Отто Вилли Гайль АСТРОПОЛИС Рис. С. Верховского

В межпланетном пространстве строилось колоссальное зеркало…

Читателям „Вокруг света“ знакомо уже имя современного немецкого беллетриста Отто Вилли Гайля, успешно работающего в области научной фантастики, в частности — звездоплавания. Его роман „Лунный перелет“, данный в этом году в числе приложений к нашему журналу, представляет собою превосходный опыт популяризации идей новейших теоретиков межпланетного летания. Предлагаемый сейчас эпизод из другого, позднейшего романа О. В. Гайля („Лунньй камень“) знакомит читателей с такой стороною звездоплавательных проектов последних лет, которая пока еще мало популярна, хотя и поражает смелостью замысла и широтою перспектив. Мы говорим о проекте создания искусственного спутника Земли, маленькой второй луны, которая должна послужить как бы небесной гаванью для будущих межпланетных путешествий.

Развитие межпланетного транспорта едва ли может пройти мимо столь важного этапа.

В самом деле, чтобы только начать свой рейс, межпланетный карабль должен захватить с собою огромный запас горючего — не менее 90%своего общего веса. Еще больше должен быть запас, если ракета должна не только отлететь с земли, но и возвратиться обратно. И совершенно неимоверный запас горючего нужен для ракетного звездолета, предназначенного не только для рейса вглубь планетной системы, но и для полета в другие миры. Все это однако меняется, если ракетный корабль отправляется в свой межпланетный полет не прямо с земли, а с внеземной станции, то есть с искусственного спутника, обращающегося вокруг Земли, хотя бы на небольшом расстоянии, но конечно выше атмосферы.

Чтобы сделать нагляднее это различие, познакомим читателя с результатами одного расчета. Пусть мы желаем отправить нефтяную ракету в разведочный полет с лунной орбите и обратно. Если отправлять ракету прямо с Земли, то для такого рейса необходимы: 1) начальная скорость полета — одиннадцать километров в сек., 2) запас горючего (нефти и жидкого кислорода), составляющий более 99 % веса всей снаряженной ракеты.

Вообразим теперь, что отправление происходит не прямо с Земли, а с ее искусственного спутника, кружащегося в расстоянии 40 000 км от земного центра (в десять раз ближе Луны). Тогда тот же рейс потребует совершенно иных условий отправления в путь. Вычисление дает следующие цифры: 1) начальная скорость полета — ОДИН километр в сек., 2) запас горючего должен составлять менее 50 % веса снаряженной ракеты.

Разница, как видите, огромная! Одно дело соорудить корабль, который в СТО раз легче своего горючего груза и совсем другое дело — построить ракету, ВДВОЕ тяжелее ее заряда. Итак задачи, которые ставит себе звездоплавание, могли бы быть существенно облегчены, если бы предварительно был сооружен искусственный спутник, кружащийся вокруг Земли на небольшом расстоянии. Впервые мысль эта была высказана „отцом звездоплавания“ К. Э. Циолковским и затем возродилась в проектах западных теоретиков.

Что же это будет за небесное тело? Искусственная луна будет состоять конечно не из горных пород — нет, это по замыслу звездоплавателей металлическая конструкция, отправленная в мировое пространство по частям и там собранная. Своеобразные условия этой сборки, а также условия жизни и работы внутри (не на поверхности!) искусственного небесного тела ярко и правдоподобно показаны в печатаемом отрывке из нового романа Гайля. Автор почти нигде не вступает в противоречие с законами небесной механики. Мы позволим себе сделать лишь одно замечание. О. В. Гайль помещает внеземную станцию в расстоянии 100 тысяч километров от центра Земли. В его изложении приведены и соображения, оправдывающие такой выбор расстояния. Однако новейшие теоретики звездоплавания предпочитают более близкое расстояние для искусственного спутника. Чем ближе от земной поверхности этот спутник (только бы он находился выше атмосферы!), тем меньше затруднений связано будет с его сооружением и эксплоатацией.

Я. Перельман

Яркий свет блеснул в ночной темноте и рассеялся в пустом пространстве. Ракетный самолет «Корф III» поднялся в высь.

В продолжение всего пути Бернс не спал ни одной секунды. Ошеломляющие впечатления необыкновенного путешествия держали его в беспрестанном лихорадочном напряжении. Вслед за первыми часами полета в воздушный океан последовал краткий, но потрясающий период настоящего прыжка в пространство. Все сопла ракет изрыгнули вниз потоки раскаленного газа, межпланетный корабль вырвался из воздушной оболочки Земли, словно выброшенный невероятной силой камень. С секунды на секунду увеличивалась его скорость, и невыносимое давление прижимало все книзу. Но это длилось всего лишь несколько минут. Когда была достигнута скорость в десять тысяч метров в секунду, — скорость, которой земная тяжесть не в силах была уже преодолеть, — Корф, капитан корабля, застопорил все сопла.

С этого момента небесный корабль всецело подчинялся законам всемирного тяготения, пересекая пространство по восходящей ветви параболлического пути, обусловленного его собственной скоростью и воздействием Земли.

В тот же момент прекратилось чудовищное усиленное давление, превратившись в полную противоположность — в абсолютное отсутствие тяжести. Понятия «верх» и «низ» утратили всякий смысл, и кто не держался за подвешенные повсюду кожаные петли, тот парил по внутреннему пространству корабля.

Бернс метался беспомощно от пола к потолку, от стены к стене, натыкаясь на предметы и набивая себе синяки, пока он не научился избегать порывистых движений и держать в узде свою мускульную силу.

Он просиживал целые часы с Корфом в капитанской каюте, — оба привязанные ремнями к привинченным креслам с высокими поручнями; это давало единственную возможность держать тело в положении, сколько-нибудь отвечавшем земным привычкам, — и все время наблюдал чудеса звездного мира и постепенно съеживавшуюся Землю, шарообразная форма которой вырисовывалась теперь с чрезвычайной рельефностью.

Прошло часов восемнадцать с момента отлета. Корф навел небольшой телескоп, установленный в капитанской каюте, на еле заметную для невооруженного глаза точку небосвода и подозвал Бернса:

— Посмотрите!

— Какая-то необыкновенная двойная звезда, — проговорил Бернс неуверенно. Как будто вокруг планеты с колоссальной быстротой движется крошечная луна, описывая орбиту небольшого радиуса. И та и другая мерцают удивительным голубым светом… Что это? Вокруг планеты реют мириады мелких искр и беловатых нитей? Это Венера?

Корф громко рассмеялся:

Нет, мой друг! Венера удалена от нас сейчас больше чем на двести миллионов километров, и вы бы тщетно пытались различать при помощи этого небольшого телескопа отдельные ее детали.

— Вы хотите сказать, что эта двойная звезда либо очень велика, либо очень близка к нам?

— Настолько близка, что мы будем там меньше чем через два часа! Это — второй спутник Земли. Его орбита находится в пределах лунной орбиты и имеет радиус почти в сто тысяч километров; это составляет всего лишь четверть расстояния Луны от Земли.

— И об этой второй земной луне никто другой еще ничего не знает? — с изумлением спросил Бернс.

— Она существует лишь недавно. — Глаза Корфа сияли. — Эту луну построил я. Это — Астрополь, ближайшая цель нашего путешествия,

— Так это межпланетная ракета?

— Нет! Она представляет собою не что иное, как искусственно сооруженное небольшое небесное тело, описывающее неизменный, определяемый силою тяготения путь.

— И оно не падает на Землю?

— Точно так же, как наша старая Луна не падает на Землю, а Земля не падает на Солнце. Нужно было только раз сообщить ему требуемую скорость на касательной. Из падения на Землю и из этого бокового движения получается сам собой соответствующий кеплеровский эллипс, который не меняется, поскольку движение искусственного небесного тела не ускоряется и не замедляется какими-либо техническими средствами.

— Но ведь вам пришлось же перенести это сооружение с Земли в эту область мирового пространства, пришлось привести его в движение и… — Бернс оборвал. — Как велико это сооружение?

— Наибольший поперечник главного тела составляет 120 метров.

— Как? Длина приличного океанского корабля-гиганта? И такую громадину вы подняли на сто тысяч километров над Землей и заставили обращаться вокруг нее? — воскликнул Бернс, вне себя от изумления. — И никто на Земле не отметил, что вы совершили эту гигантскую работу.

— Так хлопотливо мы конечно этой истории не проделали! — добродушно заявил инженер. — Неужели вы думаете, что все горные обсерватории были сперва построены в долине, а потом уже подняты на вершины гор?

— Вы хотите этим сказать, что Астрополь построен уже на месте?

Корф кивнул утвердительно головой.

— Дело было нелегкое и потребовало не мало времени, но, к счастью, и не такое уж трудное, как вы себе представляете. Прежде всего мы заставили самый крупный из наших мировых кораблей двигаться вокруг Земли по заранее предусмотренному для искусственной луны пути. Это не представляло никаких затруднений. На «Герион» была откомандирована рабочая бригада из тридцати человек, сменявшихся регулярно. Эти рабочие постепенно выстроили Астрополь — очень просто — вокруг «Гериона».

— Во время движения? То есть в то время, когда этот небесный корабль безостановочно несся с бешеной скоростью вокруг Земли?

— Конечно. Возьмите, например, самого себя. Вы сидите здесь привязанный к стулу потому, что ваше тело не обладает сейчас никаким весом, который мог бы удерживать вас на вашем сиденье. Стоит вам надеть на себя один из наших водолазных костюмов и вылезть через шлюзовой люк в борту наружу, — вы будете спокойно парить в пространстве рядом с нашей ракетой. Вы не будете вовсе чувствовать что мы мчимся в мировом пространстве с большой быстротой, чем хороший аэроплан на Земле. Пока не работает ни одно из ракетных сопл и поскольку сопротивление атмосферы не тормозит нашего движения, здесь царит полное отсутствие тяжести. Похоже на то, как будто мы стоим спокойно на месте, а Астрополь быстро приближается к нам. Старая история с относительностью всякого движения, не нарушаемая ничем в пустом пространстве.

Бернс не сразу ответил. Ему было трудно освободиться от привычных земных представлений.

— Из какого материала построен Астрополь? — спросил он наконец.

— Главным образом из натрия, который все время доставляется из разных мест земного шара при помощи четырех специальных ракетовозов.

— Однако натрий, насколько мне известно, представляет собой металл, мягкий, как масло, и химически настолько активный, что его приходится сохранять под керосином, чтобы помешать ему немедленно и бурно соединиться с кислородом воздуха.

— Неужели вы так и не можете освободиться от своих земных представлений? Конечно натрий тотчас же сгорает, едва соприкасается с воздухом.

— Но могу вас уверить, что тот же металл в среде, свободной от воздуха и тепла, является прекрасным строительным материалом, какой только можно желать. В холоде ниже 270 градусов он по твердости не уступает лучшей стали, имея при этом преимущество большей легкости. Для самого сооружения вес конечно не имеет значения, но для доставки с Земли он играет решающую роль. Обработка натрия крайне проста, так как по прибытии ракетовозов с Земли он еще мягок и без труда может быть раскатан в листы желаемой толщины. Вот почему сооружение, которое на Земле потребовало бы много лет, удалось построить всего в каких-нибудь восемь месяцев. Кроме того, работы в свободной от тяжести среде совершаются куда легче, чем на Земле. Вспомните только, сколько людей на постройке какого-нибудь дома занято лишь тем, что подносят кирпичи с одного этажа в другие! Здесь же один человек держит кончиками пальцев огромный лист натрия в несколько центнеров весом и прилаживает его куда нужно. Лист не имеет никакого веса. Единственной помехой является то, что человеческий организм плохо переносит продолжительное пребывание в среде без тяжести. Правда, разные лица реагируют на это разно, но необходимость в камере с тяжестью становилась все более и более настоятельной.

— Камера с тяжестью? С искусственно созданной тяжестью?

— Конечно. Вы назвали раньше Астрополь двойной звездой, и не без основания. Вся система состоит из основного тела — сплюснутого, полого шара — и значительно меньшего спутника, имеющего вид сильно вытянутой груши. Оба сооружения соединены чем-то в роде длинной, в тысячу шестьсот метров, шланги — туннеля и кружатся на этом расстоянии одно вокруг другого.

Так как масса меньшого спутника составляет лишь ничтожную дробь массы основного тела, то общий центр тяжести (он же — центр вращения) лежит весьма близко к центру диска; последний вращается вокруг своей оси, оставаясь на месте, между тем как груша на привязи описывает вокруг него круговую орбиту. Понятно это вам?

— Вполне! Миниатюрное подобие Земли с Луной.

— Совершенно верно! С одним только существенным отличием: притягательные силы Земли и Луны, удерживающие всю систему в ее настоящем виде, здесь заменены прочностью металлической шланги. Быстрое вращение, составляющее полоборота в минуту, вызывает в описывающем орбиту крошечном спутнике центробежное давление наружу, немного меньшее, чем нормальная тяжесть на Земле. Там имеются, следовательно, свои «верх» и «низ»; сидящий внутри него человек ощущает вес своего тела и может нормально сидеть, лежать и ходить. В этой «груше», конечно, устроены жилые и спальные помещения.

— Изумительно! А самый диск?

— Он представляет собой собственно станцию, т. е, тот вокзал в мировом пространстве, который нужен нам как основное условие для развития звездоплавания.

Бернс раздумывал, удобно ли будет спросить о цели всего сооружения, но Корф предупредил его любопытство.

— Теперь нашим исследовательским пассажирским самолетам приходится брать с собой с Земли лишь столько горючего, чтоб долететь до внеземной станции, и только здесь уже они снабжаются запасом на все дальнейшее путешествие и на торможение при высадке. Это дает колоссальную экономию в расходовании энергии. Главное же значение Астрополя состоит в том, что только его существование делает возможными предстоящие попытки проникновения на другие планеты.

Чем больше звездолет «Корф III» приближался к своей цели, тем грандиознее вырастала перед изумленными глазами Бернса чудовищная масса Астрополя. Вскоре он был уже в состоянии различать невооруженным глазом отдельные детали.

Гигантский вращающийся диск был расположен так, что один из его сплюснутых полюсов был направлен прямо к солнцу и сверкал в его ярких лучах. Резко обозначалась теневая граница на вздутом экваторе; противоположный же полюс все время оставался в глубокой темноте. Вокруг всего диска беспрестанно вращалась — словно длинная спица исполинского маховика — натянутая толстая шланга из натрия; она начиналась у самой припухлости экватора и удерживала на противоположном конце быстро вращавшуюся небольшую «грушу».

Замеченные в подзорную трубу светлые точки оказались ярко освещенными резиновыми костюмами и водолазными шлемами рабочих, роившихся, словно пчелы, на солнечном полюсе станции. То-и-дело выплывали в пространство небольшие ракетолодки, толкавшие перед собой блестящие куски металла.

Все движение совершалось как будто преимущественно в одном направлении. Бернс заметил вскоре на некотором расстоянии от Астрополя какое-то густое скопление блестящих точек.

— Там, на солнечной стороне, происходит сейчас стройка? — спросил он Корфа.

— Там работают над устройством главного собирательного зеркала, — ответил тот.

— Так далеко от станции?

В телескоп Бернс увидел какую-то необыкновенную двойную звезду…

Вся зеркальная система рассчитана на поверхность диаметром в две тысячи метров. Пока что вставлено в рамочную сеть уже четыре тысячи отдельных фасет по сто квадратных метров, которые собирают солнечный свет с поверхности в сорок гектаров и могут концентрировать его на поверхность одного ара.

— Где же изготовляются эти колоссальные количества зеркал?

— На Астропольской станции. Прибывающий натрий вальцуется в тонкие, как бумага, листы, после чего отдельные куски развертываются, разглаживаются и вставляются в рамы. Вам нет надобности представлять себе земные массивные зеркала. Наши фасеты тонки и легки, как бумага, и с каждым днем общая поверхность вырастает на несколько гектаров. Не скоро, однако, вся эта система сможет выполнять свою задачу.

— А в чем состоит эта задача?

— О, она должна выполнять очень важные культурные задачи. Она может путем концентрации света и тепла превращать бесплодные области на Земле в плодородные, освобождать гавани на севере ото льдов, укрощать разрушительные весенние циклоны и спасать таким образом урожаи хлебов и овощей. Я считаю, что одним гектаром зеркальной поверхности можно будет культивировать около трех гектаров бросовых земель.

Корф быстро повернулся к аппаратам. Надо было начинать причальные маневры. Направляющие волчки начали жужжать и гудеть. Межпланетный корабль медленно стал поворачиваться, пока сопло ракеты не оказалось направленным прямо на Астрополь. Несколько коротких тормозящих разрядов постепенно ослаблявших скорость самолета и приноравливающих ее к скорости движения Астрополя… За несколько сот метров от цели согласованность была достигнута. Ракета стала двигаться по той же орбите, что и станция; поэтому по отношению друг к другу они как будто стояли неподвижно.

— Нужна очень большая тренировка и уверенность в движениях, — заметил Корф, улучив опять минутку для своего гостя, — чтоб останавливать межпланетные самолеты так, как я этого сейчас достиг. Моему помощнику удалось однажды причалить прямо к солнечному полюсу станции. Но это довольно опасная штука. Малейшая неосторожность может вызвать столкновение, которое должно повлечь пагубные последствия для самолета. Безопаснее начинать тормозящие маневры на почтительной дистанции от Астрополя, так сказать «бросать якорь на рейде».

— Ну, а как мы попадем туда? — спросил Бернс.

— Вот, видите, наши «портовые агенты» летят уже к нам, — показал смеясь Корф в ответ. — Это делается довольно быстро.

Два блестящих резиновых пузыря выделились из общей массы станции и приближались к самолету. Пользуясь отталкивающим действием пистолетных выстрелов, они неслись, подобно миниатюрным живым ракетам. Они тащили за собой гибкий проволочный трос, сверкавший на черном фоне неба, словно змея, и подплыв опутали им кузов прибывшего самолета. Первая связь была таким образом установлена. Со стороны станции стали натягивать трос, и звездолет «Корф III» придвинулся ближе к исполинской громаде Астрополя. У самого солнечного полюса он причалил и сразу же попал в сферу вращения. Одно мгновение Бернс боролся с неприятным ощущением головокружения, которое вскоре однако прошло. Он не чувствовал больше кружащего движения. Рой звезд, казалось ему, стройно и равномерно описывал свои круги.

Корф ничего не предпринимал, чтоб вытти из самолета, и Бернсу приходилось еще некоторое время держать в узде свое нетерпение. Он висел на кожаных петлях и старался насколько возможно, разглядеть через окна новую окружавшую его обстановку,

Между тем самолет снова пришел в движение, и вдруг стало темно. Бернсу показалось, будто что-то толкнуло ракету в сторону.

Проходили минуты. Снаружи донесся слабый шум, который быстро усилился и превратился в свист, точно там дул сильный ветер. Вскоре шум стих. Сквозь иллюминаторы проник тусклый свет.

Наконец Корф открыл хорошо защищенную внутреннюю дверь люка, закрывающегося с двух сторон.

— Вы готовы, Бернс? Можно выходить. Корф взял его за руку и толкнул его вперед через люк. Оба очутились в парящем положении в замкнутом полутемном пространстве. Откуда-то просачивался свет. На стенах были повсюду укреплены петли и ремни.

С трудом соображая, что кругом происходит, следовал Бернс за инженером, направлявшимся вдоль стены к широкому аркоподобному просвету.

Они вошли в просторный, очень светлый зал, пронизанный во всех направлениях туго натянутыми шнурами. С одной стены, заканчивавшейся сводом, вливало, через сотни круглых окон, свой яркий свет солнце, заметно нагревая окружающий воздух. Других поверхностей, ограничивающих пространство зала, Бернс не мог разглядеть; его взор терялся в паутине шнуров, и ему казалось, что все пространство зала ничем не ограничено.

— Мы находимся сейчас в главном зале под солнечным полюсом диска, — объяснил Корф. — Камера, которую мы только-что покинули, представляет собой большую въездную шахту для прибывающих межпланетных кораблей. Внешний ее выход был тщательно закрыт после того, как мы в нее вошли. Нам пришлось ждать, пока шахту не наполнили воздухом. Она построена конечно, как все переходы от воздушного к безвоздушному пространству, — в виде воздушного шлюза с внутренним и наружным затвором, чтоб не расстраивать воздушное давление внутри станции.

В необозримом зале царила кипучая жизнь. Люди сновали во все стороны сквозь широкие ячейки сети из шнуров. Они едва заметно проталкивались руками и ногами через просветы между натянутыми шнурами, схватываясь время от времени за них и так регулируя свои движения. Похоже было на то, как будто они, словно рыбы, проплывают свободно сквозь чащу водорослей в аквариуме.

Бернсу стало понятно назначение шнуровой сети. Не будь ее, трудно было бы двигаться в свободной от тяжести сфере, приходилось бы передвигаться только очень медленно, держась стен.

Бернс тщательно старался подражать всем движениям своего провожатого и сам удивлялся тому, как быстро научился он с обезьяньей ловкостью пробираться от шнура к шнуру,

Дравшись до края зала, Корф остановился и толкнул гостя в небольшую, похожую на кабинку лифта камеру, освещенную электричеством. Видно было, что он в веселом настроении.

— Простите, Бернс, — проговорил он, указывая определенное место в тесной кабине, — что я обращаюсь с вами, как с беспомощным младенцем. Но вам в буквальном смысле нужно еще научиться здесь ходить. Всуньте, пожалуйста, ноги в эти привинченные калоши и держитесь крепко за рукоятки.

Бернс повиновался. Ему казалось, будто какая-то сила медленно увлекает его в неопределенном направлении. Когда он принял навязанное ему положение, он почувствовал легкое давление калош на подошвы его ног. Он поделился с инженером своим ощущением.

— Так и есть, — ответил тот. — Мы находимся сейчас на самом внешнем вздутии экватора дискообразного основного тела, и здесь дает себя отчасти чувствовать центробежное давление кругового движения. Ваша голова направлена теперь к центру станции, а ноги — к жилой камере, куда мы скоро с вами спустимся.

— Разве здесь существует вообще понятие «спуститься», «подняться»?

— Представьте, да! Так как центробежная сила все время давит от центра вращения радиально наружу, то мы ощущаем всякое радиальное удаление от станции, как «спуск». Предостерегаю: не меняйте положения тела. Вы сейчас начнете снова ощущать свой вес, а, знаете, ведь только кошки хорошо падают на ноги.

В кабину проскользнул маленький сухощавый человечек, и все трое почти заполнили собой ее небольшое пространство. Корф нажал какую-то кнопку. Люк автоматически закрылся за ними, и кабина с глухим трением пришла в движение.

— Мы скользим сейчас внутри шланги-туннеля, соединяющего станцию с камерой тяжести, или нашей жилой башней, как мы привыкли называть грушу, вращающуюся вокруг диска. Центробежная сила сама собой проталкивает кабину сквозь шлангу. Приходится только заторможивать ее с достаточной силой, чтоб в своем свободном падении она не приобрела чрезмерной скорости. Вот этот рычаг обслуживает тормоза. Сейчас я его поворачиваю.

Бернсу трудно было разговаривать. Пол оказывал все более и более сильное давление на его ноги, которые подкашивались под ним — чувство, знакомое всякому взобравшемуся на высокую башню, когда, спустившись вниз по тысяче ступеней, он снова ступает на ровную мостовую.

Опять появилось вертикальное направление, «верх» и «низ». Парение в пространстве прекратилось. Бернс судорожно хватался за ручные канаты, чтоб не кувырнуться. Корф взял его под руку.

— Это только ваш собственный вес давит на вас, и то не в полном объеме. Долгое пребывание в среде без тяжести обессилило вас, мистер Бернс.

Резкий скрип снаружи, мягкий толчок, и кабина остановилась. Все трое вышли и очутились в верхнем куполе «жилой башни». Вне себя от изумления и восторга смотрел Бернс через окошки в куполе на небосвод, где в далекой вышине, на конце пройденной только-что шланги, висел в пространстве огромный овал станции.

— Вся система находится сейчас в покое? — спросил он неуверенным тоном.

— Отнюдь нет! — улыбнулся Корф.

— Но ведь диск неподвижен. Сейчас он не вращается.

— Вы понимаете, ведь давление центробежной силы всегда направлено от центра наружу,

— Конечно.

А направление, обратное центробежному давлению, означает для нас «верх». Это тоже понятно?

— Понятно.

— Ну, так вот! Станция, рассматриваемая из жилой башни, всегда находится наверху. Посмотрите однако на звезды! Вы убедитесь тотчас же, что наша «жилая башня» вращается вокруг станции.

Люда двигались среди паутины шпуров

Действительна, рой светил позади диска двигался быстро и равномерно по черному небосводу. Море сверкающих точек и крошечных пятнышек. Знакомые созвездия расплывались в массе мельчайших, еле светящихся звездочек, незаметных с земли сквозь густую воздушную пелену.

Вдруг Бернс вздрогнул; широко открытыми глазами впился он в высь, в беспредельный простор. Из-за диска Астрополя взошел другой полудиск, светящийся серебристым светом, заслоняя собой огромный лоскут небосклона. Он величественно проплыл через зенит и скрылся, как и все остальные светила, за краем оконного переплета.

— В стороне от нас находится солнце, — продолжал Корф объяснения. — Оно не движется по отношению к нам, так как ось нашей вращающейся системы направлена прямо на него. Солнце играет для нас такую же роль, как Полярная звезда для Земли, приходясь почти точно над северным полюсом нашей родной планеты. Однако довольно вопросов. Давайте позавтракаем и — на боковую. Вам это необходимо.

— Вы правы, — проговорил Бернс усталым голосом, следуя за инженером.

Над теневым полюсом диска высился купол из крепкого прозрачного стекла — главная обсерватория Астрополя.

Мощный телескоп возвышался посередине осененного куполом пространства; труба была направлена параллельно круглому полу — платформе. Снаружи — темная ночь. В стороне свершал свой круговой путь, царя над окружающим простором огромный серп Земли.

Корф появился в амбразуре двери и приветливо поздоровался с Бернсом. Обменявшись с ним несколькими замечаниями, он принялся работать над окуляром телескопа.

— Астрополь описывает свою орбиту над теневою границей Земли. Поэтому мы видим родную планету всегда в виде полудиска, — начал он свои объяснении… В данный момент мы находимся над северным полушарием, которое наклонено сейчас слегка к солнцу, вследствие чего на нем сейчас царит лето. Полярный покров все время озарен светом. Если скользнете взглядом от середины прямого края немного по направлению вглубь полудиска, вы встретите ярко светящиеся снеговые поля северного полюса. Еще секунду!..

Он нажал кнопку. Круглый пол обсерватории пришел в движение, наподобие вращающейся железнодорожной платформы, в направлении, противоположном вращению диска. Видимое движение звезд на небосводе замедлилось и наконец совсем остановилось, когда число оборотов платформы-обсерватории сравнялось с числам оборотов Астрополя, сводя взаимное движение к нулю. Натянутая же шланга-туннель с грушей «жилой башни» на конце, висевшая до того как будто неподвижно в пространстве, пришла опять во вращательное движение.

Тихо и неподвижно висела в пространстве Земля, и телескоп нетрудно было установить с большой точностью.

Бернс первый посмотрел в окуляр. Перед его взором простиралась полярная область, ярко сверкая белизной, словно огромный саван, окруженная темно-бурой массой Гренландии, Азии и Северной Америки. Он повернул винт. В поле зрения очутился берег Норвегии, Скандинавский полуостров со своими гигантскими своеобразными очертаниями. Затем показались мутно-серые равнины. Тяжелые тучи нависли над Северной Европой. Темной полосой выступали Альпы из моря клубящихся туманов, по ту сторону их сверкали озаренные солнцем берега Средиземного моря. В сильно уменьшенном виде расплывались очертания Испании, Италии, Северной Африки в самом крайнем углу серпа Земли. Срединную его выпуклость заполнял континент Северной Америки, а второй рог серпа — Тихий океан.

— Бесподобно! — воскликнул Бернс, подавленный небывалым зрелищем.

Корф тем временем настроил другой инструмент, поменьше, укрепленный на сложном штативе.

— Увеличение, с которым вы рассматриваете сейчас Землю, составляет 1:200 и дает возможность разглядеть ее лишь в общих чертах. Какое место на Земле вы хотела бы рассмотреть подробнее? Этот телескоп без трубы словно уменьшает расстояние до одной десятитысячной…

— Для меня совершеннейшая новость, что могут быть телескопы без труб, — перебил с удивлением Бернс.

— Только здесь, в пустоте. Вы видите там, снаружи, слабо блестящую точку? Это — объектив, вогнутое зеркало, семи метров в диаметре, выдвинутое в пространство при помощи стальных штанг. Он отражает объект, на который он установлен, и передает отражение сюда, в наблюдательную будку и в окуляр. Этим путем мы достигаем увеличений, позволяющих сократить расстояние в девяносто пять тысяч километров, отделяющих нас от Земли до какого-нибудь десятка километров, и мы видим поверхность Земли так, словно смотрим на нее с высоты горы Эверест. Конечно, наш телескоп показывает сравнительно лишь небольшие отрезки земного шара, и вы должны наперед выбрать, какие места мне вам продемонстривовать. Хотите, может быть, Лондон?

Установка отняла несколько минут. От объектива шло несколько тонких проводов внутрь обсерватории. Электрический ток регулировал положение вогнутого зеркала, заставляя его автоматически следовать за вращением Земли.

— Конечно опять в тумане, — проворчал Корф, не отрывая глаз от окуляра. К счастью однако туман не так густ и распределен неравномерно. Нот вам — Темза, Трафальгарский сквер, если я не ошибаюсь…

Бернс с изумлением мотнул головой.

— Как, вы думаете разглядеть отдельные места на расстоянии больше чем в сто тысяч километров.

Корф рассмеялся.

— Увеличение в десять тысяч раз! Предметы в три метра длиной различимы еще в виде точек. Посмотрите сами.

С напряженным любопытством посмотрел Бернс в окуляр. Сразу он не увидел ничего, кроме серой однообразной поверхности. Глаз должен был понемногу привыкнуть к слабо светящимся картинам. Лавины туманов стлались, клубились, разрывались, образуя просветы, окна, сквозь которые показывались темные пятна, сгрудившиеся в кучу точки. Похожий на план очень крупного масштаба, лежал перед его глазами Лондон, словно видимый с аэроплана.

Посредине тянулась широкой рентой Темза, на ней крошечные черточки — суда. По обе стороны паутина линий, прямоугольников, заполняющая все поле зрения. — Море жилых и нежилых зданий города-гиганта. Высокие башни и выдающиеся постройки выделяются на фоне однообразно застроенных кварталов.

— А можно через этот телескоп видеть Венеру?

— Конечна можно. Венера находится сейчас между Землей и солнцем и видна в форме узкого, но яркого серпа. Вам надо искать ее в стороне от Земли, вон там…

Бернс предложил Корфу занять место у окуляра. Корф повернул какие-то колеса, рычаги. Регулирующие электрические токи заставили повернуться гигантский рефлектор снаружи. Еще несколько движений винтом у окуляра, — и Утренняя звезда очутилась в поле зрения телескопа.

Бернс прильнул к окуляру и долго не мог оторваться.

— Что вы там видите?

— Сияющую желтоватым блеском поверхность… Светлые и темные пятна… линии между ними… Вон там как будто густой туман или дым над снегами…

Корф улыбнулся.

— Да, пожалуй что и там не окажется ничего, кроме снега и льдов…

— Капитан Корф, — проговорил Бернс, — ваш самолет дальнего межпланетного плавания ведь готов… Полетим отсюда на Венеру…