"Блуждающие огни" - читать интересную книгу автора (Оверчук Алексей)Глава 6Ночевали мы в свежевырытом блиндаже. Перво-наперво поражает мать-сыра земля и койки, заправленные накрахмаленными простынями. Душанбинская гостиница сразу же показалась нам роскошными апартаментами. Даже в пьяном виде ложась на койку — ощущение, что тебя только-только похоронили. Запах земли и хрустящей наволочки под головой способен побороть самый сильный хмель. Уверен, что именно по такому принципу надо строить вытрезвители. Дарю идею. С другой стороны, такой блиндаж можно приспособить под экзотический отель. Через пять минут, когда улягутся первые впечатления, начинаешь различать в этой большой свежевырытой яме запах земляных червяков. Я провел по блиндажу лучом фонарика. Оказывается, червяков можно снимать прямо со стены, не вставая с койки, и жевать сырыми. Влажные сороконожки потрясающе смотрятся на белой простыне. Особенно интересно, когда они носятся по ней наперегонки или играют в прятки, норовя спрятаться у тебя во рту. Я начал уговаривать себя, что истинные любители походов платят безумные деньги за такие экскурсии, а тут — на халяву! Но это не помогало. Свою толику ужаса к обстановке добавили шакалы. Они кружили вокруг заставы и плакали, как привокзальные дети-сироты. Шакалы рыдали, точно оплакивали наше погребение в блиндаже, и самые дурацкие поверхностные сны вертелись в голове. Мерзкое ощущение. — Подонки, — проворчал в темноте Сашка. — Кто? — Шакалы! — Он сел на койке, натянул на себя белоснежную простыню и стал похож на привидение. — Как так можно спать? Ну как?! — В самый раз! — оценил я его новое обличье. — Теперь иди шакалов пугани. — Меня первый же часовой со страху шлепнет. — Лежим как в гробу, — заметил я после паузы. — Да, запах земли и свежего постельного белья… Кошмарные ассоциации! — Сашка снова завалился на койку. — Мяу-мяу, — передразнил я шакалов. — Хоть ты заткнись! Мы снова попытались уснуть. Колчин ворочался в темноте, стараясь половчее извернуться и поймать сон. — Вместо того чтобы спать дома с женой, я сплю с автоматом! Поразительно, как человек может испохабить собственную жизнь! — проворчал он. Шакалы плакали до утра. В легкой дреме пришло видение: нас убили, мы лежим сейчас в могиле, а родственники и дети плачут над нами, и сочится по свежей земле струйка воды, белая простыня покрывается вдруг алыми пятнами, и глубокая пронзительная жалость к своей судьбе рассекает душу напополам. Я вылез из подземелья и поплелся к умывальнику. Рассвет уже набухал розовым бутоном. Два брызга в глаза, два на щеки. Верхушка соседней горы заполыхала золотом. Я выдавил в рот зубную пасту и начал чистить зубы, надеясь победить вкус земли и червяков. Через какие-то минуты последняя капля солнца упала за гребень — и хлынуло плавким золотом из чаши, полилось море света на нашу сопку. Ударила в небо стайка птиц. И как-то особенно быстро припустили по небу облака. Я смотрел на все это как зачарованный. Подошел Колчин. Внимательно меня оглядел. — Понимаю Ивана Бунина. — В чем именно? — Он как-то рассказывал, с чего начал свою писательскую карьеру. — Очень интересно, — я закурил. — В детстве маленький Бунин стащил из отцовского кабинета альбом. И нашел там картину неизвестного мастера под названием «Встреча в горах с кретином». Она так его поразила загадочным словом, что он решил написать рассказ. — С тех пор его некому было остановить, — подытожил я. — Но я, Саша, кретин не нарисованный, а настоящий. И твою писательскую карьеру могу прервать, на фиг. Мы расхохотались и пошли в командирский блиндаж узнать, когда нас наконец отправят на разгромленную заставу. Несчастья уже семенили за нами толпой, решая на ходу, с чего начать представление. Ведь именно их мы искали все это время. По крайней мере, они в этом были уверены на все сто. — Как спалось? — Капитан Федулов стоял у входа в блиндаж, любуясь рассветом, и курил какие-то мерзкие сигареты. — Кошмар! — сказал я. — Шакалы достали. — Это с непривычки, — кивнул он понимающе. — Да еще этот запах свежевырытой земли, — добавил Сашка и тоже закурил. Видимо, чтобы заглушить запах могилы и противный дым федуловских сигарет. — Это тоже с непривычки. — Да ну их на фиг, такие привычки, — сказал я раздраженно. — И неприятие этих привычек — у вас тоже с непривычки, — хохотнул Федулов. Застава проснулась. Люди выстроились к умывальнику. Сонно шлепала по пыли смена часовых. Повара кудесничали возле полевой кухни. Дым винтом поднимался к небу и растворялся там без остатка. — Сейчас вот позавтракаем, и вам значительно полегчает, — сказал Федулов. — Когда едем? — спросил я. — Не торопись. Тут сообщение пришло. Кажется, командование приготовило для нас работенку. Вы пока идите к кухне, прогуляйтесь. Я, как все выясню, дам вам знать… Решкин! — крикнул капитан в блиндаж. В темном проеме показалась голова прапорщика. — Сходи на кухню и возьми с собой корреспондентов. Пусть позавтракают. — Так точно! Питание на заставе оказалось самым демократичным в мире. Вы подходите к полевой кухне. Протягиваете правой рукой железную миску — и повар наваливает туда половник каши. Тянете левую руку с железной кружкой — и получаете порцию чая. («Кофе не положено! Не во Франции живем!») Здесь же, на крыле двухколесной полевой кухни, — порезанный хлеб. Можешь подцепить его зубами и валить со всем своим добром на все четыре стороны. Ни тебе вредных теток с кассовым аппаратом, ни вечно уставших от тупости покупателей разливщиков и поваров. Спокойно подошел, спокойно отвалил. Все довольны. Решкин повел нас к танкам. На корме, у врытой в землю машины, мы разложили завтрак и принялись вкусно чавкать. Неожиданно откинулся люк на башне, и появилась голова в шлемофоне: — Ну, вы жрете! У меня от вашего чавканья аж желудок повело! — Не хрен спать, — вкусно жуя, отреагировал прапорщик Решкин. — Скоро поедем, так что поторопись. Заинтригованный танкист вылез уже совсем и, бросив шлемофон в люк, с грохотом спрыгнул на землю: — Куда едем? — А тебе не все равно? Тут куда ни поедь — один хрен в горы упрешься. Иди жри и разогревай машину. Серьезно говорю. — Как же вы задолбали меня, военный, с вашими военными тайнами, — весело сказал танкист и пошел к кухне. На шее у Решкина висел красивый кулон. Начищенный до золотого блеска пулеметный патрон с ажурной гравировкой из замысловатых символов. Я сказал про украшение: — Интересная штучка. Решкин довольно ухмыльнулся: — Сам сделал. Это моя так называемая «серебряная пуля». Против здешней нечистой силы. — Кстати, о нечистой силе. Тащ прапорщик, а что было написано кровью на стене разгромленной заставы? Решкин удивленно на нас посмотрел: — Вам разве не рассказали? — Да забыли спросить, — слукавил Колчин. — «Блуждающие огни», вот что было написано, — добродушно пояснил Решкин. — Они тут у нас заместо нечистой силы. — Это от них патрон? — спросил я. Решкин погладил пальцами кулон: — Он самый. Письмена вот на нем сделал. Из древних молитв. Местные научили. — А зачем письмена? И на каком языке? — заинтересовался Колчин. Решкин пожал плечами: — Не знаю. Местные нарисовали, я передрал на патрон. Эти «огни», говорят местные, совсем неуловимые. Так просто их не возьмешь. Вот и заставу нашу они запросто постреляли. А мы их и найти потом не смогли. — А нам говорили, что моджахеды заставу уничтожили. Решкин хитро глянул на нас: — Доедайте, и пойдем к Федулову. Там, наверное, уже приказ получен. * * * Александр Петрович выглядел несколько озадаченным. Общение с вышестоящим командованием всегда приносит сюрпризы. Федулов курил свои мерзкие дешевые сигареты и о чем-то усиленно размышлял. Я по-быстрому сгонял в наш блиндаж и принес ему блок «Мальборо». — Тащ капитан, курите лучше наши сигареты. — А чего? — удивился он, глядя на свой окурок. — Сигареты, которые вы курите, напоминают нам о страшном вреде этой пагубной привычки, — поддержал меня Сашка. — Когда едем? — спросил я. — А вот сейчас и поедем! Только у меня одно условие. Мы кивнули. — Лишних рук у нас нет, — сказал Александр Петрович. — Ежели чего, защищать себя будете сами. Поэтому автоматы в руки, и — вперед! — Журналистам запрещено брать в руки оружие, — насупился Сашка. — А вы, мля, не на прогулке. И не в ресторан идете, — сказал беззлобно Федулов. — Я не хуже вас знаю про ваши богоугодные миротворческие правила. А теперь поймите меня. Духи шарят вокруг постоянно. Сейчас получены данные разведки. Поблизости, как минимум, две группы боевиков. Если нарвемся, то у нас не будет времени прикрывать грудью вашу задницу. Поэтому правило у меня одно: автомат берете — едете с нами. Не берете — не едете. Понятно? Я посмотрел на Сашку и кивнул. — Ты хоть автомат в руках держал? — уточнил Федулов. — Да, — сказал я. — Но мне больше нравится автомат для подводной стрельбы. Отличная машинка. Под водой стреляет иглами. А вылез на сушу, магазин поменял — и стреляй обычными автоматными патронами. — Ни фига себе! — присвистнул Александр Петрович. — Я сказал то же самое, когда впервые увидел это оружие. Крутая техника. Служил я тогда, знаете ли, в спецназе Военно-морских сил Черноморского флота. Во время еще первой войны в Ираке, «Буря в пустыне», помните? Капитан Федулов ошарашенно кивнул. — Зона ответственности Черноморского флота — Средиземное море. Так вот, мы, маскируясь под матросов на гражданских судах, ночью уходили в подводные рейды, минировали иракские военные корабли и потом подрывали. Обеспечивали высадку американской морской пехоты на побережье. Зрелище, скажу я вам, когда корабль взлетает на воздух! — Я мечтательно запрокинул голову. Кругом — тишина. Я огляделся. Казалось, вся застава застыла: вот он какой, живой диверсант из Военно-морских сил, участник «Бури в пустыне»! — Что? — спросил я. Все молчали. Даже Колчин отвесил челюсть. — Да ладно, расслабьтесь, — сказал я со смехом. — Пошутил. Честное слово. — Ты где служил? — решил еще раз уточнить Федулов. — На флоте. — В спецназе? — Нет, конечно! Мне только адмиралов возле штаба охранять разрешали. — Адмиралов, значит? — Ну, да. — Хорошо, — сказал односложно Федулов. — Старшина Решкин! — окликнул капитан прапорщика. — Дайте журналистам автоматы и разгрузки. — Пущай в блиндаже возьмут. Мы сходили в блиндаж. Я снял со стены автомат какого-то прапорщика и взял его разгрузку. — Тут у меня магазины, — напутствовал он. — Тут гранаты. — Лучше я вам гранаты оставлю. — Чего так? — Да не приходилось никогда пользоваться, — признался я. — Ну, тогда оставь. Вместо них лучше патронов себе насыпь. Мало ли! Я нацепил разгрузку. Он подогнал мне ее под размер. Автомат я зарядил и сразу поставил на предохранитель. На улице уже кряхтели и лязгали два танка. М-да. Стоило нам приехать на заставу, как я почти сразу же нарушил главную заповедь журналиста: никогда не брать в руки оружия. Вообще-то мне не раз приходилось нарушать еще и Божьи заповеди. Но если во втором случае я искренне раскаиваюсь, то в первом — никогда. Жить почему-то всегда хочется несоизмеримо больше, чем соблюдать какие-то правила. Я ведь не убивать кого-то еду. |
||
|