"Власть пришельцев" - читать интересную книгу автора (Энтони Пирс)

Глава 6

Генри поперхнулся.

— Это непременимо к нам, — он старался говорить как можно спокойнее — Наши виды абсолютно несовместимы. Вы должны это знать.

— Извините, Ричард. Я, наверное, совершила ошибку. Просто я слишком много выпила.

— Вы хотите сказать, что сейчас вы уже не пьяны?

— Да, Ричард.

Bсe признаки опьянения исчезли. Значит, она просто притворялась. Обычное женское коварство.

Генри покачал головой.

— Сирена, что за роль вы играете?

— Вы наивны, — вздохнула она. — Называете меня интимным именем, рискуете, чтобы спасти от гибели… И в то же время вы… Даже после того как я переменилась…

— Вы все время делаете какие-то ссылки на нечто мне неизвестное. Что вы знаете такого, чего не знаю я?

— На Кэзо женщину моего положения называют лишь частью полного имени. И мужчин иногда тоже. Я должна была сказать вам об этом раньше.

— Это не то, о чем я хочу знать. И вы это прекрасно знаете.

— Вы находите меня непривлекательной?

— Нет. Не в этом дело. Я спрашиваю…

— А я не должна вам отвечать.

Он глубоко вздохнул.

— Сирена, то есть я хочу сказать, Сирен… Оденьтесь и постараемся все выяснить.

Она молча оделась. Он был расстроен тем, что обидел ее. Но единственным выходом была правда.

— С тех пор как Земля была оккупирована, мы надеялись, что эта оккупация временная, и кэзо когда-нибудь уйдут. Мы знали, что невозможно свергнуть вас с помощью силы. Вся эта революция началась лишь благодаря терпению кэзо и закончится при первом же решительном ответном действии. Ее вожди думают иначе, но это так.

— Вы считаете себя революционером и все-таки говорите так?

— Я… — он помолчал. — Я считал себя революционером. Но когда они послали меня…

Она быстро взглянула на него.

— …убить Битула, — продолжал Генри с трудом, — я понял, что не признаю убийств.

Она переменила тему:

— А что вы думаете о женщинах-кэзо?

Он сел.

— Я должен ненавидеть женщин-кэзо, как и любой землянин. Ведь оккупация может считаться временной, пока завоеватели не основывают колоний — только до этого момента. Если у них появятся семьи, значит, они останутся здесь навсегда. Женщины кэзо — это гибель надежды на свободу Земли.

— Да, — сказала она. «Справочник революционера», — прочитал он заглавие.

И снова его мысли потекли по старому руслу: как он мог согласиться убить кого-то, любое живое существо! Это же варварство! Но он дважды выстрелил в Битула…

Он снова прочел имя автора: Джон Теннер. Вождь М.М.Р.К. Его книга была у кэзо, а подпольщики и не подозревали о ней. Битул первым посоветовал прочитать ее.

Чудовищно поручать убийце защищать первую женщину-кэзо. Но не было ли тут сговора между Властителям и и вождями революции? Может быть, книга хоть как-то объяснит ему это?

Он раскрыл ее. В предисловии словно цитировались его, Генри, ответы Битулу, когда он пришёл убивать его.

Генри еще раз взглянул на титул — Джон Теннер, М.М.Р.К. (Член Общества Богатых Бездельников).

Шутка. И внизу краткая запись:

— Что-нибудь случилось, Ричард?

Генри отшвырнул книжку.

— Я был глупцом! Они напоили меня и загипнотизировали — и Битул знал это! Он знал, что я не в себе. Наверное, весь план его бегства был блефом, как и все остальное. Если бы я убил тогда Битула и был пойман, то не понял бы самого главного.

— Значит, вы не революционер?

— Я думал, что я революционер, — сказал он с горечью. — Все эти мои философствования… мой «кусок пирога». Я думал, что нашел, ответ. Я думал, что могу быть полезен.

— Может быть, еще не все потеряно, Ричард Ведь вы помогли мне, несмотря на то, что вам пришлось действовать против своих друзей…

«Убеждения человека могут быть определены, — монотонно процитировал он, — на основе его веры и по мотивам его поступков». Он рассмеялся.

— Это еще одна маленькая цитатка из «Справочника». Теперь понятно. Смешнее всего, что это и в самом деле так.

— Я очень рада, что так случилось.

— Но это совсем не значит, что я примирился с правлением кэзо. Я по-прежнему убежден, что люди сами вольны совершать свои ошибки. Это честнее…

Внизу прогремел выстрел, и послышались тяжелые шаги.

— Бежим через окно! — крикнул он. — Слава Богу, что мы в старом отеле.

Она моментально направилась в ту сторону, куда он указал, не задавая вопросов, словно всю жизнь подчинялась его приказам. Он распахнул окно.

Генри знал, что случилось и что надо делать. Очевидно, бдительный клерк все же запросил о них компьютер, и теперь повстанцы идут по их следу, чтобы взять Сирену заложницей.

Странно, но спуская Сирену по пожарной лестнице, он ощутил внезапный голод Он не ел с самого начала этой авантюры, да и она тоже.

Отель огибала улочка, длинная и извилистая. Казалось, столь же старинная, как улицы Вавилона, когда все еще делалось из кирпичей. Они побежали по ней.

Его знание местности давало ему большие преимущества. Никто не мог поймать его на этих улицах. Прямо и вперед!

Луч света вырвался из только что оставленного ими окна и зашарил по улице. Но шума и окриков не было. Он толкнул Сирену за угол. Да, его одурачили, но зато снабдили знаниями, которые помогут теперь улизнуть.

Вход в подземку был освещен.

Генри выбрал это направление, потому что считал: никто, не будет ожидать, что они направятся в центр города. Однако теперь он склонялся к мысли, что свалял дурака. Если революционеры и в самом деле ищут его, им ничего не стоит перекрыть все выходы в центр. Разве что интерес к ним совершенно случаен. И в самом деле, вряд ли он представляет для них особую ценность. А о Сирене никто, кроме Битула, не знал. Скорее всего, ото был случайный обход отелей. Генри пожертвовал комнатой, за которую уплатил, только из-за своей чрезмерной подозрительности. Денег на другую у нега не было.

— Сирена, — прошептал он, — я, кажется, ошибся. Вы не прочь рискнуть заново?

Они вышли к Бюро помощи путешественникам.

— Чем могу вам помочь? — спросил человек за конторкой, почти копия уже знакомого им клерка.

— Мы путешественники, и нам не по душе это восстание, — быстро проговорил Генри. — Кроме того, у нас нет денег на еду и нет кредита.

— Присядьте, пожалуйста, — бесстрастно сказал клерк и нажал какую-то кнопку на пульте.

Они сели в кресла перед конторкой.

— Вы уверены, что это подействует? — шепотом спросила Сирена.

— Нет. Не уверен. — Он не знал, что волнует ее: то, что он сказал слишком много или наоборот, что чересчур скрытен. — Тут есть определенный риск: либо он найдет нам убежище, либо выдаст революционерам. — Если он выдаст нас, будьте готовы бежать — мы снова должны уйти от преследователей.

— Хорошо, Ричард.

В Бюро вошел высокий и крепкий мужчина с залысинами на лбу и круглым приятным лицом. Клерк что-то негромко сказал ему. Тот вышел. Генри расслабился.

Но внезапно на эскалаторе появился человек с автоматом. Генри крепко сжал руку Сирены. Он еле сдерживался, чтобы не выхватить из кармана пистолет. Казалось странным, что никто, кроме них, не обращал внимания на человека с автоматом. Удивительно, как равнодушно восприняло население революцию. Может быть, просто по старому золотому правилу — живи и давай жить другим?

«Золотое правило» — это не иметь «золотых правил», — вспомнил он еще одну цитату из «Справочника».

Однако он знал: никто не поможет ему, если вдруг вооруженный человек вздумает арестовать их. Он должен будет или стрелять, или бежать.

Революционер приближался…

— Так вы поедете со мной?

Это спросил тот самый здоровяк, который подходил к клерку. Уже какое-то время он сидел рядом с Генри, вниманием которого целиком завладел приближающийся повстанец.

— Да, спасибо, — ответил Генри. Мужчина протянул руку.

— Алан Нотгез, старший сержант Всемирной Армии, в запасе.

Нотгез привел их в прекрасную квартиру в современном высотном доме. Генри обрадовался этому, откровенно говоря, он начал уставать от старины.

— Где-то тут мои внуки… Скорее всего, в лифте — играют в прятки.

Генри помнил эту игру.

Надо вскочить в лифт, выпрыгнуть на случайно выбранном этаже и снова впрыгнуть в него, пропустив несколько кабин. А преследователи должны отгадать, где он.

— Вы разрешаете им? — спросил он.

— Конечно, нет. Но делаю вид, что ничего не знаю. За это меня считают хорошей нянькой: я умею хранить тайны. Мне все равно сейчас нечего делать… Хотите чего-нибудь выпить?

— Спасибо, нет, — ответил Генри, толкнув при этом Сирену. Она лишь улыбнулась в ответ.

— Ладно, зато я вижу, что вы оба голодны. Но у нас только консервы. Прошу прощения, детки, но прежние денечки прошли.

Генри напрягся.

— Вам не нравится правление кэзо?

Нотгез сделал жест, означавший: «Ничего не поделаешь!» Но за едой он разговорился:

— Десять лет назад я стоял бы во главе толпы, жаждущей крови голубых. Пять лет назад я бы присоединился к революционерам. Но теперь, когда революция произошла, я понял, что совершенно не сочувствую ей. Мне понравились эти пятнадцать лет мира и прогресса. Вы знаете, ведь это мировой рекорд, превышающий старый на четырнадцать с половиной лет. Я прошел тогда через это и все помню.

— Вас коснулась резня? Нотгез печально кивнул.

— У меня было шестеро детей, четверых из них отнесли к «излишкам». Вот тогда я был готов убивать голубых голыми руками. Но через год — всего через год! — я понял, что они отобрали слабейших. У одного пошаливало сердце, а это чертовски плохо для ребенка. Второй был чересчур жесток и мог пойти по плохой дорожке. Двое не справлялись с учебой. Может быть, мне как отцу не пристало так говорить, но двое оставшихся были сильнее, умнее, здоровее, да и теперь у них растут свои такие же дети. Я сам родился в семье, где было шестеро детей, трое умерли еще в детском возрасте, а один не вылезал из больниц, — так что соотношение то же самое. Если четверо из шестерых должны умереть, то пусть это будут худшие. Ведь этот луч, он не делает больно, лишь коснется слегка — и от человека не остается ничего…

— …кроме удобрений.

— А вы служили в земной армии? — вмешалась Сирена. Генри нахмурился, но сержант, кажется, не заметил оговорки, выдавшей кэзо. Она сказала: «земной армии».

— Тридцать лет! — улыбнулся Нотгез. — Я знаю, что вы хотите спросить. Что может делать солдат в армии, когда царит мир? Должен сказать, что армия не умерла, и флот тоже, и работы у них прибавилось. Война никогда не кончалась. Ни на мгновение.

Генри сжал рукоятку пистолета.

— Война против голода, болезней, невежества, — продолжал хозяин. — Потребовалось немало времени, чтоб убедить меня в этом. Я всегда думал, что в действиях кэзо есть какой-то скрытый мотив, что Властители готовят нам нечто ужасное — уничтожение вида или превращение в рабов кэзских колонистов. Но… Давайте, я вам лучше покажу!

Он привел в действие кинопроектор и занял кресло позади Генри.

— Это земная дорога. Кэзо считают, что развитие цивилизации во многом зависит от хороших коммуникаций, в том числе и дорог. Это величайшее сооружение на нашей планете — шестнадцать линии в ширину и в двадцать ярусов. Куда там римлянам!

Генри знал, что существует Дорога, но никогда не видел ее. Сирена, смотрела на экран со спокойным любопытством.

Дорога возвышалась подобно китайской стене. Освещенная солнцем и украшенная, зеленью. Многочисленные рестораны, театры, заправочные станции и отели выстроились вдоль ее центрального бульвара. По трассе ткались электромобили.

— Моя часть после войны даже не расформировывалась, — рассказывал Нотгез. — Мы были переименованы в строительный батальон, а нашего командира подчинили кэзскому генералу. Тот был старым космическим волком, в строительстве не понимал ни черта, но какой он был великолепный организатор! Мы строили эту дорогу двенадцать лет, и за это время я узнал о строительстве больше, чем обо всем остальном. Мы вгрызались на пятьдесят футов в землю, переходили горы и океаны, рыли туннели, перекрывали реки. От мыса Горн до мыса Доброй Надежды тянется Дорога беспрерывной лентой, разветвляясь на Сибирские, Европейские, Западно-Африканские и Южно-Азиатские петли, которые снова соединяются с ней На экваторе. Я работал на пяти континентах и в Индонезии.

На экране появилось изображение одной из подземных линий, сделанное с движущегося электромобиля. Стены туннеля были покрыты росписью.

— Смотрите! — с гордостью сказал Нотгез. Роспись на стенах слилась в одну полосу, краски смешались — и внезапно появилось небо — как если бы землетрясение выбросило машину на поверхность. Картина была впечатляющей. Она могла привести в чувство зарвавшегося водителя.

Когда скорость превысила допустимую на десять километров в час, на стене появились буквы — «ПРЕВЫШЕНИЕ СКОРОСТИ»…

— Дьявольский эффект, — нарушил молчание Нотгез.

Что-то связанное с оптикой. Кроме того, электромобиль в этом случае входит в резонанс с дорогой, и воздух в салоне начинает вибрировать. То же самое происходит, если ехать слишком медленно. Смотрите!

Скорость уменьшилась, и вновь появилась роспись. Потом стрелка спидометра отклонилась за нижний предел, и повторился тот же — эффект, только в конце появились не буквы, а секции — толстые полосы, окрашенные в разные цвета, которые на нормальной скорости создавали эффект сплошной стены. Скорость снизилась еще немного, и Генри увидел, что полосы превратились в толстые колонны, а между ними ответвлялись другие дороги и что их колонны — это целый лес бетонных столбов…

— Да, — Нотгез отвечал на какой-то вопрос Сирены, — предполагается, что машины, идущие со скоростью сто пятьдесят километров в час, разделяются интервалом в сто футов. С изменением скорости это расстояние меняется.

— И вы построили это всего лишь за двенадцать лет? — удивилась Сирена.

— Эти триста тысяч миль? Нет, мы сделали больше. Есть котлованы, остывающие на Урале и кое-где еще. Там нельзя строить, пока не истощится радиация. И на Суматре и Яве, где землетрясения и муссоны…

Дверь распахнулась, и вбежали двое детей. Нотгез выключил проектор.

— Ну что, ребята? Который сейчас час? И когда вы должны были вернуться? Что нужно было сказать гостям? Девочке было лет шесть, мальчику еще меньше.

— Мы не будем говорить, если ты не захочешь, деда, — нахально сказала девочка, изучая незнакомца. — О, здравствуйте, гости!

— Здравствуйте, — ответила Сирена.

— Кэзо! — тут же воскликнула девочка, указывая на нее.

Рука Генри непроизвольно скользнула за оружием. Он привстал, но мощная рука хозяина отбросила его назад в кресло.

— Не шутите так с бывшим солдатом, — сказал Нотгез, удерживая Генри за запястье. — Сидите спокойно.

Генри мог бы помериться с ним силами, но дело было сделано, оставалось только смириться и ждать дальнейших событий. Что он и сделал.

— Кэзо! — повторила девчушка и, ухватившись за перчатки, стащила их с Сирены. Появились синие трехпалые руки. Но дети улыбались.

— Вы знали это все время? — удивленно воскликнул Генри.

— Я проработал под руководством кэзо двенадцать лет. Последние пять лет был личным связным генерала. Кэзо я узнаю с первого взгляда, хотя никогда раньше не видел их женщин, — его хватка ослабла. — И дети тоже. Но я никак не думал, что они тоже так быстро сообразят.

Перчатки Сирены упали на пол.

— Видите? — восторженно воскликнула девочка. — Руки совсем голубые!

— Я всегда говорил им, что с женщиной-кэзо могут встретиться только очень хорошие дети, — объяснил Нотгез. — И вам я уже говорил, что за последние несколько лет многое понял. Да, в прошлом они причинили мне немало боли, но теперь я понимаю, что это было необходимо, и ценю то, чего добились кэзо. Поэтому — я и согласился укрыть вас на время… беспорядков.

— И клерк это тоже знает?

— Нет, ваша девушка хорошо замаскировалась. Но я знал несколько кэзо, пойманных в открытом… — он поперхнулся. — Оставайтесь здесь. Дети не уйдут отсюда до завтра, и они все понимают. Или они вам не нравятся?

Мальчуган уже вскарабкался на колени Сирены и что-то шептал ей в искусственное ухо, а девочка ревниво следила за ними.

— Вы увидите, что обычных людей эта «революция» не затрагивает, — продолжает Нотгез. — Большинство понимает, что свержение кэзо — величайшее бедствие для Земли. Ярмо слишком необременительно, а выгоды слишком существенны. Через несколько дней эти самозваные спасители человечества уползут в свои норы, побежденные презрением и саботажем. Они продержатся максимум десять дней. Нам они не нужны.

— Но не считаете ли вы, что жить лучше неодурманеными?

— Неодурманенными? — Нотгез пожал плечами. — Если бы атмосфера была отравлена, как утверждают эти нытики, разве разразилась бы революция? Мне кажется, что сейчас мы куда трезвее, чем были раньше.

— Кажется, у меня припрятано где-то нечто вкусненькое, — сменил тему Ногтез. — Если только это не вызовет шума.

— Мне первому! — завопили дети, бросаясь к нему. Генри почувствовал, как с него словно свалился груз.

— Если вы хотите предложить и нам, то…

— Но я тоже хочу, Ричард, — возразила Сирена.

Ушедший на кухню хозяин появился оттуда с половиной шоколадного торта.

— Это не совсем то, что мы ели в старину, но вкус почти тот же, — он поставил торт на стол. — Кусок торта послужит мне вроде индикатора: если я смогу разделить его мирно, значит, на самом деле действует успокоитель. Но чувствует мое сердце — сегодня вечером будет шум!

— В любом случае раздел должен быть сделан. Наркотики не нужны, если вы знаете людей, — сказал Генри. — Но у каждого…

— …но у каждого должен быть кусок пирога, — подхватила Сирена.

Генри посмотрел на кусок.

— Думаете, вы меня обставили?

Взрослые рассмеялись, а ребятишки захлопали в ладоши.

— Ну, возьмем, например, этот торт. Нас пятеро, и никто не должен быть обойден. Согласны? Хорошо. Я отрезаю себе свою долю — одну пятую. Если кто-то сочтет, что я отрезал слишком много, он может отщипнуть лишнее, чтобы поправить дело. А потом вы можете разделить остальное между собой тем же способом.

Девочка встала на одну ножку и задумалась.

— Чур, я выбираю последней, — объявила она. Мальчик, подозревая подвох, молчал.

— Ваш кусок может быть самым маленьким, — предупредил Нотгез Ричарда.

— Чур, небольшое добавление, — усмехнулся Ричард. — Последний человек, дотронувшийся до моего куска, берет его себе.

Все были удивлены, кроме Сирены.

— Вы думаете, что это облегчит задачу? — спросил Нотгез.

— Посмотрим.

Генри взял нож и отрезал себе добрую четверть. — Это мой кусок. Кто-нибудь против?

— Да! — хором закричали дети, возмущенные таким нахальством.

Математики они еще не знали, но поняли, что кусок слишком велик. Девочка взяла нож и спросила:

— Я могу отрезать от вашего куска, сколько хочу?

. — Да. Но запомни, что этот кусок может быть твоим, если никто больше не захочет, его уменьшить.

— И если он станет слишком маленьким…

— Тогда твоё дело плохо.

Девочка колебалась, не зная, что предпринять. Наконец она отрезала тоненькую полоску и вернула ее в общий пирог.

— Вот, теперь этот кусок мой!

— Ничего себе! — возмутился ее брат и тоже отделил тонюсенький ломтик. — Оставшееся — мое!

Кусок Генри все еще был велик. Но желающих в третий раз уменьшить его не оказалось.

— Итак, один из нас удовлетворён. Делим пирог на четверых. Кто отрезает себе следующий?

Девочка сердито посмотрела на него, но ничего не сказала.

Нотгез ухмыльнулся.

— Ага, я понимаю, — он взял нож и отрезал совсем маленький кусок. Никто не оспорил его права, и он снова сказал:-Да, я понял!

Сирена тоже взяла небольшой кусочек, оставив последний выбор Генри и девочке,

— Я режу, ты выбираешь? — спросил он у девочки.

Она с опаской кивнула. Генри намеренно разделил кусок не совсем поровну.

Мне выбирать? — спросила девочка.

— Да. Она взвизгнула от восторга.

— Вы ошиблись! — и схватила большой кусок.

— Нельзя справедливо наделить всех сразу, — философски пожаловался Генри.

— Видите ли, слишком сложно делить пирог таким способом между двумя миллионами людей, — сказал Битул. — В этом слабость вашей теории. Когда такая дележка подойдет к концу, пирог может испортиться, а люди — умереть с холоду, даже если упростить процедуру. Прямой путь не всегда самый лучший.

Генри смотрел из окна кабинета Битула на огромный город и пытался ответить на вопрос, где Битул и остальные Властители прятались эти три дня. Никто из них не был пойман.

Революционеры потерпели крах из-за полнейшего безразличия народных масс, как и было предсказано, а теперь отправились в ссылку на один из островов Тихого океана, где им предоставляли возможность жить по своему усмотрению.

— Я знаю, — сказал Генри, — что мир нельзя уподобить куску пирога. Это своего рода абстракций. Но я настаиваю на принципе — всегда можно достичь соглашения внутри вида без вмешательства внешних сил. Это способ разделять и выбирать… — Внезапно он остановился. — Так значит, вот что случилось с земным флотом, когда закончилась война!

— Расскажите ему, Сирен!

Сирена, теперь уже в своем обычном облике, закрыла глаза и начала:

— Это был год Амфибии, Цвета Рожденных в Море, в Четырнадцатой Колонии. Наши корабли с помощью нуль-пространства исследовали странные миры, и мы ждали все новых чудес. Только космос мог объединить нас, но и это единство было хрупким, потому что еще не нашелся враг, против которого нужно было объединить свои усилия. Но мы боялись этого воображаемого врага, ибо были новичками в космосе и многого не знали… Однажды наш флот собрал все свои корабли и исчез. И тогда пришла орда землян и покорила нас. Мы не знали, как это случилось. Мы даже не подозревали, что существовала Земля, пока она не покорила нас! Мы пытались сопротивляться, но наши правители перешли на сторону врага, и мы оказались побиты нашим же собственным оружием. А земляне вышли из своих кораблей — неуклюжие, мягкие, со множеством пальцев, бледные, как кость, и черные, как земля… И мы испугались… Они убивали нас целыми семьями, каждого второго. Но они были честны, не ставили себя выше нас, и мы поняли, что для Кэзо власть землян — благо. Под их владычеством планета процветала. Мы видели, что они не совершеннее нас, но забыли об этом, когда исчезли ужас и невежество и воцарился мир.

— Земля победила Кэзо? — воскликнул Генри. — Вы потеряли своих друзей и родственников?

— Моя семья попала в «излишки». Домина пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти меня, и Победитель Генри взял меня в свой дом вместо нее.

— Домина! — воскликнул пораженный Битул.

— Мой отец! — точно так же воскликнул Генри.

— Он выполнил свое обязательство, — сказала Сирена. — Как Битул выполнил свое, сохранив вас, Ричард. Но Система не допускала коррупции — и Домина заплатила за это жизнью. Победитель Генри оплакивал ее, как свою жену. Я долго жила вместе с ним, училась его мудрости. И хотя я думала, что ненавижу Победителей, теперь поняла, что это не так.

Битул, был в шоке. Первом шоке, виденном Генри у кэзо. Он сказал:

— Я не знал этого, Сирен!

— Вы долго не были на родине, Битул. И, наверно, удивлены, почему именно я первой оказалась в вашем секторе. Но зато от меня вы узнали о выполнении соглашения. Правда, вместо меня должна была быть Домина…

— Это не ваша вина, — сказал Битул. — Я понимаю необходимость жертвы, а годы сгладили мое горе. По крайней мере, она сама выбрала свою судьбу.

— Это было ошибкой, — спокойно продолжала Сирена, — но чары, которые я не осмелилась испробовать на отце, я обратила на его сына. И безуспешно.

От всего этого голова у Генри шла кругом. Битул, еще тоже не совсем пришедший в себя, сказал:

Так не было задумано, Сирен. Не может быть такого отношения между видами.

— Так говорил и Победитель Генри. — Вы оба наивны. Как же еще можно найти общую почву с Победителем?

Генри был бы немало, удивлен этой разницей в мировоззрении кэзо-мужчины и кэзо-женщины — или, возможно, победителя-кэзо и побежденной-кэзо, — если бы eгo судьба не была так прочно связана с ними. Он отбросил личные переживания и сосредоточился на политическом смысле происшедшего:

— Вы хотите сказать, что Земля и Кэзо обменялись правительствами?!

Сирена улыбнулась:

— Я тоже была удивлена этим, Ричард. И не совсем ясно понимала, пока вы не рассказали про пирог. Теперь я думаю: разве это не лучшее решение?

— Но почему вы были так уверены, что земляне будут хорошо обращаться с вашей родиной?

— Ричард, неужели вы думаете, что мы послали бы управлять нашим миром людей, не годных для этого?

Все встало на свои места. Новые кэзо прибывали на Землю ежегодно по установленному образцу — их отбирали земные властители Кэзо. Люди вроде отца. Да, выбор был нелегким и очень ответственным — ведь заложником являлась родина..

И нет угрозы войны между планетами! — Ключ не в Системе, Ричард, — сказала Сирена, — а в выборе. У хороших вождей — хорошее правительство, хорошее правительство — хорошие вожди. Я думаю, вы понимаете, кто научил всему этому меня.

— Но почему вы открыли мне эту тайну?

— А как вы думаете, Ричард? — спросил Битул. Все стало ясно.

— Но я пришел, чтобы убить…

— И вы преодолели себя. Преодолели всю ложь революции вместе со своими сомнениями. Немногие способны на это. Моя Домина… — он замолчал, ибо и через пятнадцать лет это имя слишком много значило для него. — Вы были испытаны во многом и выдержали испытания. Что же еще? Естественно, мы не могли послать на Кэзо непроверенного человека, кто бы он ни был. То, во что человек верит…

— …можно узнать не по его вере, — закончил Генри.

— Мы больше не увидимся, Ричард, — печально сказала Сирена. Вы знаете тайну — и должны улететь немедленно.

Битул протянул ему руку.

— Мы верим в вас, Ричард. Будьте добры к нашему миру. Победитель!