"Смерть зверя с тонкой кожей" - читать интересную книгу автора (Александер Патрик)3. Джоан Эбботт стояла в темноте и смотрела в окно. Подъехала машина, остановилась в свете фонаря. За ней другая. Из первой машины вышли трое, из второй двое. Джоан пересчитала их. Дважды. Она уже выпила и не хотела ошибиться. Они посмотрели наверх и она инстинктивно подалась назад. Потом сообразила, что снизу её не видно. Через несколько секунд все растворились в тени. Без сомнения, для того, чтобы продолжать наблюдение, как и предупреждал её Ричард. Она увидела в темноте огонёк спички: кто-то зажёг сигарету. Это напомнило ей, что неплохо было бы покурить и самой. Она отошла от окна и закурила; рука немного дрожала. Но настроение оставалось приподнятым. Теперь она была при деле. В первый раз Ричард дал ей прикоснуться к чему-то, имеющему отношение к его работе. Может, это значит, что… Мысль оборвалась, но сердце трепыхнулось, как до того рука. Нужно было принять ещё стаканчик, чтобы успокоиться. Она включила настольную лампу, плеснула виски из почти пустой бутыли, разбавила содовой и выпила. Стало лучше. Намного лучше. Она налила ещё, добавив чуть больше содовой. Она не станет приканчивать его одним глотком, а растянет подольше. Насладится. Как полагается настоящей, чёрт побери, леди. С Ричардом получилось странно. Она считала, что он мёртв. Так полагал и Департамент. Даже Фрэнк Смит думал так. Что придавало всему этому некоторую оффициальность. А потом, прошлой ночью вот в такие же сумерки он звонит и говорит: «Привет, это Ричард». Голос с того света. Она стала заикаться, как последняя дура. Может ли она помочь ему? Он только что высадился в Англии, но не хочет, чтоб кто-нибудь узнал об этом. Даже Фрэнк Смит и Департамент? Особенно Фрэнк Смит и Департамент. Это казалось загадочным, но она уже давно научилась не задавать вопросов. Конечно, она знала, что он – агент (всё, что полагается знать жёнам: политика Департамента). Она даже знала, что он едет в Африку – он сам сказал ей, когда просил присмотреть за некоторыми своими вещами. Что-то там пошло не так. Пару месяцев спустя она прочитала в газетах, что его арестовали за шпионаж в одной из этих новообразованных туземных республик с непроизносимым туземным названием. Разумеется, в газетах не говорилось о Ричарде Эбботте – какое-то другое имя. Но там была фотография, а на ней – Ричард, собственной персоной. А дальше – длинная речь туземного Президента, полковника Мумбо-Юмбо, или что-то в этом духе. Что Господь, в неизъяснимой благодати своей, послал ему видение, требуя изгнать из страны всех обладателей британских паспортов, поскольку они покушались на него и, вообще, являются в глазах Божьих олицетворением мирового зла. А она переживала за Ричарда, заточённого в дикой стране, где целые племена вырезают по капризу осененного благодатью полковника. Потом зашёл Фрэнк Смит и рассказал, что правительство ведёт закулисные переговоры об освобождении Ричарда. Но что-то опять пошло не так, она ждала месяц за месяцем, а от Ричарда ничего не было. А когда она наконец позвонила Фрэнку Смиту, он сказал, что Господь снова являлся полковнику и наказывал не выпускать шпионов и прочих государственных преступников. Тогда она сдалась. Погасла последняя надежда, что, несмотря на развод, Ричард однажды вернётся к ней. А несколько недель назад к ней заглянул Фрэнк Смит и сообщил, что Ричард сбежал из тюрьмы, убил охранника и исчез в джунглях. Значит, он может вернуться? Фрэнк Смит покачал головой и нервно стряхнул пепел на ковёр. Если полиция полковника не достанет его, то это уж точно сделают джунгли. У него просто нет шансов. – Нет шансов, нет шансов…– медленно повторила Джоан (к тому времени она успела уже немного выпить). Она икнула и захихикала – от того же нервного напряжения, которое заставляло Фрэнка стряхивать пепел на пол. В траурном молчании они опорожнили бокалы и всё так же молча прошли в спальню. Проснувшись наутро, Джоан почувствовала себя шлюхой. Когда Фрэнк спросил, когда они могут встретиться в следующий раз, она отказала ему – ей казалось, что он спрашивает из вежливости. А теперь она снова надирается, а Ричард уже в Англии. Она не должна больше пить. Ей понадобится трезвая голова. От этой мысли настроение упало. Ощущение одиночества «тех, кому за тридцать» коснулось её вроде ледяного ветра. Захотелось ещё рюмку. Как всегда, когда бывало плохо. Или – когда хорошо. Приходилось признаться себе, что последнее время она стала многовато пить. Набирая номер, Фрэнк Смит сказал Фоли: – Будем надеяться, что нализаться она ещё не успела. – В таком-то часу? Спит, наверное. – Ребята из спецотдела говорят, в квартире горел свет. Значит, не спит. А когда она не спит, то пьёт. – Видел я её как-то, – сказал Фоли, – симпатичная. – Симпатичная. Грустная только. Он узнал её ещё до того, как она заговорила. У неё была привычка подняв трубку делать паузу. Как будто боялась плохих новостей, людей или просто всего, что может причинить боль. – Алло. – Джоан? Фрэнк Смит. Разбудил? – Нет, не могла заснуть, так что встала и решила чего-нибудь выпить, – Она замялась, – я думала, это поможет уснуть. Она придушенно икнула. – Джоан, мы думаем, что Ричард в Англии. – В Англии? – она надеялась, что удивление получилось достаточно правдоподобным. – Он не связывался с тобой? – Никто со мной не связывался. Никто. Никому больше не нужна. Жалость к себе и упрёки были верным признаком, что она уже набралась. Тем не менее он почувствовал себя виноватым. – Джоан, послушай, я хотел позвонить тебе, но… помнишь, в последний раз… Ну, ты сказала, чтоб я не… – Я никого не обвиняю, – ответила она с достоинством, чуток подпорченным очередным «Ик!» Он удалялся от цели разговора, но то же происходило и в любом разговоре с Джоан. Если у этих разговоров вообще была какая-то цель. – Джоан, если Ричард появится, ты мне скажешь? Это очень важно. – Ты же говорил, что он не вернётся. Что это невозможно. – Я ошибался, – терпеливо объяснил Смит. – Почему важно? Хочу сказать, почему вы его ищете? – Ну… Я не могу говорить об этом, Джоан. Вопросы безопасности. Он ждал, что она скажет что-нибудь, но трубка молчала. – Джоан, ты там? Опять молчание. – Джоан? Джоан? – Фрэнк, кто эти люди внизу? Они одеты, как полицейские. Смит зажал микрофон рукой. – Обдолбанная, – заметил она Фоли, – но не дура. Потом – Джоан: – А… Я как раз хотел объяснить. Это… э-э… из спецотдела. – Вы разыскиваете его. Что он натворил? – Ну… ничего. Это из-за того, что он может натворить. – Может натворить? Хочешь сказать, что он псих, да? – Нет, я не говорил, что он сумасшедший. Послушай, Джоан, я не могу объяснять, это… это секретная информация. Но если он свяжется с тобой, дай мне знать. Честно, Джоан, это для его же пользы. Звучало не особенно убедительно, и он знал это. На том конце опять молчали. – Ты веришь мне, нет? Джоан? – Верю. – Ещё кое-что. Парни из спецотдела… они захотят… ну, посмотреть квартиру. Если ты не против. – А если против – это что-то значит? – Это обычная процедура. Ты же знаешь, как это у полицейских. – Нет, – сказала она, – не знаю. – Ну… – Они думают, что Ричард прячется у меня. Так? – Это просто возможность, которую они хотят исключить. – И что тогда? Я, как это называется, «выйду из круга подозреваемых»? – Я могу сказать им, что всё о'кэй? – Можешь говорить им, чтобы поднимались. Я хочу обратно в постель. Отбой. – Начала совершенно окосевшей, – сообщил Смит, – но протрезвела на ходу. – Думаете, она знает что-то про Эбботта? – Не знаю. Ничего с ней не разберёшь. Неврастеничка. Двое из спецотдела обыскали квартиру быстро и профессионально. Они были вежливы и, уходя, извинились за вторжение. У обоих были одинаково блеклое выражение лиц и огромные ступни. Последнее почему-то особенно удивило её. Она вернулась в гостиную и наполовину задёрнула шторы. Это был сигнал для Ричарда, что квартиру обыскали и ушли. Потом Джоан налила себе ещё рюмку. Она знала, что заслужила её. Они спрятались на обочине дороги, чтобы пропустить пьяных солдат. Тогда-то всё и случилось. Дорога вела в деревню, которую рота только что прочёсывала в поисках двух беглых зэков. Жители молчали – да им и нечего было рассказывать. Но солдат это взбесило. Они закололи старосту штыками, изнасиловали двух женщин, не успевших спрятаться, и прикончили весь запас маисового пива. Теперь, распевая песни, они маршировали по дороге. Сержант, шедший впереди, заметил в придорожных кустах серого попугая и выпустил по нему очередь. Под аккомпанемент беспорядочной стрельбы попугай испустил прощальный вопль и исчез в кустах – целый и невредимый. Солдаты загоготали, расстреляли по кустам всю обойму, после чего нестройной толпой двинулись дальше, напоминая стадо пьяных клоунов. Одна из шальных пуль угодила Кироте в живот. Вот так. Они не попали в попугая. Они бы не попали и в лошадь на привязи. Да вообще ни во что бы не попали, как долго бы не целились. А вот Кироте убили. Наповал. – Не надо было нам прятаться, – пробормотал Эбботт, – Надо было танцевать на виду и изображать живую мишень. Тогда бы точно завалили только попугая. Он дотащил Кироте до реки, промыл рану и осмотрел её. – Тебе нужна помощь, – сказал он, – Я схожу в деревню. – Нет, – Кироте ответил на ломанном английском, которому научил его Эбботт, – Они испугались. Позовут солдат. Двое погибнут. Так – один. – Ты не умрёшь, – сказал Ричард, пытаясь быть убедительным. Кироте покачал головой. – Умирать до восхода солнца, – бесстрастно сообщил он. Так и вышло. Эбботт держал его за руку всю ночь, стараясь согреть его. Он также пытался не заснуть, но под утро-таки задремал. Разбудил его холод мёртвого тела. |
|
|