"Дом на горе" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)

Глава 17. КОРАБЛИ В ПОЛЕ

Утром четверка приятелей чуть свет была уже в поле. Без конца и края тянулись спелые хлеба, перемежающиеся перелесками, коричневыми квадратами пара, делянками голубого овса и ярко-зеленой картофельной ботвы. Сейчас хлеба были волглые, сизо-дымчатые от росы, точно затянутые слюдяной пленкой. Пока мальчики узкой полевой тропинкой пробирались к бригадному табору, их штаны и рубахи так намокли от холодной росы, будто ребята вброд перешли реку.

На углу делянки ребята заметили Марину Балашову. В том же белом платочке и голубой майке, что и вчера, она озабоченно оглядывалась по сторонам, то и дело трогала влажные колосья, и ребятам показалось, что бригадир со вчерашнего вечера так и не уходила домой.

– Переживает! – вполголоса заметил Алеша Прахов. – Наверное, всю ночь не спала.

– А ты как думал? Легко ли такой урожай убрать? – сказал Костя.

И правда, Марину многое беспокоило в это утро: подойдут ли вовремя колхозники, жатки, подводы, не запоздают ли комбайны из МТС? Особенно тревожила ее обильная роса, выпавшая за ночь.

И мальчики, почувствовав душевное состояние бригадира, остановились поодаль.

Но Марина сама подошла к ним:

– Вы что это поднялись ни свет ни заря?.. Видали, росища какая, хоть купайся! Теперь жатву рано не начнем.

– Так и вы ни свет ни заря… – осторожно заметил Костя.

– Уж приметили… – усмехнулась Марина, потом вздохнула и задумалась. – А иначе и нельзя, ребята! За хлеб всегда душа болит.

Ветер за ночь утих. Колосья пшеницы стояли недвижимые, оцепеневшие и, казалось, совсем не замечали того оживления, что начиналось в поле. Тарахтя, проехали по дорогам жатки и лобогрейки и заняли свои боевые позиции по углам делянок. Около них, как орудийная прислуга, разместились вязальщицы снопов.

Подошли скирдовальщики с трезубыми вилами на плечах. Около полевого стана закурился синий дымок бригадной кухни.

И наконец со стороны МТС послышался рокот моторов.

– Комбайн, комбайн идет! – восторженно завопил Алеша и полез на плечи Паше Кивачеву, чтобы первым увидеть машину. – Самоходный дали! Новенький!

– Пусти! Что я тебе – вышка, каланча?.. – Паша стряхнул Алешу с плеч и деловито вгляделся в даль. – Сам ты самоходный! Самый настоящий «Сталинец». И не один, а два. На сцепе идут… А трактор гусеничный, «Челябинец».

Ребята помчались навстречу комбайнам. Окрашенные в голубоватый цвет, высоко вскинув коленчатые трубы для выгрузки зерна, они, точно корабли, величественно и неторопливо плыли в просторном пшеничном море.

Паша оказался прав: это действительно были два видавших виды комбайна «Сталинец», прицепленные один за другим. За комбайнами двигался полевой вагончикобщежитие, с дверью, с застекленными окнами, с койками, с радиоприемником – комбайнеры любили жить прочно, домовито.

Комбайны и вагончик-общежитие тянул широкогрудый трактор «Челябинец», оставляя на полевой дороге ровные прямоугольники своих следов.

Сколько бы раз ни встречали ребята этот могучий гусеничный трактор, он всегда восхищал их своей богатырской силой. Гудела и сотрясалась земля, вой мотора заглушал голоса людей, и всем своим видом трактор, казалось, говорил: «А ну, попробуйте, остановите меня!» И высоковские мальчишки могли без конца бежать за трактором, слушать его свирепый рев и кидать под светлые лязгающие гусеницы палки, ветки деревьев, фуражки.

– Ну, что я говорил! – с довольным видом кивнул Паша на трактор, словно тот прибыл к ним в колхоз, послушный его слову. – Теперь наши с «Челябинцем» не пропадут!

Но Алешу посрамить было не так легко.

– А я самоходный комбайн все равно видел! Третьего дня в Почаево шел. Вот это техника! – И он, улучив момент, вспрыгнул на подножку комбайна и забрался на верхнюю площадку, где стоял знакомый ему штурвальный.

Вскоре комбайны остановились. Вагончик-общежитие оттянули в сторону, на заранее приготовленную площадку. Около комбайнов собрались колхозники.

Марина принялась договариваться со старшим комбайнером Лычковым о порядке работ. Ребята крутились около взрослых, надеясь, что, быть может, и им перепадет какая-нибудь работа у комбайна. Но Никита Кузьмич, заметив ребят, строго сказал, что комбайн – машина строптивая и, не ровен час, прищемит шестеренкой чей-нибудь любопытный нос или палец.

– Ты бы их на тихое место определила, – заметил он Марине. – Скажем, колоски собирать. Ученики все-таки, школяры!

– На колоски! – возмутился Костя. – Да что мы – третий класс, малолетки какие!

– Эге! – нахмурилась Марина. – Ты, я вижу, с норовом. А кто в поле хозяин?

– Ладно… – вздохнул Костя. – Как скажете, так и будет. На колоски так на колоски…

– Вот так-то лучше!

Но ребятам в этот раз неожиданно повезло. Старший комбайнер Лычков сказал Марине, что ему на комбайн к соломокопнителю нужны два расторопных хлопца. Работа несложная: знай вовремя опрокидывай соломокопнитель и, главное, не заглядывайся на ворон.

– Это по мне… Я такую работу знаю, – выскочил вперед Алеша.

Как ни хотелось Косте самому на комбайн, но, зная нрав Алеши, он скрепя сердце согласился:

– Ладно, занимай позицию. И Новоселов с тобой.

– И еще два хлопца требуются, – сказал Лычков: – воду подвозить к комбайнам.

Костя даже похолодел от обиды. Возить воду, да еще на упрямых, ленивых быках! Он посмотрел на Пашу: тот, как и обычно, был спокоен и невозмутим. Потом, оглянувшись, поймал на себе взгляд Марины.

– Есть возить воду! – вспыхнув, откозырял Костя Лычкову.

Свежий утренний ветерок унес за горизонт пелену облаков, восток заалел, неторопливо поднялось солнце, и порозовевшее пшеничное море покрылось легкой зыбью.

Роса мало-помалу спала.

Лычков в последний раз запустил руку в пшеницу – достаточно ли она просохла, – переглянулся с Мариной и подозвал к себе учетчика:

– Радируй в эмтээс! Начинаем!

Учетчик побежал в вагончик и, включив полевую радиостанцию, передал в усадьбу МТС, что комбайновый агрегат бригадира Лычкова в четыре тридцать начал уборку хлебов.

Комбайны тронулись.

Костя с Пашей, как завороженные, шагали рядом с машинами.

Неуклюжие с виду ящики комбайнов вдруг ожили и удивительно преобразились. Пришли в движение все неподвижные, загадочные до сих пор шестеренки, звездочки, валики, цепи. Где-то в середине комбайна сердито взвыл стальной клыкастый барабан, нагоняя свистящий ветер; в хвосте машин запрыгали большие и маленькие решета, словно непокорный и сильный зверек бился в клетке и не мог вырваться на волю.

Но вот наступило и самое интересное. Стоящий на верхней площадке комбайна штурвальный, торжественный, как часовой на посту, опустил почти до самой земли длинный зубчатый стальной нож. Нож пришел в движение, подрезал под корень стебли пшеницы, и бегущее брезентовое полотно понесло их к клыкастому барабану. Прошли секунды – ив огромную клетку соломокопнителя полетела легкая шелковистая солома, из коленчатой трубы в железный ящик – бункер – янтарной струей потекло зерно.

Здравствуй, добрый урожай!..

– Вот это машина! – почтительно сказал Костя, провожая взглядом комбайны. – Прямо-таки за сто людей работает: и жнет, и молотит, и веет…

– Ничего не скажешь, – согласился Паша. – Кто строил – с головой был человек…

Мальчики направились к полевому табору, получили волов, запрягли их в телеги и поехали за водой. Быки с таким царственным высокомерием и медлительностью тянули по пыльной дороге бочку с водой, что никакая сила в мире – ни хворостина, ни мольба, ни грозный окрик – не могла заставить их прибавить шагу.

К тому же они имели привычку частенько ложиться посреди дороги и отдыхать, сколько им вздумается.

Костя выходил из себя, орал на быков, но Паша был невозмутим и утешал приятеля:

– А ты плюнь, береги жизнь молодую… Быки, они и есть быки – у них такой режим дня: час поработали – десять минут передышки.

Прислонившись к бочке с водой, Паша даже ухитрялся немного подремать.

Кроме всего, путь водовозов пролегал как раз мимо полевого тока, где около сортировки работали девочки.

– Ребята, какой марки у вас машина? – фыркая, кричали они. – Не «Му-два»?

Паша, которому очень понравилась такая кличка, смеялся вместе с девочками, а Костя проезжал с каменным, неподвижным лицом и оставался глух и нем к шуткам.

Лычков был доволен ребятами: воду они всегда доставляли вовремя. Но зато беспокоила его выгрузка зерна из бункеров. Две подводы, запряженные лошадьми, с трудом успевали отвозить пшеницу от комбайнов к полевому току. То и дело над комбайнами взвивался красный флажок, сигналя возчикам, что бункеры полны зерном и их пора разгружать. Но подводы были еще далеко, и комбайнам приходилось останавливаться и ждать. Лычков потребовал от Марины еще одну подводу. Та пообещала, но свободной подводы все не находилось.

– Большая машина, а простаивает из-за какой-то телеги. Паршивое дело! – обиделся Костя и с досадой заговорил о том, что их водовозная работа – не работа, а дом отдыха, и для доставки воды за глаза достаточно одной пары быков. – Надо что-то смекнуть, Паша!..

И ребята смекнули. Раздобыли у завхоза две пустые бочки, поставили их на концах делянки и наполнили водой. Пока расходовался этот водяной запас, успевали подвезти воду на одной паре быков, а вторая пара оказалась свободной.

Костя запряг ее в телегу-бестарку и заявил Лычкову, что он будет помогать возить зерно. Однако нагрузить зерно на ходу никак не удавалось. Медлительные быки не поспевали за ходом «Сталинцов», приходилось останавливать машины и ждать, пока шла выгрузка пшеницы.

Лычкову это не понравилось:

– Так я за день с добрый час времени потеряю. Не пойдет это дело!

Костя бросил на быков негодующий взгляд и погрозил им кулаком:

– Эх вы, лбы чугунные! Зачем только корм на вас тратят! Прицепить вас к комбайну за дышло да тягать, как на буксире…

– Как, как? – прищурившись, спросила Марина.

– На буксире, говорю! – с отчаянием принялся объяснять Костя. – Трактору, ему что… хоть десять таких тихоходов потянет.

– А ведь хитро! – засмеялась Марина. – Слушай, Лычков, подхватывай смекалку: цепляй быков к комбайну.

– Шутки шутишь, товарищ Балашова? – обиделся комбайнер. – Что я, к вам в колхоз быков дрессировать приехал?

– Не выдумывай ты, Ручей, – шепнул приятелю Паша Кивачев. – Не станет же комбайнер из-за наших быков технику позорить.

– А может, с учителем посоветоваться или с Яковом Ефимовичем? – не сдавался Костя. – Они не меньше Лычкова понимают.

Разговор с комбайнером ни к чему не привел, но Марина не успокоилась и в обеденный перерыв рассказала о Костиной выдумке Сергею и отцу.

Сергей от души расхохотался.

– Смех смехом, а догадка-то со смыслом, – заметил Яков Ефимович. – Пойдемте-ка к Лычкову.

Все направились к комбайну.

Яков Ефимович осмотрел машину и объяснил Лычкову, что незачем таскать на буксире ленивых быков, а достаточно прицепить к комбайну пустую телегу.

– Это другое дело, это можно! – согласился комбайнер.

За ночь Яков Ефимович приделал к телеге железный прут с крючком.

Утром, когда подали сигнал, что бункер пора разгружать от зерна, Костя заехал вперед комбайна и выпряг из телеги быков. Поравнявшись с телегой, комбайн остановился. Мальчик быстро прицепил к нему телегу, и «Сталинец» вновь тронулся. Но теперь рядом с ним двигалась телега-бестарка, и в нее сильной, тяжелой струей текло из бункера зерно. Как только подвода наполнилась пшеницей, комбайн опять на минуту остановился. Костя немедленно отцепил телегу, запряг быков и отвез зерно на ток. За день он совершил более десяти таких рейсов.

Теперь комбайны не простаивали из-за разгрузки зерна, и Лычков был очень доволен. «Костюшкина сцепка», как назвала ее Марина, многим пришлась по душе, и Сергей приказал оборудовать ею еще несколько бычачьих упряжек.

Алеша Прахов всячески превозносил конструкторские способности Кости Ручьева и переименовал бычачью упряжку из «Му-два» в «Торпедо-два».