелок есть у тебя?

- Есть. Сейчас, коней покормлю и займусь.

Олег вернулся к реке, нашел глинистый выход на берегу и простирнул пропитавшуюся потом рубаху.

Вечер перешел в ночь, похолодало. Середин накинул куртку на голое тело, надел кожаные штаны, подхватил сапоги и подсел к костру. Вторуша, бросив в котел рыбьи головы, хвосты и плавники, резал рыбу крупными кусками. Потрескивали в огне сучья, лошади хрустели овсом в подвешенных на головы торбах.

- Я сомика варить не стану, - сообщил Вторуша, - мы его в углях запечем. И похлебка будет, и жарево. Лады?

- Лады, - ответил Олег, растягиваясь у огня.

Он облокотился на локоть, наблюдая, как купец колдует над котелком. Вторуша экономно подсолил похлебку, зачерпнул деревянной ложкой, попробовал, подумал, добавил еще соли. Затем побросал в котел куски рыбы, помешал и присел у костра. Делал он все не спеша, степенно и размеренно.

- Слушай, купец, - спросил Олег, - а на кого это ты с топором кинуться хотел? Неужто на водяного?

- На кого, на кого... - Вторуша покосился на него, почесал затылок. Стал быть на него, на водяного самого.

- Ну, ты даешь, купец, - усмехнулся Середин, - да что ж ты ему топором сделаешь?

- Знаешь чего, мил человек! Там думать не пришлось: я вижу - орешь ты и руками, чисто рыба хвостом, плещешь, подхватился да и кинулся.

- А если б вместе пропали, а?

- Ну, значит, доля такая. Ты меня спас, как же я могу по-другому? - Он внимательно посмотрел на Середина: - Эй, да ты смеешься надо мной! А я-то олух...

- Ну, не сердись. Ты лучше скажи, чего ж ты на нежить с топором не пошел?

- Так под рукой не было! Я уж когда ты двух завалил, только и понял, чем я отмахиваюсь. У меня силы не дюже. Вот у Тиши, у брата... - Вторуша вздохнул, покачал головой. - Выходит, не всегда силушка спасает. Кому что положено, кому сколь отмеряно... - Он выкатил из костра половину углей, нанизал порезанного сома на веточки и пристроил над углями.

Посидели, помолчали, глядя в огонь. Плеснула рыба. Середин оглянулся. Луна проложила на реке дорожку. Вода под ее светом напоминала жидкое серебро. Комары звенели, словно кто-то далекий и неумелый пилил на скрипке заунывную мелодию. Вторуша закряхтел.

- Ох и есть охота... - Он зачерпнул из котелка, вытянул губы, пробуя похлебку. - Ну, вроде, готово. Давай-ка, подсоби.

Они сняли котелок с костра, поставили его прямо на землю. Вторуша разлил из кувшина остатки меда.

- Ну, помянем брата моего и мужиков, что сгинули.

Угрюмо выпили. Купец достал оставшийся хлеб, разломил пополам и протянул один кусок Олегу. По очереди зачерпывая ложкой, стали хлебать из котелка. "Сазан, конечно, рыбка ничего, - подумал ведун, - но уха без картошки... Знал бы - захватил мешок с собой из будущего. Все-таки скуден рацион местный: ну, мясо, ну, каша, репа пареная, пироги, рыба, сыр, грибы, молоко, а вот картошечки не хватает! Эх, почему же это Конкиста лет на шестьсот раньше не началась?" Олег заглянул в котел и выловил кусок сазана.

Уха оказалась настолько сытной, что сома решили приберечь на потом. Олег сложил куски рыбы в горшок из-под каши и поставил в сторонку, остывать. Вторуша пошел к реке вымыть котел, Середин крикнул ему вдогонку, чтобы тот прихватил топор на всякий случай, но купец только отмахнулся.

Костер догорал, и Середин подбросил несколько поленьев.

- Ты где спать-то будешь? - спросил вернувшийся с реки Вторуша.

- Да здесь и лягу возле огня.

- А-а, ну, я тогда на возок, к товару поближе.

Купец проверил, как привязаны лошади, достал кусок овчины и передал Середину - все мягче будет. Свет от костра золотил стволы сосен, в полутьме всхрапывали лошади, глядя на огонь блестящими, как антрацит, глазами. Ночь была ясная, крупные звезды помаргивали, едва заметно кружась вокруг Полярной звезды. Олег отыскал Большую Медведицу. Где-то он слышал, что со временем положение звезд меняется и через несколько тысячелетий можно не узнать знакомые созвездия. Но то ли десяток столетий для Вселенной слишком мало, то ли Олег забыл контуры Медведицы из своего века, однако явных изменений он не обнаружил. Вот и Полярная на месте.

Поленья прогорели, Середин передвинулся ближе к костру и завернулся в овчину. Уголья подернулись серым пеплом, сквозь который проглядывали кроваво-красные, словно глаз василиска, огоньки. Ветерок с реки принес прохладу, запахи водорослей, распустившихся кувшинок и лилий.

Где-то далеко, на границе слышимости, раздавался плеск и смех: русалки или бродницы хоровод водят. В гости пойти?

"Нет, спать буду, - лениво подумал Середин. - Вода холодная, комары едят. Это им все нипочем. Говорят, есть заклинание, которое на время меняет хвосты бродниц на нормальные женские ножки. Стройные, аккуратные, длинные, как у фотомоделей. Собственно, если захотят, они и сами на берег выйдут. Мне надолго и не надо. Долго ли умеючи? Хотя, - вспомнил Олег, - как сказала одна знакомая, умеючи как раз и долго. Крест поколет, пожжет слегка, вот как сейчас, но мы это перетерпим. Волшебство у бродниц доброе, легкое... Однако, надо бы все-таки крест снять - эдак и до волдырей обожжет".

Легкий шорох вернул его к действительности. Не двигаясь, Середин прислушался, пытаясь сквозь ресницы разглядеть источник звука. Ветерок нес с реки клочья тумана, ущербная луна светила в спину, оставляя лицо в тени, и он смелее приоткрыл глаза. Крест под повязкой на запястье налился жаром. Теперь Середин увидел, что тень от телеги, на которой спал Вторуша, была чуть темнее, чем должна быть. Он уже собрался прошептать заговор на кошачий глаз, как вдруг тень слегка сдвинулась. Медленно и плавно, словно проявляясь на фотобумаге, показалась мускулистая рука, плечо в кожаной куртке и лицо человека с короткой бородой, обрамлявшей хищное лицо. Глаза прятались в тени нависших бровей, серебристо-серый в свете луны мех круглой шапки скрывал волосы. Мягко, будто перетекая, человек переместился к погасшему костру. Середин сладко зачмокал и перевернулся на спину. Рука его невзначай легла на рукоять сабли. Человек замер на несколько мгновений, словно в камень превратился, затем, решившись, подался вперед и вытянул руки с длинными крепкими пальцами.

Словно подброшенный пружиной, Середин метнулся через костер, обрушиваясь на пришельца всем телом. Дико всхрапывая, затопотали на привязи лошади. Человек закрутился юлой, выходя из-под удара, врезался в колесо телеги и замер, почувствовав у горла холодный клинок. Олег снял у него с пояса нож в деревянных ножнах и бросил за спину.

- Что... кто?... - свалился с телеги Вторуша, бестолково размахивая топором. - Опять? А-а, злыдни, мало брата погубили. Всех порешу! Дай мне...

- Тихо, - рявкнул Середин, - тихо, купец. Хотел бы он тебя зарезать давно бы зарезал. Так?

Незнакомец прикрыл глаза, но Олег успел заметить желтый волчий блеск зрачка.

- Ну, чего молчишь? Так, нет?

- Мне ваша смерть не нужна, - глухо сказал незнакомец.

- Ну-ка, запали хворост, - скомандовал Олег.

Вторуша разгреб угли, подбросил валежника и принялся дуть, возвращая костер к жизни. Человек под рукой Середина пошевелился, и Олег слегка надавил острием сабли над пульсировавшей на шее веной. Капелька крови скатилась по шее под кожаную куртку.

- Спокойно, дружок, не заставляй меня делать тебе больно. - Он ухватил в кулак одежду на груди незнакомца и потянул его к разгоревшемуся огню. Взгляни-ка на меня, сокол ясный.

Пришелец открыл глаза и невозмутимо посмотрел на него.

"Привиделось, что ли?" - подумал Олег. Глаза, как глаза, серые, спокойные. Слишком спокойные. Крест трепетал теплом, не обжигая кожу.

Середин слегка ослабил хватку. Незнакомец пошевелился.

- Хочешь убить - бей. Мне все едино.

- Эй, - воскликнул Вторуша, - а ведь я его знаю! Давеча стали мы привалом, так он к костру вышел, хлебца спросил. Повечерял с нами и ушел. Так в ночь и ушел. Еще говорит: зря вы здесь поехали, купцы. Вертайтесь, мол, пока не поздно. Стервец: его накормили, а он пугать стал. Сорока еще хотел его дубиной проводить, да где там, разве в лесу найдешь ночью.

- Не пугал я вас, купец, предупредить хотел.

- Ты ж толком ничего не сказал, у-у, змей...

- Погоди, - остановил его Середин, приглядываясь к незнакомцу, - ну-ка, давай отойдем, разговор есть. А ты, Вторуша, здесь посиди.

- А ну, как он тебя...

- Посиди здесь, я сказал, - повысил голос ведун.

Он отвел саблю и рывком поднял незнакомца на ноги.

- Иди вперед. По берегу.

Они отошли за поворот реки и, оставляя следы на песке, выбрались на плес. Середин остановился, незнакомец, повернувшись к нему лицом, невозмутимо ждал. Высокий, почти с Олега ростом, он стоял, опустив крепкие руки, и спокойно глядел на него.

- Снимай одежду, - скомандовал ведун.

Пришелец молча скинул куртку, снял разбитые сапоги и, стянув холщовые порты, снова замер. От левого плеча через грудь тянулся выпуклый розовый рубец.

- Шапку.

Нехотя, будто через силу, мужчина потянул с головы отороченную мехом шапку, бросил ее на песок и застыл, опустив глаза.

Олег почувствовал, как к горлу подступил комок: на голове незнакомца топорщилась свалявшаяся кое-где в колтуны волчья шерсть.

- Повернись спиной.

С головы, вдоль позвоночника, сбегала, утончаясь к ягодицам, полоса шерсти.

- Сам перекинулся? - спросил ведун.

- Тебе-то что? Руби, парень.

Олег увидел, как напряглись мышцы на спине незнакомца, хмыкнул.

- Нужен ты мне. Одевайся.

Мужчина, не веря своим ушам, оглянулся на него.

- Неужто отпустишь?

- Гуляй пока, - Олег повернулся и пошел прочь, - сам свою долю найдешь.

- Постой. Постой, парень. Скажи, почему не убил?

Середин остановился. Незнакомец, держа в руках одежду, спешил за ним.

- Так тебе и скажи. Я и сам не знаю. Если б ты по своей воле волкодлаком стал, то не потянулся бы за рыбой в горшке, а первым делом купца на телеге порешил. Опять-таки жизнью не дорожишь - не мила она тебе в этаком обличье. Вот, вроде, и все. Да ты оденься, чего голым бегать.

- Да, сейчас... - Незнакомец запрыгал, попадая ногой в штанину. - Уж очень ты меня огорошил. Я думал - все, кончился Невзор.

- Как же ты, Невзор, волчью стать принял?

- Эх, парень, долгий разговор.

- Ну, так присядем, поговорим. Спешить некуда, а спать уже все одно не хочется. Меч? - Середин кивнул на шрам.

- Сабля. Печенег память оставил в ту зиму.

- Быстро заросло. Как на собаке, или на волке.

- И об этом расскажу.

Они присели на чешуйчатый ствол сосны, завалившейся с крутого берега. Невзор повертел в руках шапку, хлопнул, выбивая песок, о колено.

- Слушай, парень, раз...

- Олег.

- Слушай, Олег, раз пристало. Отца я почти не помню - хазары его в дозоре срубили, мать на другой год померла. Меня дядька по матери, десятник княжеской дружины, к себе взял. Сам бездетный, без семьи, пока я мал был - у него в веси жил, а как подрос малость - он меня с собой повсюду таскал: и в поле, на дозор, и по оброку в деревни, хотя это редко. Не любит дядька Часлав службу такую. Ни в хоромах княжеских, ни налог собирать. За это и десятник до сих пор, хоть князь и привечает. Почитай, с десяти годов меня к седлу, к брани приучал. А в ту зиму раз шли мы с поля. Две луны в степи, как волки, рыскали. Это раньше хазары под урожай набегали, а теперь - нет. Печенеги в любое время налетают. Под вечер уже смотрим - дым. Дозорный прискакал: печенег деревню пожег, полон ведет. Дядька Часлав нас рассыпал за курганом, аккурат вдоль дороги. Ждем. Точно, ведут полон: бабы, ребятишки. Мужиков мало - побили, видать. Сами веселые, хмельные, нагайками играют. Посчитали врагов - втрое против нас. Но дядька говорит: сдуру не налетать стрелами побьют, на пики поставят. Как в балочку у кургана втянутся, так и вдарим. Луки готовь, по разу успеем стрельнуть, положим, сколько удастся - и в сечу! Кто мимо стрелу пустит - сам пороть буду. Ребята в смех: кто ж мимо пустит, раз сам десятник и учил. Так и вышло, положили десятка полтора стрелами и вдарили. Крепко рубились печенеги, а один, как увидел, что не уйти, стал полон сечь. У меня - аж в глазах темно. Кинулся к нему, себя не чуя, ну, и достал он меня. Его Часлав срубил, а я помню только - глаза синие надо мной, и все... Очнулся - в избе лежу на лавке. Хотел встать, да куда там. Только ноги свесил и, как куль с зерном, на пол и грянулся. Тут вбегает девка, в темное вся одета, волосы темного золота, глаза, как трава речная, и давай меня обратно на лавку. Да ругается так, что и последний вор позавидует. Куда, говорит, собрался, телок непутевый? Тебе лежать да лежать еще. Я спрашиваю: где дядька? Она - ушли уж неделю как. Велели, мол, за тобой ходить. Оказалось, привезли меня в ту деревню. Когда печенег налетел, эта девка с братом только одни и спрятались. Брат у нее колдун оказался, да и она тоже то ли ведунья, то ли знахарка. Колдун печенегам глаза отвел, так и переждали беду. Ну, дядька Часлав и велел ей меня выхаживать. Она и сама не против - как-никак людей из неволи отбили...

Невзор замолчал. Из-за поворота, осторожно ступая по песку вдоль реки, показался Вторуша с топором в одной руке и с дубиной в другой.

- Тьфу ты, я думал, вы тут насмерть побились, а они разговоры ведут.

- Все в порядке, - успокоил его Олег, - ты иди пока, мы подойдем скоро.

Бывший дружинник дождался, пока купец скроется за поворотом, и продолжил. Выходила его знахарка, и колдун помог, а как первый раз из избы вышел - чуть не упал. Да не от слабости, а от тех глаз синих, что в поле возле кургана привиделись. Стоит деваха, росточка небольшого, опрятная, в платке теплом, руки в рукавах зипуна греет. Увидела его - в ноги бросилась. Оказалось, это за нее Невзор под саблю подставился.

- Я же, говорит, каждый день хожу, пособить чем, помочь, а меня Велена да брат ее гонят. - Невзор покачал головой. - Я и сам заметил: знахарка ко мне так и тянется, хоть виду не кажет. Она добрая, только уж очень ругается, если не по ее выходит. Стал я гулять помаленьку. С Малушей, с девахой этой, встречаемся. Они всей деревней в амбаре жили - от изб одни головешки остались. Стали строиться помаленьку, я, хоть и непривычен избы ладить, тоже помогать взялся. А жил покамест у Велены с братом. Она поняла уже, что потерян я для нее, но виду не подавала, только ночью часто плакала. А брат так просто змеей шипел. Ты, говорит, уже в земле бы лежал, если бы не сестра. Весной, на Травень уже, прискакал дядька Часлав за мной. Пора, говорит, и на службу. Попрощался я с Малушей... Ты чего ухмыляешься?

- Нет, нет, - ведун поднял руки, - это я так, свое вспомнил.

- А-а. Ну, вот, хорошо попрощался, не обидел. Уговорились, что приезжать стану, как день свободный - деревня-то от Чернигова недалече. За день-ночь обернуться можно, ежели конь хороший. Вот и стал я наезжать к ней. Дядька Часлав все смеялся: чего ты, говорит, молодой, хомут на шею ладишь. Возьми девку, да и гуляй. А я не могу так. Только на Русальной неделе, перед Купалой, стала она моей. Сама захотела, я не торопил. Осенью думали свадьбу играть, да когда провожал я ее, перешел нам колдун дорогу. Велена еще по весне в чужие края подалась - горько ей было на наше счастье смотреть, - а братец ее меня не простил. Мы и опомниться не успели, как оборотил он и меня, и Малушу, а сам сгинул невесть куда. В деревню дороги нет - подались мы к дядьке. Ох, и серчал он, а что поделаешь. Так и сказал мне: ищи колдуна или сестру его, пущай порчу снимают. Малушу твою я спрячу, а ты ступай. В таком обличье не жить вам - камнями забьют...

- И ты пошел искать колдуна? - спросил Середин.

- Не будет он помогать, - вздохнул Невзор, - надо Велену искать. Сказывали, где-то под Туровом она.

- А чего ж к Днепру идешь?

- Думал, на ладью наняться. Что ж мне, как волку, по лесу пробираться, что ли?

- А на кровь не тянет?

- Бывает, - задумчиво сказал Невзор, - в полную луну сильно тянет. Но если раз попробую - все! Считай, съест меня тот волк, что внутри сидит.

- Да-а, - протянул Олег, - попал ты, Невзор. Хочешь, до Днепра с нами пойдешь, ежели крови нет на тебе? Но уговор: коли людской крови отведаешь лучше уходи сам. Не пожалею.

- Не пугай, мне терять почти что и нечего. С вами не пойду - лошади меня бояться стали. Я потому к вам с подветра и подбирался. Пойду рядом, лесом. Если что, вы мне поможете, а то и я вам пригожусь.

- Договорились, - одобрил Середин, поднимаясь, - ну, пойдем, Невзор. Рыбки тебе так и не довелось отведать, а жрать-то хочется, поди. Только купцу не рассказывай, кто ты. У него брата оборотни всего неделю как заели.

- А сам он как вывернулся? Я ведь видел, как они его встретили, с собой повели.

- Я помог, - коротко объяснил Середин.

Вторуша без порток, в одной рубахе, едва прикрывавшей чресла, стоял в воде и бросал сеть. Широко размахиваясь, он профессионально закидывал невод, ждал, пока тот затонет, и споро вытягивал на берег добычу. Брал он не всю рыбу: по песку прыгали два огромных сазана и щука размером с молодого крокодила.

- Эй, купец, смотри, откусит щучка чего не надо! - крикнул Олег.

- Я ему откушу, - проворчал Вторуша, - чай, сгодится еще. Давай, рыбу доедай, и в дорогу. По холодку пойдем.

- Слышь, парень с нами пойдет, - добавил Олег, - по пути ему.

- Да пусть идет, мне-то что, - буркнул занятый делом купец.

Олег и Невзор присели на берегу и, прямо пальцами доставая из горшка рыбу, позавтракали.

Время было едва ли больше пяти часов. Над рекой еще слоился туман, рыба прыгала, гоняя малька - утренний жор. Середин любил раньше посидеть вот так, на заре, с удочкой, на прикормленном месте. Затемно он приходил на пруд возле бабкиного дома в деревне, налаживал снасть, забрасывал удочку и ждал. Над водой стелился туман, птицы еще молчали, ветер спал в березовой роще. Но стоило показаться солнцу - даже не показаться, а обозначить свой восход, как разом, будто по взмаху дирижера, заливались птицы, и туман поднимался и пропадал, разгоняемый ветерком. Все осталось дома - за тысячу лет отсюда: и углепластиковое удилище, и японская леска-хамелеон, и острейшие крючки...

- Олег, запрягай пока.

- А? - опомнился Середин. - Рыбу-то не будешь готовить? Пропадет ведь на жаре.

- Ништо, - отозвался Вторуша, выбрасывая на берег еще пару рыбин, - не пропадет. - Ты, мил человек, скажи, как звать тебя? - обратился он к Невзору.

- Невзором кличут, - сказал тот.

- Вот, давай-ка ты рыбку успокой, да холстину принеси. Пожалуй, хватит ловить.

Невзор оглушил рыбу поленом, принес от телеги кусок грубой материи и, смочив его в реке, подал купцу.

- Вот, правильно. - Вторуша натянул порты и принялся рвать траву на откосе.

Разложив ее на холсте, он пристроил сверху рыбу, снова закидал травой и скатал материю в тугой сверток:

- Теперь не пропадет.

Олег вернул Невзору нож, тот прицепил его к поясу и исчез в лесу.

- Чего он? - удивился Вторуша.

- Не любит дорогой ходить.

- Да? А я подумал, коней пугать не хочет. - Купец внимательно поглядел на Середина: - Смотри сам, Олег.

- Ладно. Больно зоркий ты, - буркнул тот. - Хороший человек, не повезло ему. Вот, тебя провожу, а потом с его бедой разберемся.

Глава 3

До полудня ехали вдоль реки, что проглядывала иногда справа сквозь деревья. Раз дорогу впереди перебежали косули - метнулись, как тени, только белые хвостики мелькнули, пропадая в лесу. Вожак, правда, остановился на обочине, настороженно поглядывая на приближавшиеся телеги, но потом тоже исчез среди стволов.

- Твой Невзор шуганул, - сказал Вторуша, - эх, кабы лук да стрелы - так мясом, глядишь, разжились.

Река свернула к югу, отсекая сосны на крутом берегу от холмистых полей. Чуть подальше, затаившись меж двух пологих взгорков, виднелась деревня. Вторуша повеселел, подхлестнул кобылу: к людям вышли. Увязая в песке, телеги скатились к броду. Невзор, стоя по колено в воде на середине реки, махнул рукой: давай, двигай. Лошадей взяли под уздцы, чтобы не взбрыкнули от бегучей воды. Сивка, привязанная к последней телеге, заартачилась было, но Середин огрел ее плетью - давно напрашивалась, - и лошадь послушно вошла в реку.

Навстречу, от деревни, к реке спускалось стадо коров голов с десяток. Пастушок, мальчишка лет семи, бежал рядом, подгоняя отставших ивовым прутом.

- Слышь, малой, - окликнул его Вторуша, - что за деревня?

- Наша деревня, - буркнул парнишка.

- Понятно, что ваша, - проворчал купец, - что, может станем на ночь, аль как?

- Тебе виднее, - пожал плечами ведун, - мне не к спеху.

Через сжатое поле подъехали к околице. В огородах возле крайних домов копошились бабы. Завидев приезжих, женщины некоторое время вглядывались в их лица, приложив руки к глазам, и снова принимались за работу.

- Вот и у нас так, - прокомментировал Вторуша, - пока ведро - все в поле, или морковку-капусту рядят. Знамо дело - день год кормит. Вы пока посидите тут, я пойду, харчей спрошу и насчет ночлега.

Олег спрыгнул с телеги и подошел к присевшему возле колодца Невзору.

- Купец предлагает здесь переночевать. Ты как?

- Под плетнем посплю. Если скотину в доме держат: ягнят, или курей помрут со страху.

- Зачем под плетнем? Лошадей в стойло, а ты на телеге. Вроде как охрана.

К колодцу подошла молодуха в простом домотканом платье с коромыслом и двумя ведрами. Покосившись на приезжих, взялась за плечо "журавля", опуская бадейку к воде.

- Давай пособлю, красивая. - Олег помог вытянуть бадью, подхватил снизу, перелил воду в ведро. - Что, ночевать пустите странников?

- Коли сами останетесь, чего ж не пустить.

- А чего ж не остаться?

- Ой, не знаю. - Молодуха подхватила ведра на коромысло и засеменила прочь. - Не все ко двору, что в дом просятся.

Олег хмыкнул, пожал плечами. Деревня, вроде, не бедная, хотя большинство строений крыты соломой. Ладные домишки прячутся в садах, на плетнях торчат горшки и кувшины, во дворах копошится голопузая ребятня.

Из большой избы с подклетью и прирубом вышел Вторуша. Утирая бороду, он подошел к Олегу.

- Вот, молочком угостили.

- Понятно, ты своего не упустишь. А как насчет ночлега?

- Вишь, какое дело, Олежек, - умильно заглядывая в глаза, забормотал купец, - не все ладно тут. Ежели поможем кой в чем - так и разговор другой будет.

- И что же за помощь требуется?

Вторуша поскреб затылок.

- Ты уж не серчай на меня. Сказал я, что человек с нами, который вроде как ворожбой промышляет...

- Это ты о чем? - насторожился Середин.

- Да вспомнил я, как ты с нечистью разобрался. Хоть и темно было, но глаз-то у меня верный. Не прост ты, Олег, ох не прост. На руку скор и глаза отвести можешь. Ну, и сказал я старосте, что горе его - не беда, а так, пустое...

- Да говори толком, - начал злиться ведун.

- Девка у него неможет. Неделю как слегла. На деревне разговоры пошли: мол, как бы не чума, али еще какая напасть. Того гляди избу запалят да с деревни погонят. Ты девку-то погляди, а хозяин уже и стол накрывает, к себе зовет. А и денег не возьмет. Ну, глянешь? Не выйдет, так не выйдет. Ты главное, брови сдвинь и губами шевели. Ага?

- Ну, ты хитер, купец. А и впрямь не выйдет - как я мужику в глаза посмотрю?

- Ништо. Нам переночевать, а с утра уйдем, и вся недолга.

Олег прищурился, в упор разглядывая Вторушу.

- Ты знаешь, купец, я уже жалеть начинаю, что тебя не съели.

- Что ты, что ты! Рази ж так можно! Не хочешь - не надо. Поехали дальше. Да только глянь: день к вечеру, тучки заходят. А дождь пойдет? В поле под телегой ой как несподобно будет...

- Ты что скажешь? - Олег обернулся к Невзору.

- Мне все одно: что в поле, что здесь. Эх, Вторуша... Люди от тебя помощи ждут. - Невзор криво улыбнулся, в углу рта блеснул острый клык. - Вот за что не люблю я купчишек - выгоды не упустят.

- Да что вы, как на приблудного, накинулись, - деланно обиделся Вторуша, - я ради вас, понимаешь! Не хотите - сей же час дальше едем.

- Сделаем так: я пойду к хозяину. Если помочь не смогу - едем отсюда. А ты... - Ведун взял Вторушу за рубаху и подтянул к себе поближе. Купец приподнялся на цыпочки, преданно глядя Олегу в глаза. - Смотри, самого себя не обмани, купец.

Хозяин уже вышел из избы, распахнул ворота, приглашая гостей. Проходя мимо, Олег взглянул ему в лицо. Мужику было по виду лет около сорока, седина пробивалась в окладистой бороде, нависшие кустистые брови почти скрывали глаза. Середин заметил, что мужик сильно косит на один глаз, и качнул головой: как его старостой-то выбрали с таким взглядом. "Дурной глаз", - не любят таких в народе. Понятно, что, когда дочка занедужила, в деревне решили: не к добру.

Заехали во двор. Олег велел пока не распрягать. Вторуша подогнал лошадей к долбленому корыту на козлах, которое староста наполнил водой.

- Проходите в дом, гости, - пробурчал он, не поднимая глаз.

Поднялись на крыльцо в две ступени, наклонив головы под низкой притолокой, вошли в сени. Из-под ног Невзора с мявом шарахнулась кошка.

- Ить, зараза. Сюда, сюда, в горницу. - Хозяин услужливо распахнул дверь слева.

Здесь уже ждал гостей стол: молоко, свежий хлеб, каша в горшке, холодная убоина. На лавке в углу сидела девчонка лет пяти, хлопала на вошедших глазами, увлеченно обсасывая большой палец. Из подклети поднялась хозяйка - круглолицая, пышнотелая, - приветливо поздоровалась, поставила на стол лукошко с яйцами.

- Чем богаты, - прогудел староста, - не ждали гостей.

- Медку бы неплохо, или бражки, - потирая руки, намекнул Вторуша.

- Будет за что пить - поставим и медок, - хмуро сказал хозяин. - Кто из вас ворожбит? Не ты ли, - уставился он на Невзора.

- Я, - подал голос Олег, усаживаясь за стол.

Женщина услужливо налила ему молока.

- Молод ты, однако. А шапку в избе снимать положено, - прогудел мужик, опять обращаясь к Невзору.

- Головой страдает, пусть так будет, - пояснил Олег. - Ты расскажи, что с девкой?

- А что с девкой... слегла девка. Не знаю, сглазил кто, или хворает. Только лежит колодой, даже говорить не хочет...

- Кровиночка наша, жизнь вложили, себя не берегли, - заголосила вдруг хозяйка так пронзительно, что Вторуша расплескал молоко, - как дите стала, ни...

- Тихо ты, - прикрикнул мужик, - вот беда с бабами. Помоги, парень, век благодарен буду. Самая работа в репнице: капусту, репку собрать, под зиму скоро запас готовить, - а тут вишь как.

Глядя на мать, заревела девчонка на лавке. Олег допил молоко, поднялся с лавки:

- Веди.

- В светелке она, за печкой, - пояснил староста, - сами здесь, в горнице спим. Не ровен час, зараза какая на девке.

Через сени он провел Олега в небольшую комнатку, по стенам помещались широкие лавки. Окна здесь были заткнуты тряпками, стоял тяжелый запах давно не проветриваемого помещения, отхожее ведро в углу тоже не добавляло свежести. В полутьме Олег разглядел на лавке укрытое до головы тело.

- Ну-ка, давай отсюда, - велел он. - Хотя постой. Сперва тряпки убери да ведро вынеси. Тут и здоровый сляжет.

Староста открыл окна, подхватил ведро и захлопнул за собой дверь. Середин огляделся. Возле печи ухват, горшки на подставке. В тишине слышалось легкое дыхание лежащей на лавке девушки. Он постоял, вглядываясь в изможденное лицо, опасаясь увидеть багровые пятна или волдыри - если и вправду чума, лучше бежать отсюда быстрее. Но лицо девушки было чистое, хоть и бледное. Лет шестнадцать, от силы - семнадцать. Короткий вздернутый носик, полные губы. Ее можно было назвать симпатичной, если бы не заострившиеся черты лица. Середин попытался найти в памяти инкубационный период чумы вспомнить не вышло, - и, махнув на это рукой, присел на лавку. Взяв руку девушки, нащупал пульс - ровный. Рука оказалась вялая, но жара не ощущалось. Глаз больная не открыла, будто ей было все равно, кто рядом.

Середин привстал, откинул полотно, прикрывавшее девицу. Она лежала в нижней рубахе с широким вырезом. Олег наклонился, повернул ей голову. На шее пульсировала голубая вена, следов укуса не было.

- Уже хорошо, - пробормотал Олег. - Что ж с тобой приключилось, красавица? Или принц тебя поцеловать должен в уста сахарные?

Он слегка похлопал ее по щеке. Девушка поморщилась, медленно открыла глаза, посмотрела на Середина отрешенно, словно его и не было в избе, но ничего не сказала.

- Ты говорить можешь?

- Зачем? - Шепот был едва слышен, и ведуну пришлось наклониться, чтобы разобрать, что она говорит.

- Что с тобой стряслось?

Девушка прикрыла глаза, по щеке скатилась одинокая слезинка.

Кто-то подергал Олега за штаны, и он недоуменно оглянулся. Младшая дочь хозяина, невесть когда пробравшаяся в избу, поманила его ладошкой поближе. Ведун присел на корточки.

- Она не болеет, - продолжая посасывать палец, сказала кроха.

- Так, - Середин присел на лавку и посадил ее к себе на колено, - ты палец-то вынь, вдруг откусишь. Ну, говори, что знаешь.

- Любовь у нее, - горячо зашептала она ему в ухо, - вот и сохнет. А парень не наш, пришлый. Они ночью встречаются, я видела. Белослава к колодцу ходит, а он ждет ее там. Потом в поле идут, а я за ними не хожу - нехорошо. Парень красивый, светится весь. Под утро она как приходит, поет потихоньку, что-то примеряет на себе, будто бусики, а чего - не увидишь. И день потом лежит, вот как сейчас. Да, лежит и лежит.

- Часто они гуляют?

- Я три дня за ними смотрела, а вчера парень меня увидал. Рукой повел так вот, - девчушка помахала ладонью, - и все, не помню больше. А проснулась я - уж петух кричит, а тятенька по двору ходит.

- Ага, - Олег задумался, - а не знаешь, звезду падучую сестра твоя не видела?

- Ой, видела! Она меня тогда с собой спать положила, все шептала, какая красота в небе была. Звезда, сказывала, синенька, а след у нее пушистый, беленький, как снегом порошит.

- Вон оно что, - протянул Середин. - Не горюй, кроха. Поправится Белослава. Веселей прежнего будет. Тебя как звать то?

- Пока Синичкой кличут, а в Грудень, под день Сварога, новое имя дадут. Я тебе тогда скажу. А ты правда ворожбишь? А заговоры знаешь? А кошку нашу заговори - царапается сильно, а еще...

Про то, чтобы в пять лет ребенку давали новое имя, ведун слышал впервые, но сильно не удивился. Времена такие, что в каждой деревне свои обычаи. Не успели еще попы всех смертных под одну гребенку причесать.

- Стоп. Пока с твоей сестрой разберемся, а насчет кошки потом думать будем. Договорились?

- Ладно. - Девчушка скользнула на пол и выскочила в сени.

Олег прикрыл Белославу и прошел в горницу. Вторуша набивал рот всем, до чего мог дотянуться; в бороде застряли крошки, на усах повисла молочная пенка. Невзор вяло жевал мясо.

- Значит так, хозяин. Беде твоей помочь можно, если сделаете, как я велю. А сейчас скажи-ка, торфяник или глина рядом где-нибудь есть?

- Как не быть. Глина на речке из-под песка выходит правее от брода, а и торфяник там, чуть подальше, за ивняком.

- Это хорошо. - Олег огляделся: - Где младшая твоя?

- На двор, небось, побегла, егоза.

- Ладно. Ты к ночи баньку истопи. Вторуша, распрягай лошадей. На ночь останемся.

- Угу, - купец утер рукавом бороду и с готовностью поднялся с лавки, все сделаем.

Подхватив со стола кусок мяса и ломоть хлеба, он засеменил к дверям.

Середин вышел на двор. Поднявшийся ветер гнал по улице пыль, облака затянули небо. Синичка пыталась стащить с плетня пятнистую кошку, крепко ухватившись за пушистый хвост. Кошка некоторое время терпела, цепляясь когтями и отчаянно мяукая, потом молниеносно хватанула девчушку когтистой лапой и кинулась в лопухи. Синичка затрясла рукой, побежала к избе и тут увидела Олега.

- Вот, опять, - лицо ее скривилось от обиды, - я погладить хотела...

- За хвост таскать не надо, тогда и царапаться не будет. Только не реви. На вот, - Олег сорвал подорожник, - лизни и залепи царапину. Отец твой сказал, возле брода глина есть. Покажешь?

- Пойдем. - Синичка вприпрыжку выскочила на улицу.

- Не беги, коза.

Ветер поднимал на реке волну, гудел в соснах на противоположном берегу.

- Ой, кабы грозы не было. Боюсь, ох боюсь, - причитала девчушка. Перун гневается, огоньком кидает. По весне березу подпалил... Вот глина, а тебе зачем?

Середин огляделся.

- А где торфяник? Ну, болотце или озеро такое. Вода темная, черная почти.

- Так это дальше. Только я не пойду - страшно. Сказывают, там ичетики живут и игошки. Утянут.

- Со мной не утянут, - подбодрил ведун.

Они поднялись чуть повыше, продрались сквозь кустарник и вышли к ручейку, стекавшему в реку из торфяного озера. Вода была почти коричневого цвета, зацветшая возле топких берегов. Ведун оставил Синичку на краю озера, а сам направился к темно-зеленому кустарнику. Туя разрослась густо переплетаясь плоскими ветками, образовала собой живую стену. Олег нарвал веток, набрал в карманы несколько горстей пахучих шишечек, и, подхлестываемые все усиливавшимся ветром, они направились в деревню.

Дождь все-таки накрыл их возле околицы. Олег с Синичкой припустили бегом, наперегонки и, смеясь, влетели в избу.

Середин оборвал с веток молодые побеги, а сами ветки велел хозяйке заварить в бадье. Сходил к телегам под навес во дворе, взял свою сумку и устроился в светелке, наказав никому не заглядывать.

Белослава лежала на лавке, похожая на мраморную статую. Платок скрывал волосы; веснушки выделялись на бледном лице, словно брызги краски, слетевшие с кисти художника в музее восковых фигур. Покопавшись в сумке, Олег вытащил холщовый мешочек и раскрыл его на коленях. Внутри лежали полотняные узелки с травами. Олег высыпал в чашку содержимое одного из них, растер с молодыми побегами туи и прикрыл глаза.

- Ты, звезда падучая, с неба ясного скатившаяся, возьми назад прелестника-перелестника, уходите прочь от девки незамужней, от жены мужниной, возвращайтесь, откуда явились, без обиды-жалобы, без любви наведенной, свет отдайте солнцу красному, месяцу ясному, зарнице вечерней.

Сложив траву в узелок, он привязал к нему тесемку и вышел в горницу. Вторуша дремал на лавке, Невзор возле окна вострил нож на оселке.

- Где хозяева?

- Баню топят, - сказал Невзор, - ты ж сказал, что б к вечеру истопили.

- К ночи, - поправил его ведун, - хотя, особой разницы нет.

За окном быстро темнело. Олег присел к столу. Невзор отложил брусок, попробовал лезвие и, удовлетворенно кивнув, сунул его в ножны. Заворочался Вторуша на лавке.

- Жрать охота, - вздохнул он, - знал бы - рыбки своей сготовил.

Вошел староста с пучком тлеющих лучин в руке, воткнул в глиняные пристенные державки, раздул огонь. В горнице посветлело.

- Ну, что. Баня вот-вот готова будет. Попаритесь, а потом вечерять станем, печь затопим.

- Париться не будем - не для нас топите. Скажи хозяйке, чтобы веник распарила в той бадье, где она ветки, что я дал, заварила. А поесть - чем угостишь, тем и рады будем.

Староста поскреб затылок.

- Как скажете. Пойду, бабу кликну - пусть на стол собирает.

Все вышли на двор. Дождь кончился, ветер стихал, в разрывах облаков проглядывали звезды. От хлева, перепрыгивая через лужи, прибежала Синичка с кошкой на руках.

- Ты правду сказал, - радостно заявила она, - больше не царапает.

- Еще бы, - согласился Олег, - тебя вот за хвост ухватить.

Синичка завертелась на месте, заглядывая себе за спину.

- Нет у меня хвоста... Куда? Вот, опять.

Кошка зашипела на Невзора, вырвалась от девчушки и шмыгнула под крыльцо. Тот невесело усмехнулся.

- Пойду я пройдусь. Тебе помощь нужна будет? - спросил он Олега.

Середин отвел его к плетню.

- В полночь к колодцу приходи. Может статься, что лишняя пара глаз не повредит. Особенно таких, как у тебя.

- Приду, - обещал Невзор.

Подойдя к старосте, закрывавшему на ночь хлев, Середин попросил несколько связок лука. Вместе с мужиком они проследовали в светелку. Воздух здесь посвежел, глаза Белославы были открыты, она скосила их на вошедших, вздохнула и отвернулась к стене.

- Вот всегда под вечер вроде как легчает ей, а с утра будто и неживая, - пробормотал хозяин.

- Что ж вы ее бросили? - спросил Олег.

- Как бросили, - обиделся мужик, - чай своя, не чужая. Баба, считай, днюет и ночует с ней. А в репнице конь не валялся, капустка...

- Ты вот что, хозяин, - перебил причитания Олег, - привяжи над окошком связку лука и над дверью тоже. Кстати, вот над печью еще надо. Да лучину принеси. Что это здесь темно, как в погребе?

Вдвоем они пристроили связки желтого и красного лука. Белослава лежала, не обращая на них внимания, будто и не слышала.

- Эх, беда-то какая...

- Оживет. Как луна новая зародится - можете лук убрать. Это я на всякий случай, не повредит. Повечеряем - спать ложитесь. Я сам все сделаю. Утром будет ваша девка, как новенькая.

- Ты только вылечи, а уж я...

- Разберемся, - оборвал старосту Олег, - вот что сказать хочу: дочка твоя малая, похоже, хорошей знахаркой стать может. Ты не мешай, у нее глаз добрый, и видит она больше, чем другие.

- Вот еще напасть, - проворчал мужик.

- Не напасть, - поправил Середин, - а радость. Редкий это дар, его беречь надо.

В горнице на столе Вторуша с помощью хозяйки заготавливал рыбу: обрубали голову, вскрывали брюхо по всей длине и, пересыпав солью, плотно заворачивали в мокрую холстину. Купец, хмуро глянув на Олега, пояснил, что в дороге сгодится - и похлебку сварить, и закоптить на костре. Наконец Вторуша освободил стол, вынес потроха на улицу, а хозяйка сноровисто стала выставлять угощение. Староста достал из подклети кувшин с медом. Повеселевший купец сыпал прибаутками, пытаясь расшевелить хозяев, но на его шутки отзывалась только Синичка. Невзор посидел, выпил молока и, поблагодарив хозяев, вышел из горницы. Староста угрюмо молчал, его жена, украдкой смахивая слезу, косилась на Олега.

Наконец тот не выдержал:

- Да что вы, как при покойнике? Я же сказал - все хорошо будет. Следить за девкой надо...

- Да как же следить-то, - возразил хозяин, - не малая уже. Что ж ее, взаперти держать? Так не можно.

- Не можно, - проворчал Середин, - вы бы хоть спросили, с кем любится.

- Придет время - сама скажет, - поддержала мужа хозяйка.

Олег вздохнул, поднялся из-за стола.

- Эх, славяне! Воля пуще жизни, - пробормотал он. - Все, спать ложитесь. На двор ни ногой, тебя, купец, тоже касается.

- А меня? - встряла Синичка.

- И тебя тоже. - Середин сделал страшные глаза, и девчонка прыснула в ладошку.

* * *

Встававшая из-за леса на другой стороне реки луна залила серебром спящую деревню. Земля, видно, давно не знавшая дождя, впитала влагу, будто прокаленный зноем песок. Олег прошел к телегам, достал серебряный кистень, прицепил к поясу. Перевязь с саблей сунул под мешки с товаром, вернулся к дому и, присев на завалинку возле крыльца, прислонился спиной к шершавым бревнам. Рядом хрустела рыбьей головой кошка, сверчки заливались, как в последний раз, возле коновязи переступали лошади.

Темная фигура возникла рядом неслышно, словно выросла из мрака.

- Слышь, Олег, кого встречать будем? - тихо спросил Невзор.

- Не знаю еще, - нехотя признался Середин, - но, похоже, без драки обойдемся. Ты чего есть не стал?

- Сыт я, - коротко ответил бывший дружинник.

- Ты смотри, Невзор. Разговор наш у реки помнишь? Я второй раз предупреждать не стану, - процедил Середин.

- Давай договоримся, Олег. Или ты мне веришь, или нет! Нет - так я уйду. Грешен, овцу я задрал, потому и от еды отказался.

- Хоть не хозяйскую?

- Нет. От стада отбилась на той стороне деревни, тут я ее и...

- Охо-хо, - потянулся ведун, - ладно, все равно утром уйдем. Это даже лучше, что у тебя аппетит пропал.

- Чего?

- Тихо... - Олег прислушался. - Вроде, ходит кто в избе. Ты давай к колодцу. Раньше придешь - больше увидишь. А я скоро подойду и, кажется, не один.

Невзор беззвучно исчез, словно ночь поглотила его. Ни травинка не шелохнулась, ни плетень не скрипнул. Середин замер. Кошка выглянула из-под крыльца, потерлась о его ноги, мяукнула. Он не погладил ее, не отводя глаз от двери.

- Тихо, Мурка, похоже, свои. Мне бы твои глаза, ну, да придумаем что-нибудь.

Глава 4

Без скрипа открылась дверь. Белослава, босая, но в нарядной рубахе, высоко подпоясанной под грудью, с узорами на оплечье, вороте и вдоль рукавов, шагнула на крыльцо. Рубаха была явно свадебная, в призрачном свете луны многоцветье узоров скрадывалось, приобретая нежные пастельные тона. Волосы девушки были распущены по плечам.

Белослава оглядела улицу, скользнула пустыми равнодушными глазами по Олегу и, спустившись с крыльца, вышла со двора. Ведун направился следом, не скрываясь, но стараясь идти бесшумно. Спящие избы притаились в садах за плетнями, тишина давила, словно могильной плитой. Сруб колодца отбрасывал на вытоптанную землю короткую широкую тень. Девушка остановилась, протянула руки, словно обращаясь к кому-то, видимому только ей. Губы ее беззвучно шевелились, шепча то ли молитву, то ли заклинание. Крест на запястье нагрелся. Середин подошел ближе, с недоумением посмотрел вокруг.

- Он прямо перед тобой, Олег. Разговаривает с ней, - раздался негромкий голос Невзора.

Середин выругался, прикрыл глаза.

- Ты, луна светлая, ты, ночь темная, вы, звезды ясные, не прогневайтесь просьбой малой: дайте мне глаз кошачий, слух волчий не для злого дела - ради истины, хочу видеть невидимое, слышать неслышимое, хочу правду открыть, хочу беду отвести.

Ночь заиграла бледно-голубыми и зеленоватыми красками, словно вобрав в себя блеск звезд, серебро ущербного лунного диска. Прямо перед Белославой, окутанный легкими сполохами света, стоял стройный парень с тонкими чертами изнеженного лица. Несмотря на красоту, было в нем что-то капризное, как у пресыщенного подарками ребенка.

- ...разлучить нас, горлица моя, увести тебя, красоту твою спрятать, чтобы забыла ты меня, любушка...

- Кончай базар, - рявкнул Середин, - не дури девке голову.

Парень повел рукой, и Белослава застыла, как изваяние, с мольбой протягивая к нему руки.

- О-о, - насмешливо протянул парень, - а я уж думал, сестренка ее жениха привела. Ты ведь не местный, да? Странник, путник. Так ступай дальше, что тебе до нее? Ты ведь, наверное, и не знаешь, кто я?

- Невелика тайна, перелестник. Повторяю: оставь девку. Мало тебе русалок да бродниц? Они веселые, сговорчивые, иди с ними забавляйся.

- Скучно мне с русалками, странник. А чего ты беспокоишься? Ну, поиграю с ней, так ведь не трону. Девкой была - девкой и останется.

- То-то и оно. Ты натешишься разговорами, а она присохнет к тебе, на парней и смотреть не станет. Хорошо, если умом не тронется. Уходи добром.

- А если не уйду, - перелестник опять ухмыльнулся, - что ты сделаешь? Кистенем вдаришь?

Олег не спеша достал из-за пазухи узелок с заговоренной травой, развязал тесьму.

- Ты меня совсем за дурачка держишь? Кистенем тебя не достать, а вот это... Тебе ведь до новой луны жить, так? Хочешь срок твой укорочу?

- А у него не получится - так я попробую. - За плечом перелестника неслышно возник Невзор.

Середину стало не по себе, когда он увидел желтый блеск его глаз.

Перелестник презрительно скривил губы, оглянулся, и улыбка сбежала с его лица. Увидев, что в узелке у Олега, он совсем помрачнел.

- Хороша компания. Да, я мог бы сразу сообразить. Ты - ведун. Ладно, оставлю девку тебе...

- Мне она не нужна.

- Дело твое. Но ты уйдешь, а я вернусь с новой звездой.

- Это вряд ли. С новой звездой и память у тебя новая будет. Ты про Белославу и не вспомнишь. Забирай свои подарки и уходи.

Красивое лицо перелестника исказила гримаса. Он шагнул к девушке и сорвал с нее трепетавшие светом бусы. По щеке Белославы скользнула слеза, губы задрожали. Бусы растаяли в руке перелестника, словно снежинки.

- Быстрее, - поторопил Середин.

Исчезая на глазах, перелестник отступил за колодец.

- Не тот волк, кто по лесу рыщет, а тот, кто за спиной стоит. Оглядывайся почаще, ведун.

Подождав немного, Олег провел ладонью по лицу, снимая заговор "на кошачий глаз". Сразу стало темно, будто он из солнечного дня шагнул в глубокий погреб. Исчезли радужные краски, луна показалась битой тарелкой, а звезды - крошками на темной скатерти. Почти неслышно всхлипнула Белослава.

- Не слушай его, Олег, - подошел поближе Невзор, - змея напослед всегда куснуть норовит.

- Не переживай, дружинник, - хлопнул его Олег по плечу, - знаю, это он по злобе сказал.

Высыпав щепотку травы на ладонь, он сдул ее на лицо девушки. Белослава охнула, глаза ее закатились. Невзор подхватил падающее тело под руки. Середин завязал узелок, сунул за пазуху.

- Все, спасибо, друг. Теперь я сам. - Он поднял на руки безвольное тело Белославы и зашагал к дому старосты. - Захочешь попариться - под утро я баньку освобожу.

- Мне теперь любой пруд - баня, а туман - пар душистый, - невесело сказал Невзор.

Плечом открыв дверь, Олег проследовал в предбанник и, войдя в парную, положил Белославу на нижний полок. Воздух в бане был сухой и горячий, как в пустыне. Оглядевшись, ведун нашел связку лучин, запалил несколько, зачерпнул ковшиком отвар туи из бадейки и выплеснул на каменку. Камни зашипели, как Змей-Горыныч на богатыря. Высыпав горсть растертой травы на ладонь, он кинул ее на раскаленные камни. Заклубился, смешиваясь с паром, дымок, засвербило в носу от терпкого запаха трав. Середин вышел в предбанник, скинул куртку, рубашку, сапоги, взялся было за штаны, но подумал и снимать не стал.

Белослава лежала с закрытыми глазами, густой пар клубился над ней; рука свесилась с полка, безжизненная, словно ветка мертвого дерева. Олег плеснул на камни еще пару ковшей и подошел к девушке.

- Ну что, радость моя? Купаться будем, - пробормотал он, развязывая тесемки на вороте свадебной рубахи и узорный пояс.

Приподняв Белославу, он стал стягивать рубашку через голову. Впечатление было такое, будто он готовил покойника к погребению - настолько неживой казалась девушка. Под свадебной оказалась нижняя рубаха свободного кроя из тонкого выделанного льна.

- Да что ж это такое! Кочан капусты на огороде, а не девка на свидании.

Олег привалил девушку спиной к верхнему полку, приподнял ноги и задрал рубашку до пояса, перехватил уже повлажневшую от пара ткань и стянул рубаху через голову. Вполне оформившееся тело девушки белело сквозь пар, как парус плывущего в тумане корабля. Руки Белославы безвольно упали вдоль тела, голова поникла, и она стала заваливаться на бок. Олег придержал ее за круглые плечи, поднял на руки. Прямо возле лица оказалась крепкая девичья грудь с розовыми сосочками, похожими на недозрелую землянику.

- Спокойно, Олег, спокойно, - пробормотал Середин, - мы здесь не за этим.

Он взвалил девушку на верхний полок, где жар был посильнее. Оставшуюся в узелке траву Середин высыпал в глиняную чашку, достал из печки несколько угольков и положил туда же. Над чашкой заклубился дымок, он поставил ее возле головы Белославы так, чтобы дым овевал лицо.

Вода в бадейке с запаренным веником слегка остыла, и Олег, двумя щепками подхватив с каменки несколько раскаленных камней, бросил их в бадью. Березовый веник распарился, молодые листочки развернулись, ветки стали гибкими, словно лоза. Ведун подтащил бадью поближе к полку, собрал в левую руку ветви туи, в правую взял березовый веник, взобрался на полок и взмахнул веником над девушкой.

- Свет звезды падучей, к земле-матери сошедший! Отпусти девку красную, отзови гостя нежданного, дурман-морок сними с лица белого, с чела ясного, с тела чистого.

Ветками туи провел Олег по телу девушки, от лица до пальцев ног, затем - березовым веником в обратную сторону. Обмакнул веник в бадью и повторил процедуру, после чего, вперемежку похлопывая пучком туи и веником, прошелся вдоль мышц по рукам, ногам, по телу Белославы. Кожа ее слегка порозовела, несколько березовых листочков, резко контрастируя с незагорелым телом девушки, налипли под грудью и на животе.

- Давай, милая, просыпайся, - пробормотал Середин.

Белослава прерывисто вздохнула, затрепетали ресницы. Блеснули из-под век еще затуманенные слабостью карие глаза.

- Маменька...

- Не маменька, - проворчал Середин, - и даже не папенька.

- Ой... - Белослава, быстро приходя в себя, приподняла голову. - Ты кто?

- Конь в пальто... Куда?! - Середин бросил веник и едва успел повалить обратно на полок метнувшуюся в сторону девушку. - Лежи-ка смирно!

Но она забилась в его руках, словно пойманная рыба.

- Пусти, пусти...

- Да погоди, не трону я тебя, - уговаривал Олег.

Руки его скользили по обнаженному телу Белославы, желание ударило в голову, сделало пальцы тряскими, сбило дыхание. Ладонь легла на крепкую девичью грудь. Ведун почувствовал, как твердеет сосок, и, тихо выругавшись, отступил назад. Нога встретила пустоту, и Середин, нелепо взмахнув руками, рухнул вниз, грянувшись о землю так, что в глазах потемнело.

- Ох, блин... - Он перевернулся на бок, хватая ртом влажный воздух. Дура набитая... Ты бы так от своего любовничка отбивалась.

Он с трудом сел, мотая головой, потер ушибленное плечо. Девушка жалась на верхнем полке, прикрыв рукой грудь, и настороженно смотрела на него.

- Ну, чего уставилась? - Середин поднялся на ноги, охнул, схватившись за поясницу.

- Ты кто? Хазарин?

- Какой я тебе хазарин, глаза-то протри! Ведун я. Ты неделю пластом лежала, а по ночам к перелестнику бегала, любовь крутила. Отец твой помочь попросил... Помог, мать твою...

Белослава приоткрыла рот, похлопала глазами, и сразу стало видно, что она еще совсем девчонка, несмотря на свое вполне оформившееся тело.

- Ничего не помню. А маменька?

- В избе они, спят поди давно. - Олег отдышался, покосился на девушку. - Ты как себя чувствуешь?

Она вздохнула несколько раз, словно прислушиваясь к своим ощущениям.

- Будто спала долго, руки-ноги как чужие.

- Брыкаться будешь?

- Это смотря что сделать захочешь, - слабо улыбнулась девушка.

- Хворь из тебя выгнать надо, а боле ничего. Нужна ты мне...

- Точно?

- Точнее некуда.

- Ладно. - Она легла на полок, перевернулась на живот и положила голову на руки. - А ты ничего, ведун.

- Спасибо на добром слове.

Олег подобрал ветки туи, окунул в бадейку веник и влез на полок.

- А чего порты не снимешь? - покосившись, спросила девушка. - Жарко поди?

- Потерплю. Чашку видишь, что перед носом стоит? Вдохни оттуда. И руки вытяни - всю хворобу прогнать надо.

Похлопывая легонько веником, Середин прошелся по рукам девушки, вдоль позвоночника, спустился к тонкой талии. Под ветками туи дрогнули мышцы ягодиц.

- Ой, щекотно.

- Терпи. - Середин кашлянул, стараясь внушить себе, что он просто врач.

Похлопав по розовым пяткам, вернулся к рукам, увеличил размах, снова прошелся вдоль тела. Кожаные штаны прилипли к ногам, пот катился по лицу, щекоча солеными каплями. Белослава прикрыла глаза, ресницы ее слегка подрагивали в такт ударам веника.

- Не больно? - спросил Олег.

- Да не бойся ты. Гладишь, как скатерть перед гостями. И пару поддай.

Раз командовать взялась - значит, дело на поправку пошло, решил Олег. Он плеснул на каменку и помахал над девушкой, подгоняя жар. Тускло светили сквозь пар лучины, багровели камни, молодое тело Белославы розовело, наливаясь жизнью, становилось упругим, притягивая к себе взгляд.

Олег смахнул пот со лба.

- Перевернись.

Девушка легла на спину, раскинула руки. Блеснули сквозь пар карие глаза. Ни следа смущения не осталось на ее хорошеньком личике.

- Так что, любый мой в девках меня оставил? - спросила она.

- Не того ты себе парня выбрала, красавица. Голову заморочить, хворь напустить - на это он горазд. А в следующий раз как увидишь падающую звезду, глаза закрой, наговор скажи. Я научу. И траву дам. Будешь ее на груди носить. Тирлич-трава перелестника отваживает.

- Вот опять не сподобилась, - словно не слыша его, вздохнула Белослава. - Подружки на Ивана Купалу с парнями любились, хороводы водили, в росе купались, а я все девка да девка.

- Вот незадача какая, - усмехнулся Олег, - это поправимо, не горюй. Тебе по какой весне?

- По пятнадцатой.

- Ну, успеешь еще бабой стать. Все, хватит, пожалуй. Поднимайся. - Он шагнул вниз, отложил веники и поднял бадейку: - Сейчас взваром омоешься как живая будешь.

Белослава спустилась с полка, шагнула к нему поближе. Невысокого роста, стройная, ладная, она была Середину под подбородок. Девушка глянула на Олега снизу вверх, и у него опять перехватило дыхание - такое неприкрытое приглашение было в ее глазах. Руки опять стали ватными, он с трудом поднял бадью и опрокинул ее над головой Белославы. Темный отвар, струясь по высокой груди, смыл приставшие к телу березовые листочки. Она переступила ногами, откинула назад мокрые волосы.

- Все девка, ступай, - сказал Олег, стараясь казаться равнодушным.

- А ты париться не будешь? Одному поди несподручно.

- Уж как-нибудь управлюсь.

- Да что ты, боишься меня, что ли? - Белослава решительно подняла веник. - Ложись, не съем я тебя.

Махнув рукой, Олег влез на полок.

- Что, в портах париться будешь? Снимай.

- О-хо-хо. - Середин стянул прилипшие к ногам штаны, лег на спину.

- А руки опусти. Эка невидаль. Что я, парней не видала?

Веник заходил по плечам Середина, по груди. Он закрыл глаза. "Если насилие неизбежно - постарайтесь расслабиться и получить удовольствие", вспомнил он. Однако вскоре грешные мысли ушли, им овладела приятная истома. Березовый веник прогнал скованность в мышцах, запах трав задурманил голову.

- Перевернись.

Олег перевернулся на живот и охнул, почувствовав боль в пояснице. "Все-таки я лихо приложился", - хмыкнул он.

- Что, здесь болит?

Он ощутил, как Белослава коснулась его спины.

- Пониже.

Девушка отложила веник и вполне профессионально взялась растирать ушибленное место. Он вспомнил ее маленькие ладошки, тонкие пальцы и подивился, сколько в них силы.

- Тятенька у меня спиной мается, а я вот так помну его, и легчает, словно отвечая на невысказанный вопрос, сказала девушка.

Середин скривился, когда она принялась с силой разминать ушибленное место, но под ее тонкими пальчиками боль постепенно ушла.

- Вставай, ведун. Водой сам окатишься или тоже помочь?

- Сам.

Белослава исчезла в предбаннике. Середин на подгибающихся от истомы ногах добрался до бадьи с чистой горячей водой, поднял над головой и не спеша вылил, покряхтывая от удовольствия. "Эх, почаще бы в баньку ходить", успел подумать ведун, как зашедшая в парную Белослава выплеснула на него ушат ледяной воды. Середин заорал не своим голосом.

- Предупреждать же надо!

- Больно ты нежный, - усмехнулась девушка, - после баньки завсегда в холодную воду надобно. Тогда и хворь не пристанет, и силы сразу прибавится. Мы зимой в снег прыгаем, а летом в погреб воду ставим перед тем, как попариться. - Она опять подошла вплотную к Олегу. - Ну, ведун, скажи все-таки, аль не хороша я? Или не люба тебе?

- Простая ты, как жеребенок-перволеток, красавица.

- А чего ж тут сложного: ты - парень, я - девка... - Она шагнула еще ближе, и Середин положил руки ей на плечи, останавливая ее. - Не ты - так другой, нешто не хочешь первым быть? Наедет дружина оброк собирать, да и потащат в кусты. Беда невелика, да без любви не хочу.

Столько было наивной первобытной силы в ее глазах, что он отвел взгляд. Как все-таки здесь все просто. С девкой полюбиться - как стакан воды выпить. Утолил жажду и дальше пошел.

"Эх, дети природы, - вздохнул ведун, - нет на вас церкви православной. Ну, ничего, скоро почувствуете ее руку. Когда мягкую, а чаще жесткую да тяжелую".

Белослава взяла его ладонь, положила себе на грудь. Кожа ее была приятно прохладная, нежная. Девушка провела пальцами по его лицу, коснулась губ, погладила плечи. Приподнявшись на цыпочки, потянулась к нему, продолжая неотрывно смотреть в глаза.

Середин коротко выдохнул, прогоняя наваждение, наклонил голову и, чмокнув ее в лоб, развернул спиной, да шлепнул по округлым ягодицам, придавая ускорение в сторону предбанника.

- Все, беги, милая. Найдешь себе хлопчика помоложе, с ним и полюбишься.

Возмущенно фыркнув, Белослава исчезла за стенкой. Олег слышал, как она шуршит сарафаном, одеваясь. Хлопнула дверь, пахнуло свежим ночным воздухом. Олег присел на полок. А может, надо было уступить? Конечно, пятнадцать лет совсем ребенок. Хотя, с другой стороны, взрослеют в деревне рано, да и взгляды у народа широкие - шире некуда. Все равно, если уж ей приспичило, найдет с кем детство свое проводить. Он почувствовал укол ревности, а может просто досады, что не воспользовался моментом. Догнать, сказать, что передумал? Она уж теперь в избе, а там отец с матерью, Синичка, Вторуша. Середин с досады хлопнул себя по лбу.

- Ох, дурак, ну, кретин! А может, не ушла еще?

Он бросился в предбанник, распахнул дверь. Белославы не было. Звезды насмешливо подмигивали, ухнул, захохотал филин.

- Что, не уломал девку? - послышался от плетня голос Невзора. - Знать, не показался ты ей. А силком не бери - грех.

- Ты что, сдурел? Я просто подышать вышел. Скажешь тоже: силком... пробормотал Олег. - Самого чуть не изнасиловали.

* * *

Местность впереди понижалась настолько, что дорога, нырявшая в низину, поверху шла вровень с макушками деревьев. Преобладали ели, кое-где виднелись светлые островки берез и осин.

- Как под землю едем, - проворчал Вторуша, придерживая лошадь на спуске.

Почва по сторонам стала влажной, трава - блеклой и клочковатой. Кое-где пучками росла осока. Солнце, проглядывая из-за облаков, робко пыталось пробиться сквозь темные кроны елей.

Телеги въехали на притопленную во влажную землю гать, колеса застучали по уложенным мерным бревнам. Лошади ступали осторожно, из-под бревен кое-где фонтанчиками выбивалась болотистая жижа. Стволы оказались полусгнившие, заросшие мхом, склизкие, и колеса скользили по ним, норовя скатиться в сторону. Видимо, болотистая низина была настолько обширной, что вместо объездной дороги путь проложили прямо через болото. Судя по ветхости бревен, гать мостили если не три века назад, то уж два точно. Скорее всего, вятичи и северяне, участвуя в походах новгородцев, проложили эту дорогу, чтобы присоединяться к общей рати перед днепровскими порогами, за Переяславлем.

От болот поднимались гнилые испарения, влажность была такая, что рубаха стала липнуть к телу. Воздух сделался густой, тягучий.

Вторуша остановил телегу, оглянулся на Олега.

- Опять невмочь, - жалобно сказал он, - что ж за наказанье такое?

- Жадность твоя тебя губит, - насмешливо сказал ведун.

- Какая жадность... жадность, - проворчал Вторуша, слезая с телеги. Один не пойми чем питается - мышей, что ли, в лесу ловит. Другой нос воротит - несвежее, мол. А что ж, выкидывать рыбку-то?

Прижав руки к животу, он засеменил через дорогу в подлесок.

- Ну, ты рыбки поел. Доволен? - спросил его вслед Середин. - Давай, беги. Как брюхо от отравы прочистишь, снадобье успокаивающее дам.

Купец только отмахнулся и, хлюпая лаптями в болотной грязи, рысцой припустил к кустам, на ходу развязывая пояс штанов. Экономя еду, которой староста расплатился за излечение дочки, Вторуша подъел рыбу, что наловил еще в реке, за деревней. И теперь купца несло так, что приходилось нырять в придорожные кусты раз по двадцать на дню.

- Ничего-ничего, - пробормотал Середин, провожая его взглядом. - Коли через голову не доходит, что тухлятину жрать нельзя, может, через другое место дойдет.

Олег спрыгнул на гать, размял ноги. Комары заедали, словно впервые человека учуяли. Трава на обочине была блеклая, неживая, кое-где проглядывала ржавая вода. Корявые ели, не давая вырасти в своей тени молодым деревцам, склонились над дорогой, и казалось, они вот-вот обрушатся, выворачивая корни, укрывая под ветками и без того едва видимые под мохом бревна. Невзор не показывался на глаза уже несколько часов - ехали они медленно из-за Вторушиной слабости, и, видно, бывший дружинник намного их опередил.

Тишина, прерываемая только звоном комаров, давила на уши. Хрустнула где-то ветка, Середин прислушался. Нет, тихо. Второй день, как они покинули деревню, а как долго еще людей не встретят - неизвестно. Олег почувствовал холодок между лопаток, словно кто-то прицелился стрелой ему в спину. Он непроизвольно оглянулся, зябко передернул плечами. Неприятное место, глухое, и лес мрачный, воровской. Самое место для лихих людей. Олег прошел к второй телеге, проверил груз, потрепал Сивку по шее. Похоже, этот лес навевал тоску даже на нее - обычно норовистая лошадка вела себя смирно и только косилась по сторонам черным глазом.

- Сейчас поедем, - успокоил ее Олег, обернулся и замер.

Возле передней телеги стояли два мужика в овчинах, вывернутых мехом наружу. У одного, того, что пониже ростом, без шапки, беловолосого, словно его сметаной облили, на плече покоилась суковатая дубина с выглаженной, почти отполированной от долгого употребления рукоятью. Второй, ражий мужик в надвинутом на глаза треухе, ласково поглаживал заткнутый за красный кушак топор. Краем глаза Олег заметил шевеление в кустах справа и упал на колено. Над головой прошелестело - стрела, пропоров мешок с мехами, глубоко вошла внутрь, оставив снаружи лишь оперение. В кустах выругались.

- Шустрый парнишка, - почти одобрительно сказал мужик в треухе, вытягивая из-за кушака топор, - ну-ка, Лапоть, выводи засранца.

Из подлеска показался худой длинный парень в подпоясанном веревкой армяке. Ухмыляясь, разбойник вытащил из кустов Вторушу, прихватив его за ворот. Нос у купца был разбит, по губам текла кровь. Тот виновато взглянул на Олега, сплюнул густой розовой слюной. Штаны он поддерживал руками.

- Это... ты извини, мил человек. Вишь как... даже опростаться толком не дали, душегубы.

Парень в армяке с разворота ударил его кулаком в лицо. Вторуша охнул и кувыркнулся на влажную землю - только ноги мелькнули. Парень длинно сплюнул в сторону и с вызовом поглядел на Середина. Олег почувствовал, как в груди все каменеет. Подонки - они в любом мире подонки. Смелые, когда трое на одного... Пятеро, поправил себя Олег: на дорогу вышли еще два изрядно заросших бородами мужика. И еще справа один, лучник.

- Ну-ка, паря, брось свою железку. - И мужик в треухе, перекидывая топор из руки в руку, не спеша двинулся на Олега. Ведун сунул руку в карман и выпустил наружу петлю кистеня. Чтобы, как понадобится, сразу зацепить и бить не медля.

Белоголовый с дубиной скрылся за телегами, заходя сзади.

- Брось, тебе говорят! Не то засранца этого первым порешим, а потом из тебя лоскутьев нарежем. Ага!

Худой парень поднял за шиворот, как нашкодившего кота, Вторушу и приставил ему к горлу косарь - широкий нож с обломанным острием.

Середин отступал вдоль телег, успевая поглядывать налево, в сторону крадущегося за телегой мужика с дубиной, и сторожить справа движение лучника. Саблю он пока не вынимал, не желая раньше времени начинать схватку.

"А драться придется, - подумал он. - Эти живоглоты живыми не выпустят. В них из человеческого осталась только членораздельная речь, а все остальное на уровне инстинктов: побольше сожрать, напиться бражки, завалить между делом подвернувшуюся бабу, да опять на дорогу - путников резать".

Справа была топкая почва, кое-где с проплешинами сухой земли, слева телега, выше его роста нагруженная мешками. Мужик в треухе, поглядывая на идущих следом бородачей, наступал уверенно, привычно и крепко держа топор в полусогнутой руке.

- Бросай саблю, собака, кому говорят!

Злобно и визгливо заржала Сивка: почуяла чужака.

- Мужики, - просипел Вторуша, - может, договоримся? Мы это, того, подорожную заплатим, как князю киевскому, а в другой раз поедем - еще заплатим, а? Давайте дело делать. Вам прибыль, а нам спокойствие.

Лапоть подвел его ближе к дороге, бросил на колени, поднял за волосы голову и прижал к горлу широкое лезвие.

- Соглашайся, парень, - мужик в треухе сменил тон и теперь пробовал взять уговорами, - нам товар ни к чему, возьмем чуток, на пробу, да и поедете дальше.

Ведун между тем миновал телегу. Белобрысый разбойник обходил пляшущую на поводу Сивку, дубину он держал двумя руками, изготовившись к удару.

- Олег, брось ты саблю, - хрипел Вторуша, - мужики согласные. Миром уладим...

- Дурак ты, купец. Это тебе не княжеская дружина. Эти товар весь заберут, в ближайшей корчме сплавят, а нас порежут, как овец, и в болото поплавать пустят. Им свидетели ни к чему - за разбой на кол сажают.

- Ха, опять угадал, - осклабился треух. - Ну, что за хват парень! И правда, нет надобности на кольях дохнуть, но ежели саблю положишь, мы вас быстро кончим: глотку вскроем, два раза вздохнешь, и все. А коли железкой махать станешь, то и разговор другой. Руки повяжем, - остановившись, мужик принялся смаковать подробности, - да дубинкой в темечко. Не сильно, не помрешь сразу, только глаза выпрыгнут. Видал, как глазенки на ниточках висят? Будешь белугой реветь, да обратно шары свои заправлять. Ага! А опосля конями раздернем. Неспешно так - нам торопиться некуда, а ты...

В кустах, где прятался лучник, затрещали сучья, чей-то гортанный вскрик захлебнулся на высокой ноте. Пользуясь замешательством, Вторуша ухватил Лаптя за руку с ножом и вцепился в нее зубами.

- Бей, - рявкнул треух и бросился на Олега.

Коротко прошипела, вылетая из ножен, сабля. Середин развернулся к мужику с дубиной; нога поскользнулась на замшелом бревне, съехала в грязь. Ведун взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. Мужик радостно крякнул, занес дубину над головой, и тут Сивка подбросила задние ноги и копытами, словно молотом, бухнула ему в живот. Сложившегося, как складной нож, разбойника вмиг вынесло с дороги. Середин перекатом ушел от летящего в лицо топора и с колен резанул мужика в треухе поперек побагровевшего лица. Разбойник успел отпрянуть назад, но кончик клинка развалил ему щеку, блеснула кость. Заревев раненым медведем, он упал на Середина, перехватывая руку с саблей. Олег поймал руку с занесенным топором за широкое запястье. Кровь с лица озверевшего мужика попала ему на глаза. Придавив Середина к земле, рыча и брызгая слюной, душегуб пытался вцепиться зубами ему в горло. Задыхаясь от чужой крови и гнилостного запаха из щербатого рта, Олег коротким, но сильным ударом головы в нос оглушил противника, вывернулся из-под него. И тут сквозь кровь, заливавшую глаза, увидел занесенные дубины еще двух разбойников, выжидавших момент для удара.

"Ну, вот и все", - мелькнуло в голове.

Однако покорно ждать смерти Середин, не стал - торопливо откатился в сторону, уворачиваясь от дикарского оружия лесных отморозков, врезавшегося в мокрые бревна, приподнялся на колено, выставив вперед саблю. Бандиты отпрянули назад. Середин, пользуясь моментом, оголовьем рукояти ударил в висок заворочавшегося внизу татя - еще схватит в разгар схватки за ногу, тогда точно хана. Душегуб стал заваливаться набок. Олег увидел, как бородачи переглянулись и начали обходить его с двух сторон. Великие боги, ну почему он оставил свой щит в Новгороде вместе со всем добром! Одной сабелькой против двух дубин долго не помашешь.

Размытое в стремительном движении серое тело снесло левого разбойника с ног, бросило на телегу. Глухой яростный рев, словно прорвавшийся из-под земли, заледенил душу, скомкал на мгновение сознание, перехватил тело судорогой страха. У второго татя от ужаса округлились глаза, и ведун, пользуясь мгновением, широким взмахом от пояса рубанул его поперек живота. Душегуб, не успев даже шевельнуть дубинкой, рухнул с гати на спину, расплескав черные гнилые брызги.

Середин наклонился, перевернул на спину мужика в треухе, готовый резануть его по горлу, но встретил неподвижный удивленный взгляд. Бородач смотрел на Середина, словно запоминая для последующей встречи.

- В другой жизни, приятель, - пробормотал Олег.

На его глазах Невзор, сидящий верхом на спине второго мужика, с маху ударил того ножом, перерубая шейные позвонки. Разбойник коротко вскрикнул, засучил ногами. Невзор согнул вперед его голову, раскрывая страшную рану, и наклонился, потянувшись к ней ртом.

- Стой! - заорал Середин не своим голосом. - Стой, дурак!

Прыгнув вперед, он опустил навершие сабли на затылок Невзора. Тот заворчал, как пес, у которого пытаются отнять кость, обернулся к Олегу. Лицо бывшего дружинника подергивалось, растянутые в нитку губы обнажили белоснежные клыки, желтые волчьи глаза пылали неутолимой яростью.

- Уйди, ведун, - зарычал он, - уйди, добром прошу.

- Ты забыл наш уговор.

- Кровь врага даст мне его силу.

- Какую силу? Чтобы людей из-за кустов дубьем тюкать ни силы, ни ума не надо. А Малуша? Так и будет волчицей маяться? И не дети у нее будут, а волчата серые. Опомнись, иначе... - Середин вытянул руку, приставив острие клинка к горлу Невзора.

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, словно пытаясь сломить волю, затем Невзор выдохнул, будто выплевывая что-то мерзкое. Волчий блеск ушел из его глаз, как вода сквозь сито, по телу пробежала дрожь. Он нехотя выпустил труп разбойника и поднялся на ноги.

- Так-то лучше, - буркнул Середин. - А где купец наш?

Они огляделись. Вторуша, весь в ошметках грязи и болотной травы, стоял на коленях над своим мучителем - долговязым парнем. Портки купца сползли, обнажив тощий зад, рубаха на спине была порвана от подола до ворота. Плачуще вскрикивая, он безостановочно бил разбойника ножом, раз за разом погружая широкое лезвие в бездыханное тело.

Олег шагнул с дороги и направился к нему.

- Все, хорош, купец. Он давно готов.

- Убью, в клочья порву, - рыдал Вторуша, не переставая наносить удары, - разрежу на куски, сволота! Соболя захотел? Бобра подавай? В землю вобью...

- Остановись, он мертвее уже не будет. - Середин подошел поближе, взглянул на разбойника и содрогнулся. Лица у парня практически не было: широкий нож выбил глаза, срезал нос, до кости сорвал кожу со щек.

- ...в клочья, на ленты... с потрохами...

- Еще один сумасшедший... - Середин ухватил купца за остатки рубахи и сдернул с мертвого тела.

Вторуша упал ничком в чавкнувшую под ним землю и затрясся в сухом мучительном плаче.

- Я ведь никогда... никого... Человек он, или как?

- Не мы их - так они нас, - сказал Олег, - товар проверь. Там стрела мешок распорола.

Он вернулся на дорогу. Невзор перетащил убитых на обочину и свалил кучей.

- Куда их? - хмуро спросил он.

- В болото оттащим. Ты лучника успокоил?

- Там, в кустах лежит.

- А где этот, с дубиной? - Олег огляделся. - Которого Сивка лягнула.

- Уполз, видать.

- Ну, и хрен с ним.

Середин прошел к первой телеге, достал краюху хлеба и, оторвав половину, круто, не жалея, посолил.

- Закусить решил? - удивился Невзор.

- Нет. Спасибо сказать хочу.

Середин подошел к Сивке. Лошадка нервно перебирала копытами, косясь на сваленные трупы. Олег потянулся к лошадиной морде, кобыла оскалилась.

- Ну-ну, свои. - Середин положил ладонь на теплую морду, погладил, ощущая под пальцами шелковистые ноздри.

Сивка всхрапнула и, перехватив ладонь желтыми зубами, легонько сжала ее. Олег улыбнулся, подождал.

- Хочешь - кусни, если легче станет.

Лошадка покосилась на него.

- Ну, пусти, пусти, - осторожно высвободил он ладонь, шагнул. Выручила, милая ты моя. Вот, держи. - Олег поднес на ладони хлеб.

Сивка губами осторожно сняла угощение с руки. Ведун отряхнул крошки, еще раз погладил лошадь.

- Ну, что. Двигаем дальше?

- Погодь. Шустрый какой, - Вторуша, поддерживая портки, выбрался на дорогу, раскидал мешки со своей телеги и, отыскав кувшин с хмельным медом, припал к нему. Мед тек по бороде, по рубахе. Купец только крякал, продолжая гулко глотать.

- Дай оклематься маленько, - сипло сказал он, отрываясь от кувшина, чтой-то часто меня порешить хотят. Я уж жалею, что через Киев не пошли. Еще, почитай, ден пять до Днепра добираться, а мне уже и охоты нету. Домой бы вернуться.

Он взвесил на руке кувшин и, явно жалея, передал его Середину. Мед освежил, снял напряжение схватки. Олег с удивлением обнаружил, что у него дрожат пальцы.

- Вовремя ты подоспел, - сказал он, передавая мед Невзору, - я думал, все, отгулялся. Вторуша, ты как, в кусты пойдешь, или поедем?

- Какие кусты, - пробормотал купец, увязывая мешки, - теперь до Днепра с телеги не слезу.

Втроем они оттащили трупы разбойников с дороги, свалили в болото. Трясина медленно, одно за другим, поглотила тела. Вторуша сплюнул в ржавую воду.

- Надо ж таким лиходеям на свете жить.

Глава 5

День клонился к вечеру, комары совсем озверели - налетали тучей, забивали глаза, ноздри, лезли в рот и в уши. Олег сорвал ветку осины и остервенело отмахивался от докучливых насекомых. Вторуша погонял лошадь: до ночи хотелось проскочить неприятное место. Наконец, когда уже стало смеркаться, дорога пошла вверх, гать кончилась, болото осталось за спиной. Ели уступили место березе, ольхе и осине. Лес сделался светлый, прозрачный. Зеленые кроны будто парили над землей. Колея петляла меж стволов, телеги подскакивали на корнях, давили колесами грибы.

Вторуша остановил лошадь, обернулся к спутникам:

- Может, здесь заночуем? Пока хворост соберем, пока лошадок обиходим совсем темно станет.

- Давай еще проедем, пока светло. Дров мы и в сумерки наберем.

Зажигались первые звезды, когда купец решительно остановил телегу.

- Все, давай здесь. Я уж и дороги не вижу.

- Постой... - Олег привстал на телеге, поднес руку к глазам. - Вроде, огонек светится.

- Может, Невзор костер запалил? - Купец, пытаясь разглядеть, что впереди, прошел вперед.

- Ему огонь не нужен, - пробормотал Олег. - Сдается мне, окошко светится, а может путники костер разожгли. Похоже, к людям вышли.

- Хорошо, если к людям, - пробурчал Вторуша, - только в деревне засветло ложатся да затемно встают, и огонь по ночам не жгут.

- А что нам мешает проверить?

Купец почесал затылок.

- Да, вроде, и ничего.

Лес как-то незаметно поредел, отступил и остался позади. Над головой раскинулся шатер ночного неба с искорками звезд. Огонь, который заметил Середин, приблизился, и теперь было понятно, что это лучина или свеча в доме - пламя трепетно металось в квадрате окна. Колея, белея среди некошеного поля, вывела к скрещению дорог. Впереди, за перекрестком, темнела большая двухэтажная изба, огороженная крепким тыном с огромными тесовыми воротами. Вторуша направил телегу к воротам. Сбоку, из темноты, неслышно возник Невзор.

- Это постоялый двор. Я походил вокруг, - вполголоса сообщил он Олегу. - Как будто тихо. Внутри хозяин, девка и двое служек.

Вторуша забарабанил в ворота кулаком.

- Хозяин! Открывай, гости пришли.

За воротами долго не наблюдалось никакого движения. Купец заколотил пуще прежнего. Наконец скрипнула дверь. Из дома выкатился круглый мужичок и, прикрывая лучину, засеменил к воротам.

- Сейчас, сейчас. Гость на порог - радость в доме. Что-то припозднились, гостюшки дорогие? - Слышно было, как мужичок откинул брус, запиравший ворота, и с натугой потянул створку. - Всех приютим-обогреем, лошадок накормим, гостей спать уложим. Все, что есть в печи - все на стол мечи.

Он распахнул вторую воротину, и Вторуша завел телегу во двор. Из избы выскочили двое служек с факелами, бросились помогать. Телеги откатили к амбару, распрягли лошадей. Хозяйство было справное: из хлева слышалось блеяние овец, на заднем дворе похрюкивали свиньи. Длинная коновязь была рассчитана по меньшей мере на десяток лошадей.

Бревенчатая крыша постоялого двора была сложена из толстых длинных стволов и покрыта сверху дранкой. На втором этаже осветилось окно - видно, жена хозяина готовила комнату гостям.

- Прошу, прошу в избу. - Хозяин с лучиной в руке суетливо пробежал вперед.

Дверь с улицы открывалась прямо в большой зал. Несколько крепких дубовых столов вдоль стен, стойка из массивных досок, за ней - несколько бочонков, аккуратно расставленные на полке глиняные кувшины, деревянные чашки. Толстые потемневшие балки подпирали бревенчатый потолок, справа имелась дверь в кухню. Казалось, сами стены источали запах жареного лука, подгоревшего сала, перегара и пота побывавших здесь путников. На второй этаж вела узкая лестница.

Хозяин пробежал вдоль стен, запалил лучины. Небольшого роста, круглый, точно колобок, маленькие глазки метались от одного гостя к другому, словно пытались что-то выведать. То, о чем сам хозяин спросить побаивался.

- Присаживайтесь, не побрезгуйте угощеньем. - Он торопливо протер грязной тряпкой потемневшую, в разводах от пролитой браги и медовухи, столешницу. - Печь уже остыла, а с утра затопим, горяченького спроворим. Сейчас есть птица, рыбка...

- Не надо рыбки, - сказал Вторуша, по-хозяйски усаживаясь за стол. Мяса, каши, меда. Не жалей, ставь все, что есть.

Олег прошелся по залу, заглянул за стойку. Мужик нацедил из бочки кувшин браги, обтер его тряпкой и, прихватив чаши, грохнул на стол. "Что-то он больно мельтешит", - подумал Середин, глядя как хозяин суетливо потирает коротенькие ручки, словно смывая что-то. Пальцы у него тряслись крупной дрожью. Постоялый двор на трех дорогах, проезжих должно быть много, а он мечется, будто боится с непривычки упустить выгоду.

- Как добрели-доехали? - скороговоркой частил хозяин. - Далеко ли путь держите? Что, кобыла лягнула? - покосился он на заплывший глаз Вторуши.

- Кобыла, кобыла. Чуть жизни не лишила, окаянная, - буркнул купец, разливая брагу. - Как тут у вас, пошаливают, поди, на дорогах?

- А где не шалят? - пожал покатыми плечами кабатчик. - Все пить-есть хотят - что купцы, что воры. Дружина переяславльская иной раз заедет. Эти вообще чего хошь берут, да не платят. Защитнички... - И хозяин зло плюнул на пол.

- Это нам знакомо, - подтвердил Вторуша, - хотя иной раз и жалеешь, что редко наезжают. Вот, к примеру, нас нынче...

Невзор, привалившийся к стене рядом с купцом, ткнул его в бок локтем. Вторуша поперхнулся брагой и озадаченно уставился на него.

- Ты чего?

- Хозяин, - хлопнул Олег кабатчика по плечу, - долго баснями кормить будешь? Мы с дороги все ж таки.

- Ага, ага, сейчас бабу позову - постелю вам готовит.

Кабатчик резво побежал на второй этаж. Олег присел к столу, хлебнул браги.

- Купец, язык у тебя без костей.

- А чего?

- Да ничего. Ты что, думаешь, разбойнички, которых мы на болоте побили, в лесу жили, или как? А зимой тоже на болоте сидели, как лягушки? А товар в Переяславль возили, да в собственной лавке сдавали? А телеги да волокуши путников загубленных на костер изводили, да?

- Так что? - Купец, все еще не понимая, таращил на Середина глаза.

- Подкармливает их кто-то в округе, - негромко сказал Невзор.

- Так что?

- Ты дурак или прикидываешься? - обозлился Олег.

- Растолкуй сам, - Невзор встал из-за стола, - а то я ему второй глаз подобью, - добавил он, выходя на двор.

- Так что? - понизив голос и оглядываясь на лестницу, спросил Вторуша. - Хозяин...

- Хозяин не хозяин, а язык за зубами держи... Тьфу, кислятина, скривился Олег, хлебнув браги.

По лестнице скатился хозяин, за ним спустилась босая девка в длинной несвежей рубахе до пят, с кое-как заплетенными в толстую косу волосами.

- Мы уж спать ложились, - пояснил кабатчик, перехватив взгляд Вторуши. - Ну-ка, по-быстрому, - подтолкнул он девку к выходу в кухню, завешенному холстом, - гости голодные, устамши с дороги. Вишь, лошади их лягают. Шевелись.

Девка прошлепала босыми ногами, скрылась за занавеской, загремела горшками.

- Жена? - спросил Вторуша.

- Какая жена, - хозяин аж руками замахал, - так, приблуда. Купцы мимо шли, а расплатиться нечем было. Вот и оставили. Они ее тоже где-то у погоревшей от степняков деревни подобрали. А мне чего, баба нужна: полы помыть, скотину доглядеть. Опять-таки, мужику без бабы, - он подмигнул, сам понимаешь. А то и проезжий заглядится. И мне навар, и девке радость.

- Это она тебе сказала? - усмехнулся Середин.

- Чего?

- Ну, что и ей в радость.

- И так понятно. Чай, тоже живая.

Девка вынесла в зал блюдо с холодной птицей, поставила на середину стола, перегнувшись через лавку. Вторуша оценил ее стати, хлопнул по заду. Девка вяло, по привычке, отмахнулась, даже не поморщившись. Глаза у нее были заспанные, мышиного цвета волосы, выбившись из косы, падали на помятое лицо. Она принесла каравай хлеба, накрытый тряпицей горшок с кашей. Пальцы у нее были пухлые, с заусеницами, под ногтями кое-где въелась грязь.

Вторуша проводил ее взглядом, шмыгнул носом и, покосившись на Олега, повернулся к хозяину, присевшему на скамью.

- И сколь хочешь за побаловать с девкой?

- А-а, - тот махнул рукой, - сговоримся. От нее не убудет, а гостю приятность.

Середин вытащил нож, отрезал себе хлеба, оторвал ногу у курицы.

- Хозяин, у тебя в бочонках только это? - указал он кончиком ножа на кувшин с кислой брагой.

- А что, не потрафил?

- Как тебе сказать. Ты не жмись, не обидим. Мед есть - неси.

Хозяин согласно кивнул головой и исчез за занавеской.

- Ты как насчет девки? - спросил Вторуша.

- Благодарствую, настроения нет, - отказался Олег, вспомнив помятое лицо и немытые пальцы девахи.

- Зря. Меня вот после драки завсегда на это тянет. Я и жену свою взял знаешь как? У-у...

Хозяин выкатился из-за ширмы, придерживая у груди узкогорлый кувшин. Лицо у него было хитрое, маленькие глазки загадочно блестели.

- Во, вино заморское. Небось не пробовали?

Олег вспомнил пиры у князя Белозерского, когда заморские вина лились рекой, когда в палаты закатывали целые бочки ромейского или греческого вина, выбивали дно, и дружина черпала серебряными чашами, чарками, а то и шлемами редкие напитки. Упивались до изумления, павших витязей слуги тащили на двор, освобождая место за столами уже протрезвевшим. Да, знатно гуляли при дворе княжеском. От вина тоже похмелье не самое легкое, но уж с брагой не сравнить.

Олег выплеснул недопитую брагу и подставил чашку.

- Ну, давай, попробуем, что за вино заморское. Себе тоже налей.

Мужик разлил вино по чашам, поднял свою.

- Ну, чтобы гости не скупились, а хозяева не обижались.

Середин сделал глоток. Вино было явно разбавленное, но все-таки лучше, чем кислое пойло из бочонка.

- Слабовато, - поморщился Вторуша.

- Иноземцы говорят: приносит радость и веселье, легкость сообщает, в голову не бьет, а ноги слабыми делает, - похвастал хозяин.

Под вино вычерпали кашу из горшка, опустошили блюдо с мясом, от курицы оставили обглоданные кости. Вторуша отвалился от стола, раскатисто рыгнул и удовлетворенно похлопал себя по животу.

- Что ты там насчет девки-то говорил?

- Пришлю, не сомневайтесь. Пойдем, комнату вашу покажу. Боярские палаты, токмо для дорогих гостей.

Вторуша благосклонно кивнул, тяжело поднялся из-за стола и направился к лестнице. Хозяин, прихватив масляный светильник, потрусил впереди, освещая дорогу. Олег, слегка осоловев от еды и вина, ослабил пояс, сладко потянулся.

- На двор выйду, пожалуй, - сказал он вдогонку хозяину и купцу.

Уполовиненная луна низко висела над воротами, похожая на фонарь, указывающий путникам дорогу к корчме. Пролетела летучая мышь, на мгновение перечеркнув ущербный диск своей изломанной тенью. Олег вышел из пятна света, падавшего на двор от светильников в зале.

В хлеву копошилась скотина, петух крикнул со сна, осекся, завозился, устраиваясь на насесте. С севера, пряча звезды, наплывали тучи.

- Невзор, - тихо позвал Середин.

Рядом возникла тень.

- Здесь я. Чего не спишь?

- Сейчас пойду. Спать-то придется вполглаза.

- Угу, - подтвердил Невзор, - хозяин хитроват, почище нашего купца. Я походил тут малость. На заднем дворе, за амбаром, несколько телег без колес, две-три волокуши. А коней нет.

- Думаешь, хозяин долю с ворами имеет?

- Все может быть. Постоялый двор на трех дорогах, с севера, с запада леса, болота. Как ни поедешь - все здесь остановишься.

- Ты где спать будешь?

- В телеге лягу. Отвык я в дому спать.

- Вроде, дождь собирается, - предупредил Олег.

- Ничего. Под мешки залезу.

На квадрат света из открытой двери легла тень хозяина. Он, вытянув шею, оглядел двор.

- Ладно, пойду, - шепнул Олег и вернулся к дому.

Исподлобья взглянув на него, мужик отступил внутрь, кликнул служку. Заспанный парень возник из-за холстины, принялся прибирать со стола, зевая щербатой пастью.

Олег стал подниматься по скрипучей лестнице.

- Первая комната ваша, - сказал ему вслед хозяин.

Пригнувшись под низкой притолокой, Олег попал в темный коридор. Из-за первой двери доносилось ритмичное постукивание, словно метроном отсчитывал такты.

- Ква... картина Репина "Не ждали", - пробормотал Олег, распахивая дверь.

Вдоль длинной стены стояли две застеленные полотном лавки, крохотное оконце было затянуто бычьим пузырем. О колченогий стол облокотилась хозяйская девка с задранным на спину подолом. Вторуша, в спущенных портках пристроившись к ней сзади, ублажал плоть, закатывая глаза. Ножки стола стукались в пол, глиняный светильник на подоконнике освещал замечательную картину трепетным романтическим светом. Изредка купец похлопывал девку по мясистым бокам, и тогда она, словно понукаемая лошадь, делала пару-другую встречных движений. Краем глаза заметив Олега, она посмотрела на него и, равнодушно зевнув, снова отвернулась.

- Купец, я спать хочу. Кончай разврат, - сдерживая усмешку, сказал Середин.

- Какой... раз...ворат... Щас, Олежка, щас, милый ты мой... милая, ну, давай... эх-хх...

Середин шагнул в коридор, притворил дверь. "И-эх... ох... и-эх...". Олег вспомнил схватку с упырями в заброшенной деревне - с такими же жалостными криками купец отмахивался оглоблей от нечисти. Наконец Вторуша издал протяжный рык, и перестук ножек стола по полу прекратился. Отворилась дверь. Девка, поправляя длинную рубаху, скользнула к лестнице.

- А вы, что же, не хочете?

- Хм, - кашлянул Олег, глядя в простодушные припухшие глаза, - да я как-нибудь в другой раз.

Девка пожала плечами и зашлепала вниз по лестнице.

Вторуша, сладко жмурясь, сидел в спущенных портах на лавке, похожий на довольного жизнью кота. Олег расстегнул перевязь, бросил ее на стол. Саблю вынул, положил на своей лавке возле стены, кистень пристроил в головах. Стянул кожаную куртку, сапоги и прилег на лавку, заложив руки за голову.

- Ох, хорошо, - блаженно потягиваясь, пробормотал купец. - Давненько я... давненько. Почитай, как из дома ушел, бабы не видал. Ты зря отказался, Олежек. Девка справная. Мясца маловато, не нагуляла. Я знаешь каких люблю? Чтобы - во! - Вторуша растопырил руки, показывая желаемый объем партнерши.

- Таких не бывает, - покосившись на него, рассудил Середин.

- Бывает, бывает. Эх, надо было ее оставить, под бок положить. Они, бабы, горячие, что твоя печка. Мягкие, как перина. Опять же, ночью чего захочешь - вот она, рядом сопит. Бери, пользуй... Может, позвать?

- Ну, уж нет, - решительно сказал Олег, - я выспаться наконец хочу, а у тебя один блуд на уме. Будете сопеть тут над ухом.

- Кто хочет спать - того не добудишься, - рассудил купец.

- Ну, ты философ.

- Чего ругаешься? Нет так нет. Вот только светильник задую, приподнялся он с лавки.

- Оставь. Пусть горит, - остановил его Олег.

Сено в мешке, служившем матрацем, шуршало немилосердно, кололо сквозь ткань, и Середин пожалел, что снял куртку. Он закрыл глаза и постарался расслабиться. Пахло полынью и сгоревшим маслом. Поднявшийся за окном ветер хлопал бычьим пузырем.

"Невзор промокнет, - подумал Олег, - ветер перед дождем, не иначе".

Вскоре стала наплывать дрема. Перед глазами возник Лапоть - парень, что хотел зарезать Вторушу. Лицо у него было ободрано ножом до кости, выколотые глаза растеклись слизью, смешавшись с кровью. Он что-то шептал разбитыми губами, розовая пена пузырилась на них, стекала по подбородку на острый кадык. Лапоть поднял руку, и она заскрипела, будто несмазанная тележная ось. Худые пальцы вдруг превратились в заточенные колья, которые все ближе и ближе придвигались к Середину. Он отвел взгляд и увидел, как беловолосый мужик, щуря красные, как угли, глаза и наставляя на него вилы, медленно приближается для верного удара.

Олег судорожно вздохнул и с усилием вырвался из кошмара. Масло в светильнике почти прогорело, фитилек едва тлел, и в этом неверном свете Середин увидел, как часть стены над его лавкой опускается на него подобно крышке гроба. Меж бревен торчали остро заточенные колышки, точь-в-точь, как в его сне. Он скатился с лавки, больно ударившись плечом о дощатый пол. Вторуша храпел, разметавшись на лавке, стенка с кольями почти коснулась его груди. Олег метнулся через комнату, сорвал спутника с лавки. Колья чиркнули Вторушу по груди, разрывая рубаху.

- А... - заорал было купец, тараща выпученные глаза, но Середин успел прихлопнуть ему рот.

- Тихо. Лежи смирно, понял?

Вторуша согласно мотнул головой, и ведун вернулся к своей лавке. Стенка с кольями уже опустилась, колья уперлись в матрац, продырявив его насквозь. Олег попробовал просунуть между кольями руку, чтобы достать саблю, - не получилось. За дверью скрипнули половицы под крадущимися шагами. Середин схватил кистень, лежащий у изголовья, вдел руку в петлю. Сжав в ладони увесистый многогранник, он, неслышно ступая босыми ногами, подошел к двери и встал сбоку от нее. Вторуша на карачках уполз в угол под окно и затаился там. За дверью затихли, прислушиваясь. Крест на запястье грел, как обычно. Значит, шли люди. За окном шелестел тихий дождь, фитилек в плошке погас, в темноте едва проглядывалась белая ткань на лавках. Дверь скрипнула, приоткрылась на ладонь. На пол упала тусклая полоска света.

Внезапно во дворе кто-то заорал диким голосом. Крик быстро перешел в стон и затих. Завыла, заголосила девка внизу. Дверь распахнулась настежь, и в комнату ввалились двое слуг с топорами в руках. Хозяин шел с факелом в руке, подпихивая их в спины. Взвыл Вторуша в углу. Олег толкнул шар кистеня, как спортивное ядро, целя в голову первому вошедшему. Раздался хруст. Мужик крякнул, будто костью подавился, глаза его закатились, и он стал оседать на пол. Второй слуга упал на колени, бросил топор и закрыл голову руками. Толстяк выругался, попытался ткнуть факелом Середину в лицо. Олег почувствовал, как жаром обдало глаза, затрещали брови. Отбив рукой факел, он махнул кистенем. Шар вдавился хозяину в висок с легким треском, будто переламывая сухую ветку. Мужик рухнул на бок, факел выпал из руки, покатился, оставляя за собой огненную дорожку. Олег прыгнул вперед, подобрал факел, потом вытащил за шиворот из комнаты слугу и велел затоптать огонь. Вторуша на подгибающихся ногах выбрался в коридор.

- Что ж за жизнь такая, - запричитал он, - хоть сиди дома и носу не высовывай. Вор на воре, убивец на ...

Внизу опять завизжала девка. Олег слетел по лестнице, обвел факелом вокруг, освещая зал. Из кухни, держа бабу за волосы, вышел Невзор. Окровавленным ножом он подталкивал ее перед собой, покалывая в зад.

- Ну, что, не обманулись мы, стало быть, насчет хозяина?

- Стало быть, так, - подтвердил Олег, - что за шум во дворе был?

- Похоже, тать, что в болото уполз. Волос у него белый, как снегом запорошен. Хотел меня сонного зарезать. Что с этой делать? - Невзор за волосы приподнял девке голову.

- Ой, пустите, люди добрые! - заголосила девка. - Не по своей воле у душегуба служила. Ой, не губите...

- Давай поговори с ней, кто чем тут занимался, а я слугу поспрашиваю, сказал Олег, - после и сравним. Сдается мне, все тут одной веревочкой повязаны.

- Ой, не губите...

Невзор поволок девку в кухню, а Середин вновь поднялся наверх. Слуга потушил огонь, сидел на полу, привалившись к стене и угрюмо глядел в пол.

- Вставай, - Середин пнул его в бок.

Мужик поднялся. "Ну и рожа", - подумал Олег. Брови лохматились над глубоко спрятанными глазами, клочковатая борода едва прикрывала выступающую нижнюю челюсть. Костистое лицо подергивалось, то ли от страха, то ли от боли, хотя Олег помнил, что пальцем его не тронул.

- Эй, купец, - крикнул он.

Из двери показался Вторуша. Уже одетый, даже волосы пригладить успел.

- Этот говорил чего-нибудь? - спросил Олег, кивнув в сторону мужика.

- Не, молчит, как пенек. Я было совестить, а он только головой мотает. Зарежешь?

- Видно будет. Ну, веди, - подтолкнул Олег мужика к лестнице.

- Куда? - хрипло спросил тот.

- Откуда у вас колья на гостей падают, туда и веди.

Мужик провел его по коридору, толкнул дверь в соседнюю комнату. У стены, на массивных козлах, стоял ворот со спицами, как у рулевого колеса. Толстая веревка от ворота уходила под потолок, скрываясь в пробитом отверстии. Мужик взялся за спицы, с натугой потянул на себя. Веревка стала наматываться на барабан, ложась ровными рядами.

- Эй, - донесся голос Вторуши, - тута стены подымаются. Да сразу обе.

- Много людей сгубил?

Мужик намотал веревку на специально вбитый в бревенчатую стену крюк, поскреб в бороде.

- Не губил я никого... А-а, - отвернулся он, - все одно не поверишь. Не убивал я, сам только неделю здесь. - Мужик протянул корявые, заскорузлые от тяжелой работы руки: - По дворам ходил - своего-то нет, - подсобить чего, репницу вскопать, скотину доглядеть. Хозяин, будь он неладен, соблазнил. Говорит: на лик ты страшен, будешь татей отваживать. А сам хуже любого изверга. Мне Павлина как рассказала, что тут деется, я чуть со страху не помер.

- А чего ж с топором ко мне пошел?

- Хозяин сказал: прибьет вместе с вами, ежели откажусь.

- И что, порубил бы нас? - полюбопытствовал Середин.

- Не знаю, - буркнул мужик, отворачиваясь.

- Ну, и что с тобой делать?

- Не знаю.

- Эй, Олег, - донесся снизу голос Невзора, - срубил мужика, али как?

- Пока нет.

- Погодь. Баба говорит: не при чем он.

Олег усмехнулся.

- Это потому, что мы не спали - вот и не при чем. А так очень даже при чем был бы. Что про девку расскажешь?

- Посуду моет, скотину обихаживает. Иногда с хозяином спит, чаще с гостями. Хозяин, стервец, плату за это берет. Она здесь только за харчи, как и я, работает. Безответная, привыкла уж по чужим постелям спать. Приблуда, одно слово.

- Хрен с тобой, живи. Только поруби всю эту погань, - кивнул Середин на жуткое приспособление и вышел.

Заглянув в комнату и не обнаружив купца, он спустился вниз. Вторуша, похаживая за стойкой, по-хозяйски обстукивал бочонки. Невзор выглянул из кухни.

- Отпусти ее, - сказал Олег, - пусть закусить чего соберет. Что-то голод меня пробил. Со страху, что ли. Слышь, Павлина?

- Ай, - с готовностью высунулась девка в зал, - чего прикажете?

- Поесть собери.

- Ага, ага... - Девка скрылась в кухне, застучала чашками. Что-то грохнулось, раскатилось по полу.

- Да не мельтеши, - прогудел Невзор, - никто не торопится.

Вторуша, вышел из-за стойки с двумя кувшинами, грохнул их на стол. Расставил чашки.

- Оказывается, и мед у хозяина имеется, и бражка, не чета той, что угощал. Вот чего не пойму - зачем он нас вином потчевал?

- Успокоить хотел, - сказал Олег, - мол, иноземную выпивку не пожалею, вот я какой. Что и говорить, приветливый был хозяин.

Со второго этажа послышались гулкие удары. Ставившая блюда на стол Павлина присела, со страхом глядя в потолок.

- Чой-то?

- А, мужик этот страхолюдный приспособу хозяйскую крушит. Покажи, где хозяин спал.

Девка провела Олега через кухню в комнату хозяина. Ведун огляделся. Массивный сундук в углу, покрытый то ли ковром, то ли расписной попоной, широкая лавка, отдельный выход на задний двор, слюдяное окошко. Крепкие засовы на дверях - видно, хозяин не слишком доверял своим подельникам.

- Товар краденый он здесь хранил? - спросил Середин.

- Не, там сараюшка есть, - махнула Павлина в сторону заднего двора, замок на двери заморский. Меня он туда не пускал.

Олег прошелся по комнате, откинул ковер с сундука. Провел рукой по резной крышке, попытался приподнять, но сундук оказался заперт. Павлина, сторожившая каждое его движение, сбегала, принесла топор. Олег вставил топор в щель, поднажал. Дерево заскрипело. Поднажал сильнее, и язычок замка вылетел из пазов, полетели щепки. Ведун откинул крышку. Сундук до половины был заполнен дорогой одеждой и серебряными с позолотой кубками и чашами. Были тут кафтаны, прошитые золотой нитью, тончайшие шелка, женские сарафаны, украшенные бисером и жемчугами, высокие боярские шапки. Олег вытащил несколько кубков и велел отнести в зал - дескать, будем гулять красиво. Его внимание привлекли вощеные досочки для письма и берестяные свитки, аккуратной связкой лежавшие в углу сундука. Олег развернул один, - попытался разобрать корявые записи, вязью покрывавшие бересту. Старославянское письмо он бы еще попробовал разобрать, но хозяин вел записи небрежным почерком, явно не ожидая, что кто-то будет их читать.

- Позови Невзора, - попросил он девку.

Дожевывая на ходу, пришел дружинник с кубком в руке.

- Грамоте учен? - спросил его Олег.

- Читать могу, писать могу, но не люблю, - честно признался Невзор, криво выходит.

- Ну-ка, почитай, что тут хозяин писал.

Шевеля губами, Невзор проглядел записи, то и дело покачивая в удивлении головой.

- Здесь, - отложил он в сундук вощеные дощечки, - прибыль, расход. А вот здесь, на бересте, полагаю, опись товара, что купцы убиенные везли. Кому сколько плачено - видать, добычу делили. Почитай, народу десятка три загубили. Что делать будем?

- Как что? Запалим воровское гнездо - пусть горит все синим пламенем.

- Ой, не жгите, не губите...

- Да тебя-то кто тронет, - оборвал Олег крики Павлины, - выжжем гнездо змеиное, а вы - гуляйте.

- Куда ж идти-то? Ни кола ни двора. Я тут чуть горб не нажила - одна на все руки, и ночью покоя нет. Нешто не заслужила?

- Угомонись, - поморщился Невзор, - все одно сама не потянешь хозяйство.

- Зачем одна, - удивилась девка. - Молчун поможет. Он мужик хоть и страшенный, зато работящий, уж я приметила. Вместе и жить станем.

- Гляди, как все разложила, - подивился Олег, - а его спросила? Может, не люба ты ему.

- Притерпится, - безапелляционно заявила Павлина. - Ложь все в сундук, раз жечь не будем. Коли я хозяйка, так и неча тут распоряжаться.

Середин только крякнул.

- Это называется: дай бабе волю.

- Ты особо не командуй, - прищурился Невзор, - никто тебя еще на хозяйство не поставил. Место это нехорошее, надо, думаю, все же огнем пройтись - он все очистит, - добавил он, подмигивая Олегу.

- Не надо огнем, - твердо сказала Павлина, - я тут все отскребу-отмою, воровским духом и пахнуть не будет! Пойдемте лучше, гости дорогие, закусим, посидим. Путников загубленных помянем, а? - умильно заглянула она в глаза Середину. - А я знаю, где вино заморское хозяин держал.

- Ха, ну, лиса, - усмехнулся Олег, - так и быть, владей хозяйством. Один уговор: как кто из нас мимо едет - без платы кормить-поить, спать класть...

- ...и девку на ночь, - добавил появляясь в дверях Вторуша.

- Девку с собой вози, - отмахнулась Павлина, - а пить-есть, на ночлег приютить - это завсегда, благодетели.

На том и порешили. Кликнули сверху Молчуна. Он долго не мог уразуметь, какое у него теперь положение.

- Чего тут думать, - втолковывал ему Вторуша, - постоялый двор твой, баба твоя...

- Да ить нету бабы...

- Вот она, - Вторуша царским жестом указал на Павлину. - Владей, пользуй, не забижай.

- Так не обженились.

- Это недолго, - успокоил его купец, - али не нравится?

Молчун поскреб затылок корявыми пальцами, соображая.

- Вроде, ничего.

- Хорошая баба. Откормишь маленько, эх, как заживете!

Павлина собрала на стол, присела с краю, подливая гостям и искоса поглядывая на Молчуна. Тот махнул чарку меда, утер бороду, крякнул. За окном занимался рассвет. Уж не в первый раз заорал петух; слышно было, как завозилась скотина в хлеву, затопотали лошади у коновязи.

- Ты чего сидишь, как у праздника, - вдруг рявкнул Молчун. - Скотина не кормлена, двор не метен. А вожжами не хошь?

Олег от неожиданности выронил кубок с вином, поперхнулся, залился смехом так, что слезы выступили. Ему вторил купец, рассыпая мелкий хохоток. Даже Невзор хмуро улыбнулся. Павлина подхватилась и, подобрав подол, метнулась в двери.

- Сидит и сидит, - пробурчал Молчун, - за бабой догляд нужен, уж я-то знаю. У меня не шибко побалует.

- Ай, молодец, - хлопнул его Вторуша по спине, - ну, за новую семью.

Хорошо пошло за новую семью. Закусили, налили по новой, помянули невинно убиенных. Молчун оказался из северян. Родную весь под Курском каждый год приходилось отстраивать - уж больно часто печенег набегал. Народ в лесу хорониться привык, а добро с собой не утащишь. Хорошо, если скотину успеешь увести. Вот в последний раз налетели вороги, а народ в поле. Согнали всех на майдан, стали вязать, да вдруг среди печенега шум, крик - еще кто-то припожаловал. Думали, дружина княжеская, ан нет: тоже степняки, но одежа другая, орут страшно, речь уж совсем непонятная. И стали они с печенегами сечься. Крики, звон, кровь. Пока степняки разбирались, кому полон уводить, народ и разбежался. Так и непонятно, кто победил, да только деревню под корень выжгли, скотину какую увели, а какую забили да и бросили.

- На сходе решили уходить под Киев - надоело вполглаза спать. А я подумал, - Молчун печально кивнул, допил из чаши вино, утерся рукавом, - и решил: чего я под Киевом не видал? Родня померла, семьи нету, один хозяйство не потянешь - и ушел. С прошлой осени так и мотаюсь.

- Что за степняки на печенегов напали? - заинтересовался Невзор. Оружие, одежду, повадки не приметил, часом?

- Какое там, - Молчун подпер кулаком щеку, горестно вздохнул, - едва ноги унес. А повадка у них у всех волчья: урвать кусок да в степь бежать.

Олег задумался, вспоминая историю. Знал бы - в школе лучше учился. Но кое-что в памяти все же наскреб.

- Печенега, слышал я, - начал он осторожно, - давят из степей. Новый народ пришел, вроде как половцами называется.

- Новый народ? И что, тоже, поди, не землепашцы?

- Куда там. Еще хлеще печенега. С этими мир так мир, война так война, а новые на крепость пробовать станут.

- И чего не живется людям, - с тоской сказал Вторуша. - И-эх, выпьем, покуда живы.

Со двора прибежала Павлина, засуетилась, растапливая печь. Молчун покосился на нее, соображая, как бы еще проявить неожиданно пришедшую власть.

- Ты, давай-ка, яишню, что ль, спроворь, - наконец придумал он. Сколько можно холодным кормить - уже и в горло не лезет.

- Сейчас сделаю, - кротко ответила Павлина.

Она принесла лукошко с яйцами. В печи уже весело потрескивали дрова. Невзор принялся выспрашивать у Середина про половцев, Вторуша с Молчуном, обсудив урожай, завели про обычаи дедов-прадедов. Запахло жареным салом, луком, зашкворчала яичница. Павлина подала ее на стол, разложила по плошкам, мимоходом коснулась Молчуна, ожидая одобрения. Олег подивился, как изменилась женщина за несколько часов. Куда делся равнодушный взгляд, усталая походка. Лицо у нее помягчело, разгладились морщинки, спина выпрямилась. Чистый платок аккуратно прикрывал волосы, длинную рубаху она сменила на простой сарафан со скромной вышивкой по подолу. Уже не дворовая девка услуживала постояльцам, а хозяйка угощала дорогих гостей. Молчун одобрительно крякнул, пробежав взглядом по фигуре новоявленной жены. Вторуша, не удержавшись, огладил ее по бедру, подмигивая масляно заблестевшим глазом. Павлина вывернулась, хлопнула его по руке, покосившись на мужа.

- Но-но, не балуй, - прогудел Молчун.

- Да ладно, чего там, - купец в недоумении развел руками, - жалко тебе? Мы ж с ней только вот ночью...

- Вот и будя, - прихлопнул Молчун ладонью по столу. - К мужниной жене руки не тяни. А ты, давай-ка, наверх сходи. Я там воровской приклад порубил, приберись пока.

Павлина не торопясь прошла к лестнице, оглянулась на него, развязала платок и, набросив его на плечи, стала подниматься наверх, покачивая бедрами. Молчун проводил ее взглядом, кадык дернулся на тощей шее. Он разом прикончил яичницу, залпом допил налитое вино и решительно поднялся из-за стола.

- Пойду, гляну. Может, помочь чего. - Он направился к лестнице.

Вторуша завистливо посмотрел ему вслед.

- Что, купец, не обломилось? - насмешливо спросил Невзор.

- А-а, не очень-то и хотелось.

- Ага. Видит око, да зуб неймет.

Изрядно захмелевший купец только рукой махнул.

Глава 6

Невзор с Олегом вышли из избы. День вставал пасмурный, ветер гнал низкие тучи. Ворота были распахнуты настежь, словно приглашая путников. Вдвоем перенесли напавшего на Невзора разбойника на задний двор. Нож дружинника пробил ему висок, белые волосы слиплись под коркой подсохшей крови. Невзор обшарил убитого, срезал с пояса тощую кису, отдал не глядя Олегу. В кошеле было несколько алтын, да пяток обрубленных по краям серебряных монет, судя по вязи, арабского происхождения. Видно, разбойники ограбили возвращавшегося домой купца.

- Невелика добыча. - Олег подкинул на ладони серебро. - Вот и подумаешь, стоит ли головой рисковать за такую мелочь.

- Кто с голодухи в воры подался, а кому интересно кровь пустить, покуражиться. Мы таких, бывало, без разговоров - на кол.

- Без суда?

- А чего судить, коли у него на руках товар, от крови еще не отмытый? удивился Невзор.

- Садисты вы все-таки, - пробормотал Олег. - Ладно бы просто повесить. И гуманнее, и мороки меньше. Надо сказать Молчуну, чтобы закопал его вместе с хозяином.

Появился Вторуша. Покачиваясь, прошествовал к отхожему месту. На вопрос Олега, когда он собирается дальше ехать, махнул рукой. Мол, сегодня отдыхаем, а уж завтра, с утра пораньше...

- Ну-ну. Смотри, осень скоро, а возвращаться уже по зиме придется. Днепр станет, за провоз вдвое платить придется.

- Обратно налегке, - возразил купец, - товар продам, гостинцев куплю своим да Тишкиным детям, - Вторуша вдруг всхлипнул, - сиротинками остались.

Он смахнул слезу, задумался. Лицо его было красное от меда и вина, в бороде застряли остатки яичницы. Почесав в задумчивости грудь, купец поморщился - колья, которыми хозяин корчмы забивал гостей, не только порвали рубаху, но и ободрали кое-где кожу.

- А баба у брата справная осталась, гладкая. - Он пошлепал губами. Может, в дом возьму. Как думаешь?

Олег пожал плечами. Несмотря на то, что уже не первый месяц бродил по Руси, он все никак не мог привыкнуть к некоторым порядкам. Без кормильца, конечно, семья не проживет. Перемрут с голоду в первую же зиму. Впрочем, на Востоке и в двадцатом веке гарем - обычное дело.

Прикидывая за и против прихода в дом второй жены, купец поплелся в дом. Олег заглянул к лошадям. Овса было вдоволь, вода свежая - Павлина всерьез взялась за хозяйство.

Молчун вытащил во двор тела хозяина и второго слуги, прикрыл ворота от непрошеных глаз: объясняй потом, что извергов побили, а не добрых людей, - и стал запрягать в телегу хозяйскую лошадь. Мужик улыбался в клочковатую бороду, бубнил какой-то незатейливый мотивчик. На крыльцо вышла Павлина. Вид у нее был умиротворенный, глаза светились спокойствием и уверенностью.

- Помочь? - спросила она Молчуна.

- Не, отдохни пока. Поди, укатал я тебя.

Павлина прыснула со смеху.

- Да разве бабу этим укатаешь. Забава одна. Ты далеко их не вози, показала она на лежавшие возле крыльца тела, - вдруг купцы наедут, а я одна.

- В овраг скину. Пусть волки растащат, чтобы и костей не осталось.

Невзор помог ему погрузить на телегу убитых, Молчун накрыл их грязной холстиной, отворил ворота и выехал со двора. Олег попросил Павлину постелить ему постель.

- Так все уж готово, - всплеснула она руками, - я ж понимаю, всю ночь не спали. Отдыхайте, гость дорогой.

Вторуша храпел среди объедков, уткнувшись головой в стол. Олег поднялся наверх. Павлина замыла в комнате кровь, сменила дырявые простыни. На столе стоял кувшин с вином, чашка с рассолом, на полотенце лежал сыр, хлеб, яблоки. "Чем может, благодарит", - понял Олег. Он положил под бок саблю, отцепил от пояса кистень, скинул сапоги и растянулся на свежих простынях. От вина и меда слегка шумело в голове, казалось, что лавка покачивается, убаюкивая его.

Олег лениво поднял к глазам руку, где под повязкой на запястье лежал освященный в Князь-Владимирском соборе серебряный крестик. Надо бы перевязку постирать - грязная совсем. А крест выручает, нечисть определяет, будто миноискатель какой. Хотя и на капище греется, но тут уж ничего не поделаешь. Для освященного креста языческие боги - тоже нечисть. Странно, что при Невзоре крест начинает пульсировать, покалывать кожу. Хотя, что удивительного - заговорили мужика колдовским словом, он теперь тоже наполовину, ну, может на треть, нелюдь.

"Ага, нелюдь, - возразил себе Олег, - а на болоте жизнь спас и мне, и Вторуше. Он, да еще Сивка. Как он удержался, чтобы крови не хлебнуть? Видать, здорово свою Малушу любит - держит она его..."

* * *

Проснулся ведун с головной болью. Кряхтя, приподнялся на лавке. В узкое окошко сочился серый свет пасмурного дня, на соседней лавке храпел Вторуша. Олег встал, поморщился. Придется похмеляться. Сколько раз себе твердил: не мешай вино с медом или брагой! А как выпьешь, все да не удержишься.

На столе вокруг ополовиненного кувшина с медом валялись крошки сыра, под ногой прокатилось надкусанное яблоко - видно, купец, прежде чем упасть на лавку, от души приложился к меду и закусил дармовым угощением. Рассол Вторуша не тронул - оставил на потом. Олег припал к кувшину, отдуваясь сделал несколько крупных глотков, пожевал сыра. Тупая боль в виске постепенно пропадала, наступала приятная расслабленность, проснулся голод. Он взял яблоко, обтер о рукав, немного откусил и, натянув сапоги, спустился вниз, в зал.

Да, постоялый двор размещался на бойком месте: за столами сидели несколько купцов, возле двери, на полу, в ожидании объедков примостилась пара калик перехожих. В помещении гудел гул голосов, стоял запах жареного мяса, бражного перегара. Молчун разливал из бочонков брагу и мед, Павлина сновала между стойкой и столами гостей, успевая забегать на кухню, приглядывая за готовящейся едой.

Олег подмигнул Молчуну - не тушуйся, мол, - спросил ягодного морса и присел за стол возле стены, неподалеку от компании, состоявшей из двух купцов и работных мужиков, помогающим им в дороге. Купцы, утолив первый голод, передвинули блюдо с пирогами и тарелку с полуобглоданной птицей ближе к работникам, вольготно раскинулись на скамье, утирая пот огромными расписными платками. Оба крупные, ширококостные, с окладистыми бородами, свысока поглядывающие на прочий люд, эти мужики громогласно обсуждали прошедший торг, хвастались выручкой, связями с боярами, да заморскими купцами. Один из них, с обширной лысиной, на которой блестели крупные капли пота, то и дело поглядывал в сторону кухни, явно ожидая исполнения заказа. Второй, вислобрюхий, с толстыми щеками, подпиравшими хитрые глазки, сидел, широко расставив ноги, лениво обгладывал крылышко гуся, то и дело запивая его медом из огромной братины.

Ведун прислушался к разговору и усмехнулся. Покойный хозяин выбрал хорошее место - здесь, за хмельной выпивкой, развязываются языки, брякается на стол серебро - всяк норовит пустить соседу пыль в глаза. Проследить по какой дороге поедет очередная жертва - раз плюнуть. Шепнул слово разбойничкам - и сиди, жди, когда серебро, а то и золото, еще недавно звеневшее в кошеле у болтливого купца, зазвенит в твоем кармане.

Из кухни появилась Павлина с огромным блюдом. На нем, зажаренный целиком, дымился молочный поросенок, набитый гречневой кашей. Молчун принес еще кувшин с медом. Купцы достали ножи и под завистливыми взглядами своих работников и перехожих калик, глодавших кости у порога, накинулись на угощение. Середина аж передернуло при виде жадности, с которой они кромсали мясо, черпали огромными ложками обжигающую гречку и заливали все это кружками меда и браги. Он взял со стола кружку с земляничным морсом и прошел на кухню. Павлина с раскрасневшимся лицом ловко управлялась с горшками на печи, успевая полоскать грязную посуду в корытце.

- Все ноги так собьешь.

- Ништо, - женщина вытерла пот со лба, приостановилась, - чай, на себя робим, не на дядю. Уж я поставлю, чтоб чисто тут было, чтоб знали люди: здесь тухлятиной не потчуют. Глядишь, и заезжать почаще станут.

- Чего гостям сказала про хозяина?

- Сказала: к родне подался, раньше зимы не будет. А потом разберемся.

- Угу. Как мужик? - спросил Олег, отхлебнув из кружки.

- Хорош. Кривой, да не горбатый, серьезный, да не злой, работящий, да не суетливый. Мой мужик! - закончила Павлина прибаутки, гордо подбоченясь.

- Да, серьезный мужчина. Такого под себя не подгребешь, не скомандуешь: подай то, принеси это.

- Мужик - голова, жена - шея, куда захочу, туда и поворочу! Дня не хватит - ночью уговорю. Все одно по-моему будет. Ночная кукушка всегда дневную перекукует. Ты хотел чего, или как? Мне лясы точить некогда.

Середин даже головой покрутил, удивляясь произошедшей перемене.

- Хотел попросить в дорогу чего собрать - завтра дальше поедем. И так загостились.

- Все сделаю, благодетели. Ночь спать не буду, а вам угожу.

- Ну, спасибо.

Поставив пустую кружку, Олег покинул кухню и, перешагивая через ноги притулившихся у двери калик, вышел на воздух. Ветер быстро гнал облака, на западе их пронизывало лучами солнце; куры бродили по двору, подбирая мелкие камешки и зерна. Ведун выглянул за ворота. На бревне, привалившись к забору, сидел Невзор.

Он встретился глазами с Олегом и отвернулся. Руки его бесцельно перебирали наборный пояс, пальцы словно жили сами по себе, трогая нашитые бляшки, разглаживая узоры. Оборотень тяжело вздохнул.

- Малуша вышивала. Аккурат перед тем, как... - Невзор замолчал, сглотнул комок.

- Так сидеть - горю не поможешь, - пристроился рядом Олег. - Шел бы к людям, все веселее.

- Я и раньше не очень компанию любил, - нехотя сказал Невзор, - а теперь и вовсе без радости мне разговоры пустые. Дядька Часлав меня в детстве, бывало, волчонком называл. Чего, говорит, один да один, а мне хорошо, когда никто в душу не лезет. Ты не думай, это я не к тому, что иди, мол, отсюда. С тобой и поговорить занятно. Интересный ты парень. Видать, знаешь много, дерешься знатно. Вот, к примеру, расскажи-ка, что там за новый народ из степи. Чую, рано или поздно придется с ними схватиться.

- Придется. Так не уйдут. Сам знаешь: степняки в юртах живут, земли своей нет, с охоты да с войны кормятся. Так и половцы...

В корчме кто-то заорал дурным голосом, завизжала Павлина. Олег с Невзором переглянулись и, не сговариваясь, кинулись к дому. Куры сыпанули в стороны, выбрасывая голенастые ноги, навстречу из двери, придерживая лохмотья, выкатились калики. Один тащил явно схваченную с чужого стола половину гуся. Невзор подзатыльниками расчистил дорогу, они ворвались в корчму, столкнувшись впопыхах плечами в дверях.

Лысый купец сидел на полу, причитая и держась за голову. Второй, взгромоздившись на скамью, науськивал своих работников на Молчуна, прижавшегося к стойке с черпаком в руках. Олег подсек ноги вислобрюхого купца, тот взмахнул ладошками и обрушился на стол, в остатки гречневой каши и раздерганного в куски поросенка. Невзор, подскочив к окружившим Молчуна мужикам, с маху врезал одному кулаком в затылок, ударил в ухо другого. Из кухни с ухватом наперевес выбежала растрепанная Павлина. Мужики, переворачивая лавки, бросились к выходу. Олег провожал их пинками.

Со второго этажа послышался грохот, и в зал скатился по лестнице Вторуша с кистенем Середина в руке. Павлина подскочила к сидящему на полу купцу и стала тыкать его ухватом, стараясь попасть под ребра. Молчун, отложив черпак, оттащил ее, отдуваясь потер покрасневшую от удара щеку.

- Что такое? - спросил Олег.

- Да вот, - чуть задыхаясь, стал объяснять Молчун, - этот плешивый стал ее хватать за всякие места, я его ковшом и приложил, а эти помогать ему кинулись.

- Ты бы объяснил, что она жена твоя, не девка половая.

- Дык, не успел.

Лысый купец поднялся на ноги, добрался до лавки и рухнул на нее, не переставая причитать. Второй, поворочавшись в объедках, сполз со стола, держась за спину.

- Что ж сразу по мордам бить? - плаксиво спросил плешивый. - Объясни толком, уваженье прояви.

На голове у него стремительно вздувалась багровая шишка, рубаха была мокрая от пролитой браги. Он пощупал голову, скривился.

- В прошлый раз хозяин сам девку предлагал, а теперь, стало быть...

- Ты про прошлые разы забудь! - взвизгнула Павлина. - Ишь, нашел себе...

- Тихо, - повысил голос Молчун.

- А ты мне рот не затыкай! - закричала Павлина еще громче. - Меня тут всякий...

Молчун развернулся и отвесил ей звонкую оплеуху. Женщина замерла с открытым ртом. Олег опустил голову, пряча улыбку, Невзор загородил рот рукой.

- Тихо, я сказал, - прогудел еще раз Молчун, - ступай к печке, я тут все улажу. Ну! - рявкнул он, видя, что жена колеблется.

Павлина скрылась в кухне, независимо вихляя полными бедрами. Молчун обвел взглядом корчму. Купцы исподлобья смотрели на него, в дверях толпились мужики. Новоиспеченный хозяин откашлялся. "Если сейчас не стушуется, подумал Олег, - если скажет, как надо - значит, есть сила в мужике, а если мямлить начнет - все, так и ходить ему всю жизнь по дворам".

- Я, это, сказки сказывать не горазд, ага. Эта баба - моя жена. Хотите есть-пить-ночевать здеся - попрошу, того... этого... со всем уважением, значит, как к жене хозяина, ага. Вот и весь сказ. - Он обвел взором собравшихся, задержав взгляд на лысом купце, развел руками и прошел за стойку.

Невзор удовлетворенно кивнул. Купцы переглянулись. Лысый откашлялся, налил себе браги, махнул залпом полную братину, перебрал разбросанные по столу кости, покрытые рассыпавшейся гречкой, помотал головой в огорчении.

- Какого порося загубили... Да я бы и не заехал, а только от Днепра три дня пути, хоть, думаю, по-людски переночую, с девкой... - он покосился на Молчуна, - это... под крышей, в смысле. Эх, - пощупал купец голову, - крепко ты меня.

- Ничего. Наперед наука.

Брюхатый позвал застывших в дверях работников, повернулся спиной. Мужики принялись счищать с его рубахи раздавленную в тесто кашу. Инцидент был исчерпан.

Вторуша отдал Середину кистень и, подойдя к Молчуну, попросил меду на опохмел. Тот налил ему полную чашу, и купец, выпив мед, пошел проверять поклажу и лошадей.

- Все, погуляли - хватит, - сказал он, возвратившись в корчму, - завтра поутру едем.

* * *

Вторуша растолкал Середина чуть свет. За стенкой, в комнате, откуда Молчун убрал разбойничьи приспособления, храпели работники купцов, которым Павлина принесла несколько охапок сена. Сами купцы спали комнатой дальше и тоже сотрясали воздух богатырским храпом. Зевая, Олег спустился вниз. Павлина выставила на стол творог, молоко, сыр, огромную яичницу. Вторуша жадно заглатывал снедь, Невзор, по обыкновению, вяло ковырялся в блюде.

- Мы вам тут в дорогу сготовили, - сказала Павлина.

Судя по осунувшемуся лицу, она и не прилегла ночью. Олег выпил стакан молока, "поклевал" яичницу. Молчун принес два бочонка с медом, несколько кувшинов с ягодным морсом.

- Надо бы на посошок принять, да...

- Неча, вчера разошлись - дальше некуда, - оборвала его Павлина.

- Да тихо ты! Вот баба, слова сказать не даст, - нахмурился Молчун. Это... чего сказать-то хотел? А! На дорожку бы надо, да самая работа с утра. Вы уж не обижайтесь.

- Все нормально, - успокоил его Олег, - спасибо за хлеб-соль, за ночлег...

- Да уж, ночлег, - проворчал Вторуша, - остатнюю рубаху порвали.

- Не бубни. Жив - и радуйся. Вы бы наняли пару-тройку крепких мужиков, а то вот как вчера полезут.

- Наймем, - согласился Молчун, - тут весь недалече, хозяин живность там покупал. Там и наймем мужиков.

Вторуша отправился запрягать лошадей, Молчун пошел ему помогать. Павлина принесла и поставила на стол две большие корзины со снедью. Проверяя, не забыла ли чего, она порылась внутри. Тут были пироги с визигой, с мясом и ягодами, жареные и печеные куры, запеченное мясо, сыр, молоко в больших кувшинах, творог.

- Визигу наперед съешьте, - напутствовала она, - на жаре растечется, а то и протухнет. Будете еще меня недобрым словом вспоминать.

- Насчет рыбы - это мы знаем, - подтвердил Невзор, - особливо Вторуша шибко умный по этому делу.

На дворе застучали колеса, заржала Сивка. Подхватив корзины, путники вышли из корчмы. Вторуша пристроил снедь в своей телеге, часть товара переложил на телегу Середина, кивнул хозяевам:

- Бывайте здоровы. Плату за постой не предлагаю, потому как вроде делом расплатились, - значительно сказал он.

- За постой расплатились, - прищурившись, съехидничала Павлина, - а за удовольствие кто платить будет?

Вторуша побагровел. Молчун, скрывая улыбку, обнял ее за плечи.

- Ладно тебе людей смущать.

Купец досадливо покрутил головой, прикрикнул на лошадь, Невзор придержал ему ворота.

- В другой раз за все расплатишься, - крикнула ему вслед Павлина.

- Ну, прощевайте, значит. - Молчун, а вслед за ним и жена поклонились Олегу и Невзору в пояс. - Заезжайте, коли рядом будете.

Середин под уздцы вывел лошадь со двора, помахал рукой, взобрался на облучок и гикнул, подгоняя конягу. Перекресток остался позади. Въезжая в дубовую рощу, ведун оглянулся. Две фигурки в воротах корчмы махали вслед руками.

В роще телегу догнал Невзор, пошел рядом, с подветра, - но и то Сивка и запряженная в телегу лошадь опасливо косились на него.

Дорога стала получше - по ней ездили куда чаще, чем по тем трактам, какими они пробрались раньше. Оно и понятно: эта дорога вела от Днепра, от Переяславля к древним русским городам: к Рязани, к Мурому, к Курску. Навстречу катили возы, телеги, тащились волокуши. Вдоль обочины брели калики, артели плотников, скорняков, каменщиков и прочие пешеходы, что ходят по городам и весям в поисках работы. Непролазные болотистые леса остались позади: ближе к югу природа расщедрилась на радующие глаз краски зелени, голубого неба, легких облаков. Над головой шептались дубовые листья; березовые рощи, словно стеклянные, просматривались насквозь, кудрявились яворы. Земля здесь была не в пример богаче северной. Поселки, через которые лежал путь, утопали в садах, деревья гнулись под тяжестью плодов. Дома все чаще встречались крытые соломой, но с дымоходами. Вторуша повеселел, он то и дело подхлестывал лошадку и, оборачиваясь назад, кричал Олегу, что по этакой дорожке да и за день к реке выйдут.

После полудня остановились перекусить. Поели, не распрягая лошадей, подождали, не подойдет ли Невзор, однако бывший дружинник не появился. Середин вспомнил, сколько им встретилось овечьих стад, сколько кур и гусей бродило по деревенским улицам, и понял, что Невзор голодным не останется.

К вечеру дорога опустела: кто остался на ночевку в притулившейся к самому тракту деревеньке, кто свернул к ручейку, бежавшему рядом, разложил снедь, стреножил коней. Вторуша подгонял лошадей, пока на небе не появились первые звезды. Тогда путники свернули к березовой роще, поставили телеги углом, задали корм лошадям. Купец расстелил холстину, принялся выкладывать из корзин узелки, кувшины. Достал бочонок, взболтал, радостно подмигнул Середину: живем, мил человек. Олег запалил костерок.

Из темноты появился Невзор, налил себе молока, прилег на границе света с кружкой руке, есть не стал. Глаза его под насупленными бровями, будто вбирающие отблеск огня, не мигая смотрели на пламя. Было в нем что-то от охотничьей собаки: вот так же сидят они возле костра, пялятся на огонь, а мысли далеко - в лесах, полных дичи, в болотах, кишащих птицей.

Вторуша, набив брюхо, отвалился от импровизированного стола, сытно отрыгнул.

- Не пойму я тебя, Олег. Вот, к примеру, я: товар везу, с торговли живу. Подешевле возьмешь - подороже продашь. Конечно, бывает, что и обидеть могут, народец-то разный встречается - но как купцу без риску. А ты, похоже, так, бродишь по свету, будто ветер тебя несет, несет, где-то прибьешься ненадолго. Перекати поле, одним словом. Здесь послужил, там повоевал, ни кола, ни двора. Аль не прав я?

- Прав ты, купец. Нет у меня ни дома, ни жены с ребятишками. Видно, так на роду написано. Хотя, какие наши годы?! Вот, проводим тебя, да пойдем с Невзором счастье искать. Где-то и меня ждут, глаза проглядели. А?

- Этак всю жизнь искать можно, - сонно возразил купец. - Живи, как живется, не проси лишнего, не гневи богов. Да и где его искать, счастье-то?

Олег усмехнулся. Откуда же это известно, где счастье искать? В своем мире он его не нашел, хотя, может быть, просто плохо искал. "Счастье есть сиюминутное состояние довольства, наслаждения и умиротворения", - слышал он когда-то такое определение. А постоянно счастливы только сумасшедшие. Он уже хотел сказать об этом Вторуше, как различил его тихое похрапывание. Ну, стало быть, спор закончился. Он посмотрел на Невзора. Дружинник все так же неподвижно лежал, облокотившись на локоть, не мигая глядя на затухающий костер.

- А ты что думаешь?

- Мне и думать нечего. Покуда колдуна не сыщу, дорога моя ясная, как вот этот Чумацкий шлях, - показал Невзор на туманную россыпь Млечного пути над головой. - А после вернусь в дружину. Сам говоришь - степь зашевелилась. Печенегам землю князь Ярополк дал, Владимир отнимать не стал, и правильно: они нас с востока прикрывают, налетать стали реже, осели, кое-где и землю пашут. Но коли на них половцы давят - стало быть, и нам воевать скоро, и детям нашим войны хватит. Так что у меня все определено. Только бы колдуна найти...

- Найдем, не горюй, парень.

Ночь прошла спокойно. Утром, наскоро перекусив, двинулись дальше. Чем ближе подступали они к Днепру, тем оживленнее становилась дорога. Чаще попадались придорожные корчмы, в селениях на путников все реже обращали внимание - сколько таких ездит, на всех не насмотришься. Год выдался урожайный: сжатые нивы, убранные гречишные поля сменялись скошенными лугами со стогами сена, заготовленного на зиму. Возле мельниц копились возы крестьяне спешили перемолоть зерно в муку, отправить на торги в Переяславль, а то и в Киев. Запряженные волами, не спеша тащились груженные мешками с мукой телеги. Вторуша, попытавшись обогнать пару-тройку муковозов, плюнул в сердцах: обоз растянулся сколько хватало глаз.

Под вечер повеяло ни с чем не сравнимыми запахами большой реки. Вдоль дороги, в рощах, мужики валили деревья - то ли под плоты, то ли на сплав. Тракт поднялся на взгорок; едущий впереди Вторуша привстал на козлах, взмахнул кнутом и, прокричав что-то неразборчивое, оглянулся назад, махнул Олегу: поспешай, мол. С холма открылся Днепр: переливчатый речной простор был усеян лодками, яликами; ветер гнал волну, покачивал стоявшие у берега ладьи. Вербы и яворы, прежде подходившие к самой воде, были вырублены, так что открывался широкий спуск к реке, в конце которого раскинулся целый городок из телег, возов и волокуш. Тяжело осевшая под грузом товаров большая ладья медленно, на веслах, отходила от берега. С борта что-то кричали остающимся, махали руками, шапками. На ладье подняли парус, сложили весла вдоль бортов, ветер подхватил ее и понес вниз по Днепру, в сторону моря.

Вторуша вздохнул:

- Эх, не успели. Сейчас плыл бы и горя не знал.

- Что, последняя ладья, что ль? - усмехнулся ведун. - Завтра и отплывешь.

Стали спускаться к реке. Середин показал купцу на деревеньку, стоявшую возле воды, среди верб, чуть в стороне от скопившихся на берегу телег. Между домами сушились растянутые на кольях сети, несколько мужиков смолили лодки селение явно жило рыбной ловлей и перевозом. Остановились возле крайнего дома. Вторуша пошел к старосте, Олег распряг коней, повел к реке. Лошади припали мордами к воде, пили шумно, всхрапывая и отдуваясь.

Волна облизывала берег, выбрасывала на песок пену; заходящее солнце слепило бликами. Середин присел на корточки, опустил руки в воду, плеснул на лицо. Река пахла свежестью, рыбой, дальними походами, заморскими странами. Глаза, привыкшие к скованной лесами дороге, отдыхали, наслаждаясь необъятным простором. Возле берега вода отдавала прозеленью, а ближе к середине реки переходила в темную синь, словно вбирая в себя цвет потемневшего к закату безоблачного неба. Крутой противоположный берег казался далеким, недосягаемым. Водная гладь постепенно пустела - ялики и долбленые лодки спешили к берегу. Рядом, на берегу, рыбаки выгружали сети, кидали на песок рыбу. Несколько подростков собирали ее в корыта и ведра, тащили к длинным столам, на которых женщины спешили разделать вечерний улов.

Вернулся Вторуша, присел рядом, умылся, отдуваясь не хуже лошадей.

- Ну, сговорился я. Телеги и лошадок оставлю здесь. Пригляд будет. У старосты зятек в кормчих ходит, как раз завтра отбывают в Олешье. Это почти у моря. Там знакомец его возьмет меня с товаром до Сурожа. Точно со мной не пойдешь?

- Нет, купец. Успею еще море поглядеть. Я Невзору обещал помочь, так что мы с ним вверх, к Киеву, а потом до Турова.

- Ну, как знаешь. - Вторуша поднялся, вытер лицо подолом рубахи. Ночевать негде: постоялый двор народом забит, - но уж одну-то ночь скоротаем.

Прощальный ужин прошел вяло, несмотря на обилие выпивки и закуски. Беседа не клеилась: Невзор по обыкновению молчал, Вторуша вспомнил брата, загубленного оборотнями, перебрал меда и сделался слезливым и занудливым. Сонно плескалась в Днепре рыба, звезды подмигивали, отражались в спокойной воде. На берегу, возле ладей, горели костры, кто-то дурным голосом горланил песню, ему невпопад и хрипло подпевали. Середин прислушался, но слов было не разобрать: то ли певцы совсем упились, то ли язык у них непонятный.

Вторуша вытер бороду, разлил остатки меда, встал и, утвердившись на непослушных ногах, поклонился в пояс, чуть не свалившись в костер.

- Спасибо вам, люди добрые, что не бросили, что помогли дорогу скоротать, от злыдней уберегли, выручили. Век не забуду... - Он встал на колени и полез к Олегу целоваться.

Середин похлопал его по спине, стараясь увернуться от слюнявых поцелуев.

- Чем отплачу, как отслужу... хошь, меха бери. Вот куна, вот бобер... Купец ринулся к телеге, ухватился за веревки, стягивающие товар. - Возьми, не обидь!

- Брось, Вторуша. Куда я их дену? Торговать не умею, облапошат как пить дать. А тебе две семьи кормить. - Середин оторвал купца от мешков, усадил у костра. - Вот лучше Сивку мою забери. Лошадь мне пока без надобности, а тебе сгодится.

- Как за дитем ходить стану, - хлопнул купец себя в грудь, - ни пахать, ни запрягать... Хлебом да пряниками кормить буду, водой колодезной... холить-лелеять...

- Ну, вот и ладно.

Постепенно гуляки на берегу унялись, костры прогорели. Тонкий серп месяца проложил узкую серебристую дорожку по воде. Шептались блестящие, похожие на наконечники стрел, листья верб. Перевернутые лодки казались спинами огромных диковинных рыб, выползших из воды то ли обсохнуть, то ли послушать, о чем говорят на берегу. Вторуша, угомонившись, заснул прямо на песке. Олег завернулся в овчину, подложил под бок саблю и закрыл глаза.

Утренняя сырость прогнала сон задолго до рассвета. Олег выглянул из-под шкуры. Небо было еще серое, над водой поднимался туман - река отдавала тепло похолодевшему за ночь воздуху. Несколько лодок с рыбаками отвалили от берега и постепенно ушли в туман, на стремнину. Середин откинул овчину, вскочил, помахал руками, чтобы согреться. За телегами слышался быстрый говорок Вторуши и чей-то степенный, неспешный баритон. Судя по разговору, купец сговаривался с зятем старосты деревни о плате за перевоз товара.

Ведун сходил к воде, умылся. Когда вернулся, Вторуша уже запрягал лошадей, проверял мешки.

- Пойду, пожалуй - товар грузить пора. Кормчий сказал, до полудня еще отвалят. Надо место хорошее занять, а то свалят мои шкурки с краю, отсыреют, так и в прогаре останусь. Вы как, скоро ль пойдете?

Середин надел куртку, туго подпоясался широким ремнем, повесил за спину саблю, чтобы рукоять торчала над правым плечом. Раз идти пешком, так лучше, когда сабля за спиной. Оглядев берег, ведун пожал плечами.

- Надо еще ладью попутную найти. Вот Невзор подойдет - и двинем.

- Так я поеду, на берегу еще свидимся. Лошадку свою напои пока.

Олег отвязал Сивку, свел к реке, на водопой. Лошадь припала мягкими губами к воде и жадно пила, изредка вскидывая голову и поглядывая на него. Середин погладил ее по холке, пристукнул ладонью по спине.

- Купец тебя обещал не обижать. Взял бы тебя, да сам не знаю, куда кривая вывезет.

- Прощаешься? - Невзор остановился в отдалении, чтобы не потревожить лошадь. - Там ладья в Киев идет, живности на борту нет, с кормчим уговорился.

Они прошли к месту погрузки. Сивку Середин вел в поводу. Ладья, с кормщиком которой поладил Вторуша, слегка покачивалась на длинной пологой волне. Мужики сноровисто бегали по хлипким сходням, таская наверх мешки с пушниной. Вторуша, стоя на палубе рядом с коренастым мужиком в безрукавке, ревниво следил, как бы кто не уронил груз в воду. Одна телега была уже разгружена, и, судя по скорости, с какой опорожняли вторую, купец скоро должен был освободиться.

- Вон наша стоит, - указал Невзор вперед, где к берегу приткнулась большая "набойная" лодка.

Голова то ли морского змея, то ли заморского божества украшала нос судна. Весла были убраны, несколько мужиков, раскатав грязноватый парус, зашивали его, умело орудуя кривыми иглами.

- Что, и платы с нас не возьмут? - спросил Олег.

- За порогами на них степняки налетели, там вода мелкая, берег прямо под боком. Трех воинов потеряли: стрелами с берега достали, а одного арканом сдернули. Я сказал, что мы бывшие дружинники. Харчи бесплатные, на весла не посадят. Плыви себе, за бережком посматривай.

- Годится.

На берег по сходням осторожно сошел Вторуша, отвел телеги, освобождая другим место для погрузки.

- И как я на этой посуде поплыву, - сокрушенно покачал он головой, - я ж воды боюсь пуще огня. У нас речка мелкая - лягухе один прыг. А тут - вишь ты!

- А как же ты по морю собрался товар везти? - усмехнулся Невзор. - Там воды еще больше. Да соленая вся до горечи.

- Брешешь...

- Пес брешет. Не хочешь - не верь.

- Правда, купец, - поддержал дружинника Олег, - на море и волна, знаешь, какая бывает? Выше ладьи, выше любого дерева.

Купец озадаченно почесал в затылке, затем бесшабашно махнул рукой.

- А-а, пропади все пропадом! Упыри не заели, тать не зарезал - так что ж, в воде мне доля утонуть? Не поверю!

- Вот это молодец, - хлопнул его Невзор по плечу.

- Эй, вы, что ли, с нами до Киева? - Развалистой походкой к ним приблизился коренастый мужчина лет тридцати или чуть меньше, с кривой печенежской саблей на боку. Русые волосы стянуты ремешком, светлые глаза смотрят настороженно, изучающе. На широком поясе нож в простых ножнах. Прищуренные светлые глаза пробежали по лицу Олега, задержались на рукояти сабли, закинутой за спину.

- Ну, мы, - сдержанно ответил Середин.

- Я - Копыто. Десятник в дружине, купца отведу до дома и опять на службу. Воевать приходилось? Хотя и так видно, что не отроки. Старшой велел передать: скоро отходим.

- Ну... - Вторуша по очереди обнял Невзора и Середина. - Удачи вам, други.

- И тебе добрый путь.

Копыто стоял в стороне, ждал, пока они попрощаются. Вторуша повел телеги к рыбацкой деревне, оглянулся, махнул рукой на ходу. Они ответили и вслед за десятником пошли к ладье.

Десятник крикнул мужикам, что чинили парус. Двое скинули на берег мостки, придержали, пока новые ратники взошли на борт. Ладья оказалась и вблизи небольшая, долбленая из дерева, с наращенными досками бортами, в четыре пары весел. Потемневшее от воды и солнца дерево на бортах кое-где рассохлось.

- Что ж, по морю на этакой пигалице ходили? - спросил Невзор.

- Хозяин - хват, - в голосе десятника слышалось одобрение, - сам купец, сам кормчий. Сам правит, сам торгует. Печенег напал - с нами в строй стал. С таким где угодно не пропадешь. Нас тут семеро ратников, с вами - девять, да восемь мужиков на веслах.

- Серьезная охрана, - заметил Невзор, - десять бойцов на Днепре на две ладьи, обычно. На море, конечно, больше.

- Товар такой, - пожал плечами Копыто.

- А откуда имя эдакое у тебя? - спросил Олег.

- Вот, попробуй, - подал ему руку десятник.

В протянутую ладонь Середин вложил свою. Рука у десятника была небольшой, мозолистой, а по крепости и впрямь напоминала конское копыто. Они сжали ладони, взглянули друг другу в глаза, ожидая слабости. Чуть ослабишь ладонь и все, понял Середин, вместо пальцев будет студень. Он даже сумел криво улыбнуться, продолжая сверлить взглядом переносицу десятника. Наконец тот ослабил хватку.

- О, крепкий хлопчик.

- Ты тоже ничего. - Олег едва удержался, чтобы не подуть на пальцы.

- Всю жизнь с мечом, копьем, да щитом. Успел и в Царьграде послужить, и у Ярополка. На ятвагов с Владимиром ходил.

Из постройки на корме ладьи показалась всклокоченная голова с опухшим лицом, обвела окружающее мутным взглядом, зевнула щербатой пастью.

- Копыто, мы уже в Киеве?

Глава 7

Попутный ветер хоть и поднимал волну, но ходко гнал ладью вдоль лесистых берегов. Кое-где виднелись сбегающие к воде избы, крытые камышом и соломой - пяти-шести дворовые деревеньки, живущие в основном с рыбной ловли и с перевоза. Кормщик Савва по памяти вел судно, редко советуясь с кем-нибудь из команды насчет знакомых банок да песчаных отмелей, притаившихся под водой. На впадении мелких речушек брал к противоположному берегу, обходя возможные наносы. В одном месте река сужалась до четверти полета стрелы. Савва велел спустить парус. Мужики взялись за весла, дружинники подняли по бортам щиты, пятеро натянули луки, зорко вглядываясь в прибрежные заросли.

- Тут перекаты были, - хмуро пояснил кормщик стоящему рядом Олегу. Невольники еще при князе Игоре камни из реки вынесли, чтобы кораблю пройти. Вон, видишь, лежат.

На берегу, уже заросшие травой и покрытые мхом, лежали валуны, врывшиеся в землю под своей тяжестью, но все еще возвышавшиеся почти в рост человека. Казалось, стадо гигантских туров, придя на водопой, прилегло у берега отдохнуть, да так и осталось лежать, сжимая реку окаменевшими боками.

Течение здесь было сильное, гребцы налегли так, что весла гнулись, черпая прозрачную воду. "Самое место для засады", - подумал Середин, вглядываясь в сумрак подступавшего к воде леса. Если с двух сторон стрелков поставить, да потом в сабли кинуться - одинокому купцу никакая охрана не поможет.

- Сейчас спокойно, сюда печенег редко добегает, а тати на дружину не полезут, - словно прочитал его мысли Савва, - однако поберечься не мешает.

Проскочив узкое "горло", вышли на спокойную воду. Вновь подняли парус, гребцы утерли покрытые потом лица. Здесь гулял долетевший из степей вольный ветер, сушил взмокшие рубахи. Днепр тут разливался во всю ширь, раздвигая берега, волна была выше, билась в борта, будто проверяя корпус на прочность.

- Хочешь попробовать? - Савва взглянул на Середина, кивнул на рулевое весло. - Я вижу, ты присматриваешься, ветер ловишь. Знакомое дело?

Олег хмыкнул. Кое-какой опыт у него был, если можно назвать опытом считанные прогулки на яхте типа "Ассоль" с косым парусным вооружением. Но одно дело рулить в свое удовольствие, строить из себя бывалого капитана под взглядом девчонок, когда в каюте томится в кастрюле шашлык, ждет своего часа водочка, коньячок. Отошли подальше от города, выбрали полянку, разложили костер - вот и весь поход под парусом. А здесь небольшое, но все-таки судно, прямой парус, опытный кормчий.

Ведун прищурившись, огляделся, определяя силу ветра по деревьям на берегу. Два-три балла, не больше. А, была не была!

Савва отступил чуть в сторону, придерживая одной рукой весло. Середин взялся за гладкое, почти отполированное натруженными ладонями темное дерево, расставил пошире ноги. Попробовал чуть отвернуть с курса - ладья тяжело покатила нос вправо. Олег выровнял, кивнул: готов, мол. Кормчий отошел к борту, продолжая наблюдать за ним.

Ветер дул ровно, парус не полоскал, плотно натягивая шкоты, и нес ладью вперед. Было что-то завораживающее в этом почти бесшумном скольжении по воде - что-то сродни полету, - и парус казался уже не выделанной холстиной, а белым крылом, что несет тебя над волной подобно чайке. Олег даже прикрыл глаза от удовольствия, хотя понимал, что в хорошую погоду, да при ровном попутном ветре управлять сможет и ребенок. Он с беспокойством оглянулся, высматривая на воде признаки надвигающегося шквала, хотя, конечно, Днепр не море, чтобы ждать неожиданностей. Нет, все так же вздымалась невысокая волна, срывалась с гребней пена, берега медленно, лениво скользили назад.

Дружинники расположились на носу судна, расстелили скатерть. Копыто махнул рукой.

- Савва, иди перекуси, пока спокойно.

Кормчий взглянул на Олега:

- Как, сдюжишь?

- Дело нехитрое, - небрежно ответил Середин.

- Хитрое не хитрое, ты смотри мне, - погрозил Савва ему пальцем, - чуть что - зови.

Он вразвалочку прошел на нос, присел среди дружинников. Те подвинулись, освобождая место. По кругу пошла корчага с медом, но, как видел Середин, Савва пропустил ее мимо себя. Невзор, раньше всех закончивший трапезу, прихватил со скатерти мяса, сыра, наполнил чашу и принес на корму. Ведун, одной рукой удерживая весло, стал есть, поглядывая то на парус, то на бегущую за бортом воду. Ветер становился порывистым, постепенно меняя направление.

Вдруг дружинник толкнул его в плечо:

- Гляди-ка, вон там, под берегом.

Олег вгляделся. Из впадающей в Днепр речки показался узкий нос длинной долбленки. Сидевших по бортам гребцов трудно было сосчитать на таком расстоянии, но было их не меньше шести-восьми человек с видимой стороны.

- Смотри, еще, - показал Невзор на другой берег.

Там показалась такая же лодка, явно идущая наперерез ладье. Середин проглотил кусок, поднял руку:

- Савва, погляди вперед.

Кормчий подскочил к борту, вгляделся и бегом вернулся к рулю.

- Ну-ка, дай... - Он слегка довернул ладью, чтобы парус полнее набрал ветер. - Вот стервецы, на пересечку идут! Копыто, глянь, может, по одежке определишь, кто такие?

Десятник долго смотрел из-под руки на приближающиеся лодки.

- По одежде степняки, но что-то не верю я, чтобы печенег в воду полез, - крикнул он.

- Вот то-то и оно, - пробормотал кормчий. - Ставь, ребята, щиты, натягивай луки. Мужики, весла на воду.

Ладья, подгоняемая сильными ударами весел, рванулась вперед. На лодках между тем тоже прибавили ходу - лопасти замелькали быстрее в руках гребцов.

- Дюжины две, а то и три десятка будет, - прикинул Савва. - Ишь, как прытко идут.

Дружинники закрепили щиты, быстро натянули поддоспешники, поверх них кольчуги, выстроились по бортам. У каждого был на поясе короткий меч или боевой топор, островерхие шлемы с падающей на плечи кольчужной сеткой, бармицей, закрывали голову. Лучники натянули тетивы, поправили за спиной колчаны, чтобы не глядя выхватывать длинные стрелы с лебяжьим пером.

- Нет, не успеть. - Кормчий в сердцах сплюнул за борт. - Кто же это навел на нас?

- Какая разница: нас ждали или еще кого. - Середин проверил, легко ли выходит сабля, продел руку в петлю кистеня, - Судя по всему, разговаривать они не станут.

- Верно. Эх, маловато бойцов, я бы им...

- Прикажи сбавить ход, - негромко сказал Невзор.

- Чего? - Савва угрожающе обернулся к нему. - Да ты что, ума лишился...

- Делай, что говорят. - Невзор встал на борт, балансируя руками, оглянулся на кормщика: - Ну! Некогда спорить, стой!

Все еще сомневаясь, Савва подал команду. Весла поднялись из воды, легли вдоль борта. Невзор натянул поглубже круглую шапку, сильно толкнулся ногами и без всплеска ушел в воду. Пузырьки воздуха указали направление - он двигался к правой лодке.

- Что он, сдурел, али как? - крикнул Копыто. - Может, сбежать решил? А ну, ребята, стрелу ему, как вынырнет.

- Стой, - оборвал его Савва, - поглядим, что дальше будет. Парус увяжи, только чтоб ладья руля слушалась.

Гребцы кинулись к мачте, парус чуть спустили, подвязали углы, ход ладьи сразу замедлился. Видно было, как на лодках выправили курс, заходя прямо на почти остановившееся судно. До них оставалось чуть больше полета стрелы. Копыто подозвал к себе щербатого дружинника.

- Ну-ка, Острожек, приглядись, кто на этой лодке верховодит.

Тот подался вперед, прищурился, долго молчал, наконец потянул из колчана стрелу:

- Вроде, вон тот, в шапке. Да только шапка-то мала - видишь, из-под нее шелом блестит. Сам не гребет, только удары считает.

- Мне б твои глаза, - восхищенно проворчал десятник.

- Снять, что ли? - Острожек наложил стрелу, взглянул на него, ожидая команды.

- Погодь, пущай подойдут. - Копыто перешел на другой борт. - Где там дружок твой? - спросил он Олега. - Не утонул?

Середин промолчал, напряженно вглядываясь в воду между ладьей и плывущей наперерез лодкой.

- Может, хочет ей днище рубить? - предположил Савва. - Так не выйдет. Лодки из дубов долблены, а дубы не меньше, чем в два обхвата были. Такую и греческий огонь не сразу съест. О-о, это что...

Возле лодки, к которой поплыл Невзор, внезапно взметнулся фонтан воды. Темное тело, все в брызгах и пене, взлетело в воздух и обрушилось на гребцов. На миг Середин различил фигуру волкодлака, в руке его блеснул нож, и все слилось в сплошной бьющийся ком человеческих тел. Словно тень металась по лодке, разя гребцов бросающим блики лезвием. Кувыркались в воздухе выбитые весла, кто-то пытался отбиться саблей, кто-то кидался за борт. Дружинники сбежались на нос ладьи и замерев глядели на дикую схватку в пляшущей на воде долбленке. Люди в лодке, спасаясь от неистового врага, бросились на один борт, суденышко черпнуло воды и перевернулось. Но и в воде Невзор продолжал настигать и топить недругов. Снова и снова вздымался среди брызг его клинок, и головы одна за другой навсегда скрывались под водой.

Вторая лодка повернула на помощь; весла замелькали, как ноги бешено скачущего коня. Копыто треснул по спине засмотревшегося Острожка:

- Ну, давай, брат, время!

Дружинник утвердился на палубе, медленно, держа тетиву возле уха, подал лук вперед, скользя ложем по длинной стреле. От усилия лицо его скривилось, открылся рот в злой щербатой улыбке.

- Что ж, попробовать можно.

- Давай, милый, - почти просил Копыто.

- Ветер не пойми какой...

- Полгривны серебра даю, - рявкнул от руля Савва.

- Далековато, - продолжал бубнить Острожек, - глаз не вижу.

- А в морду не хошь?! - заорал озверевший десятник.

- Так бы и сказал, а то - милый, полгривны...

Сухо щелкнула тетива по кожаной рукавице. На палубе все замерли, не отрывая глаз от оставшейся лодки и сидящего на носу высокого человека в островерхой печенежьей шапке. Острожек шагнул назад, поднял корчагу с медом:

- Что-то в горле пересохло.

Человек в шапке внезапно вскинул руки к лицу, поднялся во весь рост, зашатался. Будто белый цветок вдруг расцвел у него на лице - стрела Острожка с лебяжьим оперением ударила точно в глаз. Медленно, словно нехотя, он склонился вперед и выпал из лодки, будто куль с зерном. Гребцы побросали весла, пытаясь выловить из воды тело.

- Вдарь-ка, ребята, - скомандовал Копыто.

Защелкали тетивы на луках дружинников. Вокруг остановившейся лодки замелькали стрелы, еще один ворог вскрикнул: стрела пронзила ему шею насквозь. Остальные, похватав весла, стали суетливо разворачивать лодку к берегу.

- Пусть бегут, - проворчал Савва, - до берега не догнать, а там их, верно, лошади поджидают.

Он переложил руль, направляя ладью к перевернутой лодке. На опустевшей воде ее позеленевшее днище казалось брюхом сдохшего от старости огромного осетра или сома. Невзора нигде не было.

- Жалко, коли утоп. - Копыто напряженно всматривался в воду. - Ох, лихой парень!

Внезапно над бортом ладьи возникли руки, уцепились за край, показалась голова бывшего дружинника все в той же круглой шапке. Он подтянулся, перевалился через борт и без сил приник к доскам. Середин бросился к нему:

- Живой?

Вода ручьями стекала с одежды Невзора, шапка облепила голову, мокрые усы повисли, как у сома. Его окружили дружинники, хлопали по плечам, качали головами, восхищаясь невиданной сноровкой. Вперед протолкался Копыто с чашей меда:

- Ну-ка, выпей для сугреву.

Невзор залпом опорожнил чашу и, отдуваясь, отдал ее обратно. Скупая улыбка тронула его губы.

- Так я не замерз, но все равно - спасибо.

- Олег, подмени, - попросил от руля кормщик.

Середин прошел на корму. Савва подскочил к Невзору, схватил за плечи.

- У-у, вражина! Как это ты исхитрился? Я думал: все, конец тебе, - а ты, ну, чисто чудо-юдо кит морской! Видали? - обернулся он к дружинникам. Один всех злыдней вырезал!

- Одного и я достал, - ревниво буркнул Острожек.

- Молодец, - кивнул Савва, - полгривны обещал - будет.

- Вот и погуляем.

Невзор сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул кормщику.

- Ты гадал, кто тебя подстерег. Вот, гляди, - на ладони лежали, спутавшись цепочками, золотые и серебряные нательные крестики. Невзор криво усмехнулся: - На печенега совсем не похоже, да? И орали они по-ромейски.

Савва поковырялся пальцем в кучке крестов, покачал головой.

- Дознались, все-таки, - почти прошептал он. - Ну, ничего. Теперь-то мы дома, считай. Ты бы одежу снял да обсушиться повесил. И шапку. Что она у тебя, гвоздем прибита? Продует на ветру.

Невзор помрачнел.

- Так высохнет.

* * *

Город открылся внезапно. Лесистые берега мешали разглядеть, что там, за поворотом реки, но когда ветер и течение вынесли ладью на стремнину, впереди открылась панорама Киева. На холмах, за насыпными валами, за мощными стенами из вековых дубов, толпились двух-, а то и трехэтажные дома, возвышались терема над воротами. Приземистые каменные башни охраняли распахнутые ворота, в которые вливались видимые даже отсюда телеги, повозки, конный и пеший люд: окрестные села везли на многочисленные рынки зерно, муку, кур, гусей, мясные туши. Гнали целые стада коров, телят, овец; везли корзинами, возами свежую рыбу, битую дичь, лесные ягоды, мед.

Днепр подходил к стенам почти вплотную, огибал город и уходил дальше, к верховьям, чтобы разделиться на несколько рек, разрезать дремучие леса и поля множеством речушек и ручьев, опутавших своими протоками бескрайние южнорусские земли. Пригородные селения тонули в садах; ветряки, подгоняемые свежим ветром, дробили, мололи рожь, гречку. По водной глади сновали ялики, долбленые лодки; белые паруса кочей, ушкуек и ладей казались севшими на воду чайками. Лето в верховьях Днепра выдалось дождливое, броды не пройти ни пешему, ни конному, и на переправе с левого берега толпились телеги, ожидая своей очереди доставить товары в стольный град.

Левыми бортами разминулись с встречной ладьей с головой русалки на носу. Судно шло на веслах, против ветра, умелый кормчий выбрал сильное течение под берегом и теперь огибал знакомые мели и торчащие из воды коряжины. Проходя мимо, поднял руку, приветствуя. Савва махнул в ответ.

- Дошли, слава тебе, господи, - перекрестился он.

Середин покосился на кормчего.

- Слышал я, здешний князь за веру Христову народец гоняет.

- Теперь полегче стало, - пожал плечами тот, - а раньше - да, было дело. Как на княжение сел, лютовал здорово. Попов, что греческих, что римских, разогнал. Капище новое построил, все боги там были. Почитай, со всех земель собрали, но во главе - Перун. Голова серебряная, усы вызолочены. Как поход - так жертвы приносили. После победы тоже, само собой, благодарили, значит. Сейчас, вроде, поуспокоился князь. Да и то сказать: купцы, ратники, что в Царьграде пожили, через одного Христа приняли. Всех гнать - с кем останешься?

Парус заполоскал, и команда споро спустила полотнище, взялась за весла. Савва пригляделся, приставив ладонь козырьком к глазам, высмотрел свободную пристань и налег на рулевое весло, поворачивая ладью. На берегу, узнав ладью, засуетились: сорвался и погнал к воротам конный дружинник, один из тех, что слонялись по пристани в ожидании заморских купцов - товар проверять. Еще за здоровьем приезжих следили. Больных из чужедальних земель стражники оставляли на судах вплоть до выздоровления или смерти. Слишком уж часто приезжие заносили в город всякую заразу.

Ладья подошла к пристани, Савва ловко развернул судно, приставая бортом к сырым доскам причала. С носа и кормы кинули канаты, их подхватили крепкие руки и, увязав вокруг вбитых толстых бревен, прижали корабль к пристани. Скинули сходни. Первым не спеша сошел кормчий, следом дружинники. Ведун и Невзор задержались на борту: надо было еще решить, зайти в город или сразу двигаться дальше. У десятника среди воинов на берегу нашлись знакомые. Его обступили, расспрашивая о плавании, о новостях из далеких земель. Савва, коротко переговорив со старшим дружинником, обернулся и поманил Середина с Невзором.

- Ну что, ребята. Служба ваша закончилась. Хотя, если желание есть - я замолвлю словечко насчет княжеской дружины. Парни вы битые, знающие, возьмут с радостью.

Невзор равнодушно отвернулся, Олег пожал плечами.

- И рады бы, да дела не сделаны. Может, позже.

- Смотрите... - Савва поморщился: кому приятно выслушивать отказ на, казалось бы, заманчивое предложение, - Вересень я еще здесь буду, а к Листопаду уже снова к морю подамся. Вас взял бы.

Середин вздохнул. Интересно было бы, конечно, посмотреть на Херсонес, побывать в Суроже. Старинные города, построенные в незапамятные времена, древняя история: греки, римляне. Даже, кажется, финикийцы.

- Если успеем - пойдем с тобой, - он оглянулся на Невзора, - за себя ручаюсь.

- Ну, вот и добро. - Савва стукнул его в плечо, шагнул к Невзору, обнял, похлопал по спине. - Спасибо, брат. Кабы не ты, плавать нам кверху брюхом, как дохлой рыбе.

Ему подвели коня; Копыто уже сидел в седле, горячил мерина. Кормщик уверенно взлетел в седло, но замешкался, ловя ногой стремя. Дружинники заржали.

- Что, Савва, отвык от лошади? Все по морю, да в лавке с товаром?

- Моя б воля - с коня не слезал, - проворчал Савва, подхватил узду, гикнул по-разбойничьи, сразу беря в галоп.

Следом пролетел Копыто.

- Счастливый путь!

- И тебе того же.

Вздымая песок и пыль, кормщик с десятником унеслись к воротам, а к Невзору подошел Острожек, улыбаясь во весь щербатый рот.

- Слышь, дружина просит уважить: посидим, выпьем меда, бражки. Попрощаемся, как люди. Полюбился ты нам, парень, хоть и молчишь, что пенек замшелый.

Невзор вопросительно взглянул на Олега, тот пожал плечами: мол, смотри сам, мне спешить некуда.

- Давай, - заговорщицки подмигнул Острожек, - Савва серебра дал за вора в шапке, что я снял стрелой. Гульнем, а?

- Пошли, - наконец согласился Невзор, - но платим пополам. Я побрякушки вот эти поставлю, - показал он нательные кресты, снятые с убитых врагов.

Под вербами рядом с пристанью, под нависшими ветвями, притаился небольшой постоялый двор. Дружинники, галдя, направились к нему. Внутри пылал сложенный из валунов очаг, хозяин тыкал ножом сидящего на вертеле поросенка, две девки протирали длинные столы, стоящие вдоль стен. В углу, закусывая копченой рыбой, наливались бражкой перевозчики.

- Хозяин! - заорал с порога Острожек. - Браги, меда, вина, пожрать давай, да поторопи девок. Гулять так гулять!

- Все, как в сказке будет. - Хозяин с готовностью бросился к стоящим за стойкой бочонкам. - Вино греческое, ромейское, меды старинные, по дедовским рецептам.

- Неси, неси... - Дружина рассаживалась за столом, заранее распуская пояса, звенела мечами, откладывая их в сторону.

- Давай во главу, Невзор. - Острожек потащил бывшего дружинника к середине стола. - Ты сегодня первый гость.

Засуетились девки, поднося холодную закуску: моченые яблоки и бруснику, копченую рыбу, печеную птицу, всевозможные пироги, - ставя на стол братины с пивом, ендовы с вином, кувшины с квасом и морсом, корчаги с медом. Дружинники поторапливали их, прихватывая за бока, норовя охлопать по заду, ущипнуть.

Острожек встал, стукнул кулаком по столу, призывая к вниманию.

- Слово хочу молвить! Первую чарку за друга нашего, за Невзора подымем! Что говорить, не будь его - не сидеть нам за этим столом, не пировать, не гулять. Как налетели вороги, - Острожек отвел руку с чаркой, заговорил распевно, то снижая, то поднимая голос, - злые-лютые, душегубцы, степняками прикинулись, обмануть, живьем взять хотели. Сила несметная у них, да у нас свой герой есть. - Он склонился, обнял Невзора за плечи: - Да ты не тушуйся, али не правду я баю?

- Правду, все как есть, речешь, - загудели дружинники, плывшие с ними в ладье.

- Ты толком расскажи, как дело было, что ты тут песни нам поешь, потребовали встречавшие их на берегу товарищи.

- Сперва - выпьем!

Все подняли чаши, кубки, стукнулись разом, плеская на столешницу мед и вино.

- Слава!!!

Выпили, стукнули кружками о стол, накинулись на закуску. Дальше уже разговор пошел вперемежку: все, кто был на ладье, стараясь перекричать один другого, торопились вывалить на слушателей все подробности схватки. Олег только дивился: с каждой поднятой чаркой врагов оказывалось все больше, Невзор нырял уже чуть не через весь Днепр и мало, что врагов покромсал на ленты, так еще и лодку в щепы изрубил. Сам виновник торжества только головой крутил, слушая о собственных подвигах.

- ...а я тебе говорю: голова - прочь, весло на зубах - хрусть...

- ...и как вспрыгнет, да как крикнет - душа с него вон!

- ...и только щепки по воде!

Сидевший рядом с Олегом здоровенный дружинник всосал огромную чашу вина, впился зубами в румяный бок курицы, потом, брызгая слюнями, наклонился к нему:

- А ты чего молчишь? Сам-то видел чего?

- Все видел, - пожал плечами ведун, - так и было, провалиться мне на месте!

- Да-а, - протянул здоровяк, - есть же люди. - Он подтянул ендову с вином, налил, плеская через край, себе и Олегу. - Давай, за друга твоего.

- Острожек тоже молодец, - кивнул Середин на раскрасневшегося лучника, - главного стрелой с лодки ссадил. Прямо в глаз, как белку.

- А-а, - отмахнулся воин, - он только с лука и горазд.

Олег выпил чару, пожевал мяса, заел моченой брусникой. В голове приятно шумело, стол, на который он облокотился локтями, слегка покачивался. Даже шум и гомон подвыпивших людей не раздражали, покрасневшие лица казались добрыми, веселыми. Он любил их всех как братьев, готов был за них в огонь и в воду. Что с того, что в головах у них пусто, что инстинкты пока еще ведут по жизни, подавляя разум. Придет время - и вот из таких вырастут и ученые, и бизнесмены, и знающие толковые офицеры... А пока... Ну что ж, дикое время, дикие нравы. Еще недавно съесть печень убитого врага было проявлением воинского духа, а теперь на это смотрят, как на диковинку. Сейчас пока сословий немного: князь - боярин - воин - купец - крестьянин. Народ, как эта дружина - дети. Иногда добрые, иногда злые, хитрые, добродушные, спокойные, буйные, но - дети.

Середин поднял чашу и обнаружил, что там пусто. Он привстал, подтащил к себе медную ендову. Внутри что-то булькало. В чашу упало несколько капель вина, Середин с досадой брякнул ендову на стол и, покачиваясь, поднялся на ноги.

- Хозяин, мать твою! Ты что, жаждой нас умри... уморть... уморить хочешь? Где вино?

Дружинники поддержали его, стуча по столу кулаками, кувшинами и чарками.

- Вина давай, мед где?

Хозяин приволок огромную братину с пивом, все полезли в нее кружками, толкаясь черпали хмельной напиток. Пиво текло по лицам, на расстегнутые рубахи, на столе образовались целые лужи, в которых плавали поросячьи, птичьи и рыбьи кости.

- Что за сабелька у тебя такая? - подивился сосед, тараща глаза на наборную пластиковую рукоять с разноцветными вставками. - Камень, что ль, такой? Ишь, как играет. Хазарская не хазарская, печенежская не печенежская.

- А-а, - Олег встал, потащил из-за плеча саблю, - таких больше не сыщешь! Одна на весь свет, подруга моя, - он истово приложился губами к лезвию, - ты б видел, как ворога сечет! Пополам, до седла! Во!!! Дай-ка... Олег вылез из-за стола и вышел на середину корчмы.

"Ну-ка, покажу я этим увальням, что такое сабля в умелых руках, подумал он. - Зря, что ли, у Ливона Вороныча... то есть Ратмирыча, столько лет учился?"

Середин расставил ноги, вытянул саблю перед собой, покосился на стол. Дружинники примолкли, ожидая представления. Еще он увидел замершего за стойкой хозяина, прыснувших в дверь девок и серьезные, совсем трезвые глаза Невзора. Ведун еще успел удивиться, чего это тот не пьет, и...

Сабля будто сама попросилась показать себя в полном блеске: засвистел рассекаемый воздух, заблистал клинок, шипя и рубя гарь от сгоревшего жира, масляную копоть, спертый перегаром воздух. Олег вдруг почувствовал необыкновенную легкость: он перехватывал клинок за спиной из руки в руку, перебрасывал перед собой из ладони в ладонь, крутил "восьмерки": нижнюю, верхнюю, дробил воздух "крестами", успевая уходить "свилями" от воображаемого нападения. Сейчас он один бился со всей нечистью, резал всех нелюдей, что душили, грызли, убивали его народ, всех этих упырей, оборотней, вурдалаков, василисков, велетов, леших, кикимор и хрен знает кого еще...

Рука сама требовала ощутить сладость удара: рассечь, разрубить, располовинить лютого изверга так, чтобы в корчах последнего часа катался он по полу, изрыгая свою черную кровь...

...и изверг нашелся.

- Лови!

Середин крутанулся к двери, успел заметить, как что-то белое, растопыренное летит на него, целя в глаза кривыми когтями. Сверкнул каленый клинок, легко, по-молодецки разрубая ворога...

Олег резко выдохнул, приходя в себя. На полу, брызгая кровью, билась разрубленная пополам курица. Потроха тащились за каждой половинкой, клюв судорожно дергался, когтистые лапы скребли пол...

- Ква... - только и сумел сказать Середин.

- Ай да парень! - заголосили дружинники, перекрикивая один другого. Ну, дал... ловок, зараза... вот это боец... Вина ему! Хозяин, где вино?

В руку Олегу сунули черпак с медом. Припав к нему, как лошадь к воде после изнурительной скачки, он гулко глотал, чувствуя, как мед льется за ворот, холодит разгоряченную грудь. Мед ударил в голову, словно боевым молотом. Олег отшвырнул черпак, с маху попытался всадить саблю в ножны за спиной. Позади ойкнули. Он обернулся. Одна из девок, видно пробегавшая мимо, придерживала рассеченную на плече рубаху, на голой коже алела царапина. Глаза ее были вытаращены то ли от запоздалого испуга, то ли от восхищения мастерством воина. Конечно, от восхищения, решил Середин. Он успел сказать девахе, чтобы далеко не уходила, как в глазах вдруг все поплыло. Зрение внезапно стало отказывать, и он выныривал из гудящей тьмы рывками, с трудом различая, кто вокруг, что вокруг и где вообще он оказался...

...Здоровяк, сидевший рядом за столом, одним ударом топора развалил поставленную на стол дубовую скамью, воздел топор к потолку, зарычал диким вепрем...

...Хозяин с перекошенным лицом метался от одного дружинника к другому, слезно о чем-то просил...

...звенели мечи, голосили девки...

Потом вдруг Середин оказался во дворе: он подбрасывал в воздух глиняные кувшины, Острожек влет бил их в воздухе длинными стрелами, и черепки дождем падали на землю. Потом вдруг перед глазами оказалась чья-то пышная голая задница, которую он пытался укусить... Потом он чувствовал, как его куда-то волокут на спине, и знакомый голос приговаривает:

- Тихо, брат, отдохни...

Тьма окружила его, и он отдался на ее волю, плывя по течению, которое несло его, покачивая, далеко-далеко... может, домой?

Глава 8

Он понял, что умер. Умер и уже не встанет никогда. И смерть к нему пришла страшная: от обезвоживания организма. Он в пустыне, он заблудился, а во рту забитый дикими кочевниками кляп, сухой и жесткий. А голову ему сдавили веревкой с узлами - есть такая восточная пытка, и хрипящий от натуги палач крутит веревку, сдавливая череп и сопит, отплевывается, сволочь, давит все сильнее, все яростнее...

Середин со стоном открыл глаза. Над головой сияли звезды. Они смотрели на его муки, равнодушные и далекие. Он снова застонал и повернул голову. Упившийся здоровяк, который давеча рубил топором лавку, лежал ничком в луже собственной блевотины и храпел, как хряк, которому забойщик взрезал глотку. Олег почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, и отвернулся. С другой стороны кто-то сидел, обхватив колени, и смотрел на заходящий месяц. Олег узнал хищный профиль Невзора.

- Не...р... - Из горла вылетело сиплое шипение, но бывший дружинник повернул голову.

- А-а, очнулся, - сказал он, встал и куда-то ушел.

- Куда же ты? - прошептал Середин ссохшимися губами.

Невзор вскоре появился, опустился на колени и протянул Олегу мокрый, блестящий в свете месяца ковш, с которого капала вода. Ничего прекрасней Олег в жизни не видел. Он собрал волю в кулак, заиграл желваками и приподнялся на локте, потянувшись к ковшу нетвердой рукой. Ковш был тяжел, ручка выворачивалась из ладони, но он все-таки поднес его к губам, раскрыл рот широко, как только смог, и опрокинул на лицо. Вода была живая! Она не могла быть колодезной или даже ключевой: обычная вода так не освежает. Она охладила лицо, спекшийся рот, пробежала по пищеводу, неся в тело жизнь. Середин уронил ковш, откинулся отдуваясь и блаженствуя, затем перекатился на бок, подтянул ноги и сел.

"Вода - это хорошо, - подумал он, - но еще лучше было бы..."

Он взглянул на Невзора. Тот хмыкнул и молча протянул ему чарку. Олег сглотнул, осторожно принял ее и, задержав дыхание, медленно выпил до дна. Сознание постепенно прояснялось, бухающие в темя и виски молоточки стучали все мягче, словно их обмотали тряпьем, тошнота понемногу отступала. Олег, упираясь руками в землю, встал на карачки, собрался с силами и выпрямился. Вокруг на земле вповалку спали дружинники. Кто с корчагой в руке, кто с обглоданной костью, один с девкой, а Сторожек обнимал лук с оборванной тетивой.

- Постоялый двор? - выдавил Середин.

- Позади тебя. Не сожгли, не бойся. Не успели просто - упились все.

Середин пошарил за спиной, нащупал рукоять сабли и, вытянув ее из ножен, поднес к глазам.

- Кого я... - Он похолодел от недоброго предчувствия.

- Курицу разрубил.

- А-а, помню. Она на меня, вроде, бросилась.

- Ну да, заклевать хотела, - усмехнулся Невзор. - Это я в тебя птицу кинул - тебя остановить надо было, уж очень разошелся.

- Уф-ф, от сердца отлегло. Как же это я так, а?

- Да, погуляли знатно, - подтвердил Невзор, - хозяин хотел в город бежать, подмогу звать. Еле-еле остановил. Отдали ему все деньги, что кормщик Острожку дал, и кресты, что я с татей снял. Вроде, успокоился.

Похмелье отступило, и Олег ощутил проснувшийся голод.

- Там пожрать чего осталось?

- Сходил бы ты умылся, что ли, - посоветовал Невзор, - или искупался еще лучше. Вода, она, знаешь, как оттягивает. А я поищу чего-нибудь поесть.

- Договорились.

Олег передернул плечами: мысль о купании совсем не вдохновляла, но надо было приводить себя в порядок. Он спустился к реке. На берегу лежали рыбачьи лодки днищами вверх. Он стянул перевязь, расстегнул пояс. Руки тряслись, пальцы ходили ходуном. Потянул через голову рубашку, не удержался и с размаху сел на песок.

- Закусывать надо, - пробормотал он, злясь на себя.

Стащил сапоги. Кожаные штаны прилипли к телу, он кое-как скатал их до колен, стянул и отбросил в сторону. Стало зябко, озноб пробежал по телу. Середин решительно встал и направился к воде. Слабый ветерок чуть рябил поверхность, на востоке небо уже светлело, обещая скорый рассвет.

"С разбегу, что ли?" - подумал он.

Нет, сил бегать не осталось. Ведун сцепил зубы и медленно вошел в реку. Прохладная вода приняла его, как пуховая перина. Олег глубоко вдохнул, задержал дыхание и нырнул. На глубине было темно, спокойно. Медленно раздвигая воду, он плыл, считая гребки. В движении Середин мог задерживать дыхание около полутора минут, в состоянии покоя - все четыре. Он вспомнил, как Невзор плыл под водой к вражьей лодке. Минуты три, три с половиной точно. А потом вымахнул на борт, как натасканный фрогмен из элитных спецчастей. Надо бы спросить у него, где это он научился так нырять?

В висках опять застучали молоточки: кислород растворился в крови, организм требовал воздуха, - и Олег направился к поверхности. Темное зеркало расступилось над ним, он с шумом выдохнул, перевернулся на спину и, раскинув руки, замер, отдавшись на волю течения.

- Еси хмель, буйная голова! - забормотал он наговор от похмелья. - Не вейся вниз головою, вейся посолонь. Яз тебя знаю, сыра древа, влези к господину в медные бочки и пивные; как не жить на огне, так на семь человече лихие словеса...

Над рекой плыл легкий туман, светлый край неба на востоке уже наливался розовым - из-за горизонта подбиралось солнце. Ведун любил лежать вот так, опустив в воду голову. Тело становилось невесомым, звуки пропадали, растворяясь в реке, как ночные облака в небе. Течение неспешно несло его, потускневшие звезды проплывали над головой, гасли, прощаясь до следующей ночи. Хмель почти вышел, голова была ясная, тело налилось силой, будто вода и впрямь наполнила его новой жизнью. Пора было возвращаться.

Середин перевернулся и поплыл к берегу, медленно, почти бережно разгребая воду ладонями. Его отнесло метров на триста. Берег здесь порос ивами и вербами, они опускали к воде гибкие ветви, словно гладили ее серебристыми листьями. Олег нащупал дно, встал на ноги, вышел на песчаный берег и, по щиколотку в воде, зашлепал к постоялому двору.

Дружина еще спала, оглашая воздух храпом, всхлипами и неясным бормотанием. Открытая дверь слегка светилась: кто-то внутри запалил лучину.

Середин не спеша оделся, подпоясался, оттер клинок от куриной крови пучком травы и пошел в корчму. В двери сидел вошедший до половины лезвия боевой топор, рядом торчали две стрелы одна в другой. Ведун усмехнулся: вот и русский Робин Гуд объявился. Внутри следы вчерашнего пиршества были почти незаметны: столы протерты, пол подметен. Хозяин колол остатки разрубленной лавки на дрова. На Олега он покосился с плохо скрытым страхом - ну, как опять саблей махать начнет. Невзор, сидевший за столом, поманил Середина. Тот пристроился рядом. Бывший дружинник подвинул к нему поближе деревянный поднос с половиной холодного поросенка, чашу с моченой брусникой и, взявшись за корчагу, вопросительно взглянул на Середина. Тот хмуро кивнул. Невзор наполнил медом кубок.

- Слушай, Олег, мне идти пора, - негромко сказал он, глядя, как Середин, зачерпнув деревянной ложкой брусники, поднес к губам мед, - как я понял, ты - ведун и твоя помощь мне очень пригодилась бы, но больше ждать я не могу.

Олег выпил мед, закусил брусникой. Холодный кислый сок приятно освежал.

- Да иду я с тобой, иду, - поморщился ведун. - Вот только очухаюсь малость. Коня у меня нету, значит придется пешком, а ходок я сегодня неважный. Дай оклематься маленько.

- Я вчера сговорился с перевозчиком: он отвезет нас выше по Днепру, за Киев, а там посмотрим. Но ждать он не станет - у него тоже работа.

- На лодке другое дело, - согласился Олег, - хоть сейчас готов.

- Ну, вот и хорошо. - Невзор поднялся из-за стола. - Ты ешь, я снаружи буду. Не торопись, но и не медли.

- Слушай, - Олег понизил голос, - тут вчера девка была, я, вроде, к ней ладился...

- Ага, ладился, даже подол ей задрал. Да только заснул, бедолага.

- Обидно...

* * *

Перевозчик отвез их по Днепру выше Киева. Олег успел немного подремать под мерное журчание воды за бортом, а потом они с Невзором сошли на берег. Здесь, у пристани, разгружались ладьи, пришедшие с верховьев Днепра и с Припяти. Сюда везли товары дреговичи, радимичи, волыняне; недавно вновь покоренные ятваги свозили дань, собранную с побежденных городов и весей. Везли в основном то, что давала земля, лес и река: зерно, меха и шкуры, мед, рыбу, ягоды. Гнали плоты, сплавляли лес. Разгрузившись, отправлялись назад, чтобы успеть до того, как встанут реки, сделать еще три-четыре ходки с товаром. Хозяин небольшой долбленой лодки с наращенными на три доски бортами согласился взять их до впадения Припяти в Днепр. Сам он шел дальше, на Смоленск, через земли радимичей, а Олегу с Невзором нужно было плыть почти до Турова, а там добираться до селения, где обосновалась Велена, сестрица колдуна.

Впрочем, купец предупредил их, что ладью, или даже ушкуйку, они могут и не найти - в тех местах народ живет в основном с охоты, бортничества да рыбной ловли. Меха и шкуры доставили в Киев еще по весне, а мед повезут позднее. Так что ни встречных, ни попутных судов не сыскать.

Невзор только плечами пожал: пешком так пешком, лишь бы двигаться, - но Олег покачал головой.

- Ты представляешь, каково там пешком идти? - спросил он Невзора. - Там леса не то, что у вас - дубравы, рощи, сосняки. Вдоль Припяти дорог почти нет: зачем дороги, если по воде двигаться можно? Ельники непролазные, буреломы. А дальше к Турову еще хуже: по берегам болота начинаются, да с такими трясинами, что "ква" сказать не успеешь, а уже утянуло тебя.

- Все одно дойду, - упрямо сказал Невзор, - а ты как хочешь. Я помощи не просил.

- Я сказал, иду - значит, иду! Без лодки как раз на Колядки поспеем, соображаешь? Лодку искать надо, и лучше с парусом. День потеряем, зато потом наверстаем втрое.

На третий день пристали к берегу. Впереди река разделялась: вправо уходил Днепр, налево Припять. Купец, по просьбе Олега, высадил их на левом берегу, возле деревеньки в пять дворов. Пожилой крестьянин пригласил скоротать ночь у него в доме, но Середин с Невзором предпочли ночевать в стогу - изба у мужика была невелика, топилась по-черному, а куча ребятишек-погодков, таращивших на них глаза, все равно не дала бы выспаться.

Утром Олег сторговал у хозяина старую долбленку и два широких, похожих на лопаты, весла.

- Лодка тяжелая, - предупредил старик, - за день веслами намахаетесь, а пройдете всего ничего.

- Сгодится. Вот если еще холстину какую покрепче продашь, совсем хорошо будет.

Мужик сходил в соседний дом, вскоре вместе с ним появились две женщины в домотканых платьях, развернули несколько кусков ткани. Олег посмотрел, выбрал три куска, показал, как нужно сшить. Хозяин покачал головой: мол, тронулся парень, - но спорить не стал. Вместе с Невзором пошли в лес, свалили засохшую ель в три человеческих роста.

- Шест? - спросил Невзор. - Толкаться, что ль, будем?

- Мачта, - коротко пояснил Олег. - Сруби верхушку, ошкурь и неси на берег.

Сам он выбрал небольшое деревце, свалил, очистил от веток и коры.

"Так, теперь вспомнить бы, как на яхте шкоты крепятся", - подумал Середин.

До вечера они ковырялись с лодкой, устанавливая мачту. Закрепили ее растяжками по бортам, с носа и с кормы. Олег долго бился, пока приладил гик. Получилось коряво, но надежно. Солнце уже садилось, когда женщины принесли косой парус. Ведун развернул его, придирчиво осмотрел швы. Свернул и отложил до утра. Едва встало солнце, они уже были на реке. Поскольку сидеть на руле и одновременно следить за шкотами Середин явно не мог, пришлось долго объяснять Невзору, что от него требуется. Наконец столкнули лодку в воду. Медленное течение подхватило ее, вынесло на середину реки. Почти все жители деревеньки собрались на берегу посмотреть, что же у чужаков получится. Олег сплюнул три раза и потянул фал, продернутый через глубокий распил на верхушке мачты. Парус пошел вверх.

- Ветер справа, - предупредил он Невзора.

- Вижу, - буркнул тот.

Он все еще не верил в затею, однако сел поперек лодки, лицом к левому борту, намотал шкот на руку и уперся ногами. Ветер наполнил неровный треугольник, парус заполоскал было, но постепенно наполнился, выгнулся дугой. Невзор крякнул и ухватил фал двумя руками. Лодку понесло боком, и Олег поспешил опустить широкое весло в воду. На берегу закричали, замахали шапками: долбленка, постепенно набирая ход, уверенно пошла вверх по реке.

Поселок с провожавшими их мужиками, бабами и ребятишками, скоро скрылся за поворотом реки. Лодка действительно была тяжела для двоих гребцов, сидела в воде низко, но за счет этого ее не так сильно сносило ветром - как приспособить к долбленой лодке киль или шверт, Середин так и не придумал. Проблемы возникли при смене галса: гик оказался прикреплен к мачте достаточно низко и, когда Олег увалился под ветер, гик треснул Невзора в лоб так, что у того глаза полезли на лоб. Но вскоре он уже приспособился уворачиваться от летящего гика, сгибаясь в три погибели на дне лодки.

Парус смотрелся страшновато: женщины шили его, не жалея надерганных из холста ниток, швы были толстые, обтрепанные по краям, - но тянул исправно. Невзор приободрился. Ближе к полудню он ухитрился, одной рукой придерживая шкот, достать из мешка немудреную снедь: мясо, творог в полотне, хлеб, кувшин с квасом.

По небу весело бежали легкие облака, ветер дул ровно, и лодка поднималась вверх по течению Припяти, галсируя меж лесистых берегов. Подходить слишком близко к берегу Середин не рисковал: ветер там исчезал в кронах деревьев. Вода журчала за бортом, небольшие волны хлопали по долбленке, словно торопили ее. Река была прозрачная, ближе к суше Олег видел протянувшиеся по течению косы травы, затонувшие коряги. Иногда удавалось разглядеть тени скользивших в глубине рыб.

К закату ветер стал спадать, парус все чаще полоскал, обвисал неряшливым покрывалом. Наконец Олег спустил его, передал Невзору весло. Они подогнали лодку к левому берегу, Олег спрыгнул за борт, вытащил долбленку на песок. Берег круто сходил к воде, над обрывом, нависая корявыми корнями, стояли сосны. За целый день им не встретилось ни ладьи, ни даже лодки. Лишь одна деревенька проплыла мимо по правому берегу.

Заходящее солнце золотило стволы сосен. Лес, прошитый его лучами, казался прозрачным, солнце гасло в его глубине, словно в воде на середине реки. Собрали принесенный рекой плавник - вымытые до белизны ветки и стволы небольших деревьев, - разложили на песке костер, расстелили холстину. Допив остатки меда, навалились на еду.

- Завтра, если не встретим людей, придется рыбу ловить, - сказал Олег, - хотя в лесу, конечно, живность водится, но лука нет, да и не мастак я с луком охотиться.

После целого дня управления тяжелой лодкой ныли плечи, болела поясница. На ладонях у Невзора вздулись мозоли от веревки, заменявшей шкот.

- Зайца или подсвинка поймать не вопрос, - ответил Невзор. Он развалился на песке, раскинул руки. - Как думаешь, сколько прошли?

По прикидкам Середина, они покрыли на лодке километров двадцать. Могли бы больше, но много времени потеряли, приспосабливаясь к управлению долбленкой.

- Пешком прошли бы меньше, - успокоил он Невзора. - Ты лучше скажи, точно знаешь, где сестру колдуна искать, или плутать будем?

- Вот, после впадения Словечны еще три дня пути, там справа будет речка Птичь, а еще через день по левой руке Уборть вольется. По ней нам до веси, что с бортничества и охоты кормится. Называется, вроде, Змеешка. Там, на озерах, как мне говорили, и живет теперь Велена.

- Занесло ее.

- От людей хоронилась. Совестно за брата стало, да и народ мог не простить. Сам знаешь, как в деревнях: чуть корова у кого занеможет - давай виноватого искать. А про то, как брат ее со мной да с Малушей поступил, далеко разнеслось. Она, правда, раньше ушла. Как поняла, что не сложится у нее со мной. От любви своей сбежала.

- А что, симпатичная? - заинтересовался Олег.

- Кто, Велена? Красивая девка, - равнодушно сказал Невзор, - волос золотой, бела да румяна, что твое яблоко. Глаза зеленые; то прозрачные, то как омут темные, глубокие. Иной раз как взглянет - аж страх пробирает. Это если что ей поперек скажешь. С норовом девка. Моя Малуша не такая... Невзор закинул руки за голову, взгляд его, скользящий по догорающему закатом небу сделался мечтательным. - Моя ласковая да неперечливая. Тихая, добрая. Молчит, в глаза смотрит - и внутри все плывет, как лед по весне. - Он рывком сел, обхватил колени. - Я тому колдуну... ох, только бы добраться до него!

- И до него доберемся, куда он денется. - Середин помолчал, вспоминая прошлогодний разговор с Вороном. Мог ли этот странный колдун оказаться тем, что вылез из арийского храма? Вряд ли... Откуда бы тогда у него сестра появилась? Хотя, конечно, проверить не помешает... - Скажи, ты родителей своих хорошо помнишь?

- Отца совсем не помню - мне едва две весны минуло, как сгинул он. Это еще при Святославе было, до того, как он Хазарию разорил. А мать - так, смутно, как сквозь воду. Руки помню, мягкие, добрые, песни грустные, а лицо - как в тумане. А почему ты спросил?

- Да так. Интересный ты мужик. Судьба непростая.

- Приютили соседи, поклон им за то низкий. Да сам знаешь, чужой сирота - то не своя кровинушка. Коли год недородный, лишний кусок все едино своему отдадут, одежу тоже своим получше справят. Сгинул бы, верно, да повезло: дядька Часлав нашел. Хозяйства, правда, не собрал. Соседи растащили. Дядька, помню, полдеревни высек, да людям не объяснишь хоть словом, хоть плеткой.

- Слушай, ты когда к вражеской лодке поплыл, что подумал? Там, все-таки, дюжина, а то и побольше народу было. Все при мечах. А ну, как не одолел бы? Сам бы сгинул и Малуше не помог.

Невзор нахмурился, вспоминая.

- Сам не пойму, - наконец признался он, - будто торкнуло что внутри, глаза застило. Даже и не вспомню, как я их побил. Слышал я, в северных землях есть такие воины: в битвах себя не помнят. Своих порубить могут, если под руку подвернутся. Накатило что-то на меня, как волной накрыло. Туман красный, только глотки вижу, которые рвать надо, и все.

- Есть такие воины, - согласился Олег, - это берсерки. Перед битвой иной раз мухоморы жрут, чтобы в дикое состояние прийти. Может, и ты...

- Не ел я ничего. Даже и не знал про это. В дружине Часлава не последний был, но чтобы так... - Невзор пожал плечами.

- Ладно, и с этим разберемся. - Ведун расстелил овчину, накрылся: с реки тянуло прохладой. - Давай спать. Пораньше выйдем - подальше пройдем.

- Спи, - кивнул дружинник, - я посижу еще.

Он, казалось, совсем не замечал ночной сырости; распахнутая кожаная куртка открывала мускулистую грудь, крепкие руки спокойно лежали на коленях.

* * *

Чуть свет они выгребли на середину реки. Ветер был слабый, но дул почти точно в корму - левентик. Олег велел Невзору отпустить шкот, чтобы парус встал перпендикулярно движению. Лодка постепенно набрала ход, вода запенилась за кормой, оставляя белый след. К полудню пристали к берегу возле деревни в пяток изб. Пообедали квасом и пареным горохом с топленым маслом. Местный мужик предупредил их, что на два дня пути вдоль реки никто не живет - уж очень берега топкие, - и Олег сторговал у него козленка да пару запеченных куриц. Невзор связал козленку ноги, отнес в лодку.

К вечеру лес по берегам сменился: сосны сначала отступили вглубь леса, а потом и вовсе исчезли. Вдоль воды потянулись заросли камыша и осоки, деревья стояли за ними сплошной бурой стеной, наполовину сгнившие, цеплявшиеся друг за друга сухими ветками. Преобладали ели, осины, кустарник местами спускался к самой воде, образуя непроходимые заросли. Завалившиеся с берега деревья напоминали утопленников, тянущих к небу мертвые руки. Погода испортилась, небо затянуло серой пеленой, стал накрапывать дождь. Намокший парус обвис и опал, словно сдувшийся воздушный шарик. Олег опустил его, передал Невзору весло.

Лодка вломилась в камыши, подминая под себя зеленые шуршащие стебли, продвинулась вглубь зарослей. Ведун приподнялся, пытаясь разглядеть, есть ли куда пристать. Вплотную к берегу подходило кочковатое болото с побуревшей травой, гнилыми корягами и зеленой, зацветшей водой. Они продвинули лодку еще глубже, чтобы ночью не вынесло в реку, пополам съели курицу, запили водой и, кое-как разместившись, улеглись в лодке.

Шумел под ветром камыш, с болота доносились неясные звуки: то ли трясина булькала, то ли животное увязло и отчаянно билось, пытаясь спастись из смертельных объятий. Облака неслись по небу, изредка открывая далекие звезды. "Хорошо, хоть дождь перестал", - подумал Середин, прежде чем провалился в сон.

Ветер с утра дул порывами, менял направление, и обучение Невзора искусству управляться с лодкой пришлось отложить. На реке поднялась волна, ветер налетал то с кормы, то с бортов, и Середину приходилось то и дело менять галсы. Зато лодка летела, вспенивая воду, немного накренясь в подветренную сторону, и бывший дружинник, видя такое заметное продвижение к цели, то и дело свистел да по-разбойничьи гикал, подмигивая Олегу. Козленок отчаянно блеял, мотая головой всякий раз, когда на него попадали брызги.

Давно уже миновали впадение в Припять Словечны: маленькая речушка прошла по левому борту, почти скрытая нависшим над водой кустарником и зарослями камыша. Болота кончились, и вдоль реки теперь стояли дубравы с вкраплениями яворов и светлыми островками берез. Иной раз вплотную к реке подходили сжатые нивы, за которыми в отдалении виднелись селения. Мужики, по горло в воде, тянули сети, кричали, видя проплывающую долбленку с косым парусом, махали вслед руками. Несколько раз путешественники уступали дорогу встречным ладьям, шедшим на веслах.

На ночевку встали, причалив к пологому, поросшему мягкой травой, берегу. Дубовый лес почти подступал к воде, отгородившись зарослями орешника, молодыми яворами и березками. Невзор выволок на берег козленка.

- Ну, что, зарежем крикуна?

- Давай, - согласился Олег, занявшись разведением костра.

Козленок только раз успел мекнуть до того, как опытная рука взрезала ему горло. Невзор со знанием дела освежевал тушку, насадил на вертел и пристроил над костром. Повертел в руках шкурку, пожалел, что нет соли обработать, и отбросил в кусты. Поужинали свежим мясом, расположились на ночь.

- Вот найдем Велену, выведаем, как да что, - молвил Невзор, - снимем с меня порчу, а там... Я на попутную ладью хоть кем наймусь - хоть в охрану, хоть гребцом. Дойдем до Десны, а по ней уж поплыву к Малуше. Может, к Листопаду свадьбу справим, а нет, так в Грудень - тоже неплохо. Придешь на свадьбу?

- Приду. А ну, как Велена не захочет помочь?

- Поможет. Она в душе добрая. Даром, что с братом не ладила. Того в деревне все боялись. Говорили: может урожай сгубить, на скотину мор наслать.

- Что же он от печенега народ не оборонил?

- Может, силы не достало, а может, и не захотел, - задумчиво ответил Невзор, - чужая душа - потемки. Но коли встречу, - на скулах волкодлака заиграли желваки, - живым не уйдет. Велене об этом знать не надо, а тебе, как другу, скажу.

Олег кивнул, соглашаясь. Ему нравился этот парень - спокойный, трезво мыслящий. Не чувствовалось в нем той спеси, которую приобретали большинство дружинников, возвысившись над прочими людьми, добывавшими хлеб в трудах, а не в лихих сшибках.

Прогоравшие березовые поленья постреливали угольками, выкидывали синие язычки пламени. Костер освещал кустарник, выхватывал из темноты кроны дубов, бросал блики по воде.

Олег почему-то вспомнил свой автобусный парк, кузницу.

"Да, отпуск у меня что-то затянулся. На всю жизнь нагуляюсь. Хотя и в этом есть хорошие стороны: где в урбанистическом перенаселенном мире найдешь такую девственную природу, такие леса, реки? Только в тайге, куда еще не проложили дорог, где не разведали золото, уран или нефть. Ну, может, еще высоко в горах. Впрочем, и там не все в порядке: и осадки радиоактивные и химические выпадают на ледники, и дороги прокладывают, взрывают горы, стоящие не один миллион лет, тянут линии электропередач, строят обсерватории. Нет, хорошо, что я здесь оказался", - решил, засыпая, Середин.

Глава 9

Следующие два дня они ходко продвигались по почти прямому руслу реки. Время от времени приставали к берегу, и Невзор самодельной острогой бил рыбу. К исходу второго дня миновали приток Припяти - Птичь. Дальше река делала несколько поворотов, в одном месте попался перекат. Ладьи, идущие сверху, преодолевали быстрину по течению, а им пришлось тащить долбленку берегом, проламываясь сквозь кустарник - вдвоем было никак не выгрести против течения.

Вечером, прикинув пройденный за день путь, Невзор сказал, что скоро слева должна быть речка, впадающая в Припять - Уборть.

- Вот мимо нее нам бы не проскочить. По ней меньше дня пути, и должна быть весь, куда Велена перебралась.

- Ты откуда так дорогу знаешь? - спросил Олег.

- А помнишь десятника, с которым к Киеву плыли, Копыто? Он этими местами с князем Владимиром на ятвагов ходил. Только они левее Припяти шли, на Берестье. Он мне по памяти рассказал, что и как. Сам-то в передовом дозоре шел, все вокруг облазил - берегся князь засады.

- Кто же тогда нас на Днепре подстерег? - задумчиво проговорил ведун. Что там купец вез - так, мелочь. Ну, не мелочь, конечно: пряности хороших денег стоят, - но чтобы засылать людей в чужую страну перехватить ладью с пряностями? Что-то не очень верится.

- Может, насолил Савва кому в Корсуни? Дорогу перешел, торговлю подорвал.

- Тогда бы на месте разобрались, - не согласился Олег, - нет, что-то тут не то. Помнишь, как его встречали? Знали, что идет, а он - сразу на коня и в город. Не иначе, доложить.

- Пусть его, - равнодушно сказал Невзор, растягиваясь во весь рост, - у него свои дела, а коли все, как ты говоришь, и купец Савва летает высоко, аж с гриднями ладью встречали, то нам в это дело лучше не лезть.

- Он ведь на службу приглашал, - напомнил Середин, - и тебя, и меня.

- Я не пойду. Мне домой надо, Малуша ждет. Надо дом ставить, хозяйство поднимать. В дружину к Чаславу я вернусь, а в чужие края - это уж ты без меня, ежели соберешься.

- Там видно будет, - проворчал Олег, плотнее заворачиваясь в овчину: комары здесь летали стаями, как проголодавшиеся вороны.

Так, под комариный звон, они и заснули.

* * *

Рассвет вставал хмурый, на реке поднялась волна, течение несло вдоль берега ветки, листья, вода была мутная, словно в глинистой луже.

- Видно, в верховьях дожди, - сказал Невзор, - ишь, как река-то вздулась.

Вытолкав лодку из затона, где путешественники ночевали, они, напрягая все силы, выгребли на середину реки. Порывистый ветер захлопал парусом. Долбленка двигалась рывками, одолевая течение, рыскала по курсу. Беспросветные низкие тучи летели по небу, словно табун испуганных коней. Волна билась в борта, захлестывала внутрь, в довершение всего пошел дождь, усиливавшийся с каждой минутой.

- Надо пристать к берегу! - крикнул Середин. - Боюсь, гроза идет. На реке это страшно. Молния может в лодку ударить.

- Просто так не ударит, - возразил Невзор, - Перун просто так стрелой не бьет.

Несколько раз пришлось отворачивать, пропуская плывущие полузатопленные бревна. Дождь усилился, летел сплошной косой пеленой, ветер рвал парус, кренил лодку так, что Олег боялся перевернуться. Сделав возле правого брега поворот, они едва одолели середину реки, как вдруг под налетевшим порывом лопнула одна из боковых растяжек, державших мачту. Мачта наклонилась, мокрый парус обвис, ветер бросил его на Невзора.

- Спускай парус! - прокричал ведун.

- Давай хоть поближе к берегу подойдем. - Невзор пытался связать концы лопнувшей растяжки.

Долбленку развернуло бортом к волне, дождь и ветер нещадно секли лицо, капли били по лицу, точно дробины. Стена дождя окружила лодку, волны бросали ее, как щепку, берег скрылся за водной пеленой, словно они плыли в океане, вдали от земли.

- Спускай парус, мать твою! - заорал Олег, видя, что лодку кренит все сильнее.

Невзор уже и сам увидел, что дело плохо. Быстро отвязав фал, он попытался опустить бьющийся на ветру парус. Мокрая ткань облепила мачту, запуталась в растяжках. Середин крепко держал рулевое весло, правя суденышко носом к волне. Невзор приподнялся в лодке, пытаясь руками сорвать парус. Внезапно он замер, напряженно вглядываясь в стену дождя, повернул к Олегу перекошенное от усилий лицо.

- Прыгай!

- Ты что?

- Прыгай, говорю!

Ветер разорвал на мгновение пелену дождя, и Середин увидел, как по реке несется вал воды, толкая впереди себя сучья, а за гребнем вала река несет что-то темное, занимающее почти половину русла. Присмотревшись, Олег похолодел: река несла сорванный где-то выше по течению плот, составленный из бревен толщиной не меньше двух охватов. С обманчивой медлительностью, вздымаясь и играя на волне, будто клавиши рояля под пальцами музыканта, бревна смертоносной лавиной неслись по реке. Олег успел заметить на середине плота хижину плотогонов. Две-три фигурки метались по пляшущим бревнам. Олег бросил весло и одним движением выскочил из лодки. Краем глаза он успел заметить, как рядом вошло в воду тело Невзора.

Вынырнув, ведун попытался оглядеться. Волны подбрасывали его, словно мячик, вода заливала глаза, ветер сбивал дыхание, забивал рот пеной. Невдалеке показалась голова напарника в неизменной круглой шапке. Бывший дружинник отыскал глазами Середина и, вымахивая саженками, поплыл к нему. Течение отнесло их от залитой лодки, очередная волна подняла на гребень, и Олег увидел, как неуправляемая лавина бревен ударила в лодку, подкинула ее, заваливая на борт. В последний раз мелькнул белый холст паруса, и бревна подмяли долбленку, погребая ее под своей многотонной тяжестью.

- Плыви к берегу, - крикнул, отплевываясь, Невзор.

Середин опустил голову в воду и заработал руками, словно мельница под ураганным ветром. Никогда он так не плавал. Кожаные ремни портупеи намокли, сабля билась на спине, будто живая, кистень, прицепленный к поясу, тянул в сторону, сбивал направление. Волны поднимали его - и тогда он бестолково молотил руками по воздуху, - бросали между валов, и он погружался с головой, глотая мутную воду. С гребня очередной волны Олегу удалось рассмотреть впереди, не дальше пятидесяти метров, берег с темной стеной леса.

- Веду-ун... - донесся сквозь рев ветра и шум падающей с неба и кипящей в реке воды голос Невзора.

Середин оглянулся, и сердце оборвалось. Догнавшие их бревна заняли, казалось, половину неба, нависая над головой и грозя обрушиться вниз, вбить в воду, размазать по дну реки.

- Ныряй! - Невзор ударил рукой по воде. - Ныряй же!

Судорожно вздохнув, Олег нырнул, уходя в грязно-зеленый сумрак. Сознание работало четко, мысли летели, словно вспугнутые пожаром птицы. Если плот в один ряд бревен - это ничего, можно прорваться. А если в два? Он отогнал сдавивший сердце страх и еще энергичнее заработал руками. Внезапно зеленый сумрак сменился полной темнотой, будто он из ярко освещенного помещения шагнул в безлунную, беззвездную ночь. "Бревна накрыли", похолодел Середин. Он поднял голову, пытаясь разглядеть, где свет пробивается сквозь толщу воды, где заканчивается это поле мертвых стволов, эта лавина, эта нависшая над головой стена.

Что-то ударило его в спину, закружило, вжимая в глубину. Он вывернулся, бешено пытаясь оттолкнуть давящую на него тяжесть. Легкие горели, требовали воздуха, в глазах бились огненные круги. Теряя силы, Середин сумел проплыть еще несколько метров. Уже почти не соображая, думая только о глотке кислорода, он рванулся наверх, стукнулся головой в свод нависших бревен, забился, пытаясь прорваться сквозь их толщу, закричал в отчаянии... В рот хлынула вода, сдавило грудь. Ускользающим сознанием он ощутил, как что-то потащило его, словно рыбу, попавшую на крючок.

К горлу подкатила тошнота, сквозь гул в голове он услышал шум дождя, по лицу били тяжелые капли, что-то шуршало, трещало под ним. Рот наполнился горечью. Олег извернулся, пытаясь нащупать под собой опору. Его вырвало водой, слизь и слезы текли по лицу. Прямо перед глазами были сломанные метелки камыша, примятая осока. Что-то дернуло его за воротник, протянуло вперед. Середин поднял голову. Невзор, ухватив его за куртку, волок через заросли камыша к низкому, заросшему хилым кустарником, берегу. Бывший дружинник шатался от усилий, вода текла с него ручьями, шапку он потерял, и мокрая волчья шерсть облепила голову. Не оглядываясь, он тащил Середина, сильно наклонившись, почти падая вперед. Левая рука висела плетью. Невзор сдавленно рычал, проламывая плечом стену камыша.

Олег уперся в ногами в мягкое илистое дно.

- Стой, стой, Невзор. Я сам.

Тот разжал пальцы и, шатаясь, выпрямился.

- Тяжелый ты, как кабан, - прохрипел он.

Поддерживая друг друга, они выбрались на берег и, ломая ветки кустарника, рухнули на землю. Середина снова вырвало водой. Отплевываясь, он чувствовал, как она булькает в животе. Явно не меньше ведра выпил.

Невзор приподнялся, сел, придерживая правой рукой повисшую без движения левую. Лицо его было бледное, губы подергивались от боли.

- Дай посмотрю, - предложил Олег.

Он ощупал волкодлаку плечо, приподнял руку вверх, вбок. Похоже, перелома не было.

- Могу вправить. Выдержишь?

- Давай.

Середин уперся рукой в грудь Невзора, слегка повернул больную руку и резко дернул на себя. Дружинник застонал, закатил глаза и стал заваливаться на спину. Олег придержал его, помог лечь. Через несколько минут парень пришел в себя, пошевелил пальцами, хмыкнул.

- Ты и впрямь, ведун. Смотри-ка, полегчало.

- Невелика наука вывих вправить. Ты не радуйся раньше времени. Еще день-два рукой владеть не сможешь. - Середин поднялся, оглядывая берег и реку. - Лодку утопили, придется берегом идти. Вот незадача: в самое болото вылезли.

- Все лучше, чем раков кормить, - буркнул Невзор.

- Ты посиди, я пойду слеги срублю. А то из реки выбрались, да как бы в болоте не утопнуть.

Мокрая одежда липла к телу, в сапогах хлюпало. Заболоченная земля чавкала под ногами, от ржавой застоявшейся воды, которую даже дождь не освежил, поднимался гнилой запах разложения. Выбрав две тонкие осины, Олег срубил их саблей, очистил от веток и вернулся на берег.

Вода все прибывала, хотя дождь почти перестал. Плот, утопивший лодку и едва не погубивший их, снесло вниз по течению, и его уже не было видно.

Невзор взял одну слегу, хотел было пойти вперед, но Середин отстранил его.

- Ты давай по моим следам.

Они отошли от берега вглубь. Корявые ели и осины одиноко торчали на островках сухой земли, словно остатки сгоревшего леса. Ведун прыгал с кочки на кочку, ощупывал дорогу шестом; иногда соскальзывая, проваливался по щиколотку, а то и по колено. Невзор угрюмо сопел позади. Кое-где над болотом поднимались испарения, булькала трясина, выпуская пузырьки газа.

Олег давно согрелся, даже вспотел, слега становилась все тяжелее. В одном месте кочка предательски подалась под ногой, и он ухнул в мерзкую жижу по пояс, успев бросить слегу на две кочки. Невзор кинулся было на помощь.

- Не подходи! - крикнул Олег, чувствуя, как трясина вяжет ноги, тянет вниз.

Осторожно, сантиметр за сантиметром, он сместился к ближайшей кочке, выполз на нее, тяжело отдуваясь от усилий. Болото обиженно чвакнуло, выпуская его из объятий.

- Однако пора передохнуть, - заметил Середин.

Справа он увидел группу молодых сосенок, вспомнил, что эти деревья растут на песчаной почве, и стал пробираться к ним. Это оказался небольшой островок, деревья стояли плотной группой, сгрудившись, переплетясь ветвями. Под ногами был мягкий мох, корни сосен утопали в кустах черники. Олег протянул слегу Невзору, помог добраться до островка и без сил привалился спиной к смолистому стволу. Отдышавшись, ведун почувствовал страшный голод того, купленного в деревне, козленка сейчас он съел бы вместе со шкурой.

День быстро заканчивался, вечер наступал, подгоняемый тучами, что низко повисли над трясиной. Середин пошарил за пазухой, вытащил трут, кремень. Трут промок насквозь, и Олег разложил его на кусте черники. На глаза попались черные спелые ягоды и он стал ползать на коленях, объедая кусты. Невзор присоединился к нему. Кое-как утолив голод, они присели рядом.

Взглянув на Невзора, Олег усмехнулся.

- Что? - не понял тот.

- Губы черные - как есть оборотень.

- Ты не лучше, - буркнул дружинник.

- Ночевать, похоже, здесь придется. Эх, костер бы развести, да трут намок.

- До утра пересидим.

- Если комары не заедят. - Середин сорвал ветку, замахал ею, отпугивая кровопийц. - Откуда они здесь берутся, жрать ведь нечего?!

Ночь накрыла островок, словно вывалила угольную пыль из прохудившегося мешка. Звенели комары, чавкала, хлюпала трясина. По болоту то там, то тут вспыхивали призрачные огоньки. Заухал где-то над головой филин, забил крыльями, сорвавшись с ветки на ночную охоту. Запыхтел где-то неподалеку болотник, хихикнула полевица. Впрочем, эти на острове не страшны. Вот если криксы налетят - тогда труба. Придется до рассвета мечами махать.

- Кстати, спасибо, - сказал Середин, - долг теперь за мной.

- Сочтемся, - сонно ответил Невзор. - Я на твою помощь очень надеюсь. Когда увидел, как ты с перелестником разобрался, так и решил: этот парень мне поможет. Я ведь хотел уйти от вас. Думал, вот на дорогу выйдем - и поминай, как звали. Но, во-первых, ты меня за зверя не посчитал, помощь предложил, а потом эта девка, что с перелестником спуталась... Так что спасибо твое ни к чему.

- Все равно, - не согласился Олег. - Я долги привык отдавать...

- Погоди-ка, - взял его за плечо Невзор, - не чуешь?

- Что?

- Вроде, дымком потянуло.

Середин втянул холодный влажный воздух.

- Может, показалось?

- Нет, и сейчас чую. Должно быть, топь кончается. Селение. А может, охотник костер жжет. Еще мясом пахнет.

- Направление сможешь определить? - Середин сглотнул слюну.

Невзор встал, скрылся в темноте, походил по островку.

- Вроде, вот там, на закате, куда мы и шли. Огня не вижу - или в ямке костер, или в доме печь, - но дымок оттуда тянет. Утром разберемся, пообещал он, снова присаживаясь рядом с Олегом.

Всю ночь Середин ерзал в мокрой одежде, стуча зубами от холода. Невзор сопел рядом, ни на что не обращая внимания, и под утро Олег ему уже завидовал.

За ночь облака поредели. Едва солнце позолотило верхушки сосен, Невзор был уже на ногах, свежий, отдохнувший, словно и не было изнурительного перехода. Даже опухоль на плече спала, и дружинник вполне свободно им двигал. Пока Середин, кряхтя, поднимался, махал руками, пытаясь разогнать кровь, он сходил к воде, намочил голову. Подойдя к ведуну, протянул нож.

- Брей, - коротко велел он и наклонил голову, подставляя ее под лезвие. - Шапку-то потерял, так теперь не то что лошади - люди шарахаться станут.

Волчья шерсть скрипела под ножом, неохотно уступая сверкающей стали. Невзор провел ладонью по обритой голове, усмехнулся.

- Чудно. Я раньше совсем никогда не брился. А теперь будто голый. Ну, что, идем, посмотрим, кто там костры по ночам жжет? Мы с тобой чуть-чуть вчера не дошли - во-он он, берег, - показал Невзор рукой на зубчатую стену леса, до которой было меньше полета стрелы.

На этот раз он зашагал впереди, ловко перепрыгивая с кочки на кочку. Невзор перелетал через проплешины ржавой воды, упираясь слегой, словно прыгун с шестом. В движениях его была такая животная грация, что Середин опять, как и ночью, позавидовал ему. Волкодлак уже выбрался на твердую почву и исчез в подлеске, а Середин еще прыгал по болоте. Наконец ведун вышел на берег и с облегчением отбросил слегу.

- Иди сюда, - услышал он справа голос Невзора.

Олег пробрался через кусты. Здесь, на небольшом языке песка, вдававшемся в болото, он увидел Невзора. Тот сидел на корточках и ел что-то из деревянной миски.

- Угощайся!

- Откуда это? - присел рядом Середин.

- Местные оставили лоскотухам или трясовицам. А может, игошкам. Задабривают, чтобы к жилью не ходили, не баловали.

- Ты что, с ума сошел, берегинь да духов без лакомства оставлять? А ну, обидятся?

- Да я чуток токмо взял, - смутился волкодлак. - Они больше хлеб да молоко любят. Так я его оставил.

В миске был рассыпчатый творог и разваренное пшено. Олег поел, вытер руки о траву.

- Стало быть, кто-то печь топил?

- Нет, - покачал головой Невзор, - так близко к болоту жилье не ставят. Тут другое, - он поманил Олега за собой.

Раздвинув кусты, они очутились на небольшой поляне. Вокруг вкопанного в землю каменного очага стояли вырубленные из стволов идолы. Местный скульптор был явно не специалистом, поэтому все боги походили один на другого: едва намеченные головы, сложенные на животе руки, узкие прорези глаз, рта. Впрочем, Перуна Олег опознал по усам, на которые, судя по тщательности исполнения, у художника ушла львиная доля времени.

В очаге чернел пепел, зола, погасшие угли. Несколько обгорелых костей указывали, что чутье Невзора не обмануло - здесь сожгли жертвенного козленка или птицу.

- Дорогу найдем? - усомнился Олег.

- В дальних выселках к богам одной дорогой не ходят, так что тропинку вряд ли сыщем. Но раз здесь были только вчера, то следы должны остаться.

Невзор обогнул поляну по кругу, вглядываясь в землю и раздвигая кусты. В одном месте задержался, кивнул и, жестом позвав Середина, шагнул сквозь заросли. Изредка нагибаясь к земле, он быстро шел вперед, настороженно поглядывая по сторонам, указывая Олегу на сломанную ветку или след, отпечатавшийся во мху. Видимо, человек, принесший богам жертву, не очень таился - значит, знал, что чужих здесь не бывает и выследить дорогу к его дому вряд ли кто сможет.

Почти час они шли по едва заметным следам, наконец Невзор остановился и поднял руку. Середин приблизился к нему. Впереди открылось небольшое поле, распаханное под озимые; по краям торчали обгорелые пеньки - поле отвоевали у леса, срубив и спалив деревья. Впереди, за полем, виднелись три избы, хозяйственные пристройки: хлев, овин. Еще не потемневший от времени журавль склонил над колодцем длинную тощую шею. Над двумя домами курился дымок. Невзор, раздувая ноздри, втянул воздух.

- Похлебку варят, - сообщил он, - мясную.

Из избы вышел мужик в домотканой рубахе, перепоясанной кушаком, в холщовых портах, босой. Он подошел к хлеву, приоткрыл дверь. Оттуда выступил молодой парень в такой же одежде, они заспорили... Вдруг мужик обернулся к лесу и посмотрел, как показалось, Середину, прямо на него.

Невзор выругался сквозь зубы.

- Что такое?

- Сороки, - пояснил Невзор, - мать иху так. Слышишь, разорались.

Две черно-белые горластые птицы кружились над полем недалеко от них, оглашая воздух пронзительным стрекотанием.

Мужик и парень бросились в избу, из хлева выбежал еще один, почти подросток и кинулся за ними вслед. Из-за домов, видно с огорода, прибежали две девки и женщина постарше. Одна девка была явно на сносях - она тяжело переваливалась на бегу, придерживая руками живот.

- Пойдем, что ли, - проворчал Невзор, - пока кобелей не спустили.

Они вышли из леса и по пашне двинулись к избам. Навстречу им выскочили трое мужчин: парни натягивали на бегу луки, мужик в ржавом шлеме и коротковатой кольчуге нес на плече боевой топор с длинным топорищем. У парней на боку Середин приметил короткие мечи.

Невзор замедлил шаг, поднял руку:

- Мир вам, добрые люди!

Парни остановились, наложили стрелы и взяли пришельцев на прицел. Мужик неспешно выступил вперед, цепко глядя из-под косматых бровей. Ему было лет сорок, широкая лопатистая борода серебрилась сединой.

- И вам мир, - прогудел он.

- Лодку нашу разбило, целый день через болото шли. Приютите на день да на ночь - мы заплатим, - стараясь смягчить голос, сказал Невзор, покосившись на Середина.

- Заплатим, - подтвердил Олег.

Мужик придирчиво осмотрел их помятую, заляпанную тиной и ряской одежду, глаза его скользнули по рукояти сабли за плечом Середина.

- Дружинники? - спросил он, не скрывая неприязни.

- Просто путники.

- Что ж, вы и ночью по болоту шли?

- На островке пересидели, там, - Невзор махнул рукой, - возле капища.

Из сруба показались женщины.

- Нам бы только ночь скоротать и поесть чего, а там мы сразу уйдем, повторил Невзор.

Мужик подумал, повернулся к спутникам, что-то сказал негромко. Луки опустились, лица парней расслабились. Видно, те привыкли доверять старшему.

- Ну, проходите, коли на ночь всего, - кивнул мужик и не оборачиваясь пошел к дому.

Парни расступились, давая дорогу, но все же настороженно следили за чужаками. Мужик - судя по всему, глава семьи - что-то сказал женщине постарше. Она сперва нахмурилась, затем вышла вперед, присматриваясь к гостям. Внезапно простое лицо ее расплылось в улыбке.

- Ой, да заходите же! Обогрейтесь, обсушитесь.

Женщины помоложе переглянулись. Младшая фыркнула, прикрывшись ладошкой, старшая одобрительно кивнула, улыбнулась и не спеша вновь отправилась на грядки.

Середин оглядел двор, постройки. Все было сработано несколько грубовато, но прочно. Сразу видно - хозяин здесь был крепкий, домовитый. В хлеву блеяли овцы, по двору бродили куры, гуси плескались в мелком пруду возле колодца. Из соседнего сруба выглянули еще две девки лет по шестнадцать-семнадцать. Они во все глаза смотрели на чужих людей - видно, не часто сюда заезжали гости. За избами имелось еще одно поле, как понял Олег льняное.

Хозяин прошел в дом, женщина и Олег с Невзором последовали за ним.

- Присаживайтесь, - буркнул мужик, ставя топор в угол, - сейчас жена каши принесет, молока.

Он снял шлем, бросил его в угол, потянул с плеч кольчугу.

Внутри дом был просторный, светлый. Центральное место занимала топившаяся печь. По стенам шли полати, вдоль одной стоял длинный стол с дочиста выскобленной поверхностью. Пахло гороховой похлебкой, свежим хлебом. У Середина аж в глазах поплыло от голода.

- Отвык я уже от брони, - пробурчал хозяин, освободившись наконец от кольчуги, - да и тесновата стала. Раздобрел.

- А чего службу бросил? - поинтересовался ведун.

- Я свое отвоевал, - махнул мужик рукой, - Мне с хозяйством, да с семьей - во сколько дел, - провел он по горлу ребром ладони, затем присел на лавку и, обернувшись, крикнул в дверь: - Мать, ну, где там харч? У гостей аж слюна капает!

- Иду-иду... - Женщина почти бегом внесла глиняный котелок с пышущей жаром кашей, выложила на рушнике каравай свежего хлеба, затем метнулась в подклеть, достала кувшин с молоком, обтерла его тряпицей и выставила на стол.

Невзор аккуратно разрезал каравай, Олег зачерпнул ложку каши, понес ко рту, собираясь не спеша, степенно прожевать, но как только почувствовал на языке вкус гречки с топленым маслом, проглотил всю ложку одним махом. По пищеводу словно прокатилось расплавленное олово. Он покраснел, выпучил глаза, задышал открытым ртом. Хозяин, посмеиваясь, налил чашу молока. Середин залпом опорожнил ее, чувствуя, что пожар в животе затухает.

- Да вы не спешите, не отнимут, - усмехнулся в бороду хозяин.

Жена выставила миску с творогом, сметану в горшочке. Пока они ели, мужик рассказывал про свое житье-бытье.

- ...И решил я, стал быть, своим родом жить. Мне никто не нужен, и я никому не обуза. Ушли мы с Радмилой от всех, выбрали место. Здесь лес стоял, небольшая поляна. Поначалу тяжко было: лес выжигали, сруб ставили. Все с женой, да старшим сыном. Жданом его звать - уж больно долго поджидали мы его с женой, - хозяин подмигнул Олегу, - а потом пошло-поехало. И скотинку приобрел, и пчелок - за полем льняным пасека у меня. Тут ведь времени, что мимо летит, не видишь. Еще парень народился, потом две девки. Скоро вот еще прибавление. Так и живем.

- Позволь-ка, - Середин, ощутив некоторую сытость, оторвался от творога, - мы видели четырех девок.

- А-а, - мужик хитро улыбнулся, - то не наши две. Это сыны мои жен себе умыкнули. Старший уж год как, а младший по весне. Будет у нас своя, родовая весь, не будет роду переводу! Девки справные, работящие. Поначалу сбежать норовили, особливо старшая, а потом тут им в радость стало. Ну, чего за лесом: то бояре, то вороги, то дружина. Оброк, подати, то-се...

- И что же, не искали девок?

- Может, и искали, да токмо про нас никто не ведает. До ближней деревни два дня пути, да все лесом, болотом. Мы к людям не ходим - про нас не знают. Все свое: одежу шьем, скотина плодится, зверь в лесу, рыбка в речке. Ну, чего еще надо? Одна беда: девки подросли, а парней нет. Мужика-то, хоть и молодого, не умыкнешь...

- Что-то ты разговорился, отец. - Радмила, заметив, что гости, осоловевшие после еды, клюют носами, стала прибирать со стола. - Я вам постелила там. Стоян, покажи гостям.

- И верно, что ж это я... - Мужик поднялся с лавки. - Пойдем, у нас сруб пустой, там отдохнете. Ночь в болоте, - он хмыкнул, - вы и не спали, поди?

Недостроенный дом стоял чуть поодаль. Мимо хлева прошли к нему. Две хозяйские дочки доили коров, младший сын гнал со двора десятка полтора овец. На заднем дворе, в загоне, копошились свиньи, повизгивали поросята.

Возле избы стояли две кадки с водой.

- Помойтесь с дороги и отдыхайте, - предложил Стоян, - да одежу бросьте вон, на завалинку. Девки простирнут - уж больно вы заляпались.

Середин оглядел себя. Что и говорить, хорош - куртка вся в разводах засохшей грязи, штаны позеленели от болотной тины. Невзор смотрелся не лучше. Не мудрено, что хозяин с топором выскочил.

Они отнесли кадки за угол избы.

- Ты глянь, чтобы не подошел никто, - попросил Невзор, снимая безрукавку.

Он скинул штаны, зачерпнул воды, плеснул на лицо.

- Ох, хорошо.

Темная волчья шерсть вдоль позвоночника свалялась комками, прилипла к спине. Олег выглянул из-за угла. Стоян, с дымящимися углями в кузовке, прошел за дома, видно к бортям. Дочери отнесли в избу молоко, жены сыновей копались в огороде.

- Полей на спину, - попросил Невзор.

Середин поднял кадку, тонкой струей стал поливать ему меж лопаток. Невзор охал, похлопывал себя по плечам.

- Давай теперь ты. - Он встряхнулся, провел ладонями по бритой голове, по лицу, присел на бревно возле стены. - Слышал я про такие хутора: уходят люди в леса, живут сами по себе, людей сторонятся. Своим умом, своим трудом живут, коли не дичают, конечно, не звереют. А бывает, как медведи в берлоге: корешки-ягоды едят, скотину по деревням крадут. На таких облавы, как на зверей, устраивают. Бьют без жалости.

Середин тем временем плескал ледяной водой на лицо, смывал с тела подсохшую грязь и тину. В бородке, что отросла за время хождений по Руси, после ночевки на болоте запутались хвойные иглы.

- Стоян, похоже, мужик крепкий, - сказал он, отфыркиваясь, - и если до сих пор не одичал, теперь вряд ли. Быт, дом, семья - все устроено. Налог не платит, в дрязги не лезет. Про него поди и забыли все.

Невзор опрокинул на него бадейку, и Середин ухнул: от ледяной воды перехватило дыхание. Дружинник прихватил с собой нож, Олег взял под мышку саблю, кистень. Одежду оставили возле кадушек. Выглянув во двор, они пробежали нагишом в сруб. Здесь, как и в главной избе, в центре стояла печь, но топили ее, судя по копоти, всего раз - для пробы, когда сложили. Сруб был не обжитый, стены чистые, древесина бревен светлая, а смолистый запах стоял, как в сосновом лесу. На двух лавках хозяйка поместила полотняные мешки с травой, положила на каждую по овчине. Олег рухнул на зашуршавший травяной матрац, потянулся с блаженством.

- Ох, давненько я нормально не спал. Отвыкать даже начал.

- А в корчме, где Молчун с Павлиной остались? Забыл? - напомнил Невзор, устраиваясь на своей лавке.

- Такое забудешь, пожалуй. - Середин приподнялся, положил под бок саблю. - Ну, будем надеяться, что здесь обойдется.

- Хорошо бы. Ты спи, не думай, у меня теперь сон вполглаза, как у ... ну, сам знаешь. Коли чего - толкну.

- Согласен, - уже сквозь дрему сказал Олег.

Он провалился в сон без сновидений, едва закрыв глаза. А услыхав приглушенные голоса, удивился, приподнял веки, оглядел, вспоминая, избу. Казалось, только что они с Невзором плюхнулись на лавки, солнце светило в ничем не затянутые окна, кружились пылинки над земляным полом, пока еще не застеленным досками, - а теперь за окном вечерело. Лавка Невзора была пуста, на соседней лежала выстиранная одежда.

Середин зевнул. Спать не хотелось, тело налилось бодростью. Он спустил ноги с лавки, подошел к окну. Возле избы сидели на завалинке Стоян и Невзор, неспешно беседовали. Олег прислушался. Дружинник рассказывал хозяину новости из большого мира, а хозяин вспоминал былые походы, далекие земли, в которых побывал. Одевшись, подвесив к поясу кистень и прихватив саблю, ведун вышел на двор. Солнце стояло низко над лесом, проложив на сжатом поле длинные тени.

- Спасибо, хозяин. Давно так не спал.

- Не на чем, - прогудел Стоян, - а мы только тебя ждали - вечерять уж пора.

- Во жизнь пошла, - усмехнулся Невзор, - ешь да спи. Ты бока не отлежал?

- Не завидуй чужому счастью - своего не будет, - отмахнулся Олег.

Семья уже собралась за столом, хозяину оставили место во главе, гостям - рядом с ним, на длинной лавке. Уселись, как сообразил Середин, по старшинству. Ближе к торцу стоял парящий пузатый казан с гороховой похлебкой на свинине, в большой плошке подали крупно нарезанные куски домашнего хлеба. Стоян не спеша зачерпнул ложку, подул, проглотил. Следом запустили ложки в казан Олег и Невзор, затем остальные. Черпали без суеты, в очередь, хотя было видно, что все проголодались, натрудившись в поле и огороде. Казан быстро опорожнили, ложки заскребли по дну. Олег заметил, что хозяева оставляют им самые большие куски мяса. Радмила унесла пустой казан, вытащила из печи румяного поросенка, жены сыновей проворно расставили миски с солеными грибами, домашним сыром, квашеной капустой. Старший сын принес и водрузил на стол бочонок с медом.

- Свой медок, сам сделал, - подмигнул гостям Стоян, - мы ни вина, ни браги, ни пива не потребляем.

Широким ножом он разрезал поросенка. Аппетитная корочка хрустела, обнажая истекающее соком розовое мясо. Хозяин сам выбрал для гостей куски, положил им в миски, разлил мед.

- Не бывает у нас гостей, - сказал он, поднимая чашу, - но уж коли пожаловали - с радостью встретим, с почетом проводим. Мир вам.

- И вам мир, - ответили в один голос Невзор и Олег.

Все, кроме беременной жены старшего сына, выпили. Олег впился зубами в обжигающее мясо, Невзор не отставал. Радмила одобрительно кивала. Стоян хитро жмурился, подливая мед. Даже сыновья перестали бросать настороженные взгляды, с удовольствием подымали чаши. Две дочери ели степенно, искоса посматривая на гостей, а встречаясь с ними взором, смущенно отводили глаза.

Через полчаса ведун украдкой распустил пояс, сдержал рвущуюся отрыжку. От порося остались обглоданные кости, мед плескался на дне корчажки. Радмила подала пироги с творогом, с грибами, с ягодами. Олег надкусил один, по подбородку потек сладкий сок. Он перехватил насмешливый взгляд хозяйской дочери - смуглой девушки с темными, как спелая вишня, глазами, - приподнял бровь. Но она уже опять уставилась в в свою плошку.

Почувствовав, что, съев еще кусок, он просто лопнет, Олег отвалился от стола.

- Ну, спасибо, хозяева, уважили. Как и благодарить, не знаем.

- А вот "спасибо" и хватит, - хитро прищурился Стоян.

Радмила кивнула, соглашаясь с мужем.

- Доброе слово, как перышко, гладит. Мы вас приветили, вы нам уважение оказали. Отдыхайте, вам еще дорога дальняя.

Женщины принялись убирать со стола, Стоян с сыновьями и Середин с Невзором вышли во двор. За лесом догорал закат, лягушки в пруду устроили вечерний концерт. Воздух был свеж и пьянил не хуже меда. Сыновья распрощались и ушли в свою избу, Стоян зевал во весь рот.

- Пойдем и мы, пожалуй, - сказал Олег.

- Конечно, - согласился хозяин, - ступайте. Доброго сна вам.

Глава 10

Середин и Невзор еще посидели на бревне возле своего сруба, глядя, как гаснут последние лучи на верхушках деревьев за полем.

- Надо будет денег ему дать, - сказал Олег, - у меня еще серебро осталось.

- Зачем ему деньги? - лениво возразил Невзор, - он здесь на всем своем живет. Обидеть можешь - люди от души...

- Но поблагодарить-то надо!

- Надо. Думаю, благодарность и без денег выразить можно.

Середин хмыкнул.

- Что, забор ему поставить или богам жертву принести?

- Там видно будет. Пойдем спать.

Раздевшись, они улеглись по лавкам. Шуршала трава в подстилках, пахла, как свежескошенное сено, дурманила голову. Постепенно, под стрекот сверчка, Олег задремал.

Он очнулся от чужого присутствия в комнате, цапнул спросонья саблю.

- Спокойно, Олег. Резать нас не будут, - услышал он негромкий голос Невзора.

Возле их лавок стояли две девушки - дочери хозяина. В одних рубашках, простоволосые. Перед Серединым стояла та, что помоложе - она была чуть ниже сестры, со светлыми, легкими волосами, распущенными по плечам. Лицо ее скрывалось в темноте, но Олег вспомнил ее светлые, прозрачные глаза. Ведун присел на кровати.

- Чего делать будем?

- Ты меня спрашиваешь? - В голосе Невзора Середин услышал насмешку.

- А кого?!

- Так, - Невзор спустил ноги с лавки, - ну-ка, красавицы, постойте пока за дверью.

Девушки послушно повернулись и вышли из избы.

- Ты хотел хозяина поблагодарить - вот и благодари.

- А Стоян чего скажет? Думаешь, ему это надо? Или не узнает?

- Ты не понял, да? Считаешь, они сами к нам пришли? Их прислали Стоян и Радмила, хотя вряд ли девушки отказывались. Стоян же прямо сказал: сыновья девок себе в жены украли, попросту говоря, а парней не умыкнешь. Дочери на выданье, рожать пора, а тут мы как раз объявились. Вот тебе и весь сказ. Так что делай дело, а я пошел.

- Что значит: пошел? - опешил ведун. - Куда?

- Куда? - переспросил Невзор. Он приблизился к Середину почти вплотную, и Олег увидел, как заиграли красноватым светом его глаза. - А ты знаешь, какое я семя брошу: людское или звериное? Ребенок от меня родится или волк? Не знаешь? Вот и я не знаю.

Невзор замолчал, надел штаны, накинул безрукавку.

- Пока с Веленой не поговорим, я об этом и думать не буду. - Он натянул сапоги и вышел в дверь, оставив Олега остолбенело стоять посреди избы.

- Постой, - дернулся вслед Середин.

Дверь снова скрипнула, и ему навстречу ступила светловолосая девушка. Олег замер, попятился. Она шагнула к нему, подняла лицо. Глаза уже привыкли к темноте, к тому же народившийся месяц бросил через окно на пол полоску серебристого света, и ведун прочел в девичьих глазах ожидание, испуг, просьбу...

Олег взял ее за кисть. Ладонь была маленькая, горячая, пальцы дрожали, словно девушку била лихорадка. "Господи, она совсем ребенок, у нее это в первый раз, - вдруг понял Середин, - она же боится, а я, кретин, дурак безмозглый..."

Он за руку подвел девушку к постели. Она послушно переступала босыми ногами, словно во сне следуя за ним. Он коснулся ее щеки, и она прижалась к его ладони доверчиво, как брошенный щенок, жаждущий обрести хозяина, друга. Его рука скользнула по лицу девушки, опустилась ниже, по стройной шее к большому вырезу на рубашке, открывавшему тонкие ключицы. Девушка прикрыла глаза, чуть отступила и, взявшись за подол, потянула рубашку через голову. Волосы рассыпались, покрывая волной плечи и грудь. Кисти рук, лицо и шея, загорелые от работы на солнце, резко контрастировали с белым телом, еще не набравшим женскую стать, но уже распускающимся, как бутон цветка. Олег привлек ее к себе, и она прильнула к его груди, прерывисто и часто дыша. Он почувствовал твердость ее молодой груди, ощутил упругость кожи, и поневоле желание дрожью прошло по телу, налилось, отяжелело в бедрах. Ведун погладил ее лицо, коснулся полураскрытых губ, она неумело ответила на поцелуй. Он опустил ее на постель, и девушка легла, вверяя ему себя, покорная и безропотная. Олег встал возле лавки на колени, прижался губами к груди, ощущая, как твердеет сосок. Она всхлипнула, лихорадочно обхватила его голову, стала гладить его лицо, плечи. Середин прилег подле нее, желая слиться с этим молодым, полным сил и вожделений телом. Исчезли все страхи: рядом была женщина, не единственная, но желанная. Его подхватил вихрь ласок, чутких прикосновений, горячего дыхания.

Она застонала, когда он осторожно вошел в нее, с неожиданной силой сжала в объятиях. Боясь причинить боль, он продолжал ласкать ее, шепча на ухо бессвязные нежности, и она сама вдруг подалась бедрами ему навстречу, вскрикнула, прижалась лицом, всхлипывая от короткой боли. Они двигались в едином ритме, помогая друг другу, словно желая раствориться без остатка, объединиться телами и жить, как одно целое. Радужные круги перед глазами, снова ее крик, теперь уже радостный: ей открылся новый мир, полный наслаждения, неги и радости отдавать и приносить блаженство...

Они лежали рядом, не в силах пошевелиться, утомленные и пресыщенные, словно после затяжного праздника. Наконец девушка коротко вздохнула, приподнялась на локте, заглядывая ему в лицо. В глазах ее блестели слезы благодарности. Он улыбнулся ей, погладил по плечу, ощущая под пальцами нежную, чуть вспотевшую кожу. Она легко коснулась губами его лица, провела пальцами по груди. Олег прикрыл глаза, чувствуя покой и расслабленность.

Девушка встала, подхватила с пола рубашку. Он залюбовался ее стройным телом. Возле двери она оглянулась на него, словно запоминая...

Скрипнула дверь. Зашуршали по полу шаги.

- Не знаю, сволочь я или благодетель, - сказал Олег, - но это было здорово.

- Будет еще лучше.

Середин подскочил на лавке. Над ним стояла старшая дочь Стояна. Усмехнувшись, она резким движением сорвала рубашку.

- Ква... - потрясенно сказал Середин.

* * *

Кто-то упорно тряс его за плечо. Олег приоткрыл один глаз. В полутьме зарождавшегося утра над ним стоял Невзор. Одетый, умытый, готовый к дороге.

- Кончай ночевать.

- Ох, - Олег потянулся, потер кулаками глаза, - это был сон или явь?

- Это была жизнь, ведун, и она продолжается. Вставай, нам пора.

Середин быстро оделся, вышел из избы. Занималось утро, туман, рассеиваясь, отползал через поле в лес, будто прятался там до вечерней зари. Возле хозяйского дома их поджидал старший сын Стояна - Ждан. На плече у него висела туго набитая котомка, на поясе - короткий меч.

- Я вас провожу - одни не выберетесь, - хмуро кивнул он.

Между срубами он вывел гостей к льняному полю, затем к пасеке. Там уже начинался лес, еще темный, не проснувшийся, загадочный. Середин оглянулся. Показалось ему - или и впрямь две девичьи фигурки застыли, подняв руки в прощальном жесте. Туман полз клочьями, играл тенями, искажал увиденное.

- Догоняй, - буркнул Невзор, исчезая в лесу.

Олег поправил перевязь через плечо и шагнул следом.

Ждан вел их по едва заметной, почти не различимой тропинке. Иногда он поднимал ладонь, призывая к вниманию, сворачивал и обходил какое-то место на тропе. Недоумение Середина развеял Невзор, указав в зарослях бузины натянутый самострел. Стоян отгородился от мира серьезно, так просто не достанешь.

Они шли весь день. Парень знал лес, как свой огород, и не сбавлял темпа, даже продираясь сквозь кустарник или пролезая под поваленными стволами, образовавшими, казалось, непроходимый бурелом. Невзор, не отставая ни на шаг, следовал за ним, и Середин взмок, как лошадь после скачки, едва поспевая за спутниками. Остановились только раз, возле ручья - присели, перекусили хлебом и мясом, которые Ждан достал из своей котомки. Олегу хотелось разговорить его, узнать, каково ему, молодому парню, живется в лесной глуши, но тот отделался скупыми односложными ответами. Под вечер, когда Середин уже не чуял под собой ног от усталости, вышли к реке. Провожатый кивнул на светлеющую сквозь кустарник воду, коротко сказал:

- Уборть. Дальше сами пойдете. - Он передал Невзору котомку: - Здесь харчи, мать собрала.

- Хорошо, спасибо, что проводил, - ответил Невзор, принимая у него снедь. - А скажи, не знаешь ли такую деревеньку: Змеешка?

Парень наморщил лоб, поскреб в затылке.

- Вроде, не слыхал, - неуверенно сказал он, - я ведь дальше реки и не ходил. Один раз только, и то не в эту сторону, а за Припять. Девку скрали ночью и домой, - он улыбнулся, вспоминая.

- Ну, там еще три озерка...

- А-а, так бы и сказал, - просиял парень, - мне отец сказывал, когда ладились за девками. Есть маленькое селение на том берегу. Выше по течению пойдете. Недалече. Увидите ручей - он из тех озер течет. Идите вдоль него, там близко.

- Спасибо, - кивнул Невзор, - будьте здоровы.

- И вам спасибо, - Ждан вдруг улыбнулся во весь рот, - счастливый путь.

Он исчез в подлеске бесшумно, как привидение. Ни кустик не шелохнулся, ни ветка не хрустнула.

- Вот лешак, - одобрительно пробормотал Невзор, - ну, что, будем переправу искать?

Берега и дно речушки были болотистые, так что на поиски брода время решили не тратить. Середин отыскал в камышах упавшее дерево, они разделись, пристроили одежду среди сучьев и, толкая ствол перед собой, переплыли на другую сторону. Противоположный берег оказался песчаным. Олег снял с дерева одежду, толкнул ствол в реку. Дружинник поспешно одевался, стоя на пологом берегу.

Довольно скоро они бодро шагали вдоль реки, то и дело вспугивая обустроившихся в кустах птиц. По берегу тянулись заросли ракиты и вербы, окаймляя хвойно-лиственный лес. Преобладали ели, ольха, осина, попадались и могучие дубы. Последние высились в гордом одиночестве, накрывая широкой тенью землю, не давая взойти молодым побегам. Мох укрывал корни, выпирающие из земли, землю вокруг усыпали желуди. Встречались следы кабанов, косуль.

В густом малиннике впереди путники услышали треск валежника и не сговариваясь свернули к берегу поближе - не иначе медведь обирал последние ягоды. Уже совсем стемнело, когда впереди послышался шум ручья. Он бежал, глубоко прорезав землю, скрываясь кое-где под корнями елей. Олег опустился на колени, напился. Невзор, присев рядом на корточки, черпал воду ладонью. Здесь же решили заночевать, чтобы с первыми лучами солнца двинуться вверх по реке. Поели пирогов, запивая их водой из ручья, затем поднялись чуть повыше, под раскидистый дуб. Невзор привалился к толстому стволу спиной, Олег улегся на мох, подложив под голову котомку. Листья перешептывались над головой, падали на землю желуди, глухо стукая в мягкую моховую подстилку.

Среди ночи Олега разбудило громкое сопение и хрюканье. Он потянул саблю из ножен, но Невзор остановил его, подхватил с земли увесистую корягу и, примерившись, что было силы запустил ее в кусты. В кустах раздался визг, ветки затрещали, перепуганное животное бросилось прочь. Еще долго слышалось в лесу его негодующее хрюканье.

- А если б это был секач? - спросил Олег.

- Полезли бы на дерево, - беззаботно ответил Невзор.

* * *

Ручей вывел их прямо к озеру, обросшему камышом. Невзор огляделся и показал на протоку на противоположном берегу.

- Озера сплетены навроде листа заячьей капусты, - объяснил он, - нам туда.

Огибая лесом топкие, заболоченные подходы к озеру, они пошли вперед. Утро выдалось ясное, хотя и прохладное. Вода в озере отливала зеленью: то ли зацвела, то ли донная трава была близко к поверхности. Кое-где желтели, слегка покачиваясь, кувшинки. Утиный выводок рассекал зеркальную гладь с уверенностью бывалых мореходов; подросших за лето птенцов было уже не отличить от взрослых птиц, только оставшийся кое-где среди перьев пушок выдавал, что вылупились они только весной.

С небольшого холма путники увидели все три озера: почти одинаково круглые, они смыкались краями, а перемычка придавала им форму, действительно похожую на листок заячьей капусты на тонком стебельке. Едва ли не касаясь воды бревенчатыми стенами, на перемычке стоял небольшой сруб. Ошкуренные бревна были светлые, темная пакля, забитая в стыки, издали казалась неряшливыми щелями, оставленными нерадивыми строителями.

- Вот и дошли, - негромко сказал Невзор.

- А вон, наверное, Змеешка, - указал Середин вправо, где под лесом притаилась обнесенная тыном деревенька.

Они спустились с холма, скользя сапогами по мокрой от росы траве. Высоко в небе, под редкими, будто застывшими облаками, носились стрижи, над водой летали стрекозы, вились мошки, рыба плескалась, выхватывая из воздуха добычу.

Изба казалась нежилой: пустые окна, выходящие на перешеек между озерами, слепо пялились на путников, дверь подпирал заостренный с обоих концов оструганный кол.

- Ты уверен, что она здесь? - негромко спросил Олег.

- Говорили, сюда перебралась, озера-то приметные, - пожал плечами Невзор. - Подождем покамест. Если что - в селении спросим. Местные должны знать, кто в округе живет.

По узкой полоске земли, отделявшей жилище от воды, они обошли избушку. Сзади за слепой стеной дома стояла небольшая постройка чуть выше человеческого роста, утоптанная дорожка сбегала от низенькой двери к озеру. Две старые ивы склонились над домиком, словно прикрывая его от солнца и дождя. Гибкие ветви переплелись, образовав что-то вроде навеса. Здесь берег был песчаный, в прозрачной воде плавали упавшие узкие листья, сновали мальки. Водяные паучки разбежались, прочертив гладь длинными тонкими ножками, едва тень Невзора упала на воду. Олег заглянул в строение.

- Баня, - сообщил он, прикрывая дверь. - Не мешало бы попариться, если хозяйка разрешит. Может, в дом войдем?

- Не надо, - поморщился Невзор, - Велена, ежели не в настроении, слов не подбирает. Моего приятеля, помню, так обложила, когда без спросу на двор зашел, что он полдня не свой ходил, а уж если в избе нас найдет... - Невзор махнул рукой. - Посидим у порога, может, объявится.

Они присели возле двери на двух бревнах. Середин снял перевязь, потянулся.

- Искупаться, что ли? Припекать начинает.

- Вода уже остыла: ночи холодные. - Невзор вздохнул. - Скоро осень, а я все маюсь, как шатун.

- Ты уверен, что Велена поможет?

- Надеюсь.

Солнце било в глаза бликами от воды, ветерок совсем затих. Середин почувствовал, что еще немного, и он заснет прямо здесь, у порога незнакомой женщины. "Это, пожалуй, будет невежливо", - решил он. Встал, встряхнулся.

- Пойду, освежусь. А то в сон клонит.

- Смотри, водяной утянет.

- Чему быть - того не миновать.

Он разделся позади избы, ступил в воду. Она и правда была холодной. Прыснули из-под ног мальки. Раздвигая плавающие листья, Середин зашел по грудь. Тело в воде казалось зеленоватым, как у русалки.

- Олег Середин - русалка, - пробормотал он, - без хвоста, но с ...м-м... что за бред в голову лезет, - подивился он сам себе, вдохнул воздух и шумно нырнул, сложив руки над головой.

Сразу исчезли все звуки, мир вокруг был желто-зеленый, солнечные лучи копьями пронзали воду, истончаясь и пропадая в сумраке глубины. Середин скользил вдоль колышащихся водорослей; пузырьки, срываясь с губ, щекотали лицо. Он сильно греб, чувствуя под ладонями упругость воды, ощущая в себе принадлежность к этому спокойному, бесшумному миру, где все происходит беззвучно, будь то рождение или смерть. Бесшумно сидит в засаде щука, бесшумно кормится карась: неслышный бросок из засады - и вот уже жертва, истекая темной кровью, бьется в зубах хищника. Русалки играют, переплетаясь прекрасными телами, где-то здесь водяной: зеленая борода колышется, мутные глаза полуприкрыты. Он наблюдает за русалками, любуется, выбирает. "Интересно, как он их пользует? А если б я стал русалкой? Ха, это было бы весело! Ведь если по своей воле - то, наверное, будешь таким, как при жизни. Тление не затронет, раки и сомы не будут рвать разлагающуюся плоть, а русалки примут, как своего собрата. Надо только не бояться, а вдохнуть поглубже, вздохнуть, наполнить легкие и дышать этой чистой водой..."

Крест, давно пульсирующий на запястье под повязкой, стал обжигающим, и Середин пришел в себя. Легкие горели, руки от недостатка кислорода сделались ватными, бессильными. Он рванулся к поверхности, с ужасом понимая, что не доплывет - зеркало воды, пронзаемое солнечными стрелами, было высоко над головой. Так высоко, что казалось мутным, засиженным мухами окошком. Стискивая зубы, Олег глотал слюну, пытаясь отсрочить неизбежный вздох, когда сознание уже не управляет телом, когда глоток воды кажется желанным глотком сладкого воздуха и губы сами раскрываются в тщетной надежде наполнить тело жизнью...

Ведун вынырнул, хватая воздух и воду широко раскрытым ртом, раскинулся на поверхности мертвой медузой. Грудь ходила ходуном, сердце билось в ребра, словно желало вырваться наружу, голова шла кругом, а перед глазами плясали разноцветные искры.

Постепенно дыхание успокоилось. Середин, потряс головой, выливая воду из ушей. Почувствовав, как от холодной воды по телу начинают бегать мурашки, он повернул к берегу...

Под ивами стояла стройная девушка в светлом сарафане, подпоясанном высоко под грудью. Лицо ее пряталось в тени нависших над берегом ветвей, волосы цвета темного золота свободно спадали на грудь. Опустив руки и чуть склонив голову к плечу, незнакомка спокойно смотрела на него. Середин провел ладонью по лицу, пригладил волосы и не спеша поплыл к берегу.

Немного бледное лицо девушки имело правильные черты, чуть выпирали высокие скулы. Слегка раскосые глаза казались темными, но, подплыв поближе, ведун понял, что это густые ресницы бросают на них свою тень.

Ткнувшись руками в песок, Середин понял, что слишком засмотрелся на незнакомку. Он подался назад и встал. Вода доходила до пояса.

- Здравствуй, - сказал он. - Ты, наверное, Велена?

Она шагнула из тени ивы, помолчала, все так же пристально рассматривая его.

Крест успокоился, обжигающая руку пульсация прекратилась, но грел он сильнее обычного. Олег обратил внимание, что босые ноги женщины мокрые, будто она вышла из воды. Глаза, зеленые, как крыжовник, продолжали в упор изучать его, словно он являл собой нечто невиданное в здешних краях. На вид ей было около двадцати лет.

Олег посмотрел вниз и отступил поглубже - вода была прозрачная, как стекло.

- А ты скромный, - молвила она.

Голос у нее был невысокого тембра, тон спокойный, уверенный. Что-то в ее речи выдавало, что русский язык для нее не родной.

Середин поежился.

- Мы искали вас.

- Кто - мы?

- Я и Невзор.

- Невзор? Он здесь?

- Вы, что же, не видели его с той стороны избы?

Она опять промолчала, оглянулась.

- Зачем он здесь?

- Лучше он вам сам скажет. - Олег уже порядком замерз, а Велена, судя по всему, уходить не собиралась. - Позвольте мне выйти.

- Я тебе мешаю? - усмехнулась она кончиками полных губ.

- В принципе, нет, - обозлился Середин, - если интересно - можешь смотреть.

- Было бы на что. - Велена повернулась к нему спиной.

Олег выскочил из воды, запрыгал, натягивая кожаные штаны на мокрые ноги.

- Так что нужно Невзору? Мне казалось, у нас все ясно.

- Иди, поговори с ним. - Олег накинул куртку, подхватил сапоги. - Чего меня пытать?

Велена обернулась, посмотрела ему в лицо. Она была высокая - конечно, по местным меркам, - статная, с полной гордыни осанкой. Он увидел, как в глазах ее зажигаются и тут же гаснут янтарные искры. Темные зрачки затягивали, словно речной водоворот. Середин тряхнул головой, прогоняя наваждение.

Они обошли избу. Велена ступала впереди, и ведун залюбовался ее тонкими щиколотками, ее легкой, невесомой походкой. Казалось, будто трава удерживает ее над собой, не позволяя ступить на землю.

Невзор, сидя на бревне, терпеливо строгал ивовый прутик, постепенно очищая его от коры. Услышав шаги, он обернулся. Прут выпал из его пальцев, дружинник вскочил, подался к Велене. Она замерла, потом быстро подошла к нему, подняла ладонь, предупреждая возможные слова.

- Помолчи. - Она коснулась пальцами его подбородка, заглянула в глаза, провела ладонью по начавшей отрастать шерсти на голове. - Кто это сделал?

Невзор нервно сглотнул ком в горле.

- Верша.

- Почему?

- Почему? - Невзор невесело хмыкнул. - Потому что ты ушла, потому что я полюбил другую.

- И ты пришел просить меня о помощи?

Волкодлак опустил голову.

- Больше просить некого, - глухо сказал он.

- А твой друг? - Велена обернулась к Олегу, и ведун опять почувствовал, как его затягивает водоворот ее глаз. - Думаю, он тоже кое на что способен.

Середин покачал головой.

- Здесь я бессилен. Заклятие на волкодлака может снять только тот, кто его наложил, или человек одной с ним крови. Твой брат исчез, и мы пришли к тебе.

- Если было заклятье, - едва слышно проговорила Велена. - Проходите в дом, - распахнула она дверь, - в печи каша, хлеб, а мне надо подумать.

- Над чем? - угрюмо спросил Невзор.

- Над тем, как тебе помочь, а не над тем, стоит помогать или нет, - с вызовом ответила она. - Я на тебя зла не держу: все сгорело.

- Прости.

- А-а, - махнула рукой знахарка, - что было - быльем поросло.

Внутри изба Велены показалась просто дворцом: деревянный, чисто вымытый пол поскрипывал под ногами; в углу небольшая беленая печь с каменным дымоходом; стол и лавки светлого дерева, по стенам пучки трав, продолговатое металлическое зеркало - вещь вообще невиданная в крестьянском хозяйстве.

Дымчатая кошка, вылизывавшая лапу на столе, зашипела, увидев Невзора, и сиганула в окно. Олег поставил в угол саблю, присел за стол. Волкодлак раскрыл котомку, стал доставать снедь - завтракали они на рассвете, и подкрепиться не мешало.

- Чистенько живет, - заметил Середин, осматривая помещение.

- У нее всегда так. Я помню, чуть не каждый день полы скоблила - я у них долго после сшибки с печенегами лежал.

Возле печи, на лавке сушились травы. Некоторые Середин знал: зверобой, тирлич, мать-и-мачеху, кочедыжник, сон-траву, лопухи, но большинство видел впервые. Здесь же были разложены корешки, листья, несколько крупных шишек.

- Она только травы ведает, или..? - полюбопытствовал Олег.

- По-моему, не только. Малуша сказывала, что Велена кровь может остановить чуть ли не взглядом, падучую вылечить. Скотина ее слушалась, а один дурачок деревенский якобы видел, как она с птицами разговаривает, с деревьями обнимается. Давай, садись, доедим гостинец.

Середин подсел к столу.

Велена пришла, когда они уже закончили трапезу. Невзор, угрюмо глядевший в окно, встрепенулся. Опустившись за стол, Хозяйка подперла ладонями лицо, и Олег отметил, что руки у нее явно не крестьянские, не огрубевшие от работы. Пальцы тонкие, кожа нежная, белая.

- На вечерней зорьке пойдем в лес, - сообщила Велена, - а пока отдыхайте.

- Спасибо тебе, - Невзор поднялся, поклонился в пояс, - спасибо за...

- Рано еще спасибо говорить. Тебя как зовут? - спросила она Середина.

- Олег.

- Выйди со мной, поговорить надо.

Они отошли от избы по перешейку. Солнце грело, словно чувствуя, что скоро осень, спешило насытить землю теплом. Жужжали пчелы, добирая нектар из последних цветков девясила, стеной стоявшего на опушке. Середин провел правой рукой крест-накрест по глазам - этот предохранительный жест, блокирующий психо-кинетическую энергию, он почерпнул у Ворона. Не по душе ему было, что перехватывает дыхание и слабеют ноги при взгляде зеленых глаз Велены.

"Правда, может, она мне просто нравится? - подумал он. - Таких женщин здесь я еще не встречал. Ну, вот и проверим".

Остановившись, Велена повернулась к нему и требовательно посмотрела в глаза. Олег напрягся, но... Да, красивая женщина. И только. Ее брови слегка приподнялись. Середин позволил себе улыбнуться уголком губ. "Ишь, как смотрит. Нет, действительно, очень красивая женщина. Осанка просто царственная, стройная шея, высокая грудь, бедра как раз по-моему вкусу - в меру полные. Интересно, как она в постели..."

- А мысли ты прятать не умеешь? - вдруг спросила Велена, слегка прищурившись.

Олег почувствовал, что краснеет.

- Что ты хотела узнать о Невзоре? - быстро спросил он, мысленно заключая голову в матовое стекло. Мутное стекло, скрывающее не только то, что за ним прячется, но даже свет или тьму, если они есть в душе. Обычная защита от энергетических вампиров. И вдруг стекло дало трещину. Середин прямо-таки физически ощутил, как змеистая линия пробежала по его защите сверху донизу.

- Не надо, - попросил он, сдаваясь, - ты сильнее. Пока сильнее, добавил он, уже про себя.

- Хорошо, не будем друг друга испытывать. Давно ты с Невзором?

- Дай подумать. С середины Липеца.

- Больше месяца, - прошептала Велена.

- Он пил кровь человека?

- При мне нет, хотя и пытался.

- Как это случилось?

Середин рассказал ей о схватке с разбойниками на болоте. Она слушала внимательно, нахмурив брови, затем решительно кивнула, что-то выяснив для себя.

- Почему ты не попытался снять заклятие?

- Я не знал, каким образом твой брат обратил его, - пожал плечами Середин, - кроме того, мне кажется, дело не в заклятье.

- А в чем?

Олег замялся. Ему не хотелось высказывать догадки, не имеющие подтверждения, но Велена требовательно смотрела в глаза.

- Есть у меня ощущение, что твой брат в случае с Невзором не при чем, или почти не при чем. Его подругу он, возможно, обратил, но не его...

- Договаривай! - повысила голос Велена, и зеленые глаза сверкнули янтарными искрами.

- Твой брат лишь пробудил то, что дремало в Невзоре с рождения. Он не помнит отца - только мать. Мне кажется, здесь и таится разгадка.

- Ты полагаешь, что Верша только разбудил...

- Да.

Велена задумчиво опустила голову. Вода возле берега всплеснула, и показалась острая мордочка с хоботком. Упитанный выхухоль выбрался на берег, посмотрел черными глазками на знахарку. Она присела на корточки, пальцем подтолкнула к нему поближе ползущую по берегу пиявку. Зверек обнюхал ее, проворно подхватил в зубы, быстро-быстро прожевал и опять посмотрел на девушку. Она протянула руку, и выхухоль, словно кошка, потерся головой о ее пальцы. Темно-серая шерстка лоснилась на солнце, черный нос тыкался в ладонь Велены.

- Ну все, иди, - сказала она.

Зверек фыркнул, развернулся и без всплеска ушел под воду.

Девушка поднялась, отряхнула ладони.

- Если все так, как ты говоришь, ему никто не поможет, и ты напрасно мешал ему насытиться кровью.

- Возможно, и напрасно, но смотреть на это было бы очень неприятно, поверь мне. Пусть делает, что хочет: пьет кровь, ест печень врага, - но не в моем присутствии.

- Я все-таки хочу попробовать снять заклятие. Пойдешь с нами? Здесь, в лесу, есть подходящее место.

- Пойду, - согласился Олег.

Глава 11

Почти стемнело, когда они ступили в сосновый бор. Заря еще догорала, розовые облака парили в небе, словно стаи фламинго, а в лесу уже веяло ночной сыростью, сумрак таился в буреломе, прятался в распадках и оврагах, ожидая своего часа. Велена уверенно шла впереди, показывая дорогу. Она несла холщовый сверток. Невзор быстро шагал за ней, нервно поводя головой. Пальцы его то сжимались в кулак, то скрючивались, становясь похожими на медвежьи когти. Середин замыкал шествие, неся на плечах двухмесячного козленка. Выходя из избы, Олег прихватил саблю и серебряный кистень, и теперь сабля, съехав вниз, поддавала ему под зад при каждом шаге, болтающийся на руке кистень бил по ребрам, грозя наставить синяков, а козленок неистово блеял, словно намеревался созвать всех окрестных волков. Ведун ругался, но руки были заняты трепыхающимся козленком, и приходилось терпеть. Крест под повязкой вел себя, как обычно в присутствии Невзора - грел, но не обжигал.

Углубившись в чащу примерно на два полета стрелы, Велена вывела их на огромную поляну. Посреди поляны, будто спрятавшись от мира за вековыми елями и соснами, стояла светлая березовая рощица. Девушка со спутниками прошла в рощу, посреди которой оказался освобожденный от деревьев круг с вытоптанной травой. Вкопанный каменный очаг и деревянные идолы объяснили Середину назначение этого места. Местный скульптор более преуспел, по сравнению с отшельником Стояном, и славянских богов можно было узнать даже без подсказки: сурово хмурил брови Перун с окладистыми усами, рядом находился Сварог, спокойный, почти равнодушный. Велес, Ярило, Корс - все собрались здесь, поджидая дары и жертвы.

Велена попросила мужчин разжечь очаг, а сама ушла в глубь рощицы, за спины богов. Олег с облегчением свалил козленка на землю, поправил перевязь и на пару с Невзором стал собирать топливо. Навалив порядочную кучу хвороста, он положил внутрь бересту и зачиркал кремнем. Наконец трут зашелся капризным огоньком, Середин наклонился, поднес его под бересту, и принялся раздувать. Береста вспыхнула, тут же взялись сухие ветки. Олег удовлетворенно откинулся: он всегда испытывал гордость, когда удавалось разжечь костер с помощью древних приспособлений.

Невзор бродил вдоль выстроившихся идолов, угрюмо заглядывая в пустые равнодушные глаза.

Огонь запылал, трепетное пламя осветило поляну, его блики оживили деревянных истуканов: казалось, они зашевелились, задвигались в предвкушении жертвы. Из-за их деревянных спин выступила Велена. Поманив за собой Невзора, она сделала Середину знак, чтобы тот оставался на месте. Волкодлак шагнул за ней и пропал в темноте рощи, словно мрак слизнул его, унося из круга света.

Ведун подкинул веток в огонь. Козленок угрелся возле костра, прикрыл глаза. Оранжевое пламя освещало его белую шкурку, делая ее похожей на мифическое золотое руно. Олег успел еще два раза сходить за хворостом, когда вернулись Невзор с Веленой. Бывший дружинник был мрачен, лицо Велены застыло маской, стало похоже на лики окружавших поляну идолов. Она бросила на землю звякнувший сверток. Середин посмотрел на нее, Велена отрицательно качнула головой и отведя ведуна в сторону, тихо сказала:

- Я воткнула в осиновый пень двенадцать ножей, Невзор перекинулся три раза. Справа налево. Он не обращенный волкодлак.

- Ты сказала ему?

- Нет. Прежде надо узнать, из чьей он свиты.

- А Малуша?

- Ее, думаю, можно обратить в человека. Волчицы-оборотни обычно не остаются такими навсегда, слишком много человеческого в женщине, чтобы навечно сделать ее животным. Скорее всего, у нее одна из форм наведенной порчи, родовая трансформа.

- Ква... какие ты слова знаешь, - покачал головой Середин.

- Я много чего знаю. Впрочем, ты тоже не прост, ведун. Я ведь не ошибаюсь?

- М-м... - Олег замялся. - Не будем пока об этом. Что надо делать?

- Я все сделаю сама, ты не вмешивайся. - Она помолчала. - Если только Невзор не... Впрочем, я смогу остановить его.

Вершины берез зашумели, на землю посыпались сорванные порывом ветра сережки, подсохшие зубчатые листочки, заметался огонь в очаге. Велена взглянула в темное небо.

- Нам надо торопиться.

Невзор сидел, поджав под себя ноги, и завороженно глядел в костер. Велена развернула сверток, выбрала длинный обоюдоострый нож с костяной рукоятью. Разрезав веревки, связывавшие козленка, она велела Невзору держать животное. Тот прижал козленка к земле. Знахарка откинула животному голову, сквозь шелковистый мех на шее стало видно нежную розовую кожу. Велена резко взмахнула ножом, уверенно рассекая козленку горло. Жалобное блеянье перешло в хрип и бульканье. Девушка отбросила нож, подняла с земли бьющееся тельце и поднесла к затухающему костру. Зашипела в углях кровь, над очагом поплыл синий дым. Велена передала козленка Невзору, подставила руки под струйку крови, словно смывая что-то, потерла ладони.

- Следуй за мной.

Она подошла к Перуну, поклонилась в пояс, приложила окровавленные руки к суровому лику, провела вниз, оставляя на темном дереве кровавые следы.

- Прими кровь, возьми жертву, вели сказать, не вели таить, кто призвал воина, кто принял в свиту свою, кому служить будет, пред кем ответ держать станет?

Снова поклонившись, она отступила, обернувшись к Невзору, вложила пальцы в разверстую рану на шее животного, перейдя к следующему идолу, провела ладонями по лику божества, по одежде, поклонилась. Так, по кругу, они обошли весь пантеон, пятная богов кровью.

Ветер усилился, вершины берез гнулись, летели листья, сучья; из прогоревшего костра выпархивали искры, рассыпались, гасли на вытоптанной земле.

Велена взяла из рук Невзора тушку, положила на землю, ножом разровняла багровые угли. На поляне стало темно, едва угадывавшиеся фигуры богов, казалось, шагнули в круг, приближаясь к очагу. Велена обернулась к Невзору:

- Сними одежду.

Бывший дружинник замер. Середин увидел, как в темноте, словно отражая свет углей, блеснули его глаза.

- Ну, - повысила голос Велена, - быстрее! Время уходит. Я видела тебя во всех видах: забыл, как едва живой валялся в моей избе? Ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Думаешь, твоя девка за тобой ходила? Ее Верша на порог не пускал. Ну!

Невзор скинул безрукавку, сбросил сапоги, стянул кожаные штаны и выпрямился, опустив руки. Огонь освещал снизу его тело, бросая на него бронзовые блики. Светлое платье Велены казалось, стало золотым, под цвет ее волос. Она приблизила темные, в подсыхающей крови ладони к лицу Невзора. Середин подался вперед, рассчитывая различить в едва слышном шепоте знакомые заговоры.

- Стань явь сном, стань мысль далекой, стань тело чужим, мне послушным... уведи... за край-берег... укажи, кому...

Ветер заглушал слова, но Олег понял, что раньше не слышал ничего подобного.

Велена положила руки на плечи Невзора, заставляя его повернуться вокруг себя, затем взяла за руку и подвела к очагу. Волкодлак следовал за ней, покорный и безвольный, словно в гипнотическом трансе. Встав за его спиной, девушка подтолкнула его вперед. Середин сцепил зубы, видя, как босые ноги Невзора ступили на едва подернувшиеся серым пеплом угли.

Ветер, казалось, взбесился: он продувал рощу насквозь, рвал одежду, перехватывал дыхание, трепал волосы. Неподалеку ударил раскат грома.

Велена отступила в темноту, Невзор поднял руки к небу, глаза его были закрыты, губы шевелились, будто спрашивая о чем-то. Он закружился, и угли захрустели под его ступнями. Невзор кружился все быстрее, искры веером разлетались из очага...

Внезапно ветер стих, тишина придавила их, словно могильной плитой. Где-то на границе слышимости возник тоскливый волчий вой. Олег продел руку в петлю кистеня, нащупал за спиной рукоять сабли. Облака над поляной разорвались, в просвет проглянул красноватый, будто окровавленный, серп молодого месяца. Тонкий луч, падая с неба, прорезал тьму и упал на изваяние сурового старика в одежде из шкур.

- Велес, - различил Олег шепот Велены.

Облака сомкнулись, скрывая месяц, снова грянул гром, теперь уже значительно ближе. Невзор замер, руки его упали вдоль тела, будто кто-то вынул из них кости, ноги подогнулись. Середин бросился вперед, подхватил его, не давая упасть в угли, потащил прочь от очага. Велена помогла ему отнести в сторону отяжелевшее безвольное тело. Они положили волкодлака на землю. Его била крупная дрожь, зрачки закатились под веки, белки глаз слепо пялились в небо, похожие на бельма столетнего старца.

- Оставь его, - сказала Велена, - пусть придет в себя.

Середин покосился на нее, принес одежду Невзора и стал одевать его, перекатывая с боку на бок. Знахарка отошла в сторону, собрала ножи, завернула их в полотно. Ослепительно вспыхнула молния, вырвав из темноты поникшие березы, статуи богов, замерших вокруг поляны, тельце козленка возле очага.

Грянул такой раскат грома, что Середин поневоле пригнулся, и тотчас ударил ливень: словно небесная река изменила русло и обрушилась на землю. Олег мгновенно промок, вода побежала под куртку, заструилась по лицу.

Невзор зашевелился, приподнялся на локтях. Ведун нашел на ощупь его плечо, легонько сжал.

- Как себя чувствуешь?

- Будто пьяный. Что было?

- Ты не помнишь?

- Ничего не помню. Только, как ходил за Веленой с козлом в руках. Где она?

- Где-то здесь. - Середин осмотрелся, пытаясь проникнуть взглядом сквозь темноту и стену дождя.

- Я здесь, - раздался совсем рядом женский голос. - Невзор, ты можешь идти?

- Попробую.

Середин помог ему встать, подхватил под руку. Вдвоем с Веленой они повели его из рощи. Дождь хлестал, не переставая, трава стала скользкая. Надвинулась стена леса. Невзор попросил отпустить его, встряхнулся, приходя в себя.

Долго шли они через лес, оскальзываясь на корнях, отводя от лица ветки. Дождь, быстро намочивший листву и хвою, низвергался водопадом, стучал по плечам, заливал лица. Наконец впереди посветлело. Ломая толстые стебли девясила, они пробились к перешейку. Ливен стоял плотной стеной, сквозь которую едва виднелась изба Велены. Гремел гром, молнии полыхали, жутким светом озаряя кипевшую в озерах воду. Летящие с небес струи топили листья кувшинок, гнули прибрежный камыш, стучали по озеру, словно кто-то сверху горстями бросал в воду немолотое зерно.

Они вбежали в дом, натыкаясь в темноте на лавки. Середин опрокинул в сенях бадью с водой, здорово ушиб ногу. В горнице Велена запалила лучину, воткнула ее в настенный держатель, вода с мокрой одежды натекла на пол лужами. Покопавшись в сундуке, девушка достала сухое платье, бросила им два рушника. Мокрая ткань облепила ее тело, став почти прозрачной. Ведун почувствовал, как заколотилось сердце, и отвел глаза.

- Там, в сенях, овчина и рогожка. Накиньте, пока одежда высохнет, велела она.

- Мне без разницы, - хмуро сказал Невзор.

- А мне нет! Вытирай тут за вами. - Она толкнула низкую дверь, ведущую из горницы: - Живо переодевайтесь.

В сенях Олег скинул мокрую одежду, набросил на плечи овчину.

- Она всегда такая? - усмехнулся он.

- Сейчас еще тихая, - буркнул Невзор, пристраивая на чреслах рогожку.

Велена вытерла мокрые волосы, откинула их на спину и, не обращая на мужчин внимания, стала расчесывать деревянным гребнем, посматривая в висевшее на стене зеркало. Невзор присел на лавку, исподлобья глядя на нее.

- Ну, что скажешь?

- Не "нукай", не запряг.

Несмотря на тон, Середин услышал неуверенность в голосе девушки. На скулах у Невзора заходили желваки. Олег кашлянул.

- Послушай, друг, все не так просто... - Он помолчал, подбирая слова. Твоей Малуше можно помочь, но для этого надо найти брата Велены.

- Я из него...

- Ничего ты ему не сделаешь, - вмешалась Велена. - И дай слово, иначе не скажу, где его искать.

Невзор засопел, поглядывая то на нее, то на Олега.

- Чего вы темните, прямо сказать не можете?

Велена подошла к нему, села рядом и обняла за плечи. Середин вздохнул: если бы она его так обняла, он бы простил что угодно.

- Мой брат не виноват... Постой, - приложила она ладонь к губам Невзора, предупреждая возражения. - В том, что стало с тобой, он не виноват. Ты рожден воином, ты изначально был посвящен, еще до рождения, и Верша только м-м... ускорил твое обращение в настоящий облик.

- Так кто же я? - хрипло спросил Невзор, и в глазах его отразилась такая мука, что Середин понял: кем бы тот ни стал - бессмертным воином, полубогом, богом, - он не захочет уйти от людей, от своей любви, пусть даже это принесет ему беду.

- Ты из свиты Велеса, ты волк-воин. Ты должен сопровождать души павших к воротам Нави, где их ждет Велес. Ты волен брать или оставлять жизнь, но теперь ты не определяешь свою судьбу, твоей жизнью и смертью правят боги.

- А Малуша?

- Мы поможем ей вернуться в прежний облик. Я расскажу тебе, как это сделать, если ты дашь слово простить Вершу.

Невзор сгорбился на лавке, закрыв руками лицо.

Потрескивала лучина, скреблась мышь под досками пола. Шум дождя за окном стих, только капли, шлепавшиеся с покатой крыши в лужи, напоминали о недавнем ливне.

В дверь избы постучали. Робко, чуть касаясь дерева костяшками пальцев. Велена поднялась с лавки и прошла в сени. Середин отправился за ней. Воздух после грозы был свеж, напоен влагой и ароматами трав. В просветах облаков виднелись звезды, месяц, вполне нормального цвета, повис над лесом.

У дверей стоял насквозь промокший мужик и, хлюпая мокрыми лаптями, переминался с ноги на ногу. С бороды у него текла вода - хоть выжимай, мокрая рубаха обвисла до колен. Мужик шмыгал носом и смущенно покашливал.

- Чего тебе? - спросила Велена.

- Я эта... того... люди прислали. - Он покосился на Олега, завернутого в овчину. - Мы завтра поутру хотели с бредешком пошастать по дальнему озеру, - мужик махнул рукой куда-то в сторону, - поспособствуй, коли не жалко, а мы тебе рыбки ужо, а?

- Принесите сеть - посмотрю. Молодняк ловить не позволю, сеть с большими дырками чтобы была, понял?

- Понял, понял, - закивал проситель. - А когда принести?

- Вот завтра с утра и несите. До того, как ловить.

- Ага, ага. - Мужик поклонился и бодренько потрусил к лесу, приговаривая: - И сеть принесем ужо, и рыбки, ага.

- Уважают, - заметил Середин.

- Один раз не спросились - мужик утонул. С тех пор всегда заходят. Пойдем-ка, посмотрим, что там Невзор.

В сенях резко пахло промокшей кожей, дверь в избу была приоткрыта. Невзор, полностью одетый, стоял возле стола. Хмуро взглянув на вошедших, он нехотя буркнул:

- Даю слово, что брата твоего не трону, ежели скажет, как Малуше помочь.

- Ты садись - в ногах правды нет. - Велена присела, похлопала ладонью по скамье рядом с собой. - Под Черниговом, на Десне, на правом берегу, стоит деревня. Два-три перехода от Чернигова. Узнаешь сразу: рядом два больших холма, еще с древних времен остались. Верша знает это место - мы там когда-то останавливались, дом наш там остался, если не заняли. Стараниями брата нас и оттуда попросили. Хорошо хоть в топоры не взяли. Если он там, то не в истинном облике. Найдешь Вершу - спроси у него пояс из тех, что он постоянно носит, пусть завяжет на поясе три узла. Этим поясом опояшешь свою девку, скажешь...

- Она не девка.

- Тебе виднее, - усмехнулась Велена. - Скажешь... - Она наклонилась и зашептала что-то Невзору на ухо. - Запомнил?

Невзор пошевелил губами, запоминая наговор, кивнул.

- Ты чего оделся, или уже в дорогу собрался?

- Душно мне в избе, - сказал Невзор, - на дворе я буду.

- Как хочешь, - пожала плечами Велена. - Утром мужики придут. Смотри, не напугай.

- Ладно. - Дружинник повернулся к Олегу: - Видишь, друг, не всякому горю помочь можно. Спасибо, что попытался.

- Не за что. Найдем Вершу - выручим твою зазнобу, заживете, как... Олег осекся, виновато замолчал.

- Спасибо, - криво усмехнулся Невзор, кивнул и вышел.

Хлопнула дверь в сенях. Велена тяжело вздохнула. Было видно, что она изрядно устала: лицо осунулось, взгляд стал пустым. Плечи поникли, руки безвольно лежали на коленях, словно крылья выбившейся из сил птицы. Олег понял, что, несмотря на внешнюю независимость, ей не хватает в жизни опоры. Ему захотелось обнять девушку, чтобы она прислонилась головой к его груди, прошептать ей на ушко ласковые слова, ощутить теплоту ее молодого тела, поделиться с ней своей силой. А потом взять на руки, отнести в постель...

- Эх, так хорошо начал, а закончил, как и все, - негромко сказала Велена.

Середин обозлился.

- Ты всегда в чужих мыслях роешься? Тебе не говорили, что это просто невежливо?

- А чего в них рыться, ежели они у тебя на лбу написаны, - усмехнулась Велена. - Иди-ка ты в баню.

- Чего?

- Спать там будешь, вот чего! - Это была уже прежняя Велена: уверенная, насмешливая, острая на язык. - Да захвати рогожку - накроешься. А то замерзнешь еще - согреть-то некому.

- Спасибо, - проворчал Середин.

Взяв с лавки рогожу, он, гордо выпрямившись проследовал к выходу, толкнул дверь.

- И тебе спать-почивать спокойно, - холодно сказал он, глянул через плечо и поперхнулся: девушка, скорчив смешную рожицу, показала ему язык.

Олег шагнул в дверь и... искры брызнули из глаз - так крепко приложился он о низкую притолоку. Выругавшись сквозь зубы, ведун нырнул в темные сени. Позади рассыпался серебряными монетами заливистый смех Велены.

Спотыкаясь на едва различимой тропинке, Середин прошел в баньку, там нащупал полок, разложил рогожу. В бане было душно, пахло березовыми вениками и мокрым деревом. Он вернулся в предбанник, распахнул настежь дверь.

Лягушки на озере орали, норовя перекричать друг друга, где-то ухала выпь. Вода серебрилась под лучами месяца, звезды подрагивали в ней, словно подводные светлячки. Олег вдохнул прохладный воздух полной грудью, потянулся. Спать не хотелось.

"Вот тебе и ква, - посетовал он. - В кои-то веки встретилась женщина, при взгляде на которую просто оторопь берет, - так надо же было ей уродиться с таким характером". Он потер шишку на лбу, поморщился. Откуда она взялась? Явно не простая крестьянка, даже для боярской дочери слишком хорошо образована. Травницы обычно женщины нелюдимые, людей сторонятся, не говоря уже о всяческих ведуньях. Эти вообще живут на отшибе, и без крайней нужды ну, там, корова заболела, в семье кто-то занемог - к ним не обращаются. А к этой мужик из деревни: рыбку, мол, будем ловить и тебе принесем. Ужо! Не может же Велена совсем одна жить! Ну, ладно, сруб ей мужики поставили, если от прежних хозяев не остался, рыбу приносят, наверное, продуктами за помощь платят - но должен же быть у нее мужчина! С простым мужиком она валандаться не станет - не интересно ей, даже если просто грех потешить. Тогда кто? Кто приходит к ней, кого она встречает, улыбается, кому с радостью отдает свою ласку, свое тело? Кто покрывает жаркими поцелуями уста сахарные, ланиты... или перси? Кто услаждает горячее лоно...

"Тьфу, что-то меня понесло, - придержал себя Середин, - еще немного, и, как какой-нибудь кощунник, пятистопным ямбом говорить стану".

От грешных мыслей бросило в жар. Он оглянулся, прикидывая, не прилечь ли, успокоиться. Нет, так не заснешь. Середин решительно скинул овчину и пошел к воде. Вода успокоит, охладит, вода все смоет... кроме грехов.

Зайдя в озеро по грудь, он поплыл, медленно раздвигая ладонями посеребренную месяцем воду.

"Завтра мы уйдем, - подумал Олег, - так что нечего сопли распускать. Выбросить ее из головы, забыть поскорее. Подумаешь, царица деревенская. Строит из себя не пойми чего, тоже мне, картинка с выставки. Да в любом селении бери чуть не любую девку, веди на сеновал, а эта... "Я много знаю! Рогожку возьми - замерзнешь!" Да нужна ты мне тысячу лет! - Олег развернулся к берегу. - Да я таких..."

Он почувствовал, как бухнуло в груди сердце и кровь бросилась в голову: у самой кромки воды стояла Велена. Ее нагое тело будто сияло отраженным светом звезд. Золотые волосы, спадающие на плечи и грудь, приняли серебристый оттенок. Освобожденное от одежды тело было даже прекрасней, чем он представлял: мерно вздымалась высокая полная грудь, тонкая талия плавной волной перетекала в бедра, стройные длинные ноги были словно выточены гениальным скульптором. Она стояла спокойно, опустив руки, и смотрела, как показалось Середину, прямо ему в глаза.

Лишь хлебнув озерной водицы, Середин вспомнил, что он не на берегу. Он поплыл, не отрывая глаз от замершей у воды фигуры. Велена шагнула ему навстречу, зашла в озеро по грудь. Олег нащупал ногами дно. Глаза ее, днем удивительно зеленые, прозрачные, сейчас стали темными, будто вобрали в себя цвет ночного озера. Влажные губы были слегка приоткрыты, словно приглашали к поцелую.

Он стоял, как истукан, не зная, на что решиться, и тогда Велена сделала еще шаг вперед, положила ему на грудь ладони и припала к губам долгим поцелуем.

"И впрямь уста сахарные", - успел подумать Середин, прежде чем горячая волна желания захлестнула и унесла его.

Они кружились, едва касаясь дна. Ведун прижимал к себе ее горячее тело, чувствовал упругость груди, шелковую гладкость кожи, и сознание терялось в вихре ощущений. Он уже не понимал, плывут они или летят - звезды окружали их, проносились над головой, исчезали, качались на волне, поднятой движением их переплетающихся тел.

- Чего ты ждешь? - шепнула Велена, и он приподнял ее, сжимая ладонями гладкую кожу ягодиц.

Девушка застонала, откинулась назад, плотнее прижимаясь к нему бедрами, сомкнула ноги на его спине. Олег припал ртом к ее полной груди, руки Велены обхватили его голову, она вскрикнула... Вода сомкнулась над их головами, но Середин не обратил на это внимания: он вдруг понял, что все равно, где жить, дышать ли воздухом или свежей озерной водой, - лишь бы не выпускать из объятий это желанное тело, лишь бы целовать грудь, лаская языком твердые соски, наслаждаться движением и ощущать, что тебе отвечают, угадывая любое желание, исполняя любую прихоть. Вокруг скользили тени, колыхались нити водорослей; руки Велены, нежные и одновременно сильные, доводили до исступления; вода стремилась проникнуть между их слившимися телами, но каждый раз они прогоняли ее прочь, сжимая друг друга в объятиях.

Он почувствовал дрожь, поднимавшуюся от бедер, с губ сорвался беззвучный стон, пузырьки воздуха наперегонки устремились к подрагивающему зеркалу воды. Олег сжал зубы, пытаясь сдержать крик наслаждения, ощутил, как в руках бьется, вторя ему стоном, Велена, и подводный мир вспыхнул, рассыпаясь тысячами огней, закружился, засверкал и распался разбитым зеркалом, унося в темноту, в безмолвие, выплеснутые в последнем судорожном движении остатки сознания...

Они лежали на песке, наполовину погрузившись в воду разгоряченными телами. Звезды прекратили свой хоровод и светили, как им и положено, сверху, с очистившегося от туч неба. Гроза ушла на восток, там еще глухо ворчал гром, молнии озаряли горизонт, но здесь было тихо, и даже ветер, казалось, заснул в камышах. Велена приподнялась на локте, посмотрела Олегу в лицо, провела пальцами по губам. Ведун поцеловал их, и девушка улыбнулась.

- Ты знаешь, - сказал Середин, - я ведь тебя почти возненавидел. У тебя удивительная способность доводить людей до бешенства.

- Зато сразу видно, что за человек. Обожаю доводить людей до бешенства.

Он искоса взглянул на нее, увидел, что она смеется, и облегченно вздохнул.

- Опять издеваешься. Да, а что это было? Мне показалось, или мы и впрямь любили друг друга на дне озера?

- А ты как думаешь?

- Ну-у, не знаю. Я думал, у меня крышу снесло.

- Как?

- В смысле, мне казалось, что я схожу с ума.

- Обычное дело - сходить с ума от любви. Кстати, я чувствую себя еще не достаточно сумасшедшей.

- Только не в воде, - категорично заявил Середин, приподнялся и коснулся губами ее груди.

- Пойдем в дом, - шепнула она, - у меня там есть настоящая медвежья шкура. Ты любил кого-нибудь на медвежьей шкуре?

- Нет, но всю жизнь мечтал попробовать.

Олег встал на колени и поднял Велену на руки. Она оказалась удивительно легкой для своего роста. "А может, это у меня сил прибавилось", - улыбнулся он. Девушка обвила его шею руками, и ведун почувствовал, как снова забилось сердце, как дурманит близость ее тела.

- Я никогда никого не любил... на медвежьей шкуре, - шепнул он.

- Как хочется верить...

Медвежья шкура... Да это лучше любого персидского, таджикского - или какие там еще бывают ковры. Удивительно мягкая бурая шерсть наэлектризовала тела, и казалось, что вот-вот они начнут светиться, разбрасывать озаряющие темноту искры.

Словно собирающая мед пчела, ведун осторожно касался губами ее тела, раскинувшегося перед ним, покорного и доступного. Велена забросила руки за голову, голова ее запрокинулась, открывая стройную шею, ресницы подрагивали на закрытых в истоме глазах. Золотые волосы разметались по бурой шерсти, переплетясь, образовали невиданный узор. Он касался языком тонких ключиц, целовал ямочку между ними, опускался к груди, покусывал соски, и обнаженное тело перед ним вздрагивало, по нему пробегала дрожь, слабый стон срывался с ее губ, и нежные пальцы путались, замирали в его волосах. Олег гладил ее грудь, чуть касаясь подушечками пальцев, ласкал нежную кожу живота; она подавалась навстречу его рукам, но он придерживал ее, останавливал встречное движение и продолжал едва ощутимо ласкать мрамор бедер, вызывая трепет раскинувшегося перед ним тела.

- Я больше не могу! - взмолилась она, и они слились в одно целое, медленно принимая друг друга, растворились в глазах, смешались дыханием, потеряли опору - и снова закружились, отдаваясь на волю подхватившего их наслаждения. Не стало бревенчатых стен и низких окошек, глядящих в ночь. Бурый ковер унес их на себе в чащу леса, в ароматный сумрак ночи, где сновали светлячки и таинственно мерцали глаза невиданных зверей, где мягкие листья шептали и гладили их, поощряя каждое движение, вливая силы и унося усталость и сомнения. Они взмыли над лесом, к звездам, и завертелись с ними в едином хороводе, все быстрее и быстрее, лихорадочно пытаясь продлить упоение полета, оттянуть миг возвращения на землю. И звезды осыпались дождем, даря в последние мгновения своей жизни восторг обладания, соединения, радость и... печаль по воплощенному желанию...

- Все, я умер...

Сердце билось перепуганным кроликом, губы хватали воздух и никак не могли насытиться, напиться, восстановить спокойное дыхание.

- Значит, мы лежим в одной могиле. Я согласна - нам будет весело!

- Это невозможно, - сказал Олег одними губами, - так не может быть, такого не было, никогда не будет, и вообще...

- Будет по-другому, но лучше, а не хуже. У меня тоже м-м... крышу снесло, особенно, когда ты... - Велена прилегла головой ему на плечо и коснулась губами груди. - Я думала, это я колдунья. Ох, что ты сделал...

Он обнял ее за плечи, поцеловал золотые волосы.

"Если бы я мог умереть в этот миг, я бы ни о чем не жалел, - подумал он. - Ты - моя сказка, мой сон, как я мог жить, не зная тебя".

- Продолжай... - Девушка, словно кошка, потерлась о него щекой.

"А ведь на первый взгляд казалась такой стервой. Впрочем, говорят, что первое впечатление - самое верное!"

Велена стукнула его ладонью по груди.

- Прекрати немедленно думать обо мне всякие гадости.

- А ты не подслушивай. Голова моя - что хочу, то и думаю!

Она перекатилась на спину, потянулась, застонала в сладкой истоме. Середин почувствовал, что она встает, приоткрыл глаза, любуясь ее белеющим в темноте телом. Велена вышла в сени, вернулась и присела рядом. В руках у нее был запотевший кувшин, она придержала ведуну голову, помогая подняться, поднесла кувшин к губам.

- Что это? - спросил он, отрываясь, чувствуя, как восстанавливаются силы.

- Просто ягодный морс. А ты уж испугался?

Олег откинулся, расслабленный, умиротворенный. Велена прилегла, снова устроившись головой у него на плече. Ведун ощутил на груди ее легкое дыхание. Глаза закрывались, сладкая усталость охватила его, он обнял девушку, словно боялся, что она исчезнет, уйдет, как видение, как забытый сон, в который хочешь вернуться, который желаешь вспомнить, но уже чувствуешь, что это никогда не удастся...

...она стояла на помосте, под ярким безжалостным солнцем, в простом платье, босая. Стоящий за ее спиной здоровяк в расписной жилетке на голое тело и широких шальварах придерживал ее за плечи. У него была бритая потная голова, черные волосы курчавились на груди. Возле них суетился тощий человечек в халате, взмахивал руками, что-то говорил, то поднимая голос почти до крика, то переходя на шепот. Перед помостом пестрела многоликая толпа, мелькали разноцветные халаты, круглые шапки, темные, загорелые лица. Вздымались руки, кто-то выкрикивал на незнакомом языке то ли просьбу, то ли требование. Тощий человечек на помосте обернулся, что-то сказал здоровяку в жилетке. Тот вцепился в ворот платья и с силой рванул его в стороны. Затрещала ткань под мускулистыми руками. Солнце безжалостно осветило обнаженное тело девушки, она попыталась прикрыться руками, но здоровяк перехватил, скрутил руки за спиной, выставляя ее на всеобщее обозрение. В толпе заверещали, к тощему человечку потянулись руки с выброшенными вверх пальцами. Середин дернулся вперед, кто-то схватил его за плечо, зашептал с акцентом:

- Тихо, не время.

Олег рванулся из цепких пальцев...

- Что с тобой?

Он сидел на медвежьей шкуре, пот покрывал лицо, в глазах еще играли блики чужого солнца. Велена приобняла его, с беспокойством заглядывая в глаза.

- Ты кричал во сне.

- Извини... - Середин потянулся, поцеловал встревоженные глаза. Просто кошмар приснился.

- Ляг, успокойся, ты просто устал. Я помогу тебе забыть кошмар.

Ее губы тронули грудь, язык коснулся соска. Олег ощутил ее легкие руки, снимавшие напряжение, скользящие по телу, ее дыхание, ее губы, покрывающие грудь, живот поцелуями. Они вновь растворялись друг в друге, усталые откидывались, чтобы опять прильнуть, обнять, слиться. Короткий сон - и снова объятия, трепет, стон, крик... И снова сон, и снова пробуждение...

* * *

Середин открыл глаза. В низкие окошки сочился рассвет, воздух был прохладен и свеж. Велена спала, прильнув к нему всем телом. Кто-то покашливал и скребся в дверь избы. Олег бережно снял руки, обнимавшие его, встал, укрыл девушку медвежьей шкурой и осторожно выглянул в окно. Несколько неразличимых, размытых туманом фигур топтались у порога. Середин вытянул из ножен саблю и, стараясь не скрипеть досками пола, вышел в сени.

За дверью что-то пробубнили и опять поскреблись. Олег встал сбоку и толкнул дверь. Туман хлынул в сени, вызывая дрожь, обволакивая мокрыми клубами. Трое мужиков таращились на него, как на привидение. Середин узнал вчерашнего просителя. Тот покосился на саблю, сдернул с головы шапку.

- Прощенья просим, что потревожили, - поклонился он. - Вот, значить, сеть принесли. - Мужик обернулся: - Давай.

Его спутники с готовностью развернули крупноячеистую сеть.

- Дык вот, значить, молодняк пройдет.

- Ага, - Середин зевнул, - вижу. Ну и ловите на здоровье.

- Ага, конечно. А мы рыбки вам.

- Ужо? - спросил Олег.

- Ага, ужо рыбки. Благодарствуем.

Мужики затопали прочь, а Середин прихлопнул дверь и, поеживаясь, вернулся в избу.

- Что там? - сонно спросила Велена, выглядывая из-под шкуры.

- Мужики, значить, сеть принесли. Молодняк пройдет.

- А-а, ну и ладно. Иди скорей ко мне, я замерзла.

- Иду, ужо...

Глава 12

Что-то сопело над ухом, тыкалось в лицо мокрым, настойчиво урчало. Середин приоткрыл глаза. Кошка, пристроившись на шкуре возле его лица, тыкалась в щеки холодным носом, щурила воровские глаза. Пахло дымком, чем-то вкусным, солнце заглядывало в низкие окна, бродило по избе. Олег приподнялся, отбросил шкуру.

- Доброе утро! - Велена в одной белой свободной рубашке присела возле него, чмокнула в нос. - Наконец-то проснулся. Вставай, я поесть сготовила.

На столе дымилась яичница, стоял творог в миске, молоко в кувшине. На рушнике лежал свежий хлеб.

- Я сейчас, только умоюсь. - Олег миновал сени, толкнул дверь и с разбегу обрушился в озеро.

Солнце едва показалось из-за леса, но туман уже развеялся, и вода была прохладной, освежающей. Ведун проплыл до середины пруда, развернулся, буравя воду, промахал кролем, выскочил на берег. Велена стояла на берегу.

- Ты плаваешь, как рыба, - она протянула ему полотенце, - но все-таки один не купайся. Я - берегиня этих озер.

- А что, водяной утащит? - Олег наскоро вытер голову. - Или русалки защекочут?

- Ты и так вторгся в их мир, они этого не любят.

- Скажи пожалуйста - не любят! А ты? - Он припал поцелуем к ямочке меж ключиц.

- От многих знаний - многие беды. - Девушка шутливо оттолкнула его. Иди, ешь. Остывает все.

Середин навалился на яичницу со шкварками, ломая мягкий, с корочкой, хлеб, собирал растекшийся желток, запивал молоком. Велена сидела рядом, положив подбородок на сомкнутые руки, и смотрела, как он ест.

- Как давно я не кормила мужчину. Своего мужчину, - задумчиво молвила она. - На тебя очень приятно смотреть.

- За столом или в постели?

- В постели не надо смотреть, - Велена взъерошила ему волосы, налила молока, - в постели надо отдавать все без остатка, умирать и воскресать, чтобы снова отдать. И чем больше отдашь - тем больше к тебе вернется.

- Слушай... - Олег глотнул молока и принялся за творог. - Откуда ты такая? У тебя небольшой акцент, и даже не акцент, - он наморщил лоб, подбирая слова, - слишком уж правильная речь. И такие выражения, которые просто не свойственны ни простым людям, ни знати в большинстве своем.

Велена вздохнула.

- Это долгая история.

- А я не спешу. Если, конечно, хочешь рассказать.

- Чего же не рассказать, - задумчиво сказала девушка. - Слушай. Ты прав, я не принадлежу ни к одному из славянских племен. Мой отец был один из знатных норвежских ярлов. Много лет он участвовал в походах конунга Хастингса. Они держали в страхе всю Европу, захватывали города во Франции, Италии, в Британии. После одного из походов отец возвратился с пленницей. Он захватил ее под Севильей. Она была дочерью знатного военачальника в войске эмира, правившего тогда в Астурии. Вскоре она стала женой ярла. Это была моя мать. Видишь, как переплелась во мне кровь востока и запада.

- Очень хорошо переплелась, - подтвердил Середин.

- Спасибо, мне тоже нравится. Когда я родилась, отец не проявил ко мне интереса: викинги жалуют только мальчиков - продолжателей рода, будущих воинов, - и моим воспитанием занималась исключительно мать. Она была очень образованная женщина. Благодаря ей я говорю и читаю на греческом и ромейском, знаю язык данов, знаю руны: и старшие, футарк, и младшие. Вот, посмотри, это знак нашего рода. - Она встала, сняла со стены зеркало и, подышав на него, начертила несколько переплетенных рун. - Мать до того, как отец пленил ее, занималась алхимией, астрономией. Вообще, это не свойственно женщинам востока, но мой дед не препятствовал ей. Она передала мне многие тайные знания, хранившиеся в ее семье чуть ли не с времен египетских фараонов. Она долго не могла привыкнуть к суровой жизни северного народа: слишком сильные морозы, чересчур короткое лето. Она понимала, что вернуться домой ей не суждено, и смирилась со своей участью. Отца она, если и не любила, то уважала - это точно. С ней он был всегда ласков, над его заботливостью даже подтрунивали, хотя открыто смеяться никто себе позволить не мог - слишком был хорошо известен его дикий нрав. И когда из очередного похода привезли мертвое тело отца, мать решила разделить его судьбу. Она по своей воле взошла на погребальный драккар...

- А ты? - не выдержал Середин. - Что же она - бросила тебя?

- Я была почти взрослая - тринадцать лет. В этом возрасте девочки уже становятся женами. И к отцу уже не раз приходили просить меня в жены отпрыски знатных родов. Мой старший брат по отцу, он старше меня на десять лет, был эрилием - знатоком рун и божественного знания. Он остался старшим в семье и решил отложить мое замужество. По-своему, он неплохой человек, только уж очень заносчивый и нетерпимый к возражениям. Если б ты знал, как нам тяжело было приспособиться к тамошней жизни. Брат считал ниже своего достоинства говорить на равных не только с пахарями, но и со знатными людьми. В конце концов, нам пришлось покинуть нашу землю и скрываться в той деревне, где я и познакомилась с Невзором.

- А как вы попали на Русь?

- Брат сочинил нид - хулительные стихи на одного из соседей. Его обвинили во лжи, и тот ярл, которого ославил в стихах брат, поклялся смыть оскорбление его кровью. После смерти отца нас некому было защитить, так что пришлось бежать. С кораблем купцов мы попали в Хольмград - Новгород, но там слишком часто бывали люди с севера, нас могли узнать. Пришлось бежать дальше.

- Но позволь, каким же богам ты поклоняешься? Отец - викинг, мать, как я понял, мусульманка...

- Я живу по законам этой страны, а боги наши очень схожи. Я даже подозреваю, что они одни и те же, просто их по-разному называют. Род, Один, Перун, Тор, Корс, Локи. Даже в именах слышится что-то общее. К тому же, я служу не богам, а матери-природе: земле, деревьям, травам, рекам, озерам, животным и рыбам. Всему, что живет на земле, в воде, летает, плавает, ползает. Все мы - дети природы, просто одни забыли это или стараются забыть, а другие живут в природе, как в большом доме, единой семьей.

- Слушай, а имя "Велена"...

- Я взяла его, когда мы с братом оказались в Новгороде. Меня зовут Сигрид.

- Красивое имя, - задумчиво сказал Олег. - Сигрид. Так и слышится вой северного ветра, что метет поземку, сдувает снег со скал, охраняющих фьорды. А Верша?

- Его истинное имя Ингольф. Он настоящий викинг - во всяком случае, внешне. Он высок, у него синие глаза, волосы светлые, почти белые. Когда найдете, назовите его настоящим именем - иначе он не поверит, что я помогла вам. Он меня очень любит. Настолько, что готов был убить всякого, кто хотел видеть меня своей женой. Когда я сказала брату, что полюбила раненого дружинника, он был готов зарезать его во сне. Мне несколько раз удавалось пресечь его попытки убить Невзора с помощью рунической магии, пока он смирился. - Велена невесело усмехнулась. - Однако, я так и не стала для Невзора единственной. Представляю себе ярость брата, когда он узнал, что мне предпочли эту... Малушу.

- А она какая?

Велена пожала плечами, пренебрежительно скривила губы.

- Обычная девка, смазливая. Единственное, что в ней примечательного это глаза. Синие, глубокие... - Знахарка решительно встала из-за стола. - Не хочу вспоминать о ней. Поел? Выметайся на улицу, мне прибраться надо.

Середин поймал ее за руку, усадил к себе на колени. Велена изо всех сил упиралась ему в грудь, но вдруг сдалась, спрятала в ладонях разрумянившееся лицо.

- Извини. Мне неприятно вспоминать об этой девчонке.

- Ты загораешься, как сухая трава. Может, ты все еще любишь Невзора?

- Пусти меня, дурак, пусти сейчас же!

- Ну, все, все... - Олег прижал ее к себе, погладил по голове, успокаивая, как маленького ребенка. - Что-то нашего волка-воина не видно. Обычно он к рассвету объявляется.

Велена замерла.

- Фрея...

- Что это?

- Моя кошка, Фрея. Она не показывалась, пока Невзор был поблизости.

Олег выругался про себя.

Они вышли из избы. Вдалеке, на другом берегу озера, в воде все еще копошились мужики. Ветер рябил поверхность озера, гнул осоку, качал ветки ивняка. Неподалеку от порога Олег увидел на земле кусок бересты, прижатый камнем. Уже предчувствуя недоброе, он поднял бересту. На коре чем-то острым были вырезаны неровные буквы кириллицы. Середин наморщил лоб, пытаясь разобрать, что здесь написано, досадливо крякнул и передал бересту Велене.

- Прочитать сможешь?

- "Велена, Олег, спасибо за помощь, простите и прощайте". Это все, она посмотрела на Середина, - он ушел.

- Ушел, - пнул Олег камень.

Тот запрыгал по траве, плюхнулся в воду, распугав лягушек.

- Он не волк, он баран! - в сердцах заявил Середин. - Куда его понесло одного?

- Искать моего брата, - тихо сказала Велена, - тебе обязательно идти с ним?

* * *

Середин сбросил на пол возле печки очередную связку дров и вытер пот. "Далась ей эта баня", - с досадой подумал он. Велена, когда поняла, что он хочет догнать Невзора, категорично заявила, что, если Олег не истопит баню, то может провалиться в Утгард и больше она его знать не захочет.

На стук поленьев в баню заглянула Велена.

- Еще неси.

- Может, хватит, а?

- Давай, давай. Не ленись.

Середин прошел в избу. В печи, в глиняном горшке, что-то булькало. Запах стоял ужасный. Велена, с засученными по локоть рукавами, растирала что-то каменным пестиком в деревянной чаше.

- Обед? - поинтересовался Середин.

- Перебьешься. Дрова носи.

Олег хмыкнул, покрутил головой, но послушался.

Выбрав засохшую ель, он быстро срубил ее, очистил от сучьев и, порубив на поленья, потащил в баню.

Велена уже затопила печь, по баньке плыл запах смолистых поленьев, дым выходил в открытую дверь. Часа через три, когда каменка раскалилась, хозяйка залила огонь и, подождав, пока дым выветрится, прикрыла створку.

- Так, дров хватит. Я там согрела воду, замочи веник и принеси чистой воды.

- Рад стараться, - гаркнул Середин.

"А-а, ладно, - решил он, - попаримся напоследок. В бане мы с ней еще не пробовали".

Велена насмешливо взглянула на него и покачала головой.

- Все одно на уме.

- Опять подслушиваешь?

Он принес воды, запарил веник, как было приказано, и снова вернулся в избу. Велена все еще колдовала над чашей, добавляя к растертым травам мутную жидкость из горшка. Олег принюхался.

- Разрыв-трава, огневик полевой, подорожник, э-э... Что ты там мешаешь?

- Тебе это знать не обязательно. - Она предплечьем вытерла пот со лба: кисти рук были в зеленоватой кашице. - Плесни на каменку, да воды не жалей. Надо, чтобы пару побольше было. И ложись на верхний полок. Мне надо, чтобы у тебя все поры на теле раскрылись.

- А ты скоро?

- Иди, иди.

Олег разделся в предбаннике. Каменка уже нагрелась, сухой воздух обжигал лицо. Он осторожно вылил на камни ковш озерной воды, выметнулось горячее облако. Добавив еще несколько ковшей так, что все вокруг утонуло в клубах пара, он залез на верхний полок, лег навзничь и уставился в низкий потолок.

"Не похоже, что у нас сегодня случится любовь, - с разочарованием подумал он, - уж очень Велена серьезно настроена. Впрочем, все в наших руках. Вот сейчас она войдет. Золотые волосы распущены по обнаженным плечам, в глазах ожидание, она протянет ко мне руки и скажет..."

Вошла хозяйка с чашей в руках, на ней была простая рубаха. Девушка осмотрелась, сморщила носик.

- Я же сказала, пара должно быть много!

Плеснув еще несколько ковшей на камни, она поднялась на нижний полок, протянула руку. Середин закрыл глаза в предвкушении. Велена провела ладонью по его телу, и ведуну вспомнилось, как в Чернигове купец оценивал лошадь на базаре: провел рукой по крупу после пробежки - проверял, не вспотела ли кобыла.

- Ладно, пойдет, - заявила Велена. - Поднимайся, встань вот сюда. - Она подвела его поближе к печке. - Закрой глаза и подними руки.

- Это что, новый способ?

- Помолчи. Что у тебя на руке?

- Оберег.

- Сними, потом наденешь.

Середин послушно размотал полотно, положил в него крестик и поднял руки. Велена зачерпнула из чаши зеленоватую кашицу и стала покрывать Середину шею, плечи, руки, грудь. Руки ее опустились ниже, он приоткрыл один глаз.

- Стой спокойно, никто на него не покушается.

- А жаль, - вздохнул Олег.

- Повернись спиной.

Она натерла ему все тело, лицо, веки, даже уши. Мазь слегка пощипывала, будто стягивая кожу. Он посмотрел на свои руки.

- Ну и как, похож я на водяного?

- Он не зеленый, ложись на полок.

- Похоже, здесь еще белладонна и борец дубравный? - спросил он, понюхав руку.

- Расслабься, ее немного. Ложись на живот.

Середин лег, расслабился. Париться так париться.

- Наверное, неудобно в рубашке? - вкрадчиво заметил он.

- Ох, да успокойся ты. Скоро тебе ничего не захочется, даже меня.

- Ты меня пугаешь.

Велена взяла из бадейки распаренный веник, проверила - мягкий ли. Сильно размахнулась и опустила связку березовых веток на спину Середину. Тот зашипел, как каменка:

- Ты что, больно ведь!

- Терпи.

Не жалея его кожи, она прошлась веником с головы до ног, потом обратно. Середин почувствовал, что еще немного и шкура со спины полезет клочьями. Велена отложила веник и принялась массировать ему спину, втирая в кожу зеленую массу.

- Ох, помню, недавно я вот так одну... - Середин осекся, пальцы Велены защипнули кусок кожи над ребрами.

- И что?

- Нет, это я так.

- Я спрашиваю: и что дальше? - В ее голосе зазвучали металлические нотки.

- Ничего, Родом клянусь! Ее перелестник сглазил, пришлось заговаривать девку.

- А-а, - пальцы разжались, - чем лечил? Тирличем, туей, да?

- Угу, - пробормотал Олег, проклиная свой длинный язык, - вроде, помогло.

- И тебе поможет.

- Я здоров, и никто меня не сглазил, в след не ступал...

- А будешь еще здоровее. Переворачивайся. - Она снова взяла в руки веник.

Сквозь клубы пара Олег видел серьезное лицо Велены. Меж бровей залегла морщинка, глаза прищурились, осматривая его тело без малейшего намека на желание.

Спину начало покалывать, словно он лежал не на оструганных досках, а, как какой-нибудь йог, на ложе с гвоздями. Казалось, тонкие гвоздики проникают все глубже, выбрасывая в тело стальные отростки, разрастаются, как корни стремительно набирающего силу растения, подпитываются его кровью и оттого растут еще быстрее. Середин буквально видел, как они пронзают капилляры, заменяют нервные окончания, вгрызаются в кости, меняя структуру тканей. Он передернул плечами, но ощутил лишь слабое движение, будто он уже не управлял телом, а переданный мозгом приказ затерялся где-то по пути к мышцам.

Наконец Велена отложила веник и принялась массировать ему грудь, руки, живот. Кожа на спине занемела, стала чужой, как бывает, когда долго лежишь без движения, и тело перестает что-либо чувствовать.

Середин ощутил, как в голову впервые закрадывается сомнение. Он снова попытался пошевелиться, но... Это было, как во сне, как в ночном кошмаре, когда бежишь и не можешь догнать, когда слова не выходят из глотки, когда ужас сковывает настолько, что перехватывает дыхание...

- Что ты сделала со мной? - Ему казалось, что он спросил ее громко, отчетливо, в полный голос, но губы лишь слегка шевельнулись, не издав ни звука.

Девушка посмотрела ему в лицо, и Олег увидел в ее глазах знакомые янтарные всполохи.

- Ты веришь мне? - Губы ее остались твердо сжатыми, но вопрос прозвучал в его мозгу, словно он явственно услышал его.

- Теперь и не знаю, - так же беззвучно ответил он.

- Думай.

- О чем?

Тишина в ответ. Ни звука, ни мысли.

Он напряг волю, отбросил сомнения, мысли стали четче. Если бы она хотела убить, для этого можно было бы найти и более простой способ.

"Я должен верить ей, я не должен сомневаться..."

Он снова посмотрел ей в глаза. Велена кивнула:

- Молодец. Я не ошиблась в тебе.

Теперь уже все тело стало чужим, он с трудом удерживал поднятыми веки, одними глазами следил за ней. Велена выпрямилась, отерла лоб тыльной стороной ладони. Ему показалось, что он предвидел это движение. Собственно, ничего особенного в этом не было: в бане было нестерпимо жарко, от жары и физических усилий на лице выступила испарина, и девушка смахнула ее автоматически, привычным движением.

"Сейчас она спустится с полка, вымоет руки."

Велена шагнула вниз, потянулась, расправляя плечи и, подойдя к бадье с чистой водой, стала смывать с ладоней зеленоватую кашицу.

"Ей жарко, она снимет рубашку и смоет пот, опрокинув на себя бадейку. Вода попадет в глаз, и она протрет его указательным пальцем..."

Велена опустила руки, подхватила подол рубашки и потянула ее через голову...

Середин закрыл глаза.

"Я умею управлять людьми", - подумал он спокойно, будто о чем-то обычном, всегда присущем ему, как способность дышать.

- Это ты размечтался.

- Тогда что это?

Она не ответила. Не открывая глаз, он "видел", как она идет к нему, как поднимается на полок, ставит рядом бадейку. "Она смоет с меня эту липкую гадость, - понял он, - но это еще не конец".

Велена принялась поливать его из ковшика, смывая зеленую кашицу, стирая ее ладонью, затем перевернула гостя на живот. Он ощутил, как струйки холодной воды бегут по спине, и обрадовался - ощущения возвращались. Ведун чувствовал ее ладони, ее сильные пальцы, скользящие по телу. Ковшик скребнул о дно бадейки.

"Сейчас она наберет свежей воды из озера."

Хлопнула дверь, сквозь пар пробился холодный свежий воздух - это хозяйка вышла и оставила дверь открытой. Вот она зашла в воду по колени, разогнала рукой упавшие листья ивы, зачерпнула воды, двинулась обратно.

Холодная вода обрушилась на него рекой, водопадом свежести. Середин попробовал пошевелиться, перекатился на спину. Велена придержала его на краю полка, вылила остатки воды на грудь.

- Попробуй встать, - сказала она обычным деловитым тоном.

Олег приподнялся, спустил ноги.

- Я почти не чувствую тела.

- Это пройдет, обопрись на меня.

Велена положила его руку себе на плечо, помогла спуститься на пол. Ноги были словно чужие, он будто заново учился ходить: один за другим подавал вперед бедра, голени двигались, как на шарнирах, помимо его воли, ступни он не чувствовал совсем. Он скрипнул зубами, когда представил, насколько жалко выглядит со стороны.

- Не думай об этом, просто иди.

Казалось, они бредут целую вечность, как два путника, затерявшиеся в бескрайней пустыне: вокруг никого, ничего, только пустота, вялые движения непослушного тела и неизвестно, упадут они, сделав еще шаг, или смогут продолжить путь.

Уже в избе Велена подвела его к развернутой на полу медвежьей шкуре, помогла лечь. Середин облегченно вздохнул. Слабость не отступала, голова кружилась от усилий. Ему стало холодно, озноб тысяченожкой побежал по телу.

"Она сейчас укроет меня, согреет..."

Велена накинула на него половину шкуры, подложила под голову свернутый в несколько раз кусок холста.

"Это еще не все?" - Говорить было лень, и он просто подумал, обращаясь к ней.

- Нет, но осталось сделать немного.

Он знал, что Велена делает, видел это, как если бы смотрел на нее. Он даже мог бы заглянуть чуть дальше, увидеть то, чего еще не случилось, но непременно произойдет, но это было бы нечестно по отношению к ней: раз он доверился, то будет доверять до конца. "Хотя, по правде сказать, - подумал Середин, - мне действительно просто лень. Или нет желания напрягать мысли, или мне уже настолько все равно, что все безразлично, или... Да какая разница. Я верю ей, вот и все", - наконец решил он и, успокоенный, выбросил из головы мысли, оставив лишь пустоту и ожидание.

Губ коснулся край чаши. Середин бездумно припал к ней, глотнул. Мятная горечь обожгла, он наморщил лоб, взглянул на Велену. Она стояла на коленях возле него, обеими руками удерживая чашу. Кивнула успокаивающе: пей. Жидкость ледяным огнем пронеслась по пищеводу, возникло желание немедленно запить ее чем-то горячим, лучше даже кипящим, поскольку холод, возникший внутри, по температуре был сравним с космическим.

- Что это? - просипел Середин.

Велена не ответила. Отставив в сторону чашу, она выпрямилась, сложив руки на коленях. Олег будто только что заметил, что она все еще нагая, но даже отдаленной мысли о грешной близости у него не возникло. Холод распространялся изнутри, проникал в конечности, поднимался к голове. Велена откинула с ведуна медвежью шкуру, лицо ее стало сосредоточенным. Правой рукой она прикрыла ему лицо, положив ладонь на глаза. Он ощутил на груди касание ее пальцев: она что-то рисовала, сильно нажимая, на коже, иногда даже царапая ее. Олег попытался понять знаки, но вскоре сдался, так и не различив ни одной знакомой буквы или знака. Руны, что ли?

Велена заговорила, и он удивился, насколько изменился ее голос: стал ниже тембром, в нем появились просительные нотки, иногда умоляющие о чем-то шепотом, иногда срывающиеся почти на визг в безумных требованиях. Так иногда шаманы вводят себя в транс для общения с богами. Языка он не понимал, даже не слышал подобного. Голос девушки стал невыносим: он царапал барабанные перепонки, как кусок битого стела, скреб по нервам, как железная вилка по пустой тарелке. Хотелось закрыть уши, чтобы не слышать этого скрежета, этого визга, проникающего в мозг стальной иглой... И холод. Он заполнил тело, перехватил горло, сузив дыхательные пути до размера булавочного укола, он поднимался все выше, заливая льдом мысли, погребал под собой сознание...

- Мне холодно, - прошептал Олег, пытаясь разглядеть лицо Велены в падающей на него тьме, - мне очень холодно...

- Все, мой хороший, все. - Он почувствовал, как девушка ложится рядом, накрывает себя и его тяжелой шкурой и прижимается к нему горячим телом, обнимает его, стараясь согреть, не отдать вдруг пришедшей зиме.

Так, наверное, было до мироздания: холод и тьма, тьма и холод. Пустота, в которой нет ничего: ни движения, ни звука, ни отблеска, ни даже мысли. Ее не с чем сравнить, нечем измерить, она всеобъемлюща и всесильна. Здесь нет сторон света, нет ни верха, ни низа. Здесь не страшно, потому, что некого и нечего бояться, и чувства здесь не нужны, потому что жизни здесь тоже нет.

И так было долго, очень долго - сто лет, тысячу, миллион? - прежде чем краешком сознания он отметил песчинку тепла. Середин вдруг понял, что она, эта песчинка, была с ним всегда, что именно она удержала его на самом краю пустоты, не позволила раствориться в ней, превратиться в неосязаемое "ничто". Медленно, очень медленно холод стал отступать, а пустота сморщиваться, как сдувающийся воздушный шарик. Тепло отвоевывало сантиметр за сантиметром его тело - так огонь сжигает бумагу, сперва обугливая по краям, пока веселое пламя не вспыхивает, стремительно поглощая чистый лист.

Первыми вернулись звуки, и ведун с радостью узнал пиликанье сверчка, мышиный писк, шепот травы за окном. Он открыл глаза. Была ночь... Ночь? Он видел все до мельчайших подробностей, различал круглые сучки на потолке, тонкие швы в стыках досок, нитку паутины в углу комнаты, которую торопливо тянул неугомонный паук. Середин опустил глаза: Велена лежала рядом, обхватив его руками, словно боялась потерять, золотые волосы рассыпались у него по груди невесомыми нитями.

Олег пошевелился, проверяя возникшее ощущение силы и ясности, осторожно убрал ее руки, высвободился, встал на ноги и накрыл девушку шкурой. Он дышал полной грудью, стараясь забыть кошмар, он пил ночной воздух, глотал его, как живую воду, насыщал кровь, заставлял ее быстрее бежать по венам, обогащая кислородом самые отдаленные уголки тела.

На печке что-то зашуршало, ведун обернулся. Пестрая кошка Велены таращила на него глазищи, словно упрекая за то, что так рано проснулся. Она медленно и грациозно встала, потянулась и прыгнула с печки на пол. Ее тельце вытянулось в прыжке, горящие глаза, казалось, выбирали точку приземления, хвост распушился. Это было так красиво и забавно, что Середин шагнул вперед. Воздух вдруг стал тугим и упругим, будто Олег двигался в воде. Он наклонился и поймал кошку в полете, подставив ладонь под мягкое брюшко. Фрея замерла, не понимая, что случилась, потом мяукнула и забилась, пытаясь освободиться. Середин рассмеялся, выпустил ее, но оборвал смех, оглянувшись на Велену. Он присел над ней, погладил рассыпавшиеся волосы. У нее было осунувшееся, усталое лицо, под глазами залегли тени. Олег почувствовал прилив желания, но сдержался.

Проснулся зверский голод. Ведун огляделся, открыл печную заслонку. В печи стоял еще теплый горшок с гречневой кашей. Середин подсел к столу и принялся заглатывать ее, почти не жуя, не чувствуя вкуса, а только ощущая, как наполняется желудок. Каша кончилась слишком быстро, он с сожалением отставил пустой горшок. Где-то здесь был творог и молоко...

Олег прошел в сени, обнаружил молоко в крынке и творог, завернутый в полотно. Он съел все тут же, даже не присаживаясь, только удивляясь самому себе: какой-то жор напал, как у рыбы с первыми лучами солнца. Кстати, неплохо бы узнать, сколько времени. Он толкнул дверь и вышел из избы.

Шорохи ночи окружили его, словно только и ждали, когда он выйдет. Возился выхухоль в камыше, сонно копошились утки на другом берегу, гукнул в лесу филин. Середин поднял голову. Необычайная яркость звезд поразила: казалось, он мог различить и сосчитать каждый огонек Млечного пути. Озерная вода пахла кувшинками, водорослями, через перешеек метнулась водяная полевка, прошуршала сухими стеблями гравилата и беззвучно нырнула, словно в нору спряталась. Ведун почувствовал такое небывалое единение со всем окружающим, такую принадлежность к природе, будто озерная вода стала его кровью, волосы - травой, сама земля - телом, живущим в вечном переплетении, отдающим силу и получающим обратно бескорыстно и навсегда.

Он вскинул руки к звездам, желая обнять, ощутить их в руках, насладиться своей обретенной мощью. Восторженный крик рвался из груди, но Середин сдержал его, задышал чаще, разгоняя скопившийся в крови адреналин. Да, он стал другим, он еще не осознал обретенную силу, но с упоением наслаждался открывающимися возможностями.

Велена... Как она это сделала? Что за сила прячется в ее руках, в ее голосе, в ее прикосновениях, если она смогла дать ему такое!

Постепенно эйфория оставляла его. Он вспомнил, зачем здесь оказался, в памяти возникло хмурое лицо Невзора, когда тот, прощаясь, обернулся к ведуну от двери.

"Я должен быть с ним, я просто обязан быть с ним, - подумал Середин. И не важно, кто он теперь, ему все равно не обойтись без моей помощи. А как же Велена? Так я отблагодарю ее - уйду в ночь, и неизвестно, вернусь ли я, найду ли, встречу ли еще хоть раз..."

- Ты уже все решил, значит - прочь сомнения.

Ведун резко обернулся. Прислонясь головой к косяку, Велена стояла в дверях, кутаясь в овчину, и грустно смотрела на него.

- Мне осталось кое-что дать тебе, и тогда я буду спокойна. Во всяком случае, буду знать, что помогла всем, на что способна. Иди в дом.

Хозяйка посадила его за стол напротив себя.

- До рассвета еще есть время, и я хочу кое-что показать тебе. Ты знаешь заговоры, ведь так?

- Знаю, - кивнул Олег.

- Ты проговариваешь заговор, чтобы он подействовал?

- А как иначе?

- Можно и по-другому. Не всегда же есть время проговорить нужную фразу. Давай попробуем. Скажи заговор, которым ты пользуешься чаще всего.

- М-м... - Середин задумался. - Ну, пожалуй, этот: стану, не помолясь, выйду, не благословясь... - забормотал он скороговоркой. - Ты, солнце, положи тень мне под ноги... - закончив говорить, ведун выпустил тень в сторону двери.

- Поняла, - кивнула Велена, - заговор на тень. Заметил, сколько ты потратил времени, вызывая ее?

- Ну-у, - протянул Середин, - не так уж и много.

- Много, много, не спорь. Теперь попробуй как бы продумать этот заговор. Но мысли не словами, а образами. Ну, что там: солнце, звезды. Ты должен увидеть все это, сконцентрировать в себе и выпустить тень, как если бы ты наговорил ее словами.

Середин сомкнул веки, пытаясь представить яркое солнце, россыпь звезд, тень, скользнувшую в руку. По привычке он разжал ладонь и быстро открыл глаза. Серая тень заскользила по избе, повторяя очертания его фигуры.

- Ух ты! - вырвалось у Середина.

- Вот и все. Не забывай этот урок. Мгновения могут сберечь тебе жизнь. И еще одно: ты получил большую силу. Ее можно выплеснуть в мгновения, но можно расходовать по крупицам, подпитывая себя вновь. Попробуй на досуге.

- Велена... - Середин встал, протянул к ней руки.

Но девушка отпрянула назад.

- Нет, Олег. Знаешь, у ромеев есть поговорка: решись - и ты свободен! Ты - решился. Ты должен идти. Если сможешь - вернешься, если нет, я пойму. Я дала тебе все, что могла, но взамен получила, пожалуй, не меньше. Я буду ждать тебя. Сколько буду жить - столько буду ждать. Только, - она помялась, - не спеши в Валхаллу, Олег. Туда мы все успеем.

Середин шагнул к ней, но она вновь отступила, покачала головой:

- Нет, не надо. Я не зря сказала, что отдала тебе все. Теперь мне нужно восстанавливаться много дней, а то и недель. Никакого удовольствия мы сейчас не получим. Я так не хочу. Ты вернешься, и все у нас будет, а сейчас иди. Ты должен догнать Невзора. Боюсь, один он не справится. Он не бессмертен, как не бессмертны и боги, а Ингольф - очень опасный противник. Прошу об одном: не убивайте его.

- Обещаю, - сказал Середин.

Он быстро оделся, затянул перевязь, проверил, легко ли выходит сабля, подвесил к поясу кистень. Велена смотрела, как он собирается, стоя возле двери. Олег подошел к ней. Девушка подняла глаза, провела пальцами по его лицу, словно запоминая.

Они вышли за порог. Край неба розовел близкой зарей. Велена притянула к себе его голову, легонько поцеловала в губы и тут же оттолкнула, предупреждая его желание обнять, прижать к груди, покрыть поцелуями.

- В устье ручья, в камышах, должна быть лодка, там же весла. Так ты выиграешь время. А теперь иди, Олег. Долгие проводы - долгие слезы. Иди.

Возле леса он обернулся. Велена стояла на пороге, все так же кутаясь в овчину. Прищурившись, Олег напряг зрение и ясно увидел ее лицо, дорожки слез, тени под глазами. Подавив дикое желание вернуться, Середин помахал ей, и девушка подняла руку в прощальном жесте.

Глава 13

Лес еще жил ночной жизнью: хищники заканчивали охоту, чтобы потом завалиться в нору, логово или просто присесть на ветку в ожидании прихода темноты. Не наевшийся за ночь воробьиный сыч спланировал откуда-то сверху, из переплетения хвойных и лиственных крон, на выглянувшую из норки землеройку, чиркнул по траве выставленными вперед когтями, промазал и, махнув пару раз крыльями, уселся на сухой ели, укоризненно глядя на Олега.

- Я-то причем? - усмехнулся Середин.

Ведун уверенно шел по темному лесу. Чтобы не потерять направление, он решил взять поближе к ручью: ни звезд, ни луны под пологом листвы видно не было. Олег обходил топкие участки, узнавая их по присущей берегам рек и ручьев растительности. В одном месте ручей разлился из-за бобровой плотины, и пришлось углубиться в чащобу. Постепенно, робко, как бы пробуя охриплые от сна голоса, зачирикали, засвиристели первые птахи. Выстучал первую дробь дятел, стайка вьюрков сорвалась с клена, пронеслась, шумно трепеща крыльями, и скрылась в подлеске.

Когда с первыми лучами солнца ведун выбрался к реке, сапоги от росы были мокрыми до колен. В устье ручья Середин, раздвигая толстые зеленые стебли, зашел в камыш. Долбленка притаилась в глубине зарослей, словно ночной тать в засаде. Олег взял весло, и на дне что-то зашевелилось: коротавшая ночь гадюка грозно зашипела на непрошеного гостя. Олег веслом выкинул ее за борт. Толкая лодку перед собой, он миновал заросли и, сильно пихнув суденышко, вскочил в него. Посудина выплыла почти на середину речки, течение подхватило ее и понесло. Олег взвесил на руке весла, взял то, которое показалось ему полегче, и развернул долбленку носом к Припяти.

"Интересно, если Велена живет одна, почему у нее в лодке два весла?" кольнула сознание мимолетная мысль. Кольнула, и забылась.

В нескольких местах Уборть была настолько узка, что деревья почти соприкасались над головой. Болотистые берега чередовались с пологими песчаными, заросли лозняка то и дело уступали место дубам, кленам и березам. Течение было слабым, но долбленка, рассчитанная на двух гребцов, норовила развернуться поперек, как только Середин начинал грести чуть сильнее. Наконец он приспособился: делая длинный мощный гребок, придерживал весло в воде за кормой, лопастью поперек хода, не давая лодке завалиться влево. Дело пошло, и, обрадовавшись, ведун сконцентрировал внимание и вложил в греблю всю новообретенную силу, полученную в дар от Велены. Весло хрустнуло, и Середин чуть не вывалился за борт. Проводив взглядом обломки, он взял другое, решив больше не экспериментировать.

В прозрачной воде сновали тени рыб, мелочь выпрыгивала, спасаясь от хищника, длинные плети травы стелились по течению, словно волосы утопленниц. Выдра, потрошившая здоровенную рыбину на полусгнившем топляке, прервала свое занятие, проводив лодку недоверчивым взглядом. Впрочем, как заметил Середин, зверье здесь было непуганое - значит, люди заходили нечасто. Проломившийся сквозь лозняк сохатый, склонив ветвистые рога, припал к воде, не обращая на Олега никакого внимания. "Интересно, - подумал тот, - если бы со мной был Невзор, ты был бы так же беспечен?"

Невзор... Середин прикинул: бывший дружинник опережал его почти на сутки. Он ушел, когда они с Веленой... м-м... знакомились. Да, видимо, он ушел сразу после того, как узнал, что помочь ему никто не сможет. Двигался он по ручью до Уборти, потом повернул и вдоль реки направился к Припяти. Если нашел попутную ладью, то уже плывет вниз, к Днепру, но до слияния рек не поплывет - предпочтет срезать, переправится через Днепр и уже дальше пешком, в обход Чернигова, доберется до деревни, где должен обретаться Ингольф. Пешком ему раздолье: и день и ночь идти может, - так что одна надежда догнать Невзора до того, как он сойдет на берег.

Середин попытался делать гребки чаще, даже встал на колено, как профессиональные каноисты. Грести стало проще - он уже приноровился к капризной лодчонке. Ближе к полудню ведун заметил, что Уборть становится шире. Берега раздвинулись, глубина упала - Олег ясно различал под водой донную траву, затонувшие коряги, а кое-где и песчаное дно. Наконец, за очередным поворотом, он разглядел устье: справа поросший лозняком мысок вдавался в Припять, а слева берег полого спускался к воде, золотясь мелким песком под полуденным солнцем. Середин погнал лодку к левому берегу, рассудив, что, раз уж купцы плавают по Припяти не один год, то приставать, если и будут, то уж никак не к болоту.

Он оказался прав - еще не причалив, он увидел на берегу хибару, крытую соломой. Возле нее на жердях сушились сети, на веревке между двумя столбами вялилась рыба. Олег спрыгнул в воду, когда дно заскребло о песок, вытянул лодку до половины, бросил в нее весло и направился к избушке, которая размерами больше походила на собачью конуру. Из-за домика поднимался дымок, на отвоеванном у леса участке Середин приметил огородик. За избой, возле сложенной из камней коптильни сидел на бревне седой лохматый дед в замызганных портах и не подпоясанной рубахе. Подле него лежала горка ивовой лозы, он брал оттуда прутики и, по мере надобности, подкладывал в коптильню. Был он бос, впрочем лапти стояли тут же, на бревне, под солнышком, а онучами он обернул камни коптильни - видно, чтобы быстрее просушились. В воздухе вместе с дымком от костра витал запах коптящейся рыбы. Середин сглотнул слюну и почувствовал, как проголодался.

- Здорово, дед.

- Здорово, внучек, - бойко ответствовал старик, поднимая на Олега маленькие глазки, прятавшиеся под нависшими белыми бровями.

Лицо у деда было, как печеное яблоко - загорелое и морщинистое.

- Рыбку коптишь? - бодро спросил Середин, подсаживаясь на бревно.

- Что ты, - дед аж руками замахал, - какая рыбка во чистом поле? Лыко деру, да лапти плету, прохожих привечаю, да лаптями одаряю.

- Веселый ты, дед.

- А чего сидеть, да в бороду гундеть? Солнышко греет, рыбешка плавает живи не хочу! А что годов много - так все мои, чужого не брал. Ты, парень, не облизывайся, - дед усмехнулся, покосившись на Олега, - только коптильню запалил. Рыбка жирна, да поспеть не торопится. Ежели хочешь - вон, вяленой сыми, погрызи.

- Спасибо.

Олег подошел к развешенной на веревке рыбе, распластанной на две половинки от хвоста до головы, выбрал сазана. Рыба светилась на солнце янтарным жиром. Олег оторвал хребет и впился в бок сазана зубами.

- Оголодал-то как...

- Есть немного, - признался Середин, - соли маловато.

- Дареному коню в зубы не смотрят. Соль-то дорога. Так, припорошишь малость, чтоб не сгнила рыбка. А ты по делу, парень, аль от безделья ноги бьешь?

Середин помолчал, пользуясь тем, что пережевывал ароматное мясо.

- Друга потерял, вот - ищу, - ответил он наконец.

- Нашел где искать, - хмыкнул дед, - тут можно с Сухеня по Грудень сидеть и никто ни пеший не пройдет, ни конный не проскачет. Иной раз купцы пристают по пути в Киев-град, но это редко.

Дед сделал вид, что заинтересовался происходящим в коптильне процессом, подбросил пару веток, глянул меж камней.

- Ты сам-то кто будешь? - будто без интереса спросил он.

- Так, путник.

- Путник, - задумчиво повторил дед, - ходишь-бродишь, на плетень тень наводишь.

Олегу надоели недомолвки, он доел сазана и, размахнувшись, забросил остатки в реку.

- Ты толком можешь сказать: был кто или нет? Парень высокий, бритая голова, в кожаной безрукавке, на поясе длинный нож. Думаю, хотел он ладью попутную до Киева найти. Потерялись мы с ним, в лесу заплутали.

Дед взглянул на Середина, прищурился так, что глазки совсем спрятались в морщинах.

- Мнится мне, что дружок твой, ежели он тебе дружок, не из тех, кто в лесу заплутает. - Он почесал заросшую седым волосом шею. - Вышел он из леса вчерась, еще день не взялся. В дверь постучал, я открыл - да чуть портки не обмочил. Глаз у друга твоего нечеловечий. Как огонь в глубине тлеет, а наружу сполох выпускает. Но худого не скажу - не обидел он меня. Тоже, как и ты, рыбки спросил, да про ладью узнал: бывает ли, что пристают к берегу. Скоротали мы с ним до полудня, даже с бредешком прошлись вдоль берега помог он, значит, старику. Аккурат в полдня глядь - ладья идет от Турова. Мешовец, купчина знакомый, на торг выгребает до стольного града. Дружок твой - давай руками махать. Ну, Мешовец его взял, потому как гребцов у него мало. С тем и ушел твой друг.

- В полдень, говоришь, - пробормотал Олег.

- Ага.

- На лодке догоню их, как думаешь?

- Не, не догонишь. Мешовец под парусом, да веслами подгоняет. Разве что ночью идти будешь - они на ночлег к берегу ладятся: товару много, ладья низко сидит. Бережется купец.

- А еще пойдет кто в Киев из Турова?

- Пойти пойдут, да когда - неизвестно. Может, сегодня, а может, день-другой ждать будешь. Вроде, еще один купец собирался до Киева. Он лен повезет, пойдет быстро. Коли возьмет тебя, может, и догонишь дружка.

Середин прикинул свои возможности: если идти на лодке, грести день и ночь - никаких сил не хватит. Берега в основном болотистые, едой не очень разживешься.

- А на том берегу, - кивнул он на правый берег Припяти, - лошадь достать можно?

- Какая лошадь! Там на быке пашут, на козе в гости ездят! Хутор убогий, народишко ленивый. Дороги проезжей нет, вот они с леса, да с реки кормятся, поля почти не пашут. Так, на хлеб для себя. Ты не спеши, - сказал дед, видя, что Середин помрачнел, - иной раз остановиться надо, покумекать: а нужна ли помощь твоя?

- Нужна, дед, - вздохнул Олег. - Ладно, придется ждать.

* * *

"Эх, нет на тебя Велены", - подумал Середин, помогая деду перетряхивать мелкоячеистую сеть.

Наряду с крупной рыбой: парой налимов, судаком, двумя щуками и сомом, в сети копошились, запутавшись в ячейках, уклейки, пескари и десяток ершей. Ведун со стариком вытянули сеть на берег, и пока Олег ловил и выкидывал на траву бьющихся судаков и щук, дед принес бадью и принялся ссыпать туда рыбешку, ловко выуживая ее из сети.

- Какая уха без ерша да пескаря, - бормотал он, - так, вода одна. Дед, кряхтя, выпрямился, поднес руку козырьком к глазам. - Ага, вон и ладья идет. Это Вьюшок поспешает, не иначе.

- Что за Вьюшок? - спросил Олег.

- Купец-молодец. Шустрый да бойкий, оттого и прозвище такое. Сам гребет, сам торгует, сам с разбойными людьми бьется. Одни говорят живоглот, другие - хозяин. Лишних людей на ладью не берет: только в самый обрез. Дерет с них три шкуры, но кормит от пуза и сам жилы рвет наравне со всеми. Коли работы не боишься - просись к нему. Вьюшок ко мне иной раз пристает, рыбку берет. Он по реке быстро бежит. Не успеешь оглянуться, как друга своего настигнешь.

- Пожалуй, надо попробовать. - Середин вытер о траву ноги и стал натягивать сапоги.

Ножны с саблей он взял в руку, забросил на плечо куртку и подошел к воде. Ладья быстро приближалась, подгоняемая свежим ветром, весла били по воде часто, делая ладью похожей на разбегающегося по воде гуся, собравшегося в дальние страны на зимовку.

Еще не поравнявшись с хижиной, ладья стала забирать к берегу, весла поднялись из воды, блестя мокрыми лопастями, легли вдоль бортов. На носу показался голый по пояс мужичок небольшого роста с аккуратно подстриженной русой бородкой.

- Эй, старичина, рыбкой разживемся?

- Как просить станешь, чем ответишь, - степенно ответил дед.

- Хошь меду туесок, хошь - мясца кусок.

- Сгодится.

- А это кто с тобой?

- Да вот, человек хороший, до Киева просится. Возьмешь ли?

- До Киева? - Ладья заскрипела днищем по песку, мужичок ловко перемахнул через борт.

Был он весь ладный, этакий живчик. Грудь блестела от пота, глаза весело щурились, рассматривая Середина.

- Дружинник, или гридень чей? - спросил он. - Может, лихой человек?

- Сам по себе, - ответил Олег, - возьми, не обидь. Могу грести, могу править, могу охрану нести.

- Это мы все можем. Так, мужики? - оглянулся он на ладью.

- Так, - ответствовали выглядывающие из-за набитых бортов мужики, такие же потные и полуголые, как и хозяин.

- Я места много не займу, - продолжал гнуть свое Середин, - покормишь не объем, не покормишь - так обойдусь.

- Ишь, как приспичило, - подмигнул ему купец, - ладно, полезай на борт.

Олег поблагодарил деда, тот остановил его, сбегал в хибару, принес закрученную в лист лопуха копченую рыбу - из листа торчали головы и хвосты двух налимов.

- Спасибо, что с сетью помог, добрый путь тебе. А дружка своего поберегись, - шепнул дед, - сдается, не ждет он твоей помощи. Хоть и не обидел он меня, но уж больно глаз у него дурной.

- Какой достался, с таким и живет, - отшутился Середин.

Ему подали с ладьи руку, втянули на борт. Гребцов было восемь, если считать с купцом, да один правил. Под ногами, укрытые рогожей от брызг, лежали мешки с товаром.

Вьюшок с помощью деда забросил в ладью два мешка с вяленой рыбой, подпрыгнул, ухватился за доски и перевалился внутрь.

- Ну, в путь, мужики. Отдохнули - будя. Как звать-то тебя? - обратился он к Середину.

- Олегом кличут.

- Садись, Олег, рядом. - Вьюшок уселся к веслу с правого борта, указал на доску рядом с собой. - Ну-ка, кажи руки.

Олег отложил лист лопуха, пристроил саблю в ногах, сбросил куртку и протянул ладони. Купец скривился.

- Да, греб ты не часто. Ладно. Взяли, мужики.

Весла дружно ударили в песчаное дно, выводя ладью на быстрину. Парус, полоскавший под берегом, вновь надулся, набрал силу. С берега махал вслед дедок, зайдя по колено в воду. Олег махнул в ответ, взялся за отполированное дерево весла.

- И-и, оп-та, - рявкнул Вьюшок, задавая темп ударам, - и-и, оп-та!

Поначалу весло рвалось из рук, но, поглядывая на соседей, Середин скоро приноровился к темпу. Все дружно сгибались над веслами и с натугой откидывались, посылая ладью вперед. Журчала за бортом вода. Вьюшок успевал считать, грести и следить за новичком. Мерный ритм гребли завораживал. Олег уперся взглядом в спину сидящего впереди мужика. Спина была мускулистая, загорелая. Меж лопаток стекали струйки пота, холщовые портки на бедрах намокли. Скоро Середин и сам почувствовал, что пот заливает глаза, сбегает, щекоча, по телу. Солнце било прямо в темечко, ветер, хоть и надувал парус, не пробирался между высокими бортами, и Олег с завистью поглядывал на кормчего: ветер трепыхал мужику рубаху, ерошил волосы.

Примерно через час один из гребцов с правого борта поднял весло над водой, закрепил и, пройдя на корму, сменил кормчего. Тот скинул рубаху, поплевал на ладони и уселся на его место. Вьюшок перехватил взгляд Олега.

- Ага, так и меняемся. День под парусом и веслами, ночь под парусом и в два весла - остальные спят.

- Круто, - качнул головой Олег.

- Зато быстро. Шибче нас до Киева никто не бегает. Едим в смену, по парам, харч общий. Так-то, Олег.

Середин попробовал поднапрячься, но Вьюшок придержал его, посоветовав беречь силы - до смены далеко.

- А коли сил девать некуда, так руки пожалей. Скоро до мяса сотрешь. У нас-то, видишь, какие, - купец показал ладонь с ороговевшими от весла мозолями, - мы к веслу привычные.

Гребцы сменялись по очереди: сперва человек с левого весла заступал на место кормщика, его менял гребец с правого борта. Середин прикинул, что его смена придет под вечер. Правда, удалось отдохнуть, когда подошло время перекусить. Сидевший сзади мужик хлопнул его по плечу, давая понять, что можно поесть. Вместе с Олегом от весла оторвался Вьюшок.

Они проследовали на нос, ведун развернул лист лопуха с рыбой, купец достал краюху хлеба, корчагу с квасом, жареное мясо. Середин взглянул на руки: на ладонях вздулись водяные мозоли, кожу саднило. Вьюшок взглянул, покивал головой.

- Сначала всегда так. Как мозоли лопнут - скажи, полотно дам перевязать. Не то до кости сотрешь. А чего рука повязана? - спросил он, кивнув на повязку, под которой был крест.

- Жилу потянул.

Они не спеша, но и не мешкая, взялись за еду. Олег развернул рыбу, жестом пригласил купца угощаться.

- Мне ведь не до Киева, - сказал он, промочив горло квасом, - у меня друг на ладье с Мешовцом плывет. Мне его повидать надо, а он, вроде, должен раньше Киева на берег сойти.

- Мешовец раньше вышел, но он на ночь к берегу пристает. Думаю, еще до Днепра достанем его. Ночью мы по парам гребем: четверо гребут, один вперед смотрит, остальные спят. Кормщик не нужен - ход небыстрый под двумя парами весел.

- Мужики не ропщут? - кивнул Середин на гребцов, которые, как заводные, сгибались и распрямлялись над веслами.

- Не. Знают - в Киеве отоспятся. Мне куда как тяжелее - я еще и торговлю веду. Но! Меньше народу - больше прибыль. Вот до того, как река станет, еще одну ходку сделаю, а там отдохну.

Доев рыбу, купец кинул кости за борт, вытер руки о порты.

- Ну, что, пошли, мужикам тоже поесть надо.

Они снова уселись за весла, Олег стукнул впереди сидящего по плечу, тот с готовностью вынул весло из воды, поднял и закрепил его.

- И-и, оп-та!

Под вечер пришла пора Середину встать к рулевому веслу. Он попробовал, как ладья слушает, выровнял ее по стремнине. Свежий ветер мгновенно высушил пот, и ведун облегченно вздохнул. С непривычки ломило плечи, ныла поясница. Мозоли на ладонях давно полопались, Вьюшок помог ему перевязать их полотном, и сейчас ладони зудели и чесались.

Миновали селение, где они с Невзором купили лодку и приспособили на нее парус. На берегу никого не было, даже дымок над избами не курился - в деревне ложатся рано. Ветер стал утихать, парус то и дело полоскал, то опадая, то вновь натягиваясь. Край солнца висел впереди над водой, и казалось, что ладья плывет прямо к нему, по золотой дорожке пытаясь догнать уходящее светило. Едва скрылся последний луч, как Вьюшок скомандовал спустить парус. Четверо гребцов втянули весла в ладью, споро спустили полотнище, подвязали к нижней рее и сели вечерять.

- Закрепи весло и давай на нос, - крикнул Олегу Вьюшок.

Середин вбил клин под рычаг рулевого весла и прошел вперед.

- Вот, смотри, - стал объяснять купец, - сегодня все просто: ночь лунная, так что все видать. Главное, топляк не пропусти, хотя на таком ходу не страшен, но весла поломать можно. Ну, и ежели кто с берега решит к нам в гости наведаться. Тогда всех буди. Сам-то, небось, саблей веселей машешь, чем веслом, а?

- Случалось, - кивнул Середин.

- Ага. Скоро тебя сменят - сядешь на весло, а к полуночи мы вас всех сменим - спать будете, а с зарей снова все на весла. Так-то.

Луна еще не взошла, а от звезд проку было мало. Середин, оглянувшись на гребцов, наговорил "кошачий глаз", и все вокруг будто осветилось зеленоватым светом. Река, словно извилистая черная дорога, лежала перед ладьей. Стена леса по берегам кое-где разрывалась пустошами и болотами. Олег слышал, как кто-то пробирается по лесу, скрадывая добычу. Кричали совы и филины; лягушки в камышах заканчивали концерт и вылезали на берег, погружаясь в короткую спячку. За кормой вставала багровая луна, такая огромная, что даже оторопь брала. Но по мере того, как она поднималась над горизонтом, ее диск принимал обычные размеры. Луна сбрасывала свой зловещий наряд, словно умывшись ночным воздухом, и вскоре уже белела, проливая на воду серебро...

- Эй, - окликнули Олега, - смениться бы пора.

Середин прошел к веслу, присел на доску, приноравливаясь к небыстрому темпу гребли. Держать весло в обмотанных тряпкой руках было неудобно. Хорошо еще, что ночь. А если днем, да грести в полную силу?

Постепенно он проникся уважением к своим спутникам, для которых тяжелая работа за веслом день и ночь не была в тягость. Манеры у всех были простецкие, что у купца, что у мужиков: малую нужду справляли с подветренного борта, а по большой - просто спускали порты, вывешивали задницу за борт и вся недолга. Работу они воспринимали, как должное: раз ладьи ходят по реке, значит, кто-то должен грести, ставить паруса, править, обходя мели и топляки. Работа не хуже и не лучше других, зато в стольном граде часто бывают. Родной Туров, небось, не сравнится с Киевом. Это если они из городища, а если из деревни какой, так и вовсе никакого сравнения.

Обычно к купцам нанимались люди неуемные, что-то тянуло их из родных мест, от плуга, борти, бредня. Какой-то зуд теребил, скреб душу, не давая усидеть на одном месте. Середин очень хорошо понимал таких людей - сам был такой, иначе... А что, и сюда не попал бы. Сидел бы в своем веке, пил баночное пиво, смотрел телек, ходил бы на занятия к Ворону. Ну, может быть, удалось бы Танечку охмурить, но и все! Дом - работа - Ворон. По выходным Танечка. Тоска. У-у-у...

Словно откликаясь на его мысли, из леса на правом берегу донесся тоскливый вой. Сосед приподнялся, не прекращая грести, посмотрел в сторону леса.

- Ишь, разбирает как, - пробормотал он.

Внезапно весло вырвалось из рук, что-то грохнулось в борт, ладья качнулась. Сосед, не удержавшись, завалился на Олега. Мужики, спавшие под рогожей на мешках, вскочили, спросонья ошалело вертя головами.

- А, чтоб тебя...

- Заснул, что ли, мать твою...

Топляк проскрежетал по борту, выплыл за кормой. Вьюшок прошел на нос. Впередсмотрящий разводил руками.

- Дык, сомлел... не уследил...

Вьюшок треснул его по шее.

- Утопить хочешь?

Все, бросив весла, смотрели на удаляющийся топляк.

- Кончай зенки пялить. Кто на веслах сидел - спать. Ты тоже. Потом поговорим, - отрезал купец.

Мужики засуетились, меняясь местами. Олег залез под рогожу. На мешках с льном было мягко, уютно. Сбоку привалился мужик, проглядевший полузатопленное бревно, поворочался и почти сразу захрапел.

- Ошую, подыми, одесную, на воду, - выводил Вьюшок ладью на середину Припяти. - А ну, взяли: и-и, оп-та...

Их растолкали, едва серые предрассветные сумерки разогнали ночную мглу. В очередь поели вяленой рыбы, мяса, сели на весла. Туман скрыл оба берега, и Вьюшок сам встал на нос, внимательно глядя вперед. Но едва поднявшийся ветерок разогнал мглу, тотчас поставили парус, и купец опять завел:

- И-и, оп-та...

В течение дня навстречу попалось несколько ладей со знакомыми купцами. Вьюшок перекрикивался, выспрашивал новости, мужики махали друг другу, просили передавать приветы родне. Расходились левыми бортами, встречные ладьи двигались тяжело, против ветра и течения, но на многих из них на весло приходилось по паре мужиков. Весла рубили воду, за кормой вспенивался и пропадал белый след. Олег попросил узнать, не встречался ли им Мешовец. Кормщик крикнул, что не далее, как поутру видел ладью Мешовца - как раз с ночевки снималась.

- Ну, вот, к ночи догоним, иль может, поутру.

- Как бы не пропустить их в темноте, - задумался Середин.

- Стал быть придется тебе всю ночь на носу сидеть. Пропустишь - кроме себя виноватить некого, - пожал плечами Вьюшок.

Отсидев на весле ночную смену, Олег договорился с мужиками, что всю ночь сам будет следить за рекой. Те согласились с охотой: в очередь гребут, а вместо того, чтобы в воду глаза пялить, можно и вздремнуть лишний час.

Опять за кормой встала луна, загадочный лес перекрикивался с берега на берег ночными голосами. Середин кутался в куртку - ночи стали заметно холоднее, хотя осень еще не наступила.

Сменились гребцы, Вьюшок прошел на нос, постоял рядом, зевая во всю пасть и почесывая грудь под рубахой.

- Ну, что тут?

- Тихо все, - ответил Середин.

- Ладно. - Вьюшок еще раз сладко зевнул и прошел к веслу.

Ведун чуть не пропустил ладью Мешовца, когда под утро в тумане разглядел прямо по курсу топляк и предупредил гребцов. Ладья проплывала мимо, как затаившийся призрак. В последний момент Олег понял, что это не обгорелое дерево на берегу, а мачта. Вьюшок скомандовал развернуть к берегу. С ладьи Мешовца их окликнул дружинник.

- Я это, Вьюшок! - крикнул купец. - Где там хозяин ваш?

- Ну, чего надо? - показалась над бортом всклокоченная голова. - Чего людей будишь? Сам ночь не спишь и другим не даешь.

- Слышь, Мешовец, с тобой парень от Уборти идет...

- Шел, да ушел, - проворчал Мешовец.

- Когда?

- Как на ночь пристали, повечеряли да и ушел.

- А куда ушел-то, не сказал? - не выдержал неспешных расспросов Середин.

- По разговору, кудай-то под Чернигов поспешал. Здесь, если срезать лесами, к перевозу на Днепре выйдешь.

- Так это крюк какой? - удивился Вьюшок.

- Вот и я про тож, - поддакнул Мешовец, - да только невтерпеж ему. Пойду, говорит, а то вы пока проспитесь, пока пойдете - я уж там буду. А кто его спрашивает?

- Да вот, дружок его. Растерялись они.

- Так плывите дальше, а супротив перевоза, ну, сам знаешь, на берег его пустишь. Так-то быстрее выйдет. Лесом твой парень дружка-то не догонит.

- Ну, что, дальше плывешь или сойдешь? - спросил Вьюшок.

- А как быстрее?

- Мешовец дело говорит, - поскреб затылок купец, - скинем тебя поутру, а там дорога как раз к перевозу. Хорошим шагом - задолго до вечерней зари поспеешь.

- Тогда - плывем.

Припять здесь начинала петлять, словно заячий след на снегу; парус то и дело опадал - высокие сосны на правом берегу крали у него ветер. Середин успел и посидеть за веслом, и постоять у руля, когда Вьюшок скомандовал прижаться к левому берегу. Здесь к воде подступал молодой липовый лес, обросший понизу лещиной. Лес был такой зеленый и прозрачный, что казался чистейшим горным озером, в которое можно заглянуть до самого дна.

Ладья ткнулась носом в травянистый берег, парус спустили. Мужики похлопали Олега по плечам, пожелали удачной дороги. Вьюшок завернул в полотно несколько крупных вяленых рыбин, сунул Середину в торбу.

- Ну, бывай здоров, Олег. А пойдешь так: во-он, видишь, где липняк кончается, там дорога была. Заросла, наверно, но колею все одно увидишь. Так и пойдешь - слева лес будет, справа луга. Вот по той дороге прямо к перевозу выйдешь. Там паром, постоялый двор, весь небольшая в пять-шесть изб. Вот на перевозе дружка и поймаешь своего. Если у него крыльев нет, то ты его опередить должен.

- Спасибо, Вьюшок. Удачного тебе торга.

- Ну, бывай.

Середин спрыгнул на берег. Весла вспенили воду, выводя ладью на быстрину. Из-за борта показался Вьюшок, махнул рукой, прощаясь, и скрылся, усаживаясь за весло. Взлетел на мачте парус, разом ударили весла. До Олега в последний раз долетело ставшее знакомым:

- И-и, оп-та!

Он не стал ждать, пока ладья скроется за очередным поворотом, подтянул перевязь, забросил на плечо котомку и зашагал к дороге.

Колея и впрямь заросла ромашкой да подорожником. Слева тянулись кусты орешника, молодые березки и липы, справа поднималась почти в пояс трава, расцвеченная зверобоем и васильками. Вдали виднелись копешки сена - видно, скосили, еще когда трава набирала силу и была сочная, молодая. Заливался жаворонок, Середин разыскал его в небе. Еще выше носились стрижи. Солнце, просвечивая сквозь перистые облака, ласково согревало землю. Насидевшись в ладье, Олег сразу взял такой темп, что вскоре пришлось остановиться, снять куртку и закинуть ее за спину, к торбе. Ветерок шевелил волосы, пахло травами, а там, где лес приближался к дороге, тянуло преющей листвой, грибами.

Дорога свернула в поле, лес постепенно отступил: сначала кустарник сменился зарослями дудника, потом и слева потянулось разнотравье. Солнце начинало ощутимо припекать, и Середин вспомнил, что не запасся водой, а из еды у него имелась только вяленая рыба. Во рту пересохло, как только он подумал, что придется грызть подсоленного судака или сазана. На ходу он сорвал стебелек травы, пожевал, надеясь обмануть жажду. Начала сказываться бессонная ночь: под веками засвербило, будто ветер запорошил их песком, захотелось прилечь в высокую траву, спрятаться от солнечных лучей, переждать жару и уже по холодку продолжить путь. Он стал прикидывать, успеет ли перехватить Невзора возле перевоза, если вздремнет часок-другой. Выходило, что успеет: тот пробирался лесом, и хотя лес для Невзора - дом родной, все же обогнать Середина он никак не сможет.

Впереди, возле дороги, ведун увидел небольшой стожок. Поверху сено было темное, прелое от дождей и росы, но из-под почернелых стебельков золотилась подсохшая пахучая трава. Олег скинул торбу, перевязь положил рядом, под рукой, и привалился к стожку, наполовину зарывшись в траву. Запах от сена шел такой, что голова кружилась и глаза закрывались сами собой. По высоте солнца выходило, что сейчас не больше одиннадцати часов, так что, рассудил Середин, грех было не переждать в теньке самый солнцепек.

Шуршало сено под головой, стрекотали кузнечики, потом все звуки стали отдаляться, затухая на границе слышимости.

То ли муравей заполз под рукав рубахи, то ли еще какое кусачее насекомое. Середин пошевелил левой рукой, почесал запястье о бедро и внезапно очнулся. Это было не насекомое - крест покалывал, припекал кожу, предупреждая его. После того, как Середин ушел от Велены, крест вел себя тихо, грел слегка, и Олег почти забыл о его существовании.

Шорох сена под ветерком - или трава шелестит под легкими шагами?

Середин приоткрыл один глаз, нащупал рукоять сабли. Из-за стожка показалась узкая босая ступня, белая, словно ее обладатель никогда не ходил босиком. Потом в поле зрения попал подол длинной белоснежной рубахи, украшенный бледной вышивкой. Середин хмыкнул и выпустил рукоять.

- Загадки задавать станешь, или как?

Рядом с ним присела на корточки девушка в льняной рубахе, голову ее венчал венок из колосьев и васильков. Светлые глаза смотрели задумчиво, словно она решала что-то для себя.

- Я-то думала развлечься немного, - тихо сказала она, - а ты вон какой: не работник, не пахарь, так, путник. И отдохнуть ты присел вовремя, в самое солнце, и загадки тебе задавать ни к чему - не станешь ты отвечать, посмеешься только.

- Не буду смеяться, - серьезно ответил Олег, - но и отвечать не стану. Ты уходи, поищи еще кого-нибудь.

- Скучно, - протянула девушка, - в поле никого: озимь не пашут, траву не косят... Солнце к вечеру - значит, мое время вышло.

Она поднялась. Середин посмотрел на нее снизу вверх: солнце просвечивало волосы, делало рубашку прочти прозрачной, но казалось, что под льняной тканью ничего нет, словно заполнена она молочным туманом или дымом.

- Все-таки загадаю я тебе загадку, а ответишь сам себе, коли ответ найдешь.

- Ну, давай, - лениво согласился ведун.

- На двух дорогах стоял, по одной пошел; что оставил - потерял, что найдешь - не убережешь. Вернуться - слово не сдержать, вперед пойти - сон потерять. Вот и думай, путник.

Девушка исчезла за стожком, прошелестели шаги и снова воцарилась ленивая полуденная тишина. Олег вытащил травинку, покусал, обдумывая слова полудницы. Ничего не придумал, выплюнул травинку, встал, потянулся. "Обидно ей, что развлечься не удалось, - решил он, - вот и наплела невесть что".

Надев перевязь, он отряхнулся от сена, забросил на спину торбу и зашагал по дороге.

Глава 14

Под вечер, одолев очередной подъем на заросший бурьяном холм, Середин увидел внизу Днепр. С противоположного берега полз по воде паром, возле переправы стояли две повозки, над корчмой, стоявшей чуть поодаль, курился дымок. Олег утер пот со лба. "Ну, вот и дошел, - вздохнул он, - только бы Невзора не пропустить. Не будет же он вплавь переправляться".

Под холмом дорога раздваивалась: направо шла более-менее наезженная там, на берегу, стояла обнесенная тыном деревенька, зеленели распаханные огороды, - налево вела к перевозу. Возле селения несколько лодок заводили сети, гребя против течения, в огородах копались бабы. Олег повернул налево, к перевозу и корчме - в животе давно уже урчало от голода, а вяленую рыбу он есть так и не решился.

На заднем дворе голый по пояс мужик рубил топором тушу барана, тут же девка в застиранной рубахе ощипывала и потрошила несколько куриц. Ветерок кружил перья, пахло потрохами. Возле ног работницы увивались несколько котов. Они терлись о ее ноги, заглядывали в глаза, или, по крайней мере, пытались это делать, изображая крайнюю степень оголодания. Возле порога корчмы валялся, положив морду на лапы, лохматый тощий пес размером с годовалого теленка. Он лениво взглянул на Олега, клацнул зубами, пытаясь поймать докучливую муху, и опять погрузился в свою собачью нирвану - возле него валялась изгрызенная до крошек мозговая кость.

Середин переступил через пса - тот даже ухом не повел. Внутри постоялый двор, несмотря на раскрытые ставни и распахнутую дверь, вонял прогорклым жиром, онучами, перегаром и кислой брагой. После свежего воздуха полей это было очень неприятно, но голод взял свое: Середин уселся в углу, за длинный стол, стянул перевязь, положил рядом торбу. Из-за тряпичного полога вышел пузатый мужик с багровой плешью, в свободных штанах и пятнистом от пролитого пива, меда и браги переднике. Середин заказал кувшин пива, рыбью похлебку и курицу. Хозяин сонно кивнул и, обернувшись к двери в кухню, неразборчиво что-то крикнул. Из-за двери показалось круглое красное лицо женщины лет тридцати с растрепанными волосами и измазанным чем-то жирным ртом. Толстяк проревел ей заказ, она утерла рот, мельком глянула на Олега и скрылась в кухне.

Хозяин нацедил из бочки кувшин пива, брякнул его перед Серединым, подал деревянную чашу и опять скрылся за пологом. Пиво было теплое, но достаточно свежее, и Олег разом ополовинил кувшин, заливая томившую его в дороге жажду. Возле кухни за столом приютились два мужичка, явно коротавших время до парома на другую сторону; на земляном полу, возле двери, дремал нищий заросший разбойничьей бородой, босой старик в армяке на голое тело. В руке у него был зажат ржаной сухарь - время от времени бродяжка вспоминал про него, сонно мусолил в беззубом рту и снова задремывал.

Середин постучал по столу костяшками пальцев, привлекая внимание хозяина.

- Слышь, мил человек. Друга ищу: здоровый малый, в кожаной безрукавке, бритый наголо. Не было такого сегодня?

Толстяк поскреб плешь, пожал плечами.

- Сегодня такого не было. Пусто весь день, вот под вечер, глядишь, наберется народ. Жди.

- А кроме как на пароме, он мог переправиться?

- А чего ж не переправиться. Вполне мог. Коли деньга есть. Мужики здесь балованные, задарма не повезут.

Середин согнал мух, облепивших кувшин, и налил себе еще пива. Из кухни показалась тетка с красным лицом. Она поставила перед Олегом дымящийся горшок, выложила полкраюхи хлеба и снова скрылась за дверью.

Олег придвинул поближе похлебку: поверху плавали золотистые пятнышки жира, на дне, сквозь мутноватую жидкость, проглядывала рыбья голова. Ведун откусил хлеба, достал свою серебряную ложку, черпнул похлебки и поднес ко рту. Нищий у двери, не открывая глаз, принюхался, сглотнул слюну и снова взялся мусолить сухарь.

Выхлебав варево, Олег зацепил ложкой налимью голову, объел, где можно, и бросил ее обратно в горшок. Голод не унимался, только лишь слегка ослаб. Между тем тетка с кухни принесла на блюде курицу. Середин оторвал птице обе ноги и, пачкая губы, въелся в горячую плоть. Нищий у дверей вздохнул с прискуливанием, хозяин глянул на него:

- Ты мне брось того-этого! Не то живо за порог.

- Дык я ничо, - поспешно пробормотал нищий, глядя на Середина жалостливым взглядом.

Курица исчезла так же быстро, как и похлебка, но теперь Олег почувствовал относительную сытость. Он допил пиво и подошел к хозяину расплатиться.

- Переночевать есть где? - спросил он. - Я не имею в виду общую комнату, где все спят вповалку, блохи скачут, подыскивая обитель посвежее, а кошель с монетами лучше всего держать в заднице, чтобы не сперли.

- Найдем, - осклабился хозяин, прихлопнув на столе серебряную монетку. - На одного или как?

- Пока не знаю.

- Можем и девку прислать, - доверительно шепнул толстяк, склоняясь вперед и дыша чесноком и брагой.

- Там видно будет.

Середин прошел к двери. Нищий у порога уже глодал рыбью голову, сжимая куриные кости в кулаке.

С подошедшего парома съезжали телеги, сходили мужики с увесистыми мешками, с топорами за поясом - видно, ездили на заработки, - бабы с галдящими ребятишками. Последними вышли два отрока в поношенных, но чистых портках и рубахах, свежих онучах и разбитых лаптях, резко контрастировавших с остальным одеянием. Под руки они вели тощего мужичка благообразного вида, ворочавшего на попутчиков бельмами выкаченных глаз. Через плечо один отрок тащил гусли на тонком ремешке, с закрученной полотном декой.

Мужики и телеги двинули к деревне, а отроки повели слепца прямиком на постоялый двор.

"Ну, - подумал Олег, - вечером будет весело".

А что веселья будет через край, он понял, когда увидел приближающуюся к перевозу ладью, идущую от верховьев Днепра. Ладья ткнулась в берег, на землю спрыгнули четыре здоровенных парня в кожаных штанах, рубахах навыпуск и высоких сапогах. Двое были при длинных мечах с небольшими овальными гардами, еще у двоих имелись обоюдоострые топоры с лезвиями в чехлах. С борта им передали поклажу в двух шитых из рогожи мешках, звякнувшую, когда парни приняли ее на руки. "Кольчуги и шлемы", - догадался Середин.

- Во, - пробурчали у него за спиной, - опять варяги пожаловали.

Олег обернулся. Паромщик с помощником забивали через щели сходней длинные шесты в дно реки, чтобы паром не унесло по течению.

- Что, частые гости? - поинтересовался ведун.

- Наведываются... - Паромщик сплюнул в воду. - Лучше бы они прямиком в Киев шли, в дружину княжескую проситься. Там хоть им укорот дать могут. В прошлом годе эти викинги постоялый двор подожгли: девок им, вишь ты, не дали.

Ладья отошла от берега, с борта вслед варягам угрюмо глядели несколько дружинников в кольчугах и шлемах. Паромщик ослабил канат, протянувшийся до противоположного берега, и ладья прошла над ним, медленно удаляясь по течению.

- Пойдем-ка мы домой, - сказал паромщик помощнику, молодому угреватому парню с глупой ухмылкой. - У старосты брагой разживемся, посидим ладком. Сюда сегодня лучше нос не казать.

- Постой-ка, - остановил его Олег, - сегодня не перевозил парня в кожаной безрукавке, бритого? С ножом у пояса.

Мужик покачал головой.

- Такого не было.

Они двинулись к селению, негромко переговариваясь на ходу. Олег пожал плечами: будем ждать.

Солнце уже наполовину скрылось за бором на другом берегу, и тень от высоких сосен протянулась далеко по воде, чуть ли не до середины реки. Рыбаки подогнали лодки к берегу и теперь тянули сеть, ритмично что-то напевая. Пастушок лет восьми прогнал десяток коров, подбадривая их хворостиной. Буренки шагали не спеша, налитое молоком вымя тяжело покачивалось на ходу. Сразу захотелось парного молока, да со свежим хлебом... "Эх! Это ж надо в деревню идти, - лениво подумал Середин. - Ладно, сегодня обойдемся пивом". Он в последний раз оглядел широкую реку, заходящее солнце и пошел к корчме.

Возле порога заезжие северяне умывались из бадьи, с громким смехом плеская воду друг на друга. Трое были молоды, не старше двадцати лет, но высокие, с Олега ростом, кряжистые, как молодые дубки. Четвертый был постарше, лет сорока, чуть ниже их ростом. На крепком теле ни капли жира сплошные мускулы, перевитые веревками вен. Викинг внимательно посмотрел на проходящего мимо Середина, взгляд его задержался на рукояти сабли за спиной, отметил кистень у пояса. Лицо воина было темное, но не от загара, а продубленное суровыми морскими ветрами, на лбу тонкой ниткой белел длинный шрам. Северянин чуть кивнул, как бы здороваясь, и Середин склонил голову в ответ. Один из парней, рыжий, с копной нечесаных волос, что-то сказал на грубом непонятном языке. Молодые с готовностью заржали. Мужчина постарше обернулся к ним, что-то негромко произнес. Рыжий отмахнулся от него, поднял над головой бадью и опрокинул на себя, вызвав новый взрыв хохота.

Хозяин расставлял лучины в державки на стенах, весело пылал очаг, из кухни несло дымком и подгорелым бараньим салом. Суетилась девка, которая давеча щипала на дворе птицу: ставила на стол кувшины, корчаги, блюда с птицей, чаши с моченой брусникой.

Олег присел за свой стол, спросил меда.

- И горячего хорошо бы, - добавил он.

- Это если гости все не съедят, - хмуро ответил хозяин.

Он поставил на стол корчагу с медом и прошел в кухню. Гусляр за соседним столом хлебал из горшка, отроки сидели рядом, голодными глазами провожая каждую ложку, исчезающую у него во рту.

Викинги ввалились, гомоня, хлопая друг друга по плечам. Рыжий сразу устремился к столу, подхватил корчагу с медом и, рыча, припал к ней. Мед потек по лицу, по груди. Опорожнив сосуд, парень со смехом отбросил его, заглянул в кухню, что-то гортанно крикнул. Показался хозяин.

- Сейчас, сейчас. Все уже готово, закусите пока.

Наемники расселись вокруг стола, небрежно, плеская на стол, разлили мед по чашам. Старший сказал что-то, и все стали очень серьезными, молча выпили, взялись за мясо, разрывая его руками.

Олег отхлебнул меда, посмотрел в низенькое окошко: на дворе уже смеркалось. Кто-то тронул его ноги, ведун глянул вниз. Полосатый котяра умильно заглядывая в глаза, терся головой о сапог. Середин взял его на руки, почесал за ухом. Кот заурчал, сощурил глазищи.

Хозяин только и успевал менять кувшины на столе варягов, голоса их становились все громче, они уже орали в полный голос, то ли вспоминая былые победы, то ли обсуждая, сколько они получат за службу у Великого князя или у византийского императора - куда они там направлялись. Тетка из кухни принесла им очередное блюдо с бараниной, забрала у гусляра пустой горшок из-под похлебки. Отроки проводили его печальными взглядами. Рыжий викинг улучил момент, когда тетка проходила мимо, и, изловчившись, задрал ей подол. Мелькнули голые толстые икры, рыхлые бедра. Тетка шмыгнула за дверь, северяне заржали так, что один свалился с лавки. Старший укоризненно покачал головой.

"Неужели Невзор переправился в другом месте? - в который раз подумал Олег. - Собственно, что ему переплыть Днепр, хотя бы и ночью? Все, жду до утра и пойду дальше. Где искать Ингольфа, я знаю - значит, и Невзора там встречу. Только бы не опоздать".

Котяра на руках вдруг напрягся, шерсть встала дыбом, он нервно заворочался, выдираясь из рук, и с мявом сиганул в окно. Середин оглянулся: в дверях корчмы стоял Невзор.

Он окинул взглядом помещение, увидел Середина, и скупая улыбка тронула его губы. Олег встал навстречу.

- Здравствуй, друг, не ожидал тебя встретить.

- Я же тебе слово дал, - пожал плечами ведун. - Устраивайся. Сейчас поесть принесут. Хозяин, еще меда.

- Как ты нашел меня? - спросил, присаживаясь, Невзор.

- Купца, с которым ты плыл, догнал. Он и рассказал, что ты ночью через леса к перевозу пошел. Я на другой ладье был - мы и ночью плыли, вот я тебя и обогнал.

- Да, заплутал я немного. Вышел чуть выше по течению, хотел уже вплавь, потом подумал: дойду до перевоза, хоть переночую, как человек.

Слова его прозвучали странно, он и сам это почувствовал, горько усмехнулся.

- Насчет комнаты я уговорился, - кивнул Середин, - так что ешь, пей, а утром пойдем дальше.

За столом наемников раздался очередной взрыв смеха, Олег поморщился.

Невзор оглянулся на них через плечо.

- Что, варяжские гости гуляют?

- Ага. То ли в Киев плывут, то ли дальше, к булгарам или в Царьград.

- Здешний князь их не больно привечает: глаз да глаз за такими вояками. Чего ж взять - в чужом дому, а живут, как хозяева. У дядьки Часлава были двое таких, но он им быстро рога пообломал.

Слепец что-то сказал отроку, который нес гусли. Тот с готовностью развернул полотно, подал ему инструмент. Мужик задрал к потолку бельмы, поскреб заросшую жидким волосом шею, как бы в задумчивости прошелся по струнам, и они ответили нестройным дребезжанием. Гусляр удовлетворенно кивнул и взял еще пару скрипучих аккордов. Викинги за своим столом притихли, ожидая продолжения.

- Мне Велена кое-что рассказала про брата, - негромко сказал Середин.

- Лишь бы найти, - стиснул кулаки Невзор.

- Я обещал, что он уйдет живым.

- Если поможет, - уточнил Невзор.

- Если поможет, - согласился Олег.

Из кухни вышла тетка с грудой обжаренных бараньих ребер на блюде и направилась к их столу. Рыжий викинг заворчал, ухватил ее за руку, показывая на свой стол. К ним подскочил хозяин, что-то объясняя. Но северянин орал все громче, не обращая внимания на старшего воина, который пытался его урезонить.

- Как бы без ужина не остаться, - пробормотал Середин, поднимаясь из-за стола.

- Помочь? - спросил Невзор.

- Пока не надо.

Олег подошел к столу варягов:

- Кто-нибудь из вас говорит по-нашему?

- Я говорю, - кивнул пожилой.

- Это наша еда, - спокойно сказал Середин.

- Я знаю, но прошу вас уступить нам. - В голосе варяга чувствовался акцент, говорил он медленно, подбирая слова, но понять его труда не составляло. - Парни перебрали крепкого меда, им сейчас море по колено. Если вы уступите, я буду очень благодарен.

- Хорошо, - Середин пожал плечами, - я уступлю.

Пожилой что-то сказал рыжему, тот победно посмотрел на Олега и, выхватив у женщины блюдо, небрежно бросил его на свой стол.

- Не будем ссориться из-за еды, - мягко сказал пожилой, - ее здесь достаточно.

Олег вернулся за стол, покусывая губы, налил меда.

- Подождем немного, - процедил он.

Гусляр, прекративший терзать инструмент и навостривший уши, вздохнул, как показалось Олегу, с сожалением, и опять взялся за гусли.

Тетка вновь показалась из кухни с блюдом мяса. Рыжий парень пропустил ее мимо себя, а потом дал под зад с такой силой, что женщина буквально пролетела через корчму. Невзор поймал одной рукой блюдо, другой подхватил кухарку. Молодые варяги заржали, тыча пальцами в их сторону. Пожилой воин стукнул кулаком по столу и, вскочив на ноги, рявкнул на рыжего. Тот не остался в долгу - заорал, нависнув над пожилым и яростно жестикулируя.

- Он говорит: ты старым стал, Лейв, даже драка не доставляет тебе удовольствия. Ты зря пошел с нами - сидел бы дома с бабами, - негромко перевел Невзор.

- Ты знаешь их язык? - удивился Середин.

- Я сдружился с варягами, что служили с нами после того, как Часлав показал им, кто главный. Нормальные ребята, но гонору - во! - Невзор провел ладонью у себя над головой, достал нож и принялся за мясо.

- Вроде, успокоились, - сказал Олег, глядя, как рыжий парень с кислой физиономией осел на лавку.

- Угу. Лейв сказал ему, он не стар, просто не создает поводов для драки, и что он расскажет все отцу рыжего, который завтра будет здесь с остальными воинами.

- Так это не все? А он не сказал, сколько еще варягов придет?

- Я так понял, еще две ладьи.

- Я начинаю жалеть, что мы не можем переправиться сегодня, - с чувством сказал Середин.

Гусляр, наконец, выбрал мелодию и загнусил, постепенно набирая голос:

- Как во городе, во славном, Карачарове...

Голос у него был подстать звучанию рассохшихся гуслей - скрипучий и дребезжащий. На низких тонах голос становился утробным, с претензией на задушевность, тогда как на высоких певец давал петуха.

- ... тридцать лет и три долгих годка еще...

- А что тебе рассказала Велена? - Невзор отхлебнул меда и отрезал еще кусок мяса.

- Она сказала, что ее брат - очень сильный колдун.

- Это я и так знаю.

- ...родниковой воды, не колодезной... - повествовал сказитель.

- Его настоящее имя не Верша, - покосившись на певца, напряг голос Середин, - его зовут Ингольф. Он и Велена с севера, они оба даны, их отец был известный ярл, а сам Ингольф в своих краях пользовался очень дурной славой.

- Хуже, чем моя слава, быть не может, - горько усмехнулся Невзор.

- И еще она сказала... - Середин помолчал, подбирая слова. - Только пойми меня правильно. Ты не бессмертен, и поэтому...

- Мне все равно. - Невзор воткнул нож в столешницу: - Пусть я сдохну, но заставлю его вернуть Малуше человеческий облик!

- ...ворона коня черногривого, а мечом-кладенцом опояшешься...

- Если сдохнешь, как ты узнаешь, что с ней?

Невзор скрипнул зубами.

- Ладно. Что ты предлагаешь?

- ...а поедешь ты в светлый стольный град, а сидит там князь велик и могуч...

- Я сам поговорю с ним. Предложу уладить все миром, тем более что Велена тебя простила.

- Откуда ты знаешь?

- ...вот и станет тебе испытание, а коли сможешь взять, истребить...

Середин постарался скрыть улыбку.

- Поверь мне, я знаю - простила.

- А-а, - протянул Невзор, внимательно посмотрев на него. - Значит, нашла она своего суженого.

- Может, и нашла, - тихо сказал Олег. Здесь, вдалеке от укромного озера, лицо Велены отступило, и теперь вспоминалось наравне с Таней, Вереей, Заряной. Не везет ему в этом мире на женщин, ни с кем надолго не складывается. Не дано ему у очага домашнего греться. Сабля да дорога неведомая - вот его судьба.

- ...что ты волчья сыть, травяной мешок, и утроба твоя ненажорная... зашелся гусляр.

- Да когда ж он выть-то перестанет! - скривился Середин. - Заплатить ему, что ли, чтобы помолчал?

- Скоро закончит, я эту былину слышал, - усмехнулся Невзор, - зато варяги притихли.

Ведун оглянулся. Викинги сидели, кулаками постукивая по столешнице в такт песне, Лейв вполголоса переводил им слова.

- Так что, договорились? - спросил Олег.

- Ладно, - нехотя сказал Невзор, - но если он не захочет, с ним буду говорить я.

- Согласен.

Гусляр взял завершающий аккорд, едва не порвав струны. Варяги одобрительно загомонили. Рыжий парень кинул певцу здоровенный кус мяса. Середин мог поклясться, что слепой внимательно следил за полетом подачки, но один из отроков вовремя подхватил кусок, разложил на столе и принялся нарезать ломтями. Северянин что-то крикнул, обращаясь к гусляру.

- Требует продолжения, - пояснил Невзор.

- Этого я уже не выдержу, пойдем спать, - предложил Середин.

- Угу. Я тоже здорово намаялся.

Лейв попросил певца спеть еще чего-нибудь и направился к дверям видать, мед просился наружу. Середин, выбравшись из-за стола, подошел к хозяину расплатиться и спросить насчет комнаты.

Его опередил один из отроков - подбежал к кабатчику, что-то сказал. Хозяин нацедил из бочонка ковш браги. Мальчишка подхватил его, отнес к столу, по дороге сделав такой огромный глоток, что поперхнулся. Слепой гусляр выдал ему подзатыльник, перехватил ковш и присосался сам, плеская брагу на жиденькую бороденку.

- Если он слепой, то я император византийский, - пробормотал Середин.

Хозяин фыркнул.

- Былинник должон быть слепым, иначе доверия нет. Я этого пройдоху знаю - частенько сюда захаживает.

- Дай нам кувшин кваса и прикажи проводить в комнату. Сено в подстилках пусть будет свежее, девку не надо, - распорядился Олег, доставая кошель.

- Как пожелаете, - кивнул толстяк.

Он выставил на стол кувшин, протер его тряпкой.

- Когда паром на тот берег идет?

- Обычно с первым лучом. Ежели паромщик не загуляет. Но завтра рано пойдет - вишь, ко мне не зашел, видать, варягов испужался.

- Нам надо на первый перевоз попасть.

- Все сделаем, разбудим до петухов.

Середин взял со стойки кувшин, и в этот момент его сильно толкнули сзади. Квас выплеснулся, залил лицо, рубаху. Олег обернулся. Рыжий викинг, чуть отступив, присел в притворном испуге и, выпучив мутные глаза, что-то залопотал.

- Говорит: прощенья просим, случайно, мол, - перевел Невзор. - Врет, шкодник. Я видел: он специально тебя под руку толкнул.

- Это я уже понял.

Шагнув вперед, Олег ласково улыбнулся варягу и выплеснул оставшийся квас прямо в нахальные глаза.

Рыжий взревел, тряхнул патлами и прыгнул вперед, занося руку для удара. Середин пригнулся, кулачище варяга просвистело над головой. Резко выдохнув, Олег всадил кулак ему под дых. Викинг застыл на мгновение, хватанув воздух широко открытым ртом, и тут же получил короткий резкий удар в подбородок. Клацнули зубы, мутные глаза закатились, и он, как подрубленный под корень дуб, грянулся на земляной пол. Дружки рыжего похватали оружие и, перевернув лавку, бросились на Середина.

- Держи!

Олег поймал брошенную Невзором перевязь; свистнула, вылетая из ножен, сабля. Резкий окрик остановил нападавших. От вдохной двери быстро прошагал Лейв, варяги опустили оружие.

- Он начал первым, - сказал Середин.

- Я знаю, я не успел помешать. Дурья башка, - в сердцах бросил Лейв ворочающемуся на полу рыжему.

Тот быстро пришел в себя. Глаза его налились кровью, викинг вскочил на ноги, крикнул дружкам. Один из них бросил рыжему топор. Тот поймал его, завертел вокруг себя. Лицо его подергивалось от бешенства, с угла рта стекала струйка крови. Обоюдоострый топор с гулом рубил воздух, огромные мышцы взбугрились под рубахой. Не переставая вращать оружие, варяг коротко обратился к Лейву. Тот тяжело вздохнул.

- Он вызывает тебя на поединок, незнакомец. Ты нанес удар - это оскорбление. Я не в силах препятствовать.

- Надеюсь, он готов к встрече с Одином, - пробормотал Середин, разминая кисть руки.

- Не погубите, милостивцы, - заскулил за спиной хозяин.

Варяги и Невзор оттащили в сторону лавки, сдвинули к стенам столы. Гусляр неожиданно резво для слепого шмыгнул в дверь, не дожидаясь, когда отроки выведут его под руки. Хозяин метнулся в кухню, откуда выглядывали перепуганные девка и подававшая гостям женщина.

Лучины бросали на бревенчатые стены мятущиеся тени. Невзор подкинул в очаг хвороста. Противники встали друг против друга. Середин сделал несколько пробных финтов, рыжий осклабился. Огромный боевой топор выглядел игрушкой в могучих лапах, тусклое лезвие гасило свет, словно уже напилось, насытилось кровью.

Викинги и Невзор замерли вдоль стен, освободив пространство для схватки.

- Я прикрою тебе спину, если что, - негромко пообещал Невзор.

- Поединок будет честным, - резко сказал пожилой. - Вы уйдете спокойно, если он победит. Я даю слово, и еще никто не говорил, что Лейв нарушил свое слово.

- Мы уйдем, когда захотим, - так же негромко ответил Невзор.

Лейв выступил на шаг и взмахнул рукой.

Рыжий с неожиданной легкостью скользнул вперед, ударил на уровне пояса, параллельно земле. Середин отпрянул, ушел влево, не переставая вращать клинком. Топор описал дугу - викинг, умело используя инерцию, разогнал оружие и обрушил его сверху на неподвижно стоявшего противника, прикрытого только розблеском дробящего воздух легкого клинка. Лейв моргнул: топор врубился в земляной пол в том месте, где мгновение назад стоял Середин. Тот был уже за спиной варяга; работая только кистью, небрежным крестом располосовал рубаху на спине рыжего и снова отступил за пределы досягаемости. На белой коже викинга проступили багровые царапины, он взревел, наотмашь ударил назад. Середин присел, махнул саблей: белая ткань на животе противника расползлась, открывая квадраты мышц брюшного пресса.

Лейв завороженно следил за схваткой, даже забыв, что должен беречь сына ярла: никогда он не видел такой техники боя. Незнакомец скользил вокруг рыжего задиры, порой сливаясь с тенью трепещущего пламени лучин. Казалось, он, не касаясь пола, оводом кружит возле неуклюжего верзилы, играючи уходя от тяжелого топора, и жалит, жалит...

Рубаха рыжего превратилась в лохмотья, еще один почти неуловимый взмах сабли - и одежа сползла вниз, обнажая исполосованное царапинами тело. Снова сверкнул клинок - и рыжая прядь закружилась в воздухе, будто, раздев варяга, противник теперь решил остричь его наголо.

Лейв стряхнул с себя наваждение. Сын ярла явно проигрывал: он дышал тяжело, топор уже не летал в его руках, а таскал варяга за собой, как крупная рыба неумелого рыбака. Незнакомый воин мог давно закончить поединок, если бы захотел.

- Если можешь, не убивай его, - глухо проговорил Лейв, уловив момент, когда Середин оказался поблизости.

Олег усмехнулся: он и не собирался убивать викинга, просто хотел преподать небольшой урок. Слишком неравны были силы. Он чувствовал каждое движение варяга еще до того, как тот начинал его. Время замедлило бег: взмахи топора были плавными, долгими, словно рыжий двигался в густом киселе, хватающем его за руки, тормозящем не только удары, но даже саму мысль варяга.

Топор снова увлек рыжего в сторону, открывая незащищенную спину, Олег прошел рядом в изящном пируэте и с полуоборота коротко ударил навершием рукояти в висок противника.

Варяг замер, топор выпал из его руки, ноги подогнулись, он грузно осел на пол, словно из него вдруг выдернули все кости.

В наступившей тишине стало слышно, как сопят дружки рыжего варяга, исподлобья поглядывая на Олега. Лейв взмахнул рукой.

- Хозяин, воды.

Мужик подал кувшин, Лейв опрокинул его на голову рыжего. Тот забулькал, захрипел, перевернулся на живот.

- Отнесите его за стол, - скомандовал Лейв своим парням. - Я твой должник, незнакомец. Думаю, что и он тоже, - добавил он, глядя, как сына ярла оттаскивают к столу и усаживают на лавку у стены.

Середин поднял перевязь, бросил саблю в ножны.

- Не давай им столько пить. В следующий раз это может кончиться печально.

- Ты прав, - кивнул Лейв.

Хозяин налил новый кувшин кваса, из-за которого случилась схватка, и провел Середина и Невзора в их комнату. Олег огляделся: две лавки, стол, на стене потрескивает лучина.

- Разбужу с петухами, как приказывали, - угодливо кланяясь, забормотал толстяк, ставя кувшин на стол.

- Вот и ладно. Ступай.

Олег снял куртку, скинул сапоги и разлегся на лавке, положив возле руки перевязь. Невзор последовал его примеру. Свежее сено похрустывало в подстилке; из зала, отделенного от их комнаты дверью и коротким коридором, послышался голос гусляра. Слов было не разобрать, но пел он что-то бодрое, ритмичное.

- Ловко ты с ним управился, - нарушил молчание Невзор.

- А-а, - отмахнулся Середин, - силы, как у быка, а в голове пусто. К тому же, он был просто в стельку пьян.

- Никогда не видел, чтобы так быстро работали клинком, - продолжал волкодлак, - ни мечом, ни саблей. Уж на что среди печенегов есть удальцы, но с тобой не сравнятся.

Середин вздохнул. Возбуждение после схватки прошло, оставив лишь удовлетворение и чувство благодарности Велене за тот дар, который она ему преподнесла.

- Я и сам не ожидал, что так получится, - нехотя признался он.

- Ну, во всяком случае, парень теперь сто раз подумает, прежде чем затевать свару.

- Надеюсь. Как думаешь, не придут разбираться?

- Думаю - нет. Лейв не позволит. Он, по-моему, мужик серьезный. Ты спи, у меня сон чуткий.

Затрещав, догорела лучина. Под едва слышный комариный писк и гнусавое бормотание былинника в корчме, Середин быстро заснул.

Глава 15

В порядке исключения, на этот раз ему ничего не снилось: ни мавки, требующие гребешок, ни оборотни с окровавленными мордами, ни даже Велена. Просто уснул - как в черную угольную яму провалился.

Невзор растолкал его, когда за окошком было еще темно.

- Мужики к парому пошли, - сказал он.

Как бы подтверждая его слова, за дверью послышались шаги, кто-то тихонько поскребся, и голос хозяина зашептал:

- Как просили, гости, вот сейчас петух зарю звать станет.

Середин крепко потер лицо, разгоняя сон, оделся, нацепил перевязь. Невзор протянул ему кувшин, Олег допил степлившийся квас.

В зале было пусто, пол подметен, объедки убраны; нищий спал за порогом в компании с лохматым кобелем. На дворе стояли серые предутренние сумерки, из темноты слышались голоса паромщика и его помощника, подтягивающих отпущенный на ночь канат.

Утренняя прохлада вмиг забралась под рубашку, и Олега передернуло.

- Может, перекусим на дорогу?

- Лучше с собой возьмем. Я уже хозяину наказал.

Они двинулись на голос паромщика, как вдруг от стены корчмы отделилась огромная тень. Середин опустил ладонь на рукоять сабли, Невзор скользнул чуть вбок, выхватывая нож.

Это был рыжий викинг. Рубашку он сменил, на виске багровел огромный синяк. Оружия при нем не было. Скривив лицо, он что-то сказал, ни на кого не глядя.

- Просит меня переводить, - пояснил Невзор.

- Пусть говорит, - согласился Олег.

Рыжий что-то долго бубнил, исподлобья посматривая то на Середина, то на Невзора, потом замолчал, ожидая, когда переведут его слова.

- Его зовут Ивар. Ты подарил ему жизнь, хоть и унизил перед воинами, но в этом виноват он сам. Теперь ему не раз придется доказывать свою силу и храбрость.

- Это на здоровье, - усмехнулся Середин. - Надеюсь, сейчас он этого делать не будет?

Рыжий протянул ладонью вверх руку, больше похожую на совковую лопату. В ладони лежал массивный серебряный перстень грубого литья с выгравированным руническим знаком.

- Это его родовой перстень, - пояснил Невзор, - он просит тебя принять его в знак почтения и дружбы. Его род очень древний и пользуется уважением. Если ты будешь в его краях, с этим перстнем тебя примут в любом доме. Советую взять, - добавил Невзор уже от себя. - Дар за дар: ты ему - жизнь, он тебе - уважение соплеменников. Откажешь - боюсь, снова биться придется.

Олег принял перстень, надел на средний палец левой руки. Крест на запястье не среагировал - значит, магии в перстне не было. Может, она проснется в землях викингов, но сейчас сила перстня, если она и была, спала, словно северные скалы под снегом. Середин прижал руку к груди, кивнул в знак благодарности. Рыжий так же коротко качнул головой в ответ и, буркнув что-то напоследок, затопал в корчму.

- Желает нам легкой дороги и славной битвы. Пойду, договорюсь с паромщиком.

- С битвой хорошо бы повременить. Чего тебе?

Хозяин, в стороне ждавший окончания разговора, протянул Середину торбу с едой. Олег забросил ее за спину, расплатился и зашагал к парому. Где-то рядом, в темноте, хрипло заорал петух, завозились куры на насесте. Небо было затянуто тучами, и ведун шел, ориентируясь на голос Невзора, спорящего с паромщиком.

- ...сейчас в воду кинем тебя, а сами переплывем и корыто твое там бросим, - говорил Невзор, судя по всему, исчерпав аргументы.

- Никак мне в воду нельзя, - бубнил в ответ мужик, - я при пароме должон, вот наберется народ - поедем потихоньку. А в воду - никак не можно.

- Значит так, платим за всех, кто обычно с тобой плывет, понял? положил конец спорам подошедший Середин.

- Это дело другое, - согласился мужик, - это мы с радостью.

Поплевав на ладони, они с помощником ухватились за канат.

- А ну, взяли!

Тусклый рассвет застал их на середине реки. Мужики с натугой тянули паром: хватали канат на носу и, согнувшись, проходили с ним на корму, затем снова шли на нос, и так раз за разом. Невзор, уже некоторое время вглядывающийся в туманную дымку, поднял руку.

- Смотри, вон там.

Середин напряг зрение. С верховьев Днепра шло что-то большое, размытое и оттого казавшееся еще более огромным.

- Ладьи! - заорал паромщик. - Куда ж они прут?! Э-ей! На ладье, сворачивай!

На судне, видимо, услышали его крики. Весла с правого борта упали в воду, с левого ударили сильнее, разворачивая ладью к берегу. Сквозь туман были видны кольчуги на сбежавшихся к борту воинах.

- Похоже, вовремя мы, - сказал Невзор, - сдается мне, это варяги. Вряд ли ярлу понравится, что его сын проиграл схватку.

- Так давай поможем мужикам?

- Угу.

Они взялись за канат, паром сразу заметно прибавил скорости, за бортом зажурчала вода. Берег быстро приближался. Пройдя по ковру из листьев кувшинок, тупой нос парома въехал с разгона на прибрежный песок. Середин подхватил торбу, оглянулся. Ладьи уже пристали напротив постоялого двора, весла были убраны, прибывшие воины сходили на берег.

От перевоза уходила в сосновый бор наезженная дорога. Середин поманил паромщика.

- Куда по дороге выйдем?

- Это ежели прямо, то за поворотом весь в десяток дворов, дальше - к городищу Десново, за день дойдете, да от него, по берегу вверх - на Чернигов, почитай, три перехода, а вниз, до Киева - все пять.

- А к Чернигову напрямую как выйти? - спросил Невзор.

- А никак. Только ежели лесом. Но это здесь сосняк, а поглубже - болота да буреломы. Дорогой все одно быстрее. А может, кто и подберет вас на телегу.

Дорога тянулась, словно по дну ущелья, сжатая светло-коричневыми стволами. Высокие сосны, казалось, скребли низкие облака. Ноги увязали в сыпучем песке, и Олег с Невзором пошли рядом с дорогой, топча ногами желтую павшую хвою. За поворотом, как и говорил паромщик, открылся поселок, обнесенный крепким тыном. Ворота были распахнуты, по улице бродили гуси, на плетнях сушились горшки и кувшины. Возле колодца Середин сговорился с молодухой в застиранном платье. Она вынесла им крынку молока и краюху хлеба. За тын, на выпас, прогнали стадо коров, над соломенными крышами курился дымок. Неспешно перекусили, Олег набрал воды в корчагу - не забыл, как шел от Припяти целый день по солнцепеку. Невольно вспомнил загадку полудницы. Что она хотела ему сказать?

Хозяин, пожилой степенный мужик, долго чесал затылок, пока не вспомнил, что в сторону Десново нынче никто не поедет. Середин подтянул пояс, кивнул Невзору, на которого уже скалились две дворняги, и они продолжили путь. Песчаная почва вскоре сменилась суглинком, сосны отступили вглубь леса, уступив место березам и яворам, изредка встречались вязы, стоявшие обособленными группками. Несмотря на пасмурный день, жужжали пчелы, собирая последний нектар с белых зонтиков дудника и дягиля.

Невзор скрылся в лесу, вскоре догнал Олега, протянул горсть орехов. Плоды были еще зеленые, молочные, однако позволили скоротать путь. Проголодавшись, друзья присели на взгорке, перекусили, запили колодезной водой.

- До Чернигова пешком пойдем или ладью ждать будем? - спросил Середин.

- Не хотелось бы в Чернигов заходить, - задумчиво сказал Невзор, - меня там узнать могут, расспросов не оберешься.

- Тогда и на ладье знакомые могут встретиться.

- Вот то-то и оно. Я бы пешим пошел. Ты как?

- Пешком так пешком, хотя, честно сказать, надоело ноги бить. Но на лошадь, даже самую завалящую, денег уже не хватит.

- Может, телега попутная подвернется.

- Посмотрим.

К вечеру дорога вывела их на опушку. Впереди, за скошенными полями и темневшими на них копнами сена, стояло городище, окруженное насыпным валом с врытыми поверху кольями. За бревенчатыми стенами виднелись двухэтажные дома. В городище с полей тянулись телеги, шли пешие: бабы, мужики, ребятишки гнали коз, коров.

- На воротах могут остановить, - предупредил Невзор.

- Еды бы купить, а там можно и обойти.

- Ну, мясо я и в лесу добуду.

- И вправду. Я и забыл.

Они пошагали вдоль вала, поглядывая вверх, на стены, из-за которых кое-где торчали шлемы дружинников. Пару раз их окликнули, но Невзор, отмахнувшись, показал рукой вперед - мол, туда идем. Обогнув городище, вышли на дорогу к Чернигову. Тракт был пуст: вечер уже близился, а на ночь глядя какой же купец выедет из охраняемого городища в темный лес.

Свернув с дороги, путники разложили в лесу костер. Поели, что осталось от захваченной на постоялом дворе еды. Середин пожалел, что не остались на ночь в каком-нибудь стогу - из леса тянуло сыростью. Он подложил под голову торбу, обхватил себя руками и попытался заснуть. С одного бока пригревал костер, ветер шумел в верхушках деревьев, пахло болотом и грибами.

"Надо бы набрать грибов по пути. Разнообразить, так сказать, меню", сквозь дрему подумал Олег.

За ночь пришлось несколько раз вставать, подбрасывать сучья. Под утро Невзор исчез в лесу и вскоре притащил на спине молодую косулю с разорванным горлом. Решили прежде, чем продолжать путь, заготовить мясо. Середин разделывал тушу, Невзор, облизывая окровавленные пальцы, обжаривал куски на костре. Мясо завернули в листья лопухов, сложили в торбу. Оставив позади прогорелое кострище и голову косули с черными, подернутыми смертной пеленой, глазами, двинулись дальше. Невзор, казалось, не знал усталости - рыскал по лесу, появляясь то справа, то слева. Середин с надеждой прислушивался: не скрипнет ли колесо догоняющей телеги? "Если так дело пойдет, тоже скоро впору волком обратиться, - тоскливо подумал он. - Сплю в лесу, ем одно мясо. Пока еще жареное, но если приспичит, смогу, наверное, и сырое. Эх, судьба злодейка. Что тут до Чернигова: три-четыре часа на мотоцикле, а вот - три дня пилить, если не больше. Где ты, мой родимый "Иж-планета"?"

Раз он услышал топот за спиной, отошел на обочину. Верховой - парень в лихо заломленной шапке - пролетел галопом, даже не удостоив его взглядом.

- Гонец, не иначе, - прокомментировал невесть откуда взявшийся Невзор, - княжья служба. Ишь, как припустил. Ему везде дорога, везде приют. Если, конечно, на людей разбойных не нарвется.

- И здесь пошаливают? - равнодушно спросил Середин, чтобы поддержать разговор.

- А где без них? Покуда одни будут с товаром ездить, другие их тормошить беспременно станут. Хочешь - делись, а не хочешь, так и без головы останешься. Ты как, ноги не сбил?

- Есть немного, - поморщился Олег.

- Хочешь, по Десне пойдем. Может, и впрямь ладья попутная подберет. Только берега вдоль реки топкие, болотистые. Видать, лето здесь дождливое выдалось - даже лес подтопило. Я уж проверил.

- Нет уж, давай по дороге.

Под вечер набрели на скошенное поле. Видно, недалеко стоял поселок, откуда мужики приходили запасать сено скотине на зиму. Возле леса обнаружилась забытая копешка сена. Олег наскоро перекусил и забрался в самую середину стожка. За шиворот сыпалась труха, шуршали то ли мыши, то ли змеи но Середин решил плюнуть на все и просто выспаться в почти человеческих условиях.

На третий день, уже к заходу солнца, вышли к Чернигову. Город стоял, нависая с холмов на Десну защитным валом и огромными, в три обхвата, бревнами стен. Деревянные сторожевые башни казались издали замершими часовыми в островерхих шлемах.

В предместье напросились на ночлег к доживающему свой век деду. Изба, крытая соломой, была, как видно, одного с хозяином возраста. Вдвоем с дружинником накололи старику дров, чтобы хватило хоть на первое время, разожгли печь, такую же старую, как и хозяин дома. Камни сверху разошлись, через щели пробивался дымок. Невзор выложил на колченогий стол остатки косули. Старик долго благодарил - наверное, как выглядит мясо, он уже успел позабыть, - и так же долго шамкал деснами, перетирая кусок в беззубом рту. Лавок в доме было всего две, но Невзор бросил на пол охапку сена, заготовленного стариком для единственной живности - тощей козы - и заснул раньше всех. Середин долго ворочался на жестких досках. Храпел с присвистом дед на соседней лавке, коптила печь, но было тепло, с крыши не капало, и, в конце концов, Олег забылся беспокойным сном.

Весь следующий день шел мелкий противный дождь. К полудню путники едва оставили за спиной Чернигов. Ноги разъезжались в разбитой, раскисшей колее, на сапогах налипли комья грязи. Середин уже давно перестал злиться на себя за то, что согласился идти пешком, и теперь последними словами проклинал Ингольфа, за которым приходилось гоняться чуть ли не по всей Руси. До вечера друзья одолели едва треть намеченного на день пути.

* * *

Смеркалось, Середин, остановился, смахнул с лица капли дождя. Дорога впереди терялась в серой пелене, лес по сторонам стоял мокрый, неприветливый. Березы и осины поникли, ели и те выглядели жалко: по обвислым веткам стекала вода, кора намокла и казалась черной от впитавшейся влаги.

- Дальше не пойду, хоть убей, - громко сказал ведун.

Голос его потонул в мерном шуме нудного дождя. Олег подождал немного.

- Вот прямо здесь сяду посреди дороги, и все! - пообещал он.

Из березового подлеска слева показался Невзор.

- Чего шумишь? Пойдем, я шалаш поставил.

Проваливаясь по щиколотку в намокший дерн, Середин побрел за ним.

На взгорке под раскидистым дубом Невзор соорудил шалаш: составил пирамидой длинные слеги, обложил их сверху донизу еловыми ветками. В шалаше, в небольшом углублении, он уже развел костер, пристроил на рогульках ободранную тушку зайца. Середин вдохнул аромат зайчатины и блаженно улыбнулся:

- Вот так бы каждый день.

В шалаше было тепло, дым уходил в дыру в потолке. Олег разделся, пристроил вокруг костра мокрую одежду. Невзор разделал ножом зайца, придвинул мясо Середину, сам взялся обгладывать ребра.

- Ты ешь, не смотри на меня.

- Завидую, - пробормотал Олег с полным ртом, - тебе и шалаш не нужен, и костер ни к чему.

- Нашел чему завидовать, - угрюмо бросил Невзор. - Завтра нам на другую сторону переправляться, так что набирайся сил. Десна отсюда в полете стрелы, за осинником, - кивнул он в сторону дороги. - Тот берег, вроде, повыше. Может, его не так заливает. А здесь лес пойменный, мокрый.

Хвойная подстилка колола бока, но от усталости Середин заснул, как только растянулся на пахнувших смолой ветках.

Утром, продравшись через чащу, вышли к Десне. Низкий берег, поросший осокой, заливала мутная вода. Моросил дождь, и просвета в низких тучах не ожидалось. Срубив несколько молодых осин, они перевязали их гибкими ветками лозняка. Получился немного корявый, но довольно устойчивый плот. Человека он, конечно, не выдержал бы, но этого и не требовалось. На плот сложили одежду, оружие. Невзор спокойно зашел в воду. Вдоль позвоночника темная полоса шерсти подмокла и свалялась, на голове немного отросла и топорщилась ежиком.

- Ну, что, взяли?

Зубы выстукивали дробь, тело покрыла гусиная кожа. Олег поежился, не испытывая никакого желания лезть в реку, однако, делать было нечего. Он осторожно шагнул с берега, поскользнулся на глине и с маху сел, взметнув каскад мутной воды.

- Вот это правильно, - серьезно одобрил Невзор, - если чего-то не хочется, то лучше это делать сразу и быстро.

Середин промолчал. Взявшись за плот с двух сторон, они вытолкали его на быстрину. Сверху вода, снизу вода... Отплевываясь, Олег пытался разглядеть противоположный берег. Плот, казалось, стоял на месте, вернее, не стоял, а плыл вниз по течению, независимо от их усилий. Наконец ноги коснулись придонной травы, затем нащупали песок. Друзья выволокли плот, подхватили одежду и бегом поднялись по склону под сосны. Середина била дрожь, даже в штаны он попал ногами не с первого раза. Кое-как подтянул перевязь.

- Ну, что, может, погреемся? - предложил Невзор.

- Это как?

- Бегом, а?

- Давай попробуем, - с сомнением согласился ведун.

Невзор припустил вперед, подхватив торбу, Середин подтянул перевязь и бросился за ним.

* * *

- Кажись, пришли, - выдохнул Невзор.

С холма, поросшего соснами, они увидели деревню, зажатую между двумя курганами. Избы, окруженные огородами и яблонями, сгрудились во впадинке, некоторые карабкались вверх по пологим склонам. Крепкий частокол окружал селение, пересекая дорогу, идущую от реки, пробегал по курганам, вплотную примыкая к избам, стоявшим на склонах. Поля вокруг были убраны, возле реки паслось стадо коров. Ветер гнал редкие облака, клонил молодые березки и сосенки на редколесье за окраиной села.

- Сход, что ли, какой?

В центре поселка, на продолговатой утоптанной площади, толпился народ в основном мужики. Один размахивал руками, показывая куда-то за курганы, остальные слушали.

- Вот сейчас и узнаем. - Середин, придерживаясь руками за молодые деревца, стал спускаться с холма.

Бревна тына, заостренные сверху, были, в основном, старые, потемневшие, но местами виднелись и вкопанные совсем недавно, еще со следами топора и свежей землей вокруг. Путники прошли в распахнутые настежь ворота, уже издали заслышав гул голосов. Возле изб группками собрались бабы с ребятишками, вполголоса переговаривались, на пришельцев смотрели с плохо скрытой неприязнью.

Толпа мужиков на майдане гудела, как потревоженный улей. Низкий с хрипотцой голос, перекрывая гул, разносился по улице.

- А я грю: куда пойдем? Урожай собран, а зерно не помололи, того и гляди с Чернигова за податью наедут - и что? А жить-то вы где будете? А скотину держать? Через три луны морозы вдарят, а у вас ни крыши над головой, ни клетей под скотину.

- Что ж теперь, всем тут помирать? - возразил чей-то смурной голос.

- Ты скажи, чтобы всем ясно стало: че делать? Тут оставаться - и вправду все помрем, уходить - опять не жизнь. Ты мужик или кто?

Середин тронул за рукав крайнего крестьянина.

- О чем спор?

- А-а, - мужик не глядя вырвал руку, - погоди, не до тебя.

- Я грю: оставаться надоть, - снова возник хрипловатый голос, - вместе перебедуем. Не могет быть, чтобы мор у нас приключился. Пришлых с весны не было, сами никуда не ходили, даже в Чернигов. Неоткуда мору взяться, курицу вашу мать!

- А жальник, а кости чужие в холмах?

- На жальнике наши старики лежат, а кости в холмах спокон века там были, и никто еще на них не жаловался. Они высохли, как хворост, на них даже псы не смотрят.

- То-то и не смотрят, что убегли, кто не передох.

- Да, почему собаки сбегли, а?

- К зиме вернутся. Как жрать в лесу нечего станет, так и вернутся.

Невзор толкнул локтем Середина.

- Это неплохо, что собак нет, а? Хоть в этом повезло.

- Если бы еще знать, почему?

Мужики, вяло переругиваясь, потянулись с площади. Крестьянин - пожилой, кряжистый мужчина с коротко стриженной бородой, загорелым лицом и тронутыми сединой волосами, - исподлобья смотрел им вслед.

- Поутру Трошку хоронить. Все придут? Чай, не чужой мужик, да и баба с дитем не пришлая, - крикнул он.

- Придем, придем. Каждую седьмицу новая могила. Жальник больше деревни стал, - ворчали, расходясь, мужики. - Ты давай, Крот, думай. Чегой-то не так у нас деется.

Середин приблизился к крестьянину, который, похоже, был здесь кем-то вроде старосты. Тот мельком глянул на пришельца, в сердцах сплюнул и повернулся, собираясь уходить.

- Здрав будь, мил человек.

- Кто такие? - Крот нехотя обернулся, окинул взглядом Невзора, задержался цепкими глазами на сабле за спиной Олега.

- Путники. В Киев добираемся. Переночевать бы нам, мы люди смирные.

- Я уж вижу. В дружину или как? - кивнул он на саблю.

- Может, и в дружину, может, к купцу наймемся.

- Не вовремя вы, путники, к нам забрели. Мор у нас. Ступайте-ка вы подобру-поздорову. - Крестьянин повернулся спиной, давая понять, что разговор окончен.

Середин с Невзором переглянулись.

- Ты ж только что мужикам говорил, что не может быть мора.

- Мало ль чего я мужикам говорил. А сорвутся они с места, а сгинут с семьями?

Олег подошел поближе, понизил голос:

- Ты расскажи толком, что за беда. Ежели мор - может, я помочь смогу. Ведун я, травы знаю. Коли порчу напустил кто - укажу.

- Не врешь? - Мужик остановился, шаря глазами по лицу Середина, словно пытаясь отыскать доказательства его слов. - Молод ты больно для ведуна.

- А что ты теряешь? - вмешался Невзор. - Ну, не получится у него от напасти вас избавить - так плату вперед мы не берем. Так, переночуем, а за еду и за постой заплатим.

Мужик крепко задумался, переводя глаза с одного на другого.

- Ладно, чего там. Звать меня Крот, я тут старшой. Только спать негде мужики сейчас никого в дом не пустят, а у меня своих девять ртов.

- Дома пустые есть?

- Как не быть. Только захотите ли вы там ночь коротать. Седьмицу, как схоронили хозяев вон той избы. Мужик, баба, девка на выданье да трое пострелят. Все в одну ночь отошли. - Староста прищурился: - Как, пойдет такая хоромина?

- Пойдет, - кивнул Середин, - покажешь?

- Пошли.

Крот повернулся и, не оглядываясь, двинулся через утоптанную прощадку в центре села. Середин и Невзор последовали за ним. Из-за плетней на них смотрели жители, испуганно отводя взгляд, если Середин встречался с кем-то глазами. Крестьянин привел путников на окраину, показал рукой довольно большую избу, крытую соломой. Калитка в плетне была распахнута настежь, словно здесь ждали гостей. Ветер скрипел дверью пустого овина. На дворе было пусто, словно с хозяевами вымерла и вся живность. Под низким окном над раздерганной шкурой вились мухи.

- Разобрали скотину, - словно прочитав мысли, пояснил мужик, - чтоб не пропала, значит. Псина тоже сдохла, - добавил он, кивнув в сторону останков. - Видать, колом кто-то пригладил, чтоб не выла.

Дом был совершенно пуст, будто его еще не заселили, и только закопченный потолок над печью, да почти выветрившийся запах, присущий обжитому помещению, свидетельствовал, что здесь еще недавно обитали люди.

- Эх, народ, - воскликнул мужик, - все подобрали. А ну, как и впрямь мор? Ведь вся весь вымрет.

Крест на руке Середина предостерегающе пульсировал теплом. Он уже знал, что так крест реагирует на остаточный след нечисти.

- Нет, мил человек, это, похоже не мор, - сказал Олег, внимательно осматриваясь. - Скажи, а пришлых людей у вас нет?

- Давно нет. Дорога от нас далековато. А что?

- Так, проверить кое-что надо будет. Колдун или ведунья, может, знахарка в деревне есть?

- Нет, давно уж никого из таких-то. Были у нас тут двое пришлых: парень и девка, но давно.

- А по весне никто к вам не прибился? - спросил Невзор.

- По весне... - протянул Крот задумчиво. - Нет, никого не было. Я бы знал.

Невзор и Середин переглянулись - у обоих мелькнула мысль, что Велена их обманула.

"Нет, не могла", - подумал Олег. Он сделал знак Невзору, чтобы тот помолчал.

- Разберемся, думаю, с вашей бедой, Крот. Вот перекусить бы чего не мешало.

- Пойдемте, угощу вас. - Мужик двинулся к выходу.

- Спокойно, Невзор, - тихо сказал Середин, - он здесь или недавно здесь побывал. В доме след нечисти. Свежий след.

Изба старосты стояла прямо возле майдана. Во дворе мучили кошку двое голопузых малышей-погодков. Хозяин, сразу делалось ясно, был зажиточный: по двору бродили куры, в хлеву блеяли овцы. Женщина в простом, обесцвеченном стирками, платье, рубила на чурбаке крапиву и мешала ее с отрубями. Наполнив две бадейки, она выпрямилась, смахнула с лица упавшую прядь волос.

- Слышь, мать, покорми гостей, - сказал староста.

- Ага, - кивнула женщина, - вот поросям отнесу только.

Она подхватила кадушки, понесла их на задний двор. Пацаны-погодки оставили кошку и вылупились на пришедших.

- Сыновья, - пояснил Крот, - еще две девки и два парня. В поле сейчас. Ну, проходите в дом. Сейчас я кваску холодненького принесу.

Он направился к погребу в углу двора, а Олег с Невзором вошли в избу. В сенях стояли разного размера кадки, висело коромысло, из подклети слышалось блеяние ягнят. В горнице присели за пустой стол. Невзор испытующе посмотрел на Олега.

- Думаешь, он здесь?

- Велена говорила, что их погнали отсюда - мол, брат учудил что-то, чуть не с кольями проводили. Ты, главное, молчи пока. Ингольф может разные обличья принимать.

- Но пришлых не было - сам хозяин сказал.

- Вот это меня и интересует.

В сенях скрипнула дверь. Староста внес кувшин с квасом, достал чашки. Следом заглянула его жена.

- Чего подать-то?

- Ну, это, хлеба дай, творога.

- Тогда квас чего принес? Сейчас молока дам. - Она подхватила со стола кувшин.

- Давно это началось? - спросил Середин.

- С начала лета, - подумав, ответил староста. - Сначала у кузнеца жена померла. Уж как он убивался - всю жизнь, почитай, вместе прожили. Потом мужик помер, не старый еще. Бобылем жил на отшибе. Его хоромина там, на холме, - махнул Крот рукой в сторону окна. - Ну, схоронили как положено. Рядном укрыли, тризну справили. Дальше больше: семьями уходить стали. Вот эта третья. Утром глядь - нету никого ни в репнице, ни возле избы. Ну, мы уже ученые - идем, смотрим. Лежат все на лавках, как живые, а не дышат.

- А что с собаками?

- А-а, - староста пренебрежительно отмахнулся, - мышкуют, поди, по лесу. Кто их летом кормить станет - вот и сбегли на прокорм.

- Но дворнягу-то у последней семьи прибили.

- Да. Она у них на веревке сидела. Прижимист Окоша был. Все боялся, что курей попрут или телку ночью уведут. А кому вести? Все друг друга знаем, почти все - родня.

Хозяйка внесла угощение, расставила на столе, собралась присесть, но староста цыкнул.

- Ты иди-ка, посмотри там. У нас тут разговор.

Женщина наградила его испепеляющим взглядом, но при чужих спорить не стала. Олег дождался, пока она выйдет из дома, накрошил в миску с творогом хлеба, добавил молока. Невзор подсел поближе.

- Ну, вы ешьте пока, - покивал крестьянин, - я на дворе буду. Ежли чего надо - скажите, - и подался вслед за хозяйкой. Похоже, тайный разговор у старосты намечался именно с ней, а не с гостями.

Молча похлебали молоко с творогом. Во дворе хозяйка распекала Крота: чего, мол, перед гостями позоришь? Хозяин бубнил что-то неразборчивое. Впрочем, Середин понял, что он не очень-то надеется на их помощь. Как пришли, так и дальше пойдут. Ведун вытер губы, встал.

- Надо бы на мертвых взглянуть.

- А мне что делать? - спросил Невзор.

- Хочешь - пройдись, поговори с мужиками. Только, думаю, не будут они с пришлым свои беды обсуждать. Посиди здесь пока.

- А с тобой?

Середин положил руку ему на плечо.

- Слушай, Невзор. Если Ингольф здесь, он не должен тебя видеть.

- Если здесь, то уже видел.

- Будем надеется, что нет. А меня он не знает.

Ведун вышел во двор. Староста ждал его у калитки.

- Покажи семью, что ночью померла, - попросил Олег.

- Чего глядеть? Мертвые, они и есть мертвые.

- Крот, как ты думаешь, сколько еще народу сгинет, прежде чем мужики с родных мест тронутся?

- В этот раз насилу уговорил.

- Ну, так веди.

Они опять прошли через всю деревню. Возле дома умерших топтались трое мужиков. Из низенького сруба, стоявшего чуть в стороне от избы, курился дымок. Один из мужиков подошел к старосте.

- Скотину забрать хотим.

- Забирайте, - кивнул Крот, - соберите в отдельный загон, после по дворам распределим. Пусть бабы курей выловят, ну, там, телок, ягнят отделят. Справу со двора пока не брать! А баньку кто топит?

- Дык, бабы Трошку к погребению готовят.

- Останови их, - тихо сказал Кроту Середин, - успеют еще.

Они прошли к баньке. В предбаннике женщина в одной рубашке раскладывала на лавке чистую одежду. Отдельно мужскую, отдельно женскую, отдельно детскую рубашку и порты. Под лавкой стояли новые лапти. Староста шагнул в баню. Еще две женщины обмывали покойников. Молодой мужчина лежал на рогожке, чуть в стороне. Обнаженное тело было бледное, лицо спокойное, умиротворенное. На нижнем полке лежало тело женщины. Бабы макали в кадку куски холста, обмывали ее, одна что-то приговаривала, кивая в такт словам. Чуть повыше лежало тело ребенка. По стенам горели лучины, в помещении оказалось тепло, но не жарко, воду на каменку не плескали - пару не было совсем. Одна из женщин покосилась на вошедших.

- Чего надо? - неприветливо спросила она.

- Ты, того, - Крот смущенно кашлянул, - погодь пока. Вот человек знающий, - указал он на Олега, - пусть глянет на них, а после уж подготовите.

- Чего глядеть-то. Чай, не живые уже.

Бабы, ворча, вышли в предбанник. Середин прикрыл дверь, снял со стены лучину и приблизился к телу женщина на полке. Крест на запястье уколол жаром. Женщина была довольно молода, лицо, кисти рук и ноги до икр были загорелые, обветренные от постоянной работы на воздухе. Середин подозвал крестьянина, передал лучину, осмотрел тело, ища в подмышках и в паху распухшие лимфатические узлы - следы болезни. Ни пятен, ни нарывов на теле не было. Трупное окоченение уже отпустило тело. Середина поразила бледность умершей - обычно кровь стекала в конечности, придавая им характерный синюшный цвет.

- Ну-ка, давай свет поближе.

Мужик нахмурился, но опустил лучину пониже. Олег взял из кадки кусок холста, повернул женщине голову, отжал холстину и с силой потер шею над веной. На бледной коже проступили две точки размером с булавочную головку. Середин выругался и поманил крестьянина.

- Видишь? - указал он пальцем на точки.

Тот пригляделся.

- Чой-то? Язвы?

- Погоди-ка.

Они вдвоем переложили тело женщины на рогожку. Середин осмотрел ребенка, мальчика лет десяти.

- Видишь, то же самое.

- Ага, - кивнул Крот, - и чего?

Они подошли к мужчине. Олег и ему протер водой шею.

- Это не язвы, Крот. Это след упыря.

Глава 16

Лучина задрожала в руках крестьянина.

- Как же так... - Он сглотнул слюну. - Кто же это? Быть того не должно, курицу твою мать! Мы ж, как велит обычай, всех на жальник... мы ж тризну... без обиды упокойникам... Откель?

- Откель? - задумчиво переспросил Олег. - Думаю, что знаю. Пойдем-ка, мил человек, разговор есть. Пусть бабы продолжают. Людей, как положено, схоронить надо. А я уж пригляжу, чтобы спокойно лежали.

Кладбище, которое местные жители именовали жальником, отстояло от деревни примерно на полет стрелы. Располагалось оно под холмом, селение от него не просматривалось, и ведун, не опасаясь нежелательных глаз, стал внимательно обследовать погребения. Было заметно, что за ними приглядывали сорную траву вырывали, у некоторых надгробий лежали остатки не расклеванной птицами пищи. Олег побродил среди обрамленных камнями могил. Земля везде казалась одинаково слежавшейся, местами сквозь нее проросли полевые цветы.

"Нет, так ничего не найдешь", - понял он. Остановившись, ведун прикрыл глаза, вызвал зрительный образ заговора на кошачий глаз, сконцентрировал его в ладонях и провел ими по лицу, словно умываясь.

Он увидел свежие могилы сразу, как только отнял руки от лица. Почва, сверху такая же, как и на других могилах, оказалась разрыхленной под слоем высохшей земли, словно была готова расступиться и пустить нечисть в мир живых. Середин запомнил расположение трех могил, огляделся. Темное пятно на склоне холма привлекло его внимание. Ведун поднялся к нему. Трава в этом месте была пожухлая, будто корни отделились от питающих подземных вод и трава постепенно умирала, высыхая под солнцем и ветром. Крест на руке запульсировал, забился пойманной птицей. Середин закусил губу. Казалось, из-под земли слышатся голоса давным-давно погребенных здесь чужестранцев. Шепот чудился в шелесте травы, в посвисте ветра. Он был угрожающий и молящий одновременно, словно лежавшие в древней могиле просили оставить их в покое, отпустить души, разрешить им покинуть опостылевшую землю и найти, наконец, потерянную дорогу к своим богам.

От деревни долетел низкий прерывистый гул - крестьянин колотил в деревянное било, собирая народ на сход. Олег снял заговор, спустился с холма и поспешил на площадь.

По пути он обогнал группу мужиков, бредущих с поля. Те шли неохотно: опять, мол, оторвали от работы. Невзор встретил Олега возле дома. Сам Крот, продолжая колотить в подвешенный на столбе обрубок дубового ствола с вырезанной сердцевиной, отмахивался от пристающих с вопросами баб.

- Ну, что? - спросил Невзор.

- Он должен быть здесь, - ответил Середин, - сейчас трогать не будем забьют его мужики насмерть. Сначала сами поговорим - потом видно будет.

Крот отложил колотушку, взобрался на колоду, оглядел народ. Толпа молчала, ожидая его слов. Видно было, что разговоры уже всем надоели, и на сход пришли, скорее, по привычке: раз зовут - надо идти.

- Так что вот, мужики, - откашлявшись, начал староста, - не своей смертью померли наши соседи и родня...

Тишина упала на поселок, стало слышно, как поскрипывает под ветром колодезный журавель, мекнула дурным голосом коза и замолчала, будто тоже прислушиваясь к словам.

- Больше пока ничего говорить не стану, - продолжал Крот, - но вот человек, - он обернулся и указал на Середина, - ведун и знахарь. Опознал он беду, вошедшую в дома наши. Не мор то, и не другая болезнь, а злой умысел. Опознает ведун изверга, и заживем мы, как и раньше, покойно и мирно. А сегодня велит он, - крестьянин опять указал на Олега, - сидеть вечером и особливо ночью в домах, а двери и окна крепко запереть и носа даже на двор не казать. Слышали? А я, значит, ведуна угощать стану, потому как завтра ему тяжелый день, и сил набраться ему потребно. А ночевать он станет в доме Окоша, и мешать ему, сон перебивать, никому не велю!

Крот окинул толпу пытливым взглядом и спросил, обернувшись к Олегу:

- Ты чего сказать не хошь?

Середин взобрался на колоду, оглядел насупленные лица селян. Кто в легких шапках, кто с непокрытой головой; бабы, в основном, в платках. Смотрели на него угрюмо - хорошего не ждали.

- Скотину тоже в хлевах прикройте покрепче, - сказал Середин, продолжая вглядываться в лица, - ежели кто стучать ночью станет - пусть хоть кем назовется: сват, брат, отец родной, - никого на порог не пускать, коли жить хотите. Лучины держите наготове...

Он продолжал говорить, лихорадочно обшаривая море голов, вглядываясь в настороженные глаза. Одинаковые лица; кто постарше, кто помоложе; все загорелые, волосы русые, выгоревшие. А Ингольф высок ростом, светловолос, глаза у него голубые, холодные. Нет таких... Неужели ошибся?

- ...топоры под рукой держите. Обереги, у кого есть: нож костяной воткнуть в сенях, у кого череп волчий или медвежий - положить перед дверью. Бузину на окнах развесьте.

Середин слез с колоды, встретил вопрошающий взгляд дружинника, пожал плечами.

- Крот, все здесь собрались?

- Все, как есть все.

- Ладно, распускай народ. Не нашел я его, Невзор. Будем ждать.

- Чего ждать-то?

- Придет он к нам. Не захочет разоблачения. Сам придет и постарается опередить.

- На живца, стало быть, брать будем, - задумчиво сказал Невзор, - ну, что ж, пусть приходит.

Солнце садилось, в избах топили печи, закрывали калитки, подпирали колами двери в хлева, загоняли ягнят и птицу в клети. Небо почти очистилось от облаков; последние, горящие розовым, уходили, растворялись на западе, провожая солнце. Два старших сына старосты загнали в хлев свиней с заднего двора и теперь забивали в землю колья, припирая дверь. Из дома слышались голоса - хозяйка и дочери собирали не стол. Малышню уложили за печью, завесили окна ветками бузины с налитыми красными гроздьями. В сенях крестьянин споткнулся о волчий череп.

- Тьфу ты, нечисть. Мать, ты чего тут разложила?

- Так ведун велел, сама слышала.

- Он здесь пока, вот уйдет - все и приготовишь.

- Пусть лежит, ногу тебе поднять лень?

- Эх, - вздохнул Крот, - бабу не переспоришь.

Олег предупредил мужика, чтобы все было, как на большом празднике: если кто зайдет - пусть видят, что ведун набирается сил, угощается от души и отказа ни в чем не встречает.

На столе дымился поросенок только из печи, румянились пироги, стоял квас в кувшинах, мед и брага - в корчагах; по мискам разложили соленые и жареные грибы, парил котелок каши с топленым маслом.

Корт крякнул, увидав такое изобилие, но, покосившись на Олега, промолчал.

- Ничего, хозяин, - успокоил его Середин, - все сторицей вернется. С мужиков соберешь, если что лишнее съедим.

- Да я не к тому, - Крот неловко махнул рукой, - чего уж там, может, в последний раз гуляю. Ежели что, сам на упыря с вилами пойду. Кому, как не мне? Меня ведь на такую нужду посадник Черниговский сюда и поставил. Не последний в его дружине был. А топором махать не разучился, и броня есть, поискать только, гдей-то за печью лежит.

За столом расселись по старшинству: во главе хозяин, гости, сыновья, а потом жена и девки. Девушки зыркали на Олега и Невзора быстрыми глазками, краснели, прыскали в ладони, пока Крот на них не прикрикнул.

Хозяин разлил мед. После первой чарки навалились на еду, только Невзор, по обыкновению, ел мало. Разговор не клеился, и староста налил по второй.

- Я ведь, слышь, ведун, на печенега и на хазарина не раз хаживал. Сам воевода Белобой меня привечал, да! - Крот после чарки раскраснелся и уже не столько ел, сколько старался разговорами о боевом прошлом подбодрить самого себя. - А ить его, печенега, в степи не словишь, нет. Кони легкие, неподкованы, как ветер летят. Их надо скрадом. Ага. И против сабли мечи надо полегче. А лучше - тоже сабельку вострую.

- Это точно, - кивнул Невзор, - пока мечом вдаришь - он тебя пять раз достанет.

- Во, - обрадовался староста, обнаружив знающего человека, - а я что говорю. Помню, раз мы...

- Ты ешь лучше, - вмешалась жена, - каждый раз одно и то же вспоминает.

- А ты молчи! Видишь - мужики разговаривают. - Крот на мгновение потерял нить разговора, но тут же продолжил как ни в чем не бывало. - Ко мне ведь бабы-то так и ластились. Дочь купца, помню... Эх, хороша девка была. А взял ее, - указал он на жену. - И чем приворожила?

- Да кто кого взял, еще вспомнить надо! Ты телок был сопливый, кто поманит - туда и бредешь.

- Я телок? - Крот аж подскочил. - Да я с Белобоем...

- Это в поле ты соколом летал, а девки-то из тебя веревки вили.

- Да ты што ж это, а? Курицу твою мать! Перед гостями меня...

Середин обнял мужика за плечи, усадил за стол, предупреждая семейную ссору.

- Все, все, хозяева. Нашли вы время разбираться. Ты, Крот, наливай себе, а нам уже хватит. Голова ясная должна быть.

- А я выпью, - согласился Крот, - мне хоть ведро налей, а я все как огурчик! Надо же, говорит - веревки из меня! А я ведь ей за всю жизнь ни разу слова худого не сказал, так, вожжами пройдешься по-вдоль хребта для острастки. И-и, глаза-то мои открылися... Вот погоди, упыря кончим...

Сыновья с девками, сдерживая смех, принялись за пироги с ягодами. Середин выглянул в окно. На улице почти стемнело. Еще совсем немного, и ночь накроет деревеньку с затаившимися по домам жителями.

- Ты хотел броню поглядеть, - напомнил он, - может, пригодится.

- Ага, ну-ка, баба, сходи-ка в избу. Там, за печью, в рогожке. Неси сюда.

- Я схожу, - сказал старший сын, крепкий паренек лет семнадцати.

Он притащил в горницу рогожку, раскатал ее на полу. Крот выбрался из-за стола, присел на корточках, перебирая снаряжение.

- Вот, кольчуга. Малость, того, ржа поела, но все одно хороша. Топор мой, меч верный...

При свете лучин Олег разглядел, что хозяин и впрямь давно не брался за оружие: ржавчина переела кольца кольчуги почти насквозь, проступила на клинке неопрятными разводами.

- А где шелом? Ась? - Крот оглядел домашних, - вот тута был.

- Малые с ним игрались, да в колодец обронили, - ответила жена.

- Ага, помню. Завтра доставать станем. Сам полезу.

- Ты кольчугу и меч приготовь, а топор ни к чему, - сказал Середин.

- Ага, ну-ка, давай, - Крот поманил сына, - почисть малость, да смажь. А мы пока закусим.

Хозяйка, глядя, как он нетвердой рукой наливает себе мед, укоризненно взглянула на Середина.

- Ничего, ничего, - одними губами сказал тот, - мы за ним присмотрим. А скажи-ка, хозяин: собаки, говоришь, сбегли, а те, что сдохли, - их где закопали?

- А вон, - махнул рукой староста, чуть не опрокинув кувшин с квасом, за тыном, слева от южных ворот, как к жальнику идти. Там, в бурьяне, да и закопали.

- И что, сами подохли?

- А кто ж его знает.

Невзор поднялся из-за стола.

- Пройдусь, посмотрю: все ли попрятались.

- И я пройдусь, - заявил Крот, - пусть все видят и знают: я здеся, я всех оберегаю, сон сторожу спокойный...

Хозяйка всплеснула руками, Середин кивнул Невзору и снова обнял крестьянина:

- Так чего там с печенегом?

- А-а, с печенегом? Вот и вышли мы, стал быть, с Чернигова, а Белобой и грит: что, браты...

Луна еще не взошла, звезды усеяли небо голубыми бусинами. От реки наползал туман, но до ворот поселка ему было еще далеко, и Невзор решил, что успеет вернуться до того, как мгла накроет деревню. Люди не спали - окна светились трепетным пламенем лучин.

Волкодлак вышел к южной окраине. В окнах Трошкиной избы светилась лучина - Крот наказал двум мужикам пересидеть ночь с подготовленными к погребению телами. Невзор скинул бревно, замыкавшее ворота, отворил тихо скрипнувшую створку. Пахнул свежий ветер с поля, ночь обострила и без того чуткое обоняние бывшего дружинника. Он прошел вдоль тына по склону холма и, уловив чуть слышный в ароматах разнотравья запах тлена, свернул направо. Поломанные и затоптанные стебли бурьяна указали дорогу. Впереди земля была перекопана, вывернутый дерн лежал комками.

Невзор опустился на колени. Сквозь запах земли пробивался смертный смрад. Невзор прикрыл глаза, замер. Да, именно здесь закопали передохших собак, но не только их... Он вынул нож и принялся раскапывать могилу.

* * *

Крот уже совсем раскис, и Середин дал знак хозяйке, что мед пора бы убрать. Женщина ловко попрятала корчаги, поставив вместо них кувшины с квасом и морсом.

- ...и-и, эта, схоронилися мы в камыше, значит...

- И правильно сделали, - одобрил Олег, с трудом поднимая мужика с лавки, - а сейчас надо в засаду сесть. Вороги, не ровен час, нагрянут.

- Голуба ты моя, - припал Крот головой к его груди, - да я с тобой... Где моя бронь? - рявкнул он неожиданно, поворачиваясь и оглядывая мутным взглядом домашних.

- Все готово, отец. - Старший сын поднес на вытянутых руках кольчугу.

- Ага...

Крот сложил руки над головой, Середин кивнул парню.

- Давай.

Крестьянин подался вперед, ныряя в кольчугу, как в омут. Сын расправил ее. Кольчуга обтянула раздобревшее тело. Жена широким ремнем опоясала старосту, Середин прицепил к поясу меч и повел хозяина к дверям.

- Меду прихвати, - зашептал ему Крот, оглядываясь на жену.

- Обязательно, - согласился ведун и прихватил со стола кувшин кваса.

- Ты уж там пригляди за ним... - Голос хозяйки дрогнул, на глаза навернулись слезы.

- Все будет хорошо, - постарался успокоить ее Середин.

Он услышал, как изнутри грохнул засов, чем-то подперли дверь. Староста качнулся - Олег поддержал его под руку и повел к калитке. Крот бормотал, что ночь темна, но это хорошо - именно такую ночь и любит печенег, "али еще какой живоглот". Длинный меч чертил за ним в песке извивающуюся борозду. Странно выглядела деревня с мерцающими огоньками лучин, будто в окнах отражались звезды, почему-то принявшие красноватый оттенок. Мужик шагал широко, останавливаясь иногда, чтобы припасть к кувшину с квасом, который Середин отдал ему.

- Слабоват медок, - бормотал Крот, шумно отдуваясь, - не настоялся. А где поджидать будем ворога?

- У Окоши.

- Ага, правильно. Хоромина пуста, а они и не знают. - Крестьянин захихикал, но оборвал себя, прижав палец к губам: - Тсс, тихо. Тишину блюсти надо...

Олег услышал быстрые шаги, прислонил мужика к плетню и кинул руку за спину, на эфес сабли.

- Ведун, ты? - тихо спросил Невзор.

- Я. Что случилось?

Невзор зашептал ему на ухо об увиденном. Середин обернулся к старосте:

- Крот, есть в вашей деревне беспалый мужик? На правой руке трех пальцев не хватает.

- Есть, - кивнул тот, - кузнец наш. Эх, кузнец-молодец! Как коня подувать... подкнуть... подкует, так конь и сам рад-радешенек! Скачет, прыгает от радости. А подковы! О-о...

- Что с кузнецом? - спросил Середин.

- Лежит в яме, где псы зарыты. Сгнил совсем, - ответил Невзор.

- Крот, когда у кузнеца жена померла?

- Дык, одна из первых, значит. В начале лета, а то и весной еще. А уж баба была, я те скажу! Бывало, идет мимо...

- Невзор, веди его в дом Окоша. Сидите там, пока я не подойду. Крот, он передал мужика с рук на руки Невзору, - вот, друг мой с тобой пойдет, а я в дозор.

- И я с тобой.

- Никак нельзя. А друг мой на печенега хаживал, он тебе такое расскажет!

- А я и сам расскажу. Вот ты, друг, когда на пику его берешь, ворога, значит...

Середин быстро пошел по улице, поглядывая на светлеющие вершины леса за холмами. "Скоро луна выйдет, надо поторопиться", - подумал он.

Перемахнув плетень возле Трошкиной избы, он осторожно подошел к дверям. В окнах светились лучины, Олег облегченно вздохнул, постучал в дверь, и она подалась под его пальцами, хотя мужики должны были запереться изнутри. Середин потянул из ножен саблю, толкнул дверь ногой. Дверь, чуть приоткрывшись, уперлась во что-то, лежавшее в сенях. Олегу почудилось тяжелое дыхание, всхлипы, неясные бормотание. Навалившись на дверь плечом, он с усилием открыл ее и глянул вниз. Мужики, оставленные старостой, храпели на полу в обнимку с топорами. Середин перескочил их и бросился в избу. Тела Трошки, жены и сына лежали на лавках вокруг печи, одетые для погребения. У женщины и ребенка лица были укрыты тонкими льняными платками. Лицо мужчины было открыто. Середин сорвал со стены лучину, внимательно осмотрел тело и, бросившись в сени, стал будить мужиков. Пришлось надавать им крепких пощечин, прежде чем те пришли в себя.

- Тихо, это я, ведун. Кто здесь был? - спросил Олег.

- Дык, никого... Поскребся ктой-то в двери, мы подошли, а там и никого.

- Так... - Олег поднял их на ноги за шиворот, как нашкодивших щенков. Быстро по домам, бегом, ну!

Мужики похватали топоры и затопали по улице.

Олег побежал к дому Окоша. Из избы слышались голоса - Невзор уговаривал крестьянина прилечь отдохнуть.

- Так, - сказал Середин, входя, - Крот, ты спишь, мы сторожим, потом сменишь. - Он постарался добавить в голос командирские нотки.

- Понял, - пробубнил староста, - все понял. Ложусь. - Он плюхнулся на лавку и почти сразу захрапел.

- В чем дело? - спросил Невзор, выходя за Олегом во двор.

- Ингольф украл смертный платок.

- Зачем?

- Зеркало в нем понесет, чтобы нечисть поднять. Это он наводит упыря. Середин оглянулся на лес. - Край луны уже показался над верхушками, - беги в дом кузнеца. Ингольфа там уже нет, ищи пояс. Ты узнаешь его сразу: на поясе по всей длине навязаны узелки. Найдешь - сохрани любой ценой. Без этого пояса ты Малушу обратить не сумеешь.

- А ты?

- Я на кладбище. Как вернешься - ложись на лавку, укроешься с головой и старосту прикрой. Услышишь мой крик - беги на двор. Все, давай.

Невзор беззвучно исчез в ночи. Ведун перемахнул плетень и побежал к южным воротам. Створки были приоткрыты, он проскользнул между ними, не сбавляя темпа, почти бегом взобрался по скату холма, перед гребнем упал на землю и пополз.

Кладбище открылось в свете луны, как на ладони, до него было не более четверти полета стрелы. Между могилами двигалась темная фигура в свободном балахоне. Остановившись возле свежих погребений, человек откинул капюшон. Он был невысок, коренаст, темные волосы схвачены кожаным ремешком.

Олег провел по лицу руками. Ночь расцветилась в голубовато-зеленые тона. Он снова посмотрел вниз - и поразился произошедшей перемене. Там, где между могилами стоял кузнец, теперь возвышалась стройная фигура со светлыми, спадающими на плечи, волосами. Даже не видя лица, Середин понял, что не ошибся - перед ним был брат Велены. Ингольф достал из-за пазухи сверток и принялся осторожно разворачивать материю. Олег узнал смертный платок, похищенный из дома Трошки. Колдун убрал ткань, и в руках его что-то блеснуло. Середин напряг зрение. Тотчас стали видны мельчайшие детали, каждый волосок на белесой голове Ингольфа, его нахмуренные брови, крепко сжатый рот. В руках колдун держал круглое металлическое зеркало, ловя в него призрачный свет луны.

Середин увидел, как от зеркала к ближайшей могиле протянулся едва различимый луч - и тотчас комья земли зашевелились, будто кто-то толкал их снизу. Над землей появились черные пальцы, вздувшаяся кожа свисала с них лохмотьями. Показалась рука, изъеденная тлением, с кое-где отвалившимися кожными покровами. Постепенно из могилы выбралось существо, уже мало напоминающее человека: с вылезшими волосами на голове, с полусгнившими, почти не прикрывавшими зубы, губами. По остаткам одежды Середин определил, что прежде это была женщина. Глаза мертвеца, странно блестевшие в лунном свете, обратились к зеркалу; труп сделал шаг вперед, покачнувшись на полусогнутых ногах. Ингольф быстро перевел луч луны на другую могилу. Снова зашевелилась земля...

Одного за другим Ингольф поднял из могил четырех мертвецов. Все они, как заговоренные, устремились к зеркалу в его руке, чтобы заглянуть туда. Колдун медленно стал отступать по направлению к воротам, держа зеркало перед собой, словно выманивая ожившие трупы.

Середин огляделся. Когда они подойдут к воротам, он будет как на ладони. Можно было отползти за гребень холма, но далеко от себя отпускать жуткую процессию не хотелось. Олег скатился вниз. Недалеко от ворот он приметил заросли дрока. Оборванные по краям кусты - видно, селяне собирали дрок для покраски одежды, - в центре были густыми, несмотря на то, что уже отцвели. Середин заполз в заросли и лег на спину, сжимая в руке саблю. Он отцепил кистень от пояса и продел руку в петлю, чтобы в случае, если Ингольф его обнаружит, не терять времени.

До захода луны было еще далеко, но висела она низко, освещая лишь верхушки кустов. Время тянулось невыносимо медленно, Олег вспомнил неспешные движения упырей и подавил в себе желание выглянуть, чтобы оценить ситуацию. От него до ворот было совсем недалеко, и пропустить Ингольфа с его ходячими трупами он никак не мог.

* * *

Дом кузнеца почти примыкал к тыну, обходившему селение по склону холма. Сбоку от избы имелся небольшой хлев, метрах в ста за ним - кузня. Дверь в кузню была открыта, и Невзор разглядел в глубине небольшой горн, кучу угля. Дружинник осторожно подобрался к избе и заглянул в окно. Внутри было пусто, на стенах потрескивали две лучины. Он постоял немного, прислушиваясь, затем скользнул в дверь. Обстановка была довольно скудная, но это и понятно: кузнец, обслуживающий все селение, мог позволить себе не вести обычное хозяйство, а жить с того, чем платили за работу деревенские.

Горница была пуста, если не считать стола на перекрещенных ножках. Возле печи, Невзор обнаружил сундучок, окованный по углам медным листом, по крышке шла затейливая резьба. В сундуке стояли бутыли темного стекла, лежали мешочки с травами и чем-то сыпучим. На самом дне он обнаружил то, что искал - тонкий поясок, расшитый разноцветным узором; по всему поясу, через равные промежутки, были завязаны тугие узелки. Невзор сунул вещицу за пазуху, огляделся. Больше здесь делать было нечего. Он поднял сундучок, подивившись его тяжести, и вышел из дома.

В кузне, возле холодного горна, валялись молот и молоток поменьше, клещи - обычный кузнечный инструмент. Волкодлак потянул носом. Его насторожил странный запах: масляный и едкий одновременно. Невзор поставил сундучок на пол, прошелся вдоль стен. В углу он обнаружил небольшой бочонок с заткнутым широкой деревянной пробкой отверстием в крышке. Невзор ухватил пробку пальцами и в два рывка вытянул ее. Едкий запах ударил в нос так, что дружинник отшатнулся. Всадив на место пробку, он взял бочонок под мышку, поднял с пола сундук и вышел из кузни.

* * *

Наконец Олег услышал их шаркающие шаги: упыри, подволакивая ноги, шли за своим отражением, словно связанные с ним невидимой нитью. Крест забился на руке, и Середин чуть приподнял голову. Держа зеркало в вытянутой руке, Ингольф ступал осторожно, оглядываясь на каждом шагу: стоит ему поскользнуться или упасть, и нечисть бросится по могилам, но по ночам будет преследовать его до конца жизни. Подойдя к воротам, Ингольф пошире развел створки, открывая дорогу своим страшным попутчикам.

Дождавшись, пока они скроются за воротами, ведун выбрался из зарослей и последовал за ними, стараясь держаться в тени.

На безоблачном небе, уже почти касаясь верхушек сосен, висела луна. От противоположных ворот по деревне полз туман, наступал белой, клубящейся стеной, скрывая плетни, окутывая избы и сараи.

Ингольф свернул к дому Окоша, где должен был ночевать утомившийся после гулянки со старостой ведун, отворил калитку. Упыри, толкаясь плечами, полезли во двор. Ни вздоха, ни звука не доносилось от них, только шарканье изъеденных могильными червями ног нарушало тишину.

Середин прополз вдоль плетня, сквозь ивовые прутья посмотрел во двор. Ингольф наклонился, заглядывая в низкое окно. "Только бы Невзор был уже там", - забеспокоился Олег.

Колдун отступил перед приближающимися трупами, зеркало отбросило свет месяца в гниющие глазницы. Лунный зайчик скакнул по стене, уводя взгляды упырей за собой внутрь дома. Мертвецы столпились, заглядывая в оконце.

"Все, пора", - решил ведун. Подхватившись с земли, он одним махом перелетел плетень.

- Ингольф!

Колдун отпрянул, на мгновение растерявшись, потом, зловеще ухмыляясь, направил зеркало на Середина.

- Умный мальчик, - прошипел он, - даже имя мое знаешь. Посмотрим, спасет ли это тебя.

Ведун опустил глаза: на груди у него плясал кружок лунного света. Упыри, как по команде, повернулись от окна. Теперь, когда они видели цель, их движения обрели осмысленность и быстроту. То, что когда-то было женщиной, прыгнуло вперед, вытягивая по направлению к Олегу скрюченные пальцы. Сквозь истлевшую рубаху проглядывало сизое сгнившее тело. Сбоку забегал еще один, низенький, с оскаленным безгубым ртом.

Середин закружился, прошел между нападавшими, ударил с разворота назад. Отсеченная по плечо рука упырицы упала на землю, из тела выбился фонтан черной крови. Нечисть взвыла, отступила назад - но тут же на ее месте вырос еще один упырь. Пригнувшись к земле, он выбирал момент для прыжка. Наконец низенький упырь бросился вперед, норовя вцепиться в бедро. Олег взвился в воздух, поджимая ноги, взмахнул левой рукой, вгоняя кистень в покрытый облезающий гнилой кожей череп.

Сзади ведуна ухватили за куртку, и, рванувшись, он упал на колени. Напавший со спины упырь по инерции перелетел через него. Середин отскочил к стене дома, выставив перед собой клинок. Один из нападавших ничком лежал неопрятной кучей тряпья, из-под разбитой головы натекла темная лужа. Ингольф, стоя сбоку, возле кустов сирени, с усмешкой наблюдал за схваткой. Середин выпустил кистень, повел рукой, бросая наведенную тень слева от себя. Упыри, обступавшие его с трех сторон, среагировали, развернувшись на приманку, но колдун, коротко хохотнув, щелкнул пальцами. Тень рассыпалась, оседая на землю серым пеплом. Олег широким движением клинка заставил упырей на мгновение отступить, понимая, что, стоит одному прорвать его защиту, и все... Кто-нибудь достанет зубами или когтем, гнилье войдет в кровь...

Дверь избы с треском слетела с кожаных петель, порхнув по двору, как сорванный с дерева лист. Серая тень с ревом обрушилась на упырей, подминая их под себя. Что-то хрустнуло. Взлетела в воздух, блестя в лунном свете выпученными глазами, голова упырицы. Из свившихся в схватке тел под ноги Середину выпал упырь, и Олег рубанул с плеча, разваливая гнилое тело от ключиц, через грудную клетку, до живота.

- Невзор, Ингольфа держи! - крикнул он, добивая нечисть кистенем.

Волкодлак отбросил от себя истерзанное, но еще шевелящееся тело упыря и, припадая к земле, пошел на колдуна. Отросшая на голове шерсть встала дыбом, глаза горели угольями, из оскаленного рта капала слюна.

- Верша! - взревел Невзор, поднимаясь в воздух в могучем прыжке.

Лицо Ингольфа исказилось ненавистью. Середин увидел, как в последний момент колдун провел рукой перед собой, словно ставил невидимый барьер, и, бледнея на глазах, растворился в лунном свете. Невзор, рыча, вломился в кусты сирени. Олег подскочил к последнему упырю. Кистень с гулом рассек воздух, врезался в висок, сминая голову, дробя лицевые кости, разрушая серебряными гранями мертвый мозг.

Сразу стало тихо, лишь ворочался Невзор, выбираясь из зарослей сирени. Олег выдохнул, присел, вытер клинок и кистень об одежду упыря.

- Где он, куда делся? - Невзор тяжело дышал, в глазах еще вспыхивали зловещие искры, ноздри раздувались.

- Я думаю, он недалеко. Найдем, если сам не придет, - ответил Середин.

Под кустами он заметил оброненное колдуном зеркало.

- Это надо закопать на кладбище. И поглубже. Ты чего так долго? Я уж думал - конец мне.

- Крот услышал, как ты бьешься, схватил меч - решил, печенеги напали. Пришлось в морду дать. Лежит, отдыхает.

- Ты нашел пояс?

- Вот, - достал Невзор перевязанный узлами пояс, протянул Олегу. - Он?

- Он и есть. А что там, у кузнеца?

- Пусто. Сундук был, я принес, и еще кое-что. Погоди, сейчас покажу.

Невзор скрылся в доме. Середин осмотрелся. Туман уже подобрался к дому, перевалил плетень и полз по двору. Луна, в последний раз показавшись в просвете между деревьями, скрылась за лесом. Сразу стало темно, и ведун провел по лицу, вызывая "кошачий глаз". Тело упырицы еще шевелилось, подрагивая руками, словно ощупывая землю в поисках оторванной головы. Олег стиснул зубы и ударом кистеня проломил ей грудную клетку.

Из дома вышел Невзор, поставил на землю сундук и бочонок.

- Тут зелья всякие, травы. А вот здесь, - похлопал он по бочонку, кажется, греческий огонь.

- Ну-ка, ну-ка... - Середин вытащил пробку, принюхался: - точно. Надо будет избу кузнеца спалить, и не только ее. Похоже, Ингольф не только упырей вызывал, он, по-моему, готовил кое-что похуже.

- Это что?

- Видел холмы за южными воротами? В одном, вроде бы, древняя могила. Староста не знает, кто там лежит. Думаю, это погребение воинов, оставшееся с незапамятных времен. Если Ингольф их поднимет... - Середин покачал головой. - Это будет пострашней чумы.

- И что делать?

- Днем сходим с мужиками. Надо раскопать могилы и сжечь все кости.

- Обиду нанесем: воины там лежат, - угрюмо возразил Невзор.

- Нет. Если колдун их поднимет, значит, души еще здесь. Справим тризну, через огонь отправим их к богам - иначе на много дней пути вокруг этого холма будет мертвая земля.

Олег заткнул бочонок и стал перебирать мешочки с травами, открывать эликсиры, порой недоуменно качая головой.

- В этом я не разберусь. Надо бы Велене отнести. Кстати, что там Крот? Ты его крепко приложил?

- От души.

- Ладно, пусть спит. - Середин закрыл крышку сундука, оглядел двор. Этих сами закопаем. И тех, что в избе - ну, Трошку с семьей - тоже. Боюсь, народ своих не станет кольями дырявить и угли на могилы сыпать.

- Точно, не станет. - Невзор неловко кашлянул, пожевал губу. - Хотел я тебя попросить кое о чем. Не знаю, теперь надо ли.

- Говори, не томи душу, - подбодрил Олег.

- Ты сам говорил, что я не бессмертный, да? Так вот - если со мной что случится, как брата прошу: перед тем, как зароешь меня, вложи в рот монетку, какую не жалко. Не хочу после смерти таким вот стать, - кивнул он на трупы, лежащие у ног.

- Ну, это я тебе обещаю, - серьезно сказал Середин. - Только не рано ли ты собрался? Тебе еще к Малуше...

- Стой, - схватил его за руку Невзор. - Слышишь?

Ведун замер. Мерный шум, словно от несущегося горного потока, становясь все сильнее, разорвал тишину, будто прелое полотно. Олег закрыл глаза, глубоко вздохнул и потянул саблю из ножен.

- Опоздали мы, Невзор.

- Что случилось?

- Он поднял древних воинов, - обронил Середин и медленно направился к калитке.

Глава 17

Туман густел на глазах, пряча звезды над головой. Даже с помощью "кошачьего глаза" Олег видел не дальше соседнего плетня. Он остановился посреди улицы, вглядываясь в туман.

- Что мы можем сделать? - возник рядом Невзор.

- Если их много, то ничего. Есть возможность остановить их пришествие: сжечь лежащие в кургане кости, которые еще не обратились в воинов. Но если мы уйдем отсюда, здесь начнется резня. Это навьи, для них нет преград, их не задержат стены домов, они не уйдут, пока не утолят жажду мести за то, что их подняли из могилы.

- Ты сможешь их задержать?

- Очень недолго.

- Я проберусь к холму, захвачу с собой греческий огонь. Бочонка хватит?

- С избытком. Но поспеши, слышишь?

Мерный шум затих у южных ворот и возобновился уже дробным топотом копыт, который, нарастая, мчался на Середина сквозь туман. Невзор бросился к дому, где оставил бочонок с греческим огнем. Олег слышал, как тот удаляется, проламываясь сквозь кусты.

Самое время было вспомнить, чему учила Велена. Главное - не расплескать, не потратить силу в первой схватке. Середин поднял руки к небу: в правой сабля, в левой кистень, - вдохнул клубы тумана, представил, как разгоняется кровь в жилах, наливаются силой мускулы.

Серебряный крест, постепенно разгораясь огнем, добавил ярости в душу, голову закружил вихрь накатывающего безумия. Наверное, такое состояние испытывали берсерки, вступая в битву. "Нет, нельзя, - спохватился Олег, - я не должен терять контроль над телом".

Он быстро осмотрелся. Возле плетня лежала забытая слега длиной в три человеческих роста, в руку толщиной. Середин взял саблю в зубы, почувствовав бодрящий холод металла на языке, схватил слегу и встал возле плетня, ожидая появления разбуженных колдуном навьев.

Время будто замедлило свой бег, но долго ждать не пришлось.

Они проступили из тумана, как фотография в ванночке с проявителем. Коренастые, невысокие кони с массивными головами несли на себе всадников с буйволиными черепами на головах. В опущенных руках угадывались широкие мечи, левую сторону груди прикрывали четырехугольные щиты, за спинами виднелись гнутые луки, колчаны, полные стрел, или связки дротиков.

- Сарматы, - узнал всадников Середин.

Еще дома, еще в благословенном двадцатом веке, изучая историю холодного оружия, он встретил описание этих диких воинов, разгромивших свирепых скифов и, в свою очередь, павших под ударами гуннов. Рассеявшись по территории будущей Руси, Турции и Средней Азии, они оставили после себя кровавые легенды и туманные описания, подкрепленные лишь редкими находками археологических экспедиций. И вот они пришли из глубины веков, колдовством вызванные из могил - рассвирепевшие, мстительные, не знающие пощады.

Они неслись по улице в ряд, и Середин поначалу не понял, почему дыхание вдруг пресеклось, а сердце бухнуло молотом, остановилось и вновь застучало все быстрее и быстрее, словно досадуя на себя за сбой.

На него мчалась лава мертвецов... Не упыри с гниющей и отпадающей от костей плотью, движимые только запахом теплой человечьей крови, а истлевшие, посеревшие за века скелеты павших воинов неслись на него в атаку. Бросая вперед массивный костяк, мерно вздымались копыта мертвых коней, покачивались в бесстремянных седлах всадники, склонившиеся вперед в стремительной скачке. Скалились из-под буйволиных рогов выбеленные временем черепа; золотые и серебряные бляхи, украшавшие сбрую, бросали сквозь туман тусклые блики. Медленно и плавно, как в кошмарном сне, неотвратимо надвигалась лавина призрачных всадников. Ни звука, ни крика, только грохот копыт по утоптанной земле.

- Зря вы проснулись, ребята, - крякнув от напряжения, Середин метнул слегу, словно городошную биту, в ноги скачущим призракам.

Дробя неприкрытые шкурой лошадиные колени, слега разметала первый ряд всадников. Кувыркались кони, летели через головы седоки, разбрасывая буйволиные черепа, роняя оружие. Следующий ряд, не успев остановиться, попал в эту кашу костей, сбруй и седел.

Середин был уже среди них, вертелся вьюном, успевая наносить удары, намечать следующую жертву и уворачиваться от бьющихся на дороге скелетов коней. Гудел кистень, с треском лопались голые черепа, трещали, точно валежник, разрубаемые клинком высохшие останки. Ни крови, ни криков, только треск и осколки костей, только прах лезет в глаза, забивает горло, оседает во рту, раскрытом для глотка воздуха.

Все же они были слишком медлительны. Вот на Олега попытался налететь конем всадник в остром колпаке с украшенным золотыми полосами щитом. Середин видел, как всадник посылает коня вперед, сжимая голые ребра своего скакуна одетыми в обрывки пергаментной кожи мосластыми коленями, как поднимается рука, похожая на птичью лапу с зажатым в ней кривым широким мечом. "Нет, парень, это мое время!" Ведун присел, махнул левой рукой: кистень разнес коленный сустав скакуна, и, пока тот заваливался набок, сабля Середина перерубила кости руки наездника и, дробя ребра, переломила ему позвоночник.

- Это мое время!!!

* * *

Перебросив через тын бочонок, Невзор ухватился руками за острия кольев, перемахнул на другую сторону и бросился вверх по склону холма.

- Только бы найти вход в могилу, только бы найти, - твердил он.

Добежав до гребня, он сразу обнаружил то, что искал: прямо под ним в склоне щерилась черным зевом пещера, из которой, сбивая куски дерна рогатыми шлемами, вылетали кошмарные всадники. Взрывая землю, скелеты коней несли их по направлению к деревне, откуда уже слышался звон оружия. Крепко прижимая к груди бочонок, Невзор, где на ногах, а где просто на заду, скатился к пещере. Он почувствовал, как в предвкушении схватки снова встает дыбом шерсть на затылке, наклонил голову и ринулся внутрь. Очередной всадник был просто отброшен в сторону, врезался в стену и осыпался кучей костей.

Внутри все напоминало сруб, только бревна были темные - то ли сгнившие, то ли окаменевшие от времени. В центре, в очищенном от костей круге, горела глиняная плошка, бросая в стороны синеватые искры. Пламя переливалось, склоняясь ядовито-зеленым лепестком то в одну, то в другую сторону, словно в диком огненном танце. Повинуясь неведомому ритму, шевелились кучи костей, на глазах составляя скелеты воинов и коней.

Колдуна не было.

- Верша!! - взревел Невзор, называя колдуна привычным именем. Покажись, посмотри на меня! Я бросаю тебе вызов!

Треск пламени, шуршание осыпающегося по стенам песка...

Еще один всадник вскочил на коня, пролетел мимо Невзора к выходу из подземелья.

- Ушел колдун, - с досадой прошептал Невзор, - ушел, падаль. Но эти не уйдут!

Он рывком вытащил пробку из бочонка, опрокинул его отверстием вниз и, давя хрустящие под ногами кости, пошел вдоль стен. Он обошел пещеру раз, другой, обильно поливая шевелящиеся останки. Иной раз поддавал ногой, разбивая встающий из праха костяк. Едкий запах заполнил подземелье. Когда емкость опустела, Невзор встал над сине-зеленым пламенем, занес над головой бочонок и, что было сил, ахнул его в глиняную посудину.

Скопившиеся в тесном помещении пары воспламенились разом, гулкий удар потряс курган до основания. Невзора вынесло взрывом из пещеры, покатило по земле. Хватаясь за траву, он остановился, приподнялся, потряс головой. Сноп огня бил из древней могилы, трава на склоне холма на глазах желтела, жухла и корчилась от нестерпимого жара. Сквозь звон в ушах Невзор слышал рев беснующегося пламени. Он провел рукой по лицу. Ни бровей, ни ресниц... Пощупал голову. Шерсть тоже сгорела, оставив после себя ломкие опаленные завитки.

Пошатываясь, дружинник встал на ноги. Огонь не утихал, рвался наружу, прогоняя ночь, освещая поле и кладбище под холмом.

"Ведун один там бьется", - вспомнил Невзор.

* * *

Несколько всадников проскользнули возле плетня и теперь заходили с тылу, в то время как он, в кураже от собственной неуязвимости, дробил в крошки попытавшегося подняться с земли воина. Середин внезапно понял, что призраки двигаются заметно быстрее, чем в начале схватки. Он еще успевал парировать медленные удары, еще обрушивал наземь коней, но уже видел, что сарматские воины обретают подвижность, будто сбрасывая с себя оковы замедлившего бег времени.

Внезапно воины отступили, образовав широкий круг, в центре которого стоял он, Олег Середин. Он замер, пытаясь понять, в чем дело, и вдруг почувствовал, как сжалось сердце: призраки рвали из-за спин луки, передвигали под руку колчаны и связки дротиков. Длинные стрелы легли на тетивы, он еще успел удивиться: как это за столько лет не сгнили? Стрелы взвились в воздух. Стреляли почти в упор, но ведун увидел их полет, хотя на таком расстоянии удар тетивы о перчатку лучника почти совпадал с ударом стрелы в цель. Середин рухнул в пыль. Над головой, словно взлетающий с озера и еще не построившийся клином косяк гусей, плыли сарматские стрелы. Плыли, сшибались, падали на землю. Опережая следующий залп, Олег откатился в сторону.

Под прикрытием смертоносного ливня к нему бросились два призрака: один с мечом, другой с длинной пикой. Стоя на коленях, Середин отбил клинком пику, встретил падающий меч отводящим ударом, чиркнул саблей под подбородок скелета, перерубая шейные позвонки. Череп покатился в пыль. Второй воин снова толкнул вперед пику. Уже не спеша, примерившись, Олег сильным ударом перерубил древко и раскрошил кистенем череп нападающего. Вновь стук тетивы о перчатки - на этот раз ведун упасть не успел и провернулся на месте, веерной защитой ставя вокруг стену сверкающей стали. Несколько стрел все-таки прошли: одна царапнула висок, еще одна пробила куртку навылет под правой рукой.

Над деревней по-прежнему царила тишина. Лишь звон клинков, свист стрел и рвущееся дыхание единственного живого бойца...

Всадники рывком подняли луки, и он понял, что время вышло. С одной стороны, их была целая толпа, задние напирали, мешая передним как следует прицелиться, толкали под руку, рвались вперед. С другой - семь скелетов на призрачных лошадях стояли в ряд, ловили его наконечниками стрел, выцеливали голову, сердце.

- Врагу не сдается наш гордый "Варяг"... - пробормотал Середин пересохшими губами и из последних сил рванулся к семерым лучникам.

Он поймал момент, когда те разом отпустили тетивы, упал и перекатился вперед, уже чувствуя, что его достали. Левую руку рванула резкая боль, кистень повис бесполезным грузом. Он почти достал чуть выдвинувшегося вперед лучника, когда еще одна стрела ударила сзади в бедро. Ведун упал на колено, наугад хлестнул перед собой саблей. Оказалось, попал - лошадиный костяк, потеряв опору, повалился на него, погребая под грудой костей. Дернувшись, Середин сумел перевернуться на спину. Над собой он увидел мертвый оскал черепа и опускающийся дротик, зажатый в птичьей лапе... Дротик пробил правое плечо, пригвоздив Середина к земле, он хватанул воздух, ставший вдруг удивительно холодным. Костлявая рука схватила его за волосы, отгибая назад голову, перед глазами блеснуло лезвие...

- А-а, мать вашу курицу!!!

Вцепившийся ему в волосы воин вдруг рассыпался целым фейерверком костей. Мелькнул широкий меч, кто-то споткнулся о пришпиленного дротиком к земле Середина, выругался и, заревев медведем, кинулся на сарматов. Олег приподнял голову. Среди лошадиных костяков буянил Крот, лихими взмахами меча отгоняя пытавшихся достать его с седла воинов.

Видно, хмель еще играл в голове крестьянина: длинный меч тянул его за собой, таская между скелетами коней. Призраки били мечами, перегибаясь с седел, тыкали дротиками - и никак не могли попасть. Крот ревел, спотыкался, падал на колено, снова вскакивал. В его движениях не было никакого смысла, и предугадать следующее, встретить ударом было просто невозможно.

Подернутая туманом картина казалась настолько нелепой и нереальной, что Середин усмехнулся. Правда, усмешка была горькая: долго так продолжаться не могло. Олег дотянулся левой рукой до дротика в плече, попробовал вытащить. В глазах засверкали искры, горло перехватило невольным стоном. Нет, не поддается.

Новые звуки заставили его откинуть голову, чтобы взглянуть на воинов, столпившихся со стороны южных ворот. Это десятки копыт били в дорожную пыль, давили кости павших, несли призраков плечом к плечу вперед, вдоль затаившихся в тумане строений.

Внезапно в их рядах возникло замешательство: передние оборачивались, поднимали мечи, скелеты коней пятились, приседали, становились на дыбы под напором нового противника. В гущу сарматов словно ворвался вихрь: крутились смешавшиеся в кучу костяки коней и воинов, лошадиные попоны, древки дротиков, рогатые шлемы. Стук, треск, звон оружия, хруст позвонков - и над всем этим яростное рычание, рев обезумевшего демона в обличье полуволка-получеловека... Призрачные воины не дрогнули перед напором чудовища - останки свирепых сарматов, некогда разметавших скифское государство, несколько веков державших в страхе Великий Рим, они не могли дрогнуть. Приказ, поднявший древних мертвецов из могилы, гнал их вперед, заставляя уничтожать любого, вставшего на пути. Уничтожить - или пасть прахом, освобожденным от душ лютых воинов и уже неподвластным чарам. И злая воля гнала их, заставляла рубить, колоть, бросаться с коней в безнадежной попытке остановить воина-оборотня.

- Мужики, бей костлявых! - хриплый, задыхающийся вопль Крота покрыл шум схватки.

С дворов, перескакивая через плетни, бежали с топорами, с косами, даже просто с кольями и оглоблями выглянувшие на шум схватки селяне. Сарматы не успели встретить их стрелами, и колья, кроша кости, обрушились на коней, топоры добивали упавших, ломали ребра, сносили черепа, перешибали позвонки.

Бой сместился к лежавшему на земле Середину, перед лицом замелькали лапти, копыта. Рядом со стуком брякнулся скелет всадника, удар топора тут же раскрошил ему череп.

Стиснув зубы, Олег взялся за дротик двумя руками, поднатужился, качнул из стороны в сторону, отплевываясь от взлетавшей над дорогой пыли и песка, рванул, выдирая из утоптанной земли.

- Есть, пошло! - и в этот момент широкое, неподкованное копыто бухнуло ему в лоб, выбивая искры из глаз и унося сознание...

Голоса, голоса... То стихают, будто удаляясь, то приближаются. Ему почудился знакомый, но почему-то шепелявящий голос. Олег попытался открыть глаза.

- ...да выдерни ты эту заразу, ишь, истыкали парня, чисто еж стал...

- Какой еф, фего мелефь? Пара дырок вфего, да копытом в лоб трефнули...

В плече взорвалась боль, заплясали радужные круги в глазах, но он смог удержать себя на грани беспамятства.

- ...тихо, тихо, уфе вфе. Теперь фтрелу. Ага, эт хорофо, фто навылет профла. Да наконефник фломай, дубина...

- Дай-ка я, - сказал еще один знакомый голос, - подержите его.

Середина схватили за руки. Он все-таки не выдержал, зашипел, когда из бедра потащили стрелу.

- Несите в дом. - Середин узнал голос Невзора и открыл глаза.

- Погоди... погоди...

Над ним склонилось странное, без бровей, ресниц и усов, голое лицо. Только глаза узнаваемы: еще теплятся в них огоньки ярости.

- Невзор?

- Я это, я. Что, не узнал? - Невзор провел ладонью по голому лицу. Обгорел малость, не рассчитал. Уж очень яро полыхнул огонь греческий.

- Все кости собрать, - прошептал Середин, ловя его руку, - все, до единой. Сжечь... все сжечь, а прах - в реку. Проследи сам.

- Ладно, все сделаю, ты лежи.

Олег поманил Невзора пальцами к себе поближе. Тот склонился.

- Ингольф?

- Ушел, гад.

- Тогда не медли. Спалите кости и торопись к Малуше своей. Выручай ее, не то он первый успеет, и тогда уж все... Век ей волчицей жить. - Середин пожал ему руку и в лучших традициях Голливуда откинулся, как бы впадая в беспамятство.

Мужики положили ведуна на две скрещенные жерди и понесли к дому. Сам Крот шел сзади, стряхивал кровь с усов, щупал пальцами распухшие лепешками губы и ругался на чем свет стоит.

- Вот ведь дуфегуб, прямо в морду черепуфкой фаехал...

Середин смотрел на светлеющее небо - близилось утро. Звезды бледнели, прощаясь до следующей ночи, туман оседал, растворялся, прятался в землю. Перед глазами маячила спина мужика в разодранной рубахе. Мужик то и дело оборачивался, подмигивал Олегу, кивал: мол, не тужи, выходим, отмолим тебя.

Послышались женские голоса. Середин увидел над собой лицо старостихи. Она приподняла ему ворот рубашки, взглянула на рану:

- Заживет, как новый будешь.

- Ты тут не мефайфя под ногами. Давай, полотно готовь, девки пуфть воду греют. А мне медку бы надо - вифь, фубы рафтерял.

- Тебе только бы медку! Вот обиходим парня, тогда и получишь, отрезала женщина.

Олега внесли в горницу, положили на лавку. Жена и дочери крестьянина разрезали его рубаху и штаны, приложили отвары из трав, перевязали чистым полотном прошитое стрелой бедро, плечо и рваную рану на левой руке.

- Ничего, кости целы, мясо нарастет, - приговаривала старостиха.

День прошел в полузабытьи. Под вечер пришел Невзор - попрощаться. Долго сидел возле Середина, неловко молчал, наконец осторожно пожал ему руку.

- Пойду, пожалуй. А то как бы и впрямь колдун не упредил. Ты поправляйся, а я приеду. Может, с Малушей и приеду. А навьи кости мы пожгли, и хозяйство кузнецово спалили. - Он встал, потоптался у двери. - Спасибо тебе.

Середин махнул рукой.

- Иди. Тебе тоже спасибо. Может, свидимся еще.

Невзор ушел. Ведун лежал, укрытый до подбородка теплой овчиной. Его то бросало в жар, то трясло в ознобе. Плечо горело, бедро дергало непрекращающейся болью. Заглянул хмельной мужик, вытер ему полотном взмокший лоб, улыбнулся, щерясь выбитыми передними зубами.

- Положили костлявых! Всех до единого. - Староста уже пообвыкся с отсутствием зубов и шепелявил гораздо меньше. - Мужики подоспели, ага. - Он наклонился к Олегу, дыша в лицо перегаром. - А Невзор-то, а! Кто ж он таков? Как пошел шкелеты метать: сюда голова, сюда руки-ноги... о-о! А уж скакал, чисто барс. Прям как сиганет - коня со шкелетом наземь валит, и кости рвет, грызет, ага! Меду хошь?

- Нет, не надо, - прошептал Середин. - Торбу мою принеси. Травы там у меня. И жену позови - расскажу, как заварить. А то ведь и помереть недолго.

- Что ты, что ты, - замахал руками Крот, - помрет он! И не думай! Если б не вы с Невзором... Добрава! - заорал он, обернувшись к дверям. - Добрава, иде ты есть, гость помирать собрался!

- Чего орешь? - скользнула в горницу жена, накидывая на плечи платок. Малые спят уже.

- Ну-ка, неси его торбу.

- Да вот она, под лавкой. - Добрава наклонилась, вытянула котомку. Чего с ней делать?

- Я тебе расскажу, только не перепутай, слышишь? - прошептал Середин.

Женщина развязала тесемки, присела на лавку и стала доставать свертки и мешочки, складывать себе на колени. Крот суетился вокруг, пытаясь помочь, пока она не шуганула его из избы.

Крестьянин вышел на двор. По улице пылили березовыми метлами бабы староста велел промести всю дорогу, да песок в реку покидать, чтобы и малой косточки от врагов не осталось. Возле плетня стояли селяне; увидев старосту, все разом замолчали. Крот подошел к ним. Мужики смотрели с ожиданием, дышали медом, брагой - сегодня вся деревня гуляла по поводу избавления от погибели.

- Ну, что там?

- Плох ведун, - проворчал староста, хмурясь, - говорит: помру.

Мужики загудели встревоженно.

- Да нешто не вытянем, а? Надобно к знахарю в Чернигов посылать. Там, сказывают, лучший.

- Не, лучшие в Муроме, туда слать надоть.

- Свои травы у него есть, - попытался успокоить земляков староста. Умен, ведун. Сам знает, что делать надобно. И воще, востер, как ни смотри. Я вот давеча как очухался, из избы выскочил, - гляжу, а за плетнем, - он выпучил глаза, будто все еще удивляясь увиденному, - прям смерть сама с собой бьется! Шкелеты, да на лошадиных шкелетах, а посередке - ведун, и не видать его почти, как ветром его носит, только кости летят, да сабля звенит! А потом вижу - отбежали злыдни, да стрелами его, а он - вжик сабелькой и отбил все стрелы, вот сдохнуть мне, если вру! Да со спины его достали! Ну, думаю, выручать надо - за нас парень живот кладет. - Крот приосанился. Вот, меч я мой верный выхватил... - Он хлопнул по боку, огляделся. - Иде мой меч?

- В горнице лежит, почистил я его, смазал, да в холстину закатал, успокоил старший сын.

- Молодец. Ага, схватил я меч, да и ка-ак пошел костлявых рубать! Староста выдохнул, успокаиваясь. - Ну, и вам, мужики, спасибо: не выдали.

- Чего там, за свое бились.

Из дома вышла Добрава, подошла к плетню, оглядела всех, поджав губы.

- Эх, а вам только повод дай, упились, а ведун, того и гляди, помрет. Горит он, весь так и пышет жаром. Чего делать, и не знаю. Травы из его запаса заварила, но поможет - нет, не ведаю.

Крот поскреб затылок.

- Надо в Чернигов гнать, к Белобою. У него, помню, нянька старая травы ведает, заговоры знает. Вот ее и привезти надоть.

- Так чего стоишь, пенек замшелый? - напустилась на него Добрава. запрягай, да гони.

- И правда, сам поеду, - сообразил староста. - И воеводу давно не видал...

- Нет уж, ты кого помоложе посылай. Знаю я: как сядете с Белобоем старое вспоминать - и знахарку не привезешь, и сам не приедешь до белых мух.

- Да я что... я и не хотел, сам-то. Ну-ка, давай, - Крот хлопнул по плечу старшего сына, - давай, воронка запрягай, да ветром в Чернигов. Чтоб к утру тама был, а к заходу ждем вас со знахаркой.

Парень бросился к конюшне - слово отца здесь явно не обсуждалось. Мужики потоптались, умильно и жалостно поглядывая на старосту. Тот кашлянул, боком придвинулся к жене.

- А, что, Добравушка, бились мы крепко, вороги уж на что лютые, а все одно их одолели.

Жена подозрительно покосилась на него.

- Это ты к чему ведешь?

- Да вот, угостить бы мужиков? И то сказать, сил сколько положили...

- Меду не дам, - отрезала Добрава. - Хотите - вон брага на леднике. Хоть упейтесь. - Она покачала головой: - Кабы не ведун, куда вам, сиволапым. Он того гляди помрет, а у вас бражка на уме.

- А мы помочь-то чем можем? - резонно спросил Крот, распахивая калитку. - Только вот за здоровье его выпить. Проходи, мужики, - указал он на стол, врытый в землю под раскидистой яблоней, - сейчас я принесу, чего там на леднике стоит.

- Только не шуметь, - грозно предупредила старостиха, - покой ему надобен.

* * *

Под руководством Середина Добрава смешала в плошке выбранные им из торбы травы, добавила березового угля, растертой ольховой коры, заварила кипятком и вышла, поставив плошку на лавку у печи. Олег приподнял повязку на плече. Вокруг раны кожа побагровела, вздулась. Он скрипнул зубами: только гангрены не хватало. Если остановить распространение, то организм, возможно, сам справится. Вспомнить бы заговор... Мысли путались, он стискивал зубы, пытаясь вызвать в памяти нужные слова, откидывался в бессилии, снова приподнимался, простирал руку над плошкой.

- Ты, кровь мертвая, горькая, выйди из тела, уйди в землю, ...оставь меня, выйди из тела, уйди в землю, забери с собой лихоманку-трясовицу... Приложу плакун, приложу тирлич, приложу нечуй-ветер, унесет он жар, заберет морок, развеет по-над лесом, над рекой, над полем скошенным, чтоб следа не осталось, чтоб память забылась...

Что-то горячее побежало по плечу, по ноге, повязки намокли, чистая рубаха прилипла к телу. Олег хотел позвать кого-нибудь, но из горла вырвался только хрип. "Кровь надо остановить, - подумал Середин, - иначе весь изойду". Собрав последние силы, он потянулся к заваренной в плошке траве...

На шум вбежала Добрава, позвала девок из горницы. С их помощью подняла Середина с пола, уложила обратно на лавку. Он шептал что-то, протягивая руку к стоящей у печи плошке.

- Что, что, милый?

- Закрой отваром... - коснулся он повязки.

Всю ночь ведун метался в жару, Добрава и дочери старосты, сменяясь, сидели возле него. Под утро он очнулся, попросил воды. Жар спал, осталась только дикая слабость - ни рукой шевельнуть, ни ногой. Олег попросил вынести его на воздух. Во дворе, под яблоней, откуда лишь под утро расползлись загулявшие мужики, разложили сено, накрыли полотном, соорудив что-то вроде перины. Он смотрел, как ветер играет листьями, покачивает ветки с налитыми яблоками. Занимался рассвет, деревня оживала: заголосили петухи, потянуло печным дымком.

Думать ни о чем не хотелось. Просто лежать, смотреть в небо. Он сделал, что мог, но, похоже, этого мало. Слишком много крови потерял - Олег уже чувствовал, как понемногу холодеют кончики пальцев. Его охватило странное безразличие, будто все происходило с кем-то другим. Все осталось в прошлом, а впереди ждал покой. Надо только дождаться его, пережить последние часы. Лишь бы никто не тревожил...

Над головой словно просека, а сквозь нее - далекие огоньки... или река с темными, почему-то колышущимися берегами, а в воде - звезды, и он, мягко покачиваясь, плывет над этой темной рекой... Потом, будто издалека, долетел чей-то голос, бубнящий одни и те же непонятные слова на заунывный, нехитрый мотив. Середин пошевелился, над ухом кто-то засопел, дохнул бражным перегаром.

- Во, никак очнулся?

- Где я? - прошептал Олег.

- К бабке едем, к знахарке, значит, - в темноте Середин узнал склонившегося к нему Крота. - Ты, почитай, всю ночь и день без памяти валялся. К ночи ближе воевода Белобой телегу прислал: нянька его, знахарка, уж очень стара. Вот он за тобой подводу прислал - к ней, значит, везти. А это, - крестьянин обернулся к вознице, - сын ейный, бабки то есть. Вот, едем, стал быть. У ней гдей-то в лесу избушка: нелюдима в последнее время бабка-то. Этот вон, - Крот опять обернулся к вознице, - обещал к утру доставить. Ага. А дорога-то все лесом, и деревья огромадные - страсть какие. Во, кажись, поворачиваем...

Перегар от мужика перебивал свежие запахи ночного леса, и Середин слегка отодвинулся, снова закрыл глаза. К бабке так к бабке. Река над головой уплыла куда-то в сторону; иногда еще проглядывали огоньки, подмигивали, но потом скрылись и они. Только кроны тихо шумели над головой. Телега кренилась на корнях, как корабль на волне, и Крот время от времени толкал возницу в спину, напоминал, что, дескать, не дрова везет, но тот даже песню не прерывал, знай себе чмокал на лошадь, да играл вожжами. Под мерное покачивание Середин опять впал в забытье.

Глава 18

Очнулся он оттого, что телега остановилась. Олег приподнял голову. Вековые дубы и сосны обступили небольшую поляну, как часовые, у края леса стояла изба из потемневших замшелых бревен, слепо пялилась крохотными оконцами. Рядом - низкое строение, тоже все во мху и лишайниках, нижние бревна, казалось, вросли в землю. Рядом - поленница в два человеческих роста. Крот, исподлобья оглядываясь, пробормотал, что вот, мол, заехали не пойми куда, да еще башка трещит, да дорогу назад и с собаками не сыскать... Возницы не было - вероятно, отошел, пока Олег и Крот спали.

Распахнулась маленькая дверца в избе, и ведун приподнял в удивлении бровь - на большее сил не было. В дверях стояла толстуха, поперек себя шире, в нижней рубахе с голыми руками. Круглое, румяное от сна лицо выражало недовольство, щеки совсем задавили узенькие глазки, а нос выглядывал между щеками, как суслик из норы.

- Здорово, бабка, - бодро поприветствовал толстуху Крот. - Ох, и раздобрела ты.

- Кочерга тебе бабка, недомерок ошкуренный, - отвечала та. - Не завидуй чужому здоровью - своего не будет. Ну, где тут парень ваш? - Она затопала к телеге, переваливаясь, как гусыня.

Середин попытался определить ее возраст, но по круглому налитому лицу, просто лопавшемуся от завидного здоровья, понять это было невозможно. Бабка протянула руку, толщиной с приличное бревно, и положила ладонь ему на лоб. Середин думал, под такой махиной он просто влипнет в сено, но рука оказалась легкой, мягкой и прохладной.

- Вовремя привезли, - пробормотала бабка, отнимая ладонь. - Ты, паренек, не бойся, вылечим, выходим, здоровье не хуже, чем у меня будет!

- Лучше уж пусть помрет, чем таким, как ты, станет, - пробормотал Крот.

- А ты никшни мне, скважина чахлая! Давай-ка вон, дров наруби. Парня отмыть надо, чтоб чистый стал, как в рождение.

- Дык я ж на деревне сидеть поставлен, как же...

- Не пропадут, чай. Мне что ли, бабе слабой, дрова рубить, печь топить? Завтра с сыном моим поедешь - он теперь у воеводы заместо меня болезных пользует. А паренька в схрон положим.

- В какой схрон?

- Парень ваш сил лишился, оттого и лежит бревном, да прошили его вона как, такое сразу не затянется. Будет в схроне лежать, силу от земли да от леса брать. Иди, воды согрей, я тебе еще объяснять стану!

Крот, ворча, побрел к колодцу.

- А ты, паренек, полежи, отдохни, - ласково сказала толстуха, - дорога сюда тяжелая, а иначе нельзя, а звать меня будешь тетка Радомша. Ага? Самого-то как кличут?

- Олег, - прошептал Середин.

- Вот и молодец! Отдыхай покудова.

* * *

В бане стоял запах хвои и мяты. Крот, в одних портках, снял с Олега одежду. Пара не было, и в бане было почти прохладно. Тетка Радомша осторожно протерла раны на плече и бедре, натерла тело чем-то пахучим, приторным. Старосту она, видно, знала давно, покрикивала на него, командуя, и тот послушно переворачивал Середина, плескал водой, поддерживал огонь в каменке. Под конец процедуры ведун и впрямь почувствовал себя чистым до скрипа. Сказав Кроту, чтобы прихватил лучину и шел за ними, бабка легко подняла Олега на руки.

- Ничего, ничего, - бормотала она, видя его смущение собственной слабостью, - иной раз и бабы должны мужиков на руках носить.

- Почаще бы, - слабо улыбнувшись, прошептал Середин.

- Чаще нельзя - привыкнете, на шею влезете, - резонно возразила Радомша.

За банькой обнаружилась то ли землянка, то ли ледник; Крот забежал вперед, откинул дверцу. Радомша велела ему светить. По земляным ступеням спустились в маленькую комнатку. Вдоль стен и с потолка свисали белесые корни, свет лучины отразился от крохотного озерца в полу.

- Ну-ка, подержи его. - Радомша поставила Олега на ноги.

Крот воткнул лучину в дырку в стене и подхватил ведуна под мышки. Бабка набрала стоявшей в углу бадейкой воды из озерца, легко подняла ее над головой и опрокинула на Середина. От ледяной воды захватило дух.

Староста заорал, чуть не выпустив Середина из рук:

- Ты что, курицу твою мать, сдурела?

- Потерпишь, - равнодушно пробубнила Радомша, - держи-ка парня.

Зачерпнув еще бадью, она снова вылила ее на голову Середина, подхватила его из рук злобно сопящего Крота и положила на укрытую льном подстилку из еловых ветвей.

- Вот здесь полежишь. Колется елка-то? Ничего, это хорошо. Стал быть, не помер, раз чувствуешь, - удовлетворенно сказала она, прикрывая его кожушком, подбитым мехом. - Ты полежи пока, соколик. А ты, - глянула она на Крота, - пойдешь со мной, в бане приберешься.

Олег остался в погребе один. Тускло тлела лучина, отражаясь в озерце ледяной воды, шуршала земля, струйками осыпаясь по стенам. Скоро глаза привыкли к полутьме, и Середин различил в углах комнатки деревянные фигурки, сложившие руки ковшиком. Глаза идолов, казалось, светились в темноте: может, Радомша вставила им в глазницы гнилушки, а может, просто чудилось. Заслышав легкий шорох, Олег скосил глаза: к лежанке подошел облезлый серый кот, поводил усами, вспрыгнул на нее и улегся у Середина на груди, щуря на него желтые, серьезные глаза.

- И ты лечить будешь? - спросил его Олег.

Кот зевнул и прикрыл глаза. Лежи, мол, и молчи, болезный.

И он лежал, то впадая в забытье, то выныривая из него, как на поверхность реки. Прогорела лучина, темнота стала непроглядной. Кот на груди сопел, иногда тыкался мокрым носом в лицо Середина, обнюхивал, щекоча усами. Если бы не его теплая тяжесть на груди да еловые колючие иголки, можно было подумать, что ведун заживо погребен в просторной могиле...

Боль в плече вернула сознание. Рядом сидела Радомша, ощупывала рану мягкими пальцами.

- Кто тебе кровь отворял? - спросила она.

- Сам.

- Правильно сделал, но всякое дело надо доводить до конца. Не вся гнилая кровь ушла, а теперь уж по телу разбежалась. Ох-хо-хо... - Она наклонилась, подняла что-то с пола и поднесла ему к губам: - Пей.

Середин глотнул, закашлялся. Маслянистая жидкость обволокла рот, стекла по пищеводу, комком упала в желудок. Голова отяжелела, в ушах загудели колокола. Круглое лицо Радомши стало расплываться, сливаясь с темнотой. Он попытался что-то сказать, остановить ее, но слова завязли во рту, словно пчела в патоке. Он видел, как неясная тень Радомши удаляется от него, как исчезает огонек лучины, оставляя его в наполненной странными шорохами темноте...

Прикосновения... легкие, почти нежные прикосновения... на лице, на руках, на всем теле. Холодные, но не вызывающие неприязнь, а как будто снимающие страхи, пришедшие с темнотой, расслабляющие, успокаивающие боль. Невесомые, точно летящие по ветру пушинки одуванчика...

Словно трава накрывает его с головой, оплетает тело, как коконом, проникает в поры, растворяет в своих объятиях, питает от своих корней, делится силой, которую набирает от земли, от распавшихся прошлогодних листьев, от впитанных капель дождя, от талой воды...

Вслед за травой корни деревьев проникают в него, раздвигая кожные покровы, составляя единый организм, берущий силу у ветра, у солнца, собирающий росу на утренней заре, сияние звезд и серебро лунного света. Животворные соки проходят через его тело, фильтруя, процеживая дурную кровь, унося гниль сквозь толщу земли, сквозь речной песок, и возвращаются, принося свежесть. Он - одно целое со всем миром, он дышит ветром, он пьет дождь, он поглощает свет, и больше ему ничего не надо...

Время бежит мимо - но у него много времени, теперь он будет жить долго, как эти лесные великаны, что окружают его...

Вот только кто-то щекочет лицо, сопит и тыкается мокрым носом, не дает забыть, что он - Олег Середин, что живой или мертвый, но он - человек, и он должен вернуться, а не прорасти травой и листьями, не растечься ручьем, не впитаться росой...

Корни деревьев над головой, между ними блеклые корни травы, светятся глаза идолов, отражаются в спокойном зеркале воды. Олег приподнял голову. Серый кот, все так же лежащий у него на груди, распахнул желтые глаза, глянул в упор, зевнул, показывая розовый язык.

- Привет, серенький, - выдавил Середин.

Слабость заставила его снова прилечь, но голова была ясная, боль ушла, оставив лишь неприятный зуд в плече и бедре. Середин собрался с силами, аккуратно спихнул с груди кота и спустил ноги с лежанки. Проверяя, нашептал заговор на кошачий глаз, провел по лицу ладонью. Подействовало - полутьма погреба осветилась зеленовато-синими красками.

"Порядок, - подумал Олег, - даже не забыл ничего".

Он встал. Ноги подгибались от слабости, и пришлось опереться рукой о стену. Середин сделал шаг вперед к озерцу в полу. Котяра, бросив намываться, с интересом следил за ним.

- Что, думаешь, упаду? - спросил его Середин. - Хрен тебе.

Он шагнул еще и опустился на колени, с облегчением переводя дух. Озерцо было неглубокое, сквозь слой воды Олег видел, как шевелились песчинки на дне - ключ питал озерцо чистой водой. Середин опустил ладони в воду, и пальцы свело холодом.

- Однако. С ледника, что ли, течет?

Он набрал пригоршню воды и плеснул в лицо, потом склонился и припал к воде губами - почему-то вдруг проснулась дикая жажда. Зубы заломило, горло перехватило холодом, но он пил и пил, через силу проталкивая в себя обжигающе ледяную воду.

Что-то было не так... Он поднял голову, подождал, пока исчезнет рябь. Из воды на него смотрело заросшее чуть не по глаза бородатое лицо с впалыми щеками. Нечесаные волосы топорщились, как солома на взбитом ветром стоге сена. Середин отпрянул, огляделся, подполз на коленях к лежанке и откинув полотно, замер, не веря глазам. Еловые ветки слежались, примятые его телом, хвоя была желтая... Середин коснулся ее пальцами, и хвоя зашуршала, осыпаясь мертвыми иголками.

- Ква твою мать, - хрипло прошептал Середин, - сколько же я спал?

Упираясь в лежанку, он встал на ноги, сделал шаг к ступеням. Кот зашипел, прижал уши, припал к земле, явно не собираясь его выпускать.

- Да пошел ты! - Середин сделал еще шаг.

Сверху упал луч света, от ворвавшегося холода ведун поежился. По ступеням спустилась какая-то необъятная фигура, закутанная в тулуп.

- Ты далеко ли собрался, соколик? - От Радомши веяло морозцем, лицо было красное, сердитое, но глаза хитро щурились, выдавая, что гнев ее напускной.

- Радомша, сколько я тут валяюсь?

- Скока надо, стока и валяешься. Ложись обратно, слаб ты еще на воздух идти.

- Пусти, все равно выйду.

Бабка подбоченилась, обозрела его с ног до головы.

- Что, так голяком и пойдешь?

Середин растерянно оглядел себя, только сейчас заметив, что одежды на нем нет.

- Так и пойду, - упрямо сказал он.

- Тьфу, - Радомша в сердцах топнула толстой ногой в валенке, - упертый ты, ако баран. Все мужики одинаковы!

Она скинула тулуп, оставшись в рубахе, валенках и меховой душегрейке, накинула его Середину на плечи.

- Заговор сними, да глаза прикрой, - сварливо велела она.

Олег провел рукой, снимая "кошачий глаз", запахнулся и ступил на лестницу. Бабка поддерживала его сзади. Он навалился на дверцу плечом, отжимая ее, та внезапно подалась и...

В лицо ударило белым, искрящимся, морозным. Зажмурившись, Середин из-под ресниц осторожно глянул вокруг. Избушка тонула в сугробах по самые окна, снежные шапки клонили к земле ветки елей и сосен. Верхушки деревьев горели золотом на фоне синего безоблачного неба. Олег хватанул ртом морозный воздух, закашлялся.

- Что это? - просипел он.

- Зима, соколик, зима пришла. Лютень на дворе, али Сечень - кто как говорит. Через две седьмицы Касьяна встречать, а там уж и Навий день. Предков поминовение.

"Мама дорогая, середина февраля", - быстро подсчитал Олег.

- Это сколько же я...

- Ага. Почитай, все проспал: и Солнцеворот, и Сварожки, и Коляды.

- Быть не может!

- Может, может. Да ты не стой столбом, еще простыть не хватало. Ну-ка, беги в избу.

Хрустя по снегу босыми ногами, Середин затрусил к избушке. Сил хватило только, чтобы добраться до лавки возле печи. Олег рухнул на нее, блаженствуя в тепле, вытянул и прижал ноги ступнями к горячему боку печки. Радомша ввалилась следом, присела напротив. Ведун запахнул тулуп.

- Да ладно, - махнула бабка рукой, - стыдливый больно. А то я не нагляделась на тебя, пока ты без памяти валялся. Давай-ка, милый, мясо набирать будешь. Баню я истопила - попаришься. А завтра - в лес. Пропитание сам добывать будешь.

- Мне идти надо...

- И куда ж ты пойдешь, а? Три луны колодой лежал, из схрона еле выбрел. Вот отъешься - тогда в добрый путь. Небось, к девке какой?

- Не девка она.

- Ну, значит, баба. Разница невелика. Только все одно не дойдешь.

Середин закрыл глаза. Да, бабка права. В таком состоянии, да еще не зная дороги...

- Вон, в сенях валенки. Надень, - велела знахарка, - да не сиди сиднем: коли спешишь, так шевелись.

Мороз щипал лицо, норовил залезть под тулуп. Впрочем, пробираясь по сугробам, Середин вспотел: слабость давала о себе знать. После бани Радомша накормила его гречневой кашей с мясом, вручила длинный нож, проворчав, что с сабелькой в лесу делать нечего. Целый вечер он прилаживал нож к двухметровой слеге. Получилось коряво, но прочно.

Он шел, прислушиваясь к звукам зимнего леса: постукивал дятел, снег падал с ветвей, потрескивали на морозе деревья.

"Лося бы встретить, - мечтал Олег. - Нет, с лосем не справлюсь. Заяц убежит. Ладно, кого-никого найду, хоть целый день бродить буду".

Иногда попадались лисьи следы, полузаметенные хвостом; вот здесь белка перебежала по насту, глубоко проваливаясь; прошел сохатый, но это было давно - снег в следах уже осыпался с краев.

Возле огромного дуба Олег нашел место кормежки кабанов - снег был разрыт до самой земли. Ведун огляделся, выбирая себе укрытие, но деревья отступили от лесного великана, образовав небольшую поляну. Даже кустарник не рос в его тени. После нескольких попыток Середину удалось взобраться на нижнюю ветку, где он и устроился в развилке со всем возможным комфортом. В животе уже урчало от голода, и Олег пытался отогнать от себя видение свиной туши, целиком жарящейся на вертеле.

Кабан вышел к дубу, когда солнце уже склонилось к закату, тени стали темно-синие, а мороз уже не щипал, а жалил щеки и нос. Это был даже не кабан, а подсвинок, пуда на два. Олег услышал его издалека: молодой кабан ломился сквозь кусты, похрюкивая и громко сопя. "Только бы не учуял", взмолился Середин. Кабанчик высунул голову из подлеска, осматривая поляну. Олег замер, даже дышать перестал. Ни учуяв ничего подозрительного, животное двинулось прямиком к дубу, и зарылось с головой в сугроб, пробиваясь к земле.

Ведун приподнялся на ветке и рухнул вниз, целя ножом в заросшую щетиной шею. Кабанчик забился под ним, слега чуть не вырвалась из рук, но Середин навалился всем телом, вбивая нож еще глубже. Через несколько минут все было кончено. Олег упал в сугроб, хватая снег пересохшими от волнения и усталости губами.

Он не стал свежевать кабана на морозе. Покряхтывая от усилий, взвалил его на плечи, подхватил слегу и побрел по своим следам к избушке Радомши. Хорошо еще, что выслеживая зверя, он не блуждал по лесу.

С последними лучами солнца он выбрался к избе. Радомша стояла на крыльце, явно поджидая его, но прошла в дом, как только ведун показался из леса. Только серый котище запрыгал навстречу, проваливаясь в снег по шею. Олег сбросил груз возле крыльца и без сил рухнул рядом.

Подсвинка они с Радомшей разделали прямо на снегу, бросая куски требухи крутившемуся вокруг коту.

Мяса хватило на два дня: Середин чувствовал прямо-таки волчий голод, вставая есть даже ночью. Бабка только ухмылялась и подтрунивала над его аппетитом.

Теперь он ежедневно приносил из леса добычу: что-то ели, что-то хранили в леднике. Бабка Радомша мелко рубила мерзлое мясо, сушила его на печке и раскатывала уже высохшее в крошку, гоняя кота, пытавшегося уполовинить запасы.

Каждый день - утром и на ночь - Радомша заставляла его обливаться ледяной водой на снегу. Когда Середин в первый раз опрокинул на себя бадью, показалось, будто его хватили поленом по затылку. Но с каждым разом он все сильнее ощущал, как вода пробуждает организм, выгоняет хворь из тела, наливает его бодростью и силой.

Однажды поутру Середин набрел на замерзший пруд с зарослями ивняка. Наломав целую охапку мерзлой лозы, ведун почти всю ночь отпаривал прутья в бане. Когда лоза стала гибкая, Олег попытался вспомнить свое увлечение плетением: раньше мог даже обувку соорудить. После нескольких неудачных попыток, он все же изготовил то, что хотел - метровой длины лыжи плотного плетения. Оставалось главное - подбить лыжи мехом, по примеру таежных охотников. Провозившись два вечера, он все-таки приспособил нарезанную на полосы шкуру кабана на полозья лыж. Бабка Радомша смотрела на него, как на больного, но когда он в первый раз встал на лыжи и покатил по насту, была вынуждена признать свою неправоту.

Силы возвращались стремительно, словно кто-то вливал их в Середина как виноградарь наполняет соком пустую бочку. Через десять дней после того, как ведун впервые выполз из схрона, он решил поговорить с Радомшей начистоту.

Бабка, недовольно поджав губы, покачала головой:

- Сказываешь, это почти возле Турова? Знаю я Туров-городок. Туда летом, ежели от Киева, да ежели на ладье, и то в две седьмицы и добредешь, а сейчас, - она махнула рукой, - нешто так уж невтерпеж, а?

Середин усмехнулся невесело, пожал плечами.

- Да-а, - протянула Радомша, - ну и присушила она тебя. Заговорам-то у нее выучился?

- Кое-чему и у нее, - уклончиво ответил Олег.

- Иди, раз уж собрался, - недовольно сказала бабка. - Мяса я тебе насушила в дорогу - заваришь, аль так погрызешь. А что ж, так в своих снегоступах и пойдешь?

- Так и пойду.

- Да... Ну-ка, пойдем-ка за порог, покажу чего.

Она накинула на массивные плечи тулуп и вышла из избы. Олег надел душегрейку.

Мела поземка, сосны и ели скрипели на ветру. Ведун сунул руки под мышки. Радомша провела его к схрону, в котором он провел три месяца, показала на растущие над ним деревья: две сосны, дуб и, судя по серовато-коричневой коре, ясень. Дуб был обхвата в три толщиной, но ясень почти не уступал ему ни в объеме, ни в высоте. Радомша похлопала по стволу ясеня в мелких четких трещинках.

- Вот кто тебя из могилы вытащил, парень. Весной поглядим, жив он или всего себя тебе отдал. Ясень - твое дерево. Не забывай этого.

Середин погладил ствол, прижался щекой, и память словно вернула его в забытье, в котором он черпал силы у ветра, у солнца, пил росу и купался в свете звезд.

- Спасибо, брат, - прошептал Олег.

Они вышли проводить его на порог: бабка Радомша, сурово поджавшая губы, и серый кот с изрядно округлившимися от мясного рациона боками. Середин положил на снег свои лыжи-подволоки, подтянул перевязь на коротком овчинном тулупе, который дала ему бабка. За плечами, кроме сабли в ножнах, висел шитый из шкуры сохатого рюкзак, в который он сложил припасы и взятые у Ингольфа травы и эликсиры. Прибинтованный полотняной лентой крест привычно грел запястье.

- Счастливый путь тебе, сынок, - сказала Радомша.

Середин обнял ее, пытаясь сомкнуть руки на необъятной спине.

- Ну, иди, иди, - похлопала его бабка по плечу.

Олег вдел ступни в петли на лыжах, шагнул прочь, но Радомша остановила его.

- А ему спасибо сказать? - указала она на сидящего на пороге кота. Без него, может, стоял бы ты сейчас, шелестел мерзлыми ветвями, а по весне, глядишь, в листочки бы оделся. Для земли ведь все живые: что дерево, что люди-человеки. Это он тебе не дал корни пустить, на шаг не отходил, держал тебя, жизнь теплую берег, пока ты у матери-земли силу набирал.

Середин скинул рукавицы, поднял кота, посмотрел в серьезные желтые глаза.

- И тебе спасибо, серенький.

Кот прижмурился, повел мордой: мол, иди уж, чего там.

Возле края леса Середин оглянулся. Они стояли на пороге избушки: необъятная в своем тулупе бабка Радомша и замерший столбиком у ее ног серый кот, смотрели ему вслед. Ведун помахал им рукой и ушел под заснеженные кроны.

* * *

Середин продвигался вдоль берега Десны, обходя скользкие участки, с которых ветер посдувал снег. По реке, в ранних предрассветных сумерках, миновал Чернигов и направился дальше, не оглядываясь, ночуя на лапнике возле костра и питаясь заваренным в котелке сушеным мясом. Через неделю он вышел к перевозу, напротив постоялого двора, где бился с наемником, сыном ярла. Хозяин, узнав его, рассказал, что прибывший наутро ярл чуть не разнес корчму, и остановить его смог только сын, который сильно изменился после поражения в схватке - стал задумчивый и спокойный, "ну, чисто медведь по осени". Даже заказал гусляру песню про случившееся. Переночевав в тепле, Середин тронулся дальше.

Иногда он шел ночами, пересекая залитые лунным светом снежные поля. На коротких остановках наскоро разводил костер, ел опостылевшее сушеное мясо и вновь надевал лыжи. На твердых участках даже переходил на бег, постепенно научившись бережно расходовать силы.

Что-то заставляло его спешить, торопило, подстегивало. Середин гнал от себя нехорошие мысли, пытаясь представить встречу с Веленой, а перед глазами стояло ее бледное лицо, усталые глаза, прощальный взмах руки.

Леса Середин обходил по опушкам или вырубками - снег в лесу был рыхлый, и даже широкие лыжи на нем почти не держали. Два дня его преследовала стая волков: поблескивая в темноте глазами, бежали, обходя с двух сторон, но не пересекая лыжный след. Олег останавливался, выжидал, скинув рукавицу и отогревая руку за пазухой, но волки садились в снег и молча ждали. На третью ночь они, на очередной остановке, впервые сбились всей стаей, уселись на хвосты и долго пели, поднимая седые от инея морды к полной луне. Это было уже на берегу Припяти. Середин постоял, ожидая, что будет дальше, потом сошел на лед и двинулся по реке. Волки больше не преследовали его.

Он переночевал в избе крестьянина, у которого они с Невзором купили лодку. Утром старик вышел проводить его. Предрассветное небо хмурилось, ветер гнал по льду Припяти поземку, клонил вмерзший в лед камыш.

- Остался бы на день-другой, - сказал хозяин, приглядываясь к обветренному лицу Середина, - смотри, почернел аж. Отоспишься, отдохнешь. Завтра Ярилу встретим.

- Рад бы, отец, - сказал Олег, надевая лыжи, - да не могу. Ждут меня.

Старик помолчал, вглядываясь в низкие тучи.

- Оттепель идет. Весна что-то припозднилась, но уже у порога топчется. Ежели по льду пойдешь, то вдоль берега не ходи - промоины под снегом не увидишь, так и ухнешь под лед.

- Спасибо, - кивнул Олег, - река здесь обычно когда вскрывается?

- Бывает, что и на Ярилу, может два-три дня позже, а может и на седьмицу припоздать.

"Ну, через седьмицу я уже у Велены буду", - подумал Середин и, кивнув на прощание, сошел на лед.

На следующий день пошел мокрый снег, наст стал рыхлый, идти с каждым шагом становилось все труднее. Лыжи с налипшим снегом весили, казалось, каждая по пуду, и еще до захода Олег выбрался на берег, решив переждать непогоду. Он срубил три молодые елки, склонил их, соединив вершинами, с третьей стороны положил крест-на-крест два бревна, устроив что-то вроде нодьи у таежных охотников. Возле бревен запалил костер. Нижнее бревно взялось не скоро - Олег успел уже похлебать своей обычной баланды из заваренного в кипятке мяса. С трех сторон от снега и ветра его защищала стена из елей, а с четвертой тлело сосновое бревно, прогревая весь шалаш.

Проснувшись поутру, Середин обнаружил, что ствол прогорел только наполовину, экономно согревая его всю ночь. Ведун откинул в сторону елки. За ночь снег прекратился, деревья стояли в белых шапках, ветки гнулись под его тяжестью. Наскоро перекусив, Олег двинулся вдоль реки.

Взошло солнце, и сразу потеплело. Застучала капель, шапки снега, подтаяв, стали опадать с ветвей. Середин распахнул тулуп, вдохнул полной грудью, чувствуя головокружение от свежего воздуха, от тепла, от скорого прихода весны.

- Что ни говори, а зима - это спячка, - заговорил он сам с собой. - Все спит, набирается сил, а в эту зиму даже я залег, как медведь в берлоге. Интересно, Велена чувствовала, что со мной что-то не то? Как ни крути, а я чуть копыта не отбросил. Ну и братец же у моей красавицы! - усмехнулся Олег. - Впрочем, просьбу мы ее выполнили - Ингольфа не тронули, хотя, если честно, и не до него нам было. - Середин поморщился, вспоминая бой с навьями, потер пробитое дротиком плечо. Рана затянулась, оставив круглый розовый след, но к непогоде все же давала о себе знать - видать, острие царапнуло по кости. - Вот приду, ка-ак наеду на нее! Что, мол, за родственник такой? Сначала, понимаешь, упырей из могил поднял, потом и вовсе сарматов напустил!

Олег поморщился и прибавил шагу. Мокрый снег проваливался, хрустел под ногами. Он решил переночевать у деда-рыбака, где его подобрал на ладью купец. Вьюшок, кажется? Смешное имя. А утром вдоль Уборти пойти - там всего ничего, под вечер можно и до Велены добраться.

Середин ускорил ход, энергично взмахивая руками. Надо будет палки к лыжам сделать... Впрочем, какие палки? Зима уже кончается.

К жилью деда он вышел ночью. Избушка стояла, по крышу заметенная снегом и, судя по всему, с осени здесь никто не жил. Середин присел на корточки: сказывалась накопившаяся за много дней усталость, да и спать хотелось так, что глаза слипались. Откапывать вход в избу не имело смысла - пока протопишь, пока еду приготовишь, уже и день настанет. Середин посмотрел на небо. В разрывах низких туч изредка проглядывала луна, ветер набирал силу, словно разгоняясь по льду Припяти.

"Если идти по льду Уборти - она неширокая, лед крепкий, - то к полудню выйду к Змеешке, - прикинул Олег. - А если лесом срезать?"

Он подтянул намокшие ремни перевязи, поправил на спине торбу и зашагал к лесу.

Рыхлый подтаявший наст совсем не держал лыжи, к тому же посыпался снег. Ветер гудел в вершинах деревьев, гнул их к земле. Затаившиеся под снегом сучья цеплялись за лыжи, несколько раз пришлось обходить бурелом, наваленный выше человеческого роста.

Снег продолжал валить, серый восход почти не добавил видимости - так, слегка посерело в лесу. Ветер не унимался, ломал ветки, вихрем крутился на редких опушках, залепляя лицо летящими хлопьями. Середин спрятался под толстой елью, пожевал всухомятку мяса. Ноги налились свинцом, глаза резало от недосыпа и тающего на лице снега. Срезал, называется...

Наконец небо чуть прояснилось, и он сумел сориентироваться по солнцу, тусклым пятном проглянувшим сквозь тучи. Определив направление ветра, ведун подставил ему левую щеку и упрямо зашагал вперед. Только бы ветер не поменял направление, иначе так и придется плутать, пока не упадешь.

Ведун понял, что вышел на опушку, когда ветер с такой силой ударил его в грудь, что чуть не повалил на землю. Середин протер ладонью лицо. Прямо перед ним был перешеек между озерами, дальний берег скрывался в густо летящем снеге.

- Дошел-таки, - выдохнул Олег.

Он двинулся напрямик, ломая высохшие стебли девясила. "Она здесь, она ждет... Даже если и не ждет, я буду сюрпризом и, надеюсь, приятным сюрпризом..."

Он прошел по перешейку, впереди замаячили заснеженные ивы на берегу озера... Что-то было не так. Ивы, помнится, стояли позади дома. Середин прибавил шаг, ощущая, как в предчувствии беды сжимается сердце.

Сруба не было. На его месте стояла полуразваленная почерневшая печь, из-под снега торчали обгорелые бревна.

В голове стало пусто. Середин скинул лыжи, миновал остатки сеней и остановился там, где прежде была горница.

"Что там мне полудница плела? - вспомнил он. - На двух дорогах стоял, по одной пошел; что оставил - потерял, что найдешь - не убережешь. Вернуться - слово не сдержать, вперед пойти - сон потерять... Что найдешь не убережешь..."

Середин присел на корточки, разгребая снег. Что-то же должно остаться, должно подсказать, что произошло. Пальцы скользнули по чему-то гладкому, как стекло. Олег ладонью смел снег. Это было металлическое зеркало, перед которым Велена расчесывала свои удивительные золотые волосы. Металл оказался закопченным, и Середин, схватив пригоршню снега, принялся чистить поверхность. Он уже чувствовал под пальцами глубокие царапины, видел их, но пока не мог сложить во что-то целое - Олег был уверен, что это адресовано ему. Рукавом тулупа он стер снег и копоть и обнаружил на зеркале три перевитые между собой руны футарка.

Это был ее родовой знак. Но что она хотела сказать, нацарапав руны на зеркале?

Он осел прямо в снег, крепко потер ладонями лицо. Так, если она ушла из этих мест... зачем жечь избу? Или...

Середин решительно поднялся. В селении должны знать, что произошло. Он миновал избу, под клонившимися под снегом ивами вышел на лед и зашагал прямо через озеро.

"Я из них душу вытрясу, а узнаю все, и если это их работа..." - Олег осекся. Нет, мужики ее уважали, не могли они ей красного петуха пустить.

Глава 19

Он пошел прямо через поле, утопая в снегу - лыжи остались на пепелище. Минут через пять, устав выдергивать проваливающиеся выше колен ноги, повернул назад, надел свои снегоступы и двинулся уже по краю, чтобы не выделяться черным пятном на белом просторе. Зачем раньше времени на глаза попадаться?

Ветер унялся, и только снег валил крупными хлопьями. Над избами Змеешки курился дымок, ворота в ограде были распахнуты. Середин остановился на майдане, решая, в какую избу зайти. Скрипнула дверь. Закутанный в овчину мужик с кувшином в руках засеменил к крайней избе, по колено увязая в сугробах.

- Эй, ну-ка, постой! - окликнул его ведун.

Мужик вгляделся в него сквозь снег, присел и, одной рукой прижав кувшин к груди, замахал на Середина:

- Уходи, уходи, парень.

- Ты мне расскажи сперва, что тут у вас приключилось. Почему избу Велены пожгли? - Олег подошел поближе и узнал мужика, приходившего спросить насчет рыбной ловли.

- Не мы это, всеми богами клянусь... - Мужик оглянулся, шагнул поближе и зашептал. - На Ярилу-зимнего наехали из Турова. Племяш посадника с дружиной, сам-десятый. И с ними ишо один. С тебя ростом, волос белый, глаза коршунячьи. И сразу к берегине нашей, на озеро. А там, мы глядим, дом полыхнул, кинулись тушить, да они погнали. Пусть, говорят, горит змеиное гнездо, ага. А берегиню посадник поперек седла бросил. А дружина у его, ну, сплошь живоглоты - из ятвагов набрал, тать окаянный. С тем и ускакали, да после четверых-то прислали, аккурат на...

- А это кого принесло? - Из крайнего дома вышли два рослых мужика в коротких кожаных куртках.

Один, заросший бородой до глаз, повернувшись спиной к ветру, стал справлять малую нужду прямо на стену, а второй вразвалочку направился к Середину, разглядывая его опухшими с перепоя глазами.

- Тебя ждали, - зашептал мужик. - Избу мою заняли, брагу хлещут, да все спрашивают, каков ты из себя, чтоб узнать...

- Кто таков? - Дружинник положил ладонь на рукоять меча, висевшего на поясе. - Ну-ка, подь поближе.

Нехорошо улыбаясь, Середин снял лыжи, скинул с головы малахай, отер лицо от снега.

- А-а, - осклабился дружинник, - на ловца и зверь. Давненько тебя поджидаем, голубь, все глаза проглядели. - Он оглянулся на напарника: Ну-ка, зови ребят, да веревку прихвати.

- Ага, - тот запрыгал, заправляя свое хозяйство в порты.

- Сымай железяку, парень. - Дружинник крепко ухватил Середина за ворот, рванул на себя, дыхнув в лицо перегаром.

Олег, чувствуя, как в груди вскипает холодная ярость, взял его за кисть и медленно вывернул, гладя прямо в заплывшие глаза. Дружинник охнул, скривившись от боли. Середин коротко врезал ему в подбородок. Бородач, закатывая глаза, рухнул в снег.

Мужик бросил кувшин и, метя снег размотавшимися онучами, кинулся прочь. В свежем воздухе разлился запах браги.

Второй дружинник распахнул дверь в избу, крикнул что-то, выдернул меч и пошел на Середина. Олег продвинулся вбок, под ветер. Из дома выскочили двое дружинников. Все были в добротной одежде, мускулистые, крепкие парни с лоснящимися, наетыми мордами, привыкшие брать, не спрашивая, и бить, не предупреждая. Покосившись на ковыряющегося в снегу приятеля, они выхватили мечи и полукругом пошли на Середина. Он сбросил с плеч торбу и медленно потянул саблю из ножен.

- Нам все едино, - сказал дружинник с бритой головой и вислыми, как у сома, усами, - хоть живого привезем, хоть мертвого.

- Так берите, - подбодрил его Середин.

- Бей! - крикнул вислоусый, прыгая вперед.

Ведун увернулся вправо, сбивом отвел занесенный меч и рубанул противника по ноге. Дружинник взвыл, на снег плеснула красная струя крови. Олег встал над ним, отгородившись упавшим от двух других. Парни пошли на него с двух сторон, выставив мечи, сторожа каждое движение. Краем глаза Середин увидел, как лежавший дружинник поднял меч, целя в пах, и коротким ударом разрубил ему лицо.

- Смерть тебе, - рявкнул бородатый, шипящей "мельницей" полосуя воздух.

Ведун финтом заставил его открыться и длинно, с плеча рубанул по груди. Второй верзила налетел, занося меч, открывшись в широком взмахе, Олег, присев, принял его на клинок, как медведя на рогатину. Сабля наполовину вошла в грудь дружинника, меч выпал из его руки, парень схватился за торчавшее в груди лезвие. Середин резко выдернул саблю, обрубая ему пальцы. Фонтан теплой крови ударил ему в лицо. Здоровяк поднялся, отер красные брызги ладонью. Некоторое время дружинник стоял, не веря в свою смерть, затем ноги его подогнулись, и он осел на залитый кровью снег.

Ведун огляделся. Двое были мертвы, бородач стонал, пытаясь зажать руками длинную рану на груди, а тот, кого он сбил с ног, все еще копошился в снегу, плюясь кровью. Олег подошел к нему. Тот приподнялся, отер кровь:

- На колу сдохнешь, сволочь...

Середин, не дожидаясь продолжения, с размаху ударил его сапогом в лицо. Глухо ухнув, дружинник запрокинулся на спину. Олег воткнул саблю в снег, наклонился и, рывком приподняв парня, сдавил горло.

- Кто послал вас?

- Он тебя найдет... - выдавил дружинник.

Ведун сжал пальцы, перекрывая дыхание.

- Кто?

- Ка... Казимир, - прохрипел дружинник, - племяш Туровского посадника.

- Где его найти?

- В городе, в Турове... Иди к нему, коли смерти ищешь.

- Кто был с вами: высокий, беловолосый?

- Не знаю. Не наш...

- Где женщина, что взяли на озере? - Середин чуть ослабил хватку.

- Опоздал, парень, - злорадно прошипел дружинник, - продали твою зазнобу... Теперь хазарина или ромея потешает...

Чувствуя, как перед глазами разливается багровый туман, Середин сжал пальцы, приподнимая дружинника со снега. Тот захрипел, пуская кровавые пузыри, закатил глаза. Олег опомнился, выпустил его, встал на ноги.

Падающий снег остудил голову, позволил мыслить спокойно.

- Я и забыл, что знак на зеркале принадлежит также и ее брату. Значит, Ингольф решил отомстить... А ведь она просила его не трогать, - горько усмехнулся Олег.

Кто-то тронул его за плечо. Ведун обернулся. Вокруг собрались деревенские, со страхом смотревшие на учиненное им побоище.

- Как же нам теперя... посадник не простит, огнем весь пустит...

- Валите на меня все, - угрюмо сказал Середин. - Как до Турова добраться?

- На запад пойдешь, - со страхом глядя на Олега, забормотал встретивший его мужик. - Дороги-то замело, а так - вдоль Припяти.

- Переночевать пустите?

- Уходи ты от нас, мил человек, мы - люди мирные, а ты ишь чего учинил... нам ишо перед посадником ответ держать.

Середин молча выдернул саблю из снега, вытер об одежду дружинника.

- Ну, и хрен с вами... - Ведун подобрал лыжи, повернулся к ним спиной и пошел прочь.

* * *

Неуемный ветер снова пытался свалить измученного путника, но охватившее бешенство гнало ведуна вперед, заставляя, сцепив зубы, передвигать деревенеющие от усталости ноги.

- Я вам устрою красивую жизнь, господа посадники-племянники, - шипел Середин. - Дайте только до вас добраться - кровью зальетесь.

Где-то на окраине сознания стучалась мысль, что хорошо бы сначала все обдумать, взвесить, хотя бы отдохнуть - но Олег отбрасывал ее в сторону, словно попавшуюся на дороге ветку. Метель швыряла в лицо снег, забивала глаза, нос. Рукавицы он потерял и, согревая пальцы, сунул руки в широкие рукава тулупа. Ручей, бегущий от озер, вывел его к Уборти, Середин сильно толкнулся и покатился вниз по склону, торопясь выйти на ровный лед. Постепенно он приходил в себя.

- Придется ночевать у деда в избушке, - понял Олег. - Откопаю ее из снега, отдохну день, потом все наверстаю, только бы Припять не вскрылась.

Лыжи вынесли его на середину реки, и, уже не экономя остатки сил, он прибавил хода, торопясь добраться до жилья.

Он рухнул в затаившуюся под снегом промоину, провалившись по грудь, лишь в последний момент успев раскинуть руки. Видно, здесь на дне били ключи и лед был слишком тонок для его веса. Вода обожгла, он забился, наваливаясь грудью на крошащийся лед. Лыжи сорвало течением, но с ними он все равно не смог бы выбраться. Сдирая ногти, Середин впивался в лед, по сантиметру вытаскивая тело из ледяной купели. Наконец ему удалось выползти, ведун быстро откатился от проруби и встал. Ледяная вода стекала с него струйками, мокрая одежда прилипла к телу.

"Нужен костер", - впервые после схватки с дружинниками в Змеешке трезво подумал он.

Доковыляв до леса, Олег спрятался под елью от снега, сбросил с плеч кожаный рюкзак и выругался - внутри бултыхалась вода. Еще не веря, он развязал тесемки, сунул руку в боковой карман... Трут промок насквозь.

- Ничего, - утешился Середин, - значит, на ходу согреемся.

Он сбросил тулуп и, стоя на нем, быстро разделся, вылил из сапог воду, отжал одежду. Одевшись, прислонился к стволу ели. Озноб сотрясал тело, от усталости его шатало.

- Надо идти, иначе - смерть.

Срубив саблей молодую осинку, Олег очистил ее от веток, выбрался на лед и пошел вперед, тыкая слегой впереди. Несколько раз он падал, поскользнувшись на льду, поднимался через силу и шел дальше, с трудом различая дорогу сквозь буран. В очередной раз упав, перевернулся на спину. Холод сжал тело, но почему-то постепенно становилось теплее. Даже падавший на лицо снег представлялся теплой периной, укрывавшей его с головой...

Тихий шорох заставил его повернуть голову. Рядом на корточках сидел Ворон. Снег летал вокруг, как пух из разорванной подушки, но Ливон Ратмирович был словно в коконе, ограждающем его от буйства стихии. Насмешливо глядя на Олега, он качал головой и улыбался - то ли осуждающе, то ли печально.

- Ты решил остаться здесь, Олежек? - спросил он своим обычным негромким голосом, даже не пытаясь перекричать вой ветра.

Что удивительно - Середин разобрал его слова, даже не напрягая слух.

- А чем здесь хуже?

- Здесь не хуже, но ты не выполнил задачу, которую сам себе поставил. Ты, что, думаешь, завалил пару оборотней, посек упырей и все, перебил всю нечисть?

- Что я, один такой на всю Русь?

- А если один?

- Тогда тем более мне не справиться.

- Ну, что ж, - помолчав, сказал Ворон, - похоже, я ошибся в тебе. Ты вот в Туров собрался. Кровь пускать посаднику. Это значит, что ты хочешь бороться с людьми, а не с нежитью?

- Я хочу наказать зло, в каком бы обличье оно ни пряталось.

- А по-моему, ты просто хочешь отомстить за свою девицу.

- Пусть так, - согласился Середин.

Ему уже надоел спор, захотелось просто закрыть глаза и нормально выспаться.

- Чем она тебя так взяла? - как бы в раздумье пробормотал Ворон, неужто так в постели хороша, а? Ну, поделись подробностями. Она как предпочитает: сверху или снизу? Может, языком...

Середин вскинулся со льда, выбрасывая кулак, чтобы стереть эту мерзкую ухмылку с кривящихся губ...

Рядом никого не было, только метель уже намела возле него холмик снега. Еще немного, и занесло бы совсем, с содроганием понял он.

"Опять меня купил, Ворон..."

"Не спи, мальчишка! - прозвучал в голове голос Ливона. - Не спи, не дома! Вставай! На ноги вставай, бегом пошел, бегом!"

Середин скрипнул зубами: "Да, пожалуй, Ворон именно так и поговорил бы со мной." Отыскав под снегом дубину, он поднялся, вытащил из рюкзака мокрый трут, отжал его и положил за пазуху. За несколько часов высохнет - будет огонь, будет жизнь.

"Главное, не останавливаться. Вперед пошел, вперед..."

Снег, как назло, бил в глаза, ветер перебивал дыхание...

"Не останавливаться, не падать. Вперед, ножками, ножками..."

Что-то темное надвинулось из круговерти снега, ударило в грудь, опрокинуло на спину.

"Медведь, что ли", - равнодушно подумал Середин. Он попытался достать саблю, но рука смогла только сжать рукоять, а выдернуть клинок сил уже не хватило.

- Сдохну, как викинг, с мечом в руке, - усмехнулся Середин, борясь с беспамятством.

Кто-то шумно всхрапнул над головой, склонился к лицу, прошелся по щекам мокрыми мягкими губами.

- Эй, парень, ты живой?

"Знакомый голос, - подумал Олег, - где я его слышал?"

- Олег, милай, ты что? Ну-ка, Ждан, давай, сани подгони, не видишь без сил человек.

Середина подхватили чьи-то сильные руки, переложили на мягкое; сверху, накрывая его с головой, упала овчина.

- Все, вертаемся, сынок, пока сами дорогу не потеряли.

- Н-но, пошла!

Заскрипели полозья саней. Овчину откинули, к Середину склонилось лицо, заросшее широкой, с проседью, бородой, и Олег узнал Стояна.

- Еле-еле отыскали тебя. Еще бы чуток - и все, поминай как звали.

- Как вы меня нашли? - прошептал Середин.

Стоян коротко хохотнул, показывая крепкие зубы.

- Уж ночь легла, как девки мои прибежали, голосят, будто резаные. Старик, грят, пришел к нам. Маленький такой старик, да волос черный до плеч. И сказал он девкам, значит: мол, вы тут бока отлеживаете, а мужик ваш на реке замерзает!

- Какой мужик?

- Ха, - Стоян хлопнул рука об руку так, что от мокрых рукавиц полетели брызги, - так ты и есть! И старшая, и младшая, обе с перепугу прибежали.

- Ква... - прошептал Середин.

- Чего?

- Ничего, - Олег прикрыл глаза, - ничего, это я от радости...

Покачивались на сугробах сани, Ждан с облучка покрикивал на лошадь. Снег прекратился, в просветы облаков показались звезды. "Не дай бог, Велена узнает", - засыпая под скрип полозьев, подумал Середин.