"Зона поражения" - читать интересную книгу автора (Воронов Никита)

Глава вторая БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

Человек за рулем наконец отыскал свободное место, припарковался и выключил двигатель.

— Извините, но дальше придется пешком.

— Дождь, — отметил сидящий рядом молодой мужчина. Прежде чем выйти, он повернулся к расположившемуся сзади пассажиру: — Все в порядке?

— Здесь недалеко. — Водитель также с некоторым смущением посмотрел назад и добавил: — У меня есть зонтик!

Ответа пришлось подождать — тот, к кому они обращались, славился тем, что никогда и нигде не принимал поспешных решений.

Сухонький, чисто выбритый старичок в дорогом костюме… Наконец, он утвердительно кивнул поредевшим седым хохолком на макушке:

— Ну разве что… Ничего, прогуляемся.

Первым вышел пассажир с переднего сиденья. Профессионально оценил обстановку и, тихо щелкнув предохранителем, убрал руку из-под полы просторного пиджака:

— Прошу вас!

Водитель уже был тут как тут. Обежав нескончаемо длинный, похожий на черную субмарину представительский «мерседес», Он потянул на себя дверцу и раскрыл над головой старика обещанный зонтик:

— Прошу.

Так они и пошли: впереди — молодой плечистый здоровяк, а за ним, в двух шагах, охраняемое лицо и сопровождающий.

— Там, дальше — пешеходная зона… Сами понимаете — Старый город, исторический центр! Никак нельзя…

Водитель продолжал зачем-то оправдываться, но старик его почти не слушал.

— Вот, посмотрите — Рыцарские ворота. Существует легенда, что…

— Я знаю. Спасибо.

Это было сказано таким тоном, что человек с зонтиком осекся на половине фразы, и дальше они двигались в полном молчании.

Старик действительно знал эту крохотную, игрушечную республику на юго-востоке Балтики, знал и испытывал к ней давнюю почти инстинктивную неприязнь степного кочевника к оседлым, благополучным и сытым жителям городов.

Повсеместная, доведенная до абсурда аккуратность и чистота… Невесомые, больше похожие на декорации для детских сказок, силуэты бесчисленных башен и башенок. Кованые флюгера, мансарды под розовой черепицей… Пахнущий рыбой и водорослями ветер с моря. Вежливые, ничего не значащие улыбки. Но больше всего старик ненавидел местный акцент — протяжный, неторопливый, придававший самым привычным русским словам и фразам некий оттенок западной, европейской респектабельности.

Первый раз он попал сюда в сорок шестом, когда спутника еще и на свете-то не было. В республике полным ходом шло «восстановление» советской власти: большинство продуктов уже распределялось по карточкам, леса с боями прочесывались армией и спецподразделениями НКВД, а в промышленных центрах одна за другой раскрывались подрывные буржуазно-националистические и «фашистские» организации.

Каждую ночь волны выбрасывали на берег очередные трупы неудачливых беглецов, пытавшихся чуть ли не вплавь добраться до нейтральной Швеции…

К тому же, очень сложно было вести полноценную агентурную работу. Особенно в столице: город крохотный, все у всех на виду, а конспиративные квартиры засвечены еще со времен деникинской контрразведки.

Старик вздохнул… Однако, справились!

В середине семидесятых он приехал сюда снова — уже не по службе, а так, в отпуск, отдохнуть с женой и дочерью в пансионате «большого» ЦК.

Республику было трудно узнать. Казалось, сделано все, чтобы водворить местных жителей в единую семью советских народов: одинаковые газеты и голоса по радио, те же портреты на площадях, те же очереди за дефицитом. В уютных некогда кафе и ресторанчиках постепенно приучались хамить посетителям, да и улицы уже были вовсе не так чисты и опрятны. Но…

Неожиданно старик понял. Он вдруг отчетливо осознал, что не любит этот кусочек рассыпавшейся и некогда великой империи именно за то, что он сам и тысячи подобных ему сделали с крохотной, уютной и беспомощной страной на балтийском побережье!

В девяносто первом… Тогда людям, которыми он руководил, еле удалось вывезти из-под носа ошалевших от победы борцов за независимость архивы российских спецслужб.

Личные и рабочие дела агентуры, данные литерных мероприятий, бесчисленные тома оперативных разработок… Опасные знания — и оставить их новой власти было бы негуманно. Это значило то же самое, что подарить несмышленым детишкам большую коробку гранат, пластида и детонаторов.

Так что, некоторым образом, юная демократия теперь перед стариком в неоплатном долгу…

Старый Город — пешеходная зона, архитектурный заповедник. Узкая, вымощенная булыжником улочка изогнулась и неторопливо поползла вверх, к зубчатым стенам цитадели. Из-за противной, даже по местным меркам, погоды праздношатающейся публики почти не встречалось: только туристы группами и по одиночке, да несколько усталых русскоязычных проституток. Обыватели уже расселись дома перед телевизорами, а те, что помоложе и посостоятельнее, коротали время за столиками многочисленных кафе и пивных подвальчиков.

Луж не было, но подошвы опасно скользили по мокрой мостовой.

— Простите! — Сопровождающий задел старика краешком зонтика.

— Ничего…

Площадь перед театром размерами больше напоминала внутренний дворик: места на ней еле-еле хватало для бронзового памятника Легионерам и некоего подобия неработающего фонтана. Судя по афише, сегодня давали «Гаянэ» Хачатуряна — очередной аргумент против тех, кто решился бы обвинить местную интеллигенцию в оголтелом национализме.

— Сюда?

— Да, одну минуточку.

Вооруженный охранник внимательно наблюдал за действиями человека с зонтиком, умудряясь одновременно не выпускать из поля зрения окружающее пространство.

Кажется, оснований для беспокойства не возникло.

— Осторожнее, здесь ступенька…

В театр они попали через служебный вход. Шагнувший было навстречу вахтер узнал сопровождающего, и обошлось без ненужных формальностей. Миновав бесконечный, полутемный коридор, единственным украшением которого являлись несколько парней далеко не балетного телосложения, спутники поднялись по чисто вымытой мраморной лестнице.

В холле перед дверью с медной табличкой скучала еще пара крепких ребят с одинаковыми прическами.

— Здравствуйте, господа! Прошу, присаживайтесь.

Человек, шагнувший навстречу, был со стариком одного возраста, разве что, чуть повыше и поплотнее.

— Здравствуй, Вилор… Узнаю! — Гость пожал протянутую руку и обвел взглядом кабинет. — Ты всегда любил придумать что-нибудь этакое.

— А почему бы и нет? Театр — это прекрасно… а главное, никому не внушает никаких подозрений!

Они остались втроем: охранник у двери, на стуле, а собеседники — в кожаных креслах напротив друг друга.

— Как добрался, Андрей?

— Нормально.

— Выпить не предлагаю…

— Правильно делаешь. Я уже давно ничего крепче кефира не употребляю — возраст!

— Да-а… А раньше-то, помнишь?

— Помню, Вилор. Так ведь раньше и ты по-русски без акцента говорил!

— Времена другие, — поморщился хозяин. — Все меняется. Только вот характер у тебя с годами не улучшился, это точно.

— Поздно меняться…

Когда-то они учились вместе, на ускоренных курсах НКВД под Горьким. Потом дружили семьями: тогда еще у обоих были семьи… Последний раз виделись уже генералами: один руководил крупнейшей советской резиденту-рой, а другой прибыл из Москвы его сменять.

Официально оба числились в запасе и кого-то о чем-то консультировали.

Откуда-то из-за камина послышалась мелодичная трель.

— Идут! — прокомментировал хозяин.

— Спасибо.

Потом они так и сидели молча, один напротив другого — ждали. Да уж, что-что, а ждать оба научились в незапамятные времена…

Дверь без стука и скрипа раскрылась. Все трое поднялись навстречу вошедшим: охранник немного быстрее, а старики с достоинством, не торопясь.

— Здравствуйте!

Первым в кабинет шагнул черноволосый, плохо выбритый кавказец почти двухметрового роста, с фигурой профессионального тяжелоатлета и глазами убийцы. Охранники с такой внешностью привлекают к себе излишнее внимание и редко бывают эффективны — но… очевидно, сказывался восточный колорит со своеобразной системой внешних приоритетов и представлениями о престиже.

Вслед за ним появился мужчина, похожий одновременно на профессора экономики и на полевого командира повстанческих формирований.

В принципе, и то и другое вполне соответствовало действительности. Гость происходил из очень знаменитого на Кавказе рода, получил европейское образование и до начала девяностых руководил крупнейшим на юге России университетом. Как и положено, был членом бюро республиканского комитета партии, избирался в Верховный Совет страны… В новых условиях тоже не потерялся — многие прочили ему на родине по меньшей мере министерский пост, и первые шаги в этом направлении влиятельной родней и сочувствующими уже делались.

Однако судьба распорядилась иначе. Русские танки двинулись восстанавливать на вечно неспокойных горных окраинах конституционный порядок, и уже через неделю на всех телевизионных пресс-конференциях рядом с мятежным президентом замелькало симпатичное и умное лицо бывшего ректора-экономиста. Потом он исчез с экранов и теперь, по данным службы внешней разведки, выполнял особо конфиденциальные и деликатные поручения правительства сепаратистов в разных точках земного шара.

Гость был человеком исключительной осторожности и почти звериного чутья — поэтому все попытки ликвидировать его результата не давали. Только раз, в Цюрихе, покушавшиеся почти достигли цели: взрывом выбило все витрины в округе, а от автомобиля, принадлежавшего крупному швейцарскому банку, остался кусок догорающего железа… Пострадала куча народа, кое-кто из оказавшихся рядом даже погиб — сам же объект «акции» отделался контузией и осколками в ноге. С тех пор он почти незаметно прихрамывал.

Впрочем, некоторые аналитики высказывали мнение, что и это, и другие неудавшиеся покушения носили характер, скорее, не политического террора, а внутриповстанческих финансовых разборок…

Обошлись без рукопожатий.

— Прошу вас, присаживайтесь.

Все было согласно протоколу: три одинаковых глубоких кресла вокруг журнального столика.

— Ребята могут идти?

— Да, пожалуй.

— Конечно… — собеседники отдали соответствующие распоряжения, и охрана покинула кабинет.

Они остались втроем за бесшумно и плотно прикрытыми от остального мира дверьми.

— Я вам не мешаю? — уточнил тот, кого старик называл по имени, Вилором.

— Что вы! — деланно удивился гость, пришедший последним. Собственно, чем меньше чужих ушей, тем лучше, но в данном случае хозяин выступал в качестве гаранта безопасности и полной секретности встречи, имея неоспоримое право контролировать ситуацию.

Тем более что ему все равно ничего не стоило бы при желании нашпиговать место беседы разнообразной электронной гадостью.

— Я искренне, искренне благодарен нашему общему прибалтийскому… другу. Благодарен за те усилия, которые он предпринял в ответ на мою просьбу.

— Надеюсь, общение будет взаимно полезным.

— Я вас слушаю…

Старик мог себе позволить некоторую сухость в голосе: инициатива встречи исходила от собеседника.

— Видите ли… — Человек напротив замешкался, не зная, какую форму обращения выбрать.

— Генерал, — пришел ему на помощь хозяин. — Вы можете обращаться к моему коллеге именно так.

Старик кивнул:

— Совершенно верно! Не возражаете, если я буду называть вас — Посланник?

Из аналитической справки разведотдела старик знал, что именно под этим псевдонимом собеседник когда-то издал свою первую, так и не принесшую ему славы книжку стихов. И что подобное обращение ему всегда льстило…

К тому же избыточная информированность часто выводит неискушенного оппонента из равновесия.

— Да, конечно!

В конце концов, болезненное тщеславие — рычаг посильнее алчности и похоти. Беседа еще не началась, но старик уже набирал очки…

— Надеюсь, нет необходимости напоминать о том, что даже сам факт нашей встречи ни при каких обстоятельствах не должен стать достоянием гласности? Вне зависимости от ее результата. Мы находимся в состоянии войны…

— Мы находимся в состоянии внутригосударственного вооруженного конфликта, — поправил собеседника Генерал.

— Видите ли, с точки зрения… — встрепенулся тот, явно задетый за живое.

Но Посланника перебил хозяин:

— Господа! Давайте оставим правовые аспекты всего происходящего на откуп дипломатам и кабинетным политикам. Вы ведь не за этим сюда ехали, верно?

Пришлось согласиться. Судя по всему, официальной санкции на переговоры с представителем вражеской стороны Посланнику никто не давал. Неизвестно, уж по какой причине, но действовал он в обход общепринятых каналов: через глубоко законспирированные финансовые и силовые структуры Европы. Впрочем, и Генералу не поздоровилось бы, попади в чужие руки информация о сепаратных контактах российских спецслужб с мятежными лидерами Кавказа.

— Я вас слушаю.

— Видите ли, время для всех сейчас крайне сложное, непростое…

— Давайте-ка без лирических отступлений, ладно? — Генерал пока не видел оснований соблюдать правила хорошего тона.

Красивые черные глаза Посланника опасно сощурились:

— Хорошо!

Он был отчаянно самолюбив, и если не встал сейчас же и не покинул кабинет, хлопнув дверью, — значит, причины для этого имелись серьезные.

— Хорошо… Вы хотите получить назад своих пленных?

— Сколько? — пропустил удар Генерал.

— Всех. Или почти всех!

Это был сильный ход… Собеседник даже не сразу сообразил, что ответить.

— Да. Мы хотели бы вернуть домой военнослужащих и мирных россиян…

— Вы почему-то не прибавили: «военнослужащих и мирных россиян, насильственно удерживаемых незаконными вооружёнными формированиями»… Так, кажется, это звучит по московскому телевидению? — Теперь уже в голосе Посланника явственно угадывалась издевка — он был вовсе не так прост, как показалось в начале встречи.

Старею, подумал Генерал… Начинаю недооценивать противника. В конце концов, вопрос слишком серьезный, чтобы придуриваться.

— Что вы хотите взамен?

— Речь не идет о выкупе… Речь идет о не коей услуге, которую одни частные лица могли бы оказать другим.

— Частные лица… — Генерал поморщился. — Допустим! И эти частные лица — они действительно смогут выполнить свои обязательства?

— Если услуга будет оказана? — уточнил Посланник. — Безусловно!

— Хорошо. Это — интересно. Теперь хотелось бы услышать, что требуется от нас.

В воздухе на секунду повисла тяжелая, душная пауза.

— Я позволю себе некоторое отступление… Вы не будете больше сердиться?

Генерал только крякнул — вот ведь сопляк! Уел-таки старика, сукин сын.

— Говорите…

— Мы — очень бедный народ. Гордый, но бедный… Каждая копейка на счету. Вы понимаете?

— Понимаю. Кто-то давно сказал, что для любой войны необходимы три вещи: деньги… деньги… и еще раз деньги.

Посланник вежливо улыбнулся:

— Интересная мысль… Так вот! Конечно, каждый жертвует в меру сил — плюс чем-то братья по вере помогают, соседи. Из этого и образуется нечто вроде резервного фонда. Понимаете?

— Понимаю! — больше всего Генерала нервировала профессорская манера собеседника переспрашивать в конце каждой фразы. — Дальше?

— Нашлись негодяи… Выродки! Они украли у своего народа его достояние.

— Все достояние украли? — живо поинтересовался старик. С практической точки зрения ответ на вопрос мог означать многое. — Или только часть?

Посланник сделал вид, что не слышит иронии:

— Более двух миллионов долларов… Это серьезная сумма.

— Да, пожалуй! Тем более для гордой, но бедной республики, которая к тому же воюет?

— Послушайте, если вас смущает, что деньги пойдут на нужды сопротивления… не беспокойтесь! Это, если можно так выразиться, личные сбережения тех самых частных лиц, о которых я уже упоминал в начале беседы.

Ситуация постепенно прояснялась.

— Значит, об этих деньгах широкие массы вашей революционной общественности не знают?

— Видите ли… У людей, облеченных властью, несущих на себе тяжелое бремя ответственности, у них же должны быть какие-то материальные гарантии на случай непредвиденного поворота событий? — Посланник явно искал понимания.

— Вопросы морали меня уже давно не интересуют. Давайте подробности!

Со слов сидящего напротив человека, одно из сочувствующих исламских государств передало на нужды священной войны с неверными некоторую сумму в валюте. Из этой суммы сразу же значительная часть — два миллиона двести тысяч долларов США купюрами нового образца попала… в личный фонд некоего лица. Посланник не называл его, но, судя по всему, деньги присвоил сам мятежный президент.

Это, в сущности, было неважно. Куда важнее, что по пути от высокогорного села, где базировался штаб сепаратистов, до пункта, откуда «президентская доля» должна была отправиться на его личный счет в один из европейских банков, валюта исчезла. Обстоятельства пропажи указывали на то, что чемоданчик с деньгами украли именно те, кому он был вверен, — ближайшие из ближайших, доверенные из довереннейших… Родственники! Те же обстоятельства не позволяли заинтересованным лицам вести поиск в открытую, своими силами.

— Понятно. То-то меня сумма смутила! Стали бы вы, думаю, за два «лимона» баксов пленных выпускать… На переговорах бы раз в десять больше потребовали, верно ведь?

— Ну одно дело — общественные деньги… А личное — оно всегда дороже! И вам прямая выгода.

Оба на поверку оказались нормальными, здоровыми циниками и, облегченно отсмеявшись, вернулись к делу:

— Но ведь возможности российских спецслужб в контролируемых вами районах весьма ограничены? Как именно вы представляете себе наше взаимодействие?

— Господа… Может быть, кофе? Или чай? — подал голос хозяин, о существовании которого собеседники как-то даже забыли.

Генерал оценил его деликатность. Убедившись, что беседа перетекла в конструктивное русло, прибалтийский разведчик еще раз таким образом поинтересовался, не мешает ли он своим присутствием. Все-таки вымирающее поколение «рыцарей плаща и кинжала» уходит в прошлое — с неписаным кодексом чести и наивными правилами честной игры… Это сейчас в шпионы лезут все, кто ни попа-дя: журналисты, артисты, домохозяйки. Откуда же взяться культуре получения секретной информации в век, когда все измеряется в долларах, фунтах и даже неконвертируемых израильских шекелях?

— Нет, спасибо… Оставайся с нами!

— Да, разумеется. Мы очень признательны. — Посланник кивнул и после некоторой сценической паузы продолжил: — Есть все основания полагать, что похищенное уже находится далеко за пределами чашей… нашей сферы влияния. Более того! Не исключено, что вскоре деньги окажутся там, откуда их уже не возможно будет вернуть законным владельцам.

— Под законным владельцем, я думаю, подразумеваются отнюдь не широкие народные массы?

— Я имею в виду тех… — парировал собеседник, — тех сугубо частных, но очень влиятельных лиц, которые обладают достаточными полномочиями для скорого возвращения домой десятков несчастных пацанов, находящихся в плену.

— Логично, — кивнул Генерал. — Но в случае…

Неожиданно что-то громыхнуло, раскатисто и неопасно: звук был приглушен то ли расстоянием, то ли толстыми стенами.

— Гроза?

— Нет. — Хозяин согнал с лица улыбку и сверился с циферблатом старинных напольных часов. — Спектакль начинается. У нас изумительная балетная труппа… Не видели?

— Как-то не довелось! — сокрушенно покачал головой Посланник. Там, в зале, оркестр исполнял что-то красивое и торжественное, но восточное великолепие музыки достигало слуха собравшихся в кабинете лишь в виде тревожного рокота ударных инструментов.

— Вот так всегда: работа, работа, работа… — по-стариковски вздохнул Генерал. — А жизнь проходит мимо.

— Уже прошла, — уточнил хозяин.

Считается, что профессия накладывает отпечаток на характер человека, на его восприятие окружающего мира. Сказать так о кадровых сотрудниках спецслужб — значит не сказать ничего… Для этой категории людей просто рано или поздно перестает существовать что-либо вне их профессиональных интересов.

Любой собеседник оценивается лишь как источник возможной опасности или потенциальный объект для вербовки. Дуплистые, изумительной красоты деревья в старинном парке начинают привлекать внимание в первую очередь в качестве тайников при бесконтактной передаче информации… и даже нехитрый рассказ ребенка, вернувшегося из школы, они воспринимают в одном ряду с сообщениями агентуры и доверенных лиц.

Ущербность сотрудников специальных служб как раз и заключается в том, что они этой ущербности не замечают. Так, хозяин и Генерал были не просто коллегами, но друзьями, друзьями молодости из тех, о которых говорят, что «старый друг лучше новых двух»… И с точки зрения их понятий о дружбе не было ничего странного и ненормального в том, что, разведенные судьбой по разные стороны государственных границ, они стали хладнокровными и беспощадными противниками в области профессиональной.

Посланник тоже подготовился к встрече и кое-что знал о взаимоотношениях сидящих сейчас напротив собеседников. Например, контрразведка сепаратистов располагала вполне достоверными сведениями о недавней акции, проведенной людьми Генерала: Москва тогда инспирировала жестокую и грязную кампанию по дискредитации местного, проамерикански настроенного министра обороны. В результате вопрос о вступлении стратегически важной для восточного соседа республики в НАТО отложился на неопределенное время… В ответ прибалты, руководимые сегодняшним гостеприимным хозяином, устроили автокатастрофу резиденту российской Службы внешней разведки и передали в Совет Европы деликатнейшие материалы о поставках сербам в обход санкций тяжелого вооружения бывшей Советской Армии.

Впрочем, как гласит еще одна русская поговорка: «дружба дружбой, а табачок врозь!» Поэтому не удивительно, что именно — и только! — при таких взаимоотношениях партнеров Посланник мог чувствовать себя в относительной безопасности. И рассчитывать на успех возложенной на него деликатной миссии…

— Что значит проходит? — всплеснул руками Посланник. — Что значит прошла? Вах-х… У нас на Кавказе говорят, что вслед за молодостью приходит зрелость. А старость… Для настоящих мужчин всегда все впереди и никогда не поздно жить!

Фраза получилась несколько театральной и здорово смахивала на тост. Но, в общем-то, вполне соответствовала представлению северян о манерах, присущих детям солнечных гор.

— Ладно, спасибо, — улыбнулся Генерал. — Если я…

Окончание его реплики потонуло в каскаде ритмически организованных звуков: то ли оркестр постарался на совесть, то ли просто где-то по коридору приоткрылась какая-то из многочисленных дверей и одной преградой для музыки стало меньше.

— Что это за балет такой громкий? — поинтересовался Посланник.

— «Гаянэ»… знаете? Практически на вашем, кстати, народном материале! — щегольнул эрудицией хозяин.

— Это там знаменитый еще «Танец с саблями»? — по большому счету Генерал плевать хотел на искусство, театры и разные там вернисажи, но согласно неписаным правилам советскому контрразведчику полагалось систематически повышать свой культурный уровень. Это даже в служебных характеристиках отражали…

— Может быть, продолжим?

Времени оставалось немного, тем более что уровень шума за стеной неожиданно вернулся в разумные пределы.

— Да, разумеется… Слушаю.

— Нам удалось уже проделать определенную работу. Вкратце, ее результаты сводятся к следующему…

Собачка была какой-то неопределенной породы — во всяком случае, Владимир Александрович затруднился бы сказать что-то конкретное о ее родителях. Немного от спаниеля, немного от лохматого карманного шпица… Хвост колечком и длинная, с подпалинами, черная шерсть на боках.

Кинолог, парень в новеньком форменном комбинезоне, отдал команду и щелкнул карабином поводка. Чувствовалось, что волнуются оба — и он, и его четвероногая подопечная.

— Легендарная сука! — прокомментировал над ухом Виноградова голос с отчетливым местным акцентом. Собака тем временем двинулась в указанном направлении.

На большой деревянной скамье с поломанной спинкой расположилась компания откровенно асоциальной ориентации — какие-то волосатики неопределенного пола и возраста, парни в коже с заклепками, татуированные девицы. В общей сложности — человек десять. И вели они себя соответственно принятым в этой среде представлениям о свободе: сладковатый дымок, дешевое пойло в бутылках, стаканы, закуска не первой свежести… Трава вокруг была до неприличия изгажена плевками и окурками.

Пока собака преодолевала расстояние до скамейки, рядом с компанией уже остановился полицейский «форд». Еще один патрульный наряд, пеший, перекрывал пути возможного бегства.

С места, где стоял Владимир Александрович, расслышать содержание разговора представителей власти с молодежью оказалось практически невозможно. Но и без того суть диалога сомнения не вызывала: полицейские требовали документы, а в ответ наталкивались на искреннее возмущение граждан, уже начавших привыкать к демократическим свободам.

Подбежала собака… Поначалу вид ее вызвал только ухмылки и некоторое снисходительное оживление: кто-то громко, в расчете на испуг, крикнул, кто-то расчетливо выпустил в нос четвероногому существу струю дыма.

Но на собаку это, кажется, не произвело никакого впечатления. Деловито, сосредоточенно обежав криминогенную компанию, она даже для верности протиснулась между двумя потрепанными «рэйверскими» рюкзаками и села рядом с обычной дорожной сумкой на длинном кожаном ремешке. Подняла морду к небу и коротко тявкнула.

За долю секунды обстановка переменилась. Под прицелом полицейских пистолетов задержанные нехотя, но довольно дисциплинированно улеглись на загаженную траву недовольными лицами вниз. Тех, кто не очень спешил, без особых церемоний поторопили дубинкой.

Подождали кинолога… Подошедший вместе с ним из укрытия детектив в штатском ласково потрепал по загривку четвероногую помощницу и переставил находку поудобнее. Расстегнув «молнию», извлек на свет божий в числе прочего большую банку с этикеткой всемирно известного растворимого кофе…

Собака опять утвердительно тявкнула. Детектив подцепил лезвием перочинного ножа крышку и хорошенько потряс находку. Из банки выпал полиэтиленовый пакет чуть больше того, что выдают в фирменных поездах дальнего следования для гигиенических целей. Только на этот раз вместо салфетки и мыла в нем находился белый, похожий на мел порошок.

— Учтите, во всех сумках размещены сильнопахнущие продукты! — послышался тот же, что и раньше, негромкий голос. — Разный там перец, махорочный табак… чеснок.

В поисках последнего слова говорящий чуть-чуть замешкался:

— Д а, правильно — чеснок!

— А как вы теперь докажете принадлежность наркотиков? Все же будут отпираться. Может получиться «бесхозка»… — несмотря на значительное расстояние до места действия, Виноградов старался отвечать почти шепотом.

— Их же много… Кто-то обязательно расколется, даст показания, а остальное уже, сами понимаете, дело техники. Кроме того, велась негласная видеосъемка, там обязательно зафиксировано, кто с какими вещами появился.

— Классно! — оценил работу коллег Виноградов.

Тем временем задержанных уже начали довольно бесцеремонно обыскивать и грузить в подошедший автобус с кокетливыми занавесочками на окнах.

— Жестко! Всегда так работаете или?..

— Когда как…

Заплеванный пятачок опустел.

Виноградов уже собрался встать со своего наблюдательного пункта, как вдруг недостроенный дом напротив полыхнул изнутри пронзительно-ярким белесым пламенем, содрогнулся и осыпался на асфальт мелкой крошкой выдавленных наружу стекол. Насмотревшийся подобных фейерверков Владимир Александрович вмялся в пол и непроизвольно зашарил по бедру в поисках кобуры: опыт подсказывал, что вслед за первыми взрывами часто следует интенсивная перестрелка.

Так и произошло… Откуда-то справа, невидимый из-за металлических ржавых конструкций, заявил о себе пулемет. Короткими, злыми трассами он прошелся по пустынным оконным проемам и не прекращал огня, пока под прикрытие стен, в «мертвую зону» не перебежало несколько угловатых фигурок в черном.

Одинаково экипированные и вооруженные, они не воспринимались как отдельные персонажи разворачивающихся событий, скорее, это были великолепно отлаженные, ставшие единым целым элементы наступательной машины. Практически не снижая темпа, они специальными средствами расчистили себе вход и одновременно исчезли в здании — кто-то через недостроенный второй этаж, кто-то низом… Некоторое время изнутри еще доносились отчаянные пистолетные выстрелы и хлопки штурмовых гранат.

Потом все стихло. В угловом проеме что-то мелькнуло, и с высоты на кучу битого стекла вывалилось изогнувшееся в полете тело: джинсы, рубашка болотного цвета…

— Тьфу, блин!

Кто-то рядом облегченно выматерился:

— Во дают! Я уж было подумал…

Чучело выглядело настолько натурально, что обманулся не только Виноградов.

— Это что — национальный юмор? — поинтересовался он.

— Спецназ! — со снисходительной улыбкой пожал плечами представитель республиканского МВД.

Зрители постепенно приходили в себя от грохота и обилия впечатлений.

— Тут в пресс-релизе указано… Так, вот пункт: «демонстрация действий специального подразделения Министерства внутренних дел „Викинг" по ликвидации вооруженной банды террористов». Это оно и есть? — подошедший корреспондент ИТАР-ТАСС приготовился записать — сдвинул на бок фотоаппарат и переложил бумаги в левую руку. Брюки его на коленях испачкались, плечо было присыпано известкой.

— Да, совершенно верно!

— Скажите, случались ли в практике вашей полиции случаи реального применения этих навыков? И какого рода террористы имеются в виду — политические, уголовные?

— Знаете… На завтра запланирована пресс-конференция господина министра. Там будет и командир «Викинга», лучше задать этот вопрос ему. Этот и другие вопросы, ладно?

Корреспондент пожал плечами — что же поделаешь… В каждой избушке свои погремушки.

— Минуточку! — Представитель МВД теперь стоял в окружении подопечных журналистов. — Все собрались?

Ответом был неорганизованный, но вполне миролюбивый гомон: пишущая и снимающая братия осталась вполне довольна «показухой».

— Сюрприз!

У противоположного края площадки невесть откуда появился внушительных размеров фанерный щит, выкрашенный в цвета национального флага.

— Спокойно… Прошу тишины.

Прямо над головами заинтригованных сотрудников прессы, едва различимые среди посторонних шумов, раздались частые хлопки.

— Что это?

— Обратите внимание… — до щита было метров пятьдесят, и теперь поверхность украсилась очень подробным, со множеством мелких деталей, изображением герба Министерства внутренних дел республики. — Это наша элита, снайперы Департамента по борьбе с организованной преступностью.

Работа была действительно неплохая: многочисленные дырки от пуль образовывали равномерные, словно простроченные на швейной машинке линии. Да и плотность огня…

Журналисты уже щелкали фотоаппаратами, но первыми рядом со щитом оказались ребята из съемочных групп телевидения.

— Какое оружие используется вашими людьми?

— Можно ли встретиться с кем-нибудь из стрелков?

— Эти ребята — они бывшие спортсмены?

— Ведется ли отбор в элитные подразделения по национальному признаку?

Попавший в плотное кольцо прессы представитель МВД лишь загадочно щурил глаза и мотал головой:

— Все — завтра! Вот господин министр выступит…

Кто-то из особо активных корреспондентов уже лез туда, где, по его мнению, находилась огневая позиция снайперов.

— Господа! Прошу в автобус. Обед… Ждать не будем.

Волшебное слово умерило пыл вечно голодных журналистов, и Владимир Александрович вместе со всеми направился к выходу с полигона.

— Вам понравилось?

— Спасибо, очень неплохо…

После обеда Виноградов решил прогуляться по магазинам. И не то чтобы его интересовало нечто конкретное…

В принципе, дома сейчас можно купить все, что хочешь, и даже больше. Потому что о существовании многих вкусных и красивых вещей до недавнего времени россияне и не догадывались. Плоды авокадо и текила с солью, часы от «Картье» и белоснежные джакузи изредка встречались в лексиконе дипломатов, подвыпивших моряков загранплавания и кремлевских функционеров… Но даже теоретически подкованная творческая интеллигенция, прочитав нечто подобное на страницах переводного романа, начинала паниковать и метаться в поисках словаря иностранных слов.

А широкие массы трудящихся легко обходились и без этого, как, впрочем, вынуждены обходиться и сейчас, на нелегком пути от развитого социализма к недоразвитому капитализму.

Словом, прогулка по магазинам носила для Владимира Александровича, скорее познавательный, чем коммерческий характер. Тем более что местные деньги выглядели почти как настоящие и, если верить обменному курсу, должны были покупательной способностью соперничать с долларом.

— Простите…

— Ничего! — Виноградов и сам не заметил, что отвечает по-русски. Высокая вращающаяся зеркальная дверь в супермаркете рядом с ратушей проектировалась, очевидно, каким-нибудь тайным человеконенавистником… Поэтому разойтись в ней двум встречным казалось почти невозможным.

— Саньч? Это ты, что ли?

— Вроде бы… — Владимир Александрович повнимательнее вгляделся в лицо собеседника.

— Какими судьбами?

К злополучной двери устремились потоком очередные потенциальные покупатели, и мужчинам пришлось отойти в сторону.

Отойти уже вдвоем. Вместе.

— Рад, тебя видеть, Василий.

— Я тоже… Слушай, как удачно получилось!

Виноградов не верил в случайные совпадения. Он вообще уже давно ни во что не верил. И теперь ожидал продолжения.

— Так какими судьбами-то опять к нам? И вообще, где ты, что ты?

— О, это долгий разговор! — Он еще не определился с линией поведения и поэтому давал собеседнику возможность проявлять инициативу. — Столько лет прошло.

— Да уж, действительно, — кивнул человек, которого Владимир Александрович назвав Василием. — Торопишься?

— Как сказать…

— А то, может быть… Помнишь «Погреб»? В котором мы тогда…

— Разумеется, помню! — Вопрос собеседника прозвучал почти недвусмысленным напоминанием о старом, до сих пор не оплаченном долге и Виноградов отреагировал, как подобает офицеру и просто порядочному человеку.

— Ты пить еще не бросил?

— Нет, пока употребляю.

— Вот и отлично, пошли! Расходы мои.

— Ну раз так… — Если кто-то действительно захотел пообщаться, то рано или поздно свое намерение осуществит. Только в следующий раз это может произойти в более грубой и неинтересной форме. А тут представлялась возможность сочетать безусловно приятное с относительно полезным. — Я рад видеть тебя, Вася. Именно тебя!

И мужчины направились в сторону набережной…

Если сейчас прибалтийский национализм стал просто одной из привычных, характерных черт непомерно разбухшего государственного аппарата, то лет пять-шесть назад он то и дело проявлялся в каких-то выходящих за рамки приличий, показных, истерических формах… У работавшего тогда в транспортной милиции капитана Виноградова на руках было отдельное поручение — допросить подозреваемого в ряде серьезных преступлений гражданина Линдера, собрать данные, характеризующие его личность и выполнить ряд других, предусмотренных законодательством оперативно-следственных мероприятий.

Для чего Владимир Александрович и прибыл в столицу некогда Союзной, а в то веселое время только-только провозгласившей независимость республики. Прибыл и почти сразу же убедился, что русских здесь еще не режут, но уже демонстративно не любят. Причем активнее всего декларировали лояльность новой власти как раз те, кто долгие годы в президиумах конференций и собраний партийно-хозяйственного актива учил «новую общность — советский народ» пролетарскому интернационализму…

В Генеральной прокуратуре капитану Виноградову категорично и даже не слишком вежливо объяснили, что ни о каких следственных действиях не может быть и речи! Это безусловная прерогатива местных правоохранительных органов, к которым и следует обратиться… но разумеется, не ниже чем на межгосударственном уровне.

Права человека — прежде всего, сообщили Владимиру Александровичу. А заодно намекнули, что пребывание на территории страны представителя спецслужбы соседнего государства в нынешней непростой обстановке может закончиться дипломатическим эксцессом. Или еще чем-нибудь похуже… Это было не страшно, но до слез обидно. И если бы не отчаянный «русскоязычный» опер со странной фамилией, уехал бы Виноградов не солоно хлебавши. Благодаря же Васе Френкелю… Их совместные похождения заняли чуть больше суток, но вполне составили бы сюжет для лихого авантюрного романа. Здесь было все: ужин при свечах, очаровательная помощница из валютных проституток, психологические фокусы для отмороженных телохранителей и мелкие проказы с телефоном. Неизвестно, кто рисковал больше, но следующим вечером Владимир Александрович уже покидал негостеприимные балтийские берега, увозя в своем купе целую кучу необходимых бумаг и упившегося до беспамятства господина Линдера.

Прощаясь, новый приятель шутил: когда, дескать, совсем прижмет в этом национальном раю, приеду к тебе в Питер. Политическим эмигрантом… Лишь бы не беженцем, отвечал капитан: он видел кавказские погромы и толпы, бредущие по пыли обстреливаемых дорог.

Оба надеялись на скорую встречу, но судьба решила иначе… К осени девяносто третьего старший лейтенант Френкель уже вылетел из Департамента безопасности с формулировкой «за нелояльность и недостаточное владение государственным языком». Сведущие люди поговаривали и о его связях с коммунистическим подпольем, во всяком случае, в числе взятых в плен добровольных защитников Белого дома обнаружилась и Васина фамилия.

От амнистии Френкель отказался, чем доставил немало хлопот победителям. Делать для оппозиции еще одного политического мученика в планы сторонников президента не входило, поэтому кто-то умный сообразил: без лишнего шума интернационалиста-практика выдворили за пределы страны. На родину. И хотя Вася не переставал заявлять, что паспорт у него выдан еще СССР и в родной Прибалтике такие лица имеют статус только «временно проживающих», заявление его о предоставлении российского гражданства, естественно, отклонили.

Последнее, что слышал о бывшем оперативнике ставший к тому времени майором Виноградов, это то, что разочаровавшись в законе и людях, призванных воплощать его в жизнь, Василий Маркович Френкель выехал на постоянное место жительства по израильской визе.

— Узнаешь? — Расстояния здесь были такими, что по пути от супермаркета собеседники не успели обменяться даже парой фраз.

— Да-а… Эх, молодость, молодость! — Они как раз поравнялись со скромной служебной дверью, упрятанной в тени арки.

Вход этот был устроен так, что случайный прохожий даже не обратит на него внимания. И неспроста — за дверью, в помещении электрощитовой некогда располагался специально оборудованный пункт «технического контроля» КГБ. Отсюда можно было вести негласную фотосъемку и видеозапись происходящего за столиками, а повсеместно натыканные микрофоны решали проблему звукового сопровождения.

Название кафе приблизительно переводилось на русский язык как «Кирпичный погреб» и использовалось контрразведкой для компрометации иностранцев. После провозглашения независимости объект перешел по наследству к Министерству внутренних дел: формы и методы остались те же, сменились только приоритеты. К прошлому приезду Владимира Александровича здесь как раз хозяйничал Френкель, и именно отсюда они вдвоем вывезли на вокзал бесчувственное тело подозреваемого.

— Кстати… чем закончилась эта история? — С господином Линдером? — переспросил Виноградов и пожал плечами. — Не помню уже. Сдал его дежурному следователю… Потом, кажется, все-таки осудили.

— Сейчас уже на свободе, наверное!

— Коне-ечно… Такие долго не сидят.

— Прошу!

На этот раз они воспользовались парадным входом. Кажется, ничего не изменилось: те же скатерти в клеточку, полумрак… Только вот администратор другой — помоложе, да на месте «волшебного зеркала», через которое можно было незамеченным наблюдать за всем залом, висит резное панно в национальном стиле.

— Все, можно не беспокоиться! — перехватил взгляд Владимира Александровича провожатый. — Еще при мне кафе приватизировали… Новые владельцы тогда предпочли обойтись без полицейской «крыши», пришлось все в спешном порядке демонтировать, вывозить незаметно.

Усаживаясь поудобнее, майор усмехнулся:

— Вот оно что… А я-то голову ломаю, чего мы сюда потащились!

— Да, здесь единственное место, в котором я уверен, — не стал отнекиваться собеседник.

Понимающему человеку эта фраза говорила о многом, и именно поэтому Виноградов предпочел пока промолчать.

— Выбери что-нибудь — на свой вкус!

Владимир Александрович даже не стал брать в руки меню:

— Спасибо, но нас сегодня так накормили…

Впрочем, сидящий напротив был, наверное, в курсе всех его передвижений по городу: «случайные» встречи вроде сегодняшней готовятся заблаговременно и не одним человеком.

— Выпьешь?

— Коньяк здесь приличный?

— Да, вполне. Значит, тогда еще кофе и чего-нибудь… — Френкель подозвал официанта и сделал заказ. Судя по символическому количеству закуски, он также не успел проголодаться. — Так какими судьбами?

— Случайно… — пожал плечами Владимир Александрович. Если собеседник хочет сначала для приличия поболтать о пустяках, это его право. — У вас здесь что-то вроде международной конференции.

— Вот как? Интересно!

— Да так себе… Мероприятие для галочки, в духе добрых застойных традиций.

— Что-то полицейское?

— Можно сказать… Тема такая: «Восточная Европа и проблемы организованной преступности».

— А у организованной преступности есть и проблемы? — поднял брови Френкель.

— Нет, это у Европы проблемы! — поддержал шутку Виноградов.

— И вы их будете здесь решать?

— Я же сказал, мероприятие для галочки. Много всяких слов, деклараций, программ по сотрудничеству и искоренению… А сегодня ваш «Викинг» даже целое шоу для прессы устроил!

— А ты-то каким боком? Раньше все больше по таким симпозиумам генералы катались или племянники чьи-нибудь…

— Случайно! — повторил Владимир Александрович. Собеседник никак не отреагировал на запущенное им в последней фразе словечко «ваш» — или не расслышал, или не захотел расслышать. — Я же теперь в главке что-то вроде референта по связям с общественностью… А всего семь мест на Россию выделили! Из Москвы, конечно, четверо. Два места на Питер и одно — парню из Пскова, потому что пограничный город.

— Менты?

— Всякой твари… — пожал плечами майор. Лично он в данный момент представлял российскую милицию, а за остальных ручаться не следовало.

— Загружен? Работы много?

— Не-ет! Готовлю шефу разные справки для круглых столов, кое-какую статистику… Доклад, который я ему набросал, вроде нормально восприняли, теперь пытаюсь организовать еще парочку интервью.

— Ну-ка, давай — за встречу!

— Будь здоров, Вася!

Под коньячок Виноградов поведал собеседнику краткую каноническую версию последних лет своей жизни: про случайный арест, про медали и увольнение, про квартирку в уютном Стокгольме и возвращение домой… Рассказал, как вынужден был заниматься коммерческим шпионажем и частным сыском. Как восстановился опять в рядах доблестных органов внутренних дел и что из этого вышло.

Рассказал в красках, но придерживаясь принципа разумной достаточности.

— А ты-то как? Ни слуху, ни духу… — кое-что о Френкеле Владимир Александрович, конечно, слышал, но в данной ситуации предпочтительнее было изобразить полную неинформированность. — Расскажи!

Зачастую по тому, о чем врет или просто умалчивает собеседник, намного проще докопаться до реального положения вещей.

Человек напротив со вкусом, не торопясь, отломил себе кусок черного горького шоколада. Поднял рюмку, поморщился:

— Странное дело. Если бы не тот твой приезд… Может, я бы до сих пор был при погонах. Карьеру бы делал!

— Тебя что… ты уволился? — натурально изобразил неведение Виноградов.

— Уволили.

— Из-за этой истории?

— Нет! Позже… — Френкель опрокинул в рот коньяк и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом продолжил: — Понимаешь, я ведь такой был правильный мент… А тут, помогая тебе, все законы нарушил. Стал, понимаешь, пособником иностранной спецслужбы… Но в то же время что это за законы дерьмовые! — Он усмехнулся. — Не очень оригинально, да? Проблема выбора — или закон, или справедливость… А я ведь еще пытался какое-то время так работать, чтобы и то, и другое! «Глухари» поднимал, докопался до самых верхов, даже на нашего президента материалы полезли. И в итоге? С начальством только переругался да врагов нажил кучу. Пока шеф не умер, боялись тронуть. А потом он прямо в кабинете, от инфаркта…

— Это я слышал. Земля ему пухом! — Виноградов представил себе легендарного начальника республиканской транспортной «уголовки», так до самой смерти принципиально и не надевшего нововведенную форму со львами и серебряными погончиками. Его, говорят, и похоронили в милицейском полковничьем кителе при советских еще орденах…

Выпили. Собеседник продолжил:

— Тут ведь еще какое дело? Понравилось мне! Понравилось, что козлы из больших кабинетов остались дерьмо хлебать. Ты Линдера этого увез у них из-под носа, а они остались…

— С твоей помощью!

— Вот именно… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни? А если надо, то все будет так, как решаем мы!

— Тогда ты решил вести свою сольную партию? — в голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки.

И человек напротив это почувствовал:

— При погонах я многое мог! Мог и делал — не для денег, а из элементарного чувства обиды. Жаль, недолго… Они меня очень скоро выгнали.

— И куда ты подался?

— Да всякое было…

Собеседник выдержал паузу, и Владимир Александрович понял, что ответа не последует. Во всяком случае, не сейчас.

— А теперь чем занимаешься?

— Коньяк с тобой пью, Саныч.

Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ — Василий отставил рюмку и придвинувшись близко-близко спросил:

— Ты счастлив?

— В каком смысле?

— У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?

— Ты еще про зарплату спроси. И про машину с дачей! — Владимир Александрович даже не знал, как отреагировать.

— Хорошо… Считай, что спросил.

Виноградов почему-то не обиделся:

— Ну мне уже под сорок… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.

— Это не ново. Нечто подобное я уже слышал.

— Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их, как хотели, и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.

— Не злись. Я понял. Знаешь, поколение наше — это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был — ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.

— Ну сейчас другое время. Нет?

— Ерунда! Все осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы, отличия только в деталях.

— Это ты, пожалуй, загнул! — Беседа уходила куда-то в область высоких материй, а тут Владимир Александрович не был силен. — Тем более что все равно — раз уж так сложилось…

— Система слаба, — неожиданно твердо отчеканил Френкель. — Любая система слаба… и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.

— И ты именно этим теперь занимаешься… — стремясь перевести все в шутку подмигнул майор.

— Не я — мы!

— Вы? — Честно говоря, словоблудие утомило. Тем более что в логике собеседника зиял приметный провал. — Если больше одного элемента, это ведь тоже система?

— Нет. Мы — не система… Мы — просто сообщество, вольное сообщество одиночек. Как у Киплинга, знаешь?

— Закон стаи… — внимательно посмотрев в глаза человеку напротив, он вдруг сообразил, что если у них там все такие, как Френкель, то это более чем серьезно.

Один сибиряк написал про волков, что — да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком — странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.

А вот собаки! Не те, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи — то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе… Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.

Однако случается, отступник выживает в стае, если только клыки его остры и когти не знают пощады. И тогда рано или поздно он становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы, эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.

Собаки понимают, чего следует опасаться, и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.

— Каждый сам выбирает свой путь…

— За некоторых это делают другие люди, — пожал плечами собеседник.

Владимир Александрович пожал плечами:

— Или обстоятельства.

— Да… Осуждаешь?

— По какому праву? Нет… Но и в ладошки хлопать тоже не стану.

— Почему?

— Я и в далеком детстве не верил в добрых разбойников. Так не бывает! Или-или…

Виноградов вытер губы крахмальной салфеткой. Бутылка уже опустела, но опьянение так и не пришло, вместо него томило душу ни разу еще не обманувшее предчувствие надвигающейся беды.

Причем, страха не было… За последние годы вокруг Владимира Александровича погибло столько друзей и недругов, что собственная смерть уже воспринималась им не как пугающая абстракция, а в качестве вполне естественного и неизбежного завершения земного пути. В конце концов, для того чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буковкой на двери.

Есть и другие критерии…

— Заказать еще?

— Нет, спасибо. Я сколько-то должен? — Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранят бумажник.

— Обижаешь… — Собеседник положил несколько купюр на поданный официантом счет. Подождал, пока спина в традиционном сюртуке удалится на достаточное расстояние. — А ведь ты — такой же, как мы.

— А я разве говорю, что лучше?

— Не в том дело! Лучше, хуже… Просто ты — такой же.

Очевидно, это стоило расценивать, как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.

— Слушай, Вася! Я очень рад был тебя видеть. Но если ты предложишь сейчас вместе ограбить Национальный банк или подстрелить хозяина публичного дома…

— Неужели я произвожу такое удручающее впечатление? — хмыкнул Френкель. — Досадно выглядеть в глазах собеседника идиотом!

— Шучу. Извини…

Человек напротив подождал, пока уберут посуду. Придержал только чашечку с недопитым кофе:

— Был такой знаменитый француз — Клод Леви-Страусс. Антрополог, исследователь самых диких и нехоженных уголков планеты… Человек, который почти не бывал дома.

— Ну слышал. В честь него даже джинсы, кажется, назвали?

— Не важно! Но первая фраза его книги звучит так: «Я ненавижу путешествия…» — Френкель устало потер переносицу. — Ты ему веришь?

Виноградов ответил не сразу. Подумал и неожиданно для самого себя сказал правду:

— Да! Абсолютно.

— Вот именно. Он тоже был такой же, как мы — как ты, как я!

— Вася, извини, но… — Владимир Александрович отогнул край манжеты на левой руке. — Время! Сегодня еще вечерний прием в российском культурном центре, мне придется присутствовать.

Френкель тоже посмотрел на часы:

— Да, конечно, понимаю — служба!

— Так что давай о деле? Если хочешь.

— Не хочу… но — надо! — густо выдохнул собеседник. Все-таки коньяк не минеральная водичка, и бутылка на двоих потихонечку брала свое. — Скажи, как по-твоему: два миллиона долларов — это много?

— Много, — честно признал Виноградов. Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении такая сумма при любом раскладе относилась ко второй категории.

— Верно! Хотя, в сущности, это всего-на всего средних размеров «дипломат», кожаный такой, черный. И замочки у него блестящие… — Френкель мечтательно прикрыл глаза.

— Смотря какими купюрами, — уточнил, чтобы что-то сказать, Владимир Александрович.

— Пра-авильно. Какими купюрами? Разумеется, только сотенными, и самого что ни на есть нового образца. Аккуратные такие банковские упаковочки…

— Прямо как в кино! — Виноградов всегда довольно спокойно относился к чужому богатству, зная по опыту, что большие деньги — это всегда большие проблемы.

— Тяжело, правда, — пожаловался собеседник. — Бумага — она всегда очень тяжелая… Почти двадцать кило.

— Не надорвался? А то давай, я помогу. Потаскаю!

— Потаскаешь еще.

Это прозвучало неожиданно твердо и без намека на пьяный бред.

— Вася, я с детства не любил физический труд.

— Даже хорошо — очень хорошо! — оплачиваемый?

— В мое время физическим трудом неплохо зарабатывали только валютные проститутки. Улавливаешь намек?

Собеседник отставил кофейную чашку:

— Ладно! Выслушать можешь?

— Могу. Но ты уверен, что надо? Я человек слабый, немолодой. И свои-то секреты хранить не умею, а что уж тут про чужие! Особенно, если меня начнут по-серьезному спрашивать. Уверен?

— На то и рассчитано…

Ответ прозвучал несколько двусмысленно и слишком уж многообещающе.

— Излагай, — пожал плечами Виноградов.

Больше ему ничего не оставалось. Можно

было, конечно, встать и уйти, но этим уже ничего не решишь. Как-то, перечитывая повести знакомого еще по ОМОНу питерского детективщика, Владимир Александрович заметил: многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.

— Ты же понимаешь — тот чемоданчик, о котором я тебе сейчас рассказал, существует на самом деле.

— И вы хотите его заполучить?

— Нет! Он уже у меня.

— Поздравляю. Выиграл в «Поле чудес»? Или на обедах сэкономил?

— Не угадал, Саныч… Мы его украли. Точнее, отняли, с боем и кровью! — Посмотрев на Виноградова, собеседник отрицательно помотал головой: — Нет, не вспоминай. В ориентировках этого ничего не было. Никаких нападений на банки, никаких инкассаторов.

— Тряханули кого-то из «теневиков»? — При ограблениях дельцов криминальной экономики пострадавшие практически не обращаются с заявлениями в органы внутренних дел. Предпочитают разбираться сами.

Красивым научным языком это обзывается латентной преступностью. Вообще, выдумана масса слов для описания государственного бессилия.

— Почти угадал. Более того… По законам военного времени нам бы в героях России ходить!

— Не понял.

— Ну видишь ли… Древние говорили: «враг моего врага — мой друг». Верно?

В изложении собеседника ситуация выглядела следующим образом. Некоторое время назад люди, с которыми сотрудничает Френкель, через свои каналы получили весьма интересную информацию. Согласно ей, человек, которого российские средства массовой информации именуют не иначе, как «мятежным генералом», «предателем» и «главарем незаконных вооруженных формирований», получил из-за рубежа некоторую, весьма приличную, сумму в иностранной валюте.

Почему? Потому что в глазах значительной части исламских фундаменталистов он является, как раз наоборот, борцом за веру, законно избранным президентом, знаменем и символом борьбы за независимость народов Кавказа.

Кроме того, в горах много нефти…

Доллары предназначались на покупку оружия, взятки московским чиновникам и хоть какую-то, символическую, гуманитарную помощь для многих сотен и тысяч голодающих беженцев.

Но получилось иначе. На пустынной горной тропе кожаный чемоданчик-«дипломат» перекочевал от доверенного племянника генерала к людям, которых в данный момент представлял виноградовский собеседник. Сработали профессионально — охрана даже не успела понять, что происходит. Никакой стрельбы, никаких тебе взрывов… Сопровождающие вместе с ценным грузом просто-напросто испарились, исчезли, да так, что у службы внутренней безопасности сепаратистов не осталось ничего, кроме твердой уверенности в их измене.

— Но, наверное, не без этого же? — уточнил Владимир Александрович. — Такие вещи без наводки не делают.

— Разумеется. Тот, кто нам помог, свое дело сделал. И должен был вернуться обратно к генералу, но… Покойников — его и второго парня-водителя — обнаружили российские солдаты. Обнаружили на российском же блокпосту, незадолго перед этим подвергшемся нападению.

— Не понял…

— Я тоже. На обоих трупах следы пыток. Но это не местные, мы бы знали… И не федеральная армия — мы бы тоже получили информацию. Я закурю, не возражаешь?

— Пожалуйста! Свидетелей никаких?

— Нет. Ваши взяли одного из тех, кто устроил резню на посту: русский, лет тридцати. Матерый, говорят! Профессионал. И без одного уха.

— Наемник? — удивился Виноградов.

— Неизвестно. Попробовали его на месте допросить, подручными средствами — молчал. Потребовал встречи с начальником в чине не ниже генерала! Ну повезли в разведотдел бригады… А по пути он смылся. Сиганул на скорости из кузова — с моста, в речку!

— Как это? Хоть связан был?

— Прямо в наручниках.

— Силе-ен! — Владимир Александрович прекрасно представлял себе: небо, горы, каменная кладка перил и где-то далеко внизу желтоватая пена, шумом своим перекрывающая натужный, по причине разряженной атмосферы, вой автомобильных двигателей. — Выжил?

— Тело не нашли.

— Всякое бывает… Но, собственно, вам-то что? Вы свое получили.

Собеседник нахмурился. Щелкнул зажигалкой, прикуривая вторую сигарету:

— Брак в работе. Мы обычно не оставляем следов. А тут — неизвестно что и кому успел рассказать наш… помощник перед смертью.

— Вряд ли он много знал о вас… верно?

— Верно. Сепаратистам бы его информация ничего не дала. Но есть и другие… Которые умеют сопоставлять, анализировать. И делать выводы!

— Ты имеешь в виду ребят в погонах?

— Не только.

— Мафия? Думаешь — они?

— У российского криминала имеются самые разные возможности… — ушел от ответа Френкель. И продолжил: — Некоторое время спустя люди из организованной преступности сделали нам очень интересное предложение. Интересное — и своевременное… Даже слишком своевременное!

— Что ты имеешь в виду? — По идее, такие, как Френкель, представляют для организованных криминальных структур не меньшую опасность, чем для государства. Собаки, переставшие служить воспринятым от человека заповедям, не любят подчиняться и законам волчьей стаи… Поэтому в обоюдную добрую волю верилось с трудом.

Человек напротив был с ним согласен:

— Ты же читаешь газеты. И не только… После того, как в Москве и в Питере эти деятели поубивали и сдали ментам нескольких наших, пришлось реагировать. Помнишь?

— Помню.

Тогда по стране прокатилась ответная волна профессиональных ликвидации «авторитетов» и «воров в законе». Уязвимыми были все, невзирая на место в преступной иерархии, и ни одно из убийств так и не попало в число раскрытых.

— Так вот… Мы некоторым образом поссорились. И тут вдруг с их стороны — шаг на встречу! Выгодное предложение. Как раз примерно на два с половиной миллиона зелени. Занятно?

Виноградов в очередной раз за беседу пожал плечами. Вопрос был риторический: захочет собеседник, значит расскажет, в чем суть. Если уж начал… Так и получилось:

— Кстати, мы могли и раньше с тобой встретиться! Ты, говорят, на каком-то речном теплоходе отличился? Что-то там с террористами…

— Ну не совсем так… — Слава, вышедшая за пределы родины, грела. Но вызывала и вполне естественное беспокойство. — Какие уж террористы! Так, банда обкуренных подонков похулиганила, а мы успокаивали.

— А как пароход назывался?

— «Писатель Чернышевский».

— Ах, да… Я как раз в то утро на «Байкале» плыл.

— Шел, — механически поправил бывший моряк Виноградов. Вентиляция в заведении была приличная, но от табачного дыма начинали слезиться глаза. — На судах не плывут, а ходят.

— Из-звини! — не стал спорить Френкель.

На «Байкале», трехпалубном круизном теплоходе немецкой постройки, состоялась встреча обладателей изъятой у сепаратистов валюты с серьезными представителями российского криминалитета. Лайнер делал очередной туристический рейс на Валаам, и среди многочисленных пассажиров не слишком бросались в глаза напряженные физиономии головорезов из протокольного эскорта обеих «высоких договаривающихся сторон». Сами переговоры заняли пару часов, не более, — остальное время участники встречи коротали, за ужином и преферансом. Тихо, мирно… И во время стоянки на острове затосковавшие от трезвого безделья братки из бандитской охраны были отпущены к приятелям, случайно встреченным на борту стоявшего рядом «Чернышевского»…

Чем это закончилось — известно.

Не дождавшись к отходу своих людей, партнеры Френкеля по переговорам особо не встревожились — вооруженная охрана в подобных ситуациях нужна, скорее, не для обеспечения безопасности, а в интересах престижа. Дело уже было в основном сделано, окончательное решение предстоит принять в следующий раз, поэтому стоило отложить на время заботы и разойтись по каютам… О событиях на «Чернышевском» и те и другие узнали уже на берегу.

— Ты, говорят, был прямо героем…

— Я должен стыдиться? — Виноградов вдруг неожиданно для себя понял, что ему очень хочется разузнать, что же это за предложение такое сделала мафия собеседнику. Такое предложение, что тот даже смутился…

И Френкель, почувствовав это, не стал тянуть:

— Они предложили нам купить евро.

— Чего купить?

— Евро. Их еще называют ЭКЮ… Но это не совсем правильно.

Вкратце, как понял Владимир Александрович, суть предложения сводилась к следующему.

С первого января тысяча девятьсот девяносто девятого года в Европе вводится единая валюта. Сначала — в течение первых двух лет — параллельно с национальными денежными знаками, а потом и в качестве единственного для Европейского монетарного союза средства платежа. Уже сейчас эта условная единица, ЭКЮ, учитывается при котировках валют.

— Вот, смотри, Саныч… — Собеседник встал, подошел к стойке, положил на нее какую-то мелочь и вернулся с газетой, похожей больше на справочник по высшей математике: — Это «Финансовая газета», сегодняшняя.

Текст был напечатан не по-русски, но Френкель без труда нашел интересующий его раздел:

— Ага! Вот. Смотри.

В самом низу большой таблицы, после долларов, фунтов, марок и «мягкой» валюты стран СНГ имелась та самая строчка.

Курс ЭКЮ был повыше, чем даже у заокеанских салатных банкнот с портретами президентов.

— Да, знаю. У нас это тоже печатают. Но я полагал, что это такая же абстракция, как… ну не знаю — индекс Доу-Джонса, что ли! Или средняя температура больных на терапевтическом отделении.

— В общем, до недавнего времени так оно и было. Но теперь эти самые общеевропейские деньги уже печатают.

— Где же?

— Это, естественно, держится в строгой тайне. Как и сам внешний вид новых банкнот.

— Вполне естественные меры предосторожности.

— Нам предложили купить крупную партию этих самых «евроденег». Три миллиона — за два с полтиной миллиона долларов США.

Виноградов непроизвольно покосился на газетную таблицу:

— Хороший бизнес. Официальный курс чуть ли не в…

— То-то и оно! Слишком заманчивое предложение. — Пепельница перед собеседником постепенно наполнялась окурками.

— И чем объясняют?

— В общем, довольно логично… По их версии, типография по производству банкнот нового образца расположена в Германии, во Франкфурте-на-Майне. Там же, где Европейский монетарный институт, который всю эту кашу координирует. Строгая секретность, охрана, системы безопасности… Но, дескать, некие лица организовали на фабрике небольшой пожарчик. И под шумок часть готовой продукции умыкнули. Главное, скандала особого никто поднимать не стал — списали купюры как погибшие в пламени. Почему? Чтобы, во-первых, типографию не светить. Чтобы не подорвать доверие к новой валюте — это второе, а то у этих «евроденег» тоже противников хватает, особенно англичане. И вообще…

— Полиции тоже «глухарь» на себя вешать не хочется? — развеселился Виноградов. — Как и у нас, тоже норовят спихнуть или укрыть преступление, если есть возможность?

— Все жесткие системы одинаковы, Саныч… Впрочем, на эту тему мы уже говорили.

— Подожди, а с правовой точки зрения…

— Пока новые деньги официально не введены — за что спрашивать? Их ведь как бы не существует… Контрабанду не пришьешь, не законные валютные операции тоже. Фантики!

— И почему деятели организованного отечественного криминала обратились именно к вам?

— А куда еще? Те, кто типографию пощипал, вышли на русских бандитов: в цивилизованных странах такой товар сбывать рискованно, а подрастающие мафии «третьего мира» пока с Интерполом ссориться не хотят. Это только наши ни хрена не боятся! Как яйца куриные — пять минут в кипятке поварились и уже крутые до невозможности.

— А почему бы нашим деятелям себе эту денежку не оставить?

— Ну с их точки зрения это замораживание капитала. До введения новых банкнот еще два года предстоит, потом еще выждать надо будет с годик, а криминальная экономика требует долларов. Причем именно сейчас — и чем больше, тем лучше!

— А с вашей точки зрения?

— Мы знали бы, как этим распорядиться. — Френкель непререкаемым тоном попытался отсечь даже возможность дальнейших вопросов.

— Так что мешает?

— Саньи… Нам нужно убедиться, что это не блеф.

— В каком смысле?

— Что бандиты не водят нас за нос, не пытаются сунуть дешевую «куклу».

— Ах, вот в чем дело! Что же, ваше право проверить.

— Мы сейчас не имеем такой возможности.

— А я-то при чем? Если уж вы не…

— Передай своему руководству… Нет, конечно, не милицейскому, а другому! Передай им все, что услышал. Пусть помогут.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Вася.

— Брось, Саныч. Все ты понял.

На крахмальную, с крошками от съеденной закуски, скатерть легли фотографии: Виноградов с Полковником на открытии того самого злополучного «массажного салона», общий вид тренировочного лагеря в горах, трупы на улицах Иерусалима и сцена ареста агентами ФБР неуловимого Китайца.

— А вот это вы зря! — показал майор на последнюю фотографию. — К заморочкам с русской мафией в Штатах я никакого отношения не-имею!

— В газетах писали…

— На заборе еще не то пишут! — Его тогда здорово подставили, изобразив чуть ли не организатором совместной операции спецслужб.

В действительности же подлинная миссия Виноградова в Нью-Йорке просто совпала по времени с этим малоудачным и спорным судебным процессом.

— Ну? Хорошо. Обойдемся без последнего эпизода.

— Допустим. Допустим, я кому-то что-то расскажу…

— И покажешь! Вот это.

Обрывки фотографий незаметно догорели в пепельнице, и на скатерть, непонятно откуда, легла очередная, наверное, миллионная в жизни майора Виноградова пластиковая папка. На ощупь она оказалась теплой и тонкой.

— Хорошо! Но почему ты думаешь, что те, с кем я буду общаться, отреагируют правильно?

— Надеюсь. Если со стороны оппонентов «подставы» нет, сделка состоится. Мы получим свои фантики… А вам сдадим бандитов. Вместе с долларами. Согласись, два с половиной «лимона» — это хорошее изъятие. Можно оформить в доход государства, и оно останется довольно. А можно и не сдавать… Шучу!

— Вы даете какие-то гарантии?

— Послушай, Саныч… Я прочитал недавно, что собаки, объединяющиеся против кошки, никогда не требуют друг от друга гарантий. Хорошо сказано!

— Слова! Слова, слова…

— …и поэтому, на мой взгляд, фальшивомонетничество и иные методы финансовой дестабилизации представляют для мирового сообщества едва ли меньшую опасность, чем политический и уголовный терроризм. Неуловимый компьютерный вирус на современном этапе может оказаться опаснее сотен и сотен кокаиновых и опиумных плантаций. Я ответил на ваш вопрос?

— Да, благодарю.

И какой идиот назначил пресс-конференцию на последний день? После вчерашнего банкета не то что говорить — даже думать не хотелось…

Господин Боот терпеть не мог газированных прохладительных напитков — все эти разнообразные «колы», «фанты», «спрайты»… Он любил молоко.

И натуральные соки. А дома, вечером, когда не требуется быть на людях, предпочитал большую кружку темного холодного пива.

Впрочем, сейчас об этом не могло быть и речи.

Положение обязывает! Господин Боот представлял на конференции не себя и даже не свою страну — он второй год уже являлся ни много ни мало шефом объединенного Восточно-Европейского бюро Интерпола.

И вместо пива вынужден был «поправляться» какой-то сомнительной гадостью из пластиковых бутылок.

— Пожалуйста? Еще вопросы… — по-русски, но с приятным прибалтийским акцентом обратился к прессе ведущий.

— Мы уже слышали выступление руководителя московской делегации… А что вы лично думаете о российской организованной преступности?

Господину Бооту перевели, и он ответил почти без паузы:

— Я о ней не думаю. Я с ней борюсь, так же как, впрочем, и с любой другой… Безусловно, этнические особенности существуют. Но по сути своей любые криминальные структуры одинаково отвратительны.

Все захлопали — кто с энтузиазмом, а кто просто из вежливости. Боот сделал непреклонное лицо, и по залу прокатилась очередная торопливая волна фотовспышек.

— Нельзя ли поподробнее о новых формах и методах работы Интерпола на территории бывших республик Советского Союза? Может быть, следует активнее рекламировать успехи полиции в борьбе с организованной преступностью?

— Не надо… — Господин Боот улыбнулся. Но так, что настаивать никто не стал. — В Писании сказано: «Судите о них по делам их…»

— Ваше самое заветное желание?

— Хм-м… Желание? Хотелось бы оказаться тем самым полицейским, который защелкнет наручники на запястьях последнего в истории человечества преступника.

Услышав перевод, зал опять поаплодировал. Прессе господин Боот безусловно нравился.

— Да вы оптимист! Романтик… — по-английски шепнул ему на ухо сосед.

Боот все никак не мог запомнить и правильно произнести фамилию этого седого генерала в штатском, возглавлявшего на конференции делегацию спецслужб России. Поэтому только вежливо кивнул:

— Вероятно.

Кроме них двоих, на залитой светом прожекторов сцене потел ведущий — местный коллега, заместитель министра. Все чувствовали себя на редкость неуютно: они вынуждены были разместиться так, что зал оказался внизу и вниманию собравшихся прежде всего представали три пары ног, торчащих из-под шаткого столика-трибуны.

Предыдущие мероприятия, включая вчерашний банкет, проходили в столице республики — и вполне на уровне… Но на этот раз участников вывезли за город.

Журналисты, охрана, почетные гости… На такое скопление публики крошечный кинозал некогда «закрытого» приморского пансионата рассчитан не был. Люди сидели и стояли чуть ли не на головах друг у друга. Относительный простор оставался только там, где маялись господин Боот, российский генерал и представитель республиканской полиции.

Оформление сцены организаторы свели к минимуму: разлапистый герб Интерпола на заднике, наполовину свернутые флаги в углу, три стула и тот самый злополучный столик с недостающей до пола драпировкой.

— Ну вот — поток вопросов постепенно исчерпался… — Заместитель министра коротким движением отер со лба пот и кивнул в сторону сидящих рядом: — Видите ли, в силу профессиональной привычки нам легче спрашивать, чем отвечать. Поэтому хотелось бы попросить снисхождения… Как, господа журналисты?

Почти три часа в душном зале… Всем, вполне естественно, хотелось на воздух, и публика одобрительно загудела. В конце концов, официальная программа конференции уже исчерпана!

— Простите, можно?.. — К единственному микрофону на пятачке перед сценой протиснулась худенькая «джинсовая» девушка. Она уже давно ждала своей очереди и теперь страшно испугалась, что прогрессивное человечество не услышит заготовленный ею вопрос.

— Кто же откажет даме! — улыбнулся вежливой прибалтийской улыбкой ведущий. — Тем более такой очаровательной…

— Это общий вопрос… — Журналистка с трудом перекрикивала нестройный гомон уже настроившихся на выход коллег. — Если конференция посвящена проблемам организован ной преступности… Не логично ли было бы пригласить и ее представителей? Дать им возможность высказаться, что-то объяснить?

Зал отреагировал даже раньше сидящих на сцене — смешками и репликами с мест. От дверей потянуло дымком сигарет…

— Господа, тише! — призвал собравшихся к порядку заместитель министра. — Господа…

— Кстати, это очень интересный вопрос, — неожиданно поддержал пунцовую от смущения журналистку господин Боот. Он вообще был хорошо воспитан и всегда вставал на сторону слабых. — Если бы здесь давали приз за самый интересный вопрос, он был бы присужден именно вам.

— Ответите? — уточнил ведущий. — Или, может быть, вы?

— Нет, благодарю… В другой раз! — отрицательно помотал седой головой представитель российских спецслужб. Он с благожелательным интересом рассматривал девушку перед микрофоном: молоденькая, симпатичная! И не дура… Жаль, от волнения забыла даже представиться, но ничего — уточнят, пригласят на интервью… А там посмотрим.

— Господин Боот?

— Да, так! — сделал паузу представитель Интерпола. — Я позволю себе ответить вопросом. А почему вы думаете, что представители организованной преступности не заявились сюда и без нашего приглашения? Думаете, им не интересно, что здесь происходит? Конечно, они не носят на груди соответствующих пластиковых табличек, но…

Публика постепенно притихла, вслушиваясь в слова переводчика.

— …Но современная мафия — это вовсе не бритоголовый боксер-вышибала или зловещий толстяк с еврейским носом и итальянским акцентом. Тот, кто работает на международные криминальные структуры, должен иметь безупречную внешность и репутацию бизнесмена, полицейского, журналиста! Или журналистки… Иначе нам было бы очень легко работать. Вы удовлетворены?

— Ответом? Вполне, — кивнула уже не много оправившаяся от смущения «джинсовая» девушка.

— Вот и ладно! — Пора было заканчивать. Ведущий опять взял инициативу в свои руки: — Прежде чем поблагодарить господина Боота и нашего российского коллегу…

Не прошло и пяти минут, как последнее официальное мероприятие конференции успешно завершилось. Толпа повалила на улицу, весело переругиваясь и толкаясь в узких проходах: за неделю разноязычные представители прессы успели привыкнуть друг к другу, но еще не настолько, чтобы надоесть.

— Пора и нам! — встал со стула представитель страны-организатора. Господин Боот щелкнул замочками своего портфеля, а руководитель российской делегации поправил узел галстука и кивнул.

— Хорошо!

Снаружи, за стенами душного корпуса, было действительно великолепно…

Крохотная республика, в которой и повернуться-то толком негде, умудрилась сохранить и не изгадить свой собственный Национальный природный заповедник: море, полное янтаря, песчаные дюны на побережье, корабельные сосны… Чуть в стороне шумела встревоженная теплым ветром реликтовая дубрава.

Публика уже весело толпилась вокруг заставленных разнообразной снедью столов: пикник для участников, гостей и прессы организовали прямо под открытым небом. Обслуживающий персонал, в основном охрана и водители, по очереди исчезал на кухне. Для особо важных персон оборудовали нечто вроде навеса…

Вообще, к протокольным условностям здесь относились с трепетом, характерным для большинства новорожденных демократий. Это проявлялось и в принципиальных вещах, и в мелочи, такой, например, как формирование кортежа. Мотоциклисты, разукрашенные машины сопровождения и по представительскому автомобилю каждому из «первых лиц»: русскому генералу, господину Бооту и заместителю министра… Остальным полагались места в автобусах.

Так было на пути в заповедник, так планировалось и возвращение.

— Ну всего доброго! Мы ведь уже не увидимся? — Генерал пожал протянутую представителем Интерпола руку.

— Да, я прямо в аэропорт.

— Счастливого полета!

— Коллеги, а что если… — Прибалту не удалось закончить фразу: со стороны стоянки раздался, перекрывая возмущенные крики, протяжный металлический скрежет. — Что там такое?

Подскочивший охранник из местных отрапортовал — быстро-быстро, на родном языке. Но и без перевода было ясно: выруливавший на свое место в колонне автобус не вписался и радиус разворота и смял крыло одной из черных представительских машин.

— Ничего страшного! — успокоил коллег заместитель министра.

— Кажется, это ваша, господин Боот? — посочувствовал генерал. — Бывает.

— Досадная мелочь… Я с радостью предоставлю вам свой автомобиль.

— Зачем? — успокоил прибалта высокий гость. — Мы можем поехать вместе. Время до вылета есть.

— Но по правилам безопасности…

Это были формальные возражения, поэтому через минуту вещи господина Боота уже перегружались в точно такую же машину с полосатым флажком республиканских цветов на капоте.

— Увидимся вечером? — чуть дольше чем принято продлил рукопожатие глава русской делегации.

— Да, я должен буду вас проводить на вокзале.

— Там обычно не до того… И — спасибо тебе! — поблизости никого не было, но генерал все равно говорил почти шепотом.

— Все в порядке? — Собеседник знал, что имеется в виду не только предписанная протоколом забота. После встречи в театре они не перемолвились и парой слов.

— Да, надеюсь… Будь здоров!

— Жене привет передавай. Детям, внукам!

— Обязательно.

И старики разошлись по своим машинам. Мягко закрылись двери с тонированными стеклами, дюжина водителей одновременно выжала сцепление, потом прибавили газу — и колонна двинулась в путь…

Первое, что сделал после этого заместитель министра, — это нажатием кнопки поднял звуконепроницаемую перегородку между передними и задними сиденьями.

— Все, наконец-то… — Он и по-английски говорил все с тем же неистребимым прибалтийским акцентом.

— А другой возможности побеседовать не было? — вышедший из рядовых полицейских, господин Боот скептически относился к разного рода инсценировкам. Хотя справедливости ради, стоило признать: эта получилась вполне натурально.

— Вы же видели! Все время на людях — чужие уши, чужие глаза. Журналисты кругом… Незачем давать пищу для разных домыслов.

— Пожалуй, вы правы.

— Не лезть же мне ночью к вам в номер, через форточку, верно? Еще поймут старика превратно, и родится еще одна нездоровая сенсация…

Шутка была заготовлена заранее, поэтому высокопоставленный чиновник Интерпола посчитал для себя возможным улыбнуться:

— Слушаю! Та встреча, о которой вы сообщали, — она все-таки состоялась?

— Да. Как и было обусловлено…

Чтобы сделать карьеру в спецслужбе крохотной, незаметной на карте Европы страны, необходимо иметь могущественных покровителей. В свое время бывший советский чекист, а впоследствии активный деятель национально-патриотического движения поставил на секретные структуры Интерпола… и, кажется, не ошибся. В разведке, как в политике, не бывает постоянных друзей — есть только временное совпадение интересов.

— Почему вы не воспользовались обычным каналом связи?

— Ситуация слишком деликатная…

— Слушаю! — повторил господин Боот.

За тонированными стеклами замелькали опрятные, с черепичными крышами придорожные хутора — очень скоро их сменят пригороды столицы… Опять времени было в обрез! За последнюю неполную неделю нынешние собеседники провели вместе не один час, но возможности переговорить так и не представилось: постоянно вокруг были чужие уши, глаза, телекамеры. Представитель Интерпола отдал должное отчаянной изобретательности местного коллеги — представление с «битой» машиной его люди разыграли вполне профессионально и естественно.

— Вот подробный отчет…

Господин Боот кивнул, взял крошечный, вполне безобидный с виду контейнер и щелкнул замочками «дипломата»:

— Пожалуйста, прокомментируйте вкратце — хорошо? — теперь его интересовало то, что по традиции секретных служб остается за рамками сухих и лаконичных строчек агентурного сообщения: оценки, выводы, предположения… Тот самый «эмоциональный шлак», за который суровые преподаватели разведшкол всего мира снижают своим подопечным контрольные баллы.

— … Они убеждены, что доллары похищены какой-то из российских организованных преступных структур. Поэтому и обратились через меня за содействием. — Рассказ получился коротким, но емким: чувствовалось, что прибалтийский коллега имел возможность продумать каждое слово. Теперь он замолчал, предоставляя собеседнику возможность задавать вопросы.

— Генерал действительно может повлиять на мафию?

— Его люди… В известной степени они влияют на все, происходящее сейчас в России. И, сами понимаете, к официальному статусу моего старинного приятеля такое положение вещей никакого отношения не имеет.

— Хорошо. Вы сможете потом подготовить для меня об этом отдельную справку?

— Попробую… Хотя, конечно, я знаю слишком мало.

— А кто может знать?

— Никто! — Он ответил искренне и не раздумывая. — Иначе они не были бы этой самой «третьей силой»…

Господин Боот кивнул:

— Как они к ним попали — эти документы по Европе?

— К сепаратистам? — Замминистра был рад, что разговор наконец-то свернул со скользкой темы. — Видимо, у них есть свой человек в верхних эшелонах российских криминальных структур. Который и сообщил, что мафия начала усиленно искать новый, абсолютно надежный канал на Запад для переправки какого-то ценного груза.

— Они действительно попытались использовать этого человека? — представитель Интерпола избегал произносить вслух названную ему собеседником фамилию. Коррупцией в высших эшелонах власти господина Боота удивить было сложно, — Италия, к примеру, видела скандалы и покруче, чем использование членов парламента в качестве криминальных курьеров, но… В глазах многих европейцев именно тот, о ком шла речь, олицетворял новое поколение непримиримых политиков-демократов.

— Да. И когда в Думу пришел человек с поручением, его уже ждали. Записать встречу «на технику» не удалось, но девочка-Леночка, секретарша этого самого Ивана Альбертовича, по врожденному женскому любопытству какую-то часть разговора подслушала. Получалось, что действительно господину депутату предстоит провезти через границу какие-то «фантики», которые у него потом там заберут.

— Ее… заставили поделиться информацией? — Господин Боот не любил, когда пытают женщин. Без крайней необходимости.

— Не-ет! — Слухи об изощренной восточной жестокости имели под собой достаточно оснований, но… — Скорее всего, ей просто дали денег — быстро и много. Это проще, чем возиться с трупом.

— А как же тот парень? Его ведь зарезали чуть ли не на выходе из здания парламента.

— Ну тут совсем другое дело… Я склонен поверить, что ликвидация не планировалась — человека, который приходил к депутату, должны были взять живым и выпотрошить до самого донышка.

— Чтобы выйти на диалог с теми, кто его послал…

— Конечно! А парень оказался нервным. И в результате они заполучили только сумку, хотя и это тоже оказалось неплохо. — Прибалт перечислил по памяти содержимое, переданное при нем Генералу: — Паспорт. Билеты на самолет, факс из отеля. Туристический путеводитель по Испании. Тысяча баксов в конверте… И старый июньский номер «Финансов и рынка» на русском языке.

— Июньский?

— Да. Яркая такая обложка!

— Это интересно.

Колонна машин и автобусов въехала в столицу. Хотя сопровождаемый ревом сирен и «мигалками» кортеж не останавливался на переключенных заранее светофорах, скорость пришлось снизить — все-таки город… До аэропорта оставались считанные минуты.

Поэтому наводящих вопросов представитель местной полиции дожидаться не стал:

— Документы подлинные, все на имя покойника. Испанская виза — разовая… Кстати! Парень должен был оказаться в Хихоне за несколько дней до приезда туда российской парламентской делегации.

Господин Боот задумчиво пожевал губами:

— Хихон? Смешное какое название…

Впереди, за поворотом шоссе, уже начиналось летное поле крохотного республиканского аэропорта.