"Букет" - читать интересную книгу автора (Коляда Николай)

Первое действие.

В саду за домом сидят МИНЯ и ФЕОКТИСТА МИХАЙЛОВНА На дворе сентябрь. Последние теплые денечки, «бабье лето». Вечереет, около пяти часов. Злые осенние муıи не дают ФЕКЛЕ покоя. ФЕКЛА отмаıивается от них веточкой.

В саду растут старые толстые деревья. Сад большой и запущенный. Много дикиı цветов, яркиı, по-осеннему сочныı. И репейник по всему саду: метра в два, целыми зарослями, хоть прячься в кустаı этиı.

Крепкие ворота выкрашены желтой краской. От ворот к дому дорожка из битого кирпича. Крыльцо.

В доме четыре комнаты, одна другой меньше. Кухня, русская печь. Одна комната—за печкой находится. Чтобы попасть в нее, нужно идти по коридору, потом через кухню. Другие три комнаты имеют каждая свой вход—дверь в коридоре.

Слева от дома многоэтажные дома, справа—тоже. И впереди, и сзади—новостройки. А вот не сносят этот дом по улице Шмидта, 90.

Тишина.

Подъехал к дому автобус, у самых ворот остановился. Экскурсоводша сонным голосом принялась рассказывать что-то в микрофон. Двери автобуса открыты и слова ее далеко слышно:

ЭКСКУРСОВОД (быстро, заученно). …Уважаемые товарищи гости, продолжаем нашу экскурсию. Сейчас мы, осмотрев три церкви, замечательные творения рук мастеров прошлого приехали, так сказать, вот сюда. Кстати, должна вам сообщить, что до Великой Октябрьской социалистической революции рабочих и крестьян, главного события двадцатого века, в нашем городе было – угадайте? – не угадаете! – тридцать шесть церквей! Осмотрели мы с вами и мужской монастырь, жемчужину, так сказать, если можно так выразится, нашего города. Товарищи, не вытирайте окна занавесками, будьте культурными, как не стыдно? Занавески у шофера, между прочим, на подотчете. Ну и что, что пыль?.. Все видно… Итак, теперь мы с вами начинаем знакомится с боевой и трудовой и революционной тоже славой нашего города. Вот в этом доме по улице Шмидта, 90, куда мы с вами приехали… Улица, кстати, раньше называлась «Спасо-Николаевской»… Так вот, в этом самом доме жил наш земляк, наш, даже можно так сказать, прославленный земляк – рабочий, подпольщик, революционер, известный пролетарский писатель и публицист, чьё горячее слово звало на подвиги народы нашего города во имя торжества и справедливости… А-а, я вам его имя не назвала разве? Дак вот, товарищи туристы, на доме доска: «Здесь жил наш земляк И.Ф.Бородаев». Объясняю на ваш вопрос, почему на доме вторая доска, на которой написано: «Здесь работал наш земляк И.Ф.Бородаев.» Эти мраморные доски, товарищи туристы, повешены местными властями тут потому, что Бородаев активно готовил революцию, наше с вами светлое будущее закладывал… И по некоторым непроверенным данным именно здесь – здесь! здесь! – в этом неказистом дощатовском домишке он печатал свои листовки, которые потом, естественно, распространял. В жизни всегда есть место подвигам, товарищи туристы! Ну, а теперь мы с вами отправимся в краеведческий музей, где имеется обширная экспозиция о нашем прославленном земляке… У всех туристов обычно возникает вопрос: а как же теперь существует этот дом? Могу ответить, что и сейчас тут живут люди, но совсем не родственники, иначе мы бы знали… Просто, наверное, жители нашего замечательного трудового Дощатова!.. Обыкновенные рядовые труженики, как мы все, наверное… Да, да, Миша, закрывай двери, поехали, времени нету совсем, черт…

Взревел мотор автобуса. На дороге поднялась пыль, полетела в сад.

Снова тишина. Только мухи жужжат.

ФЕКЛА сидит в кресле-качалке, которое она специально для себя вынесла из дома на воздух.

МИНЯ сделал букетик из листьев, любуется, глядя на него, сидит у ног матери.

ФЕКЛА. Миня, слышишь? Помру я—что с тобой будет? А?

МИНЯ (смеется). Ты помрёшь, мама, а я еще не помру. Я еще поживу долго-долго.

ФЕКЛА. То-то и оно, что вместе в могилу не ляжем. Говорят, долго живут такие, как ты… Что с тобой будет, а? Сердце у меня болит который день, про плохое думаю. Ноет. Что будет, а? Что?

МИНЯ. Мама какой у меня букети-и-ик! Это – синий листочек, это – зеленый, это – жёлтый… А, мама? Букетик?

ФЕКЛА. Осень, вот оно все и красивое. Цветочки любишь?

МИНЯ. Люблю, мама. Это – синий, это – зеленый, это – жёлтый…

ФЕКЛА. А репья зачем нарвал? Выбрось. Букет испортил. Ну?

МИНЯ. Тоже цветы. Пусть!

ФЕКЛА. Какие же это цветы? Это бурьян. Понял? Выкинь. Ну-ка, достань книжку-то мою. Далеко она у тебя? Носишь с собой, как говорю, ну?

МИНЯ. Ношу, мама. Тут она…

ФЕКЛА. Ну, достань. Достал?

МИНЯ. Достал.

ФЕКЛА. Читай мне. Вслух. Ты читаешь ее, как я тебя прошу? Читаешь? Разбираешь мой почерк, нет? Читаешь?

МИНЯ. Читаю, мама.

ФЕКЛА. Ну, читай вслух, громко. Да понимай, что читаешь, понимай, ну? Читай.

МИНЯ (читает). Вот. «Борись, живи, побеждай. А сердце – сердце держи на цепи, неистовое, несчастное. А.Н.Толстой.»

ФЕКЛА. Граф?

МИНЯ. Другой! Не граф!

ФЕКЛА. Ну, правильно написал. Ты понял, что он написал? Вник?

МИНЯ. Понял, мама. Читать?

ФЕКЛА. Читай. Только вникни. Вник?

МИНЯ. Вник.

ФЕКЛА. Ну вот, а говорят, что ты – дурак. Какой ты дурак? Ты умный.

МИНЯ. Умный, мама.

ФЕКЛА. Давай, дальше читай.

МИНЯ. «Жизнь – это поиск. Лев Кассиль».

ФЕКЛА. Лев? Врет.

МИНЯ. «Человека ценят не по надписи на могиле, а по тому, как он прожил свою жизнь. Неизвестно-кто-сказал.»

ФЕКЛА. А правильно сказал. Ну, дальше?

МИНЯ. «Человек – это звучит гордо. М.Горький.»

ФЕКЛА. Молодец.

МИНЯ. «Прекрасен труд, велик он или мал.»

ФЕКЛА. Правильно. Верно. Точно.

МИНЯ. «Реки высыхают – русла остаются. Травы выгорают – корни остаются. Птицы улетают – гнезда остаются. Человек умирает – песня остается. Народная мудрость.»

ФЕКЛА. Аж до слез. Ну?

МИНЯ. «Без желания труд – будни, по призванию труд – праздник.»

ФЕКЛА. В точку.

МИНЯ. «Для человека, привыкшего уважать себя, смерть – гораздо легче унижений. Н.Г. Чернышевский»

ФЕКЛА. Заплачу сейчас… Николай Григорьевич? Ух, сила был…

МИНЯ. «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается человеку один раз…»

ФЕКЛА. Ну, это старое. Достоевский сказал…

МИНЯ. «И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно…» Ай, больно!

ФЕКЛА. Что, сынок? Что?

МИНЯ (смеется). Комар укусил.

ФЕКЛА. Ну, убей его, читай дальше.

МИНЯ. «…больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое… А.Н. Островский.»

ФЕКЛА. Кто-о?

МИНЯ. А.Н. Островский. Ост-ров-с-кий.

ФЕКЛА. Неправильно.

МИНЯ. Сама написала, мама.

ФЕКЛА. Зачеркни, напиши – Достоевский.

МИНЯ. Ладно, мама.

ФЕКЛА. Ну? Ты все понимаешь, что тут ты прочитал, нет? Все? Нет? Ну вот. А говорят – ты дурак. Ты, говорят, жить не способен. Способен. Ты сердцем прочувствовал? Нет?

МИНЯ. Прочувствовал.

ФЕКЛА. А почему так неуверенно говоришь? Ну?

МИНЯ. Потому что скажу «Нет», ты меня бить будешь…

ФЕКЛА. Я же тебя, дурака, учу, умным сделать хочу, понимаешь? Прочувствуй ты все до конца, до донышка, ну?

МИНЯ. Прочувствовал уже.

ФЕКЛА. Посмотри мне в глаза.

Пауза.

А говорят – дурак. Умный, умный, умный! Способен, способен, способен!

МИНЯ. Умный, мама. Никто на мне только женится не хочет, мама…

ФЕКЛА. То-то и оно, что никто. Никому ты не нужен. Помру вот я – что с тобой будет, что будет… А ну, скажи: никто тебе не говорил ничего про что-нибудь?

МИНЯ. Про что, мама?

ФЕКЛА. Про меня, про дом, про Ивана Федоровича про нашего про Бородаева – не говорили, нет? Анна, Георгий, этот новый – не говорили тебе?

МИНЯ. Они со мной не говорят, мама, совсем. Я только им все рассказываю, с ними разговариваю. А они – нет. Только молчат и слушают.

ФЕКЛА. То-то они и молчат, что боятся меня. А то бы, поди, сказали бы тебе, ребенку, все давно… У них у всех одно на уме: опрокинуть меня в помойную яму. Книжку закрой, не потеряй опять. Ну? Тут все для тебя, читай, перечитывай. Понимай все. Иди от меня, ладно. Голова у меня разламывается сегодня. Сил нету… Господь, помилуй, Господи, спаси, Мать Святая Богоридица, спаси, сохрани… Накрой меня марлей, чтоб мухи не лезли, да иди отсюда, на крыльце посиди, иди, иди…

МИНЯ накрывает ФЕКЛУ марлей, идет к крыльцу, мотает в воздухе букетом.

МИНЯ (весело шепчет). Синенький, красненький листочек, зеленький… Гады, маму обижают… Покажу вам… Синенький, красненький… (Сел на крыльцо, улыбается).

Прошло полчаса. МИНЯ сидит на крыльце, плачет. Из ворот к дому идет АННА, несет тяжелые сумки. Хлопнула калиткой.

ФЕКЛА. (кричит из-под марли). Кто там? Кто? Кто, ну?

АНЯ. Я, Феоктисточка Михална. Отдыхаете?

ФЕКЛА. Сдыхаю. Купила мне яички?

АНЯ. Купила.

ФЕКЛА. На столе деньги. Оставь там. Газету читала утрешнюю?

АНЯ. Про убийство какое опять?

ФЕКЛА. Не читала?

АНЯ. Вы у нас все политикой интересуетесь. А я старая уж. Вы там будете или нет?

ФЕКЛА. Там буду. Все там будем. Все.

АНЯ идет на крыльцо. МИНЯ вытер слезы. Улыбается.

МИНЯ. Аня-а-а! На букетик, на!

АНЯ. То плачет, то смеется… Не надо мне. Ну, пусти меня?

МИНЯ. Не пустю. Сядь со мной, поговорим.

АНЯ. Ну, давай, поговорим. Чего ревел-то?

МИНЯ. Жену хороню.

АНЯ. А, уже. Не вынесла она тебя. Ясное дело. Кто ж тебя вынесет.

МИНЯ. Милая моя жена! Зачем ты умерла! Как тебя жалко, как жалко тебя, если бы ты знала только! У-у-у! Я тоже повешусь! Тоже!..

АНЯ. Ну, что слюнями брызгаешь? Тоже, тоже, всю жизнь пугает…

МИНЯ (дотронулся до Аниной руки). Мягкая ты..

АНЯ. Убери грабли.

МИНЯ. Стань моей женой, помрешь – по тебе плакать буду. Ну? Стань?

АНЯ. Овощ ты, овощ натуральный. Незатейливый, как веник.

МИНЯ. Давай, поплачем вместе? У-у-у-у-у!

АНЯ. Хорошо у нас собаки нету. Ты вместо нее дом охраняешь. Пустолайка ты…

МИНЯ. Зато кошка есть. Они свою свадьбу играют! Я смотрел, смотрел на них! Гы-гы!

АНЯ. Сдвиг по фазе на этом деле. Достань лучше книжку вон, да читай, что требуется, всякие умные слова читай вслух, ну? Что мать-то просит? То и делай.

МИНЯ. Я лучше плакать буду. Горе мне свет застило, не вижу ничего-о-о! Порыдаем, давай, вместе, постонаем…

АНЯ. Вот жизнь людям: собирай, что попало, и живи. А тут как собака – работай, работай… Да пусти, сказала! Ну? (Пошла в свою комнату, за печку, хлопнула дверью).

МИНЯ. Злая ты, Аня! (Молчит. Снова ноет). Как мне жалко, женушка моя милая-а.

От ворот к дому идут ГЕОРГИЙ и ИГОРЬ. Тащат сумки.

ФЕКЛА (из сада). Кто там? Кого надо? Кто?

ГЕОРГИЙ. Свои, свои, Феоктиста Михайловна, не беспокойтесь, спите себе…

ФЕКЛА. Ты, Георгий? Взял билет? Обещал быстро?

ГЕОРГИЙ. Ну, быстро. На послезавтра. Все, еду.

ФЕКЛА. Давай, едь. Полный дом. Надоели… Денег ваших не надо, беспокойство одно. Тыр-тыр-тыр, с утра. За Мишей там смотрите. Не обижайте его, слышишь?

ГЕОРГИЙ (тихо). Нужен нам твой Миша. (ИГОРЮ). Ставь сюда. Подвинься, дебил, расселся тут.

Поставили сумки на крыльцо. ИГОРЬ машет руками.

Затекли? Тяжело?

ИГОРЬ. Нормально. Я привычный, ништяк. Куда ты едешь, ты не говорил?

ГЕОРГИЙ. Домой, в Краснодар. Там живу.

ИГОРЬ. Ого. На югах, свой дом?

ГЕОРГИЙ. Кого там, свой дом. Фу. Снимаю. Вот заработаю, куплю, куплю, куплю.

МИНЯ. Гошенька-Го, ходишь вот туда-сюда, а не знаешь, что под одним Богом все ходим. Не знаешь! Вот идешь ты торговать опять, а сверху кирпичик, чпок – и нету тебя.

ГЕОРГИЙ отряхивает брюки.

ГЕОРГИЙ. Ну, говно. (ИГОРЮ). Неси в комнату нашу, поставь у стенки.

МИНЯ. Кирпич – он ведь не разбрается. Он ведь – что? Он ведь красный или белый и – все. Вот жена моя так же шла, шла, а потом – умерла, повесилась взяла, бедная. В саду, на дереве вон на том повесилась …

ГЕОРГИЙ (тихо). Эх, Миня… С какой бы радостью я тебе бы по лобешнику врезал бы, в рог дал бы, чтоб не каркал ты… С какой бы радостью… Ох, и дал бы, ох и…

МИНЯ. Уйди! Уйди! Злой! Я маме скажу!

ГЕОРГИЙ. Скажи, скажи. Знаешь, что будет… (Уходит в комнату, уносит сумку).

МИНЯ ноет на крыльце, теребит листочки букета.

ИГОРЬ и ГЕОРГИЙ поставили сумки, сняли куртки. В их комнате стоит кровать, раскладушка стол, стул. Комната с одним окном, узкая-узкая, как щель, двум человекам не разминуться.

ГЕОРГИЙ. Спасибо, Игорек. Держи.

ИГОРЬ. Что?

ГЕОРГИЙ. Как – что? Это вот? Деньги. Ты помог —получи.

ИГОРЬ. Брось, я же просто так.

ГЕОРГИЙ (прячет деньги). Ну и хорошо. Мне пригодится. Если кто отказывается – я не настаиваю. (Роется в сумке). Мне деньги нужны, честно говорю и откровенно. Бедный я очень. И жадный. (Смеется). Сам на себя говорю: жадный. На улице копейку увижу, поднимаю, не ленюсь, всех расталкиваю. Деньги – все. Без денег ты – нуль. Без денег ты – никуда. Только деньги. Все можно деньгами, Игорек. Все продается. Абсолютно. Врут, что что-то нельзя купить деньгами. Книги врут. Все можно. Факт. У меня денег много, но надо еще больше.

ИГОРЬ. Я умоюсь схожу,вспотел…

ГЕОРГИЙ. Ты молодой, не обижайся, что учу. Плохому не научу. Меня жизнь научила, на собственной шкуре. Копейка рубль бережет. Скупой платит дважды. То есть, деньги надо беречь, но не до такой степени, понимаешь? На нужное дело можно и не жалеть. Можно все отдать. Я вот баб люблю. Много перепробовал. Еще больше хочу. Не жалею на это дело. За деньги – пожалуйста! Хоть с артисткой какой —пожалуйста!

ИГОРЬ (достал полотенце из чемодана). А зимой тут где умываться? Тоже на улицу идти?

ГЕОРГИЙ. Она рукомойник сюда переносит, в коридор. Фекла-то. За зиму я два раза тут был, по два дня, да весной рейс – два дня. А ты с бабами не спал? Мальчик? Нет? Ну, даешь! Бабы – это все! У меня вот одна цыганка была —кайф! До сих пор вспоминаю, аж коленки дрожат. Что ты! Бабы – это все. Моя плохая, которая – в Краснодаре. Ну ее. Я уеду – на мою кровать ложись. Раскладушку выкинь. Потребуй, чтоб никого не селила. Она боится напористых, хозяйка-то. В общаге плохо. Тут будешь жить один, дам сюда водить… Завидую даже тебе! (Смеется). Будет свой уголок! Кайф… Попробуешь, ничего, все впереди…

ИГОРЬ быстро прошел на улицу, умывается под рукомойником в саду. МИНЯ рыдает на крылечке. ГЕОРГИЙ выскочил на улицу, пошел к воротам.

МИНЯ. Гоша, а она приехала…

ГЕОРГИЙ (остановился). Кто приехала?

МИНЯ. Галя. Она моя вторая жена будет. Эту похороню, ее возьму. Давно хочу. Приглядываюсь. Только бы не повесилась она, не успела бы, как та…

ГЕОРГИЙ (испуганно). Приехала? Приехала? С животом?

МИНЯ. Нет. С чемоданом.

ГЕОРГИЙ. Здесь? Здесь?

МИНЯ. Спит. Час, как приехала.

ГЕОРГИЙ (молчит). Кончилось лето, кончилось…

Стукнул по перилам крыльца, быстро пошел к воротам. ИГОРЬ умылся, идет на крыльцо. МИНЯ улыбается.

МИНЯ. Сядь со мной, а? Я тебе что-то расскажу.

ИГОРЬ. Мне идти надо.

МИНЯ. Насидишься, как посадят.

ИГОРЬ. Кто меня посадит?

МИНЯ. Сумки будешь ему таскать – посадят. Сядь, сядь здесь.

ИГОРЬ сел рядом на крыльцо.

Вот, думаешь, почему я плачу?

ИГОРЬ. Не знаю. Плачь. Кто тебе… кто вам мешает.

МИНЯ. Нет, я тебе… вам расскажу. Я себе представил вот, что хороню жену.

ИГОРЬ. Жену?

МИНЯ. Нету у меня жены. А вот представил, что была бы если. И если бы я хоронил бы ее. И как бы я плакал, плакал. (Смеется). У гроба стоял бы, целовал бы ее, в могилку землю кидал бы и плакал бы. Хороню ее, хороню вот ее, а она – повесилась…

Вышла АНЯ, идет к рукомойнику, она в халате, с полотенцем в руках.

АНЯ. Здрасьте.

МИНЯ. Офелия, о, нимфа, помяни меня в своих молитвах…

ИГОРЬ. Здрасьте.

МИНЯ. Ну, слушай. Тебе Георгий сказал, чтобы ты меня слушал, а то тебя мамка с квартиры выгонит? Сказал? Ну, слушай тогда меня. (Быстро-быстро). Было это в сорок втором году. Немцы заняли Киев. Маму мою звали Анной Петровной, вот как Аню нашу…

АНЯ (умывается). И дома отдыха нету…

МИНЯ (еще быстрее). Она была подпольщица. Я был маленький, а помню все хорошо. Была у нас соседка, Вера. Гуляла она с немцами. Она и выдала маму. Она! Сволочь! И доказательство тому имеется. Слушай, расскажу какое доказательство. Маму я видел после ареста один раз, когда их вели на расстрел. Идет она, а с ней еще пять человек, все мужики. Ведут. Она мне как крикнет: «Сыночек, миленький, запомни меня, запомни!» Толпа кричит, все кричат, а я к ней рвусь, рвусь. Видел, как расстреляли. Потом трупы сгрузили в машину. И увезли за город. Потом, как наши пришли, перезахороняли…

АНЯ (умывается). Ну, давай, на всю масть выкладывайся перед новеньким…

МИНЯ (схватил ИГОРЯ за руку). Нас из дома выгнали, всю семью, вещи наши собрали, забрали. И вот, слушай, как я узнал, что это она, Верка-соседка, мою маму выдала. Иду я по улице, а она с офицером-фашистом под руку. Идет она в мамином платьи! Увидела меня Верка и стала оглядываться, оглядываться… А платье я узнал, крепдешиновое, зеленое платье. Так я долго-долго за ней шел, а она все оглядывалась, оглядывалась, оглядывалась… Пацан был ведь, двенадцать лет мне стукнуло тогда, а помню все до последней капельки.

Молчание.

АНЯ (умылась, вытерла лицо). Ну, а теперь скажи, Миня, сколько тебе лет сейчас? Скажи молодому человеку, а то он сидит – бледня-бледней, побелел от страха. Ну?

МИНЯ. А сейчас мне, Аня, сорок лет, первый годик идет…

АНЯ. Ну вот то-то и оно, что первый годик. А вы, Игорь, грамотный, так посчитайте. Маму его расстреляли, это ж надо такое придумать! А в саду кто там сидит? Начитался книжек… Обострение у тебя осенью, что ли, черти дери, собираешь все в кучу, пугаешь людей… Тут сама дурой станешь с вами… (Рассердилась, ушла в комнату).

ИГОРЬ. А вы в каком году родились?

МИНЯ. В пятидесятом, что ли…

ИГОРЬ. А война когда кончилась?

МИНЯ. В семьдесят втором, что ли…

ИГОРЬ. Ну, я пойду тогда, ладно? (Быстро ушел в свою комнату, переодевает рубашку).

МИНЯ (сидит на крыльце). У-у,гады… Никто не верит… (Перебирает в руках цветы). Синий листочек, красный, желтый… На могилке жены хорошо будет смотреться. Повесилась, надо же… Я ведь помню – было. Было! Со мной, ну? Не приснилось ведь мне? Нет, не приснилось. Было. (Бормочет). С тем, со мной. А сейчас я – тут. Это я? Или не я? Желтый листочек на могилку ей… А там был кто? Не я, что ли? Я, я, я… Красный вот на могилку. Дураки, запутали… Это я? Или не я тут сижу? Ну? Кто скажет мне? Зеленый, желтый. Молчат, дураки.

АНЯ была на кухне, прошла в коридор, постучала в комнату к Игорю.

АНЯ. Можно? Вас ведь Игорем зовут?

ИГОРЬ. Да. Заходите. (Вскочил, спрятал рубашку в чемодан).

АНЯ. Я дверь оставлю, а то у меня чайник там убежит. У нас варить нельзя, а чайник можно. Порядок такой. Чтоб не сгорел дом наш. Не сгорит. Вы, гляжу впечатлительный, молодой. Я вас в курс введу. Раз вы новоприбывший. Этот Миня – он чокнутый. Поняли?

ИГОРЬ. Что-то не похоже… Так говорит, что…

АНЯ. Да я тоже иной раз думаю, что придуривается больше, работать не хочет. (Шепотом). Его ублажать надо. Фекла, хозяйка – выгонит нас и все. Надо слушать его. А вы видали, как его слушать-то? Да его кто послушает – у всех глаза по восемь копеек делаются. Его из всех домов в округе гонят. И от детей гонят. Как болезнь насылает. Наговорит, наговорит, потом снится все это. Такая правдивая чешуя вот эта вот, что он говорит. И от детей его гонят. Он девочкам под платья заглядывает, идиот. Но при Фекле с ним говорите. Она любит. Вот, видите, как приходится жить, всякую погань ублажать, а что сделаешь?

ИГОРЬ. Нет, не такой уж он и дурак, я думаю…

АНЯ. Ну, поживете тут, посмотрите, как он вам поперек горла встанет. Хотя, вы – мужчина, ну, мальчик ли, молодой человек, – к вам приставать не станет. А ко мне вяжется всю дорогу. Они, дебилы, свихнутые все на сексуальной почве. Ну вот. Нравится в городе?

ИГОРЬ. Нравится. Красиво, шумно.

АНЯ. Я тоже деревенская. Сколько лет тут маюсь. Ненавижу все это. Парню легче, поди, а нашей сестре… Зацепка нужна. Да везде облом, везде нас таких много. Разонравится скоро тоже, домой потянет.

ИГОРЬ. Не знаю.

АНЯ. Потянет. Вы в каком институте?

ИГОРЬ. В горно-металлургическом.

АНЯ. Надо в торговый идти было. Я, дура, сплоховала, сразу не пошла, а теперь… Это что, горно-металлургический, ерунда. Ну, зима длинная впереди, будете жить, не уедете —так заходите ко мне… Я, как таракан – за печкой живу. Комната моя – за печкой. Теплая. А до этого – то там, то – там. Потому и плачу ей много, что такая комната. Ползарплаты, считай что, ей отдаю. А больше негде. Всю жизнь по квартирам, по общагам. Своего нету. Прописать ее просила —не хочет. А хоть бы и прописала – толку-то. Дом все равно не снесут, квартиру не дадут, мемориал тут. Писатель тут жил. Я такого писателя и не слышала даже. Тоже мне. Я на «макаронке» работаю. Рядом тут. Макаронная фабрика.

ИГОРЬ (улыбается). Возле продуктов…

АНЯ. Ага. Возле хлеба, да без хлеба. На очереди стою там, на квартиру. (Быстро, шепотом). Слушай, ты смотри —ни с кем тут особенно. Молодой, деревенский, глупый —облапошат. Деньги – прячь, украдут. Ни с кем. Я дозрела —уже всех ненавижу тут. Лето кончилось – народу тьма, опять покою нету. И Фекла эта – ну ее… А самое главное, будь осторожен: со дня на день приедет сюда одна птичка – такая мразь, такая, такая….

Из своей комнаты в коридор выходит ГАЛЯ.

ГАЛЯ (встала на пороге, улыбается). Ты про кого это, Аня?

АНЯ. Здравствуй, Галя. С приездом. Ой, чайник у меня кипит. (Ушла на кухню, взяла чайник, прошла в свою комнату).

ГАЛЯ (ИГОРЮ). Здрасьте. Галя. Галина.

ИГОРЬ. Игорь. Очень приятно.

ГАЛЯ (громко.) Все совсем не так, как вам сказала Аня, Игорек. Тут живут прекрасные люди. А вот кого действительно вам надо опасаться, Игоречик, так вот это именно…

АНЯ (вышла на кухню, гремит посудой). Господи, осень пришла и опять, опять, опять… Какая тишина, спокойствие было без вас без всех, и опять народу тьма, опять сентябрь, скандалы…

ГАЛЯ. Никаких скандалов не будет, если ты бросишь свое хобби вести себя не так, как надо! У тебя хоб-би! Ты не хозяйка! А за твое летнее спокойствие было заплачено! Я плачу за все летние месяцы, чтобы не упустить квартиру, место! Чтоб никого не пускали сюда! Так что – не ори, пожалуйста…

АНЯ. Помолчи, милая моя! Много говоришь! А то пойду, расскажу кое-что Фекле!

ГАЛЯ. Не бери на испуг! Что ты можешь рассказать? Что? Что?

АНЯ. Не реагирую!

ГАЛЯ. Нет, это я не реагирую! (Вспыхнула, прикусила губу).

АНЯ ушла к себе, ГАЛЯ улыбнулась ИГОРЮ.

(Картинно). Игорь, вам посчастливилось жить в «Мемориалке». Мы так сами называем наш милый, милый, славный домик, наш мемориальный комплекс! Правда, замечательный, роскошный, ага? Скажи?

ИГОРЬ. Да. Очень, правда?

ГАЛЯ. Видал, на нем две досточки мемориальные? Миня рассказывает, что ночью по дому гуляет привидение в образе Бородаева и будто он с ним даже разговаривал. Врет. Брешет. Мятежный дух Бородаева давно дал дуба. Читали такого писателя?

ИГОРЬ. Нет.

ГАЛЯ. Его никто не читал. Но чтут, чтут. Особенно в этом доме… (Заглядывает в комнату ИГОРЯ). Опля! А где… Георгий? Я слышала – он тут? А где – тут?

ИГОРЬ. Ушел. Придет, наверное. Вон сумки. А вы учитесь. Да?

ГАЛЯ. Учусь. В пединституте на втором курсе буду сейчас. Противно. Фу! Так взяла бы и в любой день пошла бы яблоками торговать. Но надо, надо. Зачем – не знаю, но надо. Диплом. Пошли, в садике покурим? Ты куришь? Он когда уезжает – сказал, нет?

ИГОРЬ. Вроде, послезавтра. Пошли.

ГАЛЯ. А-а. Он в мае приезжал как раз перед каникулами… Погнали?

Вышли на крыльцо. МИНЯ сидит на прежнем месте.

МИНЯ. Галинка, на букетик!

ГАЛЯ. Спасибо, милый! Давай! (Взяла букет, помахала им в воздухе). Обслюнявил ты его как… (Смеется). Неужели не можешь найти цветов хороших? Нарвал репья… Дурашка! (Хохочет). Нет, нет, умный, умный! А где наша хозяйка, Минечка?

МИНЯ (скривил губы). А сте ти со мной сюсюкаешь?Сте, сте ти как с дуряцком? А?!

ГАЛЯ. Да ладно ты, заобижался? Где Феоктиста Михална?

МИНЯ. Ушла куда-то с телом бедной жертвы. Сквозь бред в ней блещут искорки добра, как золота крупицы в грубом камне. Та-та-та-там!!!

ГАЛЯ (хохочет). Слыхал? Во, дает! Он столько книжек прочитал, я за всю жизнь столько не смогу, а он наизусть вызубрил…

Идут по саду, сухие ветки трещат под ногами.

Только в него книжки как-то не с той стороны залазют. Вот, читает что-то он, читает и сует мне: «Галка, смотри, они тут на дереве сношаются!» (Хихикает). Я прочитала – правда. Он в самой умной книжке такое найдет, что ему одному интересно. А однажды рассказывает мне такую историю, что я потом ночь не спала. Говорит, будто бы он был когда-то женат, ну вот. И надоела ему жена до смерти. Вот, ложится будто бы он вечером в постель и просит Бога: «Господи, забери ты ее от меня.» Утром проснулся, а она холодная, мертвая будто бы рядом лежит. И врет ведь все, закидоны это, а страшно! С такими подробностями потому что. И в каком платье жена была одета, и как она храпела, и что говорила – ну, мрак!

ГАЛЯ вдруг завизжала увидев в кустах качалку с ФЕКЛОЙ, накрытой марлей.

ФЕКЛА (откинула марлю, хрипит). Кто тут? Кто? Что? Что?! Миня где?!

ГАЛЯ (помолчала, улыбнулась). Ой, простите меня… Я иду, иду, смотрю, что-то белое в кустах, так испугалась, и еще храп такой, я вообще в осадок…

ФЕКЛА (кричит). Миня! Миня! Сынок! Иди сюда! Мне страшно, страшно тут! Иди!

МИНЯ бежит по саду к матери, падает к ее ногам, прижимается.

МИНЯ. Тихо, мама, не кричи, не пугай, тихо, мама, тихо, зареву, тихо…

ФЕКЛА. Сыночек мой… Сыночек мой… Сыночек мой…

ГАЛЯ и ИГОРЬ стоят, не двигаясь. Смотрят на ФЕКЛУ и МИНЮ.

***

ГАЛЯ и ИГОРЬ в другом конце сада, сидят на бревне, курят, смеются. ФЕКЛА под марлей. МИНЯ рядом, листочки перебирает. Как собака к ногам прижался.

К дому снова подъехал автобус. Другая ЭКСКУРСОВОДША, другим голосом сообщает почти то же самое, что и первая:

ЭКСКУРСОВОД. …Хоть и не велик город Дощатов, но в нем достаточно достопримечательностей. Тысячная история смешала в себе и старину, и вчерашний день, и сегодняшний день с его бурями и тревогами. Конечно, вы думаете, что Дощатов – это прежде всего соборы, церкви, мужской монастырь. Совсем нет, ошибаетесь! Осмотрев с вами историю вчерашнюю, так сказать, вчерашний день, мы начали осматривать день сегодняшний. Вот здесь – посмотрите направо – на улице Шмидта, 90, жил и работал наш земляк, известный пролетарский писатель и публицист И.Ф. Бородаев. Внизу на досках вы видите даты жизни. В краеведческом музее, куда мы с вами сейчас поедем, вы увидите несколько его знаменитых книг, которыми по праву гордятся жители нашего города, которые вошли в сокровищницу… в сокровищницу нашей и мировой, можно даже так сказать, культуры и литературы. А сейчас, кто желает, может выйти из автобуса и заглянуть во двор. Время есть. Если желаете. Только не мешайте жильцам, они тут проживают, живут, так сказать… Нет, никакие не родственники. Не желаете? Ну, тогда, поехали, товарищи… Витя, поехали, давай…

АНЯ что-то делает на кухне. ИГОРЬ и ГАЛЯ слушали ЭКСКУРСОВОДШУ.

ГАЛЯ. Видал, как здорово? Мы в центре внимания! Каждый день – автобуса два-три бывает. Они, конечно, монахов приезжают смотреть, а им Бородаева нашего подсовывают, культурненько так. Надо время с пользой проводить! (Смеется). Фекла Бородаева на божничку ставит. Книжки его собирает! Обе! (Хохочет). Она тебе ничего не показывала разве? Она что-то не в настроении сегодня, дерганная. Умереть-не встать какая… Да ну ее. Вот так и живем. Баня —рядом. Ходим мыться туда. Как на даче. (Смеется). Мой городишко тоже – как деревня, меньше Дощатова. Сюда приехала – столица прямо! Привыкла за год. Дома не могу, ненавижу. Мать, отец, сестра, три брата – двухкомнатная квартира. Предки на заводе всю жизнь. Да ну их! Пошли потихонечку во флигель свожу, покажу там… Пока спит… Я туда забираюсь иногда, от всех прячусь, но она ругается… Пошли, пошли …

Идут ко флигелю. Входят в него.

ФЕКЛА отбросила марлю с лица, снова перепуганно шепчет:

ФЕКЛА. Миня! Миня! Иди сюда! Иди ко мне, сыночек! Быстрее!

МИНЯ. Да я здесь, мама, здесь! Тут я! Спи, спи, опять встала… Смотри, букет!

ФЕКЛА. Что ты нарвал? Зачем ты нарвал? Это полынь, репей! Ну? Какой букет? Ты дурак, что ли? Ты ведь умный у меня, умный, умный! Что в нос суешь, а?

МИНЯ. Красивый букет…

ФЕКЛА (оттолкнула его руку). Дома все?

МИНЯ. У меня все дома, мама! Я умный! Не дурак!

ФЕКЛА. Не про тебя спрашиваю… Господи! Эти – дома?

МИНЯ. Они во флигель пошли, мама… Пойдем, посмотрим? Они там будут в папки-мамки играть. Да? (Хихикнул).

ФЕКЛА. Какие папки-мамки? Кто им туда разрешил пойти?! Кто?! (Очень резво бежит по саду, распахнула дверь флигеля, кричит ГАЛЕ и ИГОРЮ): Что, пошли уже топтаться по святыням?! Кто позволил?! Кто разрешил?! Назад! Поверили! Кому?! Вон! Вся моя жизнь здесь! Вон! Вон! Убирайтесь все, все убирайтесь!!!..

МИНЯ. Мама, мама, не кричи! Не надо! Я боюсь! Не кричи!

ГАЛЯ. Да успокойтесь, что с вами? Я же только показать хотела ему…

ФЕКЛА. Вон! Вон! Вон!… (Рыдает).

ГАЛЯ машет руками, успокаивает ее. Из дома бежит АНЯ, несет пузырьки с лекарствами.

Все кончилось, все кончилось….

Суматоха, крики, ахи, охи. ФЕКЛА села на землю, в репейник, рыдает, что-то кричит.

В воротах появился ГЕОРГИЙ. Увидел ГАЛЮ, остановился. ГАЛЯ смотрит ему в глаза, улыбается, не двигается.

***

Прошло три часа. Поздний вечер. Ставни в комнатах закрыты. В большой комнате за столом сидят все жильцы дома. У потолка —лампа под абажуром. На столе – закуска, вино.

АНЯ (быстро, весело). Подхожу к магазину – дядька стоит. В руках мешок. Купи, говорит, тетка, чай у меня индийский, дешево. Ну, посмотрела я – вроде, листочки, вроде – индийский. Взяла. То ли он подменить успел, то ли я просмотрела – прихожу домой, а в кульке чая горсточка, а внизу – земля. Ага, земля!

ФЕКЛА (помолчала). Ну и куда ты ту землю дела?

АНЯ. Как – куда, здрасьте? (Смеется). Выкинула.

ФЕКЛА. Правильно, молодец.

АНЯ. А что?

ФЕКЛА. Такую дорогую землю выкинула.

АНЯ. А куда ее?

ФЕКЛА. Такую дорогую землю, за деньги купленную —выкинула. Надо было вон, в горшки насыпать…

Все молчат.

Говорите, говорите что-нибудь. Что молчите? Выпьем давайте тогда, что ли.

Все молчат.

Ну, про политику поговорите. Газеты читали, нет?

Все молчат.

Ну, простите, простите, покричала… Покричала – простите, бывает…

Все быстро что-то переставляют на столе, едят, шумят.

ГАЛЯ. Да мы давно забыли, а вы все свое, Феоктисточка Михайловна! (Смеется). Георгий, ну? Все? Пьем? Ну?

ГЕОРГИЙ. Что – ну, ну?

ГАЛЯ. Тост! Тост! Ты умеешь, умеешь!

ГЕОРГИЙ. Тост? Ну, давай. Когда женщина переходит реку, она поднимает юбку до колена, когда женщина переходит озеро, она поднимает юбку до пояса, так? Так выпьем же за женщину, переходящую океан!

ГАЛЯ (хлопает в ладоши). Прекрасно! Выпьем!

МИНЯ. Старо, как говно мамонта.

АНЯ. Огурцы вкусные. Прямо бы ела, ела, ела! Сама делала, солила. Этого года.

МИНЯ. Без банальностей не можете.

АНЯ. Ты не в настроении? Рассказал бы чего-нибудь.

МИНЯ. Я не клоун. Ненавидите меня.

ГАЛЯ. Ну, тихо, тихо, все сегодня на взводе. Выпили! Ой, как я рада, что вы пришли сюда, что собрались все вместе…

МИНЯ. Как я рада, как я рада, что мы все из Ленинграда…

ФЕКЛА. Что – пришли? Мы тут живем.

ГАЛЯ. В смысле, не отказали мне отпраздновать мой приезд!

МИНЯ. Вот – праздник!

ГАЛЯ. Я ведь купила все, приготовила? Я хочу, чтобы был мир и согласие между людьми, между народами всех стран! Чтобы мы дружно сидели бы за столом, разговаривали бы, мечтали, улыбались друг другу! Чтобы мы проливали друг на друга нежность!

ФЕКЛА. Проливают помои. Сказанула.

ГАЛЯ. Ах, Феоктисточка Михална! Добавьте доброты! Все – добавьте доброты!

МИНЯ (громче). Ненавидят меня все. За дурака держат.

ФЕКЛА. Я тебя люблю. Люблю!

АНЯ. Мне кусок в горло не полезет теперь. Сначала: прошу за стол. А потом: я купила, я сделала, я созвала, пролейте, добавьте!

ГАЛЯ. Это – образ. Тебе трудно понять.

МИНЯ. Хватит! Я скажу! Наслушался всех! Я скажу!

АНЯ. Слушаем Миню. Давай, расскажи что-нибудь замечательное? Приятно слушать!

ГАЛЯ. Игорь, ты никогда не был в плохом театре?

ИГОРЬ. Я в театре никогда не был.

ГАЛЯ. Вот тебе возможность. Погорелый театр. А артисты какие – ужас!

АНЯ. Особенно некоторые.

ГАЛЯ. Особенно некоторые! (Хихикает). Первая артистка!

МИНЯ. Молчать! Я спросить у вас хочу, спросить, ну?!

ФЕКЛА (стукнула стаканом по столу). Я тоже у них хочу спросить: по какому праву?! Фотографа надо сюда позвать, фотографа! Сфотографировать, как я берегу память об Ивана Федоровиче! Он для меня живой, он будто промеж нас сидит!

ГАЛЯ. А мы ему стаканчик! Вот так, пусть стоит, с вином и хлебушком!

АНЯ. Не на поминках ведь, не пугайте, ну?

МИНЯ. Никто не слышит! Никто!

ФЕКЛА. Говори, говори. Я слушаю! Я тебя люблю. Ты умный у меня. Они дураки. Ишь! Ненужные кумиры. Сами вы ненужные… Писаки туалетные!

АНЯ. Вы про что это? Ешьте огурчики, это мои, не ее, солененькие!

ФЕКЛА. Не суй мне в нос, не люблю, фу! Гадость, погань какая!

ГАЛЯ. А вы посмотрите, какая красота, какой прекрасный на столе у нас стоит букет! Не поверите, но это я собрала его в нашем саду! Какие поразительные гармоничные цветы!

АНЯ (смеется). Ах-ах-ах!

МИНЯ. Будут меня слушать или нет? Будут?! Будут?! (Так закричал, что все, наконец, умолкли).

ФЕКЛА. Ему пить нельзя. Он возбуждается.

МИНЯ. Молчать! Ну?!

Пауза.

Где я нахожусь, ответьте мне? А?!

Все сели на стулья, смотрят на МИНЮ, улыбаются.

АНЯ. Рассказывай, рассказывай… Слушаем. (Поставила локти на стол).

МИНЯ. Вы скажите мне: кто эти люди, ну?! Откуда они тут? Почему они здесь?! Почему они вместе со мной сидят за столом, жрут, пьют, говорят со мной? Кто это вот такая? Кабаниха? Коробочка? Салтычиха? Кто она? Ну?

ФЕКЛА. Да тихо ты, тихо, орешь. Сам ты кабан. Напился. Сядь.

АНЯ. Давай страшную историю! Чтоб мурашки по коже побежали, давай! (Смеется).

МИНЯ. Кто этот человек? Не знаю. Кто этот? Тоже. Эта лампа, абажур, стены с зелеными обоями – что это? Почему они здесь собрались все в этом доме? Смотрю в зеркало. Смотрите все! Это кто? Кто там в зеркале? Это – я? Меня как зовут? Михаил Андреевич? Почему не Андрей Михайлович? Почему, почему?! Кто? Что? Откуда? Ну?!

АНЯ. Ты сегодня философский, историй не рассказываешь… Давай, пожалуйста! Или пойдемте на улку, погуляем… Невкусное тут все. Огурцы ничего, а остальное …

МИНЯ. Дура, ты поняла что-нибудь? Хоть что-нибудь?

ГАЛЯ. Молодец, Минечка! Молодец! Смешной какой!

МИНЯ. Корова, ты чего регочешь, ты ведь тоже не врубилась?!

АНЯ. Не смешите меня, Михаил Андреевич! Не смешите!

МИНЯ. Как я попал сюда? Мое место не здесь, в другом месте? Где мое место?!

ГЕОРГИЙ (усмехнулся, тихо). У параши…

МИНЯ. Какое это место – мое место? Где оно? Что вот это на кровати?

ФЕКЛА. Одеяло. Не видишь, что ли?

МИНЯ. Это мое? Это я сплю тут? А почему я сплю тут? Ты мне родственница, что ли?

ФЕКЛА.Ну, сядь, сядь. Разорался. Ты мне родственник, я тебя по бедности при себе держу. Доволен? Сядь.

МИНЯ (не слушает). Это одеяло? Оно мое? Почему оно мое? Оно мне родное и близкое, я укрывался им сорок лет, всю жизнь, но оно не мое, чужое!

ФЕКЛА. Вот он про одеяло все, про постель всегда говорит. У него все время это на уме. У него никогда женщины не было. От того это. Ну, сядь? А?

МИНЯ (кричит так, что все испугано вскакивают). Эти стены, эти обои, что они – мои?! С чего я взял, что они мои?! С чего взял я, что это все мое? С чего взял, что я без этого жить не могу? Я родился в деревне, там живут мои папка и мамка, там я должен быть, трактористом, мне это на роду написано, а я здесь, в носу сижу ковыряюсь! Зачем я приехал сюда?

ФЕКЛА. Да какие папка с мамкой? Сядь. Вот твоя мать. Ты, ты, ты его заставила говорить, теперь его бульдозером не остановишь…

АНЯ. Да пусть… Смешно …

МИНЯ (рвет на себе рубаху, визжит). Кто я? Что я? Почему я вопросы задаю, а мне никто, никто не отвечает, суки такие?!

ГАЛЯ. Успокойся, успокойся, Миня. Все на взводе сегодня, нельзя никак потихоньку-полегоньку. Георгий, скажи ему!

ГЕОРГИЙ. Да пусть.

ГАЛЯ. Миня, Миня, перестань!

АНЯ. Тебе надо идти в священники. Голос, стать – всем подходишь. Тебя бы все слушали, разинув рот. Иди, не поздно еще.

МИНЯ. Что ты мелешь?! Куда ты меня посылаешь?! На смерть? Ты смерть моя! Смерть!

АНЯ. Ну вот, совсем приехали.

ФЕКЛА (кричит). Сядь! Сядь! Сядь!

МИНЯ падает на кровать, рыдает. Плечи его трясутся.

Молчание.

ГАЛЯ. Да-а-а…

Пауза.

Не можем мирно, обязательно что-нибудь…

АНЯ (молчит). Споем давайте, развеселимся, ну?

ФЕКЛА (гладит МИНЮ). Помолчи! Помолчи! Помолчи! Зачем ему наливали?

АНЯ. Он не маленький. Хочет – пусть пьет. Что вы все на меня сегодня кричите? Все кричат. Я уйду вот. Пошла. Пошла я. Георгий, пойдем, подышим свежим воздухом.

ГАЛЯ. Ему и тут хорошо.

ГЕОРГИЙ. Пошли. (Смеется). Пошли, покурим.

ФЕКЛА. Спалите мне дом.

ГАЛЯ. Конечно, спалят. Конечно, спалят. Конечно.

ФЕКЛА. Кто сегодня на плитке готовил в своей комнате? Я пришла с улицы – едой воняло. Кто, ну? Ты, Анна?

АНЯ. Вот еще. Порядков не знаю. У меня и плитки нету.

ФЕКЛА. Я у тебя обыск сделаю.

АНЯ. Вот новенькие приехали сегодня, от того и воняет. Кто нам сегодня угощение готовил, хвастался? С тех и спрашивайте.

ГАЛЯ. Допросишься, допросишься…

ГЕОРГИЙ (АНЕ). Ну, идем?

ГАЛЯ (быстро). Идите, идите. Игорь, Игорешенька, миленький! Пойдем ко мне в комнатку мою, поговорим? Все равно веселья не будет. Игорь, пойдем, пойдем, миленький!

АНЯ (весело). На улку, на улку, на улку!

Уходят на крыльцо. ГАЛЯ и ИГОРЬ пошли в коридор. ФЕКЛА гладит МИНЮ. Тот забился под одеяло, ноет.

ФЕКЛА (долго молчит). Ну, все? Все? Все, сыночек?

МИНЯ. Жалею я вас всех. Дураки. Не понимают меня. Непознанная личность я…

ФЕКЛА. Неопознанная, неопознанная…

МИНЯ. Может, я гений? А вы все… Да ну вас.

ФЕКЛА. Минечка, Миня… Бычок мой. Видишь, все по парам разошлись. И мы с тобой парочка, баран да ярочка. Пошли, пока их нету – сядем поедим ихнего, бесплатного. Ну? Проорался? Помру вот, кто за тобой будет смотреть? Выкинут на улицу, как собаку. Пошли, до пуза пожрем. Потом ты мне книжку на сон почитаешь… Ну?

Сели за стол, быстро едят.

У-у, дурынды… Цветов поставили на стол, коровы какие. Убрать надо. Погань.

МИНЯ (ест). Пусть. Красиво.

ФЕКЛА. Да, пусть. Нечего им тут свои порядки заводить. Наши порядки тут будут.

МИНЯ (ест). Мама, люблю тебя я сильно…

ФЕКЛА. А я тебя как? Сильнее. Давай, будем есть и петь песни. Так даже лучше будет. Давай? (Запела дребезжащим голосом). «Сокол» – я «Незабудка», «Сокол», я —«Незабудка-а-а»!…

МИНЯ (подхватил). Я – «Незабудка-а-а»… «Сокол», я – «Незабу-удка-а!!!»…

Едят, поют.

В КОМНАТЕ ГАЛИ.

ГАЛЯ. Ну, что встал? Садись. Будем сидеть, общаться. Если кто-то может говорить, почему мы должны молчать? Опля! Неприятные все, скажи?

ИГОРЬ. Нормальные. Правда этот… Я опять задрожал, когда он начал говорить…

ГАЛЯ. Задрожал? Я – привыкла..

ИГОРЬ. У меня мороз по коже, когда он что-то говорит… Мне блазнится, что он про меня говорит… Как будто было или снилось мне такое…

ГАЛЯ. Помолчи, блазнилось. Я вот не вникаю в его бред. Было. Было. Глупости. Ты дурачочек, ничего не соображаешь, что там происходило, за столом. Не важно, разберешься. Ничего. Буду тебя просвещать. Беру шефство над тобой! Да, да! Начинаю, держи: гороскоп. Думала, сегодня все вместе за столом почитаем. Что ж, будем читать вдвоем…

ГАЛЯ роется в чемодане, смеется.

ИГОРЬ. Комната у тебя интересная…

ГАЛЯ. Тут все Бородаева. Мемориальная комната называется. Моя тут только раскладушка. Потому и плачу больше, чем все. Фекла собирает его портреты. Правда – дура?

ИГОРЬ. Не знаю. Наверное.

ГАЛЯ. Неправда. Не смей так говорить! Я вот расскажу ей! Посмотри вон! Вся жизнь ушла на любимого человека, которого она даже ни разу не видела в жизни! Как она его боготворит! Как любит! Никто так любить не может! Господи, если бы меня так любили, если бы меня так! Я бы все отдала за это! Когда ты родился?

ИГОРЬ. Я? В июне. Четвертого.

ГАЛЯ. Ну, читай ты. Потом я. Хотя я про себя знаю все. Я несчастная, неприкаянная! Господи, за что я так несчастна! Какая она неприятная, от нее пахнет чем-то кислым, правда?

ИГОРЬ. Правда. От кого?

ГАЛЯ. Как попугай, соглашается. Ясно от кого. От этой! Ничего не понял. Читай! Ну? (Ходит по комнате, машет руками).

В САДУ.

АНЯ. Я вообще-то – не курящая.

ГЕОРГИЙ. Да ну?

Идут по саду, трещат под их ногами ветки.

Кури. Денег стоят сигареты.

АНЯ. Спасибо.

Молчат.

Не за сигаретку.

ГЕОРГИЙ. А за что?

АНЯ. Просто так. Так просто. (Смеется). Что пошел со мной – спасибо.

ГЕОРГИЙ. Глупости.

АНЯ. Я ведь не старая еще? Правда?

ГЕОРГИЙ. В самом соку.

АНЯ (смеется). А я все затворницей сижу. Под лежачий камень вода… Поняла я это уже. Поздно… Нет зацепок. На танцы не хожу, стыдно. Все жду. Жизнь прошла. Правда?

ГЕОРГИЙ. Что – правда?

АНЯ. Нет, у меня выскочило слово. Я не хотела спросить ничего… Запуталась! (Смеется). Руки вот… дрожат. Выпила! У-у, гумозница какая… (Погрозила в сторону дома кулаком).

ГЕОРГИЙ. А это что за слово?

АНЯ. Костер сделаем?

ГЕОРГИЙ. Фекла выйдет – убьет.

АНЯ. Не выйдет, не убьет. Тебя не тронет, я – не боюсь. Не выйдет. Не убьет.

ГЕОРГИЙ. Смелости набралась?

АНЯ. Ага! Напала на меня смелость! Круши, бей, вали, что попало! Должна я ей, что ли? Давай, давай костер! Чтоб красиво было! Чтоб не просто так! Чтоб запомнить! Я смелая, я все могу, я все умею, все могу, ничего не боюсь! (Плачет).

ГЕОРГИЙ. Репей цепляется…

АНЯ. Не говори, как репей цепляется и цепляется! Я все могу! Все! (Собирает ветки, смеется и плачет).

ГЕОРГИЙ курит, смотрит на АНЮ.

В ДОМЕ, В КОМНАТЕ ГАЛИ.

ГАЛЯ. Ну вот. Нашла. Близнец. У нас с тобой один знак. Только я – двадцать второго мая… Очень мило, кстати, в этот раз отпраздновали. Был Георгий как раз… Монтеклюшки этой не было… Ладно. Читай. Слушаю.

ИГОРЬ (читает). «Близнецы – интеллектуалы, борцы с аморальностью. У них духовное преобладает над сексуальным влечением.» (Смеется). Сложно, не по-русски… Понимаешь?

ГАЛЯ. А что?

ИГОРЬ. «Близнецов характеризует метание, нерешительность»… Садись рядом.

ГАЛЯ. Я похожу, похожу вот, я успокоюсь…

ИГОРЬ. На тех стульях нельзя, наверное, сидеть? Мемориал?

ГАЛЯ. Можно! Хоть лежать! Можно!

ИГОРЬ (читает). «!Близнецы всегда доискиваются до первопричин…» Интересно! Вот про мужчин: «Мужчина-Близнец мало чувственен… Старомоден, не любит приключений, ищет женщину с развитым чувством материнства, которую обычно и находит. Если не женится, живет с матерью и посвящает себя ей…» У меня все не так. Я буду жить в городе, здесь. Мне тут нравится, ерунда какая-то… Нет, не буду читать…

ГАЛЯ. Нет, нет, мы узнаем всю подноготную про тебя! Ну-ка! «Мужчина-Близнец склонен к…» Какое интересное слово! Неужели, Игореша? Так-так. «В общении с женщиной он проявляет такт и тонкость. Его вкусы разнообразны, от падших женщин до старых дев!» Весь букет этот ты имеешь в нашем доме, Игореша! Выбирай! Все, все, все! (Стоит у окна, плачет).

ИГОРЬ.Что?

ГАЛЯ. Ах, это Миня! Миня! У него отрицательное биополе! Заражает…

ИГОРЬ (помолчал). Правда, что ли?

ГАЛЯ. Правда, что ли… (Молчит). По поводу тонкости в тебе – ошибка в гороскопе. Это не про тебя. Лучше бы ты молчал и хлопал ушами дальше… Хватит, отдай. Ну?

ИГОРЬ. Нет, мне интересно, тут про тебя теперь! «Женщина-Близнец мечтает об ухаживании скромного молодого человека…»

ГАЛЯ. Слушай, ты заткнешься или нет?

ИГОРЬ. Сама дала читать…

ГАЛЯ. Не тыкайте мне! Не тыкайте! Не тычь! Понял?! Понял?! Понял?!

ИГОРЬ. Что?

ГАЛЯ рыдает. Выскочила в коридор, оттуда на улицу. Встала на крыльце, всматривается в темноту сада.

ГЕОРГИЙ зажигает спичку. Спичка гаснет.

ГЕОРГИЙ (АНЕ). …Чтобы был дом, чтобы был в доме абажур… Старенький. Желтого цвета. И вся комната – желтая-желтая. Мы сядем, поедим и ляжем спать. У каждого ребенка будет своя комната. У каждого! Утром встанем, пойдем на работу, будем работать быстро-быстро, будем торопить время, чтобы вечером придти вместе в наш дом… Дом! Дом! Как я хочу иметь свою конуру, свой дом, чтоб сбежать от всех, спрятаться и сидеть в своем добром старом доме, в желтом свете лампы под абажуром. Сидеть, сидеть и никуда не выходить. Как я хочу этого! Только бы вот это и больше ничего мне не надо. Мне снится мой дом. Высокие потолки с лепниной, большие комнаты, везде мягкие ковры…Ставни закроем, чтобы ни один звук из этой проклятой жизни не долетал до нас… И будем жить, жить, жить…

АНЯ. Я тоже хочу дом… Свой дом… Детей хочу в доме…

ГЕОРГИЙ. Ты – другое. Ты – женщина, баба. Тебе не надо строить, тебе надо только войти в дом, в готовый дом и в нем чистить, наводить порядок, уют… А я его должен построить. Вот этими руками… Понимаешь?

АНЯ. Я одна понимаю. Ты корень. Ты сильный. Ты хороший… Такой хороший…

ГЕОРГИЙ (зажигает спичку). Не горит. Нет костра. Сыро. Посидим в темноте. Так лучше?

АНЯ. Может… сразу пойдем туда, ко мне…

ГЕОРГИЙ. Давай сюда, во флигель… Я там место знаю…

АНЯ. Нет, нет… ты там был… я не хочу там… я знаю…

ГЕОРГИЙ. Нет, нет… быстренько пойдем туда… Быстренько… (Прижал АНЮ к себе).

АНЯ. Ты меня возьмешь строить свой дом, да? Я с тобой пойду… на край света… строить дом… я тебе в нем уютно сделаю, приберу, вычищу…

ГЕОРГИЙ. Возьми, возьму… пойдем, быстрее, хватит…

ГАЛЯ сбегает с крыльца. Быстро идет по саду, падает, поднимается. Ветки цепляются за ее платье.

ГАЛЯ (кричит). У кого это, у кого это, у кого это так в темноте глаза фарцуют, что за километр видно, у кого это? А, вот тут кто! Воры! Воры! Помогите! На помощь!…

ГЕОРГИЙ. Иди в дом. Пошла отсюда. Иди, ну? Кому сказано?

ГАЛЯ. Не кричи на меня! Не кричи на меня! Не кричи! Посмотрите, посмотрите, что делается! Не кричи на меня! Не кричи!

ГЕОРГИЙ схватил ГАЛЮ за руку, тащит к крыльцу.

ГЕОРГИЙ (в свете фонаря). Ну? Все? Ты что орешь?

ГАЛЯ (быстро, шепотом). Георгий, Георгий, ты не хочешь со мной разговаривать? Я почти сутки, как приехала, а ты не говоришь со мной? Ты с ней, с дурой с этой говоришь? Почему? Отчего? Что случилось, Георгий? Мы не чужие, нет, не чужие ведь!

ГЕОРГИЙ. Слушай, чего ты хочешь? Чего ты орешь? Кто ты такая? Мы чужие. Иди в дом. Не мешай мне. Я тебя вижу в первый раз.

ГАЛЯ. Ты обещал жениться. Ты обещал. Я была девочкой! Я беременна. Ты развелся с женой? Почему ты не отвечал на мои письма и телеграммы? Я с ума схожу! Ты решил поглумиться надо мной? Обмануть меня? Ты обманул меня, налгал! Негодяй!

К крыльцу идет АНЯ.

АНЯ. Георгий, что тут такое? Мы идем или нет? Георгий, ну?

ГАЛЯ. Я убью себя! Я убью себя! Я дом подожгу! Я кричать буду! Помогите! Караул! Ты женишься на мне!

ГЕОРГИЙ. Молчать, молчать… Тише, тихо… Ну?

ГАЛЯ. На помощь! Сюда! Идите все сюда! Помогите мне! На помощь!

На крыльцо из дома выскакивают ФЕКЛА, МИНЯ, ИГОРЬ.

Смотрите, смотрите на него! Это он обесчестил меня! Я была девочкой! Я в милицию заявлю на него! Слышите?! Феоктиста Михайловна, вы подтвердите! Вызывайте милицию! Экспертиза! Игорь, ты подтвердишь! Слушайте! Он, он обещал мне! Я беременна! Помогите! Он виноват! Ты, ты виновата, ты!!!

Вцепилась АНЕ в волосы. Та визжит. Драка.

АНЯ. Потаскушка! Идиотка! Дура! Не тронь меня!

ГАЛЯ. Спасите меня! Я убью себя! Он обещал мне!

ИГОРЬ. Перестаньте, перестаньте придуриваться, цирк, тише, хватит!!!

ГЕОРГИЙ. Дура, артистка нашлась вшивая, хватит, к черту!

ФЕКЛА и МИНЯ молчат. ИГОРЬ увел ГАЛЮ в ее комнату, ГАЛЯ упала на кровать, рыдает. АННА убежала в свою комнату за печку, рыдает. ГЕОРГИЙ стоит на крыльце, курит. ИГОРЬ постоял в комнате ГАЛИ, ушел к себе.

ФЕКЛА и МИНЯ взялись за руки, пошли в большую комнату, села за стол под абажур. Посидели, помолчали.

ФЕКЛА (МИНЕ). Ну, читай. Достань книжку и читай. Все сговорились. Нет сил. Читай.

МИНЯ (достал книгу, читает). «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне.»

ФЕКЛА. Дальше. Дальше.

МИНЯ. «Ты все пела, это дело. Так пойди же попляши. И.А. Крылов.»

ФЕКЛА. К чему ты это?

МИНЯ. Написано раз. Мысль такая. Мудрая.

ФЕКЛА. Ну, дальше тогда.

МИНЯ. «Голос соловьиный, да рыло свиное. Русская пословица.»

ФЕКЛА. А это ты к чему?

МИНЯ. Сама написала. Мудрая мысль такая. Кладезь. Великий русский язык.

ФЕКЛА. А-а. Дальше давай. Успокоительное что-нибудь найди…

МИНЯ. «Для человека, привыкшего уважать себя, смерть – гораздо легче унижений. Н.Г. Чернышевский.»

ФЕКЛА. Вот уж точно, Николай Григорьевич, ох, Николай Григорьевич, ух, Николай Григорьевич… Вот уж точно…

МИНЯ. «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно…»

ФЕКЛА. Вот это хорошая. Читай давай с чувством.

МИНЯ. «Не было мучительно больно!! Больно!!! За бесцельно прожитые годы!!! Чтобы не жег позор!!! За подленькое!!! И мелочное!!! Прошлое!!! Эф. Эм!!! Достоевский!!!…»

ФЕКЛА. Хорошая, хорошая… Читай..

МИНЯ что-то бубнит.

Все в разных углах дома.

Темнота.

Конец первого действия.