Пол Андерсон, Карин Андерсон Котенок

Пламя бушевало вовсю. Они стояли в стороне от дома, озаряемые красными, желтыми, голубыми фонтанами огня, чуть колыхавшимися от легкого ветерка и взметавшигли к холодным ноябрьским звездам снопы искр. Их блеск поигрывал в пелене дыма, отсвечивал в соседних окнах, переливался на снегу, который покрывал газоны и сугробами лежал у ограды. Талая вода испарялась, стекая по стенам, а трава внизу даже кое-где обуглилась. Жар надвигался подобно приливу, у людей жгло глаза, и они были вынуждены немного отстугяпъ. А со всех сторон их окутывали густые клубы дыма.

Вертящийся фонарь на крыше машины начальника пожарной команды разбрасывал во все стороны блики света. Здесь же, рядом с машиной, стоял шеф полиции и наблюдал за действиями всех экипажей. Краска и металл поблескивали в темноте. Погхарные поливали здание из шлангов. Хриплые крики звучали отдаленно, их было почти не слышно из-за стоявшего кругом шума и грохота. Еще дальше столпились зеваки, темную массу которых справа и слева сдерживали несколько полицейских. А вся раскинувшаяся у подножия холма панорама со сливающимися в единый мирный поток лучами уличных фонарей Сенлака и светом из окон его домов, замерзшей речкой между ними и серо-белыми очертаниями сельскохозяйственных угодий вполне могла бы существовать где-то на планете, вращающейся в созвездии Ориона.

— Хуже не придумаешь, — сказал начальник пожарной команды. Каждое его слово сопровождалось как бы маленьким взрывом выдыхаемого пара, и в этом было что-то мистическое. — Только бы на другие дома не перекинулось. Впрочем, думаю, сдержим.

— Черт возьми, — проговорил шеф полиции, — ведь там же все улики сгорят. — Он хлопнул себя ладонью по груди.

— Может, что-нибудь в пепле найдем, — заметил пожарный. — Хотя, думаю, то, что вам нужно, надо бы искать в другом месте.

— Не исключено, — кивнул полицейский, — хотя… Я не знаю. На первый взгляд все здесь предельно ясно. Но то, что я услышал сегодня — знаешь, Джон, я немало насмотрелся на своем веку всякой чертовщины, причем не только когда служил в Чикаго, но и в нашем тихом, маленьком городке Среднего Запада. Но это просто не укладывается ни в какие рамки. Что-то здесь не так.

Пламя продолжало бушевать.

Оставляя супруга, жена Лео Тронена решила не устраивать сцен. За три года совместной жизни их было предостаточно, а точку всему поставила последняя, случившаяся накануне вечером. Он тогда ворвался в ее кабинет, схватил со стола незавершенную рукопись, потом снова метнулся в гостиную, швырнул бумаги в камин и поднес к ним горящую зажигалку. Поднявшись, мягко проговорил:

— Ну как, достаточно убедительно?

На мгновение Уна отшатнулась назад, из горла ее вырвался странный, надломленный звук. Она была маленькой, с хорошей фигурой, аккуратным овалом лица, большими голубыми глазами, чуть вздернутым носиком; губы всегда оставались немного приоткрыты, а лицо обрамляли волны белокурых волос. Тронен же являл собой верзилу под метр девяносто и всегда был звездой университетского футбола. Наконец она сжала кулачки, встала неподвижно и прошептала — почти с удивлением:

— Да, ты на такое способен. Это уж точно. Я молилась все это время, только бы нам разрешить все наши беды…

— Боже праведный, а я-то что, не пытался разве? — Голос его возвысился. — Да не меньше тысячи раз. Чуть ли не с первого дня, когда мы только познакомились, я говорил, что мне не нужна преподавательница, египтолог — Боже упаси! — мне нужна жена.

Она покачала головой.

— Нет. — По ее щекам стекали беззвучные слезы. — Тебе нужно… ты жаждешь символа своего положения. Тебе нужно зеркало.

Она резко повернулась и зашагала прочь. Лео слышал ее шаги по лестнице и едва сдерживаемые рыдания.

Обычно Тронен пил не больше, чем требовалось по службе, включая, конечно, определенное количество коктейлей при встречах и переговорах. На сей раз он изрядно хлебнул виски, после чего отправился спать, подумав при этом, сколь мудрое он принял решение, избрав для ночлега комнату для гостей. Пожалуй, это станет его отправной точкой, когда завтра он примется разгребать завалы в их взаимоотношениях. Ну, хотя бы так: «Давай только по-честному. Я считаю, что главной причиной наших трудностей в интимной сфере является твоя сохраняющаяся увлеченность этим типом, Куортерсом. Да-да, ты, естественно, и сама не отдаешь себе в этом отчета, но это действительно так. Допускаю, согласен, вы встречались с ним еще в колледже, оба любите говорить о древних, давно ушедших народах и странах, ну а мой вчерашний поступок, пожалуй, был, как говорится, чересчур резким… Если это так, прошу прощения. Но ты должна понять, мне необходимо было что-то сделать, чтобы ты поняла: нельзя так со мной обращаться. Кто он вообще такой, этот Гарри Куортерс? Школьный учитель истории! И зачем тебе, нам эта твоя будущая ученая степень, если для ее получения приходится три раза в неделю совершать сорокакилометровые поездки? Моя дорогая, ты — жена делового человека, и нам надо пробраться на самый верх. Поедешь, поедешь ты к своим пирамидам — дай только встать на ноги и помоги мне!»

Его будильник прозвонил, но жена не проснулась. Во всяком случае, дверь спальни оставалась закрытой. Сдерживая негодующее возмущение, он сам приготовил себе завтрак и направил машину в сизый, сумрачный туман. Он что, не сказал ей, что ему сегодня рано вставать? Ведь предстоит встретиться с этим парнем от Джона Дира, за которым стоит миллионный контракт, способный вытащить Лео Тронена из этой дыры!

Вообще-то он был обычным деревенским парнем, у которого перед глазами сияли огни Нью-Йорка. Управляющий завода назначил его начальником цеха штамповки в одном из филиалов Сенлака — земля там была пока достаточно дешевая.

— Прекрасное начало, особенно для такого молодого человека, как вы, сказал он ему. Однако самому Лео за всем этим виделся тупик. Продвинуться можно, только если производить то, что люди будут покупать. Настоящие деньги, престиж и власть дает манипулирование самими людьми или контролирующими их поступки бумагами. Только бы ему удалось проявить себя здесь! А еще важнее — чтобы это заметили нужные люди, а уж он-то сам не промахнется.

Однако для этого была необходима соответствующая жена: привлекательная, расторопная, умная, обладающая навыками как хозяйки, так и гостьи. А он в Сенлак приехал сразу после развода. С Уной Ниборг он познакомился на вечеринке, куда заявился в одиночестве и, со своей рыжей гривой, хорошо подвешенным языком и неплохими манерами, сразу же приобрел некоторые шансы. Она тогда жила неподалеку от колледжа Холберг, где училась в аспирантуре и посещать который — уже после их женитьбы — он ей отнюдь не запрещал. Но он никак не мог предполагать, что все это затянется на столько месяцев. Он расписывал ей восхитительные места и потрясающих людей, которых им предстояло увидеть по всему свету. Сначала, когда Уна настояла на продолжении учебы, это его раздосадовало, но не слишком, потом же, когда ее отлучки стали все чаще срывать те или иные его мероприятия, начал попросту сердиться.

В общем, пора было положить этому конец. Ука должна определиться и действовать с ним заодно. Эту идею он и решил обсудить с ней сегодня после работы.

Сгущались сумерки, когда он приехал домой. Фонарей в новом районе, где они жили, еще не навесили, а свет из окон кое-где выхватывал из темноты облезлые деревья. Снег поскрипывал под колесами его нового «кадиллака». Первый, сплошь застекленный этаж дома пребывал в полном мраке. Хозяина приветствовала лишь резко вспыхнувшая лампочка, которая включилась от автоматически распахнувшихся дверей гаража. Автомобиль Уны отсутствовал.

Что за черт! Он прошел к главному входу в дом, по пути зажигая везде свет. Драпировка на стенах, густо голубые ковры, шведская мебель в стиле модерн, сложенный из грубого камня камин сбоку от декоративно отделанного окна все это совсем не по-военному строго, как ему бы хотелось, однако даже такая гостиная казалась пустее гаража, даже холоднее, несмотря на бормотание под полом отопительной системы, напоминавшее чем-то голоса призраков и некогда посещавших дом важных гостей.

Может, Уна отправилась по магазинам? Время, конечно, неудобное, но она никогда не отличалась особой склонностью к порядку, а тем более сейчас, после вчерашней ссоры. Его внимание привлек конверт, прислоненный к настольной лампе. Он подошел посмотреть. «Лео», — было написано ее рукой. В страхе он схватил нож для разрезания бумаг и резким движением вскрыл конверт. Почерк был неровный, хуже, чем она обычно писала, в нескольких местах виднелись следы от мокрых разводов. Письмо пришлось прочитать дважды, прежде чем содержание дошло до его сознания.

«…не может продолжаться… пожалуй, все еще люблю тебя, но… никаких алиментов и вообще ничего… пожалуйста, не пытайся найти меня, я сама позвоню, чуть попозже, когда боль немного уляжется…»

— Но почему? Как она могла? — услышал он собственные слова. — После всего того, что я для нее сделал.

Он яростно смял записку и конверт, швырнул их в камин поверх того, что осталось от рукописи, прошел к бару, налил себе изрядную дозу, после чего рухнул на диван и закурил, глубоко затягиваясь.

Ну надо же, уйти именно сейчас! Где она может быть?

Только не надо устраивать поспешных расспросов. Осторожность и благоразумие — вот что ему требовалось, а там и сцена эта забудется, и время все незаметно подлечит. Но можно ли быть уверенным в том, что она не оставит его в дураках? Если бы она нашла приют у какой-нибудь подруги… Нет, это маловероятно. Скорее всего, поехала в город и под вымышленным именем поселилась в какой-нибудь гостинице. Она всегда была фантазерка, но не идиотка же; неуравновешенная (сначала Куортерс, а теперь вот это), но не предательница. Что она тоща сказала во время их последней ссоры? «Ты прячешь доброго человека, запертого под замком твоего же собственного „я“. Мне это известно. Иногда ты выпускаешь его наружу, правда, только на цепи, но люблю я именно его. Лео, я прошу тебя, дай ему хотя бы какой-то шанс. Выпусти его на свободу». Да, что-то вроде этой белиберды. Вполне возможно, она действительно надеялась, что ее поступок приведет к примирению.

Свой первый стакан он сопроводил двумя сигаретами и, чуть более размякший, снова наполнил его, отпивая уже маленькими глотками. Уна как-то рассказывала ему, что в древности — персы, что ли? — прежде чем принять важное решение, обсуждали его дважды: сначала на пьяную голову, а потом на трезвую. Он улыбнулся. Едва ли сам он намеревался последовать этому правилу, и все же… В общем-то, он не был чудовищным эгоистом или совсем уж ограниченным человеком. Он вполне отчетливо видел корни ее увлеченности, да и в нем самом, когда она что-то рассказывала, пробуждался интерес. Если бы только у него было время… Было бы несправедливо назвать ее неблагодарной, она и правда старалась, причем искренне, но стать полезной такому человеку, как он, было очень непростым делом. А может, он сам не проявлял должной терпимости, сам давал ей меньше, чем мог? Ведь будь он не так строг с ней, ему все равно бы удалось достичь желанных высот — конечно, не так быстро, но со временем, — тем более, что пока они еще достаточно молоды.

Пусть теперь она сделает первый шаг. Если кто спросит, он скажет, что жена поехала к кому-нибудь погостить, а когда она все же даст о себе знать, они тихо и спокойно все обсудят.

Да, и надо что-то поесть, а то совсем развезет. Тронен невесело ухмыльнулся и побрел на кухню. Посуду за ним она помыла, и это тронуло его. Почему? Он и сам толком не понимал, но это было именно так.

Отыскав банку с тушенкой, он неожиданно услышал какой-то шорох. И в окружающей тишине даже испугался, И вот снова, а потом — негромкое мяуканье… Бездомная кошка? Он пожал плечами. Потом еще один, уже третий звук. Надо проверить. За окном было темно.

Он открыл кухонную дверь, выходившую во внутренний дворик — свет выплеснулся в сине-бурую мглу, и Лео увидел у порога маленького, съежившегося котенка. Ему было не больше трех месяцев от роду: комочек белой шерсти, нахохлившийся от окружавшей прохлады, розовый нос и два больших янтарных глаза. Он жалобно мяукнул и прошмыгнул мимо Лео в теплую комнату.

— Эй, подожди-ка, — воскликнул Тронен.

Котенок уселся на линолеум и спокойно взирал на него снизу вверх. Он не производил впечатления изголодавшегося или больного. Зачем же тогда он забрел к нему в дом?

Тронен наклонился, чтобы подхватить котенка и выпроводить обратно, но тот выскользнул из-под руки, метнулся в угол и затаился у камина, изредка бросая на Лео испуганные взгляды. С чего это кошке бояться человека? Тронен почувствовал, что приближается ночь, в спину неприятно подуло. Вздохнув, он поднялся и запер дверь. Наверное, бедное создание просто потерялось. На таких коротких ножках оно едва ли могло забежать далеко. Ну ладно, он приютит его, накормит, а потом постарается выяснить, откуда этот котенок взялся. Его соседи занимали солидные посты в Сенлаке, двое были какими-то функционерами, а один владел расширявшейся сетью бакалейных магазинов, так что внимание должно быть оценено по достоинству. Лео подозревал, что котенок явно домашний.

Несколько минут спустя, когда аромат разогретой еды проник в комнату, до него донеслось очередное мяуканье. Котенок робко подползал к нему, явно намекая на то, что тоже проголодался. Ну так что ж, в чем проблема? Словно подчиняясь импульсу, он стал разогревать молоко — ночь-то какая прохладная. Котенок жадно набросился на пищу, тогда как сам Тронен пристроился с краю стола. Чуть позже, определенно наевшись, животное стало тереться о его ногу. Лео наклонился и рассеянно пощекотал мягкую плоть. Котенка это явно привело в восторг. Тронен снова приступил к еде, и тут маленькое создание юркнуло к нему на колени, свернулось в комочек, и почти сразу же послышалось тихое урчание.

Завершив трапезу, он снова опустил животное на пол. Лео решил оставить котенка на кухне, где его бесконечные поиски и рыскания не принесли бы серьезного беспорядка, пока сам он будет звонить. Однако зверек оказался проворнее.

— Черт побери! — воскликнул Лео, погнавшись за ним в гостиную. Там котенок повернулся, кинулся в его сторону и стал кататься у ног, как бы приглашая поиграть с собой.

Гм-м, надо бы хоть пол его определить. Лео снова опустился на диван. Котенок не противился осмотру. Мальчик. Продолжая левой рукой ласкать животное, он зажал трубку между плечом и подбородком и стал набирать номер. Приютившись вдоль бедра, котенок лизал его пальцы, как заведенный двигая своим шершавым языком.

— … так приятно, что вы позвонили, мистер Тронен, но мы не держим кошек. Вы не пробовали позвонить Де Ланей? У них есть, это точно.

— … здесь и сейчас как раз рядом с нами. Но все равно большое вам спасибо за заботу. В наше время так редко можно встретить человеческую заботу.

— … не наш. Кстати, почему бы вам с женой не зайти как-нибудь на пару коктейлей?

Ему стало жаль, когда список кончился. В доме снова воцарилась гнетущая тишина. Не было слышно даже тиканья часов — стоявший на камине электронный будильник работал на жидких кристаллах. Музыка? Нет, ему с детства медведь на ухо наступил: дорогая стереофоническая аппаратура являлась частью созданного им образа своей личности, и сейчас ему едва ли пришлись бы по нраву баллады и джазовые мелодии, доносящиеся из опустевшего кабинета Уны. Может быть, телевизор? Неожиданно ему на память пришла статья об одиноких старых людях в больших городах, которые от жуткого одиночества даже целовали телевизионные экраны. Он нервно повел плечами и стал бесцельно смотреть перед собой.

Котенок спал. А что, неплохая идея. Выпивки достаточно, таблетка снотворного, нет, лучше пара таблеток, потом восемь или даже девять часов крепкого сна, и он снова будет готов к работе вопреки всем проблемам. Так, а что с котенком? Ночью он обязательно где-нибудь сходит, а Лео никак не улыбалась мысль прибирать за ним перед утренним кофе. Но ведь если выгнать сейчас этого чертенка, он непременно замерзнет. Лео ухмыльнулся собственной нерешительности. Итак, проявим инженерные способности… В гараже стоял ящик из-под пива. Он вынул из него пустые бутылки, принес ящик в дом, постелил на дно чистые тряпки, поставил рядом с камином, перенес туда спящего, казалось, совсем бестелесного котенка и опустил крышку. Перед самым уходом вспомнил и налил в блюдце новую порцию молока.

Лежа наверху, он никак не мог заснуть — не помогли даже таблетки. Глупо, конечно, но его мысли то и дело уносились от жены, от контракта с Диром, вообще от всего реального, и замыкались на этом глупом маленьком животном. Может, объявление в газету дать? Но тогда ему на несколько дней не избавиться от этого создания… Отдать в питомник?.. Уна всегда хотела завести какое-нибудь животное, желательно кошку, но потом смирилась с наложенным им запретом. А что, если предложить его в качестве шага к примирению? Может, пока ее нет, попробовать самому, вдруг ему все это не покажется таким уж непереносимым?

Во сне он видел медленно подкрадывавшегося к нему леопарда.

Лео с трудом отреагировал на звонок будильника. Несколько секунд ему казалось, что предрассветную темноту наполняют неясные силуэты. Он протянул руку, ладонь нащупала волосы, почувствовала тепло. «Уна!» — мелькнуло в сознании, словно солнечный луч. А чему он вообще обрадовался?.. Нет-нет, подожди, она же ушла… Или вернулась ночью? Он протянул над головой руку и щелкнул выключателем настольной лампы. На подушке рядом с ним лежал котенок.

О, только не это!

Животное радостно смотрело на него, кидалось на грудь, пушистой лапой тянулось к щеке. Он резко сел, отшвырнул его от себя: уклоняясь от толчка, котенок оцарапал ему шею. Тронен снова откинул его от себя.

— Паразит проклятый!

Ясное дело, он забыл закрыть ящик. Бессонные часы давали о себе знать, все тело ломило. Казалось, что голова набита песком, который с хрустом высыпается через глаза. Вылезая из кровати, он заметил на покрывале и электрическом одеяле белесые пятна. Лео подозрительно принюхался. Так-так, вот оно! Вонючка наверняка опрокинул блюдце, которое он оставил на полу, и по всему дому оставил свои мокрые следы, тогда как на кухне, похоже, вообще целая лужа.

Котенок забился в дальний угол комнаты. По его взгляду казалось, что он испытывает боль, не физическую, а какую-то иную, жутковатую, почти человеческую. Впрочем, кошки всегда были загадочными существами, он их недолюбливал.

Спустившись вниз, он обнаружил, что оказался прав, и, прежде чем заняться собой, был вынужден несколько минут затирать следы. К счастью, испражнений не было — ну да, как же, что-то обязательно обнаружится потом, причем в самом неожиданном месте.

— Ну так, приятель, — сказал он, когда котенок наконец появился. — С тобой все ясно. — Зверек урчал и просился поиграть. Если накануне, в обстановке одиночества, эти движения и доставляли ему хотя бы какое-то, весьма слабое удовольствие, то сейчас они просто раздражали.

Кофе с бутербродом подняли его настроение. Выйдя наружу к машине, он почувствовал окрепший за ночь холод. Тишина, казалось, даже похрустывала. Остовы деревьев, поменявшие цвет с серого на безжизневно-белый, резко контрэстююаали с темным небом, а еще дальше, на востоке, ландшафт поражал своей застывшей неподвкжностью. На какое-то мгновение он поймал сeбя на мысли: а стоит ли в такую погоду выпроваживать котенка из дому.

Ко где-то в глубинах подсознания все так же ухмылялся леопард из его сновидений.

Он поморщился, скорчил грииасу и призвал на подмогу весь свой гнев. Ну и что ему делать? Будь он проклят, если оставит в доме это грязное существо, а питoмник тоже едва ли начинает работу раньше девяти, а то к десяти часов, ему же к этому времени уже надо будет как следует вникнуть в содержание документов, имеющих отношение к компании Дира… В конце концов, кто-нибудь заметит животное и подберет, а в крайнем случае — что, мало ли шляется по улицам бездомных собак и кошек?

Счастливый котенок сидел рядом с ним на переднем сиденье, пока через несколько миль от дома машина не остановилась и Лео, распахнув правую дверь, не скинул его на землю. Зверек упал на лапы, совсем не пострадав, только испуганно замяукал. В это холодное утро почва на обочине дороги наверняка была жесткой, заледеневшей. Впереди виднелся муниципальный парк, весь в снегу, с голыми ветвями деревьев и кустарников и напоминавшими окаменевших чудищ скамейками.

Котенок бросился назад к машине.

— Ну, нет, только не это, — ворчливо пробормотал Тронен. Он захлопнул дверцу, пристегнулся и резко взял с места. В зеркальце заднего вида ему был виден крошечный пушистый комочек на дороге, но вскоре все исчезло.

Да, неважный выдался день. Холод пробирал до костей.

Все тепло от печки уходило куда-то за спину и грело не больше, чем первые лучи зимнего солнца.

«Вот так, крутишься на работе как заводной, жена ушла, и никому нет никакого дела, жив я или уже умер…»

«Нет, — сказал он себе, — перестань хныкать и не отрывайся от жизни. По крайней мере нескольким людям ты отнюдь небезразличен. Начальство хочет, чтобы ты занимался этим делом, одновременно пополняя их банковские счета, тогда как подчиненные хотят, чтобы ты поскорее освободил свое место и расчистил им путь для дальнейшего восхождения по служебной лестнице. И всегда на первом месте Она Работа. Или Она — это Уна? Я-то думал, что нашел в ней оазис тепла, а на самом деле ей была необходима лишь поддержка, чтобы иметь возможность сдувать пыль с трупов, пролежавших три тысячи лет под холодным саваном.

Ладно, черт с ней. Сегодня у нас что, среда? Можно потерпеть и до субботы. Нечего пороть горячку, тем более, что дел полно. В крайнем случае схожу в городе в массажный салон, ведь это так просто: ваш секс — мои деньги. Кажется, есть даже выражение такое: холодный, как сердце шлюхи. А почему бы нет? А когда в следующий раз стану жениться, надо будет повнимательнее выбирать».

Завод возвышался, как обрезанный со всех сторон кубической формы ледник, на стоянке припаркованы лишь несколько автомашин. Тронен поспешил к главному входу.

— Доброе утро, сэр, — проговорил ночной охранник, и Лео не мог не заметить непривычную холодность, столь отличную от обычного радушия.

«Что это такое с Джо? — на секунду подумал он. — Тоже какие-нибудь проблемы? Надо будет потом поинтересоваться. Хотя нет, какое мне до него дело?»

Его шаги гулким-эхом отдавались в коридорах. Его обитый панелями и украшенный специально подобранными картинами кабинет раньше казался ему более приветливым, а сейчас почему-то поразила царившая в нем тишина и совсем уж странно — висевшие за окном длинные сосульки. Он повернул ручку термостата в сторону увеличения обогрева. Усевшись за письменный стол, зашелестел лежавшими на нем бумагами, и на ум пришло неожиданное сравнение с замерзшими лужами, которые похрустывают под ногами.

— Доброе утро, мистер Тронен, — поприветствовала его пришедшая к девяти секретарша. — Бог ты мой! Да у вас здесь настоящие тропики!

— Что? — Он окинул взглядом ее стройную фигурку. — Да, мне так удобнее. — Впрочем, он был не вполне искренен, поскольку так и не снял пиджака, который обычно скидывал сразу же, оставаясь один в кабинете.

Она подошла к термометру.

— Тридцать два градуса. — И, перехватив его взгляд добавила: -  Конечно, большую часть времени я нахожусь у вас за дверью, но, простите меня, мистер Тронен, с вами действительно все в порядке? У вас такой усталый вид.

— Да ладно, — буркнул он. — Вот, — он протянул ей папку с бумагами. Подготовьте отчеты в соответствии с моими резолюциями. И пожалуйста, сделайте это к дневной почте.

— Слушаюсь, сэр. — Она крайне редко пользовалась столь почтительным обращением. Обиделась, что ли? Ну и Бог с ней…

В середине дня пришел начальных отдела деловых операций.

— Знаешь, Лео, только что звонил человек от Джона Дира — не Густафсон, а тот, который над ним стоит, Кручек его фамилия. Ну так вот, его интересовало, как у нас поставлен контроль за качеством… В общем, я сейчас прямо и не знаю, что и делать с этим контрактом, никак не знаю.

Еще позже объявился управляющий делами профсоюза.

— Мистер Тронен, вы объяснили мне, как при нынешних инфляционных процессах избежать серьезных проблем. Меня тогда удовлетворили ваши слова и я передал их своим парням. Но отопление в цехе остается никудышным и, если вы не сдержите свое обещание заменить всю систему, то, боюсь, что при нынешней собачьей зиме вам не избежать забастовки.

Между всем этим он выкроил время, чтобы перекусить принесенным из кафетерия бутербродом, а заодно посмотреть по телевизору новости. Какой-то государственный деятель сообщил, что страна уже находится в стадии спада деловой активности, и многие намекают на приближающуюся депрессию. Эксперты предсказывают нехватку топлива, так что события прошлого года покажутся всем отпуском на Гавайях в сравнении с тем, что их ждет сейчас.

Ведя в сумерках машину к дому, он вспомнил о котенке.

За весь день это случилось в первый раз — слишком много было всяких проблем, не дававших возможности ни на минуту расслабиться и восстановить в памяти это нелепое проявление дружеских чувств. Впрочем, что там говорить о дружбе: друзей у него не было. «И тебе, киска, — думал он, чтобы ни случилось за эти десять или двенадцать часов, живой ты вообще или уже мертвый, никогда не понять, что такое человеческое равнодушие».

Первым, кто поприветствовал его, был, как всегда, гараж с автоматическими дверями. Он прошел к парадному входу и сразу заметил лежащий на коврике белый пушистый комочек. Котенок.

— Что?! — Тронен даже отскочил от крыльца в снег, белевший под холодными звездами. У него сжалось сердце, перехватило дыхание, выступил пот. Нет, это было невероятно!

Через минуту, чуть отдышавшись, он смог, наконец, взять себя в руки. Разумеется, с какой стати ему чего-то бояться? Опасаться этого мерзкого, хныкающего куска жалкой плоти? Случись подобное — вот тогда действительно были бы какие-то основания для страха. Он подошел ближе. Лежавшее у его ног существо еле шелохнулось, чуть слышно мяукнуло. Он открыл дверь, пошарил рукой, нащупал выключатель и зажег свет, при котором внимательнее разглядел животное. Да, тот же самый зверек, только крайне ослабевший от холода и голода, глаза замутились, шерсть и усы покрылись инеем.

Кошки часто возвращаются. Этот же явно обладал особенной силой, заставлявшей его цепляться за жизнь.

Тронен выпрямился. Ни при каких обстоятельствах не пустит он его внутрь, даже на одну-единственную ночь. Ему и самому не было понятно, откуда в нем подобная ненависть. Ведь сначала-то он отнюдь не возражал, а что касается грязи, то можно ведь было принять соответствующие меры предосторожности. И все же… О черт, наконец решил он, хватит с меня всего остального, что постоянно треплет нервы. Уна, конечно же, расчувствовалась бы, а он…

Сама мысль о том, что утром придется заниматься окоченевшим трупом, показалась Тронену омерзительной. Он набрался решимости: со всем этим надо кончать прямо сейчас.

В гараже он взял ведро и из крана во дворе налил в него воды. Леденящий холод металла заставил его вздрогнуть, грохот ударявшейся о дно струи в вечерних сумерках казался ревом водопада. Он сжал зубы, поставил ведро на крыльцо, снял пальто, пиджак и засучил рукава. Не вставая с того места, где лежал, котенок чуть шевельнулся, словно пытался лизнуть его пальцы. Лео поспешно сунул крошечный комочек под воду.

Он даже не предполагал, что эти подводные подергивания продлятся так долго. Когда же наконец извлек неподвижное тельце, то показалось, что подрагивания продолжаются может быть, уже у него в мозгу.

Что-то кружило, вертело, бурлило, словно водопад. Боже, как ему хочется выпить! Он опустил котенка на пол и выплеснул воду, почти не видя, куда льет, а только слышал шум. Неприятнее всего было теперь взять намокший предмет в руку, отташить его в дальний конец гаража, бросить там в мусорный бак и захлопнуть крышку. Поставив ведро на место, он поспешил назад, в дом, к ванной, по ходу везде зажигая свет. Тщательно вымыл руки — воду пустил такую горячую, которую только могла вытерпеть кожа.

Что это он стал таким брезгливым? Раньше подобного за собой не замечал. В голове творилось нечто незнакомое, накатывала какая-то темнота, и его всего словно кружило в гигантском водовороте.

Впрочем, спал он действительно мало, а уход Уны, похоже, оказал более сильное воздействие, чем он предполагал.

Так что там насчет выпивки?

Он подошел к бару. Звук булькавшего по кусочкам льда виски показался ему невыносимо громким. Тронен прошел со стаканом к своему стулу. Он с такой силой сжимал стакан, что рука дрожала, льдинки бились друг о друга, а жидкость едва не выплескивалась через край. Вкус напитка показался ему неприятным и он испытал рряступ безумного страха огтого, что виски попадет не в то горло и сн захлебнется. «А может, зря я в свое время выступал против марихуаны, подумал он. — Тоже расслабляет, и не жидкая»…

Пронзительно зазвонил телефон — он вздрогнул. Стагая выскользнул из пальцев, виски выплеснулись на ковер, за кусочками льда потянулись тоненькие ручейки влаги. Уна? Споткнувшись и едва не упав, он все-таки снял трубку.

— Алло, кто это?

— Это Гарри Куортерс, — проговорил мужской голос. — Привет, Лео, как дела?

Тронен сглотнул слюну и закашлялся. Он как бы говорил по видеофону: перед ним стоял молодой преподаватель, высокий, в очках, в мятой одежде, немного застенчивый, посасывающий трубку и такой мерзкий. Впрочем, видеофон явно барахлил: изображение казалось размытым, словно камень, лежащий на дне бурного потока.

— Лео, что-то не так?

Интересно, была ли эта участливость в голосе настоящей. Едва ли.

— Нет, ничего. — Лео удалось побороть подступивший спазм.

— Извини, я могу поговорить с Уной?

Загрохотал водопад.

— А зачем она тебе?

Явно обескураженный столь резким ответом, Куортерс даже стал заикаться:

— Ну… ну, я хотел рассказать ей о книге, которую на прошлой неделе отыскал в городе… Она только что вышла, и я подумал, что Уне для работы было бы интересно…

— Ее нет дома, — отрезал Тронен. — Уехала погостить. Надолго.

— О… - удивление в голосе Куортерса явно свидетельствовало о том, что он рассчитывал быть посвященным в ее планы. — Можно узнать, куда именно? И на сколько?

Тронен старался сохранить самообладание, он просто цеплялся за него, подобно потерпевшему кораблекрушение, ухватившемуся за обломок мачты.

— К родственникам. На несколько дней.

— А… - и после паузы: — Слушай, раз мы оба осиротели, почему бы нам не провести вечер вместе? Я бы хотел пригласить тебя на обед. Один лишь Бог знает, сколько раз я пользовался твоим гостеприимством.

«Гостеприимством Уны», — подумал Тронен.

— Нет, я занят. Спасибо, — ответил он и с силой бросил трубку на рычаг.

Потом он на мгновение задумался, почему все-таки отверг это приглашение. Компания бы ему не помешала, более того, могла оказаться весьма полезной. Да и Куортерс был отнюдь не плохим парнем. В беседах он касался не только любимой Уной египтологии, но мог поговорить о политике, спорте, что гораздо больше интересовало Лео; причем если политика для Гарри всегда оставалась второстепенным делом, то по части спорта преуспел он гораздо больше, в средней школе играл подающим в бейсбол, да и сейчас время от времени принимал участие в молодежных матчах. Возможно, он действительно был влюблен в Уну, однако в практических действиях это никак не выражалось. Да и потом, если бы Тронену удалось достаточно умно вести беседу, возможно, ему бы удалось получить о ней какую-то полезную информацию… Нет, не получится у него умный разговор, когда в голове такой сумбур, когда все летит, кружится, сотрясается. Кроме того, ему была противна сама мысль о том, чтобы снова услышать этот мерзкий булькающий звук набираемого на диске номера…

Может, потом как-нибудь. А сейчас самое время вытереть эту лужу на ковре, пока она окончательно не впиталась. Пить он больше не хотел и на скорую руку приготовил поесть консервы, разумеется. Ни газеты, ни телевизор его не интересовали, и самое удачное, что пришло ему в голову — это пораньше лечь спать. Но предварительно он принял три таблетки снотворного.

Его сознание словно по спирали опускалось в жидкую темноту. Какое-то время он вздрагивал, сопротивлялся, всплывал на поверхность, стараясь впустить в легкие новую порцию воздуха. Но волны снова и снова накатывали на него, и в конце концов он опустился на самое дно, сокрушенный громадной толщей океана и уже тысячу лет знающий, что давным-давно умер.

Проснувшись от звона будильника, он обнаружил, что пижама вся промокла от пота. Несмотря на это, в душ ему хотелось меньше всего на свете. Спотыкаясь, он вышел из спальни, сознание все еще путалось в клочьях ночного кошмара, и не без труда он сообразил, что помочь сейчас может только солидная порция кофе. Лестница каскадами падала с площадки — опасно: спускаясь вниз, он крепко держался за перила. Наконец добрался до кухни, ступил босыми ногами на холодный линолеум.

— Мяу, — раздалось за дверью, — мяу.

Может, рука его сама потянулась к ручке и повернула ее?

Безжалостный свет хлынул ему навстречу. На крыльце лежал котенок. Намокший мех настолько плотно облегал тело, что сейчас он больше напоминал крысу.

— Нет, — услышал Тронен свой же булькающий голос. — Нет, нет.

Он страшно боялся сойти с ума. Наверное он недостаточно долго держал это чудовище под водой, и вот оно ожило, согретое струившимся сверху теплым воздухом, да и крышку, похоже, неплотно закрыл, и потом, когда стемнело, котенок выкарабкался на поверхность мусора и приполз сюда, пока сам Лео, объятый тревожным сном, метался по постели…

Ну, на сей раз все будет иначе, теперь-то он постарается сделать все как следует.

Он наклонился, подхватил слабо сопротивляющееся создание и изо всех сил ударил его головой о край бетонной опоры. При этом он почувствовал и одновременно услышал характерный хруст. Затем опустил котенка на пол — тот лежал абсолютно недвижимый, лишь из розового носика и между крошечными зубами вытекали две струйки крови. Янтарного цвета глаза остекленели.

Тронен поднялся, шумно дыша и дрожа всем телом.

Но это от возбуждения, гнева, чувства облегчения. Исступления уже больше не было. Рассудок обрел прежнюю остроту и ясность. Катарсис? Да, кажется, это называется катарсис. Как бы там ни было, но теперь он снова свободен.

С радостным чувством он снова отнес тельце к мусорному баку и на сей раз с таким грохотом захлопнул крышку, что, наверное, мог бы разбудить даже Гарри Куортерса, жившего на другом конце города. Он затер кровь и прополоскал губку. испытывая при этом такое чувство, будто вновь обрел нечто, ранее принадлежавшее ему. Нет, он уже не ребенок, думал Лео, стоя под душем, принять который сейчас было одно удовольствие. Против самого котенка он, в общем-то, ничего не имел. Просто тот, как говорится, попал под горячую руку, не под настроение. Смятение чувств, яростная игра подсознательного в мозгу, прочая подобная ерунда превратили это существо в своеобразный символ. Ну, теперь со всем этим покончено. Он будет иметь дело с реальностью, с живыми людьми и теми силами, которые восстали против него. И дальше, о Боже, будут восставать! Кофе ему уже не хотелось. Сердце перекачивало по его жилам возбуждение, смешанное с яростью.

Он вывел машину на улицу. Его всегда раздражала необходимость сбрасывать скорость при въезде в густонаселенные районы, где полиция была начеку. Ну почему ответственный и сознательный гражданин общества, к тому же занимающийся вопросами, от решения которых зависело благосостояние многих, не имел права установить на крыше своей машины проблесковый фонарь, чтобы расчистить себе путь?

Заводской сторож угрюмо глянул на него. Уж он-то явно в душе симпатизирует механикам в их намзрении объявить забастовку. Боже правый, ну как можно им объяснить причины, элементарные экономические соображения, лежащие в основе принимаемых руководством решений? Действительно, в цеху довольно холодно, но ведь они работают там лишь восемь часов (и, кстати, едва ли нарабатывают на половину этого времени), тогда как его собственный рабочий день часто вообще не имеет конца. И потом, почему бы им не одеться потеплее? Неужели они настолько слепы, чтобы не видеть, что их собственное благополучие тесно связано с процветанием всей компании? Нет, просто на самом деле все совсем не так. Если компания обанкротится, они все равно будут продолжать подпитывать себя, только на этот раз уже в форме получаемого пособия по безработице, которое формируется опять же из его собственных налогов.

Впрочем, менеджмент и капитал тоже не способствуют появлению на свете ангелов во плоти. Зайдя к себе в кабинет, Тронен принялся изучать лежавшие на столе бумаги, при этом яростно, до боли в пальцах стучал кулаком по гладкой поверхности. Что имеет в виду этот Кручек, когда выражает сомнение в качестве их продукции? А чего, черт побери, он вообще ожидал? У Густафсона никаких возражений не было.

У Кручека должны быть какие-то свои, личные причины — если только Густафсон не водил его за нос, исходя из определенных соображений, разобраться в которых ему очень хотелось… Или это письмо регионального управляющего с его слегка завуалированными претензиями и требованиями: ну как Тронену отвечать на него, и вообще, сколько задниц надо расцеловать, чтобы хоть как-то пробиться в этой прогнившей системе? Чего же удивляться появлению всех этих радикалов и бунтарей! А власти все осторожничают, хотя давно ясно, что именно надо делать: пальнуть пару раз по всем этим демонстрантам.

Секретарша опоздала почти на час.

— Извините, машина никак не заводилась…

— А вам не пришло в голову взять такси, чтобы не опоздать на работу? Вы как-то заметили, что являетесь лютеранкой, да? Разумеется, как же теперь ожидать от вас протестантской морали в вопросах соблюдения трудовой дисциплины.

Он говорил подчеркнуто спокойно, ровно и в итоге довел ее до слез, вместо того, чтобы просто дать этой глупой корове пару раз по физиономии, чего она явно заслуживала.

В полдень он вызвал к себе управляющего делами. Их давно уже беспокоили акты вандализма малолетних правонарушителей, которых было в избытки в их достаточно изолированном районе: несколько раз кидались камнями по окнам, а совсем недавно написали на стене несколько хулиганских фраз.

— Я полагаю, что в ночное время, а также по праздникам и выходным нам надо усилить охрану территории, — сказал он. — И выдайте им оружие, причем пусть используют его не только как бутафорию.

— Что? — недоуменно спросил тот. — Вы что, шутите?

— Но ведь мы развесили предупредительные объявления. Думаю, если один лоботряс получит пулю в живот, другим неповадно будет развлекаться подобным образом.

— Лео, с вами все в порядке? Но мы же не можем использовать оружие, тем более против подростков, лишь для того, чтобы оградить себя от незначительной порчи. И потом, вы же сами выступали против в прошлый раз, когда мы предлагали соорудить вокруг завода сплошной забор, говорили, что это будет слишком дорого стоить. Вы представляете себе, во что обойдется содержание дополнительной охраны?

Тронен сдался. У него не было выбора. Однако не существовало еще закона, который запрещал бы ему посидеть полчаса и подумать о том, что еще можно сделать.

В дневном выпуске новостей сообщили, что арабы и израильтяне обменялись новой серией ударов, в результате чего вполне возможной стала очередная война между ними. Что ж, подумал он, самое время как можно быстрее вмешаться, поставить этих бедуинов на их искусанные блохами колени и обеспечить себе источники нефти. Русские, конечно, поднимут крик, но не посмеют вмешаться, если мы застигнем их врасплох и будем постоянно держать палец на ядерной кнопке. Ну, а если они настолько безумны, чтобы отчаяться на ответный шаг, все равно мы выиграем, по крайней мере, большинство из нас сможет спастись. А вот они не спасутся.

Середина дня ушла на переговоры с представителями фирмы, заинтересованной в реконструкции их отопительной системы. Несмотря ни на какие доводы, парень не соглашался привести расценки работ хотя бы в некоторое соответствие с предложениями Лео и тем самым объективно подрывал его позиции в компании. Алчный подонок, разумеется, он действует по поручению своих работодателей, однако сейчас Тронену приходилось с максимальной учтивостью смотреть в это жирное, самодовольное лицо, тогда как на самом деле ему больше всего хотелось бы дать ему по носу, а заодно и выбить пару зубов.

С работы он ушел рано. В желудке урчало, как в баке с кислотой, в который бросили цинковую чушку, да и дела совершенно не клеились. Было еще светло, когда он добрался до дома; походившее на кровавый сгусток солнце низко зависло над покрытыми снегом полями, придавая теням домов и деревьев отдаленное сходство с дубинками и клинками. Холод и тишина действовали, как зубная боль. Черт побери, как же пустынно в этом доме! Может, поесть где-нибудь? Но нет, выбрасывать деньги ради какой-то жирной жратвы и паршивого обслуживания?

Лучше расслабиться, хорошенько отдохнуть и провести вечер спокойно. Таблетка несколько ослабила резь в желудке, хотя лучше всего тело и душу успокоит стакан глинтвейна перед пылающим камином. Во всяком случае, он на это надеялся. Ведь приступы беспричинной ярости, когаа он был готов наносить удары во что попало, легко могли обернуться и против него же самого. Только еще сердечного приступа ему недоставало! Нет, хотелось, хотелось…

Двигавшаяся с востока темнота быстро накрыла собою бледно-зеленые просторы на западе; он сходил в сарай и принес столько дров, сколько может понадобиться, как ему казалось. С шумом разминая газету, он бросил случайный взгляд на каминную решетку и увидел несколько клочков бумаги с рукописью Уны. С этими проблемами на работе, а потом из-за котенка, он совершенно забыл про ее существование. Оказывается, сгорело не все, сохранились, хотя сильно пожелтели и отчасти даже обуглились, целые страницы. Он машинально потянулся к камину и взял верхний листок. Может, если он процитирует ей какую-нибудь главу или стих, Уна сама поймет, какой ерундой занимается на самом деле занимается в ущерб ему, хотя как основной добытчик в доме он вправе рассчитывать на внимание с ее стороны.

Он поднес бумагу к лампе, чтобы лучше разобраться в многочисленных правках черновика. На третьей странице говорилось: «в то время как египетская религия, как и любая другая, своими корнями уходит в примитивные верования, она смогла породить изысканную утонченность, словно сопоставимую с творениями маймонидов или Фомы Аквинского. Монотеизм отнюдь не был изобретением Эхнатона, и у нас есть основания полагать, что он существовал в период правления Пятой династии, хотя по определенным и не до конца установленным причинам его проявление всегда было генотеистичным. Употребление в Книге мертвых множественного числа при упоминании „тел“ и „душ“ применительно к человеку характеризуется той же сложностью, как и взаимодействие составных элементов Святой Троицы. Даже ка, имеющее внешнее сходство с идеей, обнаруживаемой в шаманизме и наивных мифологических системах, является скорее плодом пережитых сновидений: при ближайшем рассмотрении оказывается концепцией такой психологической глубины, что искушенный современник вполне может увидеть за всем этим символ определенной истины, тогда как последователи Юнга вполне серьезно полагают, что это нечто более глубокое, чем простой символизм. Автор не станет вдаваться в дополнительные подробности данной проблемы, однако, будучи последователем Юнга, в дальнейшем будет в своей работе следовать этой форме анализа…»

— Чушь собачья! — Тронен с трудом удержался, чтобы не разорвать листок. Нет, он сам прочитает ей эту писанину, пусть послушает и убедится не только в том, что это сплошная ерунда, но и что пишет она как самый заумный профессор.

И уж, конечно, не преминет упомянуть про то влияние, которое оказал на нее бывший ухажер Гарри Куортерс… Он сунул ломкий бумажный листок в брючный карман и продолжал разводить огонь. Остальные записи, конечно же, можно было сжечь.

Совсем скоро в камине заплясали огоньки пламени, отражавшиеся в потемневших стеклах окон — красное на черном. Тронен постоял несколько минут, глядя на огонь, потирая согревающиеся руки, вдыхая аромат дыма. Дневное раздражение улеглось, однако решимость его лишь окрепла. Он еще покажет этому миру, взнуздает его, пришпорит как следует. Зазвонил телефон.

Ну, что за тварь на сей раз? Он подошел к аппарату, резко снял трубку и рявкнул:

— Да.

Побелевшие пальцы сжались в кулак.

— Лео.

Голос Уны.

— Лео, я собиралась выждать еще некоторое время, но мне стало так одиноко.

Вот он — момент торжества!

— Ну и как, собралась назад? Пожалуй, нам есть о чем поговорить.

Гудящая тишина и затем (он почти видел, как поднимается ее белокурая головка):

— Поговорить. Да, конечно, надо поговорить. Я не считаю, что мы должны что-то утаивать друг от друга, а ты?

— Где ты находишься?

— А зачем тебе это? — Она перестала сопротивляться, голос стал каким-то невнятным. — Я что, слишком рано позвонила? Тебе надо еще время, чтобы, чтобы остыть? Мне надо еще подумать, что мы станем делать?.. Извини, Лео.

— Я спросил, где я смогу тебя найти, — чуть не по слогам произнес ок.

— Я… знаешь, мне так не нравится эта комната, в которой я сейчас нахожусь. Завтра утром съезжаю отсюда, правда, пока не решила; куда именно. Надеялась, конечно, что смогу вернуться домой. Но только не сейчас, если вообщe соберусь, хорошо?

— Вот и позвонишь тогда, — отрезал он, — когда тебе будет удобно, — и швырнул трубку на рычаг.

Вот так-то! Пусть теперь на коленях приползет.

Тронен заметил, что его бьет дрожь. От напряжения? Может, еще стакан глинтвейна? Он вынул из бара бутылку бренди и направился к кухне.

Войдя туда, он услышал еле различимое «мяу-мяу».

Бутылка выскользнула из ладони. Он стоял и целую минуту, показавшуюся ему безумно длинной, вслушивался в эти звуки, доносившиеся из ночи.

Наконец его ярость вспыхнула снова, неистово завопила.

— Хватит меня преследовать, слышишь?! Хватит ходить за мной! — Подобно солдату, сжимавшему в руках автомат, он прыгнул к двери и едва не вырвал ручку.

Свет выплеснулся наружу, внутрь хлынули холод и темнота. Котенок лежал в самом конце тонкой полоски крови. Абсолютно неподвижный, только часто и неглубоко дышавший. Однако, схватив его, Лео почувствовал под сломанными ребрами слабые толчки крохотного сердца.

Он с трудом переборол позыв рвоты. Скорее, скорее покончить с этим мерзким существом, раз и навсегда. Он снова вбежал в гостиную. Угольев в камине было еще мало, хотя пламя поднималось высоко, гудело, переливалось разноцветьем. В спешке он даже уронил защитный экран.

— Исчезни! — завопил он и швырнул котенка в огонь.

Животное стонало, ворочалось, пытаясь выползти наружу, хотя шкурка на нем вспыхнула почти мгновенно. Тронен схватил кочергу и со всей силой вжал котенка в угли, буквально пригвоздив его к месту.

— Умри, — чуть ли не нараспев проговорил он, — слышишь, умри, умри, умри!

Кожа покрывалась волдырями, краснела, потом стала чернеть. Глаза лопнули. То, что некогда было котенком, сейчас превратилось в молчаливую, неподвижную массу. От влаги, вытекавшей из тела животного, огонь шипел и медленно угасал. Запах гари и паленого мяса заставил Тронена отступить. Кочергу он держал, как меч-кладенец.

Ну наконец-то сдох, не было его уже. Но ведь задохнуться можно от этой вони. Лео отступил назад в кухню. Ладно, прогорит этот шашлык, можно будет открыть окна и двери и хорошенько все проветрить. А вот и бутылка, которую он выронил…

Сделав несколько больших глотков в сверкающей хромом и пластиком кухне, он подумал, что пора бы и перекусить. Подумал — и тут же почувствовал тошноту. Даже сам не понял, отчего именно. Ну, разумеется, мало удовольствия возиться с… этой мерзкой тварью, но ведь он должен, просто обязан был это сделать. Так что же он не радуется — с этим покончено.

Он сделал еще один большой глоток и почувствовал текущее по пищеводу тепло. Или что, нельзя радоваться таким вещам, так что ли? О нет, он не садист. И потом, ему пришлось натерпеться столько, что любой другой на его месте с ума бы сошел. Бедь если этот котенок был невинным, неразумным созданием, то разве нельзя этого же сказать про гремучую змею или крысу, разносящую повсюду чуму? Их вам убивать можно, и к тому же радоваться при этом, так ведь? В телефильмах про войну солдаты веселились и шутили, бросая свои бомбы, стреляя и сжигая нацистов. Неписанный закон гласил, что нет преступления и нет оснований терзаться муками совести мужу, убившему насильника собственной жены.

Или ее любовника.

Куортерс…

Откуда звонила Уна? Она, конечно, понимала, что прямой разговор засечь нельзя. Насколько он помнил, в прошлый понедельник они поссорились именно из-за того, что он дал соответствующую характеристику Куортерсу. Нет, постойка, он еще раньше принялся ворчать, что она совсем забросила работу по дому, потому что постоянно занята лишь обсуждением своей дурацкой диссертации с любимым учителем. Она тогда не рассердилась на его слова, и это окончательно взбесило Лео, заставило его тщательно подыскивать слова и называть Куортерса лентяем, идиотом, неудачником, который тянет ее за собой вниз и вешает ему, Тронену, камень на шею… Но почему ее так задели слова мужа? И что вообще было между ними?

Черт бы его побрал, думал Тронен, если он нагадил в моем гнезде… А вдруг она позвонила именно от него и по его совету — чтобы он, Лео, продолжал заботиться о ней, тогда как сам Куортерс спокойненько стоял бы в сторонке и тихо ухмылялся…

Нет, это не могло быть правдой. Не могло быть такое правдой. А если действительно — правда?

Охватившая Тронена ярость отнюдь не походила на гнев, терзавший его днем. Тогда все оставалось в рамках контроля, было вполне законно, сопровождалось попытками понять причину. Теперь же его охватило пламя. Он был не в состоянии вынести эту пытку. И причиной всему был Куортерс.

Спал ли он с Уной или нет, это он отравил ее сознание (да, отравил!), что было во много раз хуже чисто телесного совращения. Это было воровство, вторжение в его, Тронена, жизнь.

И что же было позволено предпринять для самообороны? У замужней женщины могут быть друзья, так ведь? Даже если эти друзья — вампиры. Закон ей это позволяет. Прошли века с тех пор, коща закон вонзал в сердца вампиров колья и сжигал их.

Развод? Ха! Неважно, что там будет бормотать Уна сохранила она мне в этот раз верность или нет, — мальчиклюбовник Куортерс потребует раздела имущества и алиментов и права распоряжаться всем этим. Не получится такой план — что ж, пусть Уна продолжает жить в браке, он сможет всегда рассчитывать на ее ласки и полностью контролировать ее сознание. Нет, не жить Лео спокойно, пока Куортерс ходит по этой земле. Как же повезло Куортерсу, что у Тронена не было в доме огнестрельного оружия. Огнестрельного…

Огонь — вот оружие.

Тронен выпил еще немного. Потом около часа сидел, погруженный в раздумья. Нет, его возмездие не должно быть раскрыто. У него хватит ума, чтобы разработать достаточно сложный план. Пылавший в ней огонь должен очистить его жизнь, а не уничтожить ее.

В гараже у него стояла канистра бензина, предназначавшегося для всяких нужд. Куортерс арендовал дом (а что ему, неженатому?!) — маленький, старый, из высохшего дерева, полный книг и всяких бумаг. Любитель проводить отпуск на природе, он отапливал свое помещение довольно примитивной печуркой — Уна как-то рассказывала об этом — и, разумеется, имел запас горючего. Вот и пускай обнаружат эту печурку рядом с его обгоревшим телом: всем покажется вполне естественным объяснение, что Куортерс попросту неправильно обращался с огнем.

Эта идея буквально клокотала в нем.

Впрочем, действовать надо осторожно. Свет он не погасил, оставил включенным телевизор — лишь на мгновение задержался, чтобы кончиком среднего пальца пощупать лежавший в потухшем очаге крошечный комок мяса и костей — и как можно тише вывел машину из гаража. Фары он так и не включил. Если кто позвонит или ненароком зайдет — что ж, поехал за покупками: он и в самом деле зайдет на обратном пути в магазин и что-нибудь купит. Едва ли кто-нибудь станет замечать точное время, поскольку для окружающих они с Куортерсом всегда были друзьями. «Ага, сам себя перехитрил, башковитый Куортерс?» Ну, а если его отсутствие останется незамеченным, то тогда вообще никаких вопросов не возникнет.

Проехав достаточное расстояние, в свете бесчисленных звездных точек над головой, он наконец решил включить фары и так ехал — осторожно, не торопясь — вплоть до самой своей цели. В этом районе, что был явно победнее, дома стояли более скученно, хотя заборы и ограждения из вечнозеленых насаждений и здесь отбрасывали густую тень, так что в свете редких фонарей толком ничего нельзя было разобрать. Остановившись под раскидистой елью, он вынул из машины канистру и направился к нужному ему дому. Пересек небольшую лужайку. Проникавший в горло холод обжигал как пламя; снег под ногами попискивал совсем по-кошачьи.

За окнами горел яркий свет. Если Уна действительно там!..

Быстро подняв взгляд, он разглядел лишь одного Куортерса, развалившегося в кресле наедине с книгой. Отлично. Тронен вошел через заднюю дверь в гараж и вынул из кармана плаща фонарик. В темноте поблескивала огнем портативная печурка. Он подхватил ее той же рукой, которой сжимал ручку канистры с бензином, подошел к главному входу в дом и нажал на еле видневшуюся кнопку звонка. Тихо промяукал колокольчик.

Дверь распахнулась, и тепло окутало его с головы до ног.

— Лео, вот здорово, привет, — проговорил Куортерс. — Что это тебя принесло? — Он удивленно уставился на ношу Тронена, не сразу распознав в ней свою собственную печурку. — Ну, заходи.

Тронен пинком захлопнул дверь за собой.

— Надо кое в чем разобраться — мне и тебе.

Куортерс уставил на него через очки озабоченный взгляд. — Насколько я понимаю, дело срочное? Речь идет об Уне? — Да. — Тронен поставил печь на пол, продолжая держать канистру в руках и как-то дергаясь, нервничая, принялся отвинчивать ее крышку. — Она ушла. Это меня беспокоит. Поэтому я и не согласился вчера пойти с тобой. А сейчас мне хотелось бы знать, не располагаешь ли ты какой-то информацией относительно ее местонахождения.

— Боже праведный, ну конечно же, нет. Да что могло случиться-то? И потом, что за чушь ты вообще городишь?

— Значит ты, герой-любовник, так-таки и не знаешь, где она сейчас? мягко пробормотал Тронен.

Куортерс вспыхнул.

— Ты о чем говоришь-то? Да ты что!.. Ради всего святого, ты намекаешь на то?

— Да.

— Нет! Уна? Да она самый чистый, самый благородный из живущих людей. Лео, ты что, с ума сошел?

Внутренний огонь запылал с новой силой и прорвался наружу. Тронен словно вспомнил, что лишь последний идиот станет попусту тратить время и тем самым предоставлять своему противнику дополнительные возможности для сопротивления. Он снял с канистры крышку и плеснул бензин ка Куортерсз. Тот издал резкий вопль, отшатнулся назад и стал стряхивать с лица жгучую жидкость. Тронен выплеснул остаток содержимого канистры на пол. Надо успеть покончить со всем этим, пока на крик не сбегутся соседи. Он вынул зажигалку.

— Гори, Куортерс, — проговорил он. — Гори. — Чиркнув колесиком о кремень и выбив пламя, он пошел на соперника. Лео превосходил его и по весу, и по силе.

— Нет, пожалуйста, не надо! — Куортерс пытался увернуться, однако размеры комнаты не давали возможности для маневра. Тронен же своим телом закрывал отход к двери. Скоро он загонит его в угол. С каким-то подвыванием Тронен шел вперед.

Куортерс схватил со стоявшего рядом с креслом столика большую пепельницу — подарок Уны специально для его трубок, — и с силой бросил ее, словно это был бейсбольный мяч.

Тронен увидел, как отливающий янтарем стеклянный слиток летит к нему, переливаясь и поблескивая, подобно глазам кошки. Пепельница попала в цель: у Тронена вспыхнул перед глазами яркий свет, и он потерял сознание.

Падая, он непроизвольно прикоснулся огоньком зажигалки к разлитому по полу бензину. Резко взметнулось пламя.

Куортерс отважился на героический поступок. Сам облитый бензином, он не сразу бросился наружу. Сначала решил вытащить Тронена. А оказавшись на лужайке на безопасном расстоянии от дома, предупредительно связал маньяку руки и ноги, для чего воспользовался своим ремнем и галстуком. Только после этого он из соседнего дома позвонил в пожарную службу. Впрочем, когда машины прибыли, спасать уже было почти нечего.

Кабинет начальника полиции провинциального городка редко производит внушительное впечатление. Там стоял старый стол, пара расшатанных стульев, шкаф, пол между оштукатуренными стенами покрывал обтрепавшийся, истертый ковер. В воздухе постоянно висел запах сигарных окурков. Вот только вид, открывавшийся из окна, был поистине чудесным. Оттепель сменили новые заморозки, и сейчас в лучах яркого зимнего солнечного света сосульки на кустах Риверсайд-парка сверкали, как сапфиры.

— …понимаю ваше беспокойство, мистер Куортерс, — сказал он в телефонную трубку. — Пока нет никакой уверенности. Но доктор Мандельбаум, вы же знаете, это известный психиатр из университета, уже приезжал и осмотрел Тронена. По его словам, случай чрезвычайно редкий, однако он считает, что пациент определенно сошел с ума. Я хочу сказать, он неизлечим. Одержим мыслью об убийстве, никакого проблеска рассудка, должен до конца своих дней содержаться в лечебнице, вроде опасного зверя. — Шеф полиции поморщился. — Все время кричит, требует, чтобы вернулся какой-то котенок и… Сэр, у вас не возникает мысли о том, что все это может значить?.. Вот как, значит, нет.

Полицейский ненадолго умолк.

— Кстати, мистер Куортерс, возможно кое в чем вы нам поможете… Знаете, в кармане брюк Тронена мы нашли какую-то бумажку с записями. Странная писанина о каком-то э… ка. Бог его знает, что это такое. Я подумал, может быть, это даст какую-то зацепку…

А, статья, над которой работала его жена, так вы сказали? Скажите, а не могли бы вы объяснить… ведь что-то наверняка послужило толчком для этого срыва, вы не находите?

Вслушиваясь в трубку, он взял со стола бумагу, повертел ее, произнес:

— Гм-м, да, конечно, спасибо. Только прошу вас, послушайте, правильно ли я понял вашу мысль? Значит, египтяне считали, что у каждого человека несколько душ, причем одна из них, ка, может существовать и бродить где-то совершенно изолированно, обретя облик, скажем, какого-то животного.

А потом она может вернуться и разговаривать с ним, когда он окажется в могиле, если только в действительности он в это время не будет уже на небесах… О черт, нет, все-таки сложновато для меня. Значит, получается, что ка было его духовным и нравственным началом. Давайте остановимся на этом — слишком уж все запутано, особенно для такой деревянной башки, как у меня, хорошо?.. Нет, боюсь, мне это ни о чем не говорит. Как вы сказали, все это — лишь научные изыскания миссис Тронен.

Шеф полиции глубоко вздохнул. Живя в этом маленьком городке, он слишком мало знал о его обитателях.

— Да, и еще одна просьба, мистер Куортерс. Как я понял, вы были другом семьи. Когда она узнает, что произошло, не могли бы вы проявить о ней какую-то заботу? Помочь ей выбраться из всего этого? Да, и как это сказал психиатр чтобы вы попробовали подсказать ей идею насчет развода. От него сейчас фактически осталось лишь одно тело, а ей надо начинать новую жизнь… О'кей, спасибо, мистер Куортерс. Большое спасибо. До свидания.

Он повесил трубку.

— Извините, — обратился он к сидевшему напротив начальнику пожарной охраны, — что вы говорили, когда он позвонил?

Пожарный пожал плечами.

— Да в общем-то, ничего особенного. Просто мы самым тщательным образом обследовали пепелище — дело-то действительно сенсационное по нашим масштабам, — однако не нашли ничего, что позволило бы усомниться в рассказе Куортерса.

— Может, кости? — неожиданно спросил шеф полиции.

— Что? — Пожарный уставился на него. — Да, на кухне в пепле лежали куриные кости. А что здесь такого? — Возникла пауза и ему захотелось ее как-то заполнить. — Люди часто не понимают, как трудно сжечь дотла тело человека или животного. В крематориях используется жар, намного превосходящий тот, что возникает в обычных печках или каминах, но и там приходится останки костей дробить потом механическим способом. Вы знали об этом. Боб?

— Да.

— А чего же спрашивали?

— Даже и не знаю… Пожалуй, Тронен попросту свихнулся. — Шеф полиции посмотрел в окно. — Слушая его бред, я почему-то подумал, что, возможно, мы найдем какие-то улики в камине — я имею в виду дом Тронена. Но там оказались лишь обгорелые поленья да пепел от бумаги. И больше ничего.