"Лепестки на ветру" - читать интересную книгу автора (Патни Мэри Джо)

Глава 2

— Ни за что!

Флакон духов просвистел всего в двух дюймах от виска Роберта Андерсона, но тот и бровью не повел, зная, что у Мегги отличный глазомер и она не промахнулась бы, действительно имей намерение в него попасть. На этот раз она просто, мягко говоря, намекнула на свое с ним несогласие. Оружие было выбрано не случайно: при ее безупречном вкусе не стоило сожалеть о разбившемся флаконе дешевых духов, подаренном баварцем с тугим кошельком и дурным вкусом.

Роберт улыбался напарнице. Мегги тяжело дышала, ее злые глаза, казавшиеся серыми из-за серебристого парчового платья, метали молнии.

— Ну почему ты так не хочешь встречаться с этим герцогом? Его посылает сам лорд Стрэтмор. Тебе должно льстить столь пристальное внимание к твоей персоне министерства иностранных дел.

Ответом был град отборной итальянской брани. Роберт, склонив голову набок, слушал с насмешливым прищуром. Когда весь ее запас исчерпался, он сказал:

— Весьма сильно сказано, Мегги, любовь моя, но что это с тобой? До сих пор я не замечал, чтобы ты выходила из роли. Неужели Магда Янош не может ругаться по-венгерски?

— Я лучше владею итальянским фольклором, — надменно бросила Мегги, — и ты прекрасно знаешь, что только с тобой позволяю себе выходить из роли.

Высокомерие истинной аристократки уступило озорному хихиканью.

— Не думай, — сказала она, погрозив Роберту пальцем, — что сможешь заговорить мне зубы. Давай вернемся к этому достойнейшему из джентльменов, герцогу Кэндоверу.

— С удовольствием, — ответил Роберт, пристально всматриваясь в собеседницу. Они были знакомы с давних пор и, хотя уже не были любовниками, оставались лучшими друзьями. Не в характере Мегги эффектные жесты, пусть она более двух лет и играла роль эксцентричной венгерской аристократки. — Так что ты имеешь против герцога?

Мегги села перед туалетным столиком, взяв в руки гребень из слоновой кости. Мрачно глядя в зеркало, принялась расчесывать рассыпанные по плечам волосы.

— Этот человек — напыщенный резонер, — процедила она.

— Означает ли это, что на него не подействовали твои чары? — поинтересовался Роберт. — Удивительно… У Кэндовера репутация дамского угодника. Не верится, чтобы он отказался от такого лакомого кусочка.

— Не смей называть меня так, Роберт! Волокиты — худшие из породы резонеров. Самые нудные из них. Лживые и двуличные. Поверь моему опыту.

Мегги вонзила гребень в волосы и с силой потянула, будто хотела вырвать клок.

— Не пытайся навязать мне новое задание, пока не выполнено уже имеющееся, — сказала она, круто обернувшись к Роберту. — Я отказываюсь вступать в какие бы то ни было переговоры с герцогом Кэндовером, так же как и шпионить. С этим покончено, и ни ты, ни герцог, ни сам лорд Стрэтмор не смогут убедить меня в обратном. Как только я улажу свои дела, то уеду из Парижа.

Роберт подошел и встал рядом. Взяв гребень из ее рук, он стал нежно и бережно расчесывать густые, отливающие червонным золотом волосы. Странно, как удалось им сохранить что-то от интимности, существующей между добрыми супругами, хотя они никогда не были женаты. Андерсон всегда любил расчесывать ее волосы, их сандаловый блеск напоминал ему о юности, о тех днях, когда они были страстными любовниками и бросали вызов всему миру, не заглядывая в будущее.

Мегги с застывшим лицом смотрела в зеркало. Глаза ее были как серый гранит, без блеска, без искр. Вскоре она расслабилась под убаюкивающими прикосновениями гребня.

— Что плохого сделал тебе Кэндовер? — тихо спросил Роберт. — Если тебе тяжело видеться с ним, скажи, и я больше не заикнусь об этом.

Мегги задумалась, подбирая слова. Роберт был умницей, скрытый смысл слов не ускользнет от него.

— Да, с герцогом у меня действительно связано много плохого, — сказала она, — но было это давным-давно. Едва ли встреча с ним может доставить мне неприятные минуты. Просто я не желаю, чтобы еще кто-нибудь принуждал меня к тому, чем я не хочу больше заниматься.

Роберт поймал ее взгляд в зеркале.

— Так почему бы тебе не встретиться, чтобы сказать ему об этом? Если ты хочешь немного помучить герцога в отместку за прошлое, не лучше ли сразить его испытанным оружием: обольстить, заставить страдать, помучить ожиданием и отвергнуть?

— Боюсь, с ним мое оружие бессильно, — сухо заметила Мегги, — мы в разных весовых категориях.

— Да что ты говоришь? Наверняка и сейчас он строит в отношении тебя определенные планы. Половина дипломатов Европы выдавали секреты в борьбе за улыбку на этих губах, — усмехнувшись, заметал Роберт. — Надень свой зеленый бальный наряд, добей его взглядом и красиво уйди. Уверяю тебя, ты лишишь его покоя по крайней мере на несколько месяцев.

Мегги пристально вгляделась в свое отражение. Она знала, что обладает таинственной властью сводить с ума мужчин, но герцог Кэндовер мог и не поддаться. Хотя ненависть и похоть — вещи весьма взаимосвязанные, а Рафаэль Уайтборн был тогда зол, очень зол…

Губы Мегги расплылись в ленивой порочной улыбке. Откинув назад гриву волос, она рассмеялась.

— Твоя взяла, Роберт Я встречусь с этим дурацким герцогом. Пара бессонных ночей ему гарантирована. Но меня ему не свернуть!

Роберт легонько поцеловал ее в макушку.

— Пока, дорогая, — вкрадчиво произнес он и, по-кошачьи мягко ступая, вышел из комнаты. Роберт надеялся, что Кэндоверу удастся уговорить ее остаться, а это было бы весьма и весьма неплохо.

После ухода Роберта Мегги не стала сразу же вызывать горничную, чтобы та занялась туалетом хозяйки. Облокотись о трюмо, она грустно посмотрела в зеркало. Мегги чувствовала опустошение и тоску. Не стоило соглашаться на эту встречу. Рейф Уайтборн действительно поступил тогда очень дурно, но жестокость его была вызвана той болью, которую ему причинила она, так что Мегги, увы, была лишена удовольствия ненавидеть обидчика.

Не было ненависти, но и любви тоже не было. Та Марго Эштон, считавшая, что после разрыва с Рейфом рухнет мир, умерла двенадцать лет назад. За эти годы Мегги довелось повидать множество самых разных людей. Благодаря Роберту, взявшему ее под свою опеку, она почувствовала себя в силах жить дальше и радоваться жизни. Рейф Уайтборн стал всего лишь горько-сладким воспоминанием, воспоминанием, которому никогда не обратиться в плоть и кровь, никогда не войти в ее реальную жизнь.

Любовь и ненависть — две стороны одной медали, в этом Мегги пришлось убедиться на собственном опыте. Полной противоположностью и тому и другому чувству является безразличие.

Поскольку сейчас Рейф был ей безразличен, ставка на месть была неуместна. Единственное, чего она хотела, — поставить точку на той части своей жизни, которая была связана с ее секретной деятельностью.

А больше всего Мегги хотелось завершить дело, откладываемое из года в год, а потом вернуться домой, в Англию, в которой не была уже лет двенадцать. Там она начнет новую жизнь, на этот раз без Роберта. Ей, конечно, сильно будет его недоставать, но и в одиночестве есть своя целительная сила. Мегги прекрасно понимала, что после стольких лет близости не сможет полностью выбросить Роберта из своей жизни, если, конечно, он будет где-нибудь поблизости от нее.

Подперев указательным пальцем подбородок, она критически оглядела себя в зеркале. Высокие скулы делали ее похожей на венгерку, да и язык она знала так, что сомневающихся не было. Интересно, как воспримет ее Рейф Уайтборн после стольких лет разлуки?

На губах ее заиграла хитрая усмешка. Этим устам было посвящено как минимум одиннадцать образчиков скверной поэзии, кое-что до сих пор ей даже нравилось.

Мегги никогда не обольщалась относительно своей внешности, лицо ее не отвечало стандартным канонам красоты. Скулы чуть высоковаты, немного великоват рот, глаза слишком крупные, широко расставлены.

И все же она скорее приобрела за эти годы, чем потеряла. Цвет лица у нее всегда был прекрасным, а верховая езда и физические упражнения не дали расплыться точеной фигурке, хотя формы стали пышнее. Но разве найдется мужчина, которому не понравится округлость именно там, где она кстати? Волосы слегка потемнели, но и это неплохо: бледно-соломенный, тусклый цвет сменился бронзовым блеском, густым оттенком спелых пшеничных колосьев. В общем, надо признать, выглядит она сейчас лучше, чем когда была помолвлена с Рейфом.

Вероятно, ее самолюбие потешил бы тот факт, что Рейф с годами потолстел, облысел и обрюзг, но, увы, Уайтборн принадлежал к тому довольно редкому типу мужчин, кто с годами становится только привлекательнее. Даже в двадцать один он был не лишен вальяжности, которая, как и богатство, привлекает женщин, а с опытом, верно, стал еще вальяжнее.

Мегги обдумывала вечерний наряд. Попробовать пробить брешь в его непоколебимой самоуверенности было бы довольно занятно, но в глубине души зрело сознание того, что согласие на встречу — роковая ошибка.

Герцог Кэндовер не был в Париже с 1803 года. С тех пор город сильно изменился. И тем не менее, даже будучи столицей поверженной страны, он оставался центром Европы. Все четыре союзные державы и множество кредиторов бывшего императора слетелись в Париж, рыская, чем бы поживиться. Пруссию обуревала жажда мщения. Россия хотела еще земель, Австрия надеялась повернуть вспять время, перенестись в 1789 год, а Франция стремилась избежать репрессивных ответных мер со стороны коалиции, неизбежных после вторичного восхождения на престол Наполеона и кровавых «ста дней».

Британцы, как всегда, старались быть беспристрастными. Но это все равно что пытаться установить приятную беседу между пушечными ядрами.

Невзирая на переизбыток терминов, если употребляли слово «король», значит, подразумевали Луи XVIII, престарелого Бурбона, нетвердой рукой удерживающего французский трон, тогда как если говорили «император», то имелся в виду Бонапарт. Даже сейчас, в его отсутствие, величие этого маленького ростом человека отбрасывало такую большую тень, под которой терялись те, кто правил балом сейчас.

Рейф занял апартаменты в роскошном отеле, трижды сменившем название, чтобы всякий раз соответствовать текущей политической ситуации. Сейчас, когда мир был у всех на устах, он носил самое актуальное название из всех возможных.

Оставалось совсем немного времени до бала в австрийском посольстве, где герцог должен был по заданию Люсьена встретиться с таинственной Мегги. Как раз, чтобы переодеться. Рейф тщательно подбирал наряд, памятуя о предостережении друзей. Не просто очаровать самую красивую шпионку в Европе. До сих пор ему удавалось многого добиваться от женщин с помощью изящных манер и вкрадчивой улыбки. Более того, часто женщины предлагали ему куда большее, чем он готов был принять.

И вот, до мозга костей герцог, Рейф вошел в зал, заполненный сливками общества со всей Европы. Среди гостей были не только первые дипломатические персоны, но и сотни лордов, леди, просто шлюхи и всякие прохиндеи, всегда вьющиеся вокруг тех, кто облечен властью.

Рейф рассеянно блуждал взглядом по залу, потягивая шампанское и отвечая на поклоны. Он прекрасно сознавал, что под напускной веселостью гостей скрываются тревожное ожидание, некая взвинченность. И их можно было понять: Париж представлял из себя пороховую бочку, достаточно маленькой искры — и не избежать чудовищного взрыва, способного еще раз ввергнуть континент в пламя войны.

Уже в разгар вечера к Рейфу подошел молодой светловолосый англичанин с великолепной фигурой и безукоризненными манерами.

— Добрый вечер, ваша честь. Меня зовут Роберт Андерсон, я член британской делегации. Здесь кое-кто хочет с вами встретиться. Вы не пройдете за мной?

Андерсон был моложе Рейфа и ниже ростом, в лице его было нечто смутно знакомое. Пробираясь сквозь толпу следом за провожатым, Рейф, изучая своего спутника, спрашивал себя, не мог ли быть этот Роберт тем самым слабым звеном. Молодой человек обладал миловидной внешностью, за которой обычно скрывается недалекий ум. Если он и был опасным шпионом, умело ведущим двойную игру, то нельзя было не признать в нем еще и талантливого актера.

Покинув зал, они поднялись по лестнице, ведущей в длинный коридор со множеством дверей. Остановившись у последней двери, Роберт сказал:

— Ваша честь, вас ждет дама.

— Вам знакома эта дама?

— Я встречал ее.

— Как она выглядит?

Андерсон замялся, но спустя мгновение решительно тряхнул головой.

— Предоставляю вам сделать свое суждение, сэр. Открыв дверь, Роберт произнес дежурные слова:

— Ваша честь, разрешите представить вам Магду Янош Поклонившись, он удалился.

В высоком подсвечнике горело несколько свечей Струился мягкий свет, выхватывая из тьмы богатое убранство комнаты, небольшой, но со вкусом обставленной. Взгляд Рейфа сразу же остановился на затененной фигуре у окна. Женщина стояла к нему спиной, но все равно чувствовалось, что она хороша собой, так грациозно и уверенно может держаться только очень красивый человек.

Рейф закрыл дверь, и дама нарочито медленно повернулась к нему лицом. Неверный красноватый свет скользнул по ее точеной фигуре, словно лаская обольстительное тело. Веер из перьев наполовину скрывал лицо женщины, открывая взгляду маленький круглый подбородок и золотистый локон на плече. Рейф сполна оценил справедливость слов Люсьена. Эта женщина, буквально лучившаяся чувственностью, могла очаровать любого мужчину. Как бы ни стремился Рейф сохранить хладнокровие, тело его напряглось, принимая недвусмысленное приглашение, читавшееся в ее позе. Приходилось признать, дама отменно владеет искусством обольщения и прекрасно сознает свою власть над сильным полом.

Декольте ее платья было достаточно глубоким, чтобы приковать к себе мужской взгляд. Если бы Рейф мог уговорить эту леди остаться, рискнув честью, видит Бог, он бы сделал это с наслаждением.

— Госпожа Янош, я — герцог Кэндовер. Наш общий друг попросил меня переговорить с вами по весьма важному делу.

Магда насмешливо окинула его взглядом.

— В самом деле? — спросила она с явственным венгерским акцентом. — Может быть, дело кажется важным вам или лорду Стрэтмору, монсеньор герцог, но не мне.

Плавным жестом дама откинула веер, открыв его взгляду высокие скулы, маленький прямой нос. У нее был редкий цвет лица — цвет лепестка чайной розы — и крупный чувственный рот.

Невероятно… Кровь зашумела в голове Рейфа. Говорят, у каждого из живущих на земле есть двойник, и если это так, перед ним была точная копия Марго Эштон.

Вместо того чтобы ударяться в мистику, следовало очень точно сопоставить события. Этой женщине было лет двадцать пять, Марго исполнилось бы тридцать один, но она могла выглядеть и моложе своих лет.

Марго была чуть ниже среднего роста, а эта дама кажется выше. Однако, когда Рейф впервые поцеловал Марго, он удивился тому, как низко пришлось наклоняться: девушка была так хорошо сложена, так красиво двигалась, что казалась выше, чем была на самом деле.

Стоп. Поменьше эмоций. Необходимо анализировать только факты. У Магды глаза зеленые, но не стоит забывать, что на ней сейчас зеленое платье. Может, именно благодаря цвету наряда и освещению у нее столь необычный, странный взгляд — взгляд чужеземки. У Марго были особенные глаза, менявшие цвет в зависимости от освещения, окружения и настроения — от серо-зеленого до карего.

Сходство казалось просто поразительным. Рейфу не удалось отыскать в памяти ничего, что могло бы отвлечь его от дикой, безумной мысли: перед ним никакая не Магда Янош, а самая настоящая Марго, которую считали погибшей, но всякий знает, что по мере передвижения вести обрастают пустыми слухами. Вполне вероятно, Марго осталась жива, но, проведя столько лет вдали от родины, превратилась в иностранку. Может быть, поэтому у нее такой странный восточный взгляд. Ничего удивительного, за столько лет, проведенных на континенте, едва ли в ком уцелел бы английский дух.

И тем не менее женщина вела себя так, будто они незнакомы. Если она Марго, то без труда узнала бы его: Рейф почти не изменился с годами. Следовательно, притворяясь, что они незнакомы. Марго преследует какую-то цель.

Дама едва заметно улыбалась, терпеливо дожидаясь, когда гость закончит свой не совсем приличный осмотр. Лицо ее не выражало ничего, кроме легкого удивления. Молчание становилось неловким, но она не торопилась нарушить его первой, предоставляя эту возможность тому, кто явился к ней как проситель.

Спохватившись, Рейф вновь спрятался за отработанный образ герцога, уж он-то за словом в карман не полезет. Отвесив глубокий поклон, Рейф произнес:

— Примите мои извинения, госпожа Янош. Мне сообщили, что вы самая красивая шпионка в Европе, но даже если это и так, действительность превзошла все мои ожидания.

Магда рассмеялась глубоким чувственным смехом. Именно так должна смеяться госпожа Янош, темпераментная венгерка.

— Спасибо за комплимент, ваша честь. Но и я о вас наслышана.

— Надеюсь, вам не сообщили обо мне ничего, что могло бы меня дискредитировать.

Рейф решил, что сейчас самое время дать ход своему мужскому обаянию. Шагнув к даме, он, загадочно улыбаясь, задушевно произнес:

— Вы знаете, по какому серьезному делу я прибыл сюда. Так давайте отбросим ненужные формальности. Я бы предпочел, чтобы вы называли меня по имени.

— Как вас зовут? — спросила она.

Если перед ним была Марго и вопрос — просто лишь проверка, то она чертовски ловко все повернула. Он несколько натянуто заулыбался, взял ее руку и поцеловал.

— Меня зовут Рафаэль Уайтборн, но друзья зовут меня просто Рейф.

Женщина отдернула руку, словно ее ударили.

— Разве может распутник носить имя архангела?! При этих словах последние сомнения оставили Рейфа.

— Боже мой, это ты, Марго! — воскликнул Рейф. — Ты одна замечала, насколько имя не отражает моей сути. Верно подмечено. Я не раз использовал эту твою остроту сам. Но какого дьявола ты тут делаешь?

Дама недоуменно пожала плечами.

— Кто такая Марго, ваша честь? Пошлая английская девчонка, которую я вам напомнила?

Надо было слышать, как она это сказала. Рейф узнал так хорошо ему знакомый, с трудом сдерживаемый гнев, пробивавшийся в едва заметном дрожании губ, в мгновенно промелькнувшей вспышке глаз. У Рейфа оставался единственный верный способ проверить, Марго перед ним или нет. Повинуясь внезапному импульсу, он прижал к себе женщину и закрыл ее скривленный насмешкой рот поцелуем.

Да, точно Марго, он понял это всем своим существом. И дело было не только во вкусе губ, в непередаваемом ощущении тела — ему показалось, будто он прикоснулся к ее душе, той единственной субстанции, что определяет индивидуальность человека, и эта душа была душой Марго.

Но и без этого Рейф мог бы понять, что рядом с ним Марго, ни одна другая женщина не пробуждала в нем такой огонь желания. Рейф разом позабыл, для чего он оказался в Париже, забыл, зачем решился на этот поцелуй, забыл обо всем, кроме того воплощенного чуда, которое вновь оказалось в его руках.

Марго вздрогнула, но сразу, вкусив сладкого яда его поцелуя, растаяла, губы ее сами раскрылись ему навстречу, тело наполнилось истомой. Казалось, и не было двенадцати лет разлуки. Марго ожила, снова, как тогда, в юности, стало хорошо и в ней самой, и в окружающем мире…

Все закончилось, едва начавшись. Марго сделала попытку вырваться, но Рейф не хотел ее отпускать, стремясь хотя бы ненадолго продлить радость поцелуя, удивляясь про себя тому, как мало изменили любимую прошедшие годы.

Когда Марго стала отпихивать его изо всех сил, ему ничего не оставалось, как отпустить ее, пусть и с большой неохотой. Марго отшатнулась, в глазах сверкал гнев, Рейф даже решил, что она ударит его. Он понимал, что ей есть на что злиться, и поэтому был готов принять пощечину.

И вдруг, словно внезапно передумав, она рассмеялась. На безупречном английском Марго спросила:

— Так я смогла тебя убедить, не правда ли?

— Несомненно, — ответил Рейф, внимательно изучая ее лицо.

. Он был рад встретить Марго живой и невредимой. И все же оставалось ощущение нереальности происходящего. Странно, почему Люсьен не сказал ему о том, кто эта шпионка? И тут он припомнил, что никто из их четверки не встречался с ней. Им не было известно ни ее настоящее имя, ни прошлое. Не было никаких причин подозревать о связи Рейфа с некоей леди Мегти.

— Простите мою наглость, — сказал Рейф как можно спокойнее, — но у меня не было другого способа установить вашу личность.

— Не в моем обычае прощать, — дерзко заявила Марго.

Момент истины канул в прошлое. Начиналась словесная игра, Рейфу не удалось сорвать маску.

Марго подошла к буфету, достала бокалы и откупоренную бутылку «Бордо», налила немного себе и Рейфу.

— Наши славные хозяева предусмотрели здесь все, что может понадобиться сладкой парочке. Обидно было бы не воспользоваться. Присаживайтесь.

Она села в отдельно стоящее кресло, словно не замечая роскошного, обитого бархатом дивана. Рейф сел в другое. Марго решила продолжить тему:

— Неужели так трудно было меня узнать? Мне говорили, что я мало изменилась за эти годы.

— «Она неподвластна времени…» — с улыбкой процитировал Рейф. — В этом-то и была вся загвоздка: ты выглядишь на восемнадцать. И самое главное, мне трудно было признать в тебе Марго Эштон после того, как я узнал, что ты погибла.

— Я больше не Марго Эштон, — сказала женщина резко, — но я не умерла. Кто тебе сообщил о моей смерти?

Даже сейчас, убедившись, что дама в комнате не призрак, Рейф пристальнее вгляделся в ее лицо, прежде чем решился сказать:

— Ты и твой отец были во Франции, когда, казалось, войне уже положен конец. Тогда же из Парижа было получено донесение, что вы убиты парижским сбродом, спешащим пополнить армию Наполеона.

Рейф внимательно смотрел в ее глаза, пытаясь догадаться, о чем она думает.

— Так эти новости докатились до Англии?

— Да, и наделали много шума. Общественность была возмущена тем, что известный армейский офицер и его юная красавица дочь убиты только за то, что они англичане. Но поскольку Англия находилась в то время в состоянии войны с Францией, никаких дипломатических мер нельзя было принять.

Марго, опустив глаза, потягивала вино, Рейф пристально глядел на нее.

— Все так и было? — спросил он."

— Довольно, — процедила она, поставив недопитый бокал на столик, но не вставая с места. — Ты здесь, чтобы уговорить меня продолжать работать на благо Англии. Сначала станешь взывать к моим патриотическим чувствам, затем предложишь деньги. И в том и в другом случае не получишь согласия. Поскольку результат известен заранее, я не хочу тратить ни свое, ни твое время на бесполезные уговоры. Желаю тебе хорошо провести вечер и прощай. Надеюсь, пребывание в Париже станет для тебя приятным.

Марго встала и пошла к двери, но остановилась, когда Рейф, подняв руку, попросил ее подождать.

Итак, теперь он знал, кто такая Мегги, и эту часть задачи можно считать выполненной. Она действительно англичанка, а не француженка, не немка, не итальянка и не венгерка и кто там еще. Бог знает, сколько ролей ей пришлось сыграть.

Рейф готов был поручиться за нее. Если и была утечка государственных секретов, то виной тому не Марго. Принимая во внимание отношение Марго к Рейфу, которое в силу некоторых обстоятельств не могло быть ни доверительным, ни теплым, едва ли Люсьен мог выбрать более неудачного посланника для своей миссии.

— Ты можешь уделить мне всего десять минут? — спросил он. — Может быть, у меня припасено нечто, что тебя весьма удивит, Марго.

После некоторого колебания Марго пожала плечами и вновь села в кресло.

— Сомнительно, но ладно. Продолжай. И, позволь заметить, я для тебя не Марго, а Мегги.

— Какая разница?

— Не твое дело, — выдавила она, зло прищурившись. — Давай говори, что хотел сказать, и уходи.

Не очень-то легко продолжать разговор при таком гостеприимстве, но Рейф все же попытался:

— Почему ты хочешь уехать из Парижа именно сейчас? К концу года должны быть подписаны новые условия капитуляции. Неужели нельзя подождать всего несколько недель?

— То же самое мне говорили при подготовке венских договоренностей. Дескать, конгресс продлится не более шести недель, а на самом деле он затянулся на девять месяцев. Кто может поручиться, что Наполеон не примется за старое и тогда вновь потребуются мои услуги?

Марго взяла бокал и отпила немного.

— Я устала от этой жизни в рассрочку, — произнесла она. — Бонапарт уже в пути к острову Святой Елены, там у него не будет других объектов для проповедей, кроме вольных чаек, так что и мне пора заняться делом, которое я столь долго откладывала.

Уловив перемену в ее настроении, Рейф решился задать очень личный вопрос.

— Ты можешь сказать, что это за дело? Угрюмо глядя вниз. Марго ответила:

— Я должна прежде всего побывать в Гаскони.

— Зачем? — спросил Рейф, пораженный внезапной догадкой.

Марго бросила на него темный непроницаемый взгляд.

— Чтобы забрать тело моего отца и переправить в Англию. Он двенадцать лет пролежал в чужой земле. Нужно отыскать его могилу, на это потребуется время.

К несчастью, догадка оказалась верной. Вино показалось ему горьким, настолько горькой была необходимость говорить о том, что он хотел бы оставить при себе.

— Тебе незачем ехать в Гасконь. Ты не найдешь там его останков.

— Как это понимать? — удивленно спросила она.

— Случилось так, что я оказался в Париже как раз тогда, когда получил известие о вашей гибели. Я отправился в то поселение в Гаскони, где, по моим сведениям, произошло убийство. Мне показали две свежие могилы, принадлежащие «этим англичанам», из чего я заключил, что там похоронены ты и твой отец. Мне удалось переправить тела на родину. Так что теперь они покоятся в вашем фамильном склепе.

Маска спала, и Марго, спрятав в ладони лицо, заплакала. Рейф очень хотел успокоить ее, но вряд ли Марго приняла бы от него слова утешения.

Рейф всегда завидовал дружбе Марго с отцом, тому теплу, которое присутствовало в их отношениях, столь отличных от холодновато-вежливой атмосферы строгой субординации, царящей в его собственном доме. Полковник Эштон, храбрый солдат, прямой, неподкупный человек, искренне желал дочери счастья, и знатный род ее возлюбленного значил для него куда меньше, чем любовь дочери к избраннику. Трудно представить, насколько тяжело для нее было пережить смерть отца от рук негодяев.

Прошло немало времени, прежде чем Марго сумела справиться со своими чувствами и поднять голову. Глаза ее все еще блестели от слез.

— Вторым покойником был Вилли, ординарец отца, — произнесла она тихо. — Он был коротышкой, примерно одного роста со мной. Они… не сдались без боя и дорого отдали свои жизни.

Марго встала и подошла к окну, отдернув тяжелые задрапированные портьеры. Глядя вниз, на бульвар, продолжила:

— Дядя Вилли стал почти членом нашей семьи. Он учил меня бросать кости и передергивать карты. Представляю, как рассердился бы отец, узнай он об этом.

Лицо Марго осветила слабая улыбка.

— Я рада, что Вилли похоронен в Англии. Наверняка в последний час его тяготила мысль о том, что он навечно останется в чужой земле. Я собиралась перевезти в Англию и его останки, но ты опередил меня.

Когда она вновь повернулась к Рейфу лицом, в ней уже не было прежней враждебности.

— Почему ты так поступил? Ведь это было нелегко. Действительно, даже при его молодости и богатстве задача оказалась не из легких. Рейф приехал во Францию с тайной мыслью отыскать Марго, и даже когда война вспыхнула вновь, он не стал торопиться с возвращением на родину.

Как раз тогда, когда перемирие закончилось, новости о гибели полковника и его дочери достигли Парижа. Другой, более трусливый, на месте герцога поспешил бы в Лондон, чтобы не оказаться заложником в стане врага, но ради Марго Рейф готов был пойти на все. Он отправил слуг в Англию, а сам в одиночестве проехал через враждебную Францию. Его выручало прекрасное владение языком: французы принимали герцога за своего.

Рейфу потребовалось несколько недель, чтобы отыскать могилы. Возвращаясь в Англию со скорбным грузом, он ехал окольными путями: перевалив через Пиренеи, пробрался в Испанию, а оттуда морем — так было безопаснее.

Тела были захоронены в фамильном склепе Эштонов в Лестеншире. Своими руками Рейф посадил на могиле любимой желтые нарциссы в память об их встрече, произошедшей весной, во время цветения этих нежных растений. Но об этом он предпочитал умолчать. Теперь, в свете сегодняшних событий, его тогдашние действия могли показаться не только слезливо-сентиментальными, но и просто смехотворными. Подумать только, он поливал слезами могилу дядюшки Вилли.

.Рейф спрашивал себя, где могла быть Марго, пока он рыскал по Гаскони. Может быть, она была ранена или находилась в заточении? Если бы он знал, что любимая не умерла, мог ли отыскать ее и увезти на родину? Однако теперь об этом поздно гадать, поэтому Рейфу оставалось только сказать:

— Я больше ничего не мог для тебя сделать. Извиняться было поздно.

Помолчав, она спросила:

— Почему ты решил, что должен извиняться?

— Потому что я очень некрасиво себя вел. — И, пожав плечами, добавил:

— Чем больше проходит времени, тем более неприглядным кажется мое поведение.

Марго глубоко вздохнула. Надо было догадаться, что разговор пойдет совсем не по сценарию. Рейф Уайтборн всегда мог отыскать в ней самые уязвимые места. Такая чувствительность была вполне уместна, когда они были совсем юными и любили друг друга, но сейчас любовь ушла, и это становилось просто невыносимым. В голове Марго пронеслась мысль о том, что Рейф мог сыграть на ее чувствах только затем, чтобы принудить ее остаться. Собрав остатки хладнокровия, Марго как можно спокойнее сказала:

— Весьма тебе признательна.

Его вежливый, ни к чему не обязывающий поклон подействовал на нее так, как не могли бы подействовать никакие уговоры. Марго была обезоружена.

— Не стоит благодарности, — спокойно ответил он. — Мне кажется, я сделал это скорее для себя, чем для тебя.

— Ну что ж, — сдалась Марго, — можешь передать лорду Стрэтмору, что я остаюсь. Надеюсь, это тебя удовлетворит?

Рейф намеренно не стал демонстрировать свою радость.

— Хорошо, — по-деловому сказал он, — особенно принимая во внимание то специальное задание, которое приготовил для тебя лорд Стрэтмор.

— В самом деле? — Марго вернулась в кресло. — Ив чем же оно состоит?

— До него дошли сведения о готовящемся заговоре против одного весьма важного лица, участвующего в мирной конференции. Он хотел бы, чтобы ты быстро и умело, как это тебе свойственно, обнаружила заговорщика.

Марго нахмурилась, позабыв о своих же рассуждениях.

— Три недели назад раскрыт заговор против короля, русского царя и Веллингтона. Может быть, это отзвук тех событий?

— Нет, Люсьен в курсе того заговора. Похоже, тут совсем другое. Что особенно тревожно, заговорщики — в числе самой делегации, а это не только усиливает риск дезинформации, но и приближает их к жертвам.

Рейф достал из кармана скрепленный печатью свиток и подал его Марго.

— Здесь Люсьен разъясняет свою позицию. Марго протянула руку к свитку, и он словно растворился в воздухе.

— Ты его прочел? — спросила она.

— Конечно, нет. Он же адресован тебе, — ответил Рейф, удивленно приподняв бровь.

— Ты никогда не станешь шпионом! — презрительно бросила Марго.

— Совершенно верно, — мягко парировал Рейф, однако искорка гнева уже проглядывала в его глазах. — Я никогда не достигну твоего таланта лжи и предательства.

Марго резко выпрямилась, обидные слова готовы были сорваться с ее уст, но она сдержалась. Маленькая ножка взмыла вверх, и бархатная туфелька упала на пол. Воспоминания о событиях двенадцатилетней давности встали перед ней как наяву. Нет, она не даст волю гневу, прошлое ушло, и обиды исчезли вместе с ним.

— Конечно, нет, — сказала Марго. — Твоя небесная покровительница одарила тебя другими талантами — упрямством и самонадеянностью.

Их взгляды встретились: эти двое, разозленные, разгоряченные, готовы были умереть, но не уступить.

И тем не менее Рейф уступил. Наверное, потому, что в благополучном исходе встречи он был заинтересован больше.

— Ты, как всегда, права, — сказал Рейф, наступая на горло собственной гордости. — Я никогда и не претендовал на исключительные душевные качества. Однако вернемся к делу. Как по-твоему, Люсьен прав или все это только домыслы?

Марго даже обрадовалась такому повороту. Готовые хлынуть через край эмоции улеглись.

— Ничего конкретного сказать не могу, но, кое-что странное наблюдается: например, радикалы как-то присмирели. Едва ли они, принимая во внимание, что большую часть партии составляет молодежь, готовы так легко расстаться со своими революционными идеалами. Кстати, ты что, хорошо знаком с лордом Стрэтмором? — спросила она с любопытством.

— Очень хорошо, можно сказать, мы близкие люди. Помнишь, ты любила подшучивать над моим членством в «Падших ангелах»? Так вот, Люсьен — тоже один из нас. Я немного старше моих друзей, поэтому окончил Оксфорд годом раньше, чем они. Тогда, в Лондоне, ты и не встретилась с остальными — они еще учились в университете.

Марго встречалась с лордом Стрэтмором всего дважды, хотя работала на него несколько лет, и эти встречи произвели на нее сильное впечатление. Странно было узнать, что лорд Стрэтмор и Рейф — близкие друзья. Мир тесен, не зря говорят.

— Насколько я помню, вы придумали себе такое название из-за странного несоответствия ангельской внешности всех четверых поистине сатанинским деяниям.

Надежда смутить Рейфа провалилась. В ответ он лишь улыбнулся.

— Юности свойственно впадать в крайности. И в том и в другом случае налицо явное преувеличение.

Марго с силой сжала веер. Может, относительно поступков он и прав, но насчет внешности — никакого преувеличения. И в двадцать один Рейф был поразительно хорош собой, но сейчас от природы великолепный стан налился силой, лицо стало более волевым, осанка приобрела властность. Унаследовав от матери-итальянки черный цвет волос и смуглую кожу, глазами он пошел в отца. Как могла она позабыть этот впечатляющий контраст смуглого лица и ясных прозрачно-серых глаз!

Марго понадеялась на то, что с годами выработала в себе иммунитет против его обаяния, но, увы, надежды не сбылись. И что хуже всего, теперь она уже не была невинной девушкой, она была женщиной, кое-что понимавшей и в страсти, и в томлении… Дай Бог им больше никогда не видеться, подумала Марго, вставая. Она была перед ним безоружной.

— Я готова приступить к работе немедленно, — сказала Марго. — Если что-нибудь узнаю, сообщу доверенному лицу в британской делегации. А теперь, извини, мне нужно кое с кем поговорить.

Рейф тоже встал.

— Да, еще кое-что, — осторожно заговорил он. — Люсьен хочет, чтобы ты работала со мной, а не с одним из членов делегации.

— Что?! — воскликнула Марго. — В такой критический момент он подсовывает мне любителя? Сейчас, когда конспирация важна как никогда! Рискуя оскорбить ваше достоинство, позволю себе заметить, что ты будешь только мешать делу.

Рейф поджал губы, но голосом не выдал своего настроения.

— Люсьен подозревает, что кто-то в нашей делегации страдает или неосторожностью, или еще большим грехом. Именно поэтому он хочет, чтобы мы работали вместе, в обход официальных каналов. Если подозрения подтвердятся, я пойду прямиком к Веллингтону или к Кэстлри.

— Как это мило со стороны Стрэтмора, что он хоть им доверяет, — с сарказмом заметила Марго. — И тем не менее я предпочитаю прежний канал.

— Не в моих полномочиях тебя принуждать, — мягко заметил Рейф, — но положа руку на сердце неужели ты не можешь преодолеть отвращение к моей персоне и согласиться работать со мной? Поверь, это ненадолго.

Она посмотрела на него так, будто с трудом подавляла в себе желание запустить ему в голову бутылку. Может быть, хотя бы это разрушит стену его прохладного равнодушия? К несчастью, кроме личной неприязни, других причин отказаться работать с ним у нее не было. К тому же Марго была многим ему обязана. Так что скрепя сердце пришлось согласиться.

— Хорошо, я дам тебе знать, как только что-нибудь выясню.

— Позволь оставить тебе мои координаты. Марго усмехнулась.

— В этом нет необходимости. Я уже знаю, в каком номере отеля ты живешь, и имена горничной и слуги. Знаю даже, сколько багажа ты привез с собой.

Увидев наконец на лице герцога Кэндовера удивление, она, перед тем как уйти, самым сладким голосом добавила:

— Помни, информация — моя профессия. Итак, последнее слово все же осталось за ней, и это приятно.