"Под нами Берлин." - читать интересную книгу автора (Ворожейкин А.В.)Ворожейкин А. В. Под нами Берлин. – Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1970. Аннотация издательства: Книги нашего земляка дважды Героя Советского Союза, генерал майора авиации Арсения Васильевича Ворожейкина уже известны самому широкому кругу читателей. Новая книга «Под нами Берлин» тематически и хронологически завершает три его предыдущие («Истребители», 1961 г.; «Над Курской дугой», 1962 г.; «Рассвет над Киевом», 1966 г.). Каждая из этих книг посвящена одному из определенных периодов военной биографии автора. 6Военная судьба не балует летчиков. А к Сергею Лазареву она была особенно требовательна. Восемнадцатилетним, долговязым, очень худым юношей он прибыл в начале 1942 года на фронт. Не умея еще как следует летать на истребителе, сразу попал в пекло боев. И был сбит. Весной 1943 года полк получил новые самолеты и осваивал их. Сергей понимал, что для него сейчас самое подходящее время подучиться. И трудился с увлечением. Перед Курской битвой заявил: «Вот только сейчас я себя чувствую настоящим истребителем» – и в подтверждение продемонстрировал на новой машине высший пилотаж. Получилось неплохо. Но этого еще было мало, чтобы быть крепким воздушным бойцом. В девятнадцать лет часто незначительный личный опыт кажется совершенством познания жизни, небольшой успех в работе – вершиной мастерства. А суровое небо войны не терпит легкомыслия. И Сергею в боях снова не везло. Снаряды и пули врага частенько кромсали его самолет, ему не раз приходилось падать на землю с опаленными крыльями. Но он, точно малое дитя, быстро забывал неприятности и, не падая духом, легко шагал по жизни. Война его наказывала за «шалости», и порой наказывала зло, однако и оберегала, как бы давая возможность взяться за ум. По характеру он был боец, хотя и неуравновешенный, но боец. За настойчивость, за веселый нрав его любили в полку. Правда, часто и ругали за вольности. «Виноват, больше этого не повторится», – с подкупающей искренностью заверял он. И ему прощали. Летчики всегда снисходительны к смелым товарищам. И возможно, поэтому он нет-нет да и нарушал свои обещания. И вот уже здесь, – в Киеве, почти через два года пребывания на фронте, Сергея потрясла гибель его непосредственного командира и друга – Игоря Кустова и с ним еще трех летчиков. На войне смертей много, и они часто не задевают нас, проходят как бы стороной, отмечаясь только в сознании. И совсем другое, когда видишь мертвым близкого и дорогого тебе человека. Кроме жалости, скорби, душевно и физически терзающих тебя, задумываешься над жизнью и смотришь новыми глазами на себя. Так произошло и с Сергеем. Трагический случай разом вышиб все легкомыслие, как бы завершив созревание человека. Фронт и время изменили Лазарева. От щупленького длинного паренька ничего не осталось. Широкие, костлявые плечи налились силой. Все словно впервые заметили, что сейчас в полку нет никого выше и сильнее его. Лицо, мальчишески мягкое, круглое, осунулось стало продолговатым. Следы ожогов придали ему суровую мужественность. Резкая и часто суетливая походка сменилась на степенную, вразвалку, солидную. В разговоре родное ивановское оканье стало теперь малозаметным. Кроме того, у него произошло интересное физическое изменение – до фантастических размеров обострилось обоняние и осязание. Даже слух стал острее. На обгорелом лице образовалась новая кожа, такая тонкая, что местами, точно через стекло, просматривались ткани мышц и капиллярные кровеносные сосуды. Сергей по неуловимому для нас запаху мог сказать, умывался сегодня человек или нет. Когда мы из-за давности не чувствовали на носовом платке запаха духов, он безошибочно их называл. Если мы не замечали малейшего дуновения ветерка, то он определял его направление и скорость. Лазарев стал очень чувствителен не только к природе, но и к людям. Теперь Сергей уже не говорит не подумав. А подумав, бывает, и совсем молчит. Он стал скуп и строг на слова. После катастрофы Кустова Сергей Лазарев в эскадрилье остался единственным опытным летчиком, достойным быть заместителем командира эскадрильи. Правда, он у нас был самый молодой, но, как говорится, молод годами, да стар делами. Майор Василяка предложил мне: – Вот тебе заместитель. Лучшего и желать не надо. Его давно бы следовало выдвинуть, но не было мест. Товарищи, с которыми он начинал воевать, уже переросли его. Поэтому он и устраивал нам в воздухе «самодеятельность». Командир полка ошибался в причинах «самодеятельности» летчика. Сергею не свойственно честолюбие. Он, как и большинство истребителей, без остатка отдающих себя боям, победе, не думал о должностях. В небе авторитет дается не служебным положением, которым даже порой и власть не определяется, там главное – личный пример и умение воевать. Для Лазарева полеты означали все. Поэтому он без особой охоты согласился на выдвижение, но за дело взялся с увлечением. Сергей не успел поработать на новой должности и недели, как после завтрака вызвал меня командир полка в штаб и сообщил: – Не утвердили тебе Лазарева замом, назначили другого. В голосе Василяки, к моему удивлению, не чувствовалось разочарования. Значит, сделано все разумно. – Кого? – Лейтенанта Маркова. Молодой парень. Только что окончил курсы усовершенствования офицерского состава. – Товарищ, конечно, с богатым боевым опытом? – поинтересовался я. – Подзарядился теорией – и на фронт. – Как раз всю войну сидел в Забайкалье и никогда не нюхал пороху. Я не мог остаться равнодушным к такому известию. Ничем нельзя оправдать, когда в боевой полк присылают на самую боевую должность командира без боевого опыта. Лазарева фактически снимают и назначают с понижением. Это не только обижало боевых, заслуженных летчиков, вызывая недовольство, но уже потенциально несло неоправданные потери. Разговор происходил в присутствии младших офицеров. Командира полка, видимо, это стесняло, и он пригласил меня в соседнюю пустующую комнату. – Не горячись. Я в дивизии тоже на басах говорил – бесполезно. Нас не спросили, назначили и все!… Теперь лучше скажи, как нового зама будешь вводить в строй, ведь сразу его ведущим в бой не пошлешь? В эскадрилье было семь молодых летчиков, а ведущих только двое – я и Лазарев. Нам много приходилось с ними летать, а тут еще забота о заместителе, поэтому я спросил: – Может, первые полеты он сделает с кем-нибудь из летчиков управления полка, а потом уже перейдет к нам? – Нет, нет! – решительно не согласился командир полка. – Это твой заместитель и пускай получает боевое крещение в твоей эскадрилье. Лучше сначала тебе с ним полетать. Аэродром гудел самолетами. Лазарев, готовясь к полетам, уединился в свободной комнате на КП. Он сидел за столом и, напевая «Тучи над городом встали», старательно красным карандашом с линейкой чертил плановую таблицу на завтрашние полеты. Рядовому летчику он планировал по два вылета, а себе и мне по семь с молодыми на учебный бой и полеты строем. – Не многовато ли нам с тобой? Устанем. – Тяжело в ученье – легко в бою, – суворовским изречением ответил он, вставая из-за стола и расправляя широченные плечи. – Летать люблю, а писанину не выношу. Я воспользовался этими словами: – А тебе пока и не надо привыкать к писанине. К нам назначен отделом кадров армии новый зам. Сегодня должен прибыть. Сергей с грохотом положил на стол линейку и карандаш: – Мне легче. Да и боевой товарищ для эскадрильи нужен. А кто он? Я повторил ответ Василяки. Лазарев, как и я, тоже повозмущался, потом махнул рукой и замолчал, уйдя в себя. Мне не понравилась эта новая черта у друга, и я, не без раздражения хлопнул его ладонью по спине: – Брось ненастье напускать. От него в душе плесень может завестись. – В молчании лучше сохраняются нервы и сила, да и – думается лучше. – О чем же ты задумался? – О новом заме. От него долго не будет никакого проку. За ним нам с тобой нужно следить да следить, а то не успеем оглянуться – будет в могилевской. – Зачем крайности? У него налет на истребителях большой. Сделает несколько вылетов ведомым с нами – и пускай летит ведущим пары. Сергей, словно защищаясь, отошел от стола и спросил: – Конкретно, с кем полетит он? Я понимал товарища. Он не хотел лететь в паре с Марковым. |
||
|