"Дверь № 3" - читать интересную книгу автора (О Лири Патрик)

12

Ну и скатертью дорога! Кому нужна эта сучка? Черт побери, она сломала мне челюсть! Больше полугода встречались – и вдруг такое! Я несколько дней не мог прийти в себя от ярости. Получив по почте конверт с тремя двадцатками и десяткой, я порвал его в мелкие клочки вместе с содержимым и лишь много позже вспомнил, что на купюрах, как и на всех прежних, стояла подпись Айви Бейкера Приста, государственного казначея в 50-х, при Эйзенхауэре, хорошо знакомая мне еще со времен увлечения коллекционированием. Набушевавшись вволю и придя в себя в достаточной степени, чтобы осознать, насколько близок оказался к профессиональному самоубийству, я немедленно впал в панику. Как можно было до такой степени ошибиться в состоянии пациентки? Почему я так доверял ей, почему не разглядел приближающуюся вспышку гнева, с самого начала недооценил явную склонность к насилию? И самое главное – почему, уже после нападения, продолжал испытывать чувство вины, ощущая себя чуть ли не предателем? Внезапно я с ужасом понял, что ищу для Лоры оправданий, так же точно как жены, подвергшиеся жестокому обращению, пытаются оправдать своих мужей. Иными словами, мне настоятельно требовался отдых.

Это был мой первый отпуск после окончания аспирантуры. Предел моих мечтаний – две недели в Траверс-Сити на берегу озера в северном Мичигане, после окончания туристского сезона, вдали от суеты. Я читал, спал, слушал классическую музыку, но главным образом наслаждался тишиной. Вы не представляете, насколько желанной может быть тишина после того, как столько лет сидишь в кабинете и только и делаешь, что говоришь, слушаешь, снова говоришь и снова слушаешь. Я жег костры. В День благодарения напился в одиночестве и до поздней ночи шатался по лесу. Наблюдал целое семейство оленей на вершине холма. И никаких летающих тарелок – ни одной. И каким же надо было быть идиотом, чтобы связаться в этакую историю! Хватит с меня мрачных тайн и мировых загадок, пусть ими занимаются те, кому положено. Две недели я почти не вспоминал о Лоре, хотя предыдущие семь месяцев практически не думал ни о чем другом.

На работу я возвращался с удовольствием, готовый к подвигам. Походка была упругой, глаза блестели. Так продолжалось до тех самых пор, пока я не стал просматривать почту. Один из конвертов был без обратного адреса, тяжелый и пах как-то странно. Я долго держал его в руке, не открывая, полный мрачных предчувствий. От нее, наверняка от нее. Что делать с этим ящиком Пандоры? Открывать или нет? Я потер подбородок и поморщился – трещина в челюсти еще давала о себе знать. 

Дорогой Джон!

Поскольку мы, наверное, никогда больше не увидимся, я решила рассказать тебе остаток моей истории…

Нет, нет, нет! Только не это! Я в отчаянии взъерошил волосы и закурил. И все-таки придется прочитать.

Очень странно было видеть слова взрослой женщины с острым умом и грамотной речью, выведенные старательным почерком девочки-подростка, с росчерками и завитушками, на голубой почтовой бумаге. И еще одно. Некоторые девочки имеют обыкновение ставить над «i» вместо точек маленькие кружочки. Вы не поверите, но Лора ставила квадратики! 

Я так и слышу, как ты говоришь со своим обычным скептицизмом, что не понимаешь их вечной неподвижности. Попробую объяснить еще раз. Во-первых, холоки начали путешествовать по снам очень давно, на многие сотни лет раньше, чем стали применять тот же самый метод для свертки пространства. Последнее они умеют делать всего какую-нибудьсотню ваших лет. Как? Представь себе детскую карусель. Ты сидишь на лошади неподвижно, но в то же время движешься. Или вспомни Гераклита с его вечно текущей рекой, в которую нельзя войти дважды. Если ты захочешь, допустим, попасть куда-нибудь выше по течению, то вынужден будешь прилагать большие усилия и тратить массу энергии, преодолевая напор воды. Но достаточно просто лечь на дно, и та часть реки, в которую ты хотел попасть, сама придет к тебе. Ты неподвижен – перемещается вода. Надо просто подождать. Пространство и время устроены так же – они находятся в постоянном движении. Скорость потока равна скорости света, и противостоять ему невозможно, если ты, конечно, не Супермен. Однако можно использовать готовое движение, научившись особой технике неподвижности. Ваша восточная медитация слегка похожа на нее, но позволяет лишь двигаться вместе со всеобщим потоком. Вы не умеете выходить из него и снова входить – такое доступно лишь холокам. Я и сама не умею – в комнате снов мне можно было только спать, а они, говорят, способны проникать даже в прошлые и будущие сны. Сьюки рассказывал, что в комнате снов они совсем не замечают хода времени: выходят, а как будто только что вошли, но чувствуют себя свежими и как бы обновленными. Самой мне никогда не разрешали даже попробовать, но я знаю, что над памятью у них нет такой власти. В снах они участвуют, а память могут только смотреть. В то же время память они записывают и собирают, а сны записывать так и не научились.

Я отложил письмо и задумался. Почему не научились? Это казалось нелогичным, однако в голове что-то смутно брезжило, словно забытый сон, оставивший в душе неизгладимый след, хотя сюжет его давно и безнадежно утерян. Что-то вроде отпечатка ноги неандертальца в окаменевшей глине. Я чувствовал, что это важно, что здесь зарыт ключ. 

Когда мне исполнилось пять лет, Сьюки научил меня плавать. Холоки – амфибии, так же как, кстати, и я, поэтомуне нуждаются ни в каком водолазном снаряжении. Поверхность их планеты вся покрыта океаном. Вода густая, вязкая и очень теплая. Ночи не бывает – все время одно и то же зеленоватое свечение, вызванное солнечными лучами, проходящими сквозь желеобразную жидкость. Везде вокруг высятся гигантские кристаллические образования, похожие на замки из хрусталя, – они тянутся вверх и вниз, в темноту, насколько видно глазу. Холоки никогда не поднимаются на поверхность, они боятся атмосферного воздуха и вообще очень суеверно к этому относятся. Говорят, что оттуда никто не возвращается. Уйти наверх значит быть «отвергнутым», смысл я объясню позже. Жилища их располагаются примерно на полпути между дном и поверхностью, на обширном плато. Оно простирается во все стороны – чтобы пройти его из конца в конец, вам потребовалась бы неделя.

Я снова задумался, представляя маленькую Лору, плывущую под водой мимо хрустальных стен рука об руку со светящимся белым призраком, и вспомнил, как она звала меня в бассейн учиться плавать. 

На всей планете есть еще только два вида животных. И те, и другие ~ змеи, и обе слепые. Одна совсем маленькая, с мой палец, и черная. Другую вы, наверное, назвали бы драконом – длинная, метров десять, белая и с острыми зубами. «Драконы» едят прозрачные кристаллы – откусывают и жуют, как леденцы, – а мелкие змеи питаются испражнениями больших. Они плавают стайками, сопровождая «драконов», наподобие роя черной саранчи. Оба вида совершенно безобидны, примерно как ваши птицы.

Я уже упоминала, что ваше «вверх-вниз» для них все равно что «влево-вправо». Так и есть, это совершенно серьезно. Дома-купола стоят на боку, и жители их ходят боком, в буквальном смысле. В ваших снах им долго не по себе, все время хочется перевернуться. Вот почему во сне вы часто испытываете странные смещения перспективы. Гравитация на их планете такая, что им безразлично, по какой поверхностиходить. Можно лежать на стене, стоять на потолке или на полу – все равно. Иногда они разговаривают, стоя голова к голове на противоположных плоскостях. Разговаривают, разумеется, беззвучно. В их мире всегда абсолютная тишина. Впрочем, слышат холоки прекрасно. Однако говорить «картинками» им нравится гораздо больше, чем вслух, тем более что голос у них очень скрипучий и неприятный, как у некоторых ваших птиц. После того, как они перейти на телепатическое общение, у них даже уши постепенно уменьшились, остались лишь спиралевидные углубления по бокам головы, вроде морской раковины в разрезе.

У холоков есть один очень странный миф о том, как появилась телепатия. Как и всякий миф, он многое говорит об особенностях их культуры. Кстати, во всех их мифах «быть отвергнутым» означает то же самое, что у вас – попасть в ад. Эквивалента рая у них нет, если только не считать таковым мир ваших снов. Отвергнутым оказывается тот, кто отличается, кто не следует принятым правилам, не принадлежит к единой общности, к Единству, как они говорят.

Согласно преданию, однажды некий холок услышал странную музыку, которая доносилась откуда-то издалека, из шлома, как они называют океан. Он покинул свой Дом, поплыл туда и повстречал Великую Мать. Так холоки называют «драконов» – единственных существ женского пола на планете, которые к тому же в те времена были огромными, как ваши динозавры. Великая Мать пела, и холок подплыл поближе – так близко, что смог дотронуться до ее хвоста. Она перестала петь и сказала:

– Кто посмел дотронуться до меня?

– Это я, холок. Спой мне еще!

– Я не вижу тебя, подплыви ближе. – И холок подплыл ближе.

– Я здесь.

– Я не вижу тебя, еще ближе! – И холок подплыл еще ближе.

– Я здесь.

– Я чувствую твой запах, но не вижу тебя.

И холок подплыл к самой голове Великой Матери.

– Я здесь. Спой мне, пожалуйста! – Тогда Великая Мать сказала:

– Приставь ухо к моему рту, чтобы лучше слышать. Холок так и сделал.

– Спой мне, Великая Мать, потому что твоя песня такая (я не могу подобрать эквивалентного слова)… и я проделал долгий путь, чтобы услышать ее.

И тогда Великая Мать откусила ему ухо. Холок в страхе уплыл прочь и прятался много дней, пока его рана не зажила.

Я вновь остановился. История звучала как-то очень знакомо, будто мне уже приходилось слышать нечто подобное. Но что именно привлекло мое внимание, я определить не мог, как ни старался. В душе росла какая-то тяжесть – почему, опять-таки непонятно… 

Время шло, и однажды он снова услышал ту же самую музыку. Она была такая (опять то же слово)… что он не смог устоять и поплыл в шлом. И снова оказался возле хвоста Великой Матери.

– Спой мне, Великая Мать, я не могу жить без твоей песни.

– Подплыви ближе, я не вижу тебя. – Холок подплыл ближе.

– Еще ближе! Я чувствую твой запах, но не вижу тебя. – Холок подплыл совсем близко. Однако он боялся потерятьвторое ухо и поэтому сказал:

– О Великая Мать, я подплыву к твоему рту, если ты обещаешь, что не съешь мое ухо.

– Но я очень люблю уши, – ответила Великая Мать.

– Но если ты съешь мое единственное ухо, я не смогу слышать твою музыку и умру!

Тогда Великая Мать подумала и сказала:

– Если ты позволишь мне съесть твое последнее ухо, я сделаю тебе великий подарок. Ты сможешь слышать мою музыку без ушей. Она будет жить в твоей голове и останется с тобой навсегда.

Холок приставил ухо корту Великой Матери, и она откусила его. Вернувшись к Единству без ушей, он рассказал, что с ним случилось, но никто не поверил – ни его отцы, ни его сыновья. И они заперли его в самой дальней комнате, чтобы не слышать нелепых россказней. И вот через некоторое время в Единстве начали слышаться странные звуки, будто кто-то плакал. Они проникали везде, и избавиться от них было невозможно. Тогда кто-то сказал, что звуки похожи на голос холока, которого отвергли. Когда его комнату открыли, он лежал на потолке и плакал. Его стали ругать, и отвергнутый объяснил, что больше не слышит музыки, что Великая Мать обманула его, и он больше не может жить. Потом он затих, и его снова заперли, надеясь, что на этом все закончилось. Однако плач продолжался и слышался каждый день. И тогда все решили, что надоедливого холока надо съесть. Так они и сделали. Некоторое время все было спокойно, но потом все опять услышали странный шум. Одни называли это музыкой, другие – плачем. Звуки наполнили Дом, и от них невозможно было избавиться. В них стали слышаться слова. Потом появились картинки. Скоро все Единство уже могло различать мысли тех, кто был рядом.

Если этот миф – единственное, что у них есть с участием женщин, то ты сам можешь себе представить, как они относились ко мне. Никто не решался подойти ко мне близко. Только потом я поняла почему – они боялись, что я их укушу.

Больше я читать не мог. Впечатление было ошеломляющим. С этой женщиной надо что-то делать, но что я могу? Так или иначе, оставлять ее без присмотра просто немыслимо. Если не я, то кто-нибудь другой, все равно. Лору надо лечить, и лечить в стационаре. Позвонить Стюарту? В отличие от меня он хотя бы имеет право положить ее в больницу. Может быть, она продолжает ходить к нему? Тогда я могу со спокойной совестью умыть руки.

В клинике Форда мой вызов переключали шесть раз, пока кто-то согласился поговорить. Это был начальник отдела кадров.

– Доктор Стюарт скончался, – сказал он.

– Мне очень жаль.

– Вы его друг?

– Скорее знакомый. Какой ужас! На вид он был вполне здоров…

– Вы что, не читали газет?

У меня по спине побежали мурашки.

– Я уезжал в отпуск.

– Он был убит у себя дома две недели назад.

– Когда точно? – спросил я, когда ко мне вернулся дар речи.

– В позапрошлый четверг. Вечером.

Боже мой! В тот самый вечер, когда она меня ударила.

– Да, ужасно, – продолжал мой собеседник. – Стюарт был прекрасным специалистом. Просто в голове не укладывается, что у такого человека могли быть враги.

– Полиция кого-нибудь подозревает? – с трудом выговорил я.

– Нет. Пока полная загадка.

Повесив трубку, я ощутил прилив животного страха. Мне хотелось сесть на самолет, спрятаться где-нибудь за границей, сменить имя. Уйти в подполье, лечь на дно. В меня влюбилась криминальная психопатка.

Ночевать я напросился к приятелю-полицейскому, которому когда-то помог в трудную минуту. Он три месяца сидел на крэке, но сумел с моей помощью выкарабкаться, хотя семью все-таки потерял. Обзвонив знакомых, приятель сказал, что дело Стюарта расследует некий Джек Кифер. Произнося это имя, он скривился, будто укусил лимон.

– Что, плохо? – спросил я.

– Пять лет прослужил под его началом. Твердокаменный тип. Жил с матерью. Не завидую старушке.

С Кифером мы встретились в закусочной в центре города. После моих обычных извинений – я, разумеется, опоздал – он сразу взял быка за рога.

– Так вы говорите, она напала на вас в тот же вечер?

– Совершенно верно.

Он задал стандартные вопросы об обстоятельствах, времени, характере повреждений, записывая мои ответы в блокнот. Лицо Кифера было все покрыто оспинами, кожа сальная, курил он еще больше, чем я. Продолжая писать, он ехидно заметил:

– Вы на вид вполне способны справиться с женщиной…

– А вы когда-нибудь пытались надеть наручники на буйного психа? – парировал я.

Следователь улыбнулся.

– Я не подумал, извините. – Захлопнув блокнот, он задумчиво постучал кончиком карандаша по обложке. – Не нравится мне это дело. Кстати, вы моя первая зацепка, так что с меня причитается.

– Я буду очень рад, если вы ее поймаете. Невероятно сильная женщина.

– Вы хорошо знали Стюарта? – спросил Кифер.

– Не очень, – пожал я плечами. – Встречались один раз.

– Вы знали, что он имел обыкновение дружить с пациентками?

– Что?

– Да-да, было несколько эпизодов.

– Откуда вы знаете? – Следователь улыбнулся.

– Жена рассказала. Похоже, она была не слишком против.

– Звучит довольно подозрительно. А у нее есть алиби?

– Будем проверять, – хмыкнул он.

– А сами пациентки?

– Они все очень тепло о нем отзываются, многие пришли на похороны. – Кифер тоненько захихикал, и я окончательно решил позволить ему заплатить по счету. Поняв, что шутка не удалась, он со вздохом кивнул: – Есть и такая версия. Разрабатываем.

– Как умер Стюарт?

– Ну, вы понимаете, в прессе никаких подробностей не было. Его соседи большие шишки, они не хотели бы, чтобы их собственность упала в цене…

– Как он умер? – настойчиво повторил я.

– Смерть наступила в результате перелома шейных позвонков, но еще перед этим он получил значительные телесные повреждения.

– Перед этим? Вы уверены?

– Да.

Вот ведь интересная работа у людей, подумал я. Кифер снова закурил.

– Об этой женщине точно нет больше информации? – прищурился он.

– Разве что в клинике Форда. Я никаких записей не вел.

– Почему?

– Так она просила.

– Довольно странно, – с сомнением протянул он.

– Тогда я не придал этому значения.

– Ну ладно… Ваш телефон у меня есть. Если что будет, сообщим.

– Буду очень признателен. Не могу же я вечно прятаться.

– Похоже, она сильно вас напугала, – улыбнулся он. Чертов шутник.

– Да, – буркнул я, стараясь сохранять спокойствие. Кифер встал и взял со стола счет. Тут я спохватился.

– Так что насчет телесных повреждений?

Он странно посмотрел на меня, потом снова сел и окинул взглядом зал. Посетителей почти не было, только какая-то мамаша вытирала младенцу рот, измазанный мороженым.

– Вам нужны детали? – фыркнул он. – Ну да, конечно, врачи любят вдаваться в детали.

Я судорожно сглотнул.

– Мне нужно знать. Возможно, я следующая жертва.

– Ну хорошо, – усмехнулся Кифер. – Кто-то откусил ему уши. – Я вздрогнул и на мгновение прикрыл глаза. – И еще член.