Ворожейкин А. В. Под нами Берлин. – Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1970.

Аннотация издательства: Книги нашего земляка дважды Героя Советского Союза, генерал майора авиации Арсения Васильевича Ворожейкина уже известны самому широкому кругу читателей. Новая книга «Под нами Берлин» тематически и хронологически завершает три его предыдущие («Истребители», 1961 г.; «Над Курской дугой», 1962 г.; «Рассвет над Киевом», 1966 г.). Каждая из этих книг посвящена одному из определенных периодов военной биографии автора.

Хороши цветочки
1

Давно Украина, не видела такой неуравновешенной зимы. Ее капризы и шалости, словно у избалованного ребенка, не знали предела. Она то выла холодом, то лучилась теплым солнцем, то все заливала непроглядным туманом и слякотью. Бывает, взлетишь при ясном морозном небе и еще не успеешь добраться до линии фронта, как снежный заряд окатит тебя. И через пять минут снова солнце.

Зима в Европе с ее бездорожьем и плохой погодой осложняет наступление. Она часто союзник обороняющегося. Не зря гитлеровцы на зиму 1943-44 года планировали оборону, а на лето наступление. И Советской Армии куда бы лучше было проводить наступательные операции летом, но так складывались условия, что летом (кроме 1943 года) нам приходилось обороняться, а каждую военную зиму наступать. И наступать успешно.

Теперь тоже все четыре Украинских фронта с конца декабря и первой половины января перешли в наступление, чтобы в первую очередь освободить Правобережную Украину. Здесь, на юге, наша армия превосходила фашистскую по численности в 1,3 раза, а по самолетам и артиллерии в 1,7. Неплохо были проведены Житомиро-Бердичевская и Кировоградская операции. И все же из-за погоды и бездорожья фронты в середине января вынуждены были временно приостановить наступление и произвести новую перегруппировку сил и средств.

Гитлеровцы к началу 1944 года имели еще внушительную силу. Общая численность их армии превышала десять миллионов человек. Это почти столько же, сколько было и перед Курской битвой. К тому же, опираясь на мощную экономическую базу Европы, фашисты имели на Украине преимущество в танках, что значительно усилило их сопротивление.

С особым упорством фашистское командование цеплялось за берег Днепра южнее Киева в районе Корсунь-Шевченковского. Отсюда оно собиралось сбросить нас с правого берега. Здесь в результате декабрьско-январского наступления 1-го и 2-го Украинских фронтов вражеская группировка оказалась охваченной глубоко с флангов. Словно аппендикс, она протянулась к Днепру. Создались благоприятные условия встречными ударами двух фронтов отрубить и уничтожить этот слепой отросток.

Наступление началось в конце января. Одновременно войска правого крыла 1-го Украинского фронта начали Ровно-Луцкую операцию.

Наш полк, действуя в интересах этих операций, летал с полевых площадок. Они раскисали, и нам за короткое время пришлось три раза менять свое базирование. Наконец, инженерные части восстановили бетонную полосу на стационарном довоенном аэродроме Скоморохи (под Житомиром), и мы с 32-м истребительным полком нашей дивизии и со штурмовиками 525-го полка удобно разместились на нем.

3 февраля надежно была окружена корсунь-шевченковская группировка противника, Гитлеровцы, пытаясь организовать снабжение войск в котле по воздуху, подбросили много транспортной авиации. Перед нашими истребителями встала новая задача – блокировать с неба окруженную группировку. Это можно было сделать только уничтожением авиации противника в воздухе и на земле.

И вот за все время существования наш полк впервые должен был сопровождать штурмовиков, наносящих удар по фашистскому аэродрому, находящемуся у Винницы. На нем скопилось около сотни самолетов. Среди них много истребителей – «фоккеров» и «мессершмиттов».

Полет предстоял необычный не только по своей задаче, но и по условиям выполнении. Говорили, что где-то под Винницей находилось логово фашистов – ставка Гитлера. Многие из нас уже побывали над городом: огонь зенитной артиллерии был очень мощным, а в небе постоянно висели дежурные истребители. По данным разведки, число их доходило до двухсот. Базировались они на соседних аэродромах с Винницей. Все это обостряло чувство ответственности за выполнение задания.

9 февраля. В небе белым диском висит солнце. Кругом ничто не шелохнется. Все заполнено холодной тревожной тишиной. Даже морозного хруста не слышно под ногами: снег свежий, пушистый.

Мы, командиры эскадрилий, у землянки командного пункта полка. Майор Василяка ставит задачу на вылет. Чтобы ослабить предбоевое напряжение, он с подчеркнутой бодростью говорит:

– Погодка на редкость удачная! Вылету ничто не должно помешать! А относительно фашистских патрулей, которые постоянно висят над Винницей, так я за пять минут до вашего прихода пошлю туда шестерку «яков». Она разгонит немецких истребителей и расчистит вам дорогу.

С таким предложением мы не согласились. Прилетевшие раньше нас истребители, конечно, могут разогнать вражеский патруль, но у фашистов могут возникнуть подозрения, а не является ли эта шестерка «яков» первой ласточкой, за которой должны последовать главные наши силы? В этом случае противник примет защитные меры, что намного осложнит нам выполнение задачи, а то и совсем сорвет. Лучше лететь всем истребителям вместе со штурмовиками. И если в воздухе окажется вражеский патруль, мы с ходу уничтожим его или же рассеем.

Командир полка, когда получал боевое задание с рекомендациями о способах действия, не всегда задумывался, а соответствуют ли они, рекомендации, создавшейся обстановке. Он и сейчас не без раздражения заявил:

– Не могу! Указания свыше даются не для обсуждения, а для исполнения!

– Это не указания, а рекомендации, – заметил я, – и мы должны их обсудить.

Василяка с нами не летел. Это давало нам моральное право настаивать на своем предложении.

– В конце концов, тактику делают те, кто летает и воюет, а не те, кто сидит на земле, – резко бросил Миша Сачков. – Мы за полет отвечаем головой.

– Лучше всего этой шестёрке идти вместе с нами, только выше, – предложил Саня Выборной. – Этим мы сохраним внезапность удара.

Василяку мы убедили.

– А по другим аэродромам в это время кто-нибудь еще будет действовать? – поинтересовался я.

– Неизвестно.

И эта неизвестность нас тревожила. В том районе, куда мы должны были лететь, находилось несколько фашистских аэродромов. Один даже лежал на нашем маршруте. Противник мог легко прийти на помощь Виннице. Василяка понял наши опасения и пообещал узнать.

– Скоро ли вылет?

– Сейчас.

Никто не задал вопроса: «Кто полетит?» Об этом не заведено спрашивать. Но вопрос читался на лицах у всех девяти летчиков. Не теряя времени, говорю:

– От нас пойдет шестерка: я с Хохловым, Марков с Султановым и Лазарев с Коваленко.

У летчиков, назначенных в полет, нетерпеливое ожидание сменилось суровой сосредоточенностью и тревогой. И понятно: людям, привыкшим к опасности, чужда романтика опасности. Им в кровь въелось: на фронте каждый полет – риск, шаг в новое, неизвестное.

Боевые летчики молча, не дожидаясь приглашения, подошли ко мне, остальные четверо – Николай Сопелко, Михаил Руденко, Андрей Картошкин и Максим Лихолат – остались на месте. Они только еще вводятся в строй и на боевые задания не летают, поэтому с нескрываемой завистью глядят на своих товарищей. Впрочем, не совсем так. Максим Лихолат частенько поворачивает голову в сторону высокой девушки, проходящей недалеко от нас. Это Надя Парыгина – комсорг полка. В нее влюблен Лихолат, и сейчас, увидев ее, он, кажется, уже ничем не интересуется. Девушка скрылась за углом ангара, а он, отвлекая и наше внимание, все еще вертит головой в надежде, не появится ли она снова. Хочется резко сделать ему замечание, но воздерживаюсь: нельзя перед вылетом показывать свое волнение, оно обязательно передастся летчикам и усилит тревогу.

– Когда же мы будем летать? – в чистом и звонком голосе Андрея Картошкша искренняя обида. Широкое, веснушчатое лицо по-детски нахмурено. Он, как и все остальные молодые, думал, что после военной школы на фронте кончится надоедливое учение, начнется боевая самостоятельная жизнь.

– Ничего, Андрюша, не падай духом! – с иронией вторит ему кто-то. – Мы не вышли ростом, не как некоторые…

Это уже несправедливый упрек мне и летчикам Коваленко и Султанову. Нетерпение молодых часто мешает быть объективным. Остающиеся на земле летчики пришли в полк намного раньше, чем Алексей Коваленко и Назиб Султанов. До прихода к нам оба летали только на самолетах связи. При переучивании на истребителях по технике пилотирования они быстро сравнялись с молодыми, пришедшими в полк из училищ. Но у Коваленко с Султановым оказалось одно преимущество: на фронте они долго работали летчиками связи и, в совершенстве освоив штурманское дело, водили самолеты днем и ночью в самую скверную погоду.

После перерыва полк начал боевую работу при неустойчивой погоде. На боевые задания эскадрилью водил я или Лазарев. Нам часто, чтобы не заблудиться, приходилось много уделять внимания ориентировке, разглядывая землю. Это отвлекало от наблюдения за небом, и вражеские истребители могли иногда внезапно нападать на нас. Были потери. И вот тут-то Коваленко и Султанов оказались самыми нужными летчиками. Мы их взяли к себе ведомыми. Они как штурманы, мастера самолетовождения, частенько выручали нас и выводили на свой аэродром при любой погоде.

Теперь мы хорошо изучили район боевых действий. Надобность в специальных штурманах отпала. Я снова начал летать со своим прежним ведомым Иваном Хохловым, а Лазарев так и не расстался с Коваленко. Вот почему они, Коваленко и Султанов, хотя и пришли в полк позднее всех, оказались в боевом строю. Чтобы прекратить ненужные разговоры и всем сосредоточиться на задании, приглашаю подойти ко мне и молодых:

– А вы не ворчите, как старые девы, – скорее с сочувствием, чем с упреком, говорю им. – Потерпите. А пока слушайте, пригодится.

Не успел я поставить летчикам задачу, как подъехал командир полка и сообщил:

– С Винницы только что прибыла наша разведка. Там сейчас на высоте порядка четырех-пяти тысяч метров кружится не меньше десятка «фоккеров»…

– Ого-о! – вырвалось у кого-то из летчиков.

– Фрицы, значит, нас уже ждут «в гости», – подхватил Лазарев нарочито бодрым голосом. – Работенка будет.

– Может быть, – согласился Василяка. – Но не беспокойтесь, у нас сил хватит. Вслед за вами, тут же, по аэродрому нанесут удар бомбардировщики ПЕ-2. Их будет прикрывать тоже полк истребителей. Так что вам над целью не должно быть скучно. Только смотрите: бомбардировщики могут прийти вместе с вами. Не примите их за вражеские, а то устроите свалку со своими.

Предупреждение командира полка не напрасно. Недавно такой случай уже был. Наши «яки» атаковали своих же «лавочкиных», которые издалека похожи на «фоккеров».

– Для того, чтобы немцы на помощь Виннице не подняли истребителей с других районов, – продолжал Василяка, – многие их ближайшие аэродромы на время удара будут блокированы нашими истребителями. И последнее: всякое бывает… Если разгорится большой бой и вам будет нужна помощь – придет 32-й полк. Здесь он будет наготове.

В такие минуты под тяжестью ответственности за дело и тревоги за свою жизнь кое-кто теряется. Один суетится, не находя себе места, другой столбенеет, теряя прежнюю способность мыслить и говорить. Нужно ли таких заставлять летать? Правильное решение можно принять только тогда, когда хорошо знаешь летчиков. Одному небо придаст уверенность в своих силах, и к нему вернется самообладание, другого оно окончательно выведет из равновесия, и он будет всем помехой, третьему достаточно перед вылетом доброе слово – и все будет в порядке. Поэтому, прежде чем дать команду «по самолетам», я оценивающе смотрю на товарищей, летящих со мной. Всем ли им по плечу новая задача? Первым в строю Иван Хохлов. Однажды командир дивизии назвал его увальнем, наверное, за недюжинную физическую силу, хороший рост. Лицо у Ивана крупное, мягкое, без жестких, как говорят, волевых черт. Но вскоре комдиву пришлось изменить свое мнение о летчике, и он стал называть его почтительно – Иваном Андреевичем. На счету Хохлова четыре сбитых самолета. Ему недавно предложили быть ведущим пары. Отказался: «Пока мне рано быть командиром, я еще и сам как следует не оперился». Сейчас весь ушел в себя. В ожидании команды не шелохнется.

Виталий Марков. Люди небольшого роста и складно, по-спортивному сложенные, как правило, очень подвижны и энергичны. Виталий же внешне кажется вялым и нерасторопным. В действительности, он человек взрывной энергии. И она у него проявляется только в деле. Марков, приготовившись к полету, сжался, как пружина, что сделало его еще меньше. И только голубые глаза, зоркие, цепкие, лучащиеся энергией и волей, говорят о силе характера.

Назиб Биктимирович Султанов, башкир из Уфы. Глаза черные, волосы черные, а лицо такое светлое, ясное, кажется, просматривается вся душа. Хорош парень. И ростом природа не обидела. Он с первого же дня так слился с нашей полковой семьей, что казалось, всегда был с нами. Только имя Назиб на аэродроме звучало как-то непривычно, и мы его перекрестили в Николая. Во время войны окончил школу летчиков. Был оставлен в тылу, но характер не позволил жить в стороне от войны. Всеми правдами и неправдами попал на фронт. Но увы, летчиком связи на ПО-2. «На войне много дел, и все они важны. Но я хочу воевать на истребителе», – заявил он. И, как Коваленко, добился-таки своего. Сейчас его лицо побледнело, губы плотно сжаты. Парень волнуется, но владеет собой. Нормально.

Сергей Лазарев, как всегда, спокоен, чуть сутулится. Но в этом спокойствии и угловатой, точно высеченной из глыбы камня, огромной фигуре угадывается силища, собранная для прыжка. Под стать ему и его ведомый Алексей Коваленко. Хотя он и старше своего ведущего на тринадцать лет, но от него умело перенимает хватку опытного бойца.

Безмолвно и неторопливо расходятся боевые друзья по машинам.