"Букет" - читать интересную книгу автора (Коляда Николай)

Второе действие.

Через сутки. Дело к вечеру. Все тоже в доме и вокруг него. Снова подъезжает автобус. Теперь ЭКСКУРСОВОДША говорит не так скучно, как вчера, а всерьез, быстро, со злостью и гневом:

ЭКСКУРСОВОД. …Вот как быстро меняются в наше время времена. Наверное, ваша группа одна из последних, товарищи, которая подъезжает к этому гнусному дому. Потому будьте особенно внимательны. Дело в том, что в ближайшее время, думаю, этот дом вычеркнут из всяких планов экскурсий и вообще к чертовой матери снесут. Извиняюсь! Вы смотрите и видите на доме доску: «Здесь жил известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев». Мало того, рядом другая доска: «Здесь работал известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев.» У меня многие экскурсанты спрашивают его имя-отчество, а я, честно признаться, имени-отчества этого широкомалоизвестного писателя не знаю даже. Да кто он такой, товарищи, чтобы ему доски вешать на каждом заборе? А? Я вас спрашиваю? Зачем нам такие кумиры, товарищи, верно? Тут только третьей доски не хватает: «Здесь жил и работал И.Ф.Бородаев!» Фамилия какая-то скользкая, гнилая, придуманная. Небось, псевдоним! А на самом деле какой-нибудь Шницельблюм! Еще надо проверить его вклад в наше с вами светлое будущее, да ведь? А то досок понавесили, а экскурсоводам за экскурсию платят – шесть рублей сорок копеек, вы представляете? Задавиться можно! Колбасы на завтрак не купишь! А вы думаете, легко с вами? Ага, как же! Людям платят все меньше и меньше, а на содержание вот таких вот домов, которых тут понатыкано Бог знает сколько, уходят все городские деньги! Мы мантЫлим с утра до ночи, а они… У нас хозрасчет и рынок! Надо беречь каждую копейку! Вчера вот в «Рабочем Дощатове», товарищи, была статья «Ненужные кумиры». Там вот как раз про этого Бородаева, что никакой революции он не делал, а наоборот – был агент царской охранки! Правда, я толком не прочитала, мне муж рассказывал, но могу сказать точно, что вдарили ему там в газете крепко! Пусть знает. Так ему и надо. Ну кто, кто из вас его книжки читал? Да никто. А прямо молимся на него. Деньги вон какие на доски угрохали. Много у нас в жизни негативного, товарищи, и не будем на глаза надевать шорты, не будем прятаться от всего, бьющего прямо в глаза наши своей неприглядностью и негативной очевидностью. Прям писателей развелось до чертовой матери, извините, товарищи, прям, сейчас все грамотные такие, прям, плюнуть нельзя, —обязательно в писателя попадешь. И всем – доски подавай! А тут, наверное, его родственники живут и тоже, наверное, агенты царской охранки. Паек получают, пенсии от государства получают ни за что, ни про что, а вот экскурсоводам за всю эту бодягу – шесть рублей сорок копеек… Поехали, Коля, отсюда, вон там за Зеленой Рощей к церкви подъедешь, мы лучше там выйдем, церковь посмотрим. У меня, прям, товарищи, на этого Бородаева-Шницельблюма злость, прям, такая, я всю ночь, прям, не спала… Извините, что вам так все высказываю, но ведь правда: зачем нам такие кумиры?! Ненужные они нам совсем, ненужные нам такие кумиры! Поехали, Коля, заводись, ну?!

Автобус взревел, покатил по улице от дома. ФЕКЛА была на крыльце, слушала ЭКСКУРСОВОДШУ, затаив дыхание. Зажала рот рукой, кинулась, как ошпаренная, к воротам, распахнула их. Кричит, задыхаясь от пыли:

ФЕКЛА. Нет! Нет! Что ты, дура, несешь ахиллесову пяту?! Сволочь ты!!! Нет! Не-ет! Неправда! Не дам топтаться по святыням, не дам! Неправда! Великий он был, великий! Нужен он всем нам! Нужен! Змеючи твои ноги, гадюча голова! Миня! Миня! Сынок! Иди к маме… Сыно-о-к!!!.. (Села на землю у ворот, рыдает). Разбили мою жизнь ничего не оставили… Одним махом разбили, сволочи такие, перестроились… Иван Федорович, слышишь?! Что она о тебе говорит?! Разрази их громом, Иван Федорович, покарай их! Слышишь, покарай?! Ай-ай-ай!!!

Из дома на крыльцо выскочил МИНЯ.

МИНЯ. Мама, ты что?

ФЕКЛА. Сынок, принеси тряпку мне, водой намочи ее… Там на столе, на кухне лежит, быстрее, быстрее, ну?!

МИНЯ убегает в дом, возвращается. Смочил тряпку под рукомойником, несет к матери.

Да не на голову мне, дурак! Стой! Иди, поддержи меня, я пойду, пойду, доски пойду протирать, пыль сотру с досок, со вчерашнего дня не протирала… На тебе половину тряпки, ты иди сотри пыль с «Жил», а я пойду сотру с «Работал»…

Ушли на улицу.

Тишина.

Возвращаются.

ФЕКЛА схватилась за бок, присела у ворот.

МИНЯ. Что, мама?

ФЕКЛА. Сынок, помоги матери. Встать помоги. Паралик расшиб.

МИНЯ. Болит, мама?

ФЕКЛА. Сердце болит. Сыночек, ты хорошо протер «Жил»?

МИНЯ. Хорошо, мама.

ФЕКЛА. А слышал ты сейчас что-нибудь?

МИНЯ. Ничего не слышал, мама. А что, мама?

ФЕКЛА. Ничего, сынок. Ничего. Не слушай никого. Никого, кроме матери. Только мне верь. И запомни, кто бы тебе что не говорил, запомни: Иван Федорович Бородаев, Бо-ро-да-ев – великий был человек. Величайшего ума был человек. Гений он был, гений. Борец за правду народа он был. Пусть говорят. Врут. Туз – он и в Африке туз. Был, есть и останется. Жалко только, что кто-то поверит. Благодаря ему только, Ивану Федоровичу Бо-ро-дае-ву, мы с тобой сегодня так хорошо живем, понял? Да помоги мне дойти до качалки…

МИНЯ. Помогу, мама…

ФЕКЛА. Запомни, сынок, что Иван Федорович Бородаев был самый-самый лучший человек на земле. Ты вот книжку читай. Все хорошие слова, какие там есть – все к нему относятся. Ему жизнь давалась один раз и он ее прожил так, что ему не было мучительно больно. Его не жег позор! Понял ты меня или нет?

МИНЯ. Я знаю, мама. Он хороший был. Он оперу написал. А ты в этой опере пела, когда молодая была. В хоре в опере пела ты…

ФЕКЛА. Какую он оперу написал?

МИНЯ. Оперу «Бедная мать, обосранные дети» он написал…

ФЕКЛА (пораженно). Кто тебе это сказал?

МИНЯ. Мне Георгий сказал.

ФЕКЛА. Я вот ему язык отрежу за такие слова. А Георгия твоего выгоню. Уедет вот сегодня-завтра – и чтоб ни ногой. Охальник. Ребенка таким словам учит… Оперу… Я вот дам тебе оперу…

МИНЯ. А есть такая опера?

ФЕКЛА. Какая?

МИНЯ. Про бедную мать и про обосранные дети?

ФЕКЛА. Замолчи! Иди в дом отсюда! Такую оперу покажу тебе сейчас… (Села в качалку. Молчит).

МИНЯ пошел на крыльцо. Собирает цветы, что-то мурлыкает.

Стой! Что ты делаешь?

МИНЯ. Цветочки собираю, мама.

ФЕКЛА. Зачем?

МИНЯ. Пойду, Гале подарю. Она мне ребеночка родит. Я его буду нянькать… Она моя жена.

ФЕКЛА. Ребеночка тебе… (Молчит). Ну-ка, иди в дом, позови мне ее… Галю, Галю позови сюда! Буду с ней разговаривать. Понял? Надо делать что-то, а не сидеть, понимаешь?

МИНЯ. Понимаю.

ФЕКЛА. А меня паралик расшиб, не могу ни рукой, ни ногой… Слышишь? Зови ее сюда, быстро, ну?!

МИНЯ. Галя-маля, Галя-маля! Я Галю люблю! У-у-у, мягкая какая, мягкая!… Иду, иду, цветочки несу-у-у! Ту-ту! Паровоз!.. (Ушел в дом).

ФЕКЛА (сидит в кресле, тяжело дышит, долго молчит). Теперь они начнут… Они теперь заклюют меня… Мучать меня будут… Они теперь дом снесут, меня на сто первый километр, на сто шестой этаж, в пятьсот седьмую квартиру заселят… Все разбили! Ненужные кумиры! Галя, иди сюда, быстренько, иди, иди, ну?!

Из дома вышла ГАЛЯ. У нее опухшее от слез лицо. Стоит на крыльце. МИНЯ выглядывает из-за ее спины. ГАЛЯ молчит. Смотрит на сад, вздыхает.

Иди в дом, Миня… Мне поговорить надо. Не подслушивай, ну? Иди!

МИНЯ. Пошел, мама. (Быстро ушел в большую комнату, сел за стол).

ГАЛЯ. В магазин? Уже поздно.

ФЕКЛА. Там в комнатах такой раскардаж после вчерашнего, прибрала хоть немного, нет? Совсем завшивели, загадились… Устроили тут мне!

ГАЛЯ. Кто завшивел? Я пошла…

ФЕКЛА. Прибери, говорю, в комнатах!

ГАЛЯ. Везде чистота-порядок.

ФЕКЛА. Иди сюда, ближе, что я – орать буду, что ли? Ишь, помощница моя…

ГАЛЯ идет по саду, вздыхает.

ГАЛЯ. За все лето, гляжу, никто ни одного сорняка не вырвал. Хоть бы один уголочек, на который можно было бы поглядеть, порадоваться… Один бурьян, сплошной репейник… Хоть бы картошку посадили, чтоб облагородить это все… На пойду дальше, репей цепляется, потом колючки не отодрать, я платье новое надела…

ФЕКЛА. Кто ж вырвет мне, помощница моя… Иди, иди…

ГАЛЯ (злится, идет). Я все брошу. Возьму вот и брошу. Кто меня заставит? Уеду, куда глаза глядят. И все. Чего мне тут сидеть? Уеду вот скоро. Ищите себе другую постоялицу, лучше. Ищите, ищите. (Встала). Ну? Что?

ФЕКЛА (молчит). Скажи мне честно, в глаза, ты правда беременная?

ГАЛЯ. Слушайте, что вам за дело? Я взрослая. Я, может быть, уеду скоро, вот так. Мне тут никто не указ. Что хочу, то и делаю. Я взрослая, понимаете или нет? Все тычут, все орут, все ругают. Эта свинья драться даже кидается. Никому не нужна я. Никто не любит. Все хорошие, а я плохая одна. В комнатах бардак – я виновата. Они все молодцы, а я – не молодец. Ну, что такое?

ФЕКЛА. Да или нет – все равно. Но если «да» – я твой позор хочу покрыть.

ГАЛЯ. Что значит – «покрыть»? Что значит – покрыть? Что значит – крыть?

ФЕКЛА (молчит). Долги надо отдавать.

ГАЛЯ. У меня нет денег. Откуда я возьму?

ФЕКЛА. Надо долги отдавать. Ты здесь у меня год бесплатно живешь, мамке с папкой, поди, говоришь, что работаешь, чтоб за квартиру платить, а сама – дрыхнешь, помощница моя? Так?

ГАЛЯ. Ну и что – бесплатно. Места всем хватит.

ФЕКЛА. Барыньку-то из себя не строй. Вспомни, как в прошлый год сюда приехала, помнишь? В артистки поступать приехала? Тебе Господь Бог меня послал. Забыла, как на лавочке сидела, плакала?

ГАЛЯ. Ну и что теперь? Что теперь?

ФЕКЛА. Забыла. Я пожалела. Взяла к себе. Жалко девчушку стало. Накормила, поселила, девчушка помогать мне обещала. И что? А кто тебе сказал, чтоб в институт приличный понесла документы? Кто? Дело прошлое, ладно… Этот жук на тебе не женится все равно, хоть ты что придумывай. Постой! Ну? Да зачем он тебе нужен-то? У всех баб были первые мужики и они всем казались самые лучшие на свете, лучше не найти, прости меня, Господи, Мать Святая Богородица, прости меня, что так охально говорю… Но правда это. Потом появлялись другие мужики. Мужья называются эти мужики. Тот все равно останется самый лучший, но жить-то не с ним надо всю жизнь, не с первым, а с мужем жить, с ним дом строить, детей делать… Понимаешь? Никакой любви нету, придумали все. С мужем – нет… Слушай меня, я семьдесят лет на свете прожила, слушай…

ГАЛЯ. Да к чему вы это, к чему все – не понимаю?!

ФЕКЛА. Долги надо отдавать. У меня первый мужчина был тенор из оперного театра… Фамилию тебе его не скажу. Очень, очень известный. Я из-за него вешаться хотела. Потом из-за него же пошла в оперный театр. Пол там мыла, чтоб только рядом с ним быть. Потом вахтершей, всю жизнь просидела в театре, всех артистов знаю, повадки их, как у тебя, точно, все знаю. Думала, рядом с ним буду. Думала: вечно любовь наша с ним продолжаться будет. Стыдно говорить…

ГАЛЯ. Слышала я сто раз, слышала…

ФЕКЛА. Стой! Тогда тут край города был. Я в театр на лошади ездила. Мы лошадь держали. Давно это было. Тенор тот мой так, позабавился и бросил меня. После войны сюда на дом доски повесили, году в пятидесятом. Я Бородаева стала поднимать, из пепла, можно сказать, пионеры тут толклись с утра до ночи… Смысл в жизни появился. Мужик мой умер, двадцать лет с ним прожили, он Минин отец. Не помню даже, как он из себя выглядел, все фотокарточки порвала… Стой, стой, слушай, слушай! Про смысл жизни тебе говорю! Так вот, он говенный был человек, да я не к тому… А к тому, что вместе двадцать лет прожили, сына вон какого вырастили. Ну? Поняла?

ГАЛЯ. Да чего поняла-то?

ФЕКЛА. По Георгию по этому тюрьма плачет. И сядет он, рано или поздно – сядет. Видела, чем торгует? Сядет. С женой разводиться не станет ради тебя. Подумай, говорю, подумай…

ГАЛЯ (заплакала). Да что мне думать? Уеду вот, куда глаза глядят…

ФЕКЛА. Дура. Тебе счастье приваливается, а ты «нет» говоришь. Я тебе дом отдаю, целый дом, а она – «нет», говорит…

ГАЛЯ. Что – отдаю? Как – отдаю?

ФЕКЛА. Так. Отдаю. Ну и что, что он старый? Ничего. Его не снесут! Нет! Не снесут, если ты будешь стараться, на прием к властям ходить, добиваться, письма писать, скандалить, требовать, правду доказывать! Не снесут! Не смогут снести! Ты молодая, у тебя силы много, а я – не могу уже. Дарственную тебе на дом завтра же сделаю. Прям завтра же с утра. Ну, соглашайся?

ГАЛЯ. Да что за глупости? Да что вы его мне, продаете, что ли, ваш дом? Нет у меня ничего!

ФЕКЛА. Отдаю, отдаю просто так. Отдаю. Я умру – умру я скоро. И все. Кончилась моя жизнь. Сама будешь хозяйкой. Картошку вот посадишь, если хочешь. Сама говорила: картошку бы вот посадить. Ну? Бери.

В воротах появилась с сумками в руках АНЯ. Стоит, слушает.

ГАЛЯ. Ничего не поняла. Вы что хотите от меня? Чтобы я что сделала?

ФЕКЛА (молчит). Женись на Михаиле Андреевиче?

ГАЛЯ (молчит). На каком Михаиле Андреевиче?

ФЕКЛА. У меня две заботы осталось на этом свете, две! (Быстро). У меня только Миня остался да дом мой. А дом —значит: Бородаев Иван Федорович. Понимаешь? Женись на Мине на моем, женись. Стой, стой, стой! То есть, замуж его возьми, а? Ты девка молодая, здоровая… Ленивая, правда, ничего не помогаешь – ну да, Бог с тобой, исправишься, самостоятельно как жить начнешь. Ты пойми меня, старую, я плохого не скажу. Ты присмотришь за ним, а главное – дом будешь держать, память о Бородаеве держать! Чтоб я умерла и чтоб сердце мое было спокойно, что ироды не топчутся по святыням! Ну?! Хранить будешь дом, не дашь его снести, сровнять не дашь то, ради чего я жила! Они в газетах пишут, что, мол, ненужные кумиры, а ты скажешь: «Нужные!» Я больная, старая… Ивана Федоровича не смогу защитить от нападков! Ты сделаешь это, ты, ты!

ГАЛЯ. Шизофрения какая, а?..

ФЕКЛА. Да подожди ты кричать, подожди отмахиваться… В твоем положении – это самый выход, больше нету. Слышишь? Не будь дурой. Не будь! Тебе счастье в руки само плывет. Или что? Родишь – к маме поедешь? В двухкомнатную квартиру шестым человеком? Она тебя примет, мама? Как же! Так прижмет, что сама, сама ребенка с балкона выкинешь! Так, в газетах-то пишут, молодые бляди-то делают, смотри! А я все прикрою, весь позор твой! Соглашайся…

ГАЛЯ. Ну и ну. Спасибо. Пошла я.

ФЕКЛА. Я ведь выгоню тебя. Куда ты жить пойдешь? У тебя ни копейки, мамка с папкой – нуль. Год тебя тут держу бесплатно, сколько уже нагорело, а? Помощница, ишь! От тебя помощь – как от козла молока! Тряпкой пыль не смахнешь, в магазин не сходишь! Никто ведь не знает, что ты тут бесплатно живешь… (Молчит). Вот и хорошо. Вот и хорошо. Я Миню к тебе сейчас пошлю. Поговоришь с ним. Быстренько сделаем это дело. Слышишь? У меня и на книжке деньги – тебе отдам. Ну? Не смей отказываться, неблагодарная! Ты на словах смелая: уеду, уеду! Куда? А я тебя с ребенком держать тут тоже не буду. Завтра же выгоню. И никто тебя с ним не примет, все выгонят! Ну?

ГАЛЯ побежала к дому, потом в свою комнату, упала на раскладушку, зажимает уши, рыдает.

АНЯ постояла у ворот, кашлянула, пошла к дому.

АНЯ. Добрый вечер, Феоктисточка Михакна… Добрый-предобрый…

ФЕКЛА. Купила мне хлеба?

АНЯ. Кто ж вам еще-то покупает, кто ж за вами еще-то поухаживает, как не я… Никто больше… Купила, конечно… Еще как купила… Обязательно купила…

ФЕКЛА. Положи там… Положи на стол…

АНЯ поставила сумку на крыльцо, идет к ФЕКЛЕ. Отдирает репей от платья.

АНЯ. Ох и садик у нас! Красивый какой осенью он у нас! Прям все краски мира сюда к нам! До чего привольно здесь у нас! Такой дендрарий в центре города… Такой дом… Так бы и ходила бы, так бы и гуляла бы тут днями и ночами.

ФЕКЛА. Ну, чего ты?

АНЯ (остановилась). А я все слышала. Ай-яй-яй. Аж стыдно за вас стало…

ФЕКЛА. Что стыдно? Ты мне будешь еще выговаривать? Ты кто такая? Я тебя завтра же за порог выставлю, будешь мне тут выговаривать! Ишь ты, выговаривает она мне! Я свое защищаю и мне – стыдно?

АНЯ. Я говорю: с кем вы связались? Мне – ни полсловечка. Кого упрашиваете? Перед кем рассыпаетесь? Что у вас за любовь к ней вдруг такая? Перед этой… Фу, аж слова найти не могу! Профура натуральная, а вы ей жизнь доверить хотите. Сына. Федора Ивановича, то есть – Ивана Федоровича жизнь… Память его!

ФЕКЛА. А кому доверить? Тебе?

АНЯ. А хоть бы и мне. Я же вижу, вы второй день, как на иголках… Ей – сказали, да?

ФЕКЛА. Ты квашня. Ты – размазня. Профукала молодость. А она молодая. Жадная. До денег жадная.

АНЯ. Ну, спасибо.

ФЕКЛА. Они вчера в газете всякое такое на Ивана Федоровича вылили, выложили! (Всхлипнула).

АНЯ. Собака лает – караван идет.

ФЕКЛА. Нет. Они все крушить начали. Им до основания надо все… Ты газет не читаешь, а я все знаю. Знаю, что будет. Это – конец мне.

АНЯ. Зачем же ей, ей, а не кому-то там доверять? Я не нравлюсь – Георгия бы попросили помочь. Все ж таки мужик, голова варит. Он выход найдет.

ФЕКЛА. Найдет, ага. Лифчиковый мастер.

АНЯ. Я попрошу – найдет.

ФЕКЛА. Ты что ж ему – наперсницей стала.

АНЯ. А хоть бы и наперсницей. Хоть бы и стала…

ФЕКЛА. Не знаю я с вами… Не знаю! Ничего не знаю!

АНЯ. Ну, поунижайтесь перед этой. Господи, везет же дурам каким-то? Бесплатно держат, чтоб помогала, а она дрыхнет! Правильно. Подстилка эта больше доверия вызывает… Делайте ее хозяйкой, правильно. А я только года через три квартиру, может, получу. И что? Давайте, давайте. Она по миру пустит.

ФЕКЛА. Да она еще не согласится. Она гордая. Другая.

АНЯ. Гордая? Да вы не знаете таких профур. Она зацепку любую ищет. Она уже этого дурачка Игоря зацепила, в любовь с ним начала… Давайте, давайте. Поунижайтесь. Она потом вид сделает, что она вам одолжение сделала…

ФЕКЛА. Скользкая ты…

АНЯ. На коленки встаньте… А Георгий нашел бы…

ФЕКЛА. Все уши пропели с Георгием. Он что – Бог, царь? (Молчит). Придет он – пусть ко мне придет, поговорим. Миня где тама? Сына мне позови… В запасе будет твой Георгий…

АНЯ. Позову. Позову. (Быстро идет в дом, что-то лихорадочно напевая под нос).

На крыльцо вышел МИНЯ.

МИНЯ (идет к матери). Как тихо. На земле мир, во человецех благоговение…

ФЕКЛА. Сыночек, иди к Гале зайди, поговори с ней. Посиди возле нее. Она сказала – любит тебя.

МИНЯ. А?

ФЕКЛА. Она, может, женой тебе будет… Иди, посиди, поговори…

МИНЯ (молчит). Понял, мама, понял. Приготовился. Пошел. Пошел я. В папки-мамки играть надо уже, пора… Мама, джинсы новые купишь, протерлись эти… Понял, мама, пошел, мама… (Убегает в дом).

ФЕКЛА молчит.

ФЕКЛА (шепчет). Господи, Иван Федорович, сними с меня тяжкий крест… За что мне такая мука на старости лет, ИванФедорович… (Молчит). Как с ума я сошла… Что такое придумала, что делаю? Господь не оставит, Господь спасет, Господь помилует… (Молчит). Ничего не было… Прахом все… Помоги, Иван Федорович, я тебе столько добра сделала… Господи… Заблудилась, ничего не вижу… Господь спасет, Господь помилует, Господь не оставит, больше некому… Спасешь, Господи? (Плачет, вытирает слезы).

***

Темно стало во дворе. ФЕКЛА сидит на прежнем месте. Лампа, что на столбе возле дома, качается, выхватывая кусочки двора—то одно, то другое.

От крыльца к ФЕКЛЕ быстрым шагом, путаясь в кустах репейника, идет ГЕОРГИЙ.

ГЕОРГИЙ. Поле чудес. В стране дураков. Поле чудес. В стране дураков. Поле чудес…

ФЕКЛА. Что? Кто там?

ГЕОРГИЙ. Я говорю: хожу по полю чудес. Золотые монетки из земли выскакивают сами. И прямо в ваши руки, Феоктисточка Михайловна… (Достал из сумки пачки денег, кладет к ногам ФЕКЛЫ). Вот, вот, вот. И без разговоров. Какие могут быть вообще разговоры! Дом. Мой дом. Я ведь вам еще весной предлагал. А вы говорите: музей будет. Теперь выясняется: дезинформация. (Смеется). Как же так? Куплю. Конечно, куплю. Не так дорого, как вы думаете, но куплю. Другие обманут вас, пожилого человека. «Куклу» вместо денег подсунут. Читали в газетах? Ну вот. Или выгонят вас с сыном. Я – нет. Нет! Куплю! Очень хорошо куплю!

ФЕКЛА. Анна сказала?

ГЕОРГИЙ. Дала газетку прочитать. Хорошая газета. Мягкая. Приложили его, конечно. Переворачивается, поди, в братской могиле коммунаров своих… Вас ведь сейчас, Феоктиста Михайловна, агрессивно настроенные массы могут и вообще сжечь. Понимаете? Запросто. Хоть завтра. Спичку кинут – и заполыхает. А что? Время такое. Но я – рядом теперь. Кулаки у меня есть, умишко тоже. Защищу. Ружье куплю. Забор подправим. Куплю. Куплю дом. Мой дом будет.

ФЕКЛА (молчит). А мне куда же? Миню куда же?

ГЕОРГИЙ. С вами еще лучше будет. Здесь останетесь. Одна комната ваша будет. Остальное – мое. Сад мой. Я вишню посажу. Люблю, когда вишня цветет. Вишневый сад. Мой! И ваш. Ваш тоже. Можете в своей комнате, что хотите делать. Хоть музей открывать. Доски – пусть. Мне даже приятно, что у меня дом – реликвия почти что. Никому в обиду не дам. Защищать буду. Вот главное. Куплю-продажу оформим, и все. Ну?

ФЕКЛА. Ты его не любишь.

ГЕОРГИЙ. Кого? Миню?

ФЕКЛА. Ивана Федоровича.

ГЕОРГИЙ. Люблю.

ФЕКЛА. Не любишь.

ГЕОРГИЙ. Люблю.

ФЕКЛА. Не любишь.

ГЕОРГИЙ. Люблю. Очень люблю. Стерпится – слюбится.

ФЕКЛА. Не любишь. Ты Мине говорил, что он оперы пишет. Писал.

ГЕОРГИЙ. А может, и писал – откуда вы знаете? (Смеется). Нет, я вам карты на стол покладу: покупаю дом за полцены, потому что вы с сыном тут остаетесь. Это моя выгода, вторая – ваша: я над вашим сыном опекунство оформлю. Хотите? Конечно, хотите. Вы – дама в возрасте, в любой момент что-нибудь случиться может. Копыта откинете и все дела. Шутка. (Смеется). А что тут такого? Это – жизнь. Все умирать будем. Опекунство, ну? Все, все, все ваши условия, какие скажете, ну? Все будет, как при вас было, только полдома – мои. Большая часть полдома, то есть. И защищать. И забор.

ФЕКЛА. Опекунство… Опекунство… Иди, ладно… Потом…

ГЕОРГИЙ. Договорились. Деньги оставить?

ФЕКЛА. Забери…

ГЕОРГИЙ. Значит – оставить. К вашим ножкам положу. Поле чудес! (Идет по саду к крыльцу, свистит, смеется, подпрыгивает). Поле чудес… Страна дураков! Поле чудес…

ФЕКЛА поднимает деньги, смотрит на них, прижимает к груди.

МИНЯ (вышел из дома). Мама-а! Ты где? Темно…

ФЕКЛА (негромко). Здесь, сынок. Иду к тебе, иду. Что? Ну, что?

МИНЯ. Мама, она не хочет.

ФЕКЛА. Что говорит?

МИНЯ. Я три часа сидел. Сел, сижу, она плачет. Сижу, жду. Говорю: давай в папки-мамки играть. Ширинку расстегнул, а она – не хочет. Смеется, плачет. Плачет, смеется. Выгоняет меня. Ругается на меня. А ты сказала – женой будет. Мама, меня никто не любит…

ФЕКЛА пришла на крыльцо, села, прижимает к себе сына, гладит его по голове.

ФЕКЛА. Иди ко мне, сыночек… Родненький мой, несчастненький мой… Иди, кровиночка моя… Горюшко мое… Сыночек мой ненаглядный…

ГЕОРГИЙ вышел из комнаты в коридор. ГАЛЯ поджидала его.

ГАЛЯ. Георгий, постой, погоди, не уходи, постой…

ГЕОРГИЙ. Слушай, я тебе денег дам, только отстань от меня, а? Сколько тебе надо, скажи, сколько?

ГАЛЯ. Я на себя руки наложу, я люблю тебя, бесценный мой! Люблю!

ГЕОРГИЙ. Что ты орешь? Что ты строишь? Что ты врешь? С мая – пять месяцев. Где твой живот?

ГАЛЯ. Никакого? А я, может, аборт сделала? Я убила своего ребенка!

ГЕОРГИЙ. Артистка… Не ори.

ГАЛЯ. Она – лучше? Неужели она – лучше?

ГЕОРГИЙ. Вот дом куплю всех вас выгоню. (Хлопает по стене ладонью). Всех. Хороший дом. Большой дом. Мой будет. У меня будет дом. И вишневый сад у дома будет. Мой дом! Я его вырвал у всех из зубов! По дешевке! (Смеется). Слышишь?

ГАЛЯ. Ты – купишь?

ГЕОРГИЙ. Я куплю, я. Она уже деньги взяла. Я опекунство над придурком сделаю, все, что попросит. Сделаю. Аня молодец. Аня – поняла, что мне тут обломится… Соображает. Человек! Она по земле ходит, не по небу. Она понимает меня. Я буду жить тут. Я. Я. (Хохочет, ходит по коридору, стучит ладошками по стенам). А хотел уезжать! А мне тут счастье! Поселюсь, хозяином стану, пойду требовать, чтоб его снесли к черту! Квартиру получу! Как следует! Буду жить! Куплю дачу с вишневым садом! Мое! Мое! Буду жить!

ГАЛЯ (вдруг). Не купишь. Нет. Я за Миню замуж выхожу. Со мной теперь будешь торговаться! А я – дорогая! Не купишь ты! Съел? Она мне поверит, тебе – не поверит… Сделаю. На зло тебе. Я буду тут хозяйкой, я! Из гадства сделаю тебе… Хочешь? А что – идея! Все сдохнут от зависти…

ГЕОРГИЙ. Не сделаешь, не сделаешь. Мой дом. Мой дом.

ГАЛЯ. Не сделаю? Не сделаю? (Вылетела на крыльцо). Все сюда, товарищи! Смотри, смотри! Феоктиста Михайловна! Мама! Мамочка моя! (Целует ФЕКЛУ). Кому вы хотите дом продать? Я ведь согласна! Отдайте ему деньги назад! Кому вы поверили, мама?! Будет, как вы сказали! Мама! (Тянет к МИНЕ руки). Муж мой! Бесценный мой! Сокровище мое! Иди ко мне! Любовь моя! Поцелуй же ты меня! Потом я тебя! Потом вместе мы поцелуемся! Иди ко мне! Ну?! Ну?!

МИНЯ, растопырив пальцы, идет к ГАЛЕ. Поцеловал ее, хихикнул.

ГАЛЯ хохочет и плачет.

***

Поздняя ночь. Летают ночные птицы. Фонарь качается на столбе. На крыльце сидит ИГОРЬ. Курит. Вышла из дома ГАЛЯ с бутылкой в руках и стаканами… Встала рядом с ИГОРЕМ, молчит.

ГАЛЯ. Разнервничалась… Третий час, я не сплю… До утра теперь. А ты что?

ИГОРЬ. Не надо. Иди, спи.

ГАЛЯ. Что не надо? Поговорить нельзя? Ну, почему не спишь?

ИГОРЬ. Кошмары мучают. Все, что Миня говорил – мне снится. Война, его мать, ее ведут на расстрел… Потом вдруг: это моя мать…

ГАЛЯ. Охота запоминать…

Молчание.

Будем ждать, когда кончится ночь. Правда? Чтобы избежать кошмаров. Кош-ма-ров. Правда?

ИГОРЬ молчит.

Я не помешаю, если рядом? (Села на крыльцо). Ничего. Ночь скоро пройдет. Ночь не может длиться вечно. Нет, не может! Придет солнце! Все станет совсем, совсем другого цвета! Будет белый, красный, яркий чистый свет! Пахнет от меня?

ИГОРЬ. Да.

ГАЛЯ. Ну и что тебе? Я выпила. Да, выпила. Решила! Согреться! Давай тоже?

ИГОРЬ. Давай.

ГАЛЯ. На. Наливай. Ночь! Пьем! Красиво!

ИГОРЬ. Холодно.

ГАЛЯ. Жарко! Я уже много выпила! Горит внутри… Снаружи тоже! (Смеется). Несильно, но напилась. Вино согрело, все забудется, все, все! (Смотрит в темное небо, что-то мечтательно мурлыкает). Мелочна наша жизнь, скажи, Игорь?

ИГОРЬ. Не понимаю я таких слов. Говори понятнее. А то всегда левой ногой за правое ухо. Ладно?

ГАЛЯ. Перестань, перестань! Не прикидывайся! Ты должен понимать, что жизнь наша – всех, всех людей – ничтожна, глупа…

ИГОРЬ. Ничтожна. Глупа. Ты в философском настроении…

ГАЛЯ. Да! Люблю быть в философском настроении! Глупа и мелочна! Что тут такое было три часа назад? Что за тараканья возня? Не знаю. Не помню. Не понимаю. Зачем, почему? Смешно. Глупо. Но! Но! Не ныть, не скулить, не мучаться, не страдать. Потому что все замечательно! Судьба так много дала мне. И мне, и тебе, и всем нам. И просить ничего у судьбы не надо! Все пройдет. Все. Я вижу, вижу, как через двадцать лет я подхожу сюда, к этому месту. Дома этого уже не будет. А площадка, на которой растет бурьян, репей, ромашки – городские цветы. Или клумба здесь будет, а на ней желтые ноготки, что угодно будет, но только дома этого и сада, и крыльца, и прошлой моей жизни – не будет. Может быть, многоэтажный дом встанет тут, или баня, или магазин, а вот этого ничего не будет. Ни репейника, ни дорожки, ничего. Никто не будет помнить, что тут когда-то стоял дом по улице Шмидта девяносто, и что когда-то тут жили люди, дрались, ругались, спорили, ссорились черте из-за чего! Из-за чего? Никто не будет помнить. А уж о Бородаеве и подавно все забудут. Я одна буду знать все-все-все и помнить все. Знать, что было. Бы-ло. Я – та, которая пришла сюда через двадцать лет. А найду я это место только по колонке. Она будет стоять все там же, на дороге, чуть наискосок – та самая, ржавая колонка, к которой я девчонкой бегала за водой с ведерком. (Молчит). А ты – ты придешь сюда когда-нибудь?

ИГОРЬ. Может быть. Не думаю. Я, наверное, поеду завтра назад, домой.

ГАЛЯ. Вот здрасьте! Ты здесь неделю, у нас – двое суток и все, назад? Разонравилось, а так восторгался? Ну-ну…

ИГОРЬ. Хватило. Домой поеду. Документы заберу утром.

ГАЛЯ. Все с ума сошли.

ИГОРЬ. Это точно. Все с ума сошли. Вы тут сошли.

ГАЛЯ. Все рвутся, едут, ехать хотят. Это я пример подала, сказала, – и все сразу пошли-поехали!

ИГОРЬ. Нет. Я сам.

ГАЛЯ. Ну, зачем? Скучаешь по дому? Нас ждут везде и нигде. Никому ты не нужен. И я не нужна. Никто никому не нужен.

ИГОРЬ. Я по улицам хожу и каждую минуту хочу только одного: лечь на асфальт, под ноги всем, лечь, глаза закрыть, зажмурить их сильно, потом открыть их – и как в сказке. Уже дома. Мамка, папка, отец, сестра, брат. И я тоже – дома.

ГАЛЯ. Неужто так плохо?

ИГОРЬ. Плохо.

ГАЛЯ. Ну и дурак. Глупый. Хотя у меня тоже так было в начале. Я ведь в артистки приезжала поступать….

ИГОРЬ. Я уже это понял…

ГАЛЯ. Да. Была трагедия. Не вышло. Не поступила. Надо благодарить судьбу все равно! Надо перетерпеть и остаться. Все скучают, так что же теперь… Терпеть.

ИГОРЬ. Ты перетерпела. Хорошо сейчас?

ГАЛЯ. У меня пути назад нету, только вперед…

ИГОРЬ. Вперед?

ГАЛЯ. Я еще покажу, кто я. Я еще докажу. Я еще поживу.

ИГОРЬ. Кому? Мне? Им?

ГАЛЯ. Им. Тебе. Всем! Георгиям таким. Думает, купил все? Фиг. Не продается!

ИГОРЬ. В дом войти не могу – всех распознал, воротит…

ГАЛЯ. За два дня? Распознал? (Хохочет). Не смеши!

ИГОРЬ. Думаешь, много ума надо?

ГАЛЯ. Да что ты распознал-то? Распознал он…

ИГОРЬ. Нарисованные, придуманные, кочевряжатся друг перед другом как в цирке. Все не по правде, все понарошку. Как в музее фигуры.

ГАЛЯ. Ты уже и в музей сходил? Да? Что, и я тоже такая?

ИГОРЬ. Такая.

ГАЛЯ. Лжешь!

ИГОРЬ (молчит). Не могу вот такое слушать. Одной минутой живете, врете все. Не верю никому, никому.

ГАЛЯ. Ты злой и недалекий деревенский человек. Корешок эдакий. Да?

ИГОРЬ. А говоришь – не такая.

Молчание.

ГАЛЯ. Человеки – разные бывают…

ИГОРЬ. Человеки должны человеками оставаться.

ГАЛЯ. Ой, пустой разговор! Ты как Миня – цитатами! Слова складываешь! Набор! Человек – это звучит гордо! Надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно! Жизнь – это поиск! Жизнь – это чушь собачья!

ИГОРЬ. Не знаю, какие он книжки читает. А без книжек если: человек должен быть человеком, не свиньей, в любом положении.

ГАЛЯ. К Мине, к Мине иди, он тебе почитает, вы подружитесь! Он умеет такие слова! К нему, к нему!

Молчание.

Вот он вчера кричал: кто я? что я? Так и ты тут, сидишь вот, рефлексируешь…

Молчание.

Нет, то есть, я хотела сказать: я понимаю его. Ты прав. Я понимаю. И тебя понимаю. Надо терпимей быть. Правильно говорят. Надо понимать! Выпьем!

Выпили, молчат. Смотрят на звезды.

Ты прав. Конечно, ты прав. Ты да он хоть в чем-то хотите разобраться… Но, миленький мой, не надо разбираться! Надо жить, просто жить и все, все, все!

ИГОРЬ. Не надо.

ГАЛЯ. А что я такого сказала? Ты да дебил хотите в жизни разобраться, а остальные… (Хохочет). Кто я? Что! Звучит гордо слово «человек»! Ах, прости, прости…

ИГОРЬ. Пойду спать.

ГАЛЯ. Посиди, миленький! Послушай! Какая замечательная мысль! Только дебил хочет понять зачем он живет и кто он! А больше никто! Это так трагично, если вдуматься! Так хочется плакать! (Хохочет).

Молчание.

ИГОРЬ смотрит на свинцовое, мрачное, притихшее, словно перед дождем небо.

ИГОРЬ. Звездочки маленькие какие отсюда… У меня дома они ярче. Никогда не думала, что свет от звезд идет до земли миллионы лет. Нет? А это так. Миллионы людей умерли за это время, десяток миллионов родилось снова, заново и снова сгнили, так и не дождавшись, когда придет свет от далекой звезды… Во-он той звезды. А он пришел сюда только секунду назад. Только сейчас он попал на наши ресницы и тут же исчез. Зачем миллионы лет он летел и летел к земле, сквозь черноту и темноту…

ГАЛЯ. Боже мой, как красиво… Да ты поэт?

ИГОРЬ (не слушает). Наверное, ему хотелось коснуться глаз совсем других людей, не нас с тобой… Он бежал к земле и думал встретить красивых, добрых, честных и умных людей, как положено быть человеку. Он так надеялся, что попадет в их глаза и заставит чуть больше любить друг друга, ценить, прощать. Он так надеялся… Он так долго гнался, летел к земле… А где-то там в эту секунду родился свет другой звезды и он летит сейчас к земле, летит и летит, он уже начал свой путь… Он прилетит сюда, когда нас давным-давно не будут, когда нас никто не вспомнит даже. Здесь будут другие люди, хорошие люди. Они не будут помнить о нас. Они не будут вспоминать нас. Никогда….

ГАЛЯ. Да, да… Ты прав. У нас свой ресторан. Правильно. Очень красиво, ты говори, говори, у нас будто бы свой ресторан, под открытым небом. Они придут, а мы тут. Можешь даже обнять меня и говорить о звездах… Разрешаю… Ты интересный вдруг… Мне холодно, можно обнять меня, ну? Обними?!

По саду идет человек в белой простыне.

ГАЛЯ замерла от ужаса.

Это Бородаев… Привидение… Мама-а-а-а… Привидение!

МИНЯ (подошел к крыльцу). Рукам волю не давай.

ГАЛЯ (молчит). Перепугал, идиот… Миня, это ты?

МИНЯ. Муж твой законный. Я. Я.

ГАЛЯ. А ну, иди в дом! Ты что не спишь?

МИНЯ. А я простыночку уже приготовил.

ГАЛЯ. Иди, сказала!

МИНЯ. Я – экскурсовод. Слежу за домом. Всем сообщаю про дом Ивана Федоровича Бородаева. Посмотрите налево: здесь жил и работал. Закладывал будущее листовками. А теперь его на свалку истории. А теперь – все. Жил, жил, и после смерти жил. А потом не нужен стал. Его взяли и под жопу.

ГАЛЯ. Миня, иди в дом.

МИНЯ. Я тебя караулю.

ГАЛЯ. Я же сто раз сказала тебе уже: пошутила я. Шутка была такая. Ну, сам подумай: тебе я какая жена? Ты какой муж? Объелся груш. Ищи в другом месте.

МИНЯ. Жена у меня сидит на крылечке, с мужиками щупается. Вот дела какие! Надо ее побить хорошенько!

ГАЛЯ. Я тебе побью, дурак! Пошел вон, сказала. Ходит, пугает. Я уеду завтра, понял? Правильно Игореша говорит: нарисовались тут все. Фальшивые все. Дураки все. Ты главный дурак. Уеду, уеду. Еще как уеду. Пусть тут все будет, как они хотят, пусть дом покупают, пусть дерутся, Бородаева любят, в рестораны ходят… Уеду и все!

МИНЯ. Ты ведь пообещала. Человек – это звучит гордо. Теперь уже поздно. Не откажешь. Откажешь – я повешусь. Смерть гораздо лучше унижений.

ГАЛЯ (кричит). Отстань, дебил! Без тебя тошно. Иди, вешайся, свинья. Каждая свинья в душу лезет! Вон сказала! Зарядил одно и тоже… Дурак!

ИГОРЬ. Миня, иди спать. Поздно уже.

ГАЛЯ. Да, да, уеду! Сейчас пойду, вещи соберу! Вместе с Игорем уеду! Да, да! Уйди с дороги, свинюга копченая, ненавижу! Он по ресторанам с этой, а я уеду!

Шатаясь, идет в свою комнату. Вытащила в коридор чемодан, кидает в него тряпки.

МИНЯ (ИГОРЮ). А я букетик собрал… Желтый листочек, голубой, синий, красный… Красиво… где моя книжка? Вот она… листочек, ручечка тут…

ИГОРЬ. Иди в дом.

МИНЯ. Сейчас. Сейчас я. Кто это я? Куда это я? А-а, схожу туда вон только и назад. Приду сейчас. Минуточку. Только минуточку. Человек – это звучит гордо. Чтобы не было мучительно больно. (Ушел в темноту сада).

В коридор вышла ФЕКЛА.

ФЕКЛА (ГАЛЕ). Пьяная какая…

ГАЛЯ. Трезвая! Уезжаю вот! Оставайтесь тут со своими любимчиками…

ФЕКЛА. Спать не дают… Пьяная какая…

ГАЛЯ. Какая хочу! Не прикажете!

ФЕКЛА. Пьяная какая…Пропадаем все … Все пропадаем…

ГАЛЯ ушла в свою комнату, собирает вещи. ФЕКЛА стоит у стены в коридоре, что-то шепчет.

От ворот к дому идут АНЯ и ГЕОРГИЙ.

АНЯ (громко). В золоте, в парче… Богатые! Мне бы вот так… Завалилась бы на свою макаронку в таком наряде – все сдохли б от зависти… Спасибо. В таких заведениях сто лет на бывала…

Молчат, смотрят друг на друга.

ГЕОРГИЙ (тихо). Сразу к тебе пойдем? Или ко мне?

АНЯ. Ко мне – нет, Фекла узнает… У тебя там – Игорь живет…

ГЕОРГИЙ. Погуляет пусть сходит… Это мой дом теперь, поди… Заметано. Он мне кто?

АНЯ (улыбается). Он спит давно…

ГЕОРГИЙ. Разбудим… Молодой, пусть на улке подождет… Тепло…

АНЯ. Сильный какой… Ты сильный… Пойдем… Надо платить за веселье, да?

ГЕОРГИЙ. Поможешь мне эту до конца уговорить, да ведь? Поможешь… Ты добрая…

АНЯ. Что обещаешь?

ГЕОРГИЙ. Все будет, все обещаю… Все, что захочешь будет…

АНЯ. Много хочу, много, тебя хочу…

ГЕОРГИЙ. Я теперь тут хозяин, я теперь… (Обнимает АНЮ).

ИГОРЬ кашлянул.

Кто тут сумерничает? А, Игорек… Иди в дом, не сиди тут, малыш, тут взрослые разговаривают… Ну-ка, ну-ка, ну-ка, давай, мухой, мухой, ну-ка…

ИГОРЬ (вскочил на крыльце, кричит). Не командуй! Не нукай, не командуй! Купил? Ты меня купил?! Купил?! Свинья, идиот, купил?! Купил?! Купил?!

Кинулся на ГЕОРГИЯ с бутылкой в руках. Драка. АНЯ визжит. ГЕОРГИЙ оттолкнул ИГОРЯ, схватил с земли палку, нелепо размахивает ею, обороняясь. ИГОРЬ идет напролом. Снова драка. Упали в бурьян, барахтаются по земле, пыхтят.

На крики выскочили ГАЛЯ и ФЕКЛА.

ГАЛЯ (вопит). Игореша! Побил его? Побил?! Правильно! Молодец! Заступился за меня! Хоть один джентельмен! Побил эту морду говняцкую! Ура! Ура!!!

АНЯ (со злостью). Давай, давай, Георгий, вставай, дай ему сдачи, хорошенько, дай ему… Ну, Георгий…

ГАЛЯ. Игореша, иди ко мне! Плюнь на него! Ты победил! Мы с тобой уедем отсюда! Мы с тобой поедем по свету, будем сеять разумное, доброе, вечное! Сука ты вонючая, поняла? И ты тоже говно на палочке! Мы будем нежность и доброту с тобой проливать… Пошли, Игореша!

АНЯ поднимает с земли ГЕОРГИЯ, что-то бормочет, плачет.

ФЕКЛА молчит. Пошла в дом. ГАЛЯ в коридоре вытирает лицо ИГОРЮ, посадив его в чемодан.

Сиди тут, правильно! Уехать надо нам с тобой! И нас красивые дети будут! Тут в смоге, в тумане не родятся, в бурьяне в этом! Мы на лоне природы будем с тобой…

ГЕОРГИЙ во дворе, тяжело дышит.

АНЯ. Ну, что? Так оставишь это? Пойди, покажи ему… Ты ведь хозяин тут, а они кто… Чтоб запомнил, на кого нельзя руку поднимать! Ты ведь смелый, ну?!

ГЕОРГИЙ. Драться не умеет… Как баба, лицо поцарапал…

АНЯ. Иди быстрее, ну? Ну?

ГЕОРГИЙ. Драться не умеет, ногтями только…

АНЯ. Ну иди, что же ты? Трусишь?

ГЕОРГИЙ. Драться не умеет…

АНЯ. Трусишь?

ГЕОРГИЙ. Заткнись, дура… Иди вон в дом… Без тебя разберусь…

АНЯ помолчала. Усмехнулась. Пошла в коридор. Стоит, смотрит на ГАЛЮ и ИГОРЯ.

ФЕКЛА (тихо). Кто эти люди? Что они в моем доме делают? Кто их сюда позвал? Почему они тут? За что они меня мучают? Кто они?

ГАЛЯ что-то причитает, обнимая ИГОРЯ. ИГОРЬ тоже плачет. АНЯ рыдает, уткнувшись лицом в стенку.

ГЕОРГИЙ во дворе. Схватил палку, начал ею рубить репейник. Идет по саду, остервенело лупит ногами, руками, палкой по зарослям бурьяна.

Остановился у дерева. Зажег спичку. Смотрит вверх.

В коридоре все плачут, орут, стонут.

ФЕКЛА. Сыночек где мой… Сыночек, иди к маме, успокой, бедную… Миня? Сыночек где?! (Идет на крыльцо).

ГЕОРГИЙ держит спичку, смотрит вверх на дерево. Отступает, бежит к крыльцу. ФЕКЛА смотрит на ГЕОРГИЯ.

Идет по саду к дереву, смотрит на повесившегося МИНЮ, на груди которого – тетрадный листок с надписью: «Человек – это звучит гордо.»

Нет. Нет. Нет, сыночек, неправда, сыночек, нет. Нет. Господь не допустит Нельзя. Больше не надо… Господь не допустит. Господь спасет… Господь помилует… Нет. Нельзя. Господь помилует. Господь спасет… (Стоит у дерева).

Темнота

Занавес.

Конец.