"Дом на горе" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)Глава 16. ТАКТИКАВремя жатвы еще не наступило, но в колхозе все жили ожиданием радостных страдных дней. На пастбище нагуливали силы кони, в кузнице ремонтировали жатки и лобогрейки, в правлении колхоза до поздней ночи засиживались Сергей и бригадиры, обдумывая планы уборки. Костя и его приятели стали удивительно предупредительными к Марине. Они сами напросились оформить бригадную доску соцсоревнования, переписали Марине ее роль Катерины из «Грозы» Островского – постановку этой пьесы готовил клубный драмкружок. Костя частенько забегал в избу к Балашовым, особенно в те часы, когда Вари не было дома. У Балашовых было просторно и уютно. Домотканые дерюжные половички лежали на полу, стол был покрыт чистой скатертью, деревянные кровати украшены самодельной резьбой – в этом доме многое умели делать своими руками, и делали добротно, прочно, со вкусом. За дощатой перегородкой помещался Варин и Петькин уголок: небольшой столик, две кровати, полка с книгами, на окне – горшки с цветами. «Уголок школьника» в доме Балашовых считался священным местом. В нем занимались сначала старший брат Александр, потом Марина, теперь самые младшие в семье – Варя и Петька. В часы, когда дети сидели над учебниками и тетрадями, мать старалась поменьше греметь рогачами у печки, без стеснения выпроваживала за дверь словоохотливых соседок и с укором говорила мужу, большому любителю табака-самосада: «Стыдись, отец! Какое уж тут учение ребятам от твоего зелья!» И Яков Ефимович сконфуженно отходил к печке и до куривал цигарку, пуская дым в отдушину… Вот и сегодня, узнав от Петьки, что девочка ушла к матери на молочную ферму, Костя заглянул к Балашовым. В доме у печки хозяйничала Марина. – А Вари нет? – невинным голосом спросил мальчик. – Я подожду чуток. Но через несколько минут, будто томясь от безделья, он схватил ведро и побежал на колодец за водой. Потом нарубил хворосту и даже взялся сходить в сельпо за покупками. Марина лукаво покосилась на мальчика и с притворным негодованием всплеснула руками: – И куда это Варька запропастилась!.. Минуты дома не посидит! – Так я ж подожду… время есть, – умоляюще заверил Костя. Но, как только Варя показалась на крылечке, мальчик вспомнил, что дома у него уйма дел, и убежал. Марина отвернулась в угол и засмеялась. – Чего ты фыркаешь? – подозрительно спросила Варя. – Да так… смешинка в рот попала. Каков Костя-то! Ждал, ждал тебя, дров нарубил, воды наносил – и вдруг бежать… С чего бы это, Варюша? – Он мне не докладывает. – нахмурилась Варя. – Так уж ты его делами и не интересуешься? – Я и думать о нем не желаю! Воображала он и упрямый, как не знаю кто… – Вот и плохо, что не думаешь. Взъелись на мальчишку… Из юннатов его почему-то грозитесь прогнать. Это вы зря! – заметила Марина. – Не так уж Костя и виноват. …В полдень к Варе гашел Витя Кораблев и с таинственным видом вызвал ее в сени. – Понимаешь, какое дело… – замялся он. – Мне бы и в голову не пришло… Да девчонки-сороки… Трезвонят на весь белый свет! – Да говори сразу, не ходи кругом да около! – Про Ручьева болтают… Прирос он к вашему дому. Теперь за тебя всю воду из колодца выкачает, все дрова перерубит… Варя зло прикусила нижнюю губу, кинулась в дом, вырвала из тетради лист бумаги и написала: «Все это очень глупо и бессовестно. Я от тебя не ожидала. Воду за меня прошу не носить и дров не рубить – не нуждаюсь». Витя покорно ожидал девочку в сенях. – Отнесешь Ручьеву… сейчас же! – Варя протянула ему записку. Витя с большой охотой направился разыскивать Костю Ручьева. По дороге он трижды перечитал записку, в четвертый раз повторил ее наизусть, и она ему так понравилась, что последние слова записки мальчик даже попробовал вполголоса пропеть: «Не нуждаюсь, не нуждаюсь!..» Ручьева он застал на «катере» вместе с Пашей, Васей и Алешей Праховым. Приятели бурно о чем-то совещались. Витя протянул Косте записку: – Срочное письмо с нарочным. – Какое письмо? От кого? – От известного вам товарища. Костя пробежал записку, вспыхнул, потом расхохотался: – Варька может не беспокоиться! Это ее не касается – ни вода, ни дрова… – А кого касается? – полюбопытствовал Витя. – Много будешь знать – скоро состаришься! – Ага, понимаю… – ухмыльнулся Витя. – К Марине подлаживаешься? Ну, и как твоя заложенная голова поживает? Снимать не пора? Костя побледнел, дернулся и почти под самым носом Вити загреб ладонью воздух: – Все равно по-моему будет! Не отступлюсь! – И он показал на дверь: – А теперь топай! Витя выскочил на улицу и с облегчением перевел дыхание, радуясь, что его роль письмоносца закончилась так благополучно… В эти дни, где бы ни работали молодые колхозники второй бригады – на расчистке ли полевого тока, на прополке ли конопли, – Костя с приятелями был тут как тут. Мальчики вежливо здоровались с девчатами, и не проходило пяти минут, как они уже выпалывали вместе с ними сорняки или орудовали лопатами, расчищая площадку для полевого тока. Паша Кивачев принялся за работу с большой жадностью, словно он долго сидел взаперти и страшно стосковался по живому делу. Он и Вася Новоселов сразу завоевали доверие девчат и парней. Алеша Прахов, верный своим привычкам, частенько поглядывал на солнце, то и дело бегал к речке, и Косте не раз приходилось вести с ним серьезный разговор. Ребята, особенно Вася и Алеша, за словом в карман не лезли: они шутили, рассказывали потешные истории, отчего девчата покатывались со смеху. Костя иногда заводил серьезный разговор о газетных новостях, о прочитанных книгах. Три утра подряд он рассказывал девчатам «Таинственный остров» Жюля Верна и каждый раз обрывал на самом интересном месте: – А продолжение потом, после дождичка в четверг! Как-то раз девчата принялись уговаривать Марину: – Нам бы таких хлопцев в бригаду! С ними работа веселее спорится… Да и трудодни им пора начислять. стараются ребята. Марина встретила Костю в поле и, взглянув на его облупленный нос, спросила, что же теперь будет с домом Ручьевых. Сергей занят председательскими делами, он, Костя, с утра до вечера в поле. – Можешь проверить: на «катере» полный порядок, – ответил Костя. – Значит, бабка Алена хорошо хозяйничает. Доволен ты ею? – Какая от нее помощь! – отмахнулся Костя. – Брюзжит да на ревматизм жалуется. Ей на печку пора. – Где же тогда «порядок»? – Марина недоверчиво покачала головой. – И откуда у тебя прыть такая? Везде поспеваешь… – Меня хватит! С этого дня Косте и его приятелям стали начислять в бригаде трудодни. По утрам ребята приходили на усадьбу второй бригады, получали наряд на работу, брали инвентарь и вместе с колхозниками, важные и довольные, шагали в поле. Частенько Ручьев и его приятели ходили с Мариной осматривать хлеба, массивы черных паров, семенйики клевера и по дороге расспрашивали бригадира о земле, о семенах, об удобрениях. – Неужто это вас так занимает? – удивлялась Марина и, как умела, принималась объяснять. Потом спохватывалась: – Потерпите до осени. Откроем в колхозе мичуринскую школу – вот и приходите туда. – А нас запишут? – допытывался Костя. – Вы занас словечко замолвите? – Да уж придется, – улыбалась Марина. По вечерам девчата второй бригады, по обыкновению, возвращались домой с песнями. Костя отдал своей команде строжайший приказ: петь всем на совесть, голосов не жалеть. Васе Новоселову, первому школьному запевале, это пришлось по душе. Он быстро спелся с девчатами, обучил их новым песням, и в Высокове стали поговаривать,что Марина не иначе как готовит свою бригаду в хоровой колхозный кружок. Алеша тоже пел е удовольствием, хотя девчата и зажимали порой уши от его пронзительного голоса. Только бедный Паша Кивачев мучительно переживал Костин приказ. – Опять молчишь? – сердился на него Костя. – Так у меня голос еще не народился… – А ты подпевай! – Песен не знаю… – Учись! Ты понимаешь, это же тактика… нужно! – Понимаю, – уныло соглашался Паша. Как-то раз, когда вторая бригада возвращалась с работы, ее встретили на краю деревни Федор Семенович и Галина Никитична. Подняв вверх лопаты, Костина компания отсалютовала учителям и с песней прошла дальше. – А хорошо ребята с колхозниками спелись! – потирая щеку, сказал Федор Семенович. – Ишь, как складно выводят. – А вы знаете, кто у ребят запевала? – спросила Галина Никитична. Федор Семенович прислушался к пению: – Как будто Вася Новоселов. Да, да, он! – Нет! Главный запевала Костя Ручьев. – Не спорь, Галина! Я голоса всех ребят отлично знаю.. – Я не о голосах… Галина Никитична рассказала учителю о споре ребят на «школьной горе», о желании Кости Ручьева работать и учиться в бригаде Марины Балашовой. – Эге, – усмехнулся Федор Семенович, – школьная-то жизнь тебя уже захватила! – У меня Костины слова из головы не выходят, – призналась учительница. – И, наверное, не только в Высокове, а в любом селе такие разговоры услышишь. Ребята к жизни тянутся… Может, Костя в чем и неправ, а отмахнуться от его слов нельзя. Федор Семенович задумался. Он вернулся из города полный сил и здоровья. Окрепшая рука твердо держала топор, пилу, лопату. Учитель целыми днями бродил около школы, придумывая все новые и новые дела: здесь надо починить садовую скамейку, там выкопать яму или перестлать мостик… Клавдия Львовна сердилась, требовала, чтобы муж берег оперированную руку, но он был неумолим. Затем Федор Семенович решил пополнить запасы сена для козы. Жена сказала, что школьники еще летом накосили сена вполне достаточно, но Федор Семенович не послушался и, наточив косу, отправился в лес сенокосничать. Клавдия Львовна пожаловалась Мите Епифанцеву, и вслед за учителем в лес пришло с десяток юных косарей. Учитель попытался было прогнать их домой, но Митя твердо заявил, что ребята выполняют просьбу Клавдии Львовны и никуда отсюда не уйдут. За одно утро школьники вместе с учителем накосили на забытых лесных полянах столько травы, что Федору Семеновичу поневоле пришлось прекратить сенокос. Истосковавшись за лето по школе, по ребятам, по земле, учитель ни минуты не мог сидеть без работы. Он закончил в школе ремонт, хлопотал о дровах на зиму, часто отлучался в колхоз. То бродил с землеустроителем по полям, то заглядывал в кузницу или на стройку электростанции, то до поздней ночи заседал в правлении колхоза. Обычно утром из дому Федор Семенович выходил в белой полотняной фуражке, в чистой рубахе, а возвращался к вечеру запыленный, в масляных пятнах или в известковых брызгах. Клавдия Львовна с досадой выговаривала мужу, что нельзя же в таком растерзанном виде показываться перед учениками, да и вообще он уже далеко не мальчишка, должен жить степенно, по строгому режиму и беречь свое здоровье. Звучно фыркая под умывальником и посмеиваясь, Федор Семенович отвечал, что за рабочий костюм ребята его не осудят, а лучшего режима дня ему не пропишет ни один врач. После долгой разлуки со школой все радовало Федора Семеновича: и плодовый сад, и пришкольный участок, и опытные делянки, и грядки. Учитель часами возился на пасеке, около ульев, осматривал посевы, беседовал со школьниками. Внешне все выглядело благополучно: сад полон плодов, на грядках вызревают опытные арбузы и дыни, дневники у юннатов в полном порядке. Но день шел за днем, и Федор Семенович все более настораживался. Целый ряд опытных делянок был запущен. Многие юннаты не показывались на пришкольном участке. Учитель все чаще и чаще встречал школьников в поле. Они работали в колхозных бригадах наравне со взрослыми, и кое-кто из ребят уже хвалился кругленьким числом заработанных трудодней. Федор Семенович встревожился и поделился своими сомнениями с Яковом Ефимовичем: не попросить ли им бригадиров, чтобы те не слишком соблазняли школьников трудоднями и не отрывали их от пришкольного участка? – По-моему, школьников не трудодни манят, – сказал Яков Ефимович, – а дела наши… Значит, у ребят сил много накопилось, тесно им на пришкольном клочке земли… Да и то сказать, не всегда ребята довольны учением в школе. У нас на колхозном поле машинная техника, передовая агрономия, а ребята у вас на грядках с лопатой да цапкой копаются, никаких масштабов не видят. Вот их и тянет на простор… Федор Семенович не нашел что возразить. Он и сам давно замечал, что школьное обучение отстает от запросов жизни. Колхозу нужны были грамотные люди, мастера сельского хозяйства, а многие юноши и девушки, закончив десятилетку, спешили уйти в город и больше не возвращались в деревню. Те же из выпускников, кто оставался работать в колхозе, порой очень слабо разбирались в земледелии, и им приходилось учиться заново у опытных хлеборобов. «Наук превзошли много, а как хлеб да картошку выращивать, понятия не имеют», – нередко жаловались бригадиры на молодых колхозников. Яков Ефимович лукаво взглянул на директора школы и усмехнулся: – А вы слыхали, как на днях ваши десятиклассники оконфузились? – Что такое? – насторожился Федор Семенович. – Послал бригадир трех ребят на склад за минеральными удобрениями, а они к привезли вместо калийной соли две тонны суперфосфата. Ну, бригадир их и просмеял: чему, мол, вас только в школе учат? – Это Марии Антоновны вина, нашей преподавательницы химии, – недовольно заметил Федор Семенович. – Очень уж она колхозных дел сторонится… Разговор с Яковом Ефимовичем еще больше встревожил директора школы. Он понял, что учителям теперь придется серьезно подумать о том, как обучать ребят. Встретив как-то раз на улице преподавательницу химии, Федор Семенович не утерпел и рассказал ей, как оконфузились десятиклассники, не сумев отличить калийную соль от суперфосфата. – Это уж на вашей совести, Мария Антоновна, учтите! Преподавательница химии, высокая и сутулая женщина в очках, с недоумением пожала плечами и ответила, что она ведет занятия строго по программе, которая, как известно, не рассчитана на подготовку специалистов по удобрению полей. – Какие там специалисты! – махнул рукой Федор Семенович. – Хоть бы школьники азы усвоили, как увязать химию с сельским хозяйством… – И он спросил, как думает Мария Антоновна в новом учебном году вести занятия. – А что, разве есть какие-нибудь изменения в программе? – Программа пока не меняется… Но жизнь требует внести кое-какие поправки. Очень уж порой книжно и оторванно от живой практики преподаем мы свои предметы. И вы, Мария Антоновна, в особенности… Преподавательница химии вспыхнула и сухо заявила, что она девятый год преподает свой предмет, ребята у нее преуспевают и переучиваться ей уже поздно. – А придется, Мария Антоновна… Всем нам придется переучиваться… Жизнь того требует. Хлеба между тем поспевали. – Завтра начинаем уборку! – предупредила Марина членов своей бригады. Ребята переглянулись и подтолкнули Костю: почему же о них бригадир не сказал ни слова? – Марина! – выступил вперед Костя. – Можно, и мы в вашей бригаде будем работать? Марина внимательно осмотрела подростков: – Попробуйте, коли охота… Посмотрю, какие вы до настоящей работы жадные… – Слышали, что Марина сказала? – озабоченно спросил Костя, когда ребята возвращались с поля. – Уборка для нас вроде экзамена. Покажем себя – примут нас в бригаду, а сорвемся – лучше и носа в поле не казать. – Само собой! – согласился Паша. – Взялись за гуж – тяни-вытягивай. – А нырки, легкоходы бригаде не нужны! – Костя грозно посмотрел на Алешу. – И мы тебя, Прахов, силой не держим: жарко в поле – сиди дома, в тенечке, или за рыбой ходи… Вольному воля… – Слово даю, больше этого не будет! – заверил Прахов, смущенный строгим тоном Кости. Ребята подошли к колхозу. В кузнечном «цехе» гулко звенело железо – Яков Ефимович с подручными заканчивал ремонт уборочных машин. Неожиданно в тишину вечера ворвался-протяжный, воющий звук – это проверяли новую молотилку. Заново покрашенные в сизую краску крылатые жатки и лобогрейки, как большие птицы, мирно прикорнули под навесом, готовые с первым проблеском зари сняться и полететь в поле. Ребята шли по улице, а навстречу им тянулись бригадные кухни, бочки-водовозки, подводы с сортировками. И все это двигалось за село, к полевым таборам. – Это как на фронте! – восторженно заключил Прахов. – Идут, идут, а утром как бабахнут… как дадут жару!.. Около колхозного клуба; ребята столкнулись с Варей и Митей Епифанцевым, и те сообщили им новость: правление обратилось ко всем учителям и школьникам с призывом помочь колхозу в уборке урожая. Восьмой класс выходит в поле почти в полном составе. – Вы как? Согласны? – спросила Варя. – Вас куда записать? На возку зерна или к молотилке? – Здравствуйте, с добрым утром вас!.. – поклонился Костя. – Как спалось, что виделось? – Я же серьезно спрашиваю, – обиделась Варя. – Да мы уже включились! – развеселился Алеша. – Давным-давно во второй бригаде работаем. – У сестры? – Вот именно! Она нас к комбайну ставит… целиком и полностью доверяет. – К комбайну вас и на сто шагов не подпустят, – не поверил Митя. Варя со смешанным чувством удивления и любопытства вглядывалась в Костю. А может быть, и в самом деле мальчик не только сгоряча сболтнул тогда, что будет работать в поле вместе со взрослыми? Он же упрямый, Ручьев, от своего не отступится… – А вы как у сестры в бригаде – на время или постоянно? – осторожно спросила она. – Там видно будет… – уклончиво ответил Костя. Варя покачала головой и кивнула Мите: – Запиши там Костину группу… да пойдем по домам – надо всех наших ребят поднять на завтра. Они зашагали вдоль улицы. – «Птенчика» будем звать? – спросил Митя, остановившись около дома Кораблевых. – Как же, обязательно! – решительно сказала Варя. – И брось ты, пожалуйста, эту кличку… Какой он «птенчик»! – Что верно, то верно! – усмехнулся Митя. – Скорей бычок выше средней упитанности… Витя Кораблев сидел в горнице и плел из конского волоса леску для удочки. Выслушав Варю, он долго рассматривал леску – видно, соображал, что же ему ответить. – Я бы с моим удовольствием, да вот на рыбалку собрался. И сестра хочет поудить! – Мальчик кивнул на сидящую у окна Галину, потом посмотрел на Варю: – Пойдем и ты с нами… Я такие места знаю – богатый улов будет! – Нет уж, спасибо! Желаю тебе удачи! – сухо ответила Варя и потянула Митю к двери. – Варюша, обожди минутку! – Галина Никитична поднялась и обратилась к брату: – Витя, а может, рыба потерпит? – Так самое же время… – Ничего, ничего… Порыбачим в другой раз. Наша рыба не уйдет… Варя, запиши и меня, пожалуйста, в вашу группу. – Галина Никитична, и вы с нами? – воскликнула Варя, выхватывая у Мити тетрадь. – На какую работу вас записать? – А на какую угодно, – улыбнулась Галина Никитична. – Где больше ребят, туда и запишите… |
|
|