МИР — ЭТО МЕСТО, ГДЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ

Питерский фантаст Святослав Логинов дебютирует в Нижнем Новгороде романом «Многорукий бог далайна». То есть, известен Логинов уже лет десять. Я принадлежу к тем, кто запомнил Логинова по повести «Страж Перевала», а полюбил за рассказы на темы европейского Средневековья («Железный век», «Микрокосм», «Цирюльник»). И до сих пор казалось, что попытки Логинова отойти от малой формы были малоудачны («Я не трогаю тебя»), а попытки перейти с западной на иную — отечественную, скажем — почву («Машенька») просто огорчительны. И вот — роман, и весьма объемистый. И весь знакомый логиновский антураж, все эти алхимики, рыцари, ведьмы и тому подобное отринут полностью. Возможно, это многих разочарует. Но я могу сказать — на сегодняшний день это лучшее, что написал Святослав Логинов. Хотя традиционные атрибуты западного фэнтези им отброшены, абсолютно точно соблюдается главный принцип главного классика и теоретика жанра, ставившего целью фэнтези создание вторичных миров. Ибо роман об этом самом — о создании и разрушении мира. Только во всех канонических мифологических системах мир создан либо для человека, либо хотя бы приемлем для его обитания. А если мир изначально создан против человека? Творец, старик Тэнгэр, устав от вековой борьбы с многоруким порождением бездны Ёроол-Гуем, ненавидящим все живое, предлагает сотворить мир специально для Многорукого — просто для того, чтоб тот от Тэнгэра отвязался, и не мешал ему думать о вечном. «Я построю для тебя четырехугольный далайн — обширный и не имеющий дна, я наполню его водой, чтобы ты мог плавать, населю всякими тварями — мерзкими и отвратительными на вид, и ты будешь владычествовать над ними». Но среди множества встречных условий, поставленных Многоруким: «Мне надо, чтоб среди этих тварей была одна, похожая на тебя, как схожи две капли воды, чтоб у нее были две руки и две ноги, чтоб она умела разговаривать и думать о вечном. Я буду убивать эту тварь в память о нашей битве». Но Тэнгэр также приговаривает к тому, что раз в поколение будет рождаться илбэч-человек, умеющий создавать сушу лишь силой желания, и неизвестно, останется ли, прежде чем яд Многорукого разъест ограждающую мир стену, место в далайне самому Многорукому. Таков «миф творения» в изложении Святослава Логинова. Мир, созданный по меркам дьявола и для обитания дьявола, а человек, созданный по образу и подобию Божьему (Тэнгэрову) изначально дьяволу (Ёроол-Гую) в жертву обречен. Псевдодальневосточная терминология (и дальнейшие «как бы» монгольские и китайские реалии) не должны вводить читателя в заблуждение. Хотя, конечно, введут, и, уверена, что будет высказано мнение, что Логинов написал роман на основе монгольской мифологии. Ничего подобного. Я уже сказала — никакие канонические системы в основе романа не лежат. Я сказала также — никакие канонические… В раннем христианстве оппозиция Бог — Сатана выражена слабо. Господь всемогущ, и представлять, что Сатана может реально противостоять ему — значит, умалять величие Божье. Но прежде христиан и в первые века их были гностики, отнюдь не считавшие Творца всемогущим. Ибо тот Творец, которого мы знаем — лишь слабая эманация, отражение истинного непознаваемого Бога. Разумеется, у такого творца-демиурга может быть «черный двойник», Сатанаил, истинный хозяин нашего мира. «Сотворение мира — эпизод второстепенный. Блистательная идея — мир, представленный, как нечто изначально пагубное, как косвенное и превратное отражение дивных небесных помыслов».[1] Но гностицизм был всего лишь философской системой, вдобавок элитарной. Потом пришел пророк Мани и создал на ее основе «учение, доступное всем» — о вечной борьбе света и тьмы и регулярных явлениях «посланцев света». Церковь тут же объявила манихейство ересью и принялась его искоренять. Говорят, все со временем становятся похожи на своих врагов. На протяжении столетий манихейство возрождалось под именами павликианства, движения катаров и вальденсов, богомильства — считавших мир вотчиной Сатанаила. На протяжении столетий церковь уничтожала павликиан, катаров, вальденсов и богомилов, жгла их на кострах, объявляла против них крестовые походы. К исходу Средневековья с ересью манихейства было поконченно. Но если бы люди внимательно взглянули окрест себя, то увидели бы, что живут в манихейском мире. Влияние гностическо-манихейской доктрины на формирование цивилизации — тема, вполне достойная внимания писателя вообще и писателя-фантаста в частности. В нашей литературе она затронута, кажется, только Аркадием и Борисом Стругацкими в «Отягощенных Злом». Но, если у Стругацких идет речь о нашем мире, нашей цивилизации, то Логинов развивает эту тему на материале «вторичного мира». Мира, изначально пагубного для человека.

Далайн — четырехугольник, обнесенный стеной Тэнгэра, где плещется ядовитая влага и торчат каменные острова — оройхоны. Оройхоны бывают сухие, мокрые и огненные, причем жизнь возможна только на сухих. Множество хищных и омерзительных тварей — не считая явлений Многорукого, уничтожающего все живое везде, где дотянутся его щупальца. Плюс еще всевозможные прелести.

Невозможный мир. Невыносимый мир…А люди живут. И не просто живут — цивилизацию построили, отнюдь не примитивную. Научно-техническая мысль не дремлет — во всяком случае, при полном отсутствии в далайне каких-либо металлов и крайне редко встречающемся дереве до огнестрельного оружия и артиллерии здесь додумались…И мысль социально-политическая — тоже. В далайне представлены едва ли не все возможные формы правления. Классическая абсолютная монархия (Страна Вана). Теократия (Страна Старейшин). Тоталитарная структура в духе «лагерного коммунизма» (Страна Добрых Братьев). Анархическое общество изгоев, из которого при нормальном миропорядке способен прорасти «здоровый капитализм». Короче, все. А значит, к несчастьям человечества, запрограммированным от сотворения далайна, добавляются еще и неизбежные войны. И все это на крохотной площадке, потому что весь далайн, весь мир этого человечества, если двигаться вдоль стены Тэнгэра по прямой, можно пешком обойти за четыре дня. Правда, прямых дорог в далайне нет. По этому миру и странствует герой романа Шооран. Странствует под видом солдата-цэрэга, каторжника, бродячего сказителя, тщательно скрывая свой дар илбэча. Потому что на илбэче не только проклятие Многорукого, обрекающее его на вечное одиночество. Илбэч — желанная добыча для любого правителя, потому что илбэч создает в далайне новую сушу. Новая суша — новые территории. Без комментариев. Шооран бродит, автор же вместе с ним осваивает мир далайна, описывая его реалии (перечислять которые было бы слишком долго) и то, что формирует духовный мир его обитателей. «Миф о творении» здесь уже цитировался. Есть и мифы о культурном герое, героические и любовные предания, скабрезный «низовой» фольклор. И почти везде — центральная фигура — Многорукий, дьявол и бог этого мира. И при всей его искусственности, лабораторной заданности, мир получается весьма достоверным и в чем-то очень знакомым. Сравните: «И каждый говорил своему брату: — То, что ты видишь, — мое, и все иное — тоже мое» (Логинов). «И сказал брат брату: «Это мое, и это — мое же». («Слово о полку Игореве»). «Ты хочешь меня уничтожить, о Тэнгэр! Но подумал ли ты, что вместе со мной ты разом уничтожишь половину вечного времени, и половину бесконечности, их обратную, темную сторону? Сможет ли твоя светлая сторона существовать без меня, и на чем будет стоять алдан-тэсэг, если не будет моей бездны?» (Логинов). «Ты произнес свои слова так, будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что делало бы твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и от людей… Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?» (М.Булгаков, «Мастер и Маргарита»). «Изгои — люди, загнанные жизнью туда, где жить нельзя» (Логинов). «Жизнь — это место, где жить нельзя». (М. Цветаева. «Поэма конца»). Этот ряд можно было бы продолжить вплоть до братьев Стругацких, и, кажется, подобные «скрытые цитаты» не есть случайные оговорки, и уж, конечно, не плагиат, а цепь условных знаков — следуем за русской литературной традицией. Но только ли русской и только ли литературной? «За прошедшее время страна всеобщего братства одряхлела еще больше, хотя и вела успешные войны разом на двух фронтах. В общинах оставались только женщины, которые и кормили всю страну, выполняя как женские, так и мужские работы. Мужчины поголовно считались цэрэгами. Сказочная добыча… давно рассосалась неведомо куда, новых приобретений заметно не было, но весь народ… жил надеждами, а значит не жил вовсе». Знакомо? Или: «После падения твердокаменного государства принудительной любви и узаконенного братства, на каждом оройхоне обосновался свой особый царек или республика, отличающаяся от прошлых времен лишь немощью и особым изуверством. Никто там не стал жить ни лучше, ни сытнее, все, как и прежде, ненавидели чужаков, а сами старались кормиться за счет более слабых соседей». Политический памфлет? Не без этого. К счастью, этим дело не ограничивается, иначе «Многорукий бог» ничем не отличался бы от «Анастасии» Бушкова, от чего Тэнгэр миловал. Что же до принадлежности к культурным традициям, то тут невольно вспоминается, что культурологи определяют цивилизацию Запада как «культуру вины», а цивилизацию Востока как «культуру стыда». В своих рассуждениях Шооран приходит к мысли, что во всех бедах мира виноват не дьявол — Многорукий, но демиург Тэнгэр, ибо творение — это действие, а всякое действие влечет за собой зло. Рассуждение абсолютно в духе китайской (конкретно, даосской) философии, проповедующей принцип «недеяния». Но вывод-то каков? «Виноват тот, кто делает. Значит, будем виновны». Спрашивается, ушел ли Логинов в действительности от своего изначального «западничества»? Следует заметить, что роман вовсе не является мешаниной философских, религиозных и политических рассуждений, как, похоже, следует из моих заметок. Это, как и положено роману, прежде всего история. История о творце. Ибо дар илбэча — метафора творчества (определение «поэт» в романе прилагается только к Шоорану, хотя сказители в далайне не так уж редки). И творчества как жажды абсолюта. У Шоорана есть еще один антагонист, кроме Многорукого. Это его собственный брат и антипод Ээтгон. Если Шооран — «тип творца», Ээтгон — «тип реального политика», «рачительный хозяин», вроде ануйевского Креона. Шооран стремится уничтожить зло, Ээтгон — к нему приспособиться. И житейская правда в конечном счете на стороне Ээтгона. Что, в общем, тоже малоутешительно. …И о том, куда такая жажда абсолюта способна завести. Потому что в борьбе с жестокостью мира Шооран незаметно перешагивает грань, за которой строит уже «не для людей, а против далайна». А человечество для него сосредоточилось в прибившейся к нему юродивой карлице Ай, по слабоумию своему не понимающей, кто с ней рядом. И когда Ай убивают оголодавшие крестьяне (а оголодали они, между прочим, из-за того, что в результате глобального творения Шоораном суши в далайне царит страшная засуха), люди вообще перестают для него что-то значить. Важна только борьба с Многоруким. «В вечном чудовище скрывался смысл и оправдание борьбы и надрывной испепеляющей работы». И Многорукий, незримо присутствующий в сознании Шоорана, как черт в сознании Ивана Карамазова, говорит: «Я вижу, добрый илбэч, ты еще страшней, чем я. Думающий как ты может и победить, а если бы люди пережили тебя, ты остался бы в их памяти великим богом. Тогда нас стало бы трое: старик, сделавший все и не делающий ничего, я — его тень и истинная суть, и ты — предвечный и единосущный сын и вместе с тем лучшее из творений, пришедший во имя любви и убивший мир. Жаль, некому будет полюбоваться на такую троицу». Все со временем становятся похожими на своих врагов. И гибнет Многорукий, и рушится стена Тэнгэра. А за ней — мир. Наш мир в его первозданной чистоте. Хэппи-энд? Ни в коем разе. Потому что человеческая природа осталась прежней, а в нашем мире свои трудности, и Логинов под занавес создает «мир будущего», в котором воплощенный кошмар далайна представляется золотым веком, раем земным, сказочной страной изобилия, а Многорукий — добрым и благостным божеством. И потому, что поблизости маячит стена нового далайна. И потому, что этот мир невыносим для Шоорана — для нынешнего Шоорана. «Он не может жить без ненавистного далайна, без ядовитой влаги, стылой бездны и дыма жгучих аваров. Нельзя прожившему жизнь в борьбе лишаться врага. Он создал новый мир, но ему нет в нем места». И в последний раз он призывает свой дар, и в новом далайне становится новой инкарнацией Многорукого, с которым будет бороться новый илбэч… Кольцо замкнулось. Что соответствует древней и почтенной традиции. Убийца царя становится царем. Убийца дракона — драконом. А убийца Многорукого… Питерский фантаст Святослав Логинов написал хороший роман. И это единственный утешительный итог, который я могу здесь представить. Других нет.

Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.