"Кодекс чести Вустеров" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Грэнвил)

ГЛАВА 7

Само собой, я не стану утверждать, что Дживз ухмылялся, но лицо у него было умиротворённое, и я внезапно вспомнил о том, что начисто вылетело у меня из головы после омерзительной сцены с придурком Финк-Ноттлем, а именно: последний раз, когда я видел Дживза, он отправился звонить секретарю клуба «Юниоры Ганимеда». Я поспешно встал с кресла. Насколько я знал толкового малого, он принёс мне добрые вести.

- Ну, дозвонился секр-ю, Дживз?

- Да, сэр. Мы только что закончили разговаривать.

- Он тебе всё выложил?

- Я получил полную информацию, сэр.

- И у Споуда есть тайна?

- Да, сэр.

Я с чувством хлопнул себя по брючине.

- Зря я сомневался в тёте Делии, Дживз. Тёти всегда знают, что говорят. У них это называется интуицией. Рассказывай скорей, в чём там дело.

- Боюсь, я не смогу удовлетворить ваше любопытство, сэр. Клубные правила, касающиеся передачи задокументированной информации, необычайно строги.

- Ты имеешь в виду, твой рот на замке?

- Да, сэр.

- Тогда какого ладана ты вообще звонил?

- Мне запрещено сообщать лишь детали, сэр, но я имею полное право поставить вас в известность, что вам с лёгкостью удастся удержать мистера Споуда от агрессивных поступков, если вы скажете ему, что знаете всё об Эйлали.

- Эйлали?

- Эйлали, сэр.

- Думаешь, это его остановит?

- Да, сэр.

Я нахмурился. По правде говоря, полученная информация меня особо не обнадёжила.

- А ты не мог бы хоть намекнуть, о чём идёт речь, Дживз?

- Нет, сэр. Если я позволю себе лишнее слово, вполне возможно, от меня потребуют написать заявление о выходе из клуба.

- Ну, тогда, конечно. - Мне даже думать не хотелось, как камердинеры выстраиваются в две шеренги и проводят Дживза сквозь строй, обрывая ему пуговицы. - Тем не менее, ты уверен, что несколько жалких звуков заставят Споуда поджать хвост? Давай внесём ясность. Допустим, ты Споуд, и я подхожу к тебе и говорю: «Споуд, я всё знаю об Эйлали». Скажи, ты тут же увянешь, как цветок без поливки?

- Да, сэр. Джентльмен, занимающий такое видное положение в обществе, как мистер Споуд, несомненно не захочет, чтобы имя Эйлали было предано гласности.

Я решил немного попрактиковаться. Подойдя к комоду, я сунул руки в карманы и заявил: «Споуд, я всё знаю об Эйлали». Затем я попробовал произнести ту же фразу, вынув руки из карманов. Потом я сказал её в третий раз, скрестив руки на груди. Честно признаться, получалось у меня неубедительно. Впрочем, я вовремя вспомнил, что Дживз никогда не ошибается, и сразу повеселел.

- Ладно, тебе виднее, Дживз. Пойду, успокою Гусика, пока придурка кондрашка не хватила от страха.

- Сэр?

- Ах да, конечно, ты ведь не в курсе, верно? Хочу поставить тебя в известность, Дживз, что с момента нашей последней встречи всё перепуталось, хуже не бывает. Ты знал, что Споуд любит Медлин Бассет чуть ли не с пелёнок?

- Нет, сэр.

- Ну вот. Счастье мисс Бассет для Споуда превыше всего, и когда её помолвка разлетелась вдребезги при сомнительных обстоятельствах, не делающих чести особе мужского пола, за которого она собиралась замуж, Споуд решил свернуть Гусику шею.

- Вот как, сэр?

- Двух мнений быть не может. Споуд только что был здесь и во всеуслышание заявил о своём намерении, а Гусик в это время валялся под кроватью и всё слышал. В результате придурок только и думает, как бы ему связать мои простыни, вылезти по ним из окна и умотать в Калифорнию. Сам понимаешь, мы не можем этого допустить. Если он действительно удерёт, тогда мне крышка. Жизненно важно, чтобы Гусик остался и добился примирения со своей девицей.

- Да, сэр.

- Он не может добиться с ней примирения, если отчалит в Калифорнию.

- Нет, сэр.

- Поэтому первым делом я хочу его разыскать, хотя, должен заметить, сделать это будет совсем не просто. На данном этапе своей карьеры бедолага может находиться где угодно. Не удивлюсь, если он сидит на крыше и пытается превратиться в птичку.

Мои худшие опасения подтвердились. Я обошёл весь дом, но Гусиком нигде даже не пахло. Тотли-Тауэр спрятал Огастеса Финк-Ноттля с концами. Я поискал его ещё немного, затем плюнул на это дело, вернулся к себе и, будь я проклят, если первое, что я увидел, войдя в комнату, был не искомый мной придурок собственной персоной. Он стоял у моей кровати и связывал простыни.

А благо стоял он спиной к двери, и на полу лежал ковёр, о моём присутствии ему ничего не было известно до тех пор, пока я не заговорил. Моё «Эй!», произнесённое резким тоном, потому что я терпеть не могу, когда посторонние копаются в моём постельном белье, заставило его подпрыгнуть чуть ли не до потолка. У него даже губы посинели от страха.

- Ох! - воскликнул он. - Я принял тебя за Споуда!

На смену испугу пришло возмущение. Он бросил на меня уничтожающий взгляд. Его глаза за стёклами очков холодно заблестели. Он стал похож на раздражённого палтуса.

- Чтоб тебе пусто было, Вустер. С какой стати ты подкрадываешься ко мне и орёшь: «Эй!» дурным голосом? Меня чуть кондрашка не хватила.

Сами понимаете, в долгу я не остался.

- Чтоб ты на месте провалился, Финк-Ноттль. С какой стати ты портишь моё постельное белье, да ещё после того, как я категорически запретил тебе к нему прикасаться? Можно подумать, у тебя своих простыней нет. Иди и связывай их сколько тебе влезет.

- По-твоему я сумасшедший? На моей кровати сидит Споуд.

- Да ну?

- Представь себе. Ждёт, когда я появлюсь. К счастью, он закашлялся, прежде чем я успел войти в комнату.

Я решил, пришла пора успокоить его мятущуюся душу.

- Можешь больше не бояться Споуда, Гусик.

- В каком это смысле я могу его больше не бояться? Выражайся яснее.

- Яснее не бывает. Споуд qua гроза всего живого, если, конечно, qua здесь подходит, остался в далёком прошлом. Благодаря блестяще поставленной секретной службе Дживза мне стала известна тайна Споуда, которую он не хочет разглашать ни за какие коврижки.

- Какая тайна?

- Увы, тут ты меня подловил. Когда я сказал: «Мне стала известна тайна Споуда», я имел в виду, она стала известна Дживзу, а рот Дживза, к несчастью, находится на замке. Однако, я знаю волшебное слово, которое заставит Споуда поджать хвост и поднять лапки кверху, если он вдруг вздумает хулиганить направо и налево. - Я умолк и прислушался к шагам в коридоре. - Кто-то идёт. Возможно, та самая особа, о которой мы только что говорили.

Из горла Гусика вырвалось нечто напоминающее звериный рык.

- Немедленно запри дверь!

Я небрежно помахал рукой.

- К чему? Пусть себе идёт на здоровье. С удовольствием его поприветствую. Увидишь, как я с ним разделаюсь, Гусик. Тебя это развлечёт.

Моя догадка, как всегда, оказалась верной. Видимо, Споуду надоело торчать на кровати в пустой комнате, и он решил снова поболтать с Вустером в надежде хоть немного развлечься. По своему обыкновению ввалившись ко мне без стука, Споуд первым делом увидел Гусика, от неожиданности замер на месте, затем издал победный клич и запыхтел как паровоз.

Казалось, со времени нашей последней встречи он заметно подрос и сейчас был не меньше восьми футов шести дюймов ростом, и если б я получил информацию in re Споуда из менее авторитетного источника, я тысячу раз подумал бы, прежде чем ею воспользоваться. Но за долгие годы привычка не сомневаться в правоте Дживза вошла в мою плоть и кровь, поэтому я остался абсолютно спокоен.

С сожалением должен отметить, что Гусик не разделял моей непоколебимой уверенности. Возможно, я не успел изложить ему всех фактов, а может, увидев Споуда живьём, если так можно выразиться, он просто-напросто сломался, но как бы то ни было, бедолага попятился к стенке и попытался пройти сквозь неё в соседнее помещение, а потерпев фиаско, покорно опустил руки и стал похож на чучело, тщательно изготовленное таксидермистом. Я же тем временем повернулся к незваному гостю и посмотрел на него одновременно свысока и с некоторым изумлением. У меня это здорово получилось.

- Ну, Споуд, - спросил я, - что ещё вам угодно?

Высокомерие и изумление, о которых только что говорилось, я вложил в слово «ещё», но судя по поведению верзилы-диктатора, я даром сотрясал воздух.

Никак не отреагировав на мой вопрос, словно он был глухим аспидом из Священного Писания, Споуд медленно направился к Гусику, гипнотизируя его своим взглядом. Скулы у него ходили ходуном, совсем как в ту минуту, когда ему посчастливилось застукать меня наедине с коровой старикашки Бассета, и я бы не удивился, если б в пылу обуревавших его страстей он гулко застучал бы себя кулаками в грудь, подобно рассвирепевшей горилле.

- Ха! - сказал Споуд.

Сами понимаете, я не собирался терпеть такой наглости. Его диктаторские замашки и идиотское «Ха!», которое он произносил по всякому поводу и без повода, следовало пресечь в корне, причем незамедлительно.

- Споуд! - резко воскликнул я и по-моему, точно не помню, даже постучал по столу костяшками пальцев.

Мне кажется, он только сейчас заметил, что я тоже присутствую в комнате. На мгновение остановившись, он бросил на меня недовольный взгляд.

- Ну, а вам что нужно?

Я приподнял сначала одну бровь, затем, для убедительности, обе сразу.

- Что мне нужно? Это мне нравится. Это интересно. Но раз уж вы соблаговолили задать данный вопрос, мне нужно знать, за каким ладаном вы всё время впираетесь в мою комнату, занимая место, не для вас предназначенное, и нарушаете мой покой, когда я беседую с друзьями? Право, в этом доме чувствуешь себя какой-то стриптизёршей. У вас что, своей комнаты нет? Шли бы туда, чванливый индюк, и для разнообразия занялись бы каким-нибудь делом.

Не удержавшись, я украдкой бросил на Гусика взгляд, чтобы посмотреть, как он отреагирует на моё выступление, и с удовольствием отметил на его лице выражение благоговейного восхищения, совсем как у попавшей в переплёт средневековой девицы при виде рыцаря, который в поте лица отбивает её у дракона. Совершенно очевидно, Гусик вновь считал меня Сорвиголовой Вустером прежних дней и мучился от стыда, вспоминая свои гнусные насмешки в мой адрес.

На Споуда, казалась, моя речь тоже произвела сильное впечатление, хоть и не такое благоприятное, как на Гусика. От изумления у верзилы-диктатора отвалилась нижняя челюсть, и он уставился на меня, как солдат на вошь. У меня сложилось впечатление, что у него в голове не укладывалось, как это существо, совсем недавно поджимавшее перед ним хвост на аллее, вдруг осмелилось на него затявкать. Споуд выглядел так, будто его неожиданно укусил кролик.

Он осведомился, ему послышалось, или я действительно сказал, что он индюк, и я ответил утвердительно.

- Чванливый индюк?

- Чванливый индюк. Давно было пора, - продолжал я, - хоть кому-то, не стесняясь, назвать вещи своими именами. Ваша беда в том, Споуд, что вы слишком много о себе воображаете.

Он явно, как говорится, боролся с собой.

- Вот как? Ха! Ну ладно, с вами я потом разберусь.

- А я, - с быстротой молнии последовал мой ответ, - разберусь с вами прямо сейчас. - Я небрежно закурил сигарету. - Споуд, - произнёс я, вводя в бой тяжёлую артиллерию, - мне известна ваша тайна.

- Что?

- Я всё знаю о:

- О чём?

Именно этот вопрос я задал сам себе, потому что, хотите верьте, хотите нет, в этот решительный момент, когда я больше всего на свете нуждался в магическом имени для усмирения диктаторов, которое сообщил мне Дживз, оно начисто выскочило у меня из головы. Я даже не помнил, с какой буквы оно начиналось.

По правде говоря, имена - дело удивительное, если вы меня понимаете. Не сомневаюсь, с вами такое тоже часто случалось. Я имею в виду, у этих имён есть дурная привычка улетучиваться из памяти как чёрт-те что. У меня куры денег не клевали бы, если бы я получал по фунту каждый раз, когда на улице ко мне подлетали типы со знакомыми до неприличия физиономиями, чьих имен я, хоть убей, не помнил, и радостно вопили: «Привет, Вустер!» В подобных случаях всегда чувствуешь себя как рыба, вытащенная из воды, но до сих пор я ещё не чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды, до такой степени.

- О чём? - повторил Споуд.

- По правде говоря, забыл, - честно признался я.

То ли полупридушенный крик, то ли судорожный всхлип, раздавшийся на другом конце сцены вновь приковал мой взор к Гусику, и мне сразу стало ясно, что моё признание не ускользнуло от его слуха. Он опять попытался пройти сквозь стену, и опять неудачно, после чего глаза его отчаянно забегали из стороны в сторону. Затем, когда Споуд начал медленно к нему приближаться, на его лице внезапно появилось решительное, я бы даже сказал, непреклонное выражение.

Мне всегда нравится вспоминать, как Огастес Финк-Ноттль проявил себя в ту минуту. Двух мнений быть не может, он оказался на высоте. Вообще-то я никогда не считал его человеком действия. Тюфяк и тихоня, вот как я о нём думал с детских лет. Но сейчас он повёл себя как заправский забияка и задира с пристаней Сан-Франциско.

Если помните, он стоял, вжавшись в стену, на которой, прямо над его головой, висела картина, где какой-то щёголь в бриджах и треуголке глазел на девицу, ворковавшую то ли с домашним, то ли с диким голубем, если, конечно, я не ошибаюсь. По правде говоря, эта картина давно меня раздражала, и я чуть было не всучил её тёте Делии вместо младенца Самуила, но к счастью вовремя удержался, потому что если б тётя Делия изничтожила щёголя с девицей, Гусик никак не смог бы сорвать их со стены и мощным движением кистей опустить на голову Родерику Споуду.

Я сказал «к счастью», так как, по моему глубокому убеждению, Споуд больше чем кто бы то ни было нуждался в том, чтобы ему шарахнули картиной по черепушке. Только этого Споуду и не хватало, вот что я вам скажу. Каждым своим словом, каждым поступком он просто напрашивался, чтобы ему заехали как полагается. Но в каждой бочке мёда есть ложка дёгтя, и через мгновение я убедился, что благие намерения Гусика не привели к каким-либо существенным результатам. Само собой, ему следовало держать картину боком и лупить Споуда тяжёлой, крепкой рамой, а придурок нанес удар плашмя, после чего диктатор прошёл сквозь холст как цирковой наездник сквозь круг, обтянутый бумагой, Другими словами, усилия Гусика оказались не более чем простым жестом, как выразился бы Дживз.

Хорошо хоть, на некоторое время верзила растерялся. Он стоял, тупо моргая, с картиной вместо воротничка на шее, и небольшая передышка дала мне возможность начать военные действия.

Поведите нас в бой, дайте нам понять, что на войне все средства хороши, и мы, Вустеры, никогда не останемся в стороне. В одну секунду я схватил простыню, которую Гусик бросил на кровать, когда я помешал ему вязать на ней узлы, и набросил её на Споуда. Много воды утекло с тех пор, как я изучал римскую историю, и, прежде чем утверждать наверняка, мне необходимо проконсультироваться у Дживза, но по-моему точно так же поступали гладиаторы на арене под одобрительные выкрики толпы.

Должно быть, парень, схлопотавший картиной по черепушке и сразу же после этого накрытый простынёй, не в состоянии мыслить ясно и логично. Любой друг Споуда, блюдя его интересы, посоветовал бы ему в данный момент угомониться и не дёргаться, пока он не выберется из кокона. В противном случае, наверняка заметил бы этот друг, в комнате, битком набитой стульями, столиками, креслами и прочей дребеденью можно грохнуться в шесть секунд.

Но рядом со Споудом, как вы понимаете, друзей не было, и, услышав свист ветра, сопровождавший бегство Гусика, он бросился в предполагаемом направлении своей жертвы и, естественно, рухнул как подкошенный. И пока Гусик, развив бешеную скорость, вылетал в дверь, Споуд барахтался на полу, запутываясь в простыне всё больше и больше.

Должен вам сказать, если бы комнате находился мой друг, он несомненно посоветовал бы мне умотать оттуда как можно скорее, и, оглядываясь назад, я понимаю, что действовал необдуманно, когда задержался, чтобы нанести удар по выпуклости, изрыгавшей проклятья, фарфоровой китайской вазой, стоявшей на каминной полке неподалеку от того места, где недавно молился младенец Самуил. Как выяснилось, я допустил стратегическую ошибку. Само собой, я не промахнулся, и ваза разлетелась вдребезги, что меня порадовало (сами понимаете, чем больше уничтожалось вещей, принадлежавших такому типу, как сэр Уаткин Бассет, тем веселее становилось жить на свете), но в процессе нанесения удара я не удержал равновесия, и в следующую секунду похожая на окорок рука выскочила из-под простыни и ухватила меня за рукав фрака.

Это была катастрофа, и многие на моём месте поняли бы, что погибли, и прекратили бы всякое сопротивление. Но вся загвоздка в том, что мы, Вустеры, о чём я неоднократно упоминал ранее, не принадлежим к числу этих многих. Вустеры никогда не теряются. Они соображают в мгновенье ока и действуют в мгновенье ока. Если помните, перед тем как известить Споуда, что мне известна его тайна, я закурил сигарету, и она всё ещё дымилась в мундштуке, который я крепко сжимал зубами. Быстро выхватив мундштук, я прижал горящий кончик сигареты к захватившему меня в плен окороку.

Результатом я остался доволен, дальше некуда. Мне кажется, развитие событий должно было насторожить Споуда, так сказать, подготовить его к любым неожиданностям, но он оказался абсолютно не готов к моему более чем простому маневру. Дико вскрикнув, он отпустил фрак, и я не стал медлить. Бертрам Вустер всегда чувствует, когда его присутствие желательно, а когда - нет. Если Бертрам Вустер видит льва, идущего ему навстречу, он (Вустер, не лев) сворачивает в сторону и улепётывает со всех ног. Я стартовал с бешеной скоростью, и если б мы бежали с Гусиком наперегонки, наверняка опередил бы его на корпус-другой, но я никак не мог предположить, что в дверях у меня произойдёт лобовое столкновение с каким-то твёрдым предметом. Помнится, хватаясь за плечи этого предмета и ощущая его руки на своих плечах, я подумал, что в Тотли-Тауэре скучать не приходится.

Должно быть, запах одеколона в районе висков помог мне определить, что твёрдым предметом была моя тётя Делия, хотя даже если б от неё никаким одеколоном не пахло, я всё равно распознал бы тётушку по сочному охотничьему возгласу, сорвавшемуся с её нежных уст. Мы грохнулись на пол бесформенной кучей и, наверное, покатились от двери внутрь помещения, потому что не прошло и нескольких секунд, как мы столкнулись с опутанным простынёй Споудом, который, когда я в последний раз его видел, находился на противоположном конце комнаты. Несомненно, объяснение напрашивалось само собой. Видимо, пока мы перемещались на северо-северо-восток, он следовал курсом юго-юго-запад, и мы встретились где-то посередине пересекаемого нами пространства.

Споуд, как я заметил, когда туман перед моими глазами рассеялся, вцепился в левую ногу тёти Делии, и ей это, судя по всему, жутко не понравилось. Встречный удар племянника значительно поубавил воздуха в её груди, но его осталось вполне достаточно, чтобы она смогла высказать всё, что думала, с присущим ей жаром.

- Куда это я попала? - возмущённо поинтересовалась моя тётушка. - В психушку? С ума все посходили, что ли? Сначала Пенёк-Бутылёк проскакал по коридору как дикий мустанг, затем ты решил пройти сквозь меня, словно я облако. А сейчас джентльмен в бурнусе щиплет мою ногу, - не помню, чтобы меня хоть раз ущипнули после охотничьего бала в году тысяча девятьсот двадцать первом.

Видимо, её пылкая речь пробилась в затуманенное сознание Споуда и пробудила в нём элементарное чувство приличия, потому что он её отпустил, хоть и неохотно, и она поднялась на ноги, отряхивая платье.

- А теперь, - продолжала тётя Делия более спокойным тоном, - я требую объяснений, причём немедленно. В чём дело? Что вы тут затеяли? Кто, чёрт побери, завернулся в эту дурацкую простыню?

Я представил их друг другу.

- Ты ведь видела Споуда, когда приехала? Мистер Родерик Споуд, миссис Траверс.

Споуд выпутался из простыни, но голова его всё ещё торчала из картины, и тётя Делия с удивлением на неё посмотрела.

- Господи помилуй, зачем вы нацепили эту штуковину на шею? - спросила она, затем снисходительно добавила. - Нет, конечно, носите её, если хочется, но она вам не к лицу.

Диктатор не ответил. Он тяжело дышал. Сами понимаете, придраться к нему было нельзя, - на его месте я тоже пыхтел бы как паровоз, - но хрипел Споуд крайне неприятно, и мне это не нравилось. К тому же он пожирал меня глазами, и это мне тоже не нравилось. Лицо у него раскраснелось, а волосы (если б не увидел, никогда бы не поверил, что такое возможно) приподнялись над головой «как перья вспугнутой цесарки», - так однажды выразился Дживз о Кислятине Фотеренгейт-Фиппсе, который поставил кругленькую сумму на стопроцентного верняка и замер в ужасе, когда тот пришёл шестым на скачках в Ньюмаркете.

Я помню, однажды, во время вынужденного расставания с Дживзом, мне пришлось ненадолго взять камердинера из бюро по найму, и буквально через неделю он нарезался как свинья, устроил в квартире пожар и попытался искромсать меня кухонным ножом. Представьте, заявил, что желает увидеть цвет моих внутренностей, - глупее ему ничего в голову не пришло. Так вот, до сих пор я считал тот эпизод самым неприятным в моей жизни, но сейчас он отошёл на второй план.

Тип, о котором я вам рассказывал, был простым, наивным парнем, в то время как Споуд получил прекрасное образование и занимал определённое положение в обществе, но у меня не вызывало сомнений, что души их стремились к одному и тому же. Вряд ли им удалось бы сойтись в мнениях по любому поводу, но когда речь шла о цвете моих внутренностей, мыслили они одинаково. Правда, мой слуга считал, что исследование необходимо провести с помощью кухонного ножа, а Споуд, судя по всему, не сомневался, что можно ограничиться голыми руками, но в остальном их взгляды полностью совпадали.

- Я вынужден попросить вас удалиться, мадам, - прохрипел Споуд.

- Но я только что пришла.

- Мне необходимо надрать этому человеку уши.

Сами понимаете, он крупно ошибся, взяв подобный тон с тётей Делией. Чувство клановой солидарности, если так можно выразиться, развито у моей престарелой родственницы в лучшем виде, и, как я уже говорил, она души не чает в Бертраме. Её чело омрачилось.

- Вы и пальцем не тронете моего племянника.

- Я ему все кости переломаю.

- Даже не мечтайте. Какая наглость: Эй!

Резкий возглас, сорвавшийся с уст тёти Делии, было легко объяснить, так как Споуд, не обращая на её слова ни малейшего внимания, сделал резкое движение в мою сторону, ясно говорившее о его кровожадных намерениях.

Учитывая безумный блеск в его глазах, встопорщенные усы, скрежет зубов и сжатые в кулаки руки, данное движение должно было заставить меня отскочить в сторону с лёгкостью Нижинского, и если б диктатор бросился на меня несколькими минутами раньше, я, несомненно, упорхнул бы от него как птичка. Но я не шелохнулся. Не помню точно, скрестил ли я руки на груди, но, можете не сомневаться, на губах моих блуждала лёгкая, презрительная улыбка.

А дело в том, что коротенький слог «эй» сделал то, чего я не смог добиться в течение четверти часа, как ни напрягал свои мозги, а именно: выдернул, так сказать, затычку из фонтана памяти. Всё, что говорил мне Дживз, нахлынуло на меня приливной волной. Только что в моей черепушке была полная пустота, а в следующую секунду тот самый фонтан заработал как чёрт-те что. Со мной часто такое бывает.

- Минутку, Споуд, - спокойно сказал я. - Одну минутку. Прежде чем вы сделаете очередную глупость, хочу поставить вас в известность, что я всё знаю об Эйлали.

Это было бесподобно. Я почувствовал себя как один из тех деятелей, которые нажимают на кнопки и взрывают мины. Если б не моя непоколебимая вера в Дживза, я был бы потрясён тем, как доморощенный диктатор отреагировал на моё сообщение. К гадалке не ходи, его шарахнуло, лучше не придумаешь. Он отпрянул от меня, словно его кипятком окатили, изменился в лице, а во взгляде его отразились ужас и тревога.

Создавшаяся ситуация живо напомнила мне одно событие прежних лет, когда я учился в Оксфорде, и сердце моё было молодо. Однажды я прогуливался с девицей как-там-её по берегу реки, когда, откуда ни возьмись, здоровенная псина помчалась к нам на галопе, исходя истошным лаем и явно намереваясь истратить на нас запас своих сил. По правде говоря, я уже вручил свою душу господу и распрощался с тридцатью шиллингами, - ценой моих старых, добрых брюк, - когда девица с необычайным присутствием духа в последнюю секунду раскрыла свой японский зонтик прямо в морду зверюге, после чего та проделала три кульбита, поджала хвост и ретировалась.

Родерик Споуд не делал кульбитов и не поджимал хвоста, но выглядел он точь-в-точь как побитая собака, не сомневайтесь в этом ни на минуту. Сначала у него отвисла нижняя челюсть. Затем он прошептал: «Да?» Потом губы его искривились в жалком подобии улыбки, после чего он сглотнул шесть, - а может семь - раз, будто в горле у него застряла рыбья кость. И, наконец, он заговорил. А когда он заговорил, голос его напомнил мне самое нежное воркованье голубя, причем хорошо воспитанного голубя, которое я когда-либо слышал.

- Правда? - сказал он.

- Святая правда, - подтвердил я.

Догадайся он спросить меня, что я о ней знаю, мне пришлось бы туго, но диктаторам, видимо, догадливость ни к чему.

- Э-э-э: а как вы узнали?

- Воспользовался одним из своих методов.

- Да?

- Да.

Он снова умолк, затем заскользил ко мне, - я не шучу, именно заскользил, чего я никак не ожидал от такой туши.

- Вы ведь никому не скажете, Вустер? Вы ведь никому не скажете, правда, Вустер?

- Не скажу:

- Спасибо, Вустер, спасибо.

- :на том условии, - продолжал я, - что вы прекратите безобразничать и устраивать: какое слово тут подходит?

Он скользнул ко мне почти вплотную.

- Конечно, конечно. Я вел себя опрометчиво. - Он вытянул руку и погладил меня по рукаву. - Кажется, я помял ваш фрак, Вустер? Мне очень жаль. Я забылся. Больше этого не повторится.

- Ещё бы повторилось! Боже великий! Впервые вижу, чтобы парней хватали за фраки и грозили переломать им все кости.

- Простите, Вустер, простите. Я был неправ.

- Ещё бы вы были правы! Если будете хулиганить, я приму самые строгие меры, Споуд.

- Да-да, понимаю.

- Ваше поведение мне сразу не понравилось. А как вы смотрели на меня за обедом? Думаете, я ничего не заметил? Глубоко заблуждаетесь. Я всегда всё замечаю.

- Конечно, конечно.

- К тому же вы назвали меня жалким, ничтожным червём.

- Я сожалею, что назвал вас жалким, ничтожным червём, Вустер. Я сказал, не подумав.

- Сначала думайте, потом говорите, Споуд. Это всё. Можете идти.

- Спокойной ночи, Вустер.

- Спокойной ночи, Споуд.

Склонив голову, он торопливо вышел из комнаты, а я повернулся к тёте Делии, которая до сих пор находилась на заднем плане и изредка издавала звуки, похожие на фырчанье велосипеда с моторчиком. Она посмотрела на меня так, словно увидела привидение. Ничего удивительного. Человека непосвящённого мой разговор со Споудом должен был потрясти, дальше некуда.

- Пошла бы я в:

К счастью, она не закончила фразу. Находясь в возбуждённом состоянии, моя тётя Делия частенько забывает, что она не в чистом поле на охоте, и существительное, которое она не договорила, могло оказаться слишком сочным, учитывая присутствие мужчины в нашей компании.

- Берти! Что происходит?

Я небрежно помахал рукой.

- О, ничего особенного, тётя Делия. Просто я поставил Споуда на место. Таких типов, как Споуд, надо держать в узде, не то они совсем обнаглеют.

- Кто такая Эйлали?

- Увы, к сожалению я не смогу удовлетворить твоего любопытства. За информацией по этому поводу ты должна обратиться к Дживзу, но он тоже тебе ничего не скажет, потому что правила строго-настрого запрещают членам клуба трепать языком и, вообще, болтать лишнее. Дживз, - продолжал я, отдавая должное честному малому, потому что Вустеры всегда отдают должное тем, кому положено, - совсем недавно доложил мне, что если я сообщу Споуду, будто всё знаю об Эйлали, он, если так можно выразиться, лопнет как мыльный пузырь. Заметь, именно как мыльный пузырь Споуд и лопнул, двух мнений быть не может. Что же касается вышеупомянутой, я даже представить себе не могу, с чем её едят. Можно лишь предположить, она - часть тёмного прошлого Споуда, которое не делает ему чести.

Я глубоко вздохнул, потому что, по правде говоря, мне взгрустнулось.

- Догадаться не трудно, как думаешь, тётя Делия? Доверчивая девушка, которая слишком поздно поняла, что мужчины - предатели: маленький свёрток: берег реки: всплеск: отчаянный детский крик: Тебе не кажется, так оно и было? Недаром Споуд чуть не умер от страха. Естественно, он не хочет, чтобы весь мир узнал о его безобразиях.

Тётя Делия просияла. Можно сказать, лицо у неё стало одухотворённым.

- Добрый, старый шантаж! Я всегда говорила, говорю и говорить буду, шантаж незаменим! Срабатывает не хуже волшебной палочки! Берти! - вскричала она. - Ты хоть понимаешь, что теперь получается?

- «Получается», о моя плоть и кровь?

- Раз ты держишь Споуда на крючке, тебе ничто не мешает умыкнуть кувшинчик для сливок. Путь свободен. Можешь заняться этим сегодня же вечером.

Я с сожалением покачал головой. Честно признаться, я так и думал, что она придет к подобному выводу, и даже расстроился, потому что сейчас передо мной стояла неприятная задача: отнять чашу радости от губ тётушки, которая когда-то укачивала меня на своих коленях.

- Нет, - сказал я. - Тут ты ошибаешься. Прости, конечно, но ты совсем не шевелишь мозгами. Споуд нам больше не страшен, верно, но записная книжка Гусика всё ещё находится у Стефи. А прежде чем я сделаю хоть один шаг к твоей корове, мне нужно добыть эту книжку.

- Но зачем? Ах да, наверное, ты не знаешь. Полчаса назад Медлин Бассет сообщила мне по великому секрету, что расторгла помолвку с Пеньком-Бутыльком. Ну, вот. Ты боялся, что юная Стефи помешает их браку, показав книжку папаше Бассету. Но раз брак всё равно не состоится:

Я снова покачал своей черепушкой.

- Моя дражайшая и ближайшая умница-разумница, - сказал я, - ты попала пальцем в небо. Пока у Стефи находится записная книжка, я не могу показать её Медлин Бассет. А пока я не покажу её Медлин Бассет, Гусик не сможет доказать, что полез под: э-э-э: щипал Стефи за ноги с самыми благородными намерениями. И только в том случае, если он докажет благородность своих намерений, они с Медлин помирятся и дело будет в шляпе. А когда они помирятся и дело будет в шляпе, у меня отпадет необходимость самому жениться на этой дурацкой Бассет. Так что, сама понимаешь, могу только повторить, я шагу не сделаю к корове, пока не раздобуду записной книжки Гусика.

Вроде бы мои безукоризненные доводы её убедили. Тётя Делия нахмурилась и прикусила нижнюю губу, словно только что до дна испила чашу горечи.

- Пока не раздобудешь? Скажи на милость, как?

- Я намерен обыскать Стефину комнату.

- Это ещё зачем?

- Моя добрая старая тётушка, исследования Гусика показали, что Стефи не носит книжку с собой. Рассуждая логически, приходим к заключению, она должна быть в её комнате.

- Да, но где именно, олух царя небесного? Проще найти иголку в стоге сена. Тебе не приходило в голову, что книжка наверняка хорошо спрятана?

Моё удивлённое восклицание (то ли «Ох!», то ли «Ах!») сказало тёте Делии яснее всяких слов, что в голову мне это не приходило, потому что она фыркнула как бизон на водопое.

- Бедный дурачок, ты, видимо, не сомневался, что книжка лежит на туалетном столике на самом видном месте. Ладно, обыскивай комнату Стефи сколько влезет. По крайней мере займёшься делом и не будешь путаться под ногами. Одному из нас давно пора начать шевелить мозгами, а у меня они есть.

Она направилась к двери, но, прежде чем уйти, сняла с каминной полки фарфоровую лошадку, швырнула её на пол и прыгнула на осколки обеими ногами, а я, чувствуя себя не в своей тарелке из-за того, что план мой, как выяснилось, оказался непродуманным, сел в кресло и напрягся как никогда, пытаясь найти выход из создавшегося положения.

И чем больше я пытался найти выход, тем сильней я убеждался, что моя ближайшая и дражайшая была права на все сто. Оглядывая свою собственную комнату, я пришёл к выводу, что если б мне понадобилось спрятать в ней маленькую записную книжку в коричневом кожаном переплёте, где чуть ли не на каждой странице говорилось о манерах старикашки Бассета чавкать и хлюпать супом, я сделал бы это без малейшего труда. Несомненно, логово Стефи в этом отношении мало чем отличалось от моего, а следовательно, отправившись туда, я брался за непосильную задачу, перед которой спасовала бы даже чистокровная ищейка, не говоря уже о парне, который с детства играл в прятки хуже не придумаешь.

Я решил дать своим мозгам передышку, чтобы потом взяться за решение проблемы со свежими силами, и вновь углубился в книгу, вызывавшую мурашки на коже. И, будь я проклят, если, прочитав всего полстраницы, не вскрикнул от изумления. Хотите верьте, хотите нет, я наткнулся на отрывок первостепенной важности.

- Дживз, - сказал я, обращаясь к усердному малому, который только что вошёл в комнату, - я наткнулся на отрывок первостепенной важности.

- Сэр?

Я понял, что увлёкся, не снабдив своё замечание необходимыми комментариями.

- Я говорю об отрывке из потрясной книги, которую читаю. Но, прежде чем мы его обсудим, хочу выразить своё восхищение и отдать тебе должное, Дживз. Твоя информация re Споуда блестяще подтвердилась. Даже не знаю, как тебя благодарить. Ты сказал, имя Эйлали заставит его поджать хвост, - так оно и вышло. Споуд qua угроза обществу: кстати, qua тут подходит?

- Да, сэр. Вполне.

- Так я и думал. Ну вот, Споуд qua угроза обществу приказал долго жить. Скончался. Помер. Загнулся.

- Приятные новости, сэр.

- Не то слово. И тем не менее, мы всё ещё не перешли Руби-как-его, потому что юная Стефи вцепилась в записную книжку Гусика как клещ и не желает с ней расставаться, а пока мы не разлучили Стефи с данной записной книжкой, руки наши связаны. Несколько минут назад от меня ушла тётя Делия, и могу тебе сообщить, настроение у неё было аховое. С одной стороны она осознает, что мемуары Гусика находятся в берлоге нахальной девицы, а с другой - даже не надеется, что их удастся там отыскать. Тётушка уверена, что легче найти иголку в стоге сена.

- Миссис Траверс безусловно права, сэр.

- Да, но ты забыл об отрывке первостепенной важности, Дживз. Он светит нам во тьме, как путеводная звезда. Сейчас я тебе его прочту. Сыщик разговаривает со своим приятелем, и «они» означает пока ещё неизвестных типов, которые «потрошат» комнату девицы, разыскивая исчезнувшие драгоценности. Слушай внимательно, Дживз: «Дорогой мой Постлетуэйт, они перевернули всё вверх дном, но не догадались посмотреть в единственном месте, где могли что-нибудь найти. Любители, Постлетуэйт, жалкие любители. Им даже в голову не пришло пошарить на шкафу, куда в первую очередь полез бы опытный жулик, которому прекрасно известно, что больше всего на свете, - обрати внимание, Дживз,- именно там женщины любят прятать дорогие их сердцу вещи».

Я оторвался от книги и зорко посмотрел на сметливого малого.

- Надеюсь, ты понимаешь первостепенную важность данного отрывка, Дживз?

- Если не ошибаюсь, сэр, вы имеете в виду, что записная книжка мистера Финк-Ноттля может находиться на шкафу в комнате мисс Бинг?

- Что значит «может находиться»? Не может не находиться, вот как надо сказать, Дживз. Где же ей ещё быть? Сыщик не дурак. Он знает, что говорит. Я верю ему на все сто и собираюсь строго следовать его совету.

- Но, сэр, вы ведь не предполагаете:

- Нет, предполагаю. Причем немедленно. Стефи отправилась трудиться в поте лица, так что скоро её ждать не приходится. Смешно думать, что стадо деревенских матерей насытится цветными слайдами Святой Земли под аккомпанемент раньше чем часа через два. Самое время действовать, пока путь свободен. Бери ноги в руки, Дживз, и пойдём.

- Видите ли, сэр:

- Опять ты за старое, Дживз. Мне надоело повторять, я не одобряю твоей дурацкой привычки говорить: «Видите ли, сэр» слащавым тоном каждый раз, когда я предлагаю определённую программу действий. Поменьше «Видите ли, сэр», Дживз, и побольше дела. Вспомни о феодальном духе. Ты знаешь, где комната Стефи?

- Да, сэр.

- Тогда вперёд, Дживз!

По правде говоря, несмотря на решительность, с которой я поставил Дживза на место, если вы меня понимаете, мне было немного не по себе, и чем ближе мы подходили к месту нашего назначения, тем больше не по себе мне становилось. Примерно такие же чувства я испытывал, когда позволил Роберте Уикхэм уговорить меня проткнуть грелку штопальной иглой, привязанной к палке. Терпеть не могу делать что-то исподтишка. Берти Вустер любит идти по жизни с гордо поднятой головой, твердо ступая по земле, а не красться на цыпочках, сгибаясь в три погибели.

Честно признаться, я предвидел своё тяжелое душевное состояние и взял с собой Дживза, чтобы он оказал мне моральную поддержку, ну, и всё прочеё. Я надеялся, он с радостью бросится на выручку своему молодому господину и будет во всём ему помогать, не жалея сил, а бессовестный малый не сделал ни того, ни другого. С самого начала было видно, что Дживз не одобряет моего поведения. Он шагал с отрешённым видом, и это меня возмущало, дальше некуда. Благодаря его отрешённости и моей возмущенности, весь путь мы проделали в молчании, и в комнату тоже вошли молча. Я включил свет.

С первого взгляда на апартаменты Стефи мне стало ясно, что юная шантажистка неплохо устроилась. Тотли-Тауэр был выстроен в те времена, когда спальня считалась уютным гнёздышком только в том случае, если туда тайком от владельца замка можно было пригласить на танцы пар пятьдесят своих друзей, и в помещении, где мы очутились, с удобством разместились бы с дюжину Стефи. При свете тусклой электрической лампочки на потолке оно, казалось, простиралось на несколько миль во все стороны, и в голову мне пришла страшная мысль, что, если сыщик вдруг допустил промашку, записная книжка Гусика могла находиться в любой точке этих открытых пространств.

Я стоял, размышляя и надеясь на лучшее, когда мои размышления прервал странный рокочущий звук, напоминавший нечто среднее между атмосферными помехами по радио и раскатом грома, и, чтобы не морочить вам голову, сразу скажу, что звук этот исходил из гортани пса Бартоломью.

Животное пристально смотрело на нас с кровати, царапая лапами покрывало, и настолько ясно выражало взглядом свои намерения, что мы действовали мгновенно, с одной и той же думой в двух умах. В тот самый момент, когда я, как орёл, взлетел на комод, Дживз, подобно ласточке, вспорхнул на шкаф. Зверюга соскочила с кровати, вышла на середину комнаты и уселась, неприятно сопя носом и глядя на нас из-под кустистых бровей, словно шотландский проповедник, обличающий грешников с кафедры.

Некоторое время сцена оставалась без изменений.