"Жерар Депардьё" - читать интересную книгу автора (Бернар Виоле)

Глава четвертая Молчание и жестокость

В «Последней женщине» Депардьё, по его собственному признанию, дошел до предела. Как ни страшно сказать, до самокалечения. Но этого требовал сценарий: брошенный женой безработный в конце концов оскопляет себя электрическим ножом. Еще до начала съемок (в новом квартале Антигона в Кретейе под Парижем) Депардьё, подобно тому как уже делал в «Семи смертях по рецепту», попросил судмедэксперта описать ему возможную реакцию людей, подвергающихся такому необычному увечью. «Я спрашивал себя, нужно ли кричать, издавать жуткий вопль. Проще всего было бы вопить без конца. Но я поразмыслил: утро, он в кухне, накатила тоска, берет нож и — оп! Удивление, ошеломление перед собственным поступком». Шокирующая сцена? Конечно, объясняет актер, не считающий ее тем не менее ни извращенной, ни ненужной, а совершенно оправданной, определенной характером персонажа, выведенного режиссером, — человека, теряющего свое место в обществе. Сам Феррери объяснял это так: «Человек — как знамя, символ, который уже утратил свое значение. Чтобы обновить его, надо уничтожить единственное, что ему остается: гордыню фаллоса».

Режиссер еще больше усложнил задачу для исполнителя главной мужской роли: почти во всех сценах он должен сниматься практически без одежды. Депардьё ловко выпутается из положения, посадив себя на «диету наоборот»: «Чтобы не показывать наготы, я растолстел. Это было нелегко, но мне хотелось, чтобы зрители видели не только плоть. В то же время, когда тело начинает мыслить, обретаешь свободу…»

Это чувство свободы француз, возможно, никогда бы не испытал без сердечного взаимопонимания, которое сразу же установилось между ним и Феррери. Депардьё может бесконечно говорить о том, как был очарован режиссером, чьи модернистские произведения уже тогда наложили глубокий отпечаток на итальянскую контркультуру: «Феррери — это заноза, поэт, большой гениальный младенец. Я называю поэтами тех, кто говорит образами: когда они произносят слова, их не только слышишь, но и видишь. Здесь он зашел так далеко, что с ума можно сойти. Это такой человек, с которым нельзя работать, не пытаясь стать таким же: между нами происходили странные вещи, мы словно слились воедино…»

Картина «Последняя женщина» еще до того, как получила в США «Золотой глобус», собрала во Франции и Италии целый букет восторженных отзывов. Восхищались и талантом режиссера, и великолепной игрой исполнителя главной роли. «Как дикий зверь, занимающий собой все пространство, Жерар Депардьё источает жизненную силу и мощь», — писала газета «Монд». «В этой трудной роли Жерар Депардьё выглядит совершенно естественно. Редкий актер смог бы не попасться в ловушки, избежать нелепости; решительно, Депардьё — самый главный монстр нашего кино после Бельмондо», — вторила «Журналь дю диманш».

Несмотря на хвалебные отзывы, Депардьё не понравилось это лестное сравнение. Через несколько лет после выхода фильма «Прощай, самец» того же Феррери он не откажет себе в удовольствии бросить камешек в огород своего «друга» Бельмондо: «Конечно, гораздо легче сняться в таком фильме, как “Кто есть кто”, чем в таком, как “Прощай, самец”… Я актер, и Жан-Поль Бельмондо — тоже актер, но у нас с ним разные ставки в игре… Легче забыть героя “Кто есть кто”, чем “Прощай, самец”…»

Первый полнометражный фильм, снятый бардом Сержем Гензбуром[27], — «Я тебя люблю, я тебя тоже нет», вышедший в прокат осенью того же 1975 года, — по сути, отстоял не слишком далеко от мира Феррери. В нем говорилось о любви гомосексуалиста (Джо Даллесандро) и молодой женщины, похожей на подростка (Джейн Биркин), — любви, разбитой из-за ревности гомосексуалиста Падована. Этого внешне привлекательного персонажа сыграл Юг Кестер, друг Депардьё и его бывший партнер по театру. Последний тоже появляется в фильме в виде этакого селянина-здоровяка (по сценарию — «мужчина верхом»), появляется ненадолго (одна минута 45 секунд, я считал) и произносит пронзительный монолог, написанный Гензбуром. За участие его отблагодарили марочными бордоскими винами и ящиками шампанского. «Мы собрались в Юзесе; о таких съемках, с роскошным светом, можно было только мечтать, — вспоминает Кестер. Жерар приехал из Рима, где он заканчивал “XX век”. Я поехал его встречать в аэропорт Нима вместе с шофером из съемочной группы. На следующее утро, во время записи нашей общей сцены, когда камера была направлена на меня, Жерар приник к ней и, оставаясь за кадром, подавал мне реплики, играя в полную силу, чтобы и я смог сыграть как можно лучше. Сразу после удара хлопушки он рухнул без сил и заснул прямо на земле. Вечером он пришел к нам в замок Арпайарг, где мы жили. Была суббота, и в одном из залов справляли свадьбу. Не растерявшись, Жерар предложил поднести шампанского сотне гостей. Так и сделали, и мне кажется, что платить по счету, в конце концов, пришлось продюсерам Клоду Берри и Жак-Эрику Строссу…»

В марте 1976 года, к моменту выхода «Я тебя люблю, я тебя тоже нет», едва не угодившего в категорию порнофильмов, Депардьё уже улетел в Амстердам. Там его ждали Андре Тешине и Изабель Аджани для съемок «Барокко» — это название позаимствовали у кубинского писателя Северо Сардуя. По сюжету боксер, пытавшийся шантажировать кандидата в депутаты, погибает от рук своего двойника-убийцы. То ли Депардьё находился в плохой физической форме, то ли ему было трудно вжиться в своего персонажа, но у Изабель Аджани остались необычные воспоминания о съемках первых эпизодов: «В некоторые моменты он начинал задыхаться, говорил сдавленным голосом…» Но, может быть, Жерар, наоборот, полностью растворился в своем герое — вернее, в своих героях, поскольку он играл двойную роль? Не предусмотренное поначалу (боксера и убийцу должны были играть разные актеры) исполнение этих ролей — «одновременно Франкенштейна и Пиноккио» — заинтересовало артиста, хотя справиться с задачей было не так-то легко. Это лишняя причина смотреть на «Барокко» как на особенное произведение, в котором, как он объяснял, «все самое основное предстает как выражение бессознательного». Отсюда и его желание играть «отстранение, совсем не натурально».

Находился ли Тешине под впечатлением Фредерика Мюрно — знаменитого режиссера, снявшего в 1922 году «Носферату» о графе Дракуле? Многие зрители и критики почувствовали это с первых же показов фантасмагории, в которой удалось воспроизвести волшебство народных сказок, «нечто среднее между историями про Фантомаса и психологической фантастикой Жоржа Франжю». Другие киноманы были захвачены намеренно романическим сюжетом, сочиненным Тешине в соавторстве с Мэрилином Голдином. Изабель Аджани и Жерар Депардьё являют собой великолепную влюбленную пару, писала газета «Франс суар»: «Их киноистория прекрасно дополняет собой галерею великих любовных историй в кино». Обозреватель из газеты «Круа» восхищался физическим обликом героя: «В своей двойной роли Жерар Депардьё прекрасно играет спиной (как Габен в “Набережной туманов”)…» Жан-Клод Бриали по достоинству оценил добротную работу актера. Он тоже сыграл в этом фильме и восторгался парой Аджани — Депардьё, сумевшей сделать «их любовь настоящей, ощутимой», несмотря на неопределенную атмосферу, царившую на протяжении всех семи съемочных недель. «У меня, — признался актер, — остались странные впечатления от “Барокко”: сырой воздух Амстердама, холод, туман, орда молодых людей, живущих, как кочевники, между пивом и гашишем, шатаясь от усталости. Ночь, проведенная на вокзале в Амстердаме, когда, сидя между Жераром Депардьё, закутанным в огромное пальто, и Жюльеном Гийомаром, плетущим всякую чушь, чтобы не дать нам заснуть, я наблюдал за великолепной работой Бруно Нюйтена, который час за часом преображал зал ожидания в волшебное и феерическое место, в феллиниевский мир».

Зрители уже начали привыкать к тому, что в каждом новом фильме Депардьё предстает в совершенно ином образе. За «Барокко» последовала комедия «Рене-тросточка»[28]. В основу сценария легла история жизни Рене Жирье, о котором взахлеб писали довоенные и послевоенные газеты: о его дерзких грабежах и десятке успешных побегов. По словам режиссера Франсиса Жиро, легендарный образ «Тросточки» писался под Депардьё, который покорил его своей дерзкой и мощной игрой в «Вальсирующих» и «Семи смертях по рецепту». Режиссер не ставил своей задачей экранизировать роман Роже Борниша или снять традиционный детектив; он решил сделать пародию, привнеся в нее бурлеск и рассуждения об анархии. Сильвия Кристель (впоследствии прославившаяся благодаря сумасшедшему успеху «Эммануэль») надевает там нацистскую форму, чтобы разыскать своего горячо любимого супруга — Депардьё, а Мишель Пикколи рядится «чокнутым».

Хотя такой выбор стиля привел в восторг любителей комиксов, большинство критиков говорили о натужной работе Жиро, «старающегося бесконечно бить по одному и тому же гвоздю». Актеры тоже не избежали их острых стрел. «Мишель Пикколи, может быть, и выкладывается до конца, но его игра слишком похожа на актерскую репризу, чтобы выглядеть убедительной. Столь же искусственными выглядят самые естественные дарования Жерара Депардьё, его невероятная радость жизни, его чрезмерность во всем. Что же до очаровательной Сильвии Кристель в роли дурочки, она ограничивается тем, что слегка посмеивается сама над собой и дарит нам свою красоту, чудесный голос и нежные взгляды».

Депардьё остался невозмутим. Уколы критики никак не изменили его взгляд на профессию: «В кино, как и в жизни, я люблю чрезмерное; люблю трагедию, люблю комедию, люблю идти до конца, даже если это смешно, а если смешно — то еще лучше!.. Быть актером — значит все видеть, чувствовать, жить, наконец! И не останавливаться…»

После провала «Рене-тросточки» Депардьё принял предложение Маргерит Дюрас, снимавшей свой новый фильм «Грузовик». Сценарий, условия работы — все это его не волновало. Ради Марготон, своей подруги, он был готов бросить все на свете. «Однажды утром она приехала за мной в половине девятого, и в машине, увозившей нас в Нофль-ле-Шато, рассказала о фильме, — вспоминает он. — В десять утра мы начали снимать. Она могла себе позволить действовать, потому что прекрасно знала, что мне не нужно читать сценарий, чтобы понять, что это будет за фильм. Мне достаточно знать то, что знает она, а не то, куда она идет».

После первой сцены, которую снимали на улице, в кабине грузовика, Депардьё и Дюрас укрылись (холодно же) в одной из комнат в доме писательницы. Камера Бруно Нюйтена заработала без всяких репетиций. Актер считывал свои реплики с табличек, вывешенных под объективом, — предтечи бегущей строки. Первый кадр: сама Дюрас (сначала на роль писательницы приглашали Симону Синьоре и Сюзанну Флон, но они были заняты) читает сценарий будущему исполнителю роли, которого играет Депардьё. История начинает разворачиваться: мало-помалу возникают другие образы, из реплик автора по поводу неспособности кино показать что-то другое, кроме подобия реальности, вырастают персонажи. Внимательно слушающий герой Жерара, которого писательница-режиссер выбрала не столько для того, чтобы читать реплики, сколько чтобы их играть, перебивает: «Так. Это роль преступника, убийцы. Он является к одиноким женщинам, охмуряет их и убивает».

Тон реплик — намеренно резкий, как в «Натали Гранже», утверждает Доминик Ноге, исследователь творчества Дюрас и специалист по экспериментальному кино. «Рассказывая одновременно о Натали, девочке из буржуазной семьи, отчисленной из школы за непослушание, и о молодых убийцах из Ивелин, о розыске которых постоянно говорится в фильме в виде сообщений по радио, М. Д.[29] использует любопытную (и неверную с марксистской точки зрения) концепцию существования “класса насилия”, не зависящего ни от социального положения, ни от уровня образования, ни от любви, подаренной или не подаренной родителями».

Депардьё частично разделяет эту точку зрения, когда говорит о жестокости дюрасовского молчания, называя ее «положительным насилием»: «Благодаря Дюрас я открыл для себя силу молчания. Для нее оно значит больше, чем слова. И это правда, молчание всегда приводит за собой верное слово. Потому что без слов актер чувствует себя сильнее: один на один со своим телом, на свету, он пускает корни. Работать с Маргерит — то же самое, что работать на земле: это требует затрат времени. Актеры — как времена года. Нет ничего менее заумного и более простого, чем эта женщина».

Простого и противоречивого, мог бы дополнить Депардьё. В мае 1977 года «Грузовик» вошел в конкурсную программу Каннского кинофестиваля. Надо ли этому удивляться? Картину встретили по-разному. Хотя игра актера не вызвала нареканий, о сценарии Дюрас этого сказать нельзя. На слишком уж яростные нападки Депардьё, вовсе не склонный подставляться под удар, отвечал пылко и великодушно: «Да плевать мне совсем, если нас вываляют в грязи из-за этого фильма. Я очень силен, когда я с Маргерит…» Вот и все.

Безразличная к критике (по меньшей мере внешне), Дюрас проанализировала завораживающее действие своего фильма (показанного в нескольких парижских кинотеатрах) на зрителей и описала его так: «Оно происходит от чувства тревоги, присущего любому исследованию нового места, лица, предмета. Если вы входите в дом, чтобы отыскать там интригу, вас может заворожить эта интрига, но не дом. Если же вы входите в дом “просто так”, не зная о том, что вас там ждет, как в 98 процентах фильмов, сам дом, и только он, становится завораживающим. Здесь же сменяют друг друга два впечатления. Первое — собственно ваше, когда вы входите. Второе — впечатление торгового агента, когда он входит в свою очередь. Две вещи. Вы видели. Вы видите, как он видит то, что вы уже видели. Вы не узнаете. Потому что к этому моменту фильма вы уже не тот человек, каким были вначале: вы стали торговым агентом».

Через полгода после Канна любимого актера Дюрас постиг второй сокрушительный провал — фильм «Ночью все кошки серы»[30] совсем не собрал кассы. Режиссер Жерар Зинг был знаком с Депардьё: он работал ассистентом Клода Режи и Бертрана Блие. Когда Зинг предложил ему сценарий, актер сразу же согласился. Несмотря на сомнения нескольких продюсеров, он даже вызвался финансировать фильм, создав собственное производственное объединение, — как оказалось, себе на горе. Зрители на фильм не пошли, и он быстро сошел с экранов. Это была полная несправедливость, на взгляд Депардьё, который до конца отстаивал этот «сказочный фильм, в котором безраздельно властвует воображение», и так объяснил свой выбор: «Прежде всего меня привлекла живая плоть, ее очарование. Герои фильма — Шарлотта Кроу (девочка), Роберт Стивенс (Уотсон, рассказчик) или я — совершенно живые люди. Они любят есть, жить. Это очень сексуально!» И, добавим, очень грустно, как подчеркивается в редких благожелательных отзывах: «Виды Австрии, уютный зальцбургский отель, встреча в Опере воссоздают удручающую атмосферу, существовавшую вокруг Людвига II Баварского, и это впечатление еще усиливается от пейзажей, “паба” и даже английского дома, достойного сестер Бронте. А Депардьё со своим котом-меломаном, пленник одной из своих богатых жертв, переходящий от одного положения к другому почти нематериальным образом, дополняет ощущение некоего невольного романтизма, которое становится еще более реальным».

Романтические души и любовный недуг вскоре появятся вновь — в фильме «Скажите ему, что я его люблю», где снялся неутомимый Депардьё. Это была экранизация романа американской писательницы Патриции Хайсмит «Странный недуг», в котором речь шла об опустошительной страсти-наваждении. Сильная тема, рассудил режиссер Клод Миллер, принадлежавший к новому поколению кинематографистов и считавший, что зритель может лишь подписаться под определением: «безумная любовь, отказывающаяся считаться с реальностью…»

Для режиссера это был второй фильм, и, по его уверениям, сценарий писался «под Депардьё». По поводу выбора актера на главную роль не могло быть никаких сомнений. «В первый раз, когда я увидел его на экране, он как раз играл необычного героя — агента по продаже стиральных машин в “Натали Гранже”. В его голосе и во взгляде угадывался какой-то надлом, и в сочетании с его крепким телом и уверенными движениями это было очень трогательно». Со своей стороны, Депардьё превосходно чувствовал себя в образе влюбленного, одновременно романтика и невротика: «В эту роль можно было ввести все: лиризм, тайные страхи, детские движения… Фокус в том, чтобы вызволить его глубоко запрятанные эмоции, совладать с его страхами, застать самого себя врасплох…»

Съемки проходили в альпийской деревушке Шамони. Депардьё в безупречном костюме с галстуком и с безукоризненной стрижкой, полагающейся по сценарию Миллера и Люка Беро, обрадовался встрече с Миу-Миу: «Она не изменилась. Это в самом деле исключительная женщина». Ее героиней была конторская служащая, которая живет одна и любит Депардьё, а тот ее не любит. Актриса тоже была рада видеть бывшего партнера по «Вальсирующим»: «Было такое чувство, будто мы с Жераром знакомы еще со школы. У него, например, были такие выражения, которые я уже подзабыла, а во время “Вальсирующих” они меня смешили. Теперь все вспомнилось. Я заводилась с полоборота! Между нами проблем не возникало. И потом, с ним так легко работать! Впрочем, как всегда с большими актерами. Когда он рядом, у тебя только одна проблема: как сыграть. Да и та превращается в удовольствие».

То же удовольствие испытали критики после выхода фильма в сентябре 1977 года. Они почти единодушно похвалили исключительное мастерство режиссера, прекрасное построение рассказа и редкостную игру Депардьё в непривычной для него роли интроверта: «Депардьё играет невероятно мощно. Уже несколько лет во французском кино не появлялось такой сильной картины»; «Депардьё впечатляет своей силой и магнетизмом, он одновременно пугает и внушает жалость в роли смертельно раненного хищника, скотины “в шкуре ребенка”, по замечательному выражению Гомбровица, которое Миллер выносит эпиграфом к сценарию»… По словам рецензентов, весь фильм в конечном счете держится на главном герое: «Своей мимикой, едва заметной улыбкой, некой рассеянностью и отсутствующим взглядом Жерар Депардьё показывает зарождение идеи фикс в голове порядочного буржуа».

Депардьё уже давно говорил, что хочет вновь поработать с Бертраном Блие. Его желание сбылось летом 1977 года, в фильме «Приготовьте носовые платки». Режиссер подобрал для картины ту же актерскую команду, которая так хорошо справилась со своей задачей в «Вальсирующих». С одним лишь исключением: Миу-Миу отказалась от роли, не желая участвовать в создании «Вальсирующих-2». В конце концов, ее заменила Кароль Лор, актриса и певица из Квебека. Блие так объясняет свой выбор: «Я выбрал Кароль из-за ее мультяшного, сказочного облика, ее немного волшебной походки, хорошо сочетавшейся с идеей фильма».

Идея фильма? Необычная история, благодаря которой провокатор Блие хотел посеять сомнения в душе зрителя: не зная, что придумать, чтобы вернуть улыбку своей жене Соланж (Кароль Лор), инструктор автошколы Рауль (Депардьё) просит о помощи учителя физкультуры Стефана (Деваэр). Соланж соглашается поехать вместе с двумя друзьями в детский летний лагерь, куда они устроились вожатыми, на одно лето. И там, в буколической обстановке, она в конце концов забеременеет от… тринадцатилетнего мальчишки!

Любовника в коротких штанишках играл Ритон Либман. Это была его первая роль в кино. Она не останется единственной; позднее он снимется еще в десятке картин.

Сниматься с мальчишкой? До сих пор Депардьё этого делать не доводилось. Он недоверчиво относился к своему юному партнеру. Жерара удивляла его манера речи, но еще больше — его поведение на площадке, чересчур степенное и почтительное, на его взгляд: «Парнишка порой был невыносим. По счастью, мы с Патриком валяли дурака, вспомнив детство. Иначе бы он нам жизни не дал!»

По правде говоря, у такого пренебрежительного отношения к Ритону есть и другое объяснение: Жерара тревожила депрессия Деваэра, и он развлекал своего друга как мог. Поэтому он, не колеблясь, вместе с ним употреблял наркотики, чтобы забыться, или увлекал его в велосипедные прогулки по арденнским лесам. У Депардьё были причины для проявления чуткости и великодушия. Несколько лег спустя, в июле 1982 года, Деваэр покончил с собой у себя дома в Париже. Депардьё говорит об этой трагической кончине с трогательной искренностью, объясняясь в дружбе и любви: «Патрик, я не могу не думать о том, что если бы ты был здесь, возможно, я бы тебя обнимал в “Вечернем платье”…» В таком же ключе актер размышлял о побудительных мотивах этого поступка, угадывая душевные раны своего друга, который делился с ним своими переживаниями. Однажды Патрик рассказал ему, что в детстве подвергся сексуальному насилию. «Это детство, которое всё не кончалось, было затягивающей бездной, бездонной пропастью. Спиртное, наркотики, призраки — все исходило оттуда», — с горечью признавал Депардьё.

Как только актеры ушли со съемочной площадки картины «Приготовьте носовые платки», в ней появился еще один персонаж — Моцарт с его знаменитым «Концертом для кларнета ля-мажор» (К622), который Блие сделал главной музыкальной темой сцен между Соланж и ее юным любовником. Композитор был выбран не случайно. Именно при прослушивании второй части этого произведения режиссер увидел своих персонажей. Знал ли тогда Блие о работе профессора Томатиса, специалиста по слуху и речи, с которым Жерар занимался в начале своей карьеры? Именно он доказал, что произведения Моцарта оказывают стимулирующее воздействие на пациентов, страдающих от бессонницы, депрессии или тревоги. Возможно, Блие был в курсе исследований Томатиса (скончавшегося в 2001 году), тем более что в них подчеркивается, что ритм моцартовских концертов удивительно близок к ритму сердцебиения зародыша в чреве матери…

Как бы то ни было, явление Моцарта было обыграно Блие в нескольких репликах. Например, Стефан — Деваэр говорит своему другу Раулю — Депардьё: «Представляешь, мужик умер в тридцать пять лет, нет, ты прикинь, какая потеря! Пока я не встретил тебя, это был мой единственный друг». А сосед Соланж — Лоры, которого играл Мишель Серро, говорит ей: «Сегодня Моцарт и не прикасался бы к клавишам. Помалкивал бы в тряпочку и был тише воды, ниже травы…»

Нарушение речевых и всех прочих табу, скабрезные ситуации — достаточно ли этого для успеха? Фильм вышел на экраны в 1978 году, и хотя успех не был грандиозным, больше миллиона французских зрителей посмотрели эту одновременно дерзкую, забавную и трогательную комедию.

Год спустя фильм был хорошо принят по другую сторону Атлантики: знаменитый актер Юл Бриннер вручил «Оскара» Блие в собственные руки. По мнению американской критики, автор фильма не пытался представить, как это может показаться, только одну точку зрения — мнение женщины; «он остается на стороне мужчины, терпеливо придавая своему произведению особую атмосферу». Картина была названа шокирующей, но бодрящей. «Искусство Блие состоит в преувеличении, — писал тот же критик. — Он раздувает переживания до такой степени, что мы, наконец, замечаем “пустячки”, о которых люди никогда не говорят. И при этом смеемся над ними. Фильм “Приготовьте носовые платки” отключает рассудочность и вводит нас в состояние эйфории».

Зато «Виоланта», показанная во французских кинотеатрах через несколько недель после картины Блие, никакой эйфории не вызывала. Несмотря на блестящий состав актеров — Депардьё, Лючия Бозе, Мария Шнайдер, — этот фильм Даниеля Шмида, поставленный по роману Конрада Мейера, публике не полюбился. Фантастическая история о молодом человеке, который воскрешает мертвецов в высокогорной долине, находящейся во власти Виоланты, показалась слишком сложной для восприятия.

Несмотря на эту неудачу, Депардьё продолжил сниматься. В том же году он вылетел в Нью-Йорк, где его ждал Марко Феррери для съемок фильма «Прощай, самец». Его партнерами были известные актеры — Марчелло Мастроянни, Джеймс Коко, Джеральдина Фицджеральд и Гейл Лоуренс. Они явно находились под впечатлением сюжета в трактовке Феррери: погружение в обесчеловеченный мир — Нью-Йорк, где жизнь появляется только в виде обезьянки, найденной Лафайеттом (Депардьё) на пустыре[31].

Дождь, ледяной ветер — первые съемочные дни оказались мукой и для актеров, и для технического персонала. Что еще хуже, между Депардьё и режиссером начались ссоры. Дело в том, что актер дал интервью газете «Коррьере делла сера», в котором, среди прочих любезностей, подчеркнул, что репутация прижимистого человека, которую снискал себе Феррери, отнюдь не преувеличение и что режиссер любит актеров меньше, чем прочих людей. Не переставая ворчать на съемочной площадке, Феррери отказался вступить в публичную дискуссию и только обосновал свой выбор актера: «Я просил Депардьё быть Депардьё. Мне интересен этот человек, его манера быть уверенным в себе и ранимым». Актеру удалось блестяще сыграть свою роль, к удовлетворению режиссера, а также жюри Каннского кинофестиваля, присудившего фильму «Прощай, самец» свой специальный приз в мае 1978 года.

Когда Депардьё сообщили приятную новость, он уже несколько месяцев играл в театре. Возвращение на сцену состоялось в новой пьесе Петера Хандке «Неразумные люди на грани исчезновения», поставленной его другом и учителем Клодом Режи. Для Депардьё это был вызов, поскольку несколькими месяцами ранее первый полнометражный фильм того же Хандке, «Женщина-левша», в котором ему отвели небольшую роль, был принят весьма неоднозначно. Впрочем, Депардьё роль удалась, он даже снискал несколько положительных отзывов. Например, журнал «Кинематограф» писал: «Пылкость, тело, энергия Депардьё, возможно, нигде еще не находили себе лучшего применения. Отказ от мертвых формул, потребность ввести самые обычные чувства в повествование о повседневной жизни, выходящее из-под пера Хандке, нашли в этом одновременно мощном, беспокойном и непокорном актере высшую форму выражения». Несмотря на столь высокую оценку, Депардьё не скрывал своей досады: «Мы снимаем интересные фильмы, а зрители на них не ходят. Им подавай взрывающиеся вертолеты!»

Зато в театр «Амандье» в Нантере, где шла пьеса «Неразумные люди…» — о бизнесмене, испытывающем жгучее желание вернуться в детство, — каждый вечер приходили многочисленные зрители. Это не могло не доставить радости и всем остальным актерам, занятым в спектакле.

Один из них (кто именно — наш герой уже не помнит) позвал Жерара на политический вечер, который устраивал государственный секретарь по делам культуры Жак Ланг. Вряд ли у заядлого бонвивана не было никаких задних мыслей, когда он говорил вслух: «Вот это мысль: пойти и спокойно накатить стакан!» Он тогда и вообразить не мог, какая история с ним произойдет. Предоставим слово ему самому: «Я явился в роскошную квартиру с великосветской, но раскрепощенной атмосферой, никаких сплетен. Тихонечко просочился на кухню, чтобы налить себе стаканчик. Вдруг слышу голоса: “Лифт застрял… Лифт застрял…” Выхожу, говорю совершенно спокойно: “Подумаешь… Ничего страшного. Сейчас я вызволю этот ваш лифт”. Беру швабру. Это был лифт с металлической сеткой. Там такая собачка есть, я нажал на нее и — оп! — лифт стал подниматься». Депардьё распахнул его дверь и увидел трех сердитых пассажиров: Франсуа Миттерана, его супругу Даниель и ее сестру Кристин Гуз-Реналь, первую во Франции женщину-продюсера.

Знакомство актера и будущего президента Франции состоялось некоторое время спустя, когда лидер Социалистической партии разговаривал с Жилем Сандье, театральным критиком из газеты «Матен». Жерар решительно подсел к ним за столик и сказал Миттерану совершенно искренним тоном: «Вы мне очень нравитесь». Ждал ли он ответа на это признание? Он последовал быстро: «И вы мне тоже!»

Депардьё был польщен этим комплиментом. Надо признать, его разговоры с поклонниками не всегда отличались подобной учтивостью. Например, встреча в пригороде Лиона даже окончилась серьезной травмой…