"Карта мира" - читать интересную книгу автора (Носырев Илья)ГЛАВА 11 Возрожденные чудеса наукиВорота замка Сквайра были сплошь во вмятинах от ядер, насколько граф мог судить, свежих. Что тут за война была, он не слыхал, но еще одно подтверждение, что миром тут и не пахло, увидел в поведении стражей ворот, схватившихся за свои пищали и только потом спросивших, кто к ним пожаловал. — Мы гости вашего соседа, Рональд и Иегуда Картезианец. — А, ясно. Простите нас великодушно, господа, время тут такое неспокойное, что мы подумали, уж не мертвецы ли к нам пожаловали. Юноша внутренне оскорбился: неужели его можно принять за мертвеца! Ладно еще Иегуду в его черном дорожном плаще и ермолке. — Друзья мои, дорогие друзья! — Сквайр выбежал навстречу и обнял обоих. — Роксана мне уже сообщила о вашем визите. Не судите строго моих верных слуг — наш замок уже целый месяц осаждают мертвецы. Правда, являются они только поздним вечером — но мне рассказывали, что по Убитам они бродят и днем, нисколько не стыдясь своего внешнего вида. «Вот те на! — подумал Рональд. — Вот тебе и невинные создания!» — А отчего мне маркиз ничего не рассказывал об этом? Он не знает? — Знает, все прекрасно знает — только у него теперь новая политика. Он пытается заставить себя поверить в то, что мертвецы — такие же люди, как и мы с вами. Он очень последователен, старина Бракксгаузентрупп, пунктуален и честен — уж если договорился о мире с мужичьем и их потусторонними приятелями, так будет уверять себя, что это гуманно и в полном соответствии с мировой гармонией… Роксана рассказывала, что он запирается в комнате и целыми днями бормочет: «Такие же люди, такие же люди, такие же, как мы… тьфу, дохляки проклятые!» — Иегуда хихикнул. — Пойдемте в сад! В дом не приглашаю, ибо его вконец изгадили гарпии, — уныло произнес Сквайр. — Летают и испражняются прямо в блюда и кувшины. И он заплакал старческими слезами. — Не горюйте, — сказал Рональд. — Лучше расскажите все поподробнее. — А что тут рассказывать? — вздохнул Сквайр. — Я же просил войска у Арьеса, просил! Но он молвил только «Всему свое время», туманно и расплывчато, по своему обыкновению. А я как в воду глядел: приехал домой, а мертвецы уже мой родовой замок осаждают. Мало им отобранных деревень… — Странно: мне мертвецы показались вполне миролюбивыми существами, — произнес рыцарь. — Все они миролюбивыми кажутся, вся эта нечисть — ведьмы, гарпии, мертвецы, — махнул рукой Сквайр. — По словам — царь Давид, а по делам — Авессалом ядовит. Они уселись за стол, монашек подал им вино и сыр. — Вся надежда только на вас, — сказал подошедший к ним инок с суровым лицом подлинного аскета. — Наши познания в военном деле слабы. Меня зовут брат Кристоф, некогда я был настоятелем монастыря Св.Ингеборги — только где он сейчас, этот монастырь? — Одно слово: монастырь — приди и стырь, — грустно кивнул Кверкус. — Правда, у нас есть чудо-оружие, о котором они и не подозревают, — загадочно произнес монах. — Но управлять им даже я не решился бы. Тут нужен человек вполне отважный и сведущий в тактике и стратегии. — Что это за чудо-оружие? — заинтересовался Иегуда. — Увидите, увидите… Это, конечно, слабое подражание тем чудесам, которые творил король Эбернгард — и все же. — Вот что нам и нужно выяснить, — проскрипел Иегуда. — Какие чудеса, когда и с какой целью творил здесь король Эбернгард. Не бойтесь, мы не из Святой Инквизиции. Арьес поручил нам отыскать короля любой ценой и вернуть его в Рим. — Сущая правда, — подтвердил Сквайр. — О, король здесь целых пять лет прожил. Он явился в наш монастырь инкогнито и сообщил, что он пророк, несущий радостную весть о том, что небо даровало прощение сему миру и что град Божий будет построен на земле при помощи электричества, таинства жидкого света, текущего по проводам. Он попросил у меня сорок братьев, чтобы проверить его слова, посадил одного из них крутить педали динамо-машины (вы, наверное, читали о ней в древних книгах), а остальных поставил молиться о даровании света. К динамо-машине была прикручена лампочка. Монах вертел ногами с утра до вечера, а братья молились; братья молились, а он вертел. Так шли недели. Братья: Те deum, laudatur! — а он — вжж, вжж… Прошел месяц, и в четвертую стражу ночи лампочка вспыхнула ослепительным пламенем, а король громким голосом возгласил: «Се, прощен народ мой; ныне отпущены грехи его!». Мы обнимали друг друга и плакали. Король сказал, что отныне земля преобразится, и на ней не будет больше тьмы — свет будет гореть и днем, и ночью. Он давал нам точные указания — и мы сооружали мастерские, а затем — фабрики и заводы, где электричество двигало причудливые механизмы; мы создавали рукотворные чудеса и старались перещеголять своим волшебством друг друга. Наш монастырь сиял красными, синими и зелеными огнями все ночи напролет — мы построили железную дорогу в замок сэра Кверкуса и подвозили сюда наше вино и продукты. Король открывал нам новые планы переустройства земли — как вдруг случилась странная вещь. По его мысли, мы должны были постепенно знакомить с благами науки всех живущих в стране. Из наших монахов он набрал апостолов, дал каждому по карманному фонарику с батарейками и направил в разные стороны света, дабы мы обошли все монастыри и свидетельствовали о чудесах. Прошел месяц, но никто из братьев не вернулся и не доложил о результатах. Как выяснилось впоследствии, часть из них свои фонарики продала, прельстившись златом, часть пропила, а самые верные из апостолов были попросту разорваны толпой, заподозрившей их в колдовстве. Затем потеряла с нами связь чудесная сеть волшебных зеркал, созданная нами в лесу. Для активной пропаганды научных изобретений король собрал несчастных и одиноких крестьянок, поселил их в избушки со всеми удобствами и дал возможность общаться друг с другом посредством обмена отражениями, а также собственными мыслями, напечатанными их руками (пришлось ради этого их еще и писать обучать). Выяснилось, что крестьянки эти, прикоснувшись к диву науки, не возвысились в помыслах своих, но, напротив, опустились до животного уровня. Они вовсе перестали работать, есть и спать — их пальцы отбивали дробь по клавиатурам, а по проводам текла во все стороны их бессмысленная болтовня. Возможно, они уже и не были мыслящими существами: их разговоры все более напоминали лепет обезьяньих детенышей, играющих между собой. Все попытки вырвать их из этого состояния оказались тщетными. Самый же большой удар репутации короля-чудотворца нанес взрыв, приключившийся на одном из химических заводов, расположенных в монастыре. После этой катастрофы вся трава в округе сделалась черной, а крестьянки, что были на сносях, родили по поросенку. Местные мужики грозились разобраться с королем по-свойски. Многие иноки отошли от научных методов познания и прилепились к ереси; иные шли к новому папе Каликсту с челобитными и просили его положить конец пыткам, которые, по их мнению, король творил над землей. Каликст против короля выступить не пожелал — ведь самый удобный, с его точки зрения, король — король отсутствующий, но умы простых прихожан это смутило настолько сильно, что они стали толпами идти в наши места и вступать в основанное маркизом Бракксгаузентруппом общество «Радость через силу». Маркиз исповедовал учение практически языческое — он хотел вернуть на землю Золотой век, а для этого, по его словам, нужно было уничтожить людей, разобрав их на — его любимое словцо — «запчасти» — и из них создать прежние расы Древних, некогда населявших землю. Прихожане восхитились его словами — и стали нам пакостить: пускали под откос наши поезда, ломали машины. Ретивые фанатики кидались в турбины наших самолетов, надеясь попасть в рай посредством мученической смерти, испражнялись в плавильные котлы наших заводов, портя качество стали, съедали обмотки наших генераторов, заблевывали микросхемы, вызывая в них короткие замыкания… Некий брат Зоровавель прославился тем, что проглотил пятьсот электрических лампочек — после чего, как вы сами понимаете, умер, как ни странно, с улыбкой на устах. Король страдал и скорбел душою, но бороться с фанатиками запрещал — он уважал свободу выбора и говорил, что люди должны прийти в объятия Науки добровольно. Вскоре весь наш Наукоград лежал в руинах, став прибежищем гадам и диким зверям. Начались еще и набеги разбойников, грабивших и маркиза, и сэра Кверкуса, и наш монастырь. Эбернгард взирал на гибель дела всей своей жизни с печалью. Когда удалой казак располосовал своим палашом наш последний генератор, он стал собираться в дальнюю дорогу. «Прощайте!» — сказал он. — «Я пытался дать вам свет разума, тот естественный свет, о котором писал Картезий. Ныне же вижу, что не принес ничего, кроме зла. У меня есть новая мысль, как сделать людей счастливее, а подал мне ее старик-нищий, что сидит у ворот вашего монастыря». И с этой загадочной фразой он нас покинул, и мы его больше не видели. Зато уж чертовщина в его отсутствие началась еще большая, и крестьяне вспоминали эпоху Наукограда как баснословные, счастливые времена… Особенно когда сравнивали короля и злодея-маркиза… — Ну и что, что злодей? Зато полон идей! — возразил сэр Кверкус и нервно захихикал. — Итак? — спросил брат Кристоф, поднимая бровь. — Вы поможете нам в обороне замка? — Мертвецы приходят каждую субботу, в одно и то же время — точны, как часы. А сегодня, как изволите видеть, суббота. — Действительно, суббота — согласился Рональд. — Что ж, будем только рады вам помочь — однако что могут сделать два человека против толпы мертвецов? — Заметано, — брат Кристоф радостно вскочил. — Тогда, сэр, позвольте показать вам нашу мастерскую. Он едва ли не вприпрыжку помчался по двору. Рональд оставил Иегуду и Сквайра за столом, а сам поспешил за монахом, который то и дело вспоминал, что бежит не сам по себе, а показывает дорогу гостю, и делал сотню шагов назад. Во дворе трудились монахи, на паперти низенькой Церкви просили подаяния нищие. — Подай, барин, копеечку-от, — канючил старик со слезящимися глазами. — Отнимут ее у меня, конечно, детки, хулиганы наши-то — а все равно приятно: не зря здесь сижу с протянутой рукой, а чрез меня экономика совершается. И заплакал. Рональд подал ему золотую монету, старик запричитал и попытался поцеловать носок его обуви, но рыцарь поспешно отошел. Однако старик не унимался — Догнал его: — Ить, добрый человек, у меня грызь-то нутряная… — здесь он неопределенно почесался по телу, изображая чрезвычайное разлитие этой самой «грызи». — Болею страшно, жизнь не в радость совсем, на белый свет, как на копеечку, смотрю… Рональд полез в карман за второй монетой, но старик остановил его: — Да денежка-то мне тож не в радость, ты что! Ты лучше вот что: убей меня, что ль! — Что? — оторопел Рональд. — А вот тебе дубинка, добр-человек! — и старик подал ему палку. — Ты по макушке меня-то хрясни, я в Светлый рай-то и вниду… — Это еще зачем? — удивился граф. — А грызь-то нутряная? А гармония-то мировая? Люди голодають, люди недоедають, люди впадають в тоску… — надрывно запел старик, а глаза его поленились и заблестели. — Давай, старинушка, сердцем умилися, дубиною сей пребольно перекрестися… И он стал прыгать с ноги на ногу, распевая песенку. — Пожалуй, барин, смертию! Смерть — и искус, и новый, насыщенный вкус… Рональд повернулся и зашагал прочь. Старик бежал за ним и ныл: — Ну что тебе, трудно что ли? Ну, убей, пожалуйста! И колотил себя дубинкой по голове. Положение было предурацкое: то ли ударить его, то ли попытаться отнять дубинку. Слава Богу, подоспел брат Кристоф; при виде его старик подобрал полы рубища, выбросил дубинку и побежал с глаз долой. — Это Иов из секты циркумцеллионов[19], — пояснил монах. — Тяжко им дожидаться рая, все ускорить хотят процесс. Остальные его собратья уже на тот свет себя отправили — а этот все никак не смеет, других просит грех на душу взять… — Только попадет он не в рай, а обратно на землю, правда, уже желтым и мерзким мертвецом, — закончил Рональд. Они вошли в каменное здание, явно свежепостроенное. — Тут теперь находится наш монастырь, — пояснил брат Кристоф. В просторном, но грязном и пропахшем навозом помещении бывшей конюшни (эх, скряга Сквайр) ютилось полсотни монахов. На дощатом столе перед братьями были разложены разноцветные схемы, где точные чертежи старых времен перемежались с аллегорическими рисунками вроде «Мать-натура и Господин Вольфрам зачинают нового Прометея» (имелась в виду электрическая лампочка), «Фаллос Меркурия расширяется по мановению лучей Гелиоса» (термометр) или «Антей, прижатый Геркулесом к земле, бранясь, выдает слова печатные и непечатные» (типографский пресс). Дальнюю стену закрывал огромный лист брезента, у ближней стоял алтарь. — Вот наше главное чудо на сей момент! — объявилбрат Кристоф, указывая на алтарь, в который была ввинчена лампочка. Братья воздели руки и запели молитвы. Лампочка понемногу стала светиться ровным светом — наконец конюшня ярко осветилась: заблестели глаза монахов, Рональд тоже почувствовал радость. — Вы своими глазами убедились, что и законы физики — это дар, который Господь дает нам по вере нашей. Прошу на балкон. Оказалось, что балкон — не что иное, как башенка над стеной замка, с которой его сегодня едва не приняли за мертвеца. — Теперь к делу, — объявил брат Кристоф. — Если вы не шутили, обещая нам помощь и руководство в обороне замка, мы ознакомим вас с нашим чудо-оружием, о котором мертвецы еще не подозревают. Он дал знак чернецам, те потянули за веревки — и обширный лист брезента заскользил вверх, открывая глазам Рональда спрятанную за этим листом кованную железом осадную башню. Впрочем, нет: это была вовсе не осадная башня — урча и треща, на поляну выехал Левиафан, мощного роста, с большой головой, колесами вместо ног и пушкой вместо носа. Он медленно подполз к самой стене замка, с которой он был вровень, и остановился. — Что это за страшилище? — Танк, — с гордостью отвечал монах. — Изобрела его мисс Роксана. Построен не то что без электричества — без единого гвоздя! — гордо добавил он. — Мы создали замену силе электричества: по два брата сидит в каждом из колес, бегая внутри, подобно белкам, и тем самым вращая их; дюжина братьев поворачивает башню, где спрятана древняя пушка, бьющая на десять тысяч шагов без промаха. Еще один брат находится вот в этой каморке, где стоит машина, мечущая пули, — мы долго молились, прежде чем она вновь начала работать. Бока танка покрыты легкой броней, защищающей его от огня и копий. Внутри все устроено как нельзя более комфортно — все освещено факелами, поставлены мягкие кресла и горшки с цветами. Это наше секретное оружие, при помощи которого мы надеемся отстоять нашу свободу от исчадий ада. — Забавно, — улыбнулся Рональд. — Давно мечтал прокатиться на какой-нибудь из древних машин. Это, конечно, подделка, но довольно живописная. — Меня увольте, пожалуйста, — заявил Иегуда, привлеченный треском махины и теперь вслушивающийся в ее облик. — Риск должен быть обдуманным и тщательно взвешенным, а это весьма сомнительная авантюра. — Боюсь, у нас нет выбора, — покачал головой граф. — Я буду направлять ваше движение из замка, — сухо сказал Иегуда и стал подниматься по лестнице на городскую стену. Рональд вздохнул, а затем стал тоже подниматься — но по другой лестнице, веревочной, ведущей в башню танка. Вскоре они снова стояли почти бок о бок, но каждый на вершине своего оплота — Иегуда больше доверял каменной громаде монастыря, а Рональд — стремительной скорости страннейшей машины, частью состоящей из старых сказок, частью — из досок и напряженных мышц людей, готовящихся крутить колеса. Иегуда всматривался со стены в темное поле. — Я вижу толпу странных существ — и это явно не мертвецы. А еще ближе — самые обычные люди. Рональд всматривался в похищенную в замке маркиза подзорную трубу. — Это люди, — согласился он почти разочарованно. — Правда, лица у них вымазаны желтым, а на голой груди у многих нарисованы кости. — Люди, вы говорите? — удивился брат Кристоф. — Так они только прикидываются мертвецами! Интересно, с какой целью? Существа с желтыми лицами подошли под самые стены и вдруг начали дружно раскачиваться, помахивая в воздухе своими лохмотьями, и гнусно завывать. И граф, и монах чуть со смеху не покатились, дивясь такому наивному изображению ревенантов. — Эй, я отсюда вижу, что вы не мертвецы! — крикнул Рональд. — Чего вам угодно? Толпа понемногу перестала раскачиваться, хотя задние ряды, его реплики не расслышавшие, все еще продолжали завывать, но как-то неуверенно. — Ого, да среди вас еще и кентавры! — воскликнул Иегуда, всматриваясь. — Нам велено захватить замок и сравнять его с землей! — нагло заявил вылезший вперед карлик, также весь желтый, да к тому же еще и лысый. — Не все вам срывать цветы удовольствия — бывает и постный день! «Цветы удовольствия» — рассеянно подумал Рональд. — «Что-то знакомое». — Кем это вам велено захватить замок? — крикнул он. — Веельзевулом, царем преисподним, — нагло заявил карлик. — Царем — Ваши слова в высшей степени оскорбительны. Смерть будет единственным исходом конфликта, — важно произнес предводитель. — Разбейте ядрами ворота, мои дорогие друзья! Пусть весна Революции взойдет над!… Пусть падут оковы, которые гнусная монархия возложила на!… Кентавры развернулись и стали заряжать пушки, которые сами же и привезли, впрягшись в тяжеленные подводы. — Ну, началось, — пробормотал брат Кристоф. Ворота задрожали и запели, монахи едва уши успели зажать. Рональд, кривясь, стал давать указания обслуживающим танк монахам; танк бодро катался по полю. — Неплохо, — сказал Рональд. — Ну что ж, открывайте ворота — ив бой. Толпа иноков, стоящая внизу, стала охать, кряхтеть и что-то бормотать себе под нос. — Они не смеют, — сказал брат Кристоф с сожалением, но без удивления. — Мы же все-таки не воины. — Бесов хвост и поросячий пятачок! — выругался граф. — Ну и войско мне подсунули! Что же с ними делать? — Их нужно ободрить речью, — застенчиво подсказал брат Кристоф. — Мы же монахи, мы понимаем только слова, а не скрежет стали… — Пощадите мое косноязычие, — запротестовал Рональд, но толпа внизу, догадавшись, о чем они говорят, замолчала и вся, как один человек, подняла головы, с интересом и надеждой взирая на темную фигуру, стоящую на самом верху башни танка. «Не отвертеться». Рональд набрал полную грудь воздуха, попутно вспоминая все, что имело мало-мальское отношение к народным воззваниям. Увы, вспомнился только сборник народных пословиц, который он усиленно штудировал дома, готовясь к контакту с крестьянами. Правда, успел прочесть он только одну букву — «К», открытую наугад. Он поднял руки и крикнул, стараясь изобразить глубочайшее убеждение: — Кому мертвец, а попу товарец! К старой брани не много новой ссоры надобно! — тут он хитро прищурился. — Кабы не зубы, так бы и душа вон! Кабы барыня не уськала, так бы и барин не лаял! — А ведь дело говорит, — зашептались в толпе. — Чего нам их бояться-то? — К чистому поганое не пристанет! — продолжал Рональд, ободренный реакцией слушателей, — К сонному попу на исповедь не ходят! К обедне ходят по звону, а к обеду по зову! К шубе совесть не пришьешь! — Эх, — вздохнул какой-то монах. — И то правда: где наша совесть-то? Доколе терпеть будем мертвяков? Дальше пошло легче. — Каждая река своим устьем в море впала! Каждая собака в своей шерсти ходит! Каждому добрый — себе злой! — выкрикивал Рональд, сжимая правую руку в кулак и нанося ею удары по воздуху. — Кабы не кабы да не но, были бы мы богаты давно! Кабы не кабы, так и было бы море, а не пруды! Кабы не клин да не мох — кто бы плотнику помог? Кабы не плешь, так бы и не голо… Кабы свинье рога — всех бы со свету сжила… Кабы склад да голос, разнёс бы всю волость! Толпа вовсю ревела, на глазах у людей были слезы. — Веди нас! Веди в бой! — кричали монахи. — Ну, к празднику готовься, а буден не срами! Вперед! По местам! — заключил Рональд, и все полезли в танк. Две мощные створки ворот распахнулись. Танк выехал из ворот, громадный, похожий на краба, неспешно двигающегося на своих ногах. Прожекторы расчертили равнину; огонь в них гудел и трещал. Кентавры лавиной устремились в лобовую атаку, в руках их сверкали секиры, но еще ярче горели их глаза, нечеловеческие, безумные. — Пулемет! — скомандовал Рональд. Треск разорвал тишину, светящиеся линии трассеров протянули свои указуюшие персты к несущемуся навстречу сонмищу. Словно несколько невидимых рук вцепились в эту ораву, выдирая из нее четвероногие фигуры, переворачивая их в воздухе и заново роняя на землю. — Урааа!!! — вопила толпа монахов, выбежавшая за ворота и неуклюже рубившая своими плохо заточенными мечами пытающихся прорваться людей и кентавров. В этот самый миг башня танка содрогнулась, и Рональд лишь чудом не упал в люк, вовремя ухватившись за ствол поставленной в помещении башни пальмы. Сквозь широченные окна башни, слабо защищенные решетками, были видны вспыхивающие огнем жерла пушек, из которых палили задние ряды наступавших. — Вперед, товарищи! Да воссияет свет нашей победы!… Да сгинет шах, да сгинет бай!… — вопил в исступлении барон, взобравшись на бугор и маша руками. — Рано радуешься, — сказал граф. — Давайте наше орудие! — Наводи! — крикнул брат Кристоф. Коронада, словно толстый черный удав, задвигала своей змеиной головой. Грянул выстрел, от которого загудели и задрожали все переборки танка. Бугор, на котором только что стоял предводитель «мертвецов», разлетелся сырыми комьями, сам барон (у Рональда не было ни единого сомнения, что это именно он) полетел по воздуху, кувыркаясь. Кентавры, частью убитые, частью контуженные, валялись вокруг — не менее двух десятков. — Вот это мощь! — уважительно произнес Рональд. Он повернулся и посмотрел на замок, ярко иллюминированный сотней факелов — видимо, специально, чтобы освещать поле битвы. Сквайр наблюдал за сражением из окна, подперев голову рукой. По направлению к донжону замка плыл странный летательный аппарат: сперва Рональд принял его за змея, запущенного мальчишками, но тут же сообразил, что едва ли сейчас кому-либо из детей придет в голову такая мысль. Да и потом, аппарат этот напоминал скорее воздушный шар, аэростат — верхняя его часть представляла розовый пузырь или даже два, нижняя — гондолу, красную, покрытую странной бахромой веревок. Однако отвлекаться было некогда. Он глянул в бойницы. Из башни танка видно было стадо кентавров, пытающееся зацепить хитроумную машину своими алебардами. — Что у нас еще осталось? — спросил граф. — Храбрость. Надежда. Вера, — услужливо подсказывал брат Кристоф. — Я имею в виду: что из оружия? — Есть еще бомбометатели по бокам танка. — Вон они-то мне и нужны. — Бомбы! Приготовились! Огонь! — крикнул брат Кристоф, и совсем рядом с колесами танка раздался грохот, будто камни скрежетали друг о друга. Кентавры, бросая алебарды, пустились в паническое бегство. — Странно звучит, но мы, кажется, победили, — заметил монах. Танк, урча, летел вперед, разбрызгивая гусеницами грязь. Вдруг на поляну выскочил притаившийся за деревьями Динозавр. В свете прожекторов его тень металась, запаздывая за его движениями, точно так же, как деревья в маркизовом саду. «Это у них родовое», — только и успел подумать Рональд, ибо динозавр стремительными прыжками помчался навстречу танку. В квадратных зрачках его читалась смелость отчаяния. — Вот безмозглая тварь! — выругался брат Кристоф, дергая рычаги управления танком. Но было уже поздно: чудовищная рептилия с размаху налетела на танк. Рональду показалось, что это луна сорвалась со своей орбиты и ринулась вниз. Его стукнуло головой о стену, перевернуло в воздухе, руки поневоле вцепились в спину брата Кристофа, инстинктивно пытаясь ухватиться за его торчащие ребра. Ящер хмыкнул, ойкнул — и свалился замертво, хватаясь за сердце. Танк по инерции пролетел еще несколько метров, а затем споткнулся о дерево и стал распадаться, словно карточный домик. Переборки рвались, точно бумажные; Рональда швырнуло вниз, и он только чудом смог увернуться от летящего по его душу бревна. Руки его поймали стальную перекладину, он сделал сальто в воздухе, пока неимоверно тяжелая пушка валилась со своей высоты, сминая все и вся на пути, а затем упал неудачно, грудью, на пол самого нижнего уровня, закрыв голову руками и пытаясь хоть как-то сопротивляться тяжести валившихся на него деревянных конструкций. Пушка впилась в землю, да так и осталась стоять в вертикальном положении. Рональд поднялся и осмотрел поле. Кентавры улепетывали, люди были от них почти неотличимы, так как убегали тоже на четвереньках. Граф попытался порадоваться победе, но тут ощутил яростную боль в солнечном сплетении. Зато уж монахи вопили! — Виват! Слава графу Рональду! Они больше не придут! Урааааа!!! Рональд, сопровождаемый овацией, шел по направлению к замку. Кверкус Сквайр все в той же позиции — в проеме окна донжона — улыбался и вытирал слезы. Граф вдруг заметил, что темнота над башней как-то странно волнуется и изгибается. Он всмотрелся: — Сэр Кверкус! Сэр Кверкус! — кричал Рональд, указывая пальцем на петлю. — Вон там! Смотрите! Но расстояние было слишком значительным, чтобы Сквайр мог точно разглядеть направление, указанное графом. Он вертел головой вправо и влево, смотря на поле вокруг замка, а коварная петля спускалась все ниже, раскачиваясь, как живая змея, и не было в мире силы, могущей этому помешать… Сквайр крикнул страшно и надрывно, так что эхо раскатилось в сухом воздухе во все стороны от башни. Тело его, рывком вытащенное из окна, сучило ногами, поднимаясь все выше. Затем старый граф рухнул на землю с высоты шести этажей. Петля исчезла, и Рональд увидел странное существо, которое он сперва принял за летательный аппарат, — ловко прыгая по черепице, оно достигло заднего, почти невидимого глазу, края крыши — и взлетело в воздух, уплывая вдаль. — Дайте мне пищаль! — кричал Рональд, но монахи, упоенные победой, не только гибели их доброго хозяина не замечали, но и вовсе, казалось, не могли думать — улыбки на их физиономиях были улыбками грудных младенцев. Тщетно граф толкал их, бил по лицу — даже падая на землю от его ударов, они вновь вставали с радостными физиономиями и кричали: — Слава графу Рональду! И только по прошествии получаса в них вновь стал просыпаться интерес к миру. Тут-то они заметили страшно изуродованное, посиневшее тело старого графа, лежащее на ступенях — закричали в голос, заплакали. — Мы не скажем ничего леди Роксане, — хлюпая носом, заявил брат Кристоф. — Такая смерть — не для дворянина. Уверим ее, что отец отправился в персидский поход, позже сообщим ей, что он погиб героической смертью. Если она увидит его таким… ничего хорошего из этого не выйдет. Последнее время и так ничего, кроме сплошных страданий, не наблюдается. Если уж мы, мужчины, едва все это можем выносить, то что говорить о женщине? — Пожалуй, это правильно, — согласился Рональд. — Я тоже буду молчать — до тех пор, пока вся эта чертовщина не будет объяснена. Они занимались делом чрезвычайно неприятным: рылись в архиве Сквайра. — Не понимаю, — брат Кристоф выглядел озадаченным. — Мы же хранили ту самые важные секреты, сообщенные нам королем. А теперь они пропали! — Я подумал бы, что виною тому та красная тварь, что убила графа, но ведь она все время лазила по крыше, а в замок, кажется, и вовсе не забиралась. — Эврика, — мрачно сказал Иегуда, посыпавший белой пылью выдвижной ящик секретера. — Тут все залапано чьими-то лукавыми пальцами. Это не монстр, а самый обычный человек. — Дворник! Он единственный, кто имел сюда доступ, — брат Кристоф хлопнул себя по лбу. — Говорил я сэру Кверкусу: не берите в услужение сарацина… Хайдар! Из- за шкафа выглянуло изможденное алкоголем лицо. — Украль я и продаль, всо продаль, — причитал Хайдар. — Пахмэлиться нужна била, очень пахмэлиться нужна била! — Проклятый пьяница! — выругался брат Кристоф, наотмашь ударив его по щеке. — А кому продал-то? — Прихадыл тут два человека, оба сарацины, балшые дэнги предлагаль за эти чэртежи и схэмы. Очэн зеленый змий меня одолевал, бэс папутал, прости, душа любэзный! Он повалился на колени. — Ладно, не так уж это и страшно, — махнул рукой брат Кристоф. — В конце концов, ничего у них не выйдет. Схемы схемами, но мы же знаем, что лампочки горят и пулеметы строчат исключительно силою наших молитв. Если бы не добрая молитва наших сорока братьев, не увидеть нам никогда чудес минувших дней. — Сорока братьев, говорите? — спросил Рональд. — А представляете, Брат Кристоф загрустил и вдруг — с несвойственной христианину яростью — наподдал ногой по распростертому ниц телу Хайдара. Старик воспринял как должное, — даже не шелохнулся. Монах схватил его за ухо, поднял с земли и увел вон из комнаты. Хайдар умолял не лишать его работы, а только забрать его никому не нужную жизнь. Рональд вздохнул и глянул в окно. Монахи жгли костры и пили пиво по случаю победы над врагом. Рыцарю стало грустно, он обхватил голову руками и стал раскачиваться, словно больной зуб успокаивал. «Повернись!» — вдруг сказал ему кто-то в самое ухо. Он судорожно обернулся — и тут же прыгнул в окно, ни на секунду не задумавшись, ибо по направлению к нему летела бомба, от фитиля которой не осталось практически ничего. Скользнув по стене, он едва успел зацепиться руками за подоконник этажом ниже. Взрыв, страшный, мощный, сотряс все здание, на голову Рональду посыпались куски кирпича и пыль. Подтянувшись на руках, он заглянул в окно, под которым висел, и увидел краешек лестницы — а по лестнице этой бежало вниз страшнейшее существо — скользкое, бурое и стремительное: он лишь секунду его видел. Маркиз рассмеялся, сорвал травинку и принялся ее жевать. — Я на мгновение поверил — тем более, что у барона действительно есть мотивы. Видите ли, в случае смерти Сквайра он, как ближайший родственник по мужской линии (мы тут все состоим в некотором родстве, savez-vous?), получил бы его родовое поместье. Леди Роксана-то не замужем. Да и ногу он действительно сломал вчера… — Так это он и организовал! — вскричал Рональд. — Теперь все сходится! — Ну, не все, — охладил его пыл маркиз. — Я, конечно, не запрещаю вам подозревать моего племянника и даже буду всячески способствовать вашей слежке за ним — но тут есть три «но». — Какие же? — Во-первых, барон — редкостный дурак. Он не может придумать план похода в сортир, а вы утверждаете, что он столь хитрый и двуличный стратег! Во-вторых, не помню дня, чтобы барон себе чего-нибудь не ломал. А в-третьих, у него алиби: Лукас всю ночь напролет читал мне вслух книгу сказок. Теоретически он, конечно, мог ускользнуть, когда я спал — но сон у меня чуткий — так что шансы невелики. — И все же подозрение с него снимать нельзя, — вы сказался Иегуда. — А как вы намерены наказать кентавров? — Я их уже покарал. Я их разобрал на запчасти. — А это кто тогда? — изумился Рональд, глядя на стадо, мирно дерущееся из-за запчастей у приснопамятной фабрики. — А это новые кентавры, которых я собрал из запчастей старых. — Но ведь это явно те же самые! — не удержался Рональд. — Ничуть. Да, внешнее сходство есть, и существенное — я сказал бы, что они даже идентичны старым; но закон и справедливость не позволяют судить сына за грехи отца — а ведь старые и новые кентавры находятся между собой в той же причинно-следственной связи, что и отец и сын. Рональд только руками развел. Маркиз извинился и пошел к Агвилле за очередной порцией лекарств и китайского массажа. — Они все в сговоре! — восклицал Рональд. — Маркиз, его племянник, кентавры — все. — По-моему, сэр Альфонс просто кретин, — отмахнулся Иегуда. — Естественно было бы заподозрить его в организации всей этой кучи-малы, но опыт показывает, что самая простая версия практически никогда не бывает истинной. Этак мы и в крестьянские россказни о нем начнем верить. |
||
|