14

Бьюкен опустил телефонную трубку на рычаг.

– Звонили из лаборатории в больнице святого Томаса, – сказал он. – Они подтверждают наши выводы. Получили микроснимки и сейчас пытаются идентифицировать эти самые бактерии. Ничего не получается: бактерии не похожи ни на один из знакомых науке видов. Меня это не удивляет…

Бетти сунула голову в дверь и объявила:

– Я опросила все больницы. – Она была бледна. – Все, куда сумела дозвониться, кое-где телефоны просто не работают. Их нигде нет, никаких следов. И в списках жертв их имена тоже не значатся. Даже не знаю, что еще можно предпринять…

Тут она подняла глаза и заметила стоящего неподалеку от двери Креймера. Она попыталась сказать что-то еще, но Креймер остановил ее взмахом руки:

– Ладно, Бетти, я слышал – новостей у вас нет.

Он тяжело опустился в кресло. Телефон зазвонил снова, и Бетти ответила:

– Да, да… Да, он здесь. Хорошо, сейчас позову. – Она передала трубку Креймеру. – Вас вызывает НАСА, Нью-Йорк.

– Креймер слушает, – отрывисто бросил он. – Кто? Ах, это вы, Маркер, – как поживаете? И что же вы хотите? Понимаю, ну что ж, вам надо быть в курсе дела. Да, мы уже выяснили. Нет, аминостирен тут ни при чем. Откуда я знаю? У нас есть доказательства. Послушайте, Маркер, материал ни в чем не виноват, причина совершенно иная… нет же, нет!.. разумеется, я могу это доказать. Это бактерия, микроб! Нет, я не шучу, действительно микроб. У нас уже собраны все данные. Считайте что вам будет угодно, а материалы у нас первоклассные. Ну что ж, придется поверить. Когда? Завтра, в десять тридцать? – Он бросил взгляд на часы. – Минус шесть поясных часов, значит, как раз успею, если сейчас же вылететь. Что? Допустим, но если они не поверят вам на слово, я привезу им эти чертовы доказательства сам! Сказал – буду, значит, буду. Хорошо, до свидания…

Он швырнул трубку на аппарат и откинулся в кресле.

– Честно говоря, их трудно винить…

– В чем дело? – поинтересовалась Бетти.

– Завтра в десять тридцать по местному времени в Нью-Йорке состоится заседание закупочной комиссии НАСА. На повестке дня вопрос об аминостирене – безопасен он или нет. В случае отрицательного решения мы потеряем контракт и отчисления на сумму полтора миллиона долларов. Закажите мне билет до аэропорта Кеннеди.

– Но как же… – начала, но тут же осеклась Бетти. – А что будет с Анной? Ведь так и не известно, где она…

Ответ прозвучал подчеркнуто сухо:

– Будьте любезны заказать мне билет на ближайший самолет, следующий в аэропорт Кеннеди. Я пойду уложу вещи. – Он широкими шагами направился к двери и вдруг обернулся к Райту. – Приготовьте мне препараты бактериальных культур, такие же, как те, что мы использовали здесь. Препараты поместите в металлическую коробку, стерилизуйте ее снаружи и запечатайте в парафин, понятно? Я возьму эту коробку с собой. Да, и еще присовокупите парочку микроснимков из той серии, что вы сделали. Придется пустить в ход все доказательства, какими мы только располагаем…

И он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Напрягая зрение, Джеррард всматривался в глубину платформы. Пламя костра неожиданно поднялось и разогнало мрак ровно настолько, чтобы он различил вдалеке деревянную будку блокпоста. На секунду ему почудилось, что там, в будке, что-то движется, но тут пламя некстати опало.

Превозмогая боль, он поднялся на ноги и подошел к своей одежде. Она высохла и торчала колом, но, как только он натянул ее, ему стало тепло и уютно.

– Осторожнее, – шепнула Анна.

Он вытащил из костра тлеющую головешку, раздул из угольков огонь и, подняв факел высоко над головой, направился в сторону блокпоста.

В будке было запыленное стеклянное окошечко. Дощатая дверь оказалась приоткрытой и без труда повернулась на петлях; он еще раз дунул на головешку, чтобы огонь разгорелся поярче, и шагнул внутрь.

Большую часть механизмов давным-давно разобрали и увезли, но в полу до сих пор торчали массивные железные рычаги с захватами для проводов, а на дальней кирпичной стене висела выцветшая схема путей. В той же стене была утоплена и другая дверь, крест-накрест забитая досками и запертая на висячий замок. Дверная рама держалась на болтах, прочно вогнанных в кладку.

Джеррард ощутил прилив сил. Это выход!

В одном месте доска слегка отошла. Приблизив лицо к щели, он услышал тонкий пронзительный свист: снаружи била струя свежего холодного воздуха. Джеррард отступил на шаг, приглядываясь к замку. Ну, это будет несложно: сорвать его, и… Сзади раздался какой-то звук, словно кто-то резко вздохнул. Он обернулся, вглядываясь во мглу, но тут у него под черепом разом взорвалась тысяча разноцветных огнен.

Пошатнувшись, Джеррард выронил головешку. И сразу же на него обрушился новый удар. Он соскользнул по стене и потерял сознание.

Очнулся он от вкуса крови во рту и тупой боли в затылке. Открыв глаза, он обнаружил, что, в сущности, ничего не видит. Прошло какое-то время, прежде чем он осознал, что над ним озабоченно склонилась Анна.

Он был опять у костра и лежал на брезенте. Попытался было приподнять голову, но боль нестерпимо усилилась. Поднял руку – и нащупал в волосах коросту запекшейся крови.

– Что случилось? – едва шевеля губами, спросил он и, собравшись с силами, повторил более отчетливо: – Что случилось?

– Не знаю, – ответила Анна озадаченно. – Вероятно, вы упали и ударились…

Джеррард покачал головой и поморщился от нового приступа боли.

– Ничего подобного, – сказал он. – Не я ударился, а меня ударили.

– Откуда вы знаете?

– Вы все время были здесь? – медленно выговорил Джеррард. – Вы ничего и никого не видели?

– Ничего, – ответила Анна. – Да разве тут есть кто-нибудь, кроме нас?

Джеррард поднес руку с часами к самому лицу, пытаясь разглядеть стрелки. Было семь – значит, он провел в беспамятстве без малого два часа.

– Думаю, что там можно выбраться, – Джеррард встал, слегка покачнувшись. Анна хотела поддержать его, но он отмахнулся и, повернувшись спиной к костру, показал на дальний конец платформы. – Там есть дверь. Дверь деревянная, она забита, но, по-моему, мы пройдем…

– У нас нет инструмента, – возразил Слейтер. – Я оставил его в том тоннеле…

– Думается, мы сумеем выбраться другим способом, – ответил канадец и снова ткнул пальцем куда-то вдаль. – Там, у самого блокпоста, свалены старые банки с краской. Ее, наверное, можно поджечь…

– А это не опасно? – осведомилась Анна.

– У вас есть какие-нибудь другие предложения? – Джеррард сам не ожидал, что окажется столь нелюбезным. – Голыми руками нам дверь не высадить. Но будка деревянная, она сгорит быстро. А кроме того, – добавил он, – у меня есть свои причины на то, чтобы именно поджечь ее…

Спутники не без любопытства посмотрели на Джеррарда, но мешать не стали, и он принялся сгребать обломки древесины, пинками сгоняя их по платформе к блокпосту.

Собрав у стен будки изрядную кучу дерева, он не стал больше открывать дверь, а взял старую ржавую жестянку, вышиб каблуком дно и обильно полил всю кучу влажной поблескивающей краской. Наконец, вытащив из костра новую пылающую головню, подошел к будке вплотную.

– А теперь, – сказал он нарочито громко, – теперь я все это подожгу. Полыхнет, как бомба…

Он поднял головню, покрутил ею в воздухе, чтобы пламя разгорелось как следует, и отступил на шаг.

И тут раздался вопль. Из будки на перрон вывалилась страшная, потерявшая человеческий облик фигура. Первис!

Лицо бывшего бизнесмена почернело от сажи, волосы спутались и покрылись грязью, костюм превратился в лохмотья. В одной руке Первис сжимал увесистую, больше метра длиной, палку, в другой – фонарь Джеррарда. Анна сдавленно вскрикнула. Слейтер бросился вперед. Первис дико глянул на них и замахнулся палкой.

– Уходите, – рявкнул он. – Все уходите! Прочь от меня, прочь!..

– Первис! – позвал Слейтер. – Какого черта вы там прятались?

Джеррард схватил его за руку и оттолкнул в сторону.

– Держитесь от него подальше. Он свихнулся…

Первис медленно опустил палку. Он сверкал глазами, словно затравленный зверь, а губы его по-прежнему лепетали:

– Прочь… прочь!.. Уходите, все уходите!.. Не трогайте меня… уходите… убирайтесь вон!..

– Ну-ка, бросьте свою дурацкую палку, – приказал, выступив вперед и протянув руку, Слейтер. – Отдайте ее мне!

– Осторожнее! – предупредил Джеррард.

Не успел он договорить, как Первис кинулся на Слейтера. Одной рукой схватив его за отвороты пальто, он ухитрился поставить Слейтера на колени, а другой – занес палку над его головой.

– Берегитесь! – закричала Анна.

Джеррард стремительно поднял факел, который так и не выпускал из рук, и метнул его в кучу пропитанного краской дерева. Досочки шевельнулись от толчка и тут же вспыхнули яростным пламенем. Первис отшатнулся, потерял равновесие и неуклюже, спиной, грохнулся с перрона на шпалы. Придя в себя, он затряс шевелюрой, как раненое животное, и начал шарить в пыли в поисках оброненной палки.

Джеррард поднял фонарь и посветил вниз. Первис дико дернул головой, заслонил рукой глаза от света, а потом повернулся и побрел, прихрамывая, подальше от людей, в тоннель. Несколько секунд – и он исчез в темноте. Все трое еще долго слышали его тяжелые шаги.

Тогда канадец отвел своих спутников от края платформы.

– Пусть идет, куда хочет. Далеко в таком состоянии ему не уйти.

Они обратили свои взоры на пылающую коробку блокпоста. Доски, которыми была заколочена дверь, уже начали коробиться от жары, отваливаясь от рамы.

– Как же мы справимся с огнем? – беспокойно спросила Анна.

– Я видел там несколько старых пожарных ведер, – ответил Джеррард. – Остались, видимо, со времен войны…

И они снова двинулись вдоль перрона. У самого замурованного выхода стояло с полдюжины красных, сильно поржавевших ведер, давно не ведавших воды.

– Откуда же мы возьмем воду? – осведомился Слейтер.

Джеррард показал на смотровой колодец в центре платформы.

– Придется использовать эту дрянь.

Анна скорчила гримасу, но другого выхода не было. Привязав к дужке ведра пояс Слейтера, они опустили ведро с краями в густую пенистую жидкость. Вскоре все ведра были наполнены. Но прошло еще не менее получаса, прежде чем древесина выгорела и они смогли приблизиться к пожарищу. От блокпоста уцелела лишь закопченная черная рама. Она еще была раскалена, зато доски двери прогорели почти насквозь. Сильный сквозняк швырял им в лица снопы искр и пепел.

Джеррард, кое-как подобравшись к заветной цели, ударил в дверь ногой и выбил несколько обугленных досок. Еще два удара – и дыра расширилась настолько, что могла свободно их пропустить. С наружной стороны тянуло ветром, который в сравнении с дымным воздухом станции казался холодным и чистым.

Канадец оглянулся. Слейтер старательно раздирал на полосы брезент, обматывал ими концы полуобгоревших досок и окунал в жестянку с краской, сооружая примитивные факелы.

– Не мог смириться, что все идеи до сих пор были вашими, – подмигнул он Джеррарду. – На какое-то время этого хватит…

– А потом? – спросила Анна.

– Сделаем про запас, – ответил Слейтер.

Джеррард выбрал один из факелов и ткнул им в огонь; факел загорелся, и канадец поднял его высоко над головой. Краска пылала, с треском разбрасывая вокруг огненные капли. Одна из капель обожгла Джеррарду щеку.

И снова он – в который раз – не мог не подивиться неправдоподобности ситуации. Они были замурованы в чреве огромного города, они выпили-последнюю воду, съели последнюю пищу, и в довершение всех бед у них за спиной прятался безумец, жаждущий убить их по какой-то своей параноидальной прихоти.

В голове пульсировала тупая боль. В свете факелов на платформу падали резкие тени. На дальней стене виднелись изъеденные временем рекламные плакаты: какие-то консервы, сигареты «Крейвен Эй» – таких он при всем желании не мог и припомнить, – какао «Бурнвиль», два младенца на автоматических весах и под ними подпись «В здоровом теле здоровый дух»…

– Нарисовать бы на стенке парочку антилоп и еще какую-нибудь охотничью сцену, – пошутил Джеррард.

Слейтер ответил кривой усмешкой:

– Если мы не выкарабкаемся отсюда, единственное, что появится на стенке, будет традиционное «Покойтесь с миром»…

– Уж это вряд ли, – улыбнулся Джеррард. Он сделал несколько шагов и обернулся: – Не спускайте с меня глаз. Как-то не хочется снова получить по затылку…

И он переступил через обгорелый дверной остов. За дверью был недлинный кирпичный коридорчик, и вот он оказался на дне круглой вертикальной шахты метров пяти в диаметре. Воздух здесь был просто ледяным. Дно выстилали потрескавшиеся бетонные плиты, сквозь трещины просвечивала вода. Стены были сложены из кирпича, кое-где выступали железные каркасные ребра. Метрах в семи-восьми над головой располагались два выступа, соединенные частоколом железных прутьев, – Джеррарду припомнились старые зарисовки Ньюгейтской тюрьмы.

Подошла Анна и принесла еще один зажженный факел. За ней следовал Слейтер, один факел в руке, остальные в свертке под мышкой.

Свет трех факелов, залив основание шахты, проник до самого верха. Шахта тянулась в высоту, казалось, метров на тридцать, и там, наверху, едва виднелись два круглых отверстия.

– Вот откуда свежий воздух, – сказал Слейтер. – Это выход – если, конечно, сначала забраться наверх…

– Но как? – удивилась Анна.

– Вскарабкаться по стене, – предложил Джеррард.

– В жизни не сумею, – заявила Анна.

– Я тоже, – поддержал ее Слейтер. – Я боюсь высоты.

Джеррард приблизился к стене вплотную и внимательно осмотрел ее. По обеим сторонам вертикальной каркасной балки шли ряды крупных заклепок, сантиметров пяти в диаметре, они выступали над поверхностью сантиметра на три-четыре. Взобраться по ним будет нелегко.

– Попробую. Надеюсь, что влезу, – произнес он. – Достать бы веревку, тогда и вас втяну следом…

Он начал подъем. Мышцы болели и не желали слушаться. В неверных отблесках факелов разнородные железки, за которые он хватался и на которые опирался ногами, сначала, казалось, вырастали в размерах, а потом словно съеживались. Тени вытягивались и сжимались, ему чудилось, что он карабкается в каком-то сюрреалистическом кошмаре, где все лишено надежности и даже самый металл колышется, словно море, – то прилив, то отлив…

И все же Джеррард взбирался все выше и выше, приближаясь к округлым жерлам, темнеющим над головой.

Свет факелов едва доходил сюда, но его все-таки хватило, чтобы разглядеть два круглых отверстия – нижние срезы двух более узких шахт. Они имели метра по полтора в поперечнике.

Как Джеррард и ожидал, узкие жерла оказались изнутри совершенно гладкими, если не считать полоски очень мелких заклепок. Опоры ни для рук, ни для ног здесь не было никакой. Подняться по этому стволу можно было только так, как поднимаются по трещинам в скалах альпинисты: упираясь плечами и подошвами в противоположные стенки и сантиметр за сантиметром перемещаясь вверх.

По сначала надо было еще забраться внутрь ствола. Единственный способ сделать это – подняться в рост и, оттолкнувшись от последнего из поперечных ребер, одним движением бросить свое тело в пустоту так, чтобы руки уперлись в дальний от него край узкой шахты. Тогда он окажется распят, подвешен наискось между стенкой основной шахты и краем верхнего ствола. Росту в нем хватит – сто восемьдесят восемь, – но любая ошибка, и он тут же окажется на дне, рядом с Анной и Слейтером.

Потом ему предстоит перенести в узкую шахту ноги – одну, а за ней и вторую, ни на секунду не ослабляя рук, прижатых к противоположной стене, но если даже это удастся, пути назад больше не будет. Останется только дорога вверх. И в случае малейшего промаха – падение с тридцатиметровой высоты.

А что ждет его наверху? Что если ствол приведет к железной решетке, сквозь которую он не сможет пробиться? Он будет тогда висеть на этой решетке, не в силах привлечь внимания прохожих, висеть, пока руки не разожмутся и тело не рухнет вниз…

А если шахту венчает характерная для вентиляционных колодцев коническая крышка? Тогда схватиться будет просто не за что, – тогда выхода вообще не будет, вернее, путь будет только один – вниз…

Лучшее, на что он мог рассчитывать, – где-нибудь выше ему встретится изгиб, и если удастся заползти в горизонтальную часть ствола, то можно попытаться и пробить его. Металл проржавел и был не слишком прочен. Но что это даст? И если уж задумываться о толщине металла: не случится ли так, что вертикальная секция, не выдержав его веса, проломится, когда он вынужден будет давить на нее изо всех сил?

Он посмотрел вниз. К горлу подкатила тошнота.

Анна и Слейтер теперь сидели, привалившись друг к другу, свои факелы они сунули в трещины бетонного дна. Долго им так не продержаться. А если даже и продержатся, то кто и когда их найдет здесь? Нет, выбора у него не было – вверх, только вверх! Джеррард приготовился к самому рискованному броску в своей жизни.

Трижды он напрягался и трижды его охватывала волна слабости и нерешительности. Он понимал, что в таком состоянии его ноги просто не сообщат ему необходимого толчка. Он скорчился, припав к стене, его била дрожь, он ощущал себя таким бессильным, таким усталым – и вдруг лицо ему опалило чувство стыда, а на смену стыду пришел яростный гнев.

Все, что он помнил, все, о чем мог рассказать потом, – это то, что тело его вдруг словно само по себе напряглось, изготовилось и, будто пружина, распрямилось спиной вперед в пространство. Вытянутые за головой руки уперлись в края ствола, плечи глухо ударились о дальнюю его стенку, и ноги рванулись вверх. Какую-то долю секунды он, казалось, висел в пустоте, но вот его подошвы коснулись противоположной стены, он выпрямил ноги и замер.

Еще мгновение он отдыхал. Снизу до него донесся сдавленный крик, но он не мог себе позволить взглянуть туда. Даже мимолетный взгляд вниз – и он мог бы сорваться. Теперь он уже буквально не мог остановиться, он должен был двигаться беспрерывно, расклинивая собой стены ствола и сантиметр за сантиметром продвигаясь вверх, как альпинист в расщелине. Назад пути не было, и он собрал последние силы.

Несколько долгих минут он ничего не видел, не слышал, не воспринимал. Напряжение было таким, что он просто ослеп от пота. В ушах барабанным боем стучала кровь, рот и горло пересохли до окостенения. Как зверь, который отчаянно рвется на волю, к свету, он полз вверх, вверх и вверх, беспрерывно шаря руками по стенам в поисках вожделенной опоры.

Наконец он остановился – тело наотрез отказывалось двинуться дальше. Он конвульсивно хватал ртом воздух, непроизвольно коротко всхлипывая. Стены ствола усиливали этот звук. Хоть на секунду расслабиться бы – но тогда, как мешок картошки, он со свистом рухнет на далекое дно. Он осторожно глянул из-под локтя вниз. Все, что он мог различить там, – тусклое мерцающее пятнышко света. Наверху все по-прежнему было черно, словно заткано темным саваном.

Он сжал волю в комок и сделал еще одно усилие. Но едва он пошевелился, как тут же оскользнулся и чуть не упал, притормозив лишь в последнюю долю секунды.

И вдруг, к вящему его ужасу, спина словно потеряла опору; стенка, казалось, утратила свою прочность, он забился в безотчетной панике, вновь едва не потеряв ненадежного равновесия, пока до него не дошло, что это означает изгиб ствола. Тогда он выжал себя еще дальше вверх и в сторону, за поворот, и в конце концов почувствовал, что лежит на спине, подняв ноги над головой. Теперь он опирался на стену ствола всем своим весом и мог не давить на нее больше ни ногами, ни руками.

Облегчение было несказанным, и он лежал так, не двигаясь, целых пять минут. Воздух здесь, казалось, был еще свежее и чище, чем в шахте. Джеррард осторожно перевернулся на четвереньки и пополз. Потом достал из кармана фонарь. Луч совсем ослабел, но он сумел различить впереди новый поворот под прямым углом и еще одну вертикальную секцию. Как только он дополз до поворота, то понял, что сверху просачивается бледный, голубоватый дневной свет. Он выключил фонарь, медленно перевалился на спину и поднял глаза. Метрах в трех над его головой была решетка, и сквозь нее… сквозь нее виднелось небо!

Самообладание вдруг изменило ему. Несколько минут он просто лежал, глядя на решетку, и по лицу его текли слезы. Одолеть последний участок оказалось относительно несложно; Джеррард вцепился в прутья решетки и прислушался. Где он? Снаружи была полная тишина. Он тряхнул головой, чтобы прочистить уши, – и вновь ни звука. В какой же это район Лондона он попал, если здесь только небо и тишина? Лондон никогда не знает безмолвия. В душу закрался страх: что случилось? почему тишина?

Все, что он мог увидеть из-под решетки, была какая-то глухая стена. Он попытался крикнуть, сглотнув слюну, но из горла вырвалось лишь сухое блеяние. Вцепившиеся в решетку руки ныли от напряжения. Он осмотрел края решетки в надежде установить, как она открывается. Может быть, какая-нибудь щеколда, болт? Ровным счетом ничего. Он кричал, кричал снова и снова, пока не затрясся всем телом в неудержимых рыданиях. Никто не отзывался.

Он прилип к решетке, как обезьяна, непристойно ругался, плакал навзрыд, но в ответ – ни звука. Наконец, в припадке бессильной ярости, чувствуя окончательное крушение всех надежд, он с размаху пнул ногой по стенке ствола. И нога… провалилась. В испуге он стиснул прутья мертвой хваткой и закачался на вытянутых руках. Потом снова поднял ногу и опасливо ощупал стену подошвой. Рискуя жизнью, отпустил одну руку и вытащил из кармана фонарь.

Ему удалось выбить кусок обшивки! И там, за обшивкой ствола, проглядывала какая-то полость. Он посветил тусклым лучом в пробоину и различил еще одну стену и ступеньки под ней. С лихорадочной быстротой он спрятал фонарь, поднял обе ноги и, согнув, ударил ими по расшатанной обшивке.

Он раскачивался словно маятник. Один удар, второй, третий – на третий раз обшивка не выдержала. Он забросил ноги в рваную дыру, сделал еще рывок – и мешком рухнул вниз, на ступеньки. Ступеньки вели к деревянной двери. Он исчерпал свои силы до дна. Подняться по этим ступенькам стоило ему громадных трудов. Он одолевал каждую ступеньку, как дряхлый старик.

Когда он вытянул руку и коснулся замочной скважины, дверь поплыла перед его глазами. Окажись она запертой, у него ни за что не хватило бы сил ее выломать. Он повернул ручку. Безуспешно. Повернул опять, потянул к себе. Дверь неожиданно подалась, и резкий порыв ледяного зимнего ветра швырнул ему в лицо облачко морозной пыли.

Джеррард вывалился на волю.