"Морской орел" - читать интересную книгу автора (Олдридж Джеймс)

8

Первое, что почувствовал Энгес Берк, было легкое подрагивание лодки на мелкой волне, которую ветер гнал по бухте. Брызги соленой воды летели ему в лицо. Солнце припекало сухими от соли лучами. В эту же минуту он увидел Ниса. Правильно, подумал он сразу, такой человек, как этот грек, больше всего к месту здесь сейчас. Именно такой, спокойный, уверенный в себе, и должен сидеть тут вот так, сосредоточенно наморщив лоб. Я пасую перед этим человеком, потому что он уверен в том, что делает, как и Стоун. А я нет. Но будь я проклят, если когда-нибудь выдам им это.

— Далеко мы ушли? — спросил он, приподнимаясь.

— Не знаю, — сказал Стоун. Потом: — Не тошнит тебя?

— С какой стати меня будет тошнить?

— Если б все раненые так бегали, как вы, — сказал Нис.

— Хорошо сошло?

— Более или менее, — сказал Стоун.

Теперь только Берк заметил большой, похожий на крыло парус, надутый ветром. Увидел и маленькие паруса впереди, и толстую веревку, которую натягивал Стоун, и румпель в руках у Ниса. Он сел и почувствовал уже отчетливо и влажность воздуха и легкую качку. Лодка, выкрашенная в черное, довольно устойчиво держалась на воде. С левого борта была полоска земли, постепенно убегавшая из виду.

— Что за земля?

— Она загораживает нам восточный ветер, — пояснил Нис. — Вот как выйдем из Мессары, ветер будет попутный до самого Египта.

— И сколько мы будем в пути?

— Надо пройти сотню километров. Дня два.

Берк, сидя на средней банке, следил за ходом лодки, дивясь той уверенности, с которой Нис ведет ее. Ветер хорошо надувал парус.

Сооружение, простое и удобное, напоминало формой крыло чайки. Грот был подвязан к гафелю на высоте не более двенадцати футов. Гафель слегка выдавался вперед, по направлению к носу, с наклоном, почти параллельным мачте. Парус был бермудского типа, только гик гораздо длиннее. Кроме грота, было еще два кливера на бушприте.

Нис увидел, что Берк разглядывает все это.

— Вы в парусах что-нибудь понимаете? — спросил он.

— Ровно ничего, — ответил Берк. Единственное, что он знал, это что шкотом называется веревка, служащая для управления парусом.

— Придется вам разобраться немного.

Все время им приходилось приноравливаться к ветру, налетавшему то с севера, то с востока. А иногда и с юго-востока. Лодка легко шла вперед при любом направлении ветра.

Нис то и дело оглядывался на Иду, каменную вершину которой обволакивала белая дымка. Там, наверху, еще лежал зимний снег, и в утреннем свете казалось, что это совсем близко. Отсюда, с лодки, Ида была похожа на огромный рог. Казалось, ветер рассекает ее на части, особенно когда редкие белые облака, стлавшиеся по вершине, спускались ниже.

— Не нравится мне это, — сказал Нис.

— А что? — Берк тоже повернул голову.

— Плохой знак, когда Ида вот так видна.

Все утро они лавировали, приноравливаясь к ветру. Иногда берег оказывался так близко, что видно было движение на прибрежных дорогах и другие лодки, сновавшие взад и вперед. Но Нис старался по возможности держаться подальше от берега.

К середине дня они отошли настолько, что берег почти скрылся из виду.

Стоун и Берк успели уже приобрести кое-какой навык в обращении со снастями — навык люден, легко приспособляющихся к условиям. Выходило все пока довольно неловко, но уже появилось отчасти верное ощущение в руках. И это ощущение помогало держать парус так, чтобы его все время наполнял ветер.

Нис не разговаривал ни о чем постороннем, только отдавал команду. Он все чаще поглядывал назад, туда, где в небо уходила вершина Иды.

— Пожалуй, неудачное время мы выбрали, — сказал он один раз.

Стоун и Берк, для которых все это было непривычно, видели только, что ветер переменчивый и неровный. Под вечер, однако, стало свежеть. Море колыхала крупная волна. Но форштевень легко разрезал воду, и лодка шла с быстротой, которая им казалась удивительной.

— Вот видите, — сказал наконец Нис, оглянувшись еще раз.

Он указывал назад, на небо над Идой. Серые облака окутали вершину. Они были бесформенные, точно облако, стелющееся за самолетом-распылителем.

— Как бы не поднялся мельтеми, — сказал Нис.

— Пусть себе поднимается что угодно, — сказал Стоун. — Лишь бы наш парус выдержал.

— Мельтеми — это летний шторм. Смотрите. — Он снова указал туда же.

— Так. Что нужно делать? — спросил Берк.

— Подождем, там видно будет.

Небо становилось все темнее, и ветер крепчал. Серые облака надвигались все ниже. Иды совсем не стало видно.

Это налетело с исступленной стремительностью пляски сумасшедшего. Взметнуло кверху вихрь рассыпающихся брызг и с ревом обрушило на лодку. Обрушило с силой, точно удар наотмашь, всей рукой. Потом подхватило лодку, бросило вперед, в водоворот белой пены, взбитой ударом. Это было неожиданно и страшно.

— Вот оно, — закричал Нис. Он хотел сказать, что вот это и есть мельтеми.

Лодку неудержимо несло вперед. Нос глубоко зарывался в воду, дерево стонало, вторя реву разгулявшейся бури. Все кругом ревело и грохотало.

— Парус, — надрывался Нис, стараясь перекричать ветер. — Убирайте парус. Грот убирайте.

Берк держал отвязанный конец стаксель-шкота. Он рвался у него из рук под напором ветра, надувавшего стаксель. Мысль у Берка работала быстро. Он захлестнул конец вокруг подпорки и подтянул его. Веревка дрогнула и напряглась до отказа. И почти сейчас же послышался громкий треск, веревка лопнула, стаксель вырвался и захлопал по ветру.

— Скорей, — кричал Нис. — Руби грота-фал.

Стоун голыми руками удерживал раздувавшийся парус. Лодка теперь свободно неслась по ветру, сорвавшийся стаксель бешено трепался впереди, хлопая, как бич. Гик трещал и гнулся — парус не вмещал ветра, который исступленно бился в него.

— Руби, — заревел Стоун.

Берк схватился за какую-то веревку, судорожно извивавшуюся над носом лодки.

— Эту? — заревел он в ответ. Фонтан брызг взлетел из-за борта и обдал его с ног до головы.

— Руби, руби, — кричал Нис.

Почти ничего нельзя было расслышать из-за хлопанья стакселя, дергавшегося во все стороны. Лодка неслась вперед с немыслимой, противоестественной быстротой. Дикий грохот стоял кругом, ветер завывал как безумный в трущихся снастях. Это было похоже на землетрясение. Ветер не дул ни с какой стороны. Он рушился сверху, как горный обвал, накатывал с грохотом, точно лавина.

— К чертям. Я больше не могу сдержать. — Стоун стоял, упираясь ногами в подпорки мачты. Голыми, руками он удерживал ту самую веревку, которую ветер непременно хотел вырвать. Ветхая серо-черная парусина грота каким-то чудом оказывала сопротивление раздувавшему ее шквалу. Гик содрогался, как самолет перед стартом. Единственной силой, удерживавшей все против бешеного напора ветра, был Стоун, великан с голыми руками. Вода хлестала со всех сторон, заливала его, теснила его, стекала сплошной пеленой, сметала и рушила все кругом.

— Трави, трави, — кричал Нис Стоуну.

— Руби, — ревел он Берку.

Берк теперь ухватился за веревку, которая служит для подъема гафеля, которая держит на месте грог.

— Эту, эту. — Нис кричал, захлебываясь влажным воздухом. — Отпусти ее.

Он был точно черт с безумными глазами. Распластав свое небольшое крепкое тело на корме, он удерживал румпель, который сопротивлялся всеми своими шестью тысячами лошадиных сил, рвался из рук, сердито скрипел, требуя свободы. Громадины волн толкали и ворочали руль, и все его движения передавались румпелю. Нис боролся с ним не на жизнь, а на смерть. Он знал: если он выпустит румпель из рук, лодку тотчас же повернет поперек, и швырнет, и опрокинет, и размечет по бушующим волнам. Он боролся, чтобы этого не случилось.

Веревка, которую держал Стоун, обдирала, жгла ему ладони, но он сдерживал ее бессознательным усилием. Он сдерживал ее потому, что она рвалась на свободу. Это было безумие. Но он и был безумен. Он не знал того, что, если он выпустит эту веревку, вырвавшийся на волю гик налетит и замечется во все стороны, увлекая за собой парус, и либо опрокинет их, либо сразу убьет. Он сдерживал ее потому, что в ней была неодушевленная злая сила, которая не хотела подчиняться ему. Он был великан, человек, бросающий вызов буре.

В лодке теперь было полно воды, которая сердито хлюпала и булькала, и ноги Берка скользили по наклонному дну. Закоченевшими пальцами он тянул мокрую веревку, ту самую, что удерживала парус наверху. Он тянул и дергал ее пальцами, всей рукой, требуя, чтобы она поддалась. Чувствуя всю непреоборимую силу мелочей, которые в этом хаосе стали главными.

Нис непостижимым образом заставлял лодку идти по ветру. Он знал, что, если дать ей отклониться хотя бы чуть-чуть, парус вырвется и разнесет в куски и Стоуна, и лодку, и его самого.

— Спускай, — кричал он. — Спускай. Убирай грот.

Все зависело от того, удастся ли Берку опустить грот.

Берк тянул. Ветер вдруг рванул свободно развевавшийся стаксель назад, и мокрый край с чудовищной, непристойной силой стегнул его поперек тела. Он отлетел и ударился о вантины мачты. Боль и опасность подействовали на него, словно удар хлыста. Он захлебнулся от бешенства, как человек, которого отхлестал другой человек. В нем было оскорблено живое, активное существо, организм, наделенный мозгом.

Он бросился вперед. Крича от ярости, навалился на неподатливую веревку, мокрую от его собственной крови. Снова взбесившийся стаксель настиг его. Полоснул, точно бритвой. Он почувствовал боль в спине и дико закричал.

Лодка с грохотом неслась вперед. Волны, вздыбившись, разлетались белыми брызгами, будто кто-то в упор стрелял из дробовика. Рев ветра покрывал все.

И тогда дошло до предела. Тяжесть надутых парусов, выпиравших далеко вперед, вдавливала нос лодки глубоко в воду. Он пахал волну, словно плуг, идущий со скоростью трех тысяч миль в час. С каждым разом он зарывался глубже, пока наконец водяная масса не хлынула в лодку, клокоча, как в адском котле.

Берк, снова потеряв ощущение происходящего, тянул изо всех сил за грота-фал. Он вдруг понял, что ничего не выйдет.

Тут буря сама нанесла себе поражение. Собрав все силы, она ударила в парус огромной массой воздуха. Напор был слишком силен. Фал лопнул, подпоры лопнули, ванты лопнули, гик дал трещину. Гафель с грохотом рухнул вниз, и парус во всю длину накрыл лодку.

Кратчайшая доля секунды решила. Теперь Нис остался один против всего. Он откинулся назад и предельным напряжением сил тянул румпель. Тянул, заставляя руль действовать как весло. Тянул. Старался поставить лодку вдоль волны. Направить ее по ветру. Гик и гафель свесились в воду. Лодка круто накренилась, оторванный гафель перевешивал своей тяжестью. Великан Стоун стал втаскивать его в лодку, преодолевая сопротивление моря. Скорость хода не уменьшалась. Кливера, до сих пор незаметные, теперь вступили в строй. Они наполнились ветром, и лодка, послушная рулю, неслась вперед.

— Втащи парус, — закричал Нис. — Парус втащи.

— К черту, — проревел Стоун. — Я и так втаскиваю.

Сорванный парус, мокрый, полный воды, колыхающийся на волнах, был тяжел, как паровоз. Стоун поднял все вместе — парус, гафель, гик. Не только поднял. Перевалил через борт и втащил в лодку. Он сделал это все усилием человека несгибаемой воли, способного к самопожертвованию и к дисциплине.

Теперь парус, брошенный на дно лодки, мешал Нису. Он оттолкнул его ногой. Ветер сердито спорил с ним. Но лодка уже успела опять повернуться. Она встала бортом к ветру, и кливера раздулись пузырями под его напором. Лодка снова накренилась и зачерпнула воды.

Нис изо всех сил отпихнул ногами путаницу снастей и навалился на румпель. Лодка завертелась среди гигантских волн, точно пробка, подхваченная бушующим морем. Волны то вставали сзади за кормой, то перехлестывали через левый борт, то вздымались перед носовой частью, то лезли в лодку с правого борта. Море и ветер слились в одно в неистовом реве. Неба не стало видно из-за сплошной пелены брызг, секущих воду, точно потоки дождя.

Теперь приходилось Нису решать. Он знал, о море нужно забыть. Выбора не было. Да в конце концов не все ли равно, здесь или там? Снова он выровнял руль, стараясь держаться по волне. Из парусов остались только два кливера, два маленьких косых паруса на носу. Но они давали ходу предельную скорость, заставляя нос то погружаться, то взмывать над волной. И каждая накатывающаяся громада толкала лодку вперед.

— Идем обратно в Мессару, — сказал он Берку и Стоуну и не заметил, что сказал это по-гречески.

Стоун и Берк придерживали уцелевшие снасти, когда лодку швыряло волной. Она опять повернулась боком и, качаясь, плыла, точно бревно, но все же не вертелась на месте. Сорванный стаксель то оборачивался вокруг мачты, то снова хлопал под напором ветра.

Берк теперь думал о себе. Он лежал, обхватив руками сваленные в кучу снасти. Он чувствовал боль в тех местах, где его задел сорванный стаксель. Ему было очень жаль себя. У меня еще рана не зажила, думал он, а теперь вот все руки ободрала проклятая веревка. Все равно это случится с минуты на минуту. Лодка должна перевернуться. Ее перевернет ветром. Или опрокинет волной. Вся наша защита — это грек на корме. Все мы сверхчеловеки, и я в том числе. Если б не это, лодка давно уже перевернулась бы. Нет, настоящий сверхчеловек — он, а Стоун и я лишь сателлиты, частицы, оторвавшиеся от него.

Стоун тоже сверхчеловек. Великан, у которого есть ум, но нет знаний. Лицо боксера, а по глазам видно, что не ударит собаки и не обидит ребенка, не сделает ничего такого, что не пристало человеку. Я циник. Жизнь меня всегда била. Вот только что меня побил этот дурацкий парус. Я даже не знаю, что это тут такое липкое и мокрое, соль или кровь. Если ветер не уляжется, нас развеет в прах, и мы попадем в Египет в виде атомов, невидимых атомов, которые когда-нибудь, кто-нибудь сумеет разложить. Вздор. Но куда же этот сумасшедший грек везет нас? Вокруг меня сверхчеловеки. Великие люди. Вздор. Вздор. Вздор.

А ветер дул, обжигая мокрое тело. Он дул со всех сторон. Но сильнее и резче всего с севера. Это был северо-западный пассат.

Боролся с ним один Нис.

Он был дыханием судна. Он оборонялся на все стороны. Волны старались вырвать у него руль. Он выравнивал его снова и снова, слегка отпуская, опять выбирая на себя, следуя направлению волны. Он применял приемы джиу-джитсу. Он поддавался ветру и морю, чтобы потом использовать их силу и скорость против них же. Он пускался на любые уловки. Ни ветер, ни море не могли победить его. Он бил их выдержкой. От его выдержки теперь зависело все.



Это длилось миллион лет, тысячу геологических эр, бесконечное число человеческих жизней. Нис то ставил лодку по волне, то поперек волны, изворачиваясь, не давая ветру порвать кливера, от которых зависел ее ход. Уступал ветру, потом брал свое.

Хмурое небо, резкий ветер ускорили наступление ночи. Она надвинулась вдруг и сразу. Ночью было так же, как днем, только еще труднее. Нис вел лодку, держа курс на белые пески Мессары.

Когда они, наконец, забелели вдали, первым его чувством был испуг. Он увидел их сквозь мглу. Увидел раньше других. Тренировка зрения. Очертания берега расплывались в тумане. Но берег был близко, совсем близко.

— Мессара, — крикнул он, уверенный, что и они ждут.

Они не отозвались.

— Ну вот, — сказал он, желая выразить этим, что наступает решительная минута.

Тут он мог проиграть. Это была кульминационная точка борьбы. При такой скорости их-могло бросить о камень и мгновенно разбить вдребезги.

— Убирайте киль, — крикнул он Стоуну. — Живо убирайте киль.

— Это все упадет, — сказал Стоун. Он прижимал к себе кучу снастей, объятьем, которое нельзя было разомкнуть.

— Убирай ты, — сказал Стоун Берку. — С этим я справлюсь один.

Берк пришел в себя. Он стал шарить руками в темноте. Нащупал длинный выступ на дне лодки. Потянул за веревку, выдвигавшую наружу, в воду, железный киль. Почувствовал ее напряженную дрожь. Почувствовал сопротивление. Почувствовал свою усталость.

— Скорей, — кричал ему Нис. — Давай. Давай.

Берк без участия мысли понял, что если эта полоса металла врежется в песок, она, как рапира, проткнет лодку. Он потянул за веревку и почувствовал, что это нелегко. Но там, в глубине, сила сопротивления воды была: не так велика. Он втянул киль. Ощупью нашел железные крюки, которыми он закреплялся, и накинул их на петли.

— Теперь кливера. Убирайте кливера. По одному. — Нис кричал так, как будто находился за двадцать миль.

Берк двинулся к баку, тяжело переставляя ноги в воде. Он устал и был измучен больше всех. Он ничего не видел в темноте. Он нашарил подрагивающий, натянутый шкот одного из кливеров. Он отвязал закрепленный конец и вздрогнул от неожиданности, когда веревка вырвалась у него из рук и освобожденный кливер захлопал в темноте точно так же, как днем стаксель.

Море шумело у берега уже где-то совсем недалеко. Волны обрушивались на песок. Волны несли их прямо к берегу. Волнение все усиливалось.

Сейчас, больше чем когда-либо, все зависело от Ниса. Он оставил второй кливер, чтобы сохранить ход. Он боролся с ветром, не давая ему опрокинуть лодку, и преодолевал силу волны, заигрывая с ветром. Ветер был сильнее. Он гнал лодку поперек волны. Нис огромным усилием сдерживал ее. Так, боком, он и подошел к берегу, вдруг забелевшему рядом, в темноте. Осталось совсем немного до той черты, где волны, разбиваясь, падали на песок. Но он все еще удерживал лодку поперек волны до тех пор, пока у самого борта не запенился прибой.

— Ну! — крикнул он во весь голос.

Он отпустил румпель, и лодка тотчас же повернулась носом к берегу. Набежавший вал подхватил ее, вскинул высоко и помчал вместе с собой. Как стрела, она пролетела на гребне волны и в грохоте обвала водяной громады рухнула на песок. Прошла секунда. Потом волна» шелестя песком, стала откатываться назад.

Снова наступила критическая минута.

Они выскочили из лодки и стали тащить ее вверх, радуясь тому, что у нее плоское дно, проклиная тяжесть воды в ней. Они тащили ее, чтобы спасти от цепкой хватки прибоя. Тащили, изнемогали, тащили еще, тащили до самой вершины песчаного наноса. Побежденный прибой сердито бился о белый песок.

Ветер беспомощно вертелся вокруг лодки. Но он еще взял с нее последнюю дань. Он рванул маленький кливер, и разодрал его пополам. Он подхватил повисшие лоскутья и долго трепал их.

Потом он изменил направление и задул сильно и ровно в сторону моря.