"Под голубой луной" - читать интересную книгу автора (Уильямсон Пенелопа)

Глава 12

Над Ньюмаркет-хит шел нудный, затяжной дождь. Из тех, во время которых промокают даже самые толстые шерстяные пальто, и кажется, будто ты пропитан водой до костей. От зеленой травки не осталось и следа – ипподром превратился в самое настоящее болото.

Кожаный верх ветхого кабриолета немилосердно протекал, и леди Летти то и дело хмуро поглядывала на затянутое тучами небо.

– До заезда еще по меньшей мере полчаса, – сказала она, изучив обстановку в подзорную трубу. – Мы успеем поставить на нашу лошадь.

– Но, бабушка… – Джессалин сделала глубокий вдох и тотчас же об этом пожалела – наемный экипаж насквозь пропитался запахом плесени и табачного дыма. – Мы не можем себе позволить потерять еще двадцать пять фунтов.

– Что? Говори громче, девочка.

Джессалин наклонилась поближе и прокричала, сложив ладони рупором:

– Бабушка, ты начинаешь глохнуть, и мне придется купить слуховую трубку. А если мы опять останемся без гроша, значит, одалживать деньги придется у мистера Титвелла.

– Я тебе запрещаю, – категорически заявила леди Летти, лишний раз доказав, что давно подозревала Джессалин, – она прекрасно все слышит. – Настоящая Летти не должна брать деньги у любимого человека. Он подумает, что я тебя дурно воспитала. – И она весьма ощутимо постучала подзорной трубой по ноге Джессалин.

– Но я вовсе не люблю Кларенса… – начала было Джессалин, потирая ушибленное колено.

– Черт возьми, девочка, я прекрасно знаю, как ты к нему относишься, и мне это совсем не нравится. Женщины нашего круга не выходят замуж за кларенсов титвеллов. Я еще могла бы понять, что он тебе нравится, – некоторым по вкусу бледные блондины, хотя лично мне такие не по душе. Но все же надеюсь, у тебя достаточно здравого смысла, чтобы не пойти на этот мезальянс. Потерпи немного, выйдешь замуж за ровню, и уже тогда можешь спать с ним, сколько тебе угодно…

– Но я вовсе не хочу спать с ним! – Джессалин почти кричала. – Я хочу выйти за него замуж, – быстро добавила она, пристально взглянув в глаза бабушки. Никакого результата. Тем более что этот разговор был далеко не первым. И ни в одном из споров ни бабушка, ни внучка, будучи истинными Летти, не собирались сдавать своих позиций.

Нелепость заключалась в том, что Джессалин приняла предложение Кларенса в первую очередь ради бабушки. Благодаря этому замужеству старая леди смогла бы провести остаток дней в достойной ее роскоши. Хотя, конечно, она согласилась не только из-за бабушки – ведь бабушка когда-нибудь умрет, и Джессалин останется одна. Ей хотелось иметь дом, семью, детей. Все это может дать Кларенс. Он может дать ей все, что нужно женщине для счастья. Джессалин в сотый раз, как заклинание, повторила про себя эту фразу. Да и сама она совсем неплохо к нему относится. Их связывает детская дружба. Значит, как муж и жена они тоже обязательно поладят. Главное – Кларенс любит ее. Он так часто говорит ей об этом…

Но почему-то мысли о предстоящей свадьбе не доставляли ей радости. Вот и сейчас Джессалин хмуро смотрела туда, где в пелене дождя виднелись силуэты лошадей и жокеев в куртках всех цветов радуги. В кошельке последние двадцать пять фунтов… Джессалин рассчитывала прожить на эти деньги всю зиму, а весной она выйдет замуж. Если же сейчас они проиграют, тогда… тогда ей, возможно, придется сделаться уличной торговкой. Например, продавать цветы. Или еще что-нибудь.

Но они не проиграют. На этот раз они непременно выиграют.

Джессалин выбралась из экипажа. Жидкая грязь под ногами напоминала не вполне удавшийся пудинг, зато теплые струи дождя приятно щекотали лицо.

– Бабушка, ты не проголодалась? Может быть, купить что-нибудь поесть?

Леди Летти, поглощенная какими-то своими мыслями, рассеянно поглаживая рукоять трости. В полумраке экипажа ее лицо и руки казались совсем белыми и полупрозрачными, как яичная скорлупа. Она выглядела гораздо старше своих восьмидесяти трех лет.

– Бабушка?

Голос внучки вернул леди Летти к действительности, она подняла голову. Серые глаза смотрели сурово, но в голосе не было обычной резкости.

– Нет, девочка, я не голодна. – Она протянула руку и погладила Джессалин по щеке так нежно, что у Джессалин, привыкшей к суровости бабушки, защемило сердце и на глаза навернулись слезы.

Рука старой леди безвольно упала на колени. На фоне черной юбки она казалась, на удивление, узкой и хрупкой.

Продолговатая, изящная кисть с искривленными возрастом пальцами. Джессалин вдруг стало страшно. Страшно и одиноко. Она снова почувствовала себя беспомощной шестилетней девочкой, которую в любой момент могли выбросить, будто надоевший башмак.

– Прочь сомнения и отправляйся делать ставку, девочка, – с, напускной строгостью сказала леди Летти. Но темно-серые глаза смотрели с любовью.

Джессалин нежно сжала руку бабушки. Несмотря на кажущуюся хрупкость, ответное пожатие старческой руки было твердым и сильным.

– Бабушка, я верю, что сегодняшний день принесет нам удачу. Я просто чувствую это. А потому давай рискнем. Все – или ничего! – Джессалин весело рассмеялась, и ее молодой, жизнерадостный смех прозвучал настолько заразительно, что проходившие мимо люди невольно начинали улыбаться.

И Джессалин с легкой душой отправилась ставить на ближайший заезд последние двадцать пять фунтов. Все – или ничего.

– Берегись шулеров и карманников! – крикнула ей вслед леди Летти.

Пройдя по дорожке, усеянной размокшими программками скачек, Джессалин вышла к столам для игры в кости, прикрытым от дождя красно-белым полосатым навесом. Вокруг столов группками толпились шумливые юнцы, которым по виду даже еще не приходилось бриться. Любой дурак после нескольких бросков непременно понял бы, что кости залиты свинцом, а игру ведут отпетые жулики. Протискиваясь сквозь толпу, Джессалин еще сильней сжала свой ридикюль. Ипподромы всегда кишели воришками.

Из многочисленных палаток неслись аппетитные запахи, слышался веселый смех. Прошел разносчик, предлагая джин в маленьких стаканчиках и пирожки с мясом, от которых поднимался пахучий пар. Желудок Джессалин недовольно заурчал, давая о себе знать. Но она не стала задерживаться – нужно успеть сделать ставку, прежде чем все лошади выйдут на старт.

В Ньюмаркете было на что посмотреть. Когда Джессалин попала сюда впервые, она на все глядела с таким неприкрытым любопытством, что леди Летти даже отчитала ее. На четырех квадратных милях лугов, поросших густой, короткой травой, умещалось несколько ипподромов. Но люди приходили не только на скачки. В Ньюмаркете можно было посмотреть и петушиные бои, и танцующих собак, и акробатов, и многое, многое другое – одним словом, настоящая ярмарка.

В сегодняшних скачках участвовали только двухлетки. Каждый владелец лошади, по условиям, делал предварительный взнос в пятьдесят соверенов. Победителю должно достаться все. Но Летти, истинным конезаводчикам, этого было недостаточно – ведь на содержание четырех лошадей уходили такие огромные суммы, что даже главный выигрыш не покрыл бы всех расходов. Чтобы жить, приходилось делать ставки.

Уже у самой стойки Джессалин вдруг почувствовала приступ дурноты – все внутри буквально сжалось от страха. В последнее время их с бабушкой преследовали неудачи. Мерина, которого они собирались выставить в прошлом месяце, накануне забега свалили желудочные колики. Спустя неделю Девочка Нэнси, всегда приносившая им неплохой выигрыш, загадочным образом сломала ногу. Еще через несколько дней, на скачках, их лошадь уже опережала остальных на три корпуса, как вдруг на дорожку ветер принес чью-то программку. Лошадь испугалась, шарахнулась и сбросила жокея на траву. А в следующих двух забегах лошади Летти шли настолько плохо, что приплелись к финишу чуть ли не последними.

Да, подумала Джессалин, удача и впрямь отвернулась от Летти. Но не может же так продолжаться вечно. Сегодня им обязательно повезет. Просто не может не повезти, именно на этих скачках и с этой лошадью.

Гнедой жеребенок еще только появился на свет, а Джессалин уже точно знала, что когда-нибудь эта лошадь обязательно выиграет дерби, просто знала, и все. Несмотря на то, что по экстерьеру кобылка проигрывала большинству чистокровных скакунов. У нее были огромные копыта, а короткие берцовые кости говорили скорее о силе, чем о резвости. Зато в необыкновенно умных и ясных глазах Джессалин видела тот огонь, ту страсть к победе, которые встречаются только у настоящих чемпионов. Она назвала лошадь Голубая Луна.

Букмекерскую стойку едва можно было разглядеть из-за столпившихся игроков. Стараясь перекричать друг друга, они объявляли ставки, а букмекеры заносили их в специальные тетради.

Единственную женщину-букмекера в Англии звали Черная Чарли. Огромная и толстая, она, по слухам, зарабатывала в год не менее десяти тысяч фунтов, однако сохранила манеры прачки из городских трущоб и одевалась соответственно. Джессалин всегда старалась подходить к ней с наветренной стороны, ибо дамочка благоухала похлеще, чем корзина с тухлыми яйцами. Черная Чарли любила говорить, что в юности навидалась столько мыла и воды, что теперь спокойно может позволить себе не иметь с ними дела до конца жизни.

– Что, хотите еще раз поставить на свою лошадку, мисс Летти? – улыбнулась Черная Чарли, не вынимая глиняной трубки из почерневших от табака зубов. – И сколько же теперь?

– Двадцать пять. На выигрыш.

Черная Чарли сделала пометку в нужной графе. Деньги на скачках переходили из рук в руки только после заезда.

– В случае выигрыша вы с бабушкой станете прямо богачками, а? Голубая Луна – замечательная лошадка. Это уж наверняка. Только смотрите, чтобы остальные на ее фоне не показались осликами, а то хозяева обидятся.

По привычке Джессалин просмотрела список участвующих в заезде лошадей на грифельной доске над головой Черной Чарли. Голубая Луна числилась фаворитом. Это не удивило Джессалин. Это были третьи скачки молодой кобылы. В двух первых она выиграла, намного опередив остальных. Внимание Джессалин привлекла кличка в последней строчке списка.

– Что это за Гонщик Ром?

– А, этот… Его хозяин только что сделал ставку. – Тройной подбородок Черной Чарли колыхнулся в сторону группы мужчин, толпившихся у ее стула. – На него ставят пять к двум. – Букмекерша презрительно хмыкнула, и все ее подбородки затрепетали. – Гонщик Ром выглядит, конечно, неплохо, но мой человек в конюшне говорил, что он не очень-то хорош в деле. Кроме того, его вроде бы уже недели две не тренировали. – Раскурив потухшую трубку, Черная Чарли подмигнула заплывшим жиром глазом. – И, уж ясное дело, вчера его не кормили размоченным хлебом и яйцами, а?

Отмахиваясь от зловонного дыма, Джессалин старалась ничем не выдать своих чувств. Слова букмекерши и раздосадовали, и рассмешили ее. Майор будет в ярости, когда узнает, что главное его изобретение – секрет лошадиной диеты – разгадан. Впрочем, известно, что шпионы Черной Чарли – самые лучшие на ипподроме.

– С Гонщиком никто не занимался с тех самых пор, как помер граф, – продолжала букмекерша. – Говорят, он засунул пистолет в рот и снес свою глупую башку.

– Хозяин Гонщика Рома застрелился? – из вежливости переспросила Джессалин. Она слушала рассказ Черной Чарли вполуха, пытаясь между других лошадей на старте разглядеть Голубую Луну.

– Угу. Какой-то карточный проигрыш. Не смог отдать долг чести и покончил с собой. А наследник, болтают, до сих пор был обычным военным без гроша за душой. Теперь-то ему наконец подфартило. Но вот что я вам скажу: этот будет игроком еще похлеще своего братца. Знаете, сколько он поставил на свою лошадь? Тысячу фунтов. Нет, этот новый лорд Сирхэй просто сумасшедший.

– Лорд… как вы сказали? – Джессалин с трудом выдавила из себя эти четыре слова. Сердце застряло где-то в горле и не давало говорить. – Гонщик Ром принадлежит лорду Сирхэю? О Боже… – Джессалин несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Сердце бешено колотилось в груди. – А сам он здесь? Я имею в виду лейт… нового лорда Сирхэя.

– А как же, вон, прямо позади вас. – Черная Чарли издала кудахтанье, отдаленно напоминающее смех. – Неплох, а? В спину не ударит, но и дочку ему не доверишь, ха-ха! Если б она у меня была, конечно.

Джессалин уже не слушала ее. Она повернулась и… уперлась взглядом в затылок высокого широкоплечего мужчины… Плащ с пелериной наброшен с легкой небрежностью. Но вот он слегка повернулся, и Джессалин увидела его профиль. Грудь ее пронзила такая острая боль, что девушка чуть не вскрикнула.

Прошедшие годы отнюдь не смягчили суровых черт его лица, но он по-прежнему был поразительно красив. Любой нормальной женщине захотелось бы посмотреть на него еще раз. И еще, и еще…

А Джессалин даже один-единственный взгляд доставил ужасные мучения. И все же она не смогла бы отвести глаза, даже если бы весь мир вокруг нее вдруг провалился в тартарары. Лицо загорелое, длинные темные волосы, шляпа с высокой тульей… Он приподнял голову, вглядываясь в лошадей на старте, и Джессалин заметила, что слева под полями шляпы что-то ярко сверкнуло. Позднее она рассмотрела, что это было маленькое золотое колечко, продетое в мочку уха. Он не изменился. О нет, совсем не изменился… Все такой же позер, любящий дразнить людей. «Полюбуйтесь – вот он я, истинный Трелони во всей своей красе. А кому не нравится, пусть отправляется к черту». Джессалин понимала, как сильно шокирует великосветских дам пиратская сережка в ухе пэра Англии.

А потом случилось неизбежное. Трелони повернул голову, и их взгляды встретились. Он смотрел на нее очень долго, и в какую-то минуту Джессалин показалось, что он сейчас уйдет. Однако новоиспеченный граф Сирхэй передумал и направился к ней.

И двигался он совсем как прежде – как ленивый кот – плавно и грациозно, несмотря на легкую хромоту. Нет, он не изменился. Совсем не изменился.

«– Если я когда-нибудь женюсь, то на женщине, а не на тощей рыжеволосой девчонке, только что закончившей школу. Это будет богатая, хорошо воспитанная дама, а не провинциальная мисс, у которой за душой и двух фасолин нет.

– Я ведь люблю тебя.

– Тем хуже для вас, мисс Летти, потому что я вас не люблю».

Воспоминания о том, давнем унижении всплыли в памяти с такой отчетливостью, словно это было вчера. Она положила к его ногам свое сердце, а он перешагнул через него и пошел прочь. Наверное, она казалась ему тогда страшно забавной – странноватая глупышка, вечно попадающая в разные истории. Как он, должно быть, хохотал, вспоминая смешную девчонку, которая то падала с утеса, то проваливалась в шахту, то умоляла его жениться на ней. Глупая маленькая провинциалка… Но как же она его любила! И как же ненавидит его сейчас!

Первым побуждением Джессалин было повернуться и убежать, но она заставила себя гордо выпрямиться и дождаться его приближения. В то лето он безжалостно растоптал ее гордость, но сейчас она закуталась в нее, словно в перелицованное старое пальто. Когда он подошел совсем близко, Джессалин гордо приподняла голову, подобрала тяжелую полу своего светло-коричневого редингота и величественно проплыла мимо оторопевшего Трелони.

Мимо, едва не сбив ее с ног, промчался лакей в красной с золотом ливрее. Оглянувшись по сторонам, Джессалин с ужасом обнаружила, что попала в толпу несущихся куда-то лакеев. Очевидно, хозяева, которым наскучило ждать старта, решили развлечься соревнованиями, чей лакей резвее.

Один из лакеев – толстяк в пурпурной, вышитой серебром ливрее и в съехавшем набок парике – сильно отстал от остальных. Хозяин, ехавший шагом, прикрикнул, чтоб тот пошевеливался. Лакей, пыхтя как паровоз, попытался ускорить бег, но споткнулся и упал в лужу, подняв целый фонтан грязи, большая часть которой попала на платье Джессалин. Сбитая с толку, в промокшем грязном платье, она так и застыла на месте, совершенно не представляя, что же делать дальше. Но тут сильная рука подхватила ее под локоть.

– Не верю своим глазам – да это же мисс Летти? И, как всегда, в самом центре событий. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что если я когда-нибудь встречу вас, то именно там, где вы, по идее, никоим образом не должны были бы оказаться.

Джессалин судорожно сглотнула. Язык будто прилип к небу и упорно не желал поворачиваться. Над высоким крахмальным воротничком и красиво повязанным галстуком его лицо казалось удивительно красивым. А темные глаза… от них, как и раньше, перехватывало дыхание. И сурово сжатый рот все такой же. Рот, который она когда-то целовала…

– То, почему я здесь оказалась, как раз вполне объяснимо, – наконец заговорила она, с радостью убедившись, что голос звучит уверенно и не выдает смятения, которое царило в ее душе. – Сегодня бежит моя лошадь, Голубая Луна. И я, естественно, пришла посмотреть, как она выиграет скачки, мистер… О, простите ради Бога, но, хотя ваше лицо кажется мне знакомым, я никак не могу вспомнить вашего имени. Впрочем, нет, вспомнила. Трелони. Лейтенант Трелони.

В темных глазах вспыхнул гнев. Но буквально через несколько мгновений лицо Трелони снова превратилось в непроницаемую маску.

– Во-первых, теперь меня зовут лорд Сирхэй. А во-вторых, Джессалин, ты чертовски хорошо помнишь, как меня зовут. Зачем же этот балаган? Раньше ты не играла в такие игры.

– О, мне попался замечательный учитель. – Джессалин снова подобрала юбку. – Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего брата, милорд. А теперь, если вы меня извините…

Она не успела сделать и двух шагов, как он снова оказался перед ней, загораживая дорогу. Тонкие губы искривились в надменной улыбке.

– О нет, мисс Летти, я не извиню вас. По крайней мере, не раньше, чем мы обменяемся еще двумя-тремя банальными фразами. Вы же еще не спросили, как я поживаю. Я вам отвечу: «Вполне терпимо», – после чего, в свою очередь, поинтересуюсь, как поживаете вы.

Джессалин широко распахнула глаза и постаралась придать своему лицу самое простодушное выражение.

– Прошу прощения. Я совсем не хотела обидеть вас. Просто мне казалось, что вас вряд ли интересует состояние моего здоровья… Ведь меня-то ваше здоровье не интересует совершенно.

Он наклонился к ней так низко, что Джессалин могла разглядеть каждую пору, каждый волосок на худом, смуглом лице.

– А вот здесь вы заблуждаетесь, мисс Летти, – проговорил он бархатистым голосом, слегка растягивая слова. – За последние пять лет я очень много думал о вас.

– Я тоже думала о вас, милорд. Первое время. Но потом поняла, что вы были правы – мы совершенно не подходим друг другу. И я стала думать о другом.

Джессалин ожидала чего угодно, но только не этого… Трелони весело расхохотался.

– Замечательно! – воскликнул он. – Просто чудесно. Меня разложили по полочкам, выпотрошили, как рождественского гуся, проткнули насквозь, как подушечку для иголок, вывернули наизнанку, как… как… О Господи! Простите меня, мисс Летти, но у меня, кажется, закончились метафоры. Я ведь разговариваю с мисс Летти. Или, может быть, мне теперь следует называть вас по-другому? Например, миссис Респектабельность? Или миссис Зануда?

Джессалин уже готова была рассказать ему о своей помолвке с Кларенсом – пусть поймет, что она сумела преодолеть унижение, которому он подверг ее. Но тут их взгляды встретились. В его темных глазах пылал знакомый огонь, и Джессалин почувствовала, как вновь учащенно, как будто желая выпрыгнуть из груди, забилось ее сердце, словно не было этих пяти лет.

Как же она ненавидела его за эту власть над нею! В пять минут рухнули все барьеры, которые она так тщательно воздвигала в течение пяти лет.

– А ты выросла, малышка.

Выросла… Да, ей и впрямь следует помнить о том, что она теперь молодая женщина, а не наивная босоногая девчонка, которая пять лет назад так глупо себя вела. Редингот скрывал по-прежнему стройную, но уже чисто женскую фигуру, а аккуратно перевязанные лентой волосы были убраны под шелковую шляпку. Но несмотря на все перемены, шевелюра оставалась рыжей, а рот по-прежнему был слишком велик для ее лица.

«Если я когда-нибудь женюсь, то женюсь на женщине, а не на тощей, рыжеволосой девчонке, только вчера закончившей школу…»

Джессалин почувствовала, что внутри у нее сжимается тугой комок. Скорее прочь… Она должна уйти отсюда прежде, чем…

Но не успела она сделать шаг в сторону, как Трелони подхватил ее под руку и повел к белым маркерам, обозначавшим финишную прямую. Он лишь слегка поддерживал ладонью ее локоть, но Джессалин казалось, что его пальцы оставляют отметины даже на кости.

Они остановились у самого финиша. Трелони отпустил ее локоть и ухватился за деревянную перекладину с такой силой, что даже сквозь лайковую перчатку было видно, как вздулись вены на кисти. Казалось, что еще немного – и тонкая кожа перчатки просто лопнет. Джессалин украдкой взглянула на его лицо. Выпрямившись, он не отрываясь смотрел, как на старт выводили участвующих в заезде лошадей. На щеке подергивался нерв.

Появились и жокеи, яркие, как попугаи, в своих разноцветных куртках. Сквозь туманную пелену дождя было почти невозможно отличить одну лошадь от другой: они все казались одной масти.

Краем глаза Джессалин заметила, что стоящий рядом мужчина отпустил перекладину и вроде бы куда-то направляется. Она облегченно вздохнула, но радость была непродолжительной. Внезапно он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

– Почему ты назвала лошадь Голубой Луной?

Вопрос застал ее врасплох. На несколько секунд ипподром вдруг куда-то исчез, а она, юная девчонка, пританцовывая, бежала по тропинке, срывала лунный цветок и, весело смеясь, засовывала ему за ухо. Она услышала шум прибоя и почувствовала дуновение ветра, несущего запах моря и рыбы… Она вспомнила ночь, когда светила голубая луна, а Трелони обнимал и целовал ее так, как мужчина целует женщину, которую хочет.

Сохранять самообладание становилось все сложнее. Джессалин посмотрела в темные, непроницаемые глаза, силясь понять: вспоминает ли стоящий перед ней человек о том же самом. Но там не было ничего, только тень. И она решила ограничиться полуправдой.

– Я назвала ее Голубой Луной, потому что это совершенно необычная лошадь. Поверьте мне, милорд, она обязательно выиграет дерби, на радость нам с бабушкой. И будьте так добры, уберите руки. Мне не нравится, когда меня трогают малознакомые люди.

Трелони выполнил ее просьбу, подчеркивая каждое движение.

– Приношу вам свои глубочайшие извинения, мисс Летти. В будущем я постараюсь ни в коем случае не «трогать» вас. – Его лицо было совсем рядом, и Джессалин чувствовала, как горячее дыхание ерошит выбившиеся из-под шляпки пряди ее волос. Сердце стучало так, будто изнутри в грудь кто-то колотил кулаком. – По крайней мере, до тех пор пока мы снова не познакомимся получше.

«Снова». Ну уж нет, спасибо. Руки Джессалин непроизвольно сжались в кулаки. Никогда… Никогда больше не будет этого страшного «снова».

А он все стоял перед ней, не шевелясь и не отводя взгляда от ее лица. Рукав его пальто касался руки Джессалин. Порыв ветра приподнял подол ее редингота и плотно облепил юбкой ноги, и Джессалин явственно услышала, как у него перехватило дыхание. Ей даже казалось, что она различает удары его сердца.

– От души надеюсь, что ваша Голубая Луна выиграет множество скачек, – после мучительной паузы наконец произнес он. – Но только не сегодняшние. Я уже нашел покупателя на Гонщика Рома, а жеребец будет стоить гораздо дороже, если сегодня придет первым. Не говоря уже о том, что я поставил на него целое состояние.

– Вам, милорд, не стоило так рисковать. Вашему жеребцу будет крайне сложно обойти Голубую Луну. Особенно в такую погоду.

– А что, она особенно хорошо скачет в грязь? – Трелони широко улыбнулся, и сердце Джессалин предательски подпрыгнуло в груди.

– Голубая Луна в любую погоду мчится, как ветер. И опять он не отрываясь смотрел на ее губы. Казалось, сам воздух, разделявший их, вибрирует, как слишком туго натянутые скрипичные струны. Джессалин чувствовала тепло, шедшее от его тела, вдыхала его запах.

Внезапно ей стало страшно. Отступив на два шага назад, она отвернулась и попыталась успокоиться. Вскоре дыхание стало ровнее, но сердце все еще стучало так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Джессалин казалось, что она снова летит в темный провал шахты, но на этот раз уцепиться не за что. Она летела и летела до тех пор, пока не оказалась в том далеком лете. Бедная, глупая девочка, которая так любила его, так любила… Тогда он едва не уничтожил, ее. Но она выжила. «Снова»… «снова»?.. Ну нет, она никому не позволит снова растоптать себя!

Джессалин нервно облизнула губы. На языке остался привкус дождя и дыма.

– Мне пора, – сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти. – Бабушка будет волноваться…

– Подожди! – Его голос звучал так, что Джессалин невольно остановилась. Она снова посмотрела ему в глаза – они были совершенно пустыми и непостижимыми, как море. – Сейчас начнутся скачки, – проговорил он.

Джессалин проследила за направлением его взгляда. Лошади все еще стояли на старте. Так могло продолжаться довольно долго. Она попыталась разглядеть Голубую Луну и Топпера, их жокея. Это как раз было нетрудно. Паренек был одет в цвета Летти – черный и ярко-красный. Голубая Луна в этот пасмурный день тоже казалась не гнедой, а какой-то кроваво-красной. Жокеи коротали время, обмениваясь приятельскими тычками. Лошади гарцевали и били копытами. Но вот жокеи взлетели в седла – сквозь пелену дождя их яркие куртки напоминали разноцветные поплавки.

Трелони снова оказался рядом. Джессалин глубоко вдохнула влажный, с запахом земли и травы воздух.

– Которая из них лошадь вашего брата?

– Лошадь моя.

– Ах да… простите. Мне очень жаль…

– Вам незачем жалеть Гонщика Рома. Заверяю вас, что жестокое обращение с животными не входит в число моих разнообразных пороков. Напротив, я очень люблю лошадей. Честно говоря, это мое единственное слабое место.

– Я всего лишь хотела сказать, мне очень жаль, что ваш брат умер.

– Неужели? Ну, вы, пожалуй, единственная. Насколько мне известно, больше никто об этом не сожалеет. Он выстрелил себе в рот, забрызгав мозгами розовые обои, а мне оставил титул, лошадь-чемпиона и все свои чертовы долги в придачу. А также почетное право продолжать традицию рода Трелони – умирать молодым. Желательно насильственной и позорной смертью.

Джессалин смотрела на горькие складки, залегшие в углах его рта.

– И теперь, став графом Сирхэем, вы собираетесь продолжить эту традицию.

– Возможно.

На мгновение ей показалось, что в темных колодцах глаз проглянула неподдельная мука. Джессалин отвела взгляд.

– Вы так и не сказали, которая из этих лошадей ваша… Милорд…

– Жокей одет в зеленый и желтый цвета… мисс Летти.

Жокей в желто-зеленой куртке сидел на крупном темно-каштановом белоногом жеребце. Даже отсюда было видно, что ему нелегко справляться с норовистым скакуном, мотавшим головой. Массивные задние ноги жеребца говорили о силе и резвости, а изогнутая шея – о гордом и независимом нраве. Черная Чарли сказала правду – это действительно была на редкость красивая лошадь. Джессалин в душе понадеялась, что и второе предсказание букмекерши окажется правдой.

Налетел ветер, но на сей раз он принес не аромат мокрой травы, а запах стоящего рядом мужчины – опасный запах подлинной мужественности, всегда так странно, дурманяще действовавший на Джессалин. И ведь вокруг столько свободного места. Так нет – ему надо было встать так близко, словно они лежат в одном гробу. От этой нелепой мысли Джессалин невольно улыбнулась.

– И все-таки я терпеть не могу, когда ты так делаешь. Джессалин вздрогнула от неожиданности.

– Как?

– Улыбаешься, будто знаешь что-то такое, чего не знаю я.

«– Но я люблю тебя.

– Тем хуже для вас, мисс Летти. Потому что я вас не люблю».

– Раз уже вам интересно, могу рассказать, о чем я думала. О том, что мне следует благодарить вас за то, что вы отвергли меня тогда, пять лет назад, – сказала Джессалин с лучезарной улыбкой, хотя все внутри у нее сжималось от нестерпимой боли. – Теперь-то я понимаю, как глупа была тогда. Удивительно – на какие только безрассудства не способен человек, когда он юн и неопытен!

Лицо Трелони хранило непроницаемое выражение. Его пустой, ничего не выражающий взгляд был безмятежен, как воды подземного озера.

– Главное – не повторять старые ошибки. Джессалин, сама того не желая, задумалась, чью же ошибку он имеет в виду, свою или ее? О, если бы сейчас она увидела в его глазах малейший намек на чувство, на то, что он тоже помнит то лето и хоть немного дорожит этими воспоминаниями, она бы простила ему. Простила бы, несмотря ни на что.

Но его глаза оставались непроницаемыми, и Джессалин подумала, что это очередной урок, в дополнение полученным тем далеким летом. Любить – недостаточно для счастья. Особенно если твой избранник тебя не любит.

Наконец звонок возвестил о начале скачек. Вдалеке мелькнул белый флажок, и лошади рванулись вперед.

Ипподром ревел, как сотня голодных львов, на какую-то секунду Джессалин показалось, что она вот-вот оглохнет. Но тут же забыла обо всем на свете: для нее существовало одно – красно-черная куртка жокея на мчащейся вперед гнедой лошади.

Голубая Луна пока что сильно отставала от лидеров. При всех многочисленных достоинствах кобылы у нее была крайне досадная привычка – она плелась в хвосте до последнего, экономя силы для мощного финишного рывка. Мудрое животное, очевидно, считало, что выигрывать скачку с большим отрывом, если и нескольких дюймов вполне достаточно, – вредное излишество. Но, надо сказать, эта привычка доставляла массу неприятных моментов тем, кто ставил на Голубую Луну свои деньги. И ее хозяйке в том числе.

Джессалин раскачивалась взад-вперед, словно ее толкали в спину крики толпы. Лошади бежали всего полторы мили, но по очень неровной местности, что создавало дополнительные сложности и опасности. Копыта взрезали мокрый дерн, как десятки маленьких, отливающих серебром, кос. Фигурки жокеев в ярких куртках трепетали, словно огоньки.

Вороной мерин по кличке Кэнди Танцор сразу захватил лидерство и пока удерживал его. Джессалин твердила себе, что для этой лошади всегда были характерны быстрый старт и смазанный финиш. Видно, вначале он тратил слишком много сил.

Лошади достигли дальней точки дистанции – скаковая дорожка там поворачивала под острым углом. За пеленой дождя виднелись лишь смутные силуэты. Но вот они по одной начали вырываться из белесой мороси, как стрелы, пронзающие газовую ткань. Гонщик Рома теперь шел вровень с Кэнди Танцором, и Джессалин физически почувствовала, как нарастает напряжение стоящего бок о бок с ней мужчины.

Земля под ногами дрожала от топота множества копыт. Джессалин напряженно высматривала черно-красную шапочку Топпера. Вот она! Голубая Луна отставала от лидеров не меньше чем на пять корпусов. «Поздно! – в отчаянии подумала Джессалин. – Она слишком долго откладывала финишный рывок». Но вдруг, когда уже казалось, что гонка безнадежно проиграна, Голубая Луна, как ветер, помчалась вперед. Вот она обошла одного соперника, другого… Она упорно настигала лидеров… До финиша оставалось всего пятьсот ярдов, и теперь три чистокровные лошади – вороная, гнедая и каурая – шли нос в нос, напрягая все силы, чтобы завоевать победу.

Как всегда, те зрители, кто был верхом, поскакали по полю, рядом с соревнующимися лошадьми. В этой толпе выделялись только яркие шапочки жокеев. Джессалин раскачивалась с удвоенной силой. Ей было абсолютно все равно, как она выглядит в эту минуту.

– Ну же, милая! Давай! Давай!!! – снова и снова, как заклинание, повторяла она. Возбуждение ее росло, и слова звучали все громче и громче.

Она мельком взглянула на Трелони. Он следил за гонкой со спокойной сосредоточенностью, и только подрагивание уголка рта выдавало его волнение. Этих нескольких мгновений, которые Джессалин смотрела на него, оказалось достаточно, чтобы она пропустила начало трагедии. Она видела лишь чудовищный финал.

Когда в воздухе замелькали копыта упавшего Гонщика Рома, Голубая Луна дернулась в сторону. Ее ноги заскользили по жидкой грязи. Не в силах удержать равновесие, лошадь тяжело упала на живот… и замерла на земле абсолютно неподвижно.