"ГОНИТВА" - читать интересную книгу автора (Ракитина Ника Дмитриевна)Лейтава, окрестности Вильно, три года томуТри дороги расходились на три стороны, две убегали в пущу, а третья шла насквозь через поле с полегшим житом. По обочине дороги увядали волошки и мелкие красные маки. Запах чувствовался даже сейчас. Лето, не приведи Господи, загостилось, стоял лютый жар, и старики шептались, что это к мору, гладу и трусу. Красное око полной луны угнездилось низко, то и дело ныряя в черные сосновые лапы, тени метались и скакали, и только одна – тень жемойского креста – не двигалась. Алесь сидел, привалясь к кресту, запрокинув голову, всматриваясь в рисунок созвездий, а почти в зените поворачивал дышло Великий Воз. Пахло сухоцветом и сырой землей. Ноги вытяни – валялся опрокинутый камень, а там, где он лежал еще час назад, пахла мягкая, черная, вскопанная земля. Князь бросил радужный камешек в кубок – тускло блестящее мятое серебро, сухой веточкой взболтал содержимое. Вздохнул. Еще раз посмотрел на небо. "Желтый песок, рассыпайся; сосновый гроб, открывайся…" Запнулся на имени. Да и гроба никакого не было… Дергали лапами сосны. Жутко заорал со сна потревоженный ворон. Александр вздрогнул от неожиданности, сплюнул. И постарался не останавливаться взглядом на полуоткопанной могиле. Навка выходила. Медленно, как медведка. Скребнули края могилы плюсны, зашуршал глей. Кисть поводила в воздухе, точно нащупывала дорогу. Алесь понял, что смотрит чересчур внимательно. Это было нехорошо. Уставишься, как сорока на кость, и не приметишь, как окажешься в чужой могиле. Крест мешал навке. Она двигалась, как неживая. Княжич сглотнул. Не хватало расхихикаться. Повалить надо было… Лейтвин задним умом крепок. – Северина, – сказал он жестко. Пустые глазницы отыскали его, в голове прошелестело: – Помоги. Алесь усмехнулся: – Сама уж как-нибудь, ясная пани. Что-то заскрежетало, выдираясь из земли – как корень под лопатой. Вот навка поднялась по пояс, а вот уже висит в воздухе, и туманом вьются вокруг лохмотья одежды. Ну, это на впечатлительного дурачка. Ведрич упрямо наклонил голову: – Отойди. Тень отплыла, не касаясь земли ногами. Говорят, в легендарной земле Ниппон у призраков вообще нет ног. По этому и узнают там призраков, и по барсучьему хвосту. То ли оборотней. Какие мысли только не приходят в голову копателю могил… Скелет засмеялся. Он и так скалился – все зубки наружу, а стало еще гаже. Костяк легкий, женский. Одного взмаха лопаты хватит, чтобы перебить позвоночник. Алесь не знал Северины при жизни. И слава Богу, что не знал. Не самое приятное знакомство. От нее ли, от могилы – так и несло холодом. – Отойди, я сказал. Она опять хихикнула. Ума смерть не прибавляет. Алесь поставил на край могилы кубок: – Теперь подходи. Медленно. Без лишних движений. Она послушалась. Жидкость в кубке манила. Даже больше, чем живая кровь. – Пей. А я буду читать "приходную". Скелет встал на колени, низко наклонился… – О черт! – Ведрич вскочил, позабыв, что лучше держаться за крест. Навка кричала. Пахло паленым. Обугливались кости, схватившие серебро. Как она кричала. – Черт, черт!! Дурак! Мягкая земля предательски подалась под ногами, Алесь полетел головой вперед. И потерял сознание. – Антя! – девица хихикнула. – Ты что! Он же, как мышь под веником. Вторая, смутная Антя, росточком повыше и станом стройнее, шикнула. Метнулись две черные тощие косы. – Девочка с косой, витязь молодой… – пропело вредное создание и отскочило. Дождик достался Алесю. – Простите, ради Бога, – девушка усердно вытирала ему лицо. Болеть резко переставало нравиться. – Где я? – спросил Алесь банально. Ничего другого в голову не пришло. Конечно, можно было схватиться за тонкую – почему-то мыслилось, тонкую – кисть с душераздирающим стоном: – Пи-ить… Но такое казалось еще глупее. – Антя, ты что, язык проглотила? – Замолчи, Юлька! Простите, паныч, она у меня глупышка. "Глупышка" возмущенно фыркнула и, шелестя юбками, удалилась в угол зализывать обиду. Или измышлять гадость, что, судя по ее манерам, было вернее. – Это фольварк "Воля", паныч. Лежите. – Если вы будете сидеть рядом, – пробормотал Алесь. Как ни странно, Антя послушалась. – Воля… – он подергал мокрый ворот. – Это же кладбище. – Антя, – подала голос Юлька, – я тебе говорила, не дело его в дом брать. – Стихни. Поторопи Бирутку с обедом. – Скорее, с ужином! – фыркнула Юлька и злонамеренно хлопнула дверью. – Совсем от рук отбилась, – вздохнула Антя скорбно. Накинула на голову темный, старушечий, платок. Ведрич подавил желание содрать его к чертовой матери. Поежился – ощутимо дуло от окна. Девушка заметила его движение, встала, задернула шторы. Каждое движение ее было естественным и грациозным, и Алесь понял, что любуется ею. – Вас нашел… один человек нашел. И принес сюда. Слова выговорились неохотно. А Ведрич понял, что ненавидит этого человека. Заранее. Безо всяких оснований. Хотя бы потому, что тот встретился с Антей раньше его самого. – Я… Антося перехватила его руку, уложила на одеяло: – Я знаю. Вы бредили. Щека его дернулась. – Нет, я не слушала! Ну поверьте, пожалуйста, – голос девушки задрожал. – Только имя. А я – Антонида Легнич. И Юлька моя сестра, мы вдвоем живем. И кухарка. – Я видел ваше имя в "Бархатной книге". Антося сглотнула, поправила полотенце у него на лбу: – Нас вычеркнули из привилеев. После бунта. Отца расстреляли. – Простите… Повисло молчание. Ведричу хотелось взять руку девушки в ладони и почтительно поцеловать. Она даже потянулся к ней, но Антя отскочила, как зверушка, смахнула слезы: – Пойду… Тонкий цветочный запах опять опахнул, зашуршало платье, и Алесь остался один. Антося подняла голову на звук шагов, отерла лоб грязной ладонью. Она возилась в земле, выдирала сухие стебли увядших георгин, и теперь, оттого, что Алесь застал ее за недворянским занятием, чувствовала себя неловко. Лицо покраснело. Антя сдула налипшие на лоб – теперь Ведрич разглядел – каштановые, пушистые волосы. Черный плат опять сполз на спину, но грязными руками поправлять его было неловко. – Садовника нет, – сказала она со вздохом. – Иногда приходит Костусь, арендатор, а так… вот… Она смешалась. – Ага, давно в Вильно могли уехать! – как всегда, не вовремя выперлась на щелястое крыльцо Юля – паненка лет пятнадцати, с индюшачьим надутым личиком. Глаза у нее были прозрачные, лицо пухленькое, кудри подобраны почти по-городскому, но это-то "почти" и раздражало. В общем, трудно было найти двоих, более непохожих, чем эти сестры. – Как люди, могли бы жить. Это старье продали, домик бы купили… Антя покраснела – хотя куда уж больше: – Ну что ты говоришь, Юля! Юля уперла ручонки в бока: – А то! Патриотка х…, так и сдохнешь тут старой девой! А там наряды, праздники, фейерверки, офицеры-душки! Блау-рота… Была бы я Юлия Легниц! Грязной, в земле, рукой Антя залепила ей по лицу. И отвернулась. Скукожилась вся. Губы ее тряслись. – Дрянь, дрянь ты! – кричала Юлька. – Дрянь завидущая! Жаба! Ты и твой Гивойтос! Гнилые ступеньки хрустнули. Паненка подскочила и ляпнула дверьми. – Ой, Боже ж мой, Боже ж мой, – стиснув пальцы в кулачки у подбородка, совсем по-деревенски причитывала Антя. Слезы капали, размывая грязь. Алесю захотелось прижать девушку к себе, успокоить, убаюкать. Из головы начисто выскочило, отчего он в эту Волю попал. С хрустом проломавшись сквозь кустовье, он сорвал припоздавший, слегка обвядший, но пышный георгин: – Проше, панна Антя, только не плачьте, – привстал на колено. И снизу вверх разглядел ее глазищи – похожие на линялое жнивеньское небо, с черными вздрагивающими ресницами. И понял, что улыбается не чтобы обаять и успокоить, а совершенно искренне. – Но она не должна была это говорить! – она нервно скомкала стебель, топнула потертой туфелькой по мягкой земле. И платье на ней перешито из старого. А как держится! – Все дети беспощадны. Антонида кивнула, как королева: – Спасибо за сочувствие, пан Алесь. А теперь мне нужно идти. И ушла! Ведрич статуем еллинской девки окаменел посреди садика. Такого он от Антоси не ожидал. – Ах, какая прелесть! – прошептала Юлька. – Я знала. Прикидывается недотрогой, а к самой паны в окошко лазиют. – Тихо, – рявкнул Алесь. – Я не к ней, я к вам. – Ага… – потянула девица недоверчиво. – Спаленка сестрина. – Вылезай! Поговорить надо. Юлька чиниться не стала. Похоже, она не в первый раз покидала дом подобным образом. А жажда приключений пересилила все подозрения. Она даже покраснела от удовольствия, когда княжич ее поймал, и не торопилась вырываться из объятий. Алесь поставил девицу наземь. Отклонил ветки: – Проше, ясна паненка. Садик, без ограды переходящий в лес, встретил их совиным криком. Юлька немедленно притиснулась к Алесю. Вообще-то обнимать ее пухленькое тело было приятно. – Панна Легнич не хватится? Юля хмыкнула: – Она на кухне. И вообще дуется. А почему "Легнич"? Вы ж вроде нежничали? – Мне ее жаль, – слукавил Алесь. – Дикая. – Это верно. Юля повернулась к нему совсем не детской грудью: – Так зачем я пану? – Молодые панны особенно хороши при луне. Девушка прыснула: – Так что, пан стрыг? – Панна угадала… Пришлось зажимать ей ладонью рот, чтобы не подняла всю Волю. Юля повисла на Алесе и вся вздрагивала от хиханек. Потом отерла щеки кокетливым платочком: – А как вы меня кусать будете – вот так? – повернула шейку, – или вот так? Пришлось корчить зверскую рожу. Прощаясь под окошком – теперь собственным – Юля обещала показать такому веселому пану с самого утра окрестности. Если дождик не случится. |
||
|