"Дверь № 3" - читать интересную книгу автора (О Лири Патрик)

13

Если бы я сочинял обыкновенный триллер, то сейчас как раз наступило бы время раскрыть карты и указать пальцем на настоящего убийцу. Разумеется, Лора была никакая не инопланетянка. Родилась она в Айове и в детстве стала сексуальной игрушкой отчима-альбиноса, который угрожал убить ее, если она проболтается. Он внушал ей такой страх и настолько подавил ее разум еще в нежном возрасте, что она и теперь чувствовала себя в опасности. Отсюда и вся таинственность. В детстве она прошла через несколько заведений для душевнобольных, где ей назначались различные психотропные средства, – вот причина галлюцинаций. «Комната снов» – это не что иное, как палата, обитая войлоком. Доктор Стюарт – всего лишь последний из длинного ряда насильников. Лорины рассказы – плод воображения, а реальная ее жизнь состоит из насилия, психозов и постоянного бегства от самой себя. Повреждение психики крайне серьезно, и я при всем желании вряд ли смог бы оказаться полезен. Хоть это и жестоко, но я от всей души желал, чтобы все обстояло так на самом деле. Вполне правдоподобная, впрочем, теория – состряпанная мною в четыре часа утра после панической бессонной ночи. Как бы то ни было, она помогла мне немного успокоиться.

Я продолжал прятаться у моего приятеля Грега и, чтобы хоть немного окупить свое пребывание и отвлечься от неприятных мыслей, красил стены у него на кухне. Однако отказаться от работы не смог: мои пациенты нуждались во мне, и подводить их не хотелось, даже если показываться в клинике было опасно. Сидя в кабинете, я каждую минуту ждал стука в дверь или телефонного звонка, мне мерещился знакомый силуэт в коридоре. Что ей сказать, если она появится? Снова и снова я перечитывал строки письма: 

Итак, ленты памяти, комнаты снов, прозрачные купола, телепатия, желе… О чем я еще не рассказала? Ах да, конечно, об их чудесных машинах! Они не идут ни в какое сравнение с примитивной механикой вашего мира. Холоки постоянно возятся с ними, испытывая к своим созданиям примерно те же чувства, что вы – к домашним животным. Зависят от них и полагаются на них во всем. Приготовление пищи, уборка, обучение – все делается с помощью машин. Без своих любимцев они просто пропали бы. Помню, в детстве я испытывала ревность к машинам и даже сломала несколько. Как же мне за это доставалось! Целыми неделями сидела взаперти в комнате снов.

Жаль, что ты не можешь выглянуть со мной из окна. На той стороне площади за автостоянкой – парк аттракционов. Оттуда доносится причудливая смесь из обрывков веселых мелодий, но видно только верхнюю половинку чертова колеса – интересно, почему вы так его называете? Иногда кто-нибудь пронзительно взвизгивает, обычно юные девицы, но не от страха, а скорее от удовольствия. Ведь они знают, что рано или поздно колесо остановится и можно будет сойти…

Наверное, мне надо признаться и насчет моих шоколадок, раз уж они тебя так волнуют. Лекарство – это как раз они, а вовсе не валиум. Мой организм, хоть и похож на ваш, все-таки кое-чем отличается. Сахар, и особенно конфеты, действуют на меня успокаивающе, так же как на вас валиум, который в моем случае вызвал бы полное оцепенение. Для меня это способ вернуться. Речь идет не о суициде, будь у меня такое намерение, я давно бы уже убила себя. Я хочу жить, хочу остаться, хочу быть с тобой.

Остальное несущественно, заполнить пробелы я могу при встрече – если, конечно, ты захочешь меня видеть. Ты должен. Потому что ты – моя единственная надежда.

С любовью,

Лора.

P. S. Ты ведь никому ничего не рассказывал, правда?

P. P. S. Сожги это письмо.

В тот вечер на моем автоответчике в рабочем кабинете появилось таинственное сообщение, впрочем, вполне понятное: «Это я, нам обязательно нужно встретиться. Ты в опасности. Я буду в…» Ну что ж, по крайней мере в людном месте.

Мне хватило ума попросить своего друга-полицейского подвезти меня и ждать в машине у выхода. Он настоял на том, чтобы взять оружие, что только усилило мою тревогу. Лора назначила встречу в большом книжном магазине в Саутфилде, очень популярном в Детройте. Там полно уютных уголков, где можно без помех посидеть и что-нибудь полистать. В рабочий день после обеда посетителей было мало, так что свою бывшую пациентку я разглядел издалека. Лора сидела на одном из двух деревянных стульев возле горшка с пальмой, насколько я помню, рядом с полкой Герберта Уэллса. На ней был ярко-синий спортивный костюм, в руках – книга в бумажной обложке. Посмотрев в окно и убедившись, что Грег на месте, я не торопясь подошел.

Лора отложила книжку и встретила меня теплой улыбкой.

– Привет, Джон. Как поживаешь?

– Нормально. – Я сел рядом. – Давно ждешь?

– Не очень. Как твоя челюсть?

– Заживает понемногу.

– Я хотела извиниться в письме, но подумала, что лучше сделаю это лично.

– Ты очень внимательна.

– Так ты хочешь услышать окончание моей истории? – Она вела себя так, будто ничего не случилось и нас только что прервали.

– Нет, – отрезал я.

– Нет? – растерялась Лора.

Мне вдруг страшно захотелось курить.

– Сначала надо кое о чем договориться.

– Я не собираюсь тебя бить, если ты это имеешь в виду.

– А с какой стати я должен тебе верить?

– Ну вот… – Она печально отвернулась и долго молчала.

– Послушай, – начал я, – мне не хотелось бы снова попасть в опасную ситуацию…

– Опасную?

– Если ты хоть раз еще меня ударишь, наши отношения прекратятся навсегда.

– Я понимаю. Договорились.

– Во-вторых, я хочу знать все, что ты до сих пор недоговаривала. Мне нужен твой адрес – настоящий, а не тот фальшивый. Еще я должен знать, через кого можно с тобой связаться. Третье лицо, так сказать. И еще… – Я на секунду задумался. Мне вспомнилась сцена из фильма, где инопланетянин решает перед учеными на доске какое-то особенное уравнение, доказывая превосходство своего разума. – Мне нужна химическая формула тех прозрачных кристаллов, ваше определение числа «пи», образец твоей крови, твоя фотография… И ты должна рассказать полиции все, что знаешь про Стюарта.

Лора смотрела на меня без всякого выражения.

– Полиции?

– Тебе придется доказать свое алиби.

– Ты мое алиби, – улыбнулась она. – Когда его убили, я была с тобой.

– Ты можешь это доказать?

– Полиция может. Я уже была у них.

Она достала из книги закладку и записала адрес. Про состав кристаллов ей ничего не известно. Величина «пи» везде одинакова. Группа крови – первая, резус положительный, можно проверить у Форда в ее больничной карте. Фотография… Она вдруг захихикала.

– Ты думаешь, я вампир и на снимке не получусь?

– Очень смешно, – фыркнул я.

– Ну ладно. Я дам фотографию, но с одним условием: ее никто больше не увидит. Посмотришь и уничтожишь.

Я согласился. До сих пор приятно вспоминать об этой маленькой победе. Уничтожать я ничего не собирался, снимок до сих пор у меня.

– А третье лицо? – напомнил я.

Лора стала писать номер телефона – в своей странной манере, с прямоугольными нулями.

– Сол – мой друг, но он может и не захотеть говорить с тобой – смотря в каком будет настроении. Он хороший человек, не раз меня выручал.

– Это он дает тебе деньги? – задал я вопрос, который давно меня мучил.

– Да.

– Он может поручиться за тебя?

– Думаю, что да. – Она зябко поежилась.

– Послушай, Лора, я не понимаю… Почему ты сначала все скрывала?

– Никто не должен знать, – сказала она тихо, почти шепотом. – Это очень опасно.

– Что опасно, почему?

– У меня только один шанс. Они не хотят, чтобы все стало известно, – боятся.

– Чего?

– Вас. Всех вас. Что вы узнаете.

– Но что плохого мы можем им сделать?

Лора долго молчала. Казалось, она проверяет, не подслушивает ли кто. За окном залаяла собака.

– Вы можете забрать ваши сны, – прошептала она.

– Но… каким образом?

– Этого я не могу сказать.

Еще одна тайна. Когда же это все кончится? Собака залаяла снова, Лора настороженно обернулась к окну.

– Ты сказала, что мне угрожает опасность, – напомнил я.

– Да, если захочешь кому-нибудь рассказать.

– А как они узнают?

– Ленты памяти. В них есть все.

Собака лаяла все громче, и Лору это явно беспокоило. Она нахмурилась и спросила:

– У тебя животные?

– Что?

– Ну… кошка или собака… не важно кто.

– Золотые рыбки есть, а что?

– Это ничего, – с облегчением вздохнула она. – Рыбки не в счет. Главное – люди. Нельзя, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, думал обо мне и моих делах.

– Я никому не говорил.

– А Стюарту?

– Мы с ним говорили о тебе, но я… Что случилось? – Лора вдруг смертельно побледнела. Казалось, она близка к обмороку.

– Ты не должен был! У него появились опасные воспоминания.

– Что?

Она судорожно сглотнула и огляделась.

– Вот почему его убили! Я же тебя предупреждала. Нельзя никому говорить про меня, даже самое невинное замечание может быть опасным… – Зябко передернув плечами, она снова горячо заговорила, не сводя глаз с моего лица: – Это не игрушки! Не думай, что я ненормальная. Они узнают, обязательно узнают, от них ничего не скроешь!

Мысль о том, что я невольно способствовал гибели доктора, привела меня в ужас.

– Но ведь я ничего не говорил ему о твоем прошлом! Совсем ничего!

– Не важно. Они сказали четко: один человек в здравом уме. Только один, больше никто. Один должен поверить – тогда я остаюсь. – Лора опустила глаза. – Мне кажется, что они и отпустили меня только потому, что не верили в это.

Я долго молчал, обдумывая ее слова. Она снова заговорила.

– Джон, я клянусь, что ничего не соврала про себя! Если они решат, что тебе нельзя верить, то убьют не задумываясь! Ты никому больше не говорил?

– Нет, – покачал я головой, стараясь выглядеть как можно честнее. Приятель-полицейский, следователь… кто еще?

– Если хочешь с кем-то поговорить, то лучше с Солом, – сказала она, вставая. – Его они не посмеют тронуть. – Потом вдруг улыбнулась какой-то странной улыбкой, от которой мне стало не по себе. – Пусть это будет нашим секретом. Ты ведь умеешь хранить секреты? Сол говорит, что в этом вся разница между большими мальчиками и сосунками. Большие мальчики умеют хранить секреты, а сосунки обязательно все разболтают.

Глядя, как она уходит, я вдруг вспомнил, что мать как-то раз сказала мне почти то же самое. Мы готовились к Рождеству, и она хотела убедиться, что я не расскажу отцу про его подарок. Уже не помню, что ему тогда подарили. Надо будет сказать Лоре. Очень кстати, что у меня память такая дырявая, потому что раскрывать чужие секреты мне приходится каждый день. За это, собственно, мне и платят деньги.

Выходя на улицу, я снова заметил его. Толстяк с армейской стрижкой в синем костюме – он как раз садился в машину.

– Эй! – крикнул я, подбегая. Неприметный серый «плимут» уже выезжал со стоянки. – Эй, ты!

Черт побери! Этот тип явно следит за мной! Садясь в машину, я все еще дрожал от возбуждения.

– Я видел, как она выходила. Такая дылда в красном платье, верно? – заметил Грег, несказанно меня обрадовав.

– Да, это Луиза, – кивнул я. – Не волнуйся, мы с ней больше не увидимся.

Все надежды на то, что Лорино «третье лицо» поможет хоть сколько-нибудь прояснить ситуацию, испарились в тот момент, когда он взял трубку. Со знакомства с ним начинается самый причудливый виток в моем извилистом повествовании. Сол оказался лишь очередной шкуркой бесконечно очищаемой луковицы. Что можно сказать об этом человеке? С ним не соскучишься. Его голос вызывал в памяти персонажей старых комедий: глуховатый, манерный, с хитрецой, как у Эдварда Робинсона. Он даже свое «не-а» выговаривал так же, как тот.

Не-а, ему совсем не хочется разговаривать со мной. Ни о каких девушках. Девушками он уже давным-давно не интересуется. Я верующий? Католик? Когда последний раз исповедовался? Как отношусь к регулированию рождаемости? В ходе той первой беседы, как и многих последующих, если только можно назвать беседой нескончаемый поток старческого маразма с периодическими вспышками сверхъестественной проницательности, я не раз отнимал бормочущую трубку от уха и с недоумением смотрел на нее, словно на таинственный предмет, смысл и назначение которого находится за пределами моего понимания.

– Да что это за фамилия такая – Доннелли?

– Обыкновенная, ирландская.

– И вы мне будете говорить, что вы не католик?

– Нет, не католик. Послушайте, Сол, мне нужно всего пару минут…

– Ну да, ну да… Время! Время – самое главное. Время – деньги. Время не ждет. Для расы, не имеющей понятия о том, что такое время, вы удивительно много болтаете о нем.

Так. Еще один критик земной цивилизации на мою голову.

– Сколько вы берете в час? – спросил он.

– Не ваше дело, – рассвирепел я.

– Хе-хе, встречу за ленчем я обычно оценивал в пару сотен. И платили как миленькие, поверьте. Они понимали, чего стоит старина Сол Лоуи.

– Если бы вы смогли просто… – попытался вставить я, но куда там.

– Время или деньги – теперь уже не вопрос. Я покончил с этими играми. Спросите Ванду, Руди, Ленни. Или саму принцессу. Да хотя бы…

Поморщившись, я отнял от уха трубку, так что несколько последних имен не отпечатались в моей памяти. Когда я снова прислушался, он уже говорил с кем-то другим.

– Аймиш! Аймиш! Оставь в покое крокодила!

– Сол?

– Вот сукин сын! До чего они жадные, эти кардиналы!

– Сол?

– Послушайте, я только хочу выяснить, насколько вам близка сама идея…

Я не сразу понял, что теперь он обращается ко мне.

– Какая идея?

– Господь всемогущий! Что еще может иметь значение?

– Не понимаю.

– Вы что, тупой? Я говорю о Боге.

– Ах вот оно что! – сообразил я.

– Тут важна специфика, имейте в виду. Каждая культура видит что-то свое. Кроме, конечно, этих проклятых баптистов с их бубнами. Как вы думаете, Богу могут понравиться бубны?

Я не нашелся, что ответить. Он продолжал:

– Хотя, может, это только мое мнение… Не знаю. Так или иначе, вы должны прибегнуть к его милости. Хотите защиты? Так привлеките Бога на свою сторону!

– Э-э…

– Что «э-э…»? – передразнил он. – Я даю вам идеальный пуленепробиваемый жилет, а вы мне говорите «э-э…»?!

– Да какого черта? – не выдержал я. – Что за чушь! О чем это вы, Сол?

Мой собеседник так резко сменил тон, что я перепугался. Он вдруг заговорил совершенно спокойно и здраво:

– О холоках, конечно, о чем же еще?

– Так вы знаете про них? – изумился я.

Из трубки раздалось хриплое хихиканье, перешедшее в приступ кашля.

– Пожалуй, можно и так выразиться. Выходит, принцесса ничего вам не сказала…

Он имеет в виду Лору, сообразил я.

– Нет, ничего.

– Ну ладно. Тогда, наверное, стоит поговорить. Если вы лишены божественной милости… – Эти слова с детства заставляли меня вздрагивать. – Так вы говорите, что больше не молитесь?

– Нет, с двадцати двух лет. – Сол присвистнул.

– Крепкий орешек! Ничего, еще успеете. Дело в том, что холоки не станут с вами связываться, если вы молитесь.

Самый оригинальный довод в пользу веры, который я когда-либо слышал.

– Давайте встретимся и все обсудим.

– Вот и славненько. И принесите мне апельсинового сока. Только свежего, не эту вашу консервированную дрянь! – Он снова захихикал. – Обещаю, скучно не будет.

В ту ночь ко мне снова явился мальчишка. Помню, как проснулся, что делало сон еще реальнее – кто же просыпается изо сна в сон! Я оказался в своей собственной спальне и совершенно не удивился, хотя в то же самое время спокойно спал в квартире Грега. Хозяин красного свитера чудесным образом примостился на самой верхушке столбика кровати, словно индийский йог. Обняв руками колени, он с улыбкой смотрел на меня.

– Опять ты! – воскликнул я, садясь в постели.

– У меня мало времени.

– Чего ты хочешь?

– Формула кристаллов… – Дальше пошла какая-то математическая абракадабра.

– Надо записать, – сказал я, спуская с кровати ноги, в комнате явственно ощущался запах лимонного желе.

– Нельзя, – погрозил он пальцем. – Это секрет. Ты ведь умеешь хранить секреты?

– У меня нет карандаша.

– Ты никому не расскажешь?

– Я же врач! – возмутился я. – Мне не положено.

– Им не нравится, когда я говорю с тобой. Если поймают, дадут пинка.

– Пинка?

– Это больно.

Я пододвинулся поближе и хотел тронуть его руку.

– Не вздумай! – рассердился он.

– Извини.

– Никогда меня не трогай! – погрозил он пальцем. Я снова извинился. – И никому не рассказывай!

– Поздно, – сказал я. – Следователь уже знает.

Он нахмурился.

– Тот сальный тип, что занимается онанизмом? – Почему-то эта характеристика показалась мне удивительно точной. Я кивнул. – Не стоило этого делать.

– Я знаю.

– Еще кто-нибудь?

Я хотел ответить, но тут увидел что-то странное в его глазах. Зрачки резко расширялись, словно рот, широко раскрытый от удивления.

– Еще кто-нибудь? – настойчиво повторил он. Меня вдруг охватил страх – дикий, безумный. Может, дело было в том, как он сидел на кровати, уцепившись за столб, словно хищная птица, или в этих странных глазах, или в звучании голоса, но даже тигр, вдруг оказавшийся со мной в одной комнате, не испугал бы меня так сильно. Я точно знал, что передо мной не тот мальчик, которого я уже встречал, – в этом хрупком детском тельце таится что-то совсем другое, ужасное и непостижимое. Лора говорила, что они могут произвольно менять форму. Мои губы зашевелились, произнося молитву, затверженную в детстве:

– Благослови нас, Господи, и эти дары, которые мы принимаем…

– Замолчи! – завопил гость, скорчив гримасу.

– … от твоих щедрот…

– Сто-оп! – взвизгнул он пронзительно.

– … во имя Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

В тот же момент законы гравитации снова вступили в силу. Не удержавшись на скользком столбике, существо с грохотом шлепнулось на пол. Приподнявшись, оно растянуло рот в хищной улыбке, полной какой-то болезненной ненависти, и прошипело:

– Привет Солу! Он меня еще вспомнит.

Не успел я моргнуть, как оно уже исчезло бесследно. Эта злобная ухмыляющаяся физиономия преследовала меня потом не один день, то и дело возникая перед глазами. Я так никогда и не смог ее забыть.