"Власть" - читать интересную книгу автора (Олден Марк)

20

Нью-Йорк

В то мартовское утро, за неделю до того, как сдаться ФБР, детектив Грегори ван Рутен остановил свой БМВ 1984 года на Вест Сайд авеню Манхэттена, открыл дверцу и принялся блевать на недавно посаженный вяз напротив престижной вестсайдской школы, год обучения в которой стоил семь тысяч долларов.

В течение нескольких минут его голова оставалась между колен, а он в это время размышлял над дилеммой: продолжать ли путь в центр города, где на десять часов у него была назначена явка в суд, или вернуться домой? Он испытывал слабость, тошноту и сильную головную боль. Сердце бешено колотилось в его груди; воркование голубя на тротуаре в нескольких футах от ван Рутена отдавалось в его голове визгом электропилы. Он был вконец измотан.

Весь уик-энд он баловался наркотиками и наслаждался безумным сексом с Тароко, тайваньской певицей, которая несколько дней жила у него в квартире на Риверсайд Драйв. Ей было под тридцать – маленькая женщина с большим чувственным ртом, длинными черными волосами и светло-лиловыми пауками, вытатуированными на внутренней поверхности бедер. Она надевала также голубые контактные линзы.

Они уже полгода были любовниками. Впервые увидев Тароко, ван Рутен твердо решил, что будет обладать ей. Но добившись своего, он получил больше, чем ожидал. Она стала источником всей его радости и боли. Впервые в жизни он узнал, что такое любить и страдать.

Прошлой ночью у него в квартире они пили качача – бразильский ром, который невозможно пить, не смешав его с фруктовым соком. Тароко привезла четыре бутылки рома из Рио-де-Жанейро, где дала несколько концертов, на которые ломились толпы восторженных выходцев из Азии. Ром был потрясающим. Ван Рутен почувствовал прилив сил и необыкновенное сексуальное возбуждение. Он не мог вспомнить, сколько раз они с Тароко предавались в эту ночь любовным утехам.

Чтобы успокоиться, они приняли таблетки барбитурата, а затем пришло время покурить чистый кокаин. По предложению Тароко, они наполнили кальян бразильским ромом, что придало кокаину неповторимый вкус. Он испытывал неописуемое удовольствие. Ни одна женщина не дарила ему столько безумных наслаждений, как Тароко.

Отец ван Рутена называл его упрямым дурнем. Старик был прав. Ван Рутен был именно таким и даже хуже. Он был красив, обаятелен, пренебрегал собственным благом и презирал людей, которые его осуждали.

Отец его был суровым и властным человеком, для которого единственный непослушный сын стал горьким разочарованием. Они не выносили и боялись друг друга, и со временем этот страх превратился в молчаливую затянувшуюся ненависть, которая, они понимали, могла в любой момент перерасти в открытое столкновение.

Приятная внешность и обаяние способствовали тому, что ван Рутен всегда оказывался в центре внимания, чему его отец завидовал, и чего он не мог ему простить. С самого рождения мальчишка добивался своего, манипулируя женщинами – нянями, родственницами, школьными подругами и посторонними. Став взрослым, ван Рутен чувствовал себя хорошо только тогда, когда распоряжался и управлял людьми. Он должен был все делать по-своему, чего бы это ему ни стоило.

Терри, его вторая жена, однажды высказала ему свои соображения на этот счет.

– Ты – скорпион, – сказала она. – Скорее сам себя ужалишь до смерти, чем позволишь убить себя кому-то другому.

– Да, ты права, Терри, детка.

Отец его был бесчувственным алчным мерзавцем, а мать помешана на бридже, благотворительной чепухе и разделяла политические убеждения правого крыла республиканцев. Ван Рутен был предоставлен самому себе. Наблюдая за своими родителями, он усвоил одно: мужчины берут то, что хотят, а женщины только то, что им дает мужчина.

Его не интересовали ни колледж, ни мир бизнеса; ему было необходимо найти выход своей громадной энергии; необходимо было занятие, требующее постоянного напряжения сил, дело, которое никогда не наскучит, позволит ему проявить свой ум и предоставит всех женщин, что он пожелает.

Вот почему он стал полицейским. Однако со временем он нашел преступный мир еще более притягательным. Он всегда обладал способностью менять свои привязанности, оставив после себя лишь следы и облачко пыли. Именно так ван Рутен поступил, когда обнаружил, что в преступном мире можно найти еще больше развлечений, свободы и секса.

Он не удивился, узнав, что его отец многие годы занимается отмыванием грязных денег, заработанных наркобизнесом. Его старик всегда был законченным лицемером. Преступление – логическое продолжение тех поступков, которые Нельсон Берлин каждый день совершал в бизнесе.

Ван Рутен был разведен дважды: оба брака он разрушил с помощью своей неверности и злобной откровенности. Второй жене ван Рутена не понравились его слова, что необходимость изо дня в день делать приятное одной и той же женщине нарушает его душевное спокойствие. До этого она считала себя способной прощать бесконечно, но полтора года, проведенные с ним, избавили ее от этого заблуждения.

Брак, по его мнению, убивал любовь. Требовал слишком много усилий. Ван Рутен не мог удовлетвориться одной женщиной, как не мог взять на себя ответственность за чужое счастье. Все удовольствие любви в разнообразии: брак – это ловушка, куда попадаешь, когда погонишься за любовью.

До встречи с Тароко он не видел большой разницы между женщинами, которые у него были. Правда, незадолго до их знакомства у него появились симптомы «желтой лихорадки»: он начал преследовать исключительно азиатских женщин. Но Тароко была особенной, привлекла бы его внимание в любых обстоятельствах. Он представлял себе, какие невероятные вещи будет проделывать ее рот с его членом. Взгляд ее глаз был таким проницательным, что его трудно было выдержать.

У Тароко были великолепные волосы, один их вид возбуждал ван Рутена. Иссиня-черные, потрясающе красивые, они казались блестящим украшением, сочетанием ночного неба и солнца. А какие они были длинные. Ван Рутен представил, как она сидит у него на лице и щекочет ими его грудь, – так и случилось через три часа после их встречи. В сексуальном плане она была даже мощнее его, и, как и он, доверяла своему первому впечатлению: или ты войдешь в ее жизнь сразу, или тебе лучше ее забыть.

Они встретились на вечеринке в китайском квартале, организованной людьми Линь Пао. Певица, много путешествующая по миру, была идеальным курьером для Черного Генерала, который своими деньгами помог ей сделать карьеру и, как говорили был ее любовником. Пао питал слабость к певичкам, и в данном случае ван Рутен понимал это.

До встречи с Тароко сотрудничество ван Рутена с Черным Генералом носило довольно ограниченный характер. Он передавал Пао информацию о свидетелях, о подслушивании телефонных разговоров членов Триады, о наблюдении за ними, о предстоящих облавах и судебных процессах. Он делал это из-за денег и ради острых ощущений. Когда Тароко вошла в его жизнь, она стала просить его делать для Триады больше, и он согласился только для нее и ради нее одной.

Он стал курьером, перевозившим деньги Триады в Европу и Карибские страны. Он угрожал свидетелям и утаивал доказательства, которые могли повредить Триаде. Он также похищал бумаги из архива разведки и убивал врагов Линь Пао. Ван Рутен ни в чем не отказывал Тароко, потому что не мог жить без нее. Без нее он бывал мрачен и молчалив, с ней весел и счастлив. Тароко полностью подчинила его себе. Он потерял всякое представление о том, что правильно, а что – неправильно.

Между тем она дарила ему все сексуальные наслаждения, о которых он когда-либо мечтал. Когда ее не было рядом, он иногда изменял ей с другими женщинами, но сам настаивал на том, чтобы Тароко была верна ему. Надо отдать ей должное, она с самого начала прямо высказала ему свое отношение к этой теме. «Я никогда не буду принадлежать тебе одному, – сказала она. – Или ты смиришься с этим, или уйдешь из моей жизни».

Но уходить было слишком поздно. Он желал Тароко, а когда он чего-то желал, то должен был обладать этим. Его план состоял в том, чтобы продолжать настаивать на своем, пока она не начнет смотреть на вещи его глазами. Поэтому он остался, не желая даже думать о том, что его надежда может не сбыться. Он остался, чтобы терпеть муки ревности – чувства для него совершенно незнакомого.

Уже одна мысль о том, что Тароко принадлежит кому-то еще, терзала его. Посещая Тайвань, она останавливалась у Линь Пао; что давало повод ван Рутену обвинять ее в том, что она спит с этим сукиным сыном. Она всегда отрицала это, утверждая, что отношения между ней и Пао исключительно деловые. У нее был дом в Гонконге, но когда она ездила на Тайвань, ей дешевле было останавливаться у своего старого покровителя. К тому же она могла обидеть Линь Пао, отвергнув его гостеприимство.

Ван Рутен подозревал, что она лжет, но ничего не говорил – это был единственный способ избежать того, чтобы его подозрения не перешли в уверенность. Он пытался успокоить себя рассуждениями, что за покровительство Пао нужно платить. С ее внешностью и властью Черного Генерала компромисс был неизбежен. Мир очень жесток. Девушке приходится идти на все, чтобы как-то прожить.

Она рассказывала, что во время ее последней поездки в Бразилию один восьмидесятилетний генерал обещал ей целую пригоршню изумрудов, если она сядет обнаженная на чашу с мороженным и даст ему понаблюдать, как она какает. Она смеялась, рассказывая об этом, и заверила его, что отказала генералу, потому что он ей не понравился. Боже, лишь бы она не смеялась надо мной, подумал ван Рутен.

Сидя на переднем сиденье БМВ, ван Рутен вдохнул ртом и начал массировать виски кончиками пальцев. Держи хвост пистолетом – ты просто неважно себя чувствуешь. В таком состоянии лучше никуда не ездить. Федеральный суд в получасе езды отсюда, и когда он попадет туда, там уже вовсю будут идти допросы и встречи с государственным обвинителем. Нет уж, лучше вернуться.

Судебное дело. Он и его партнер детектив Олонсо ЛаВон вместе с сотрудниками ФБР участвовали в задержании нескольких немытых бандитов-мотоциклистов из Нью-Джерси и конфискации у них амфетаминов на десять миллионов долларов. В ходе расследования ван Рутен переспал с женой главаря банды, а ЛаВон счел это неразумным поступком.

– Это осложнит ведение судебного дела, – сказал ЛаВон.

– А кто скажет? – спросил Рутен. – Я буду молчать, а если эта сука откроет рот, то муж из нее душу вынет. Остаешься ты, приятель.

У ЛаВона, тридцатишестилетнего негра крепкого сложения с рыжими волосами, были свои тайны. Как и ван Рутен, он числился в платежной ведомости Черного Генерала, что позволило ему приобрести небольшую яхту. Не раз по уик-эндам он катался на этой яхте со своей юной подружкой-пуэрториканкой по заливу Лонг-Айленд в то время, как миссис ЛаВон думала, что он сражается с торговцами наркотиками.

В завершение спора о возможных последствиях греховного поступка ван Рутена, ЛаВон уставился на него своим гарлемским взглядом и назвал безмозглым сукиным сыном, которому жить надоело. Тебе не понять, потому что ты не любил, сказал ван Рутен.

В своем БМВ ван Рутен посмотрел в зеркало заднего обзора. Боже, ну и морда! Он выглядел так, словно его пожевали, выплюнули и потоптали. А чувствовал себя – и того хуже. К черту все. Он вернется домой и по телефону сообщит, что заболел. Его ждет Тароко. Он поспит несколько часов, а потом они снова займутся сексом.

В конце недели ей нужно быть в Атлантик-Сити, где за три дня выступлений в лучшем казино ей обещают сто тысяч. Тароко была больше, чем просто звезда. Эта женщина была целой вселенной. ЛаВон без него разберется с делом мотоциклистов.

Ван Рутен вытер рот носовым платком из перчаточного ящика, взял зеркальные очки с приборной доски и надел их. Надо спрятать глаза, а то они как вареные во вчерашней моче луковицы. В этот момент он заметил, что в его машину заглядывает мускулистая негритянка в форме медсестры.

Она сопровождала маленького старика с водянистыми глазами и лысой головой, покрытой сетью пигментных пятен... Они проходили по тротуару, и старик крепко держался за могучую руку негритянки. Медсестра заметила нездоровый вид ван Рутена, сидящего в машине, и подошла к нему.

Он улыбнулся, живо изобразив на своем лице благожелательность и энтузиазм, чтобы завоевать ее доверие – просто ему захотелось подчинить ее себе, У него было достаточно энергии для того, чтобы она растаяла при виде его, и она растаяла. Она одарила его зубастой улыбкой и наклонилась ниже, проявляя максимум заботы о его самочувствии. Ван Рутен сказал:

– Малярия. Вьетнам. Еду на обследование к своему врачу – вот так.

Квадратное черного дерева лицо негритянки с широкими ноздрями сделалось печальным.

– Я могу чем-нибудь помочь вам? Ван Рутен покачал головой.

– Мне только добраться до больницы, а там я приду в себя. Приму несколько таблеток хинина – и порядок. Я всегда говорю, что лекарства делают этот мир лучше.

Она захихикала, положив руку на свою объемистую грудь, старик тем временем продолжал цепляться за нее, уставившись невидящим взглядом на вход в школу. От неожиданной пульсации в голове ван Рутен выпрямился. Боже, что за боль. В постели ему надо лежать, а не разыгрывать здесь на улице девку с необъятной задницей.

Он поднял на прощание, руку, закрыл дверцу машины и поехал домой. Для Тароко его возвращение будет сюрпризом.

Квартира ван Рутена находилась в красновато-коричневом кирпичном здании на Риверсайд Драйв, в котором в девятнадцатом веке располагался сиротский приют для негритянских и индейских детей. Оно стояло напротив парка Жанны Д'Арк со статуей Жанны на коне и в доспехах: бронзовая скульптура на гранитном пьедестале, содержащем камни от руанской башни, где ее держали в заточении и судили.

Квартира состояла из двенадцати комнат с высокими потолками и террасы с небольшой оранжереей с видом на реку Гудзон. Отец Терри, богатый хирург, занимающийся пластическими операциями в Дариене, штат Коннектикут, вручил им ключи от нее в качестве свадебного подарка. Чтобы добиться быстрого и тихого развода, который не повлияет на репутацию известного врача, ван Рутену оставили эту квартиру.

Он припарковал БМВ в гараже, в двух кварталах от дома, и направился к зданию. Швейцара-индийца по имени Аборп Джойдип на месте не оказалось. Ничего удивительного в этом не было. Джойдип был симпатичным дружелюбным парнем с волнистыми волосами и превосходными зубами. Впрочем, швейцаром он был никудышным. Приходил на работу поздно, уходил рано, часто покидал свой пост, чтобы купить карточки лото или у букмекера, сделать ставку на лошадь, участвующую в скачках. Джойдип не перетруждал себя на работе.

Поднявшись в лифте на девятый этаж, ван Рутен по коридору, покрытому паркетом, прошел к своей квартире. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы найти ключ и бесшумно войти. Похмелье его было жестоким: чтобы избавиться от головной боли, понадобится целый фунт аспирина. Но сперва пусть Тароко узнает, что он вернулся.

Он нашел ее в постели с Джойдипом. Они были слишком заняты, чтобы заметить его приход.

Закрыв глаза и постанывая, Тароко лежала, извиваясь, на черных шелковых простынях в то время как смуглый и стройный индиец лизал ее пупок. Через секунду голова его оказалась между ее бедрами, и он принялся ласкать влагалище. Ван Рутен несколько секунд смотрел на них молча, затем отошел от раскрытой двери и прислонился к стене. Закрыл глаза и прикусил нижнюю губу, пока не почувствовал вкус крови во рту.

Несколько раз мужья заставали ван Рутена в постели с их женами: ему казалось, что это забавно и смешно. На вечеринке по случаю второй годовщины их свадьбы жена поймала его, когда он забавлялся с ее младшей сестрой. Спьяну Рутен ляпнул своей потрясенной супруге: «Ты кому веришь? Мне или своим глазам?»

С Тароко все оказалось иначе. На этот раз изменили ему, и он почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Он любил ее всем сердцем, поэтому боль теперь была почти невыносимой. Душевная боль. И гнев. Мне следовало доверять ей меньше. Я не должен был допускать, чтобы она заняла такое важное место в моей жизни.

Она была первой женщиной, открывшей в нем потребность любить, но не отвечала взаимностью на его любовь, и он знал об этом. Даже предчувствуя, что он потеряет Тароко, ван Рутен хотел ее и боялся своих предчувствий. Будь проклята эта потаскуха.

Вытащив из кобуры «смит-и-вессон», он вернулся к двери и сказал:

– Тук, тук.

Голова Джойдипа резко взлетела над промежностью Тароко. Почти одновременно она села на кровати. Несколько секунд она ошеломленно смотрела на Рутена, но быстро взяла себя в руки. Рукой с расставленными пальцами она откинула длинные черные волосы с лица и тела.

– Ты давно здесь? – спросила она.

Ван Рутен медленно подошел к кровати и посмотрел на швейцара-индийца.

– Джойдип. Ты, я погляжу, времени не теряешь.

Швейцар с расширенными от страха глазами перевел взгляд с ван Рутена на Тароко и вновь посмотрел на Рутена.

– Пожалуйста, пожалуйста. Я не хочу неприятностей. Я пойду.

– Ты останешься, – сказал ван Рутен.

Тароко недовольно взмахнула рукой.

– Очнись, Грегори. Я сразу тебе сказала, что не принадлежу только тебе. Я никому не принадлежу. К тому же мы с тобой знали, что я делаю только то, что велит мне делать мой тайваньский долг. Это касается и наших с тобой отношений. А сейчас, прошу тебя, убери эту штуку, пока она никого не ранила.

Ван Рутен кивнул.

– Насчет Пао ты права. Я знал о том, что вас связывает. И в то же время не хотел знать. Я думаю, объяснить это можно моей глупостью. Как бы там ни было, благодаря тебе я зашел так далеко, что теперь не выберусь, даже если захочу.

Тароко подтянула коленки к груди.

– Тебе и не надо выбираться, Грегори. Ты любишь рисковать. К тому же тебе хорошо платят.

Насчет оплаты она была права. В конце недели он и детектив Олонсо ЛаВон должны будут перевезти чемоданы с деньгами в Панаму, откуда они начнут электронное путешествие через банки шести стран и, в конце концов, окажутся в канадской инвестиционной компании. Ван Рутен и ЛаВон получат каждый по пятьдесят тысяч долларов за тридцать шесть часов работы.

Ван Рутен сказал Тароко:

– Зачем тебе понадобилось трахаться с этим смазливым болваном в моей квартире?

Она улыбнулась.

– Я тоже люблю рисковать. Это то, что роднит нас с тобой. Не относись к жизни так серьезно, Грегори.

– Может быть, расскажешь, почему Линь Пао велел тебе соблазнить меня? Я думал, этот сукин сын доверяет мне.

Тароко некоторое время разглядывала мизинец левой руки, затем коснулась его рукою.

– Ты гвейло, иностранец. Чужак. Ни один китаец никогда не будет доверять тебе. Тебе может казаться, что ты один из нас, что совсем свой, но будешь не прав. Мой друг не доверяет никому. Он решил, что тебя с ним должны связывать более тесные узы. Скажем так, сейчас очень невелика вероятность того, что ты предашь его, не предав самого себя.

– Понятно. Значит, все меня просто использовали. Ты, он, все.

– Я уже сказала, что тебе хорошо платят. К тому же, ты сам всю жизнь используешь людей. Женщин особенно. Кто живет с мечом, тот и погибнет от меча.

Левый глаз ван Рутена неожиданно задергался в тике. Ох как он не любил, когда его критикуют. Ужасно не любил. Я с ней рассчитаюсь, подумал он. Прямо здесь и сейчас. А до Черного Генерала я потом доберусь.

Он ухмыльнулся.

– Вы, китайцы, как-то иначе выражаетесь. «Плюнешь против ветра – плюнешь себе в лицо». Мы говорим: «Что посеешь, то и пожнешь».

Тароко вытянулась на кровати, улыбнулась ему.

– Раздевайся, Грегори, и мы займемся любовью втроем. Я люблю трио.

Джойдип покачал головой.

– Нет, нет, нет. Я должен сейчас уйти. Благодарю вас за гостеприимство.

Ван Рутен сказал:

– Позволь мне задать тебе вопрос, Джойдип. Тебе пустить пулю в лоб или отстрелить яйца?

– Я не понимаю, сэр. Она сама пригласила меня прийти сюда.

Ван Рутен усмехнулся.

– У меня есть идея. Почему бы вам не продолжить свое занятие? Продолжайте, как будто меня здесь нет.

Тароко села на кровати.

Ван Рутен прицелился ей в голову.

– Я не шучу.

Ее лицо напряглось. Детектив кивнул.

– Вот именно, мадам. Я хочу, чтобы вы с Джойдипом потрахались здесь спокойно при мне. Время от времени я буду говорить вам, что мне хочется видеть. И вы будете делать это, а иначе я очень рассержусь.

Он подошел к шкафу, достал с верхней полки «поляроид».

– Дамы и господа, представление начинается.

Он приказал Тароко и Джойдипу начинать. Когда ни один из них не сдвинулся с места, он подошел к кровати и стукнул индийца по ноге. Со слезами на глазах Джойдип отскочил от него и повернулся к Тароко, которая с ненавистью смотрела на ван Рутена. Однако она взяла банку с медом с тумбочки легонько толкнула индийца обратно на кровать и налила мед на ладонь.

Поставив банку на место, она начала растирать ладони, не сводя при этом глаз с ван Рутена. Ее глаза продолжали смотреть на него, когда она начала медленно раскатывать вялый пенис Джойдипа в липких ладонях. Отвернулась она от детектива только тогда, когда взяла в рот член индийца. У ван Рутена пересохло в горле.

Он заставил их совокупляться во всех возможных позах и все сфотографировал. Пару раз Джойдип терял эрекцию, но волшебный язык Тароко снова помогал ему войти в игру. Она делала свое дело с мрачным спокойствием; иногда ван Рутену казалось, что она забыла о нем. Несколько раз он был близок к тому, чтобы возбудиться, но он подавил в себе желание. Он должен был утвердить себя в глазах китайцев.

Через сорок пять минут он велел Тароко и Джойдипу остановиться. К тому времени она едва сдерживала свой гнев. Надменной китаянке не нравилось, когда ее унижали. Что ж, чертовски весело.

Вытерев рот тыльной стороной ладони, она подняла подушку и бросила ее в ван Рутена. Он отбросил подушку в сторону и сказал:

– Ах, ты озорница, – и указал на комод, где стояли фотографии, сделанные им только что. – Как только я их опубликую, ты станешь очень популярной. Твой телефон будет звонить и днем и ночью. Если кто-нибудь усомнится, что в жизни не хуже, чем на этих снимках, пусть звонят мне. Я с удовольствием дам тебе рекомендации.

В глазах Тароко заблестели слезы. Она сказала:

– Ты и твой отец. Вы оба безумцы. Когда Линь Пао узнает, что ты со мной сделал, ты пожалеешь, что родился на свет.

Ван Рутен сказал:

– Мне все известно о связи моего отца с Линь Пао. Эта новость не нова, девочка. Мы с отцом никогда не говорили об этом, потому что мы с ним не разговариваем. Нам так больше нравится.

– Ты ни черта не знаешь, – сказала она. – Как, ты думаешь, Пао удалось захомутать твоего отца?

– Так же, как и тебя – деньгами.

– Что ты говоришь? Ладно, я думаю, пришло время тебе узнать правду о Нельсоне Берлине. Ты знал, что он изнасиловал и убил свою собственную сестру?

Ван Рутен недоверчиво покачал головой.

– Ты лжешь, – сказал он.

– Я лгу? А как еще, по-твоему, китаец может влиять на такого крупного американского бизнесмена? Это твоя проблема, мистер ван Рутен. Ты никогда не веришь в то, что тебе неприятно.

Тароко рассказала ему о начале отношений между его отцом и Линь Пао. Детектив спокойно выслушал, и когда она закончила, сказал:

– Я знал, что мой отец совершал какие-то гнусные поступки в своей жизни, но я никогда не думал, что он способен на такое.

В ее лукавой улыбке он увидел ликование.

– Ты многого не знаешь. Тебе известно, что полиция уже напала на твой след? Ты считаешь себя таким умным, таким неотразимым, таким особенным. Но это не так. Ты делаешь ошибки. Ты соришь деньгами, оскорбляешь людей, слишком много пьешь и много говоришь. Линь Пао сейчас выясняет, сколько ошибок ты совершил, и если он решит, что полиция подобралась слишком близко к тебе, то...

Она провела пальцем по горлу.

Ван Рутен покачнулся от непродолжительного приступа головокружения. Он чувствовал пульс, который бился у него на шее. Чтобы скрыть дрожание рук, он спрятал их за спину. Затем Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и открыл их вновь. Он опять был спокоен. И готов сделать то, что следует.

Под взглядами Тароко и Джойдипа ван Рутен положил фотоаппарат на тумбочку возле кучи фотографий и достал из-за пояса пистолет. Поднял с пола подушку и приложил ее к стволу пистолета. Тароко пронзила его своим взглядом, и на секунду он заколебался.

Только на секунду.

Она сказала:

– Ты не посмеешь. Меня не посмеешь.

Ван Рутен выстрелил два раза в голову Джойдипа. Затем, став на кровать коленями, стал медленно продвигаться к хныкающей Тароко, пока не наступил на ее длинные волосы. Он заплакал, придавил подушку к ее груди и трижды нажал на спуск.