"Пиратские войны" - читать интересную книгу автора (Прокудин Николай)

Глава 13 КОРВЕТ УХОДИТ ОТ ПОГОНИ

Победители пили, пьянели и упорно молчали. Первым устал молчать юный Гийом. Он на ломаном русском длинно выругался, исковеркав все идиоматические выражения. Собутыльники прыснули от смеха, сначала пытались скрыть улыбки, но постепенно смех нарастал, и вот они уже хохотали, не в силах скрыть свои чувства.

— Ладно, пойдем на риск, рванем к твоей, как ты сказал? Зеландии? — подал голос Степанов, прервав общий хохот. — Где, ты говоришь, она должна быть изображена на карте?

Ротмистр раскрыл старые пиратские карты, повертел в руках первую, ничего не нашел, взглянул на другую, третью. Так и не найдя этой таинственной земли, он отложил их в сторону и пристально посмотрел на Сергея.

— Ну, что скажете, граф?

— Эта карта устарела! — авторитетно заявил Строганов. — Вот в этих местах тянется полоса земли. Два очень больших острова и несколько маленьких. Острова не просто большие, они огромные, не промахнемся, мимо не проплывем, с какой-нибудь стороны да причалим. Поверьте, нас там никто не найдет.

— Давай определяться точнее, куда предстоит плыть, — решительно произнес Кузьма и, смахнув рукой со стола грязную посуду, расстелил карту. — Умники-грамотеи! Дайте мне посмотреть.

— Нам надо держать строго на юг, — пояснил Строганов.

— Ладно, так и поступим, — согласился ротмистр. — Но если промахнемся и начнем умирать от голода и жажды, то первым съедим вас, мой дорогой Серж.

— Я еще графами не питался, — ухмыльнулся Худойконь. — Наверное, вкуснятина, пальчики оближешь!

Строганов криво улыбнулся, хотел ответить что-нибудь обидное, но сдержался и промолчал. Зачем нагнетать обстановку? Нервы у всех и без того натянуты как струны.

«А что он имел в виду, говоря, что графами еще не питался? Людей других сословий, стало быть, уже отведал?» — мелькнула нечаянная мысль в голове полковника, но он прогнал ее прочь, чтобы не разочаровываться в моральном облике спутника.

Постепенно эйфория от успеха в стычке с сильным противником прошла, теперь главная задача состояла в том, чтобы избежать нового столкновения с противником и укрыться от англичан где-нибудь в заповедных местах. В сгустившихся сумерках корвет почти бесшумно рассекал изумрудные воды тропического моря. Заметно похолодало. Высоко в небе стремительно перемещались мощные воздушные потоки, принося резкую смену погоды. Небо постепенно затянули тучи, луна, звезды скрылись из виду, и можно было спокойно плыть, не боясь оказаться обнаруженными.

Экипаж разошелся по каютам, нести вахту до полуночи выпало Степанову с подругой, его сменяли Гийом и его девушка, а ранним утром дежурить должны были Сергей со Степанидой.

Всю нерастраченную в бою энергию, всю ярость, которая не выплеснулась в несостоявшейся рукопашной схватке, Строганов обрушил на прекрасную туземку. Такой неистовой страсти он не испытывал никогда. Постепенно тонкий писк Солу перешел в крик, ее стоны были такими исступленными, что впору было вызвать врача, чтобы спасать жизнь девушке. Отсюда, наверное, и пошло выражение «умирать от любви».

Ипполит Степанов стоял за штурвалом, злился на графа, искренне завидуя резвости полковника и крепости его организма. Сам он не годился и в подметки Сергею, длительное воздержание и жизнь отшельника не лучшим образом повлияли на его потенцию. В конце концов, ротмистр не выдержал, завлек на мостик свою подругу и один раз сбросил напряжение. Ветер погнал корабль на юго-восток, не оставляя мореплавателям шансов на скорое возвращение в пределы России.

«Да и что там делать сейчас зимой? Камчатские порты замерзли, навигация начнется не ранее апреля. Вот весной и возьмем курс на север, а пока отсидимся где-нибудь в теплом и укромном месте», — рассуждал старый ротмистр, лежа на корме.

Скучал ли Ипполит по Родине? Трудно сказать, скорее нет. Она так сильно его когда-то обидела, что душевная рана никак не затягивалась. Несправедливо Родина с ним поступила, ему пришлось пережить внезапную ссылку, участие в стихийном бунте, бесконечные скитания по морям и чужим странам, вынужденное пиратство и долгие годы отшельничества на острове. Поэтому сейчас ему было совершенно безразлично, что происходит в далекой России. Степанов был опустошен, он устал от мытарств, от борьбы за существование и постоянного чувства опасности. Ротмистр даже не мог представить себе, как он вернется в свое родовое гнездо — тамбовское или орловское имение. К чувственным удовольствиям он был равнодушен и ранее, маленькие радости жизни не прельщали его никогда, а занятие сельским хозяйством осточертело еще на острове из-за своего однообразия. Да и не был он охоч к ведению хозяйства в поместье. Военная или государственная служба, вот каково было его истинное предназначение, но путь этот был для него навсегда закрыт заработанной дурной репутацией.

«Что мне делать в деревне? Щупать румяных деревенских девок? Зажимать на кухне кухарку? Ездить в гости к соседям, чтобы флиртовать с соседскими вдовушками или старыми девами? Иметь имение в качестве места имения? Ловко придумал! Хороший вышел гусарский каламбурчик! Надо запомнить! — Ротмистр улыбнулся собственной шутке и продолжил грустные размышления: — Жениться и обзавестись детьми? Скорее всего, ничего из этого не выйдет, слишком долго я жил один, отвык уже брать на себя ответственность за близких людей, А вот иметь связь с такой простодушной и непритязательной аборигенкой, счастливой от самой малой заботы и ласки, — это легко и даже приятно, нет никаких проблем и выяснений отношений. После двадцати лет, проведенных вне цивилизованного мира, при полном отсутствии светской жизни — это очень тяжело. И физически я уже не тот молодец, что прежде».

Строганов проспал свою вахту, а Гийом не отважился разбудить утомленного борьбой в постели русского графа, он ведь слышал, какая «битва» шла всю ночь в каюте полковника. Эта нерешительность едва не привела к непоправимой катастрофе.

Корвет лежал в дрейфе, потому что Ипполит принял решение не рисковать и остановиться в условиях плохой видимости. Сгустившийся туман обволакивал корабль словно ватой. С кормы невозможно было разглядеть, что творится на носу корвета. Хотя если на месте юнги был кто-либо другой, все могло закончиться гораздо хуже.

Итак, француз пристально всматривался в туман, в это белое безмолвие. Казалось, что облака упали на море и окутали все пространство над ним. Юнга стоял, вцепившись в штурвал, и нервно перебирал пальцами по дереву. Его чернокожая девица Мими лежала у самых ног юнги и играла с коралловыми бусинками, мурлыча себе под нос нежную полинезийскую песенку.

Гийом всматривался в окружающее пространство, но видимость была почти нулевая. На корабле царила тишина, было даже слышно, как в трюме попискивали вечно голодные крысы. Внезапно на мачты уселись перелетные птицы. Облепив такелаж, они удобно устроились наверху и оттуда тихонько чирикали. Внезапно юнге почудилось, что где-то рядом в море щебечет еще одна большая стая птиц. На чем те птицы могли отдыхать? Возможно, на скалах или на деревьях близкого атолла.

Бить в рынду, поднимая экипаж по тревоге, Гийом не стал, ведь где-то рядом могли быть англичане! Юнга поступил очень разумно, он не стал шуметь, спустился в каюты и вытащил на свежий воздух атамана Кузьму, туземца Шавэ и их подруг. Едва разбуженные люди вышли на палубу, как в просветах редеющего тумана совсем рядом забрезжил силуэт чужого судна. Гийом Маню метнулся в кают-компанию и осторожно растолкал графа. Спросонья Строганов едва не нарушил тишину громким отборным матом. Юнга предусмотрительно зажал Сергею рот ладонью и зашипел ему на ухо:

— Тише, граф! Рядом, кажется, британцы!

— Черт! Откуда они взялись?

— Не знаю. Видимо, догнали нас. У них ход лучше, и команда умелая. Мачты починили, паруса поставили и всю ночь гнались. Хорошо, в тумане не врезались в наш корвет, идут рядом параллельным курсом. Нам повезло, британцы нас пока не заметили.

Сергей быстро натянул штаны, рубаху, сапоги и тихонько вышел на палубу, осторожно ступая по скрипучим доскам. У левого борта стоял Худойконь, который пристально вглядывался в белую пелену. Клубы влажного прохладного воздуха парили, да так плотно, что возникало ощущение, словно оба корабля прошли сквозь огромный ком белого хлопка.

Противник был и в этот раз в худшем положении, потому что не подозревал о близком присутствии русских. Да и вообще англичане так толком и не уяснили, с кем имеют дело, под каким флагом ходит корабль, расстрелявший их накануне, что за экипаж на судне, много ли орудий. А наши путешественники знали, с кем имеют дело. Спасти их мог, как и раньше, лишь мощный, внезапный упреждающий удар.

Друзья быстро разбудили ротмистра и всех женщин. Серж шепотом поведал товарищам о своем замысле, он предложил стрелять под уровень ватерлинии и попытаться с первого залпа утопить военный корабль британцев. А если не утопить, то хотя бы заставить остановиться, прекратить преследование.

Ипполит был не согласен, он предпочел бы отвернуть вправо и уйти в сторону, от греха подальше.

— Зачем лишний раз дергать смерть за усы? Во второй раз этот же номер может не пройти. Один верный выстрел британцев — и одного из нас уже нет на свете! А нас и так всего четверо! Нет! Лучше уклониться от боя, чем героически погибнуть. Я против! Лучше тихо-мирно отчалить.

Серж ожидал именно такой реакции старого вояки и задал ему прямой вопрос:

— А вдруг при повороте хлопнут на ветру паруса? Тогда противник услышит и догадается, что добыча уходит из-под носа! Британцы начнут лупить наугад нам вслед.

Степанов крепко призадумался и, наконец, согласился с доводами Сергея. Действительно, риск быть обнаруженными весьма велик. Обычно при поворотах руководить работающими наверху туземками приходилось при помощи ругани, именно этот набор слов они понимали лучше всего. А как ими командовать без привычных доходчивых выражений?

Вскоре очнувшийся от раздумий Степанов внес существенную поправку к крайне рискованному плану полковника:

— Пусть будет так. Только одно дополнение. Делаем залп, перезаряжаем орудия и одновременно бросаем якорь. Надеюсь, зацепимся за грунт. Пусть они проследуют слегка вперед, а мы повернемся правым бортом и добьем их!

Все согласились и направились к орудиям, на ванты пока никто не полез, незачем. Гийом тихо отворил первую бойницу и перебежал на цыпочках ко второй. Остальные мужчины осторожно выкатили пушку на огневую позицию, атаман прицелился, хотя тут и целиться-то было особо нечего, бить-то в упор, запалил фитиль и произвел выстрел. Все переметнулись ко второму орудию, затем к третьему. На английском фрегате засвистели боцманские дудки, заиграли боевую тревогу. Не повезло британским ребятам, проспали.

Когда наши канониры выкатывали на огневую позицию последнее орудие, юнга и ротмистр Степанов были уже у якоря и быстро сбросили его в воду. Маневр вполне удался. На глубине около полусотни метров якорь за что-то зацепился, видимо, где-то тут начиналась отмель. Корабль замедлил ход, его понесло по дуге, корма пошла вперед, и английское судно действительно вновь оказалось в секторе обстрела. В просвете тумана на минуту показался силуэт парусника. Снова началась стрельба, и опять атаман Худойконь был на высоте. Что ни выстрел, то в самую тютельку. Пятый был самым удачным, удачнее быть не могло. Ядро, вероятно, попало в камеру порохового погреба. Корабль противника взрывом раскололо пополам, доски и щепы взметнулись в воздух и вернулись на морские просторы древесным дождем. Оторвавшаяся от британского судна носовая часть задралась чуть вверх, снасти жалобно скрипнули, рваные края досок заскребли обломками о другие рваные края, и половина корабля за одну минуту ушла под воду, а пылающая корма еще некоторое время продержалась на поверхности, плавно погружаясь в пучину.

Эта медлительность спасла жизнь нескольким морякам. Три матроса умудрились молниеносно спустить шлюпку на воду и прыгнуть в нее. Еще восемь человек, барахтавшихся в волнах, успели взобраться в лодку. Раненым и тем, кто оказался далеко от спасательного средства, пришлось принять мучительную смерть. Туман, безбрежное море, соленая вода. Такой вот финал!..