"Александр I" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А.)ГЛАВА XIВернёмся несколько назад и расскажем, как Цыганов узнал тайну своего происхождения. Мы знаем, что он сжёг избёнку Сычихи и отправился по дороге к Москве; отойдя вёрст сорок от княжеской усадьбы, он встретил странницу или богомолку, одетую в посконный сарафан; голова у неё была низко прикрыта чёрным платком, на ногах лапти, в руках длинная, суковатая палка, а за плечами сумка, прикрытая клеёнкой. Эта странница была ещё не старая женщина, и, несмотря на худобу и утомление, черты лица были правильны и красивы; особенно хороши у неё были чёрные глаза, которые хотя и начинали уже потухать, но всё ещё ласкали, нежили; густые соболиные брови ещё более придавали красоты этой прохожей богомолке; с лица она очень походила на Цыганова. – Здорово, господин честной, – низко кланяясь Николаю, тихим приятным голосом проговорила она. Николай посмотрел на странницу и, поражённый сходством своего лица с её, остановился как вкопанный. Странница тоже остановилась и, пристально посмотрев на Цыганова, сама не менее его удивлялась этому сходству. – Куда ты идёшь? – продолжая смотреть на странницу, спросил Цыганов. – В Кострому, милостивец, на богомолье. Чудотворному образу Пресвятой Девы поклониться, что находится в Ипатьевском монастыре. Не знаешь ли, далеко ли до Костромы? – Вёрст полсотни будет, – ответил молодой человек. – Ох, далёконько мне ещё идти-то, отдохнуть присяду, ноги разломило; много шла, устала. Богомолка сняла с плеч котомку, положила рядом с собою и села на траву. Цыганов тоже сел почти рядом с богомолкой; его тянула к ней какая-то сила, он задумал подробно разузнать, кто она. Сходство лиц смущало молодого человека; навело на раздумье и странницу. – А из Костромы ты куда пойдёшь? – спросил у ней Цыганов. – В Каменки думала пройти. – В Каменки? – Да, в Каменки, ведь по дороге. – Это в усадьбу князя Гарина? – с удивлением спросил молодой человек. – Да, господин честной, Каменки принадлежат князю Гарину, – задумчиво, с глубоким вздохом ответила богомолка. Она печально наклонила свою голову. – А ты знаешь разве княжескую усадьбу? – спросила она, поднимая на Цыганова свои глаза. – Да… Знаю, – сквозь зубы ответил Николай. – Жил там, что ли? – Жил с малолетства. До войны безвыездно в Каменках жил. – Что же ты, сродни князьям-то приходишься? – допытывалась у Николая странница. – Нет, я чужой им. – Видно, из дворовых будешь? – И не из дворовых… приёмыш я княжеский. – Как?.. Как ты сказал? – вся встревоженная, переспросила странница. – Приёмыш, говорю я; меня младенцем к княжеским воротам подкинули, – пояснил ей Цыганов. – А звать тебя как?.. Звать-то? – бледнея, спрашивала его задыхающимся голосом богомолка, не спуская с него глаз. – Николаем, – ответил молодой человек. – Николаем… Николаем… Господи, неужели это он… он… мой Николюшка, – не говорила, а шептала странница; её волнение было так велико, что она задыхалась. Цыганов это заметил. – Что с тобою, ты нездорова? Дрожишь. – Крест, крестик покажи мне… покажи. – Какой крестик? – Твой – что на тебя при крещении надели. – Что ты, зачем? – удивился молодой человек. – Покажи, Христом Богом прошу покажи. – Ну, вот. Смотри, пожалуй… Цыганов расстегнул пуговицы сюртука и достал свой тельный небольшой золотой крест, на нём были вырезаны две буквы Странница пристально осмотрела этот крест и крик радости вырвался у ней из груди: – Сын мой, Николюшка. сыночек! – она крепко обняла молодого человека и замерла, не выпуская его из своих материнских объятий. – Постой, постой, может ты ошибаешься – стараясь высвободиться из объятий странницы, сказал Николай. – Я-то ошибаюсь? Разве сердце матери может ошибиться? Ты мой сыночек, Николюшка! Двадцать лет тебя не видала, трудно признать, всё-таки признала, сердце на тебя указало Ведь материнское сердце – вещун. Родной ты мой! – Матушка, матушка! И молодой человек бросился обнимать свою мать. Её слёзы он смешал со своими слезами. Когда первый порыв радости прошёл, Николай обратился к матери с такими словами: – Матушка, кто же мой отец? – Не спрашивай, сынок, не спрашивай. – Почему же? Мне хочется знать – жив ли он? – Жив, Николюшка, жив твои отец. – А кто он, матушка? – Важный барин. Да не спрашивай сынок, не растравляй мою сердечную рану: спросы твои тяжелы. Я теперь так счастлива, так счастлива!.. Ведь более двадцати годов прошло, как я с тобою рассталась, тогда ты был младенчик махонький, а теперь ишь какой вырос! Хороший ты мой, пригожий!.. Счастливая мать любовно и весело посматривала на своего сына, она своею загорелою рукою гладила его по голове ласкала, миловала. Николай сидел, понуря голову он что-то обдумывал. – А зачем, матушка, меня ты бросила у княжеских ворот? – спросил он, пристально посматривая на мать. – Не я это сделала, а другие за меня. Разве у меня поднялись бы руки на такое дело? Ведь матери с дитём своим расстаться – что с жизнью! Да ты, Колюша, дороже жизни мне! – Матушка зачем же ты в гу пору отдала меня, зачем меня подкинули? – И не отдала бы, сынок, да сильно в ту пору хворала, без памяти, слышь, была; не помнила, как тебя отняли от моей материнской груди. – Так не скажешь, матушка, кто мой отец? – Теперь не скажу сынок, время придёт – сам узнаешь. – Мучительно мне это. родная больно мучительно! – Что, Николюшка, что? – с беспокойством спросила мать у молодого человека. – А эта безвестность – мать я нашёл, а отца? – Отца ты, дитятко, никогда не найдёшь забудь про него – он важный барин, где ему об нас помнить. Стара стала Марья, не нужна, а в былое времечко твой отец-то, важный барин, у меня, простой мужички, чуть руки не целовал, голубушкой, любой своей звал. Ну что былое вспоминать, что было, то давно давно прошло. – А любил тебя мой отец? – спросил у матери Цыганов. – Любил, говорю чуть руки мои не целовал, крепко любил! Из-за той его любви греховной много я горя лютого перенесла, много слёз горючих выплакала, Ох, грешница, великая я грешница! Но меня ты, сынок, не суди! – Я не судья тебе, матушка – Ведь не девкой я с ним спуталась, я была мужняя жена. Мужа своего через ту любовь грешную погубила. Да, да, погубила, погубила. – А кто у тебя был муж? – Простой дворовый – тихий был парень, умный, а как меня любил, как голубил, ведь души моей не чаял. Берёг меня, да от князя не сумел сберечь. – Матушка! Мой отец князь Гарин? – чуть не крикнул молодой человек, прерывая свою мать. Он догадался, о каком князе речь. – Как? Разве я тебе про то сказала? – испугалась Марья – так звали мать Цыганова. – Да, да, матушка, ты сейчас сама проговорилась. – Ну, если проговорилась, что же – отпираться не буду. Да, сынок, твой отец – князь Владимир Иванович Гарин. – Боже, я сын князя, матушка, матушка, мы счастливые с тобою люди. Захотим – мы богаты; только есть ли у тебя доказательства, что я сын князя? – Есть, есть! Крест, что у тебя на груди, – подарок князя; вот, посмотри, – видишь? На кресте вырезаны буквы, это значит – Про княжеское, ведь князь очень богат. – Что же мне до его богатства? У него я не возьму денег; да и тебе не посоветую. Полюбила я князя не из-за денег, не из-за корысти. – За что же, родная, ты его полюбила? – По нраву мне пришёлся, ну и полюбила. – Теперь, матушка, я тебя никуда не отпущу, – сказал Николай, – в Москву тебя повезу, там мы и жить с тобою будем. Я займусь торговлей, денег у меня малая толика есть. – Погостить у тебя, в Москве, сынок, я погощу, а жить совсем не останусь. – Почему же? – Такое обещание дала я Господу: до самой смерти своей по святым местам ходить, по обителям и монастырям. И должна я выполнить своё обещание. Грехи свои я замаливаю; а грехов у меня много, и не замолить мне свои грехи большие. Ну, теперь я отдохнула, Николюшка, пойдём! – проговорила, вставая, Марья. – Куда же мы пойдём? – спросил у неё Цыганов. – Куда поведёшь, туда и пойду. – Ведь ты хотела в Каменки пройти? – Хотела прежде, когда тебя не видала; думала, в княжеской усадьбе тебя увижу, хоть одним глазком погляжу. А теперь мне туда не нужно. Ты, сынок, со мною, вот я и счастлива, и богата… – А на князя взглянуть не хочешь? – Нет, забыла его: ведь более двадцати годов не видала, Бог с ним! В первой попавшейся деревне Цыганов нанял до Москвы подводу, и без особых приключений, благополучно доехали они до Белокаменной. В Москве, в самой глухой части города, снял он небольшой домик и поселился в нём вместе с матерью. Цыганов очень полюбил свою мать и обходился с ней предупредительно и ласково. С младенчества он не знал матери, думал, что её давно нет в живых, и теперь глубоко обрадовался, когда так неожиданно встретил свою мать. Цыганов был счастлив, он нашёл свою мать и знает, кто у него отец. Теперь он не безродный… не без имени. |
|
|