Глава XXI

В приоткрывшуюся дверь заглянул Калиам Хальверик. Пакс сразу поняла, что он с трудом скрывает свое волнение.

— Я прошу прощения, но дело в том, что прибыли эльфы…

— Эльфы?

— Да. Я знаю, что не следовало прерывать ваш разговор ни при каких условиях, но все же решился…

Алиам кивнул:

— Все правильно. Паксенаррион, пойдешь со мной встречать их? Эстиль, как ты?

— Конечно, мой господин.

Пакс и Эстиль проследовали за Алиамом Хальвериком вниз, в большой зал, где их уже ожидала группа эльфов. Знакомых Пакс среди них не было. Все прибывшие были в кольчугах и в длинных меховых накидках. Надвинутые на глаза капюшоны скрывали выражение их лиц.

— Позвольте приветствовать вас, — едва войдя в зал, громко произнес Алиам Хальверик. — Добро пожаловать в крепость Хальвериков.

— Господин Хальверик, — ответил один из эльфов, — вполне возможно, что вы не захотите приглашать нас к себе в дом, когда узнаете, по какому делу мы прибыли к вам. Не желаете ли сначала выслушать наш вопрос?

Алиам на миг застыл на месте. Пакс увидела, как наливаются кровью его шея и затылок.

— Эльфов всегда радушно принимали в этой крепости. Кроме того, все знают, что мои гости могут смело высказывать любые суждения, даже если они противоречат моим.

— Ваше гостеприимство хорошо известно, господин Хальверик. Но тем не менее позвольте мне перейти к делу. Амбротлин передал в Лес Великой Госпожи сообщение о том, что Паксенаррион родом из Трех Пихт, паладин Геда, поклялась найти пропавшего наследника престола. По словам Амбротлина, существует опасность того, что вы вдвоем сможете догадаться о том, кем сейчас является этот человек, узнать его имя и где он находится. Мы прибыли сюда, чтобы предотвратить это.

Пакс шагнула вперед, чувствуя, как от эльфа катится на нее волна гнева, беспокойства, однако не злого умысла.

— Амбротлин сказал, что не будет вмешиваться в мои поиски, тем более как-либо мешать им, — проговорила она. — Почему на это решились вы?

Глаза эльфа недобро сверкнули.

— Как я понимаю, вы и есть тот самый паладин?

— Да, это я.

— Мне доводилось о вас слышать. — В эти слова он вложил все презрение эльфов к тем смертным, которые, на взгляд других людей, достигли чего-то особенного. — Не удивлюсь, если и вы не сможете меня понять. В конце концов, в вас ведь нет ни капли нашей синьинской крови. Впрочем, многие из нас уже давно жалеют о том, что пошли на союз людей и народа Синьин в этом королевстве. Это было ошибкой, и свидетельство тому, что наша возлюбленная сестра вышла замуж за смертного короля и погибла от рук смертных. Потерять ее детей из-за человеческих страстей — одного из-за денег, а другую из-за жажды власти — это было еще большим горем для нас. И никакая крестьянская дочь, наследница пастуха и невеста свинопаса, не сможет возвести на трон этого королевства жестокого палача, лишенного эльфийского чутья. Я ясно выразился? Я пришел для того, чтобы забрать у вас меч, который вам не принадлежит.

Боковым зрением Пакс увидела, что королевские оруженосцы встали за ее плечами и держат руки на рукоятках мечей. В комнате как будто стало холоднее. Холодным блеском засверкали полированные металлические предметы. Эльф тем временем продолжал свою речь:

— Меч не принадлежит ни вам, ни кому-либо из людей. Он был выкован для одного из нас, передан на хранение одной из нас, и к нам он должен вернуться. Вы должны вернуть нам этот клинок. — С этими словами эльф выбросил вперед руку в требовательном жесте.

— Нет, — спокойно ответила Пакс. — Я его не отдам.

— Вы вынуждаете меня вступить в бой в зале крепости Хальверика? — Эльф сбросил плащ и взялся за рукоятку своего меча.

Пакс по-прежнему стояла спокойно, не прикасаясь к оружию.

— Я никого ни к чему не принуждаю. Если вы устроите здесь резню, это будет целиком на вашей совести. — Эльф хотел что-то сказать в ответ, но Пакс не дала ему раскрыть рта. — Я не верну этот меч вам лишь потому, что он не ваш. Он принадлежит тому, для кого был выкован и с чьим именем навеки связан магическими заклинаниями. Вы прекрасно знаете, что я говорю о пропавшем принце, который теперь должен занять место усопшего короля, о том, кто должен править в Лионии по воле Великого Господина.

— Он погиб, — сказал эльф, — его больше нет.

— Амбротлин сам сказал мне, что он жив.

— Амбротлин солгал. Его тело живо, но это и все. Сам принц, его личность — этого в живых уже нет. — В голосе эльфа к злости стали примешиваться просительные ноты. — Мы не можем допустить, чтобы трон унаследовал пустой человек.

— Пустой?

— Я имею в виду — потерявший свою личность и ставший другим.

— Но ведь это не так, — спокойно возразила Пакс. Услышав эти слова, эльфы вздрогнули и переглянулись.

— Может быть, ты знаешь, кто этот человек? Не только эльфы, но и все присутствовавшие в зале замерли, ожидая ответа на этот вопрос. Пакс оглядела и зал и увидела, как напряглись все, кто ее слушал.

— Я знаю, кто это, и я знаю, что он не потерял себя, не стал, как вы выразились, пустым человеком.

— Но ведь там, в Ааренисе… — Не договорив фразы, эльф замолчал, понимая, что Пакс догадается, о чем идет речь. Пакс, подняв руку в предупреждающем жесте, сказала:

— Господин эльф, не все, кто находится в этом зале, знают, о ком мы говорим. Я не хотела бы объявлять сейчас во всеуслышание это имя. Может быть, вы возьмете на себя такую ответственность?

— Великий Певец, я хочу, чтобы никто" никогда не узнал этого имени! — Эльф повернулся кругом и быстро заговорил со своими спутниками по-эльфийски. Говорили они негромко, и до Пакс долетали только обрывки фраз, сложить которые во что-либо осмысленное у нее не получалось. Затем эльф вновь повернулся к ней:

— Паладин, вы лезете в дела, в которых ничего не понимаете. Так не должно быть.

— Господин эльф, вы также влезаете в то, в чем ничего не понимаете. Может быть, вы станете оспаривать волю Великого Господина?

— Я готов оспорить способность любого человека правильно понять эту волю. Что же касается вас, мне доводилось слышать об одном новоявленном паладине. Насколько мне известно, вы были не кем иным, как простым, самым обыкновенным солдатом, наемником, иными словами — оплачиваемым убийцей, а затем пали еще ниже…

За правым плечом Пакс в воздухе раздался характерный свист вылетающего из ножен клинка. Эскерьель сделал шаг вперед. Пакс вытянула руку в сторону и движением ладони потребовала от оруженосца вернуться на прежнее место.

— Нет, Эскерьель, убери оружие. Я по-прежнему готова подписаться под всеми своими словами. По-моему, этот эльф действительно любит лезть в дела, в которых ничего не смыслит. Слова правды не могут оскорбить меня, а что касается неверного толкования этой правды, то я готова списать его скорее на невежество, чем на злой умысел.

— Клянусь Фальком! — не выдержав, взорвался Алиам. — Кем бы вы ни были, господин эльф, я не разрешу вам в своем доме таким тоном разговаривать с паладином. И позвольте вам заметить, что она никогда — повторяю, никогда — не была простым, обыкновенным солдатом…

— Мой господин, прошу вас, успокойтесь. Было время, когда я так про себя и думала, и этого мне было более чем достаточно. Господин эльф, прошлое осталось в прошлом. Может быть, это прозвучит для вас странно — ведь вы привыкли измерять время совсем по-другому. Но для меня то, что случилось год назад, случилось очень давно. Кем бы я тогда ни была, сейчас я паладин, я избрана моими богами для выполнения их воли. Если вы будете упорствовать, оспаривая это, я готова предоставить вам все необходимые доказательства того, что остановить меня на пути исполнения высшей воли не может ничто. Единственное, о чем я могу просить вас в этом случае, — это проследовать во двор, а еще лучше — за крепостные стены. Даже в мою бытность простым, как вы выразились, солдатом я всегда недолюбливала беспорядочные драки в помещениях. Помимо всего прочего, жаль будет портить такой интерьер, а то, что он может пострадать при подобном развитии событий, становится более чем вероятным.

Слова Пакс порадовали и даже рассмешили солдат следующей дежурной смены, как раз заканчивавших обед и не успевших уйти до того, как в зале появились эльфы, а также Алиам Хальверик с супругой и гостьей. Пакс заметила, как в сдерживаемой улыбке искривились губы Эстиль, а один из эльфов, стоявший в дальней шеренге, и вовсе улыбнулся ей в открытую. В свою очередь, эльф, который до этого момента вел переговоры, сурово нахмурился и сказал:

— Если вы не сдадите меч добровольно…

— Не сдам.

— Тогда… — Все вокруг замерли. — Я должен попытаться убедить вас в этом. Я всегда считал, что паладины дают присягу на верность добрым силам…

— Я присягнула на верность богам, которые выбрали меня. Как вы сомневаетесь в том, что кто-либо из людей способен понять волю Великого Господина, я так же сомневаюсь, что вообще кому-либо дано отличить добро от зла, если на то не будет божественной воли.

Эльф на мгновение задумался над ее словами, глядя куда-то в стену за спиной Пакс.

— Но ведь вы паладин Геда? — спросил он.

— Я принадлежу к последователям Геда, и я паладин. Но это не будет полным моим описанием в такой роли. Да, Гед присутствовал среди тех, кто избрал меня для осуществления на земле своей воли. Но помимо него я узрела среди них Великого Господина, Скакуна Ветра и Алианию.

— Что?! — разинув рот, переспросил эльф. — Ты видела… Пакс поклонилась. В течение нескольких секунд в зале стояла полная тишина. До слуха Пакс доносились лишь слабые звуки из кухни, где, по всей видимости, готовился ужин, и цокот копыт на крепостном дворе.

— Ну что ж… — Эльф, обернувшись на миг к своим товарищам, затем вновь обратился к Пакс:

— Если это действительно правда или если вы искренне считаете, что это действительно правда, в таком случае я должен сообщить об этом своей Госпоже.

— Кому-кому? — словно невзначай осведомился Алиам Хальверик.

— Повелительнице Леса Великой Госпожи, — отчеканил эльф. Во взгляде, которым он смотрел на Пакс, ясно читалось недоверие. — Мне трудно поверить в то, что…

— Мне тоже было трудно поверить, когда я это увидела, — призналась Пакс и улыбнулась. — Смею вас заверить, что киакдан из Бреверсбриджа, который помог мне увидеть моих небесных покровителей, тоже испытал некоторые затруднения, пытаясь осознать это.

— Что? Киакдан? Паладин Геда пользуется помощью киакдана?

— Именно так. — Пакс готова была рассмеяться, глядя на лицо своего собеседника. — И позволю себе заметить, я ведь никогда не давала клятвы быть «простым, обыкновенным» паладином.

Все в зале, кроме стоявшего перед Пакс эльфа, рассмеялись, услышав эти слова.

— Я боюсь, — произнес собеседник Пакс уже другим тоном, — что вас будет трудно убедить в чем-либо. Амбротлин предупреждал меня об этом, и его слова подтвердил Адхиэл.

Впрочем, это неважно. Согласитесь ли вы поехать со мной в Лес Великой Госпожи? Я обещаю не причинять вам вреда и провожу вас кратчайшей дорогой.

Пакс вспомнила, как эльфы впервые заколдовали ее, когда она пыталась добраться до крепости Хальверика. Доводилось ей слышать и о людях, которые пропадали на долгие годы, собираясь зайти к знакомым эльфам на минутку, а порой и вовсе оказывались по возвращении глубокими стариками. При этом все они были уверены в том, что провели всего несколько дней в краю неземного блаженства и удовольствий. Эльфы действительно умело использовали разницу в восприятии времени между собой и смертными людьми. Услышав такое предложение эльфа, Пакс покачала головой:

— Боюсь, что положение дел в королевстве не терпит отлагательства. Лионии нужен король, господин эльф, и я не смею брать на себя ответственность, откладывая выполнение своей миссии хотя бы на минут.

— Но поймите, нашей Госпоже нужно поговорить с вами… Один из эльфов, стоявших у него за спиной, коротко сказал ему что-то на своем языке. Собеседник Пакс обернулся и шагнул к нему. Эльфы стали что-то обсуждать, и Пакс воспользовалась возможностью ободряюще подмигнуть своим оруженосцам. Эскерьель по-прежнему хмурился и был готов выхватить меч из ножен.

— Все нормально, — сказала Пакс. — Меч я им не отдам, и я почему-то думаю, что он не согласится на поединок со мной.

— Я бы на его месте проявил такое благоразумие, — хмуро улыбаясь, сказал Алиам Хальверик. — Тоже мне, нашел «дочь пастуха»!

— Но ведь я и есть дочь пастуха, мой господин.

— Да в конце концов, какое ему дело! Он ведь… В этот момент эльф вновь обернулся к ним с абсолютно бесстрастным выражением лица.

— Господин Хальверик, приношу вам свои извинения. Мне казалось, что не следует утруждать вас, представляясь и называя наши сложные имена. И все же позвольте мне теперь представиться. Меня зовут Серротлин. Я двоюродный брат Амбротлина, с которым госпожа паладин встречалась в Чайе, и племянник нашей Госпожи. Один из моих спутников сделал сейчас предложение, которое, на мой взгляд, вполне приемлемо для всех нас и послужит общему благу.

— Да что вы говорите! — В голосе Алиама не слышалось энтузиазма.

— Я полагаю, что нашей Госпоже все же необходимо переговорить с вами и с госпожой паладином. Пропавший принц, кем бы он ни был, — в первую очередь ее внук. И именно на ней более всего отразятся все его шаги, доведись ему занять трон Лионии. Осмелюсь напомнить, что лишь с ее согласия ее дочь смогла выйти замуж за смертного короля. И она должна лично узнать от вас, чем вы собираетесь оправдать жизнь и поступки того, кого вы намерены вернуть в это королевство из небытия.

— Это я прекрасно понимаю, — сказал Хальверик, пристально глядя в глаза эльфу. — И все же, что вы предлагаете?

— Если паладин Паксенаррион отказывается посетить Лес Великой Госпожи, то, может быть, вы согласитесь, чтобы сама наша Госпожа приехала сюда…

— Но насколько я слышала, она никогда не покидает эльфийские земли, — вмешалась в разговор Эстиль.

— Так оно и есть. Но что такое эльфийские земли?.. — Эльф издал похожий на свист переливчатый звук, который Пакс в последний раз слышала от Адхиэла. — Как вам известно, границы наших королевств и владений отличаются от тех, что вычерчивают на земле люди. Места, где живут смертные, — для Лионии всего лишь крохотная проплешина на бескрайнем ковре Эльфийских Лесов. Если вы дадите нам свое разрешение, уважаемый лорд Хальверик, мы, в свою очередь, постарались бы убедить королеву прибыть сюда… Это будет означать, что на время ваш дом станет частью Леса Великой Госпожи.

— Разве такое возможно? — изумленно спросил Хальверик.

— Для нее — да. — Эльф улыбнулся. — Мы поведали людям не обо всех наших способностях и возможностях. — Оглядев зал, он добавил:

— Но прежде чем вы согласитесь, и, разумеется, если вы согласитесь, уважаемый барон, я должен буду предупредить вас: если сюда прибудет наша Госпожа, это будет означать, что на какое-то время ваша крепость превратится в крохотную частицу великой страны эльфов. Ни один человек не сможет войти сюда или уйти без нашего сопровождения. Никто не должен будет ходить по территории, подчиняющейся законам Эльфийского Леса, потому что, уверяю вас, для смертного лес, в котором живут и правят эльфы, не менее опасен, чем, например, роща киакдана.

— Ну-ну. — Алиам опустил взгляд, а затем повернулся к Пакс:

— Что скажешь? Я, со своей стороны, не могу не признать, что Госпожа имеет право знать, что у нас тут творится и что мы с тобой затеваем.

— Я согласна, — кивнула Пакс. — Волнует меня другое — вопрос времени. Я не хотела бы рисковать успехом своего дела ради очаровательной перспективы насладиться прелестями эльфийского колдовства.

Серротлин улыбнулся:

— Госпожа, я прекрасно понимаю ваши опасения. Такое действительно может произойти, но не вопреки нашей воле. Достаточно ли вам будет моего слова и моих заверений в том, что мы не позволим случиться такому здесь в момент переговоров?

— С Адхиэлом это произошло, когда он и не знал об этом. Вы можете предотвратить такой поворот событий?

— Это было совсем другое дело. Вам ведь тоже знакомо состояние молитвенного транса? Боги могут заколдовать кого угодно, даже эльфа. Если бы вы не проявили беспокойства по поводу этой опасности, я бы, наверное, поддался искушению и вообще не стал упоминать о ней, а постарался бы решить эту проблему по-своему. Но, несмотря на то, что я, прямо скажем, недолюбливаю людей, — как вы уже, должно быть, заметили, — я еще никем и никогда не был обвинен в нечестности. Я даю вам слово, что вы вновь обретете полную свободу передвижения по своей земле не позднее, чем закончатся переговоры с нашей Госпожой.

— Скажите, а среди вас действительно много тех, кто сожалеет о заключенном союзе? — неожиданно для всех спросила Пакс.

— Их количество неуклонно увеличивается, — ответил Серротлин, — в течение нескольких последних столетий, если использовать понятное вам исчисление времени. Для многих из нас стало ясно, что люди не умеют держать слово, по крайней мере данное их предками. Впрочем, немало и тех, кто считает это простительным, учитывая вашу короткую память, связанную со столь же коротким сроком жизни. Но я помню времена, когда эльфы были желанными гостями в доме любого благородного гражданина Лионии. Я помню, как все занятые вами леса всё же были открыты нашим сердцам, а герои, которых вы называете святыми, приходили к нам и набирались у нас мудрости. Теперь же, чтобы чувствовать себя в лесу свободными, мы должны уходить все глубже и глубже в чащобу, уступая все большую часть королевства людям. А с недавних пор нас стали демонстративно вытеснять и из королевского двора, расположенного в самом сердце нашего общего королевства.

— А что говорит по этому поводу ваша Госпожа? Эльф нахмурился:

— Я не завожу разговоров с нашей Госпожой ни по этому вопросу, ни по какому-либо другому. Никто из нас сам не обращается к ней с вопросами. Возможно, вы услышите ответ от нее лично.

— Разумеется, если господин Хальверик позволит нам устроить эту встречу, — сказала Пакс, глядя на Алиама. — Мой господин, выбор остается за вами. Это ваш дом, и вам решать, подвергать ли его такому риску. Я верю словам нашего гостя, но окончательное решение должно быть принято только вами.

— Видите, Серротлин, далеко не все люди не доверяют эльфам, — сказал Алиам Хальверик. — Не все люди заслуживают и вашего недоверия. Я отдам распоряжение моим людям оставаться на месте и не ходить ни по крепости, ни по усадьбе. Если вам угодно, можете просить вашу Госпожу прибыть сюда прямо сейчас.

Серротлин поклонился и вышел из зала. Вслед за ним вышли и его спутники, за исключением двоих. Эти двое подошли к Алиаму и Пакс и приветливо поздоровались.

— Мой господин, уважаемая госпожа, меня зовут Эсвеналь. Я друг Адхиела, — представился один из них. — Для нас будет легче, если один из нас останется здесь, в зале, чтобы помочь установить мост, по которому наша Госпожа промчится сквозь все границы.

— Вы тоже не любите людей? — глядя прямо ему в глаза, спросил Алиам, явно ожидая откровенного ответа.

— Мне они нравятся меньше, чем Адхиэлу, но с тех пор, как мы оказались в этом зале, я уже полюбил их гораздо больше, чем раньше, — несколько витиевато ответил ему эльф. Алиам фыркнул, оценив остроумие и откровенность своего собеседника.

— Ладно, я пойду отдам приказ своим людям, — сказал он, — так что, с вашего позволения, оставлю вас на некоторое время.

Он вышел из зала через противоположную от входа дверь, забрав с собой солдат и Калиама. Эстиль послала слуг предупредить всех, проживавших в крепости, чтобы те оставались на своих местах. Оруженосцы по-прежнему стояли рядом с Пакс. Встретившись с ней взглядом, эльф сказал:

— Я бы ни за что не узнал вас, госпожа Паксенаррион, если бы опирался в своих поисках только на описание Адхиэла. Вы, прямо скажем, совсем не похожи на того человека, которого он мне описывал.

— Хвала богам за это, — с подобием улыбки произнесла Пакс, сама удивившись тому, как легко у нее это получилось. — Но та Паксенаррион, которую помнил ваш друг, — это еще далеко не та действительно несчастная и жалкая женщина, которую он, по счастью, не видел. Поверите ли вы в то, что если мне было даровано счастье так измениться, то и принц вовсе не безнадежен?

— Мне трудно сейчас судить об этом. Один раз я видел его лично. — Эльф бросил взгляд на оруженосцев и Эстиль. — Я…

— С вашего позволения, я полагаю, что нам сейчас не следует обсуждать его прошлое, по крайней мере до тех пор, пока не прибудет ваша Госпожа, — прервала его Пакс. — Сколько времени займет ее путешествие? Далеко ли она находится?

Оба эльфа довольно рассмеялись:

— Вы спрашиваете, далеко ли она? «Далеко» — это слово, которое используют люди для описания пространств. Точно так же слово «долго» — это слово, которым вы описываете время. Нет, госпожа Паксенаррион. Переходя на понятный вам язык, я могу сказать, что это не займет много времени, ибо путешествие, которое предстоит совершить нашей Госпоже, не является поездкой издалека. У нас есть свои способы пересекать пространство на наших землях.

— Между прочим, ваш друг Адхиэл проехал верхом и прошел пешком ровно столько же миль, сколько и мы, — заметила Пакс. — Но в знак вежливости, путешествуя вместе с людьми…

— Я уверен, что он поступил так только из уважения. Впрочем, возможна и другая причина. То путешествие проходило не по Эльфийским Лесам, а попытаться стремительно пересечь пространство в чужих краях означает подвергнуть себя немалому риску и опасности.

— Наверное, это было бы так же опасно, как человеку войти в Эльфийский Лес без позволения, — предположила Пакс.

— Возможно, — сказал второй эльф. — Я как-то не задумывался над этим.

Эстиль вновь вернулась в зал к своим гостям:

— Господа эльфы, вы не скажете мне, ваша Госпожа останется у нас на ужин? И если да, то какие блюда кажутся вам наиболее подходящими?

Один из эльфов отрицательно покачал головой, другой же задумался.

— Вряд ли она задержится дольше, чем потребуется для того, чтобы выслушать Паксенаррион, — сказал он. — Уважаемая хозяйка, если у. вас в доме найдется что-нибудь выпить…

— Какое время года сейчас в Лесу Великой Госпожи?

— О, вы, оказывается, знаете об этом… Когда мы отправлялись в путь, у нас был конец лета. Впрочем, что-то могло сдвинуться, когда мы пересекали невидимые границы.

— У меня есть подходящее вино для этого времени года, — сказала Эстиль.

Пакс в изумлении посмотрела на нее. Она и понятия не имела, что в эльфийских краях времена года могут отличаться, а уж тем более непредсказуемо меняться.

Эстиль в ответ улыбнулась и сказала:

— Терпение рано или поздно бывает вознаграждено. Наконец-то я смогла хоть как-то применить на практике частицу того, что мне удалось подслушать у дверей комнаты моей двоюродной бабушки, когда она болтала со своей подружкой—альфарой. Я уже готова была смириться с тем, что изрядное количество ударов хворостиной, которые я схлопотала от родителей, останется единственной наградой за мою тягу к знаниям.

Едва Эстиль вышла из зала и направилась в погреб, как Пакс почувствовала, что пространство, воздух и весь мир вокруг нее начинают меняться. Сначала у нее было такое ощущение, что всю комнату заполнила вода. Однако дышать при этом тяжелее не стало. Кровь быстрее потекла по ее жилам. В воздухе запахло медом и, может быть, началом осени. Самым приятным оттенком в этой гамме запахов был аромат созревших, только что упавших на землю яблок. Волна ароматов окатила Пакс, затем отступила, накатила вновь и застыла, слегка подрагивая. Пакс увидела, как самые простые предметы на столе или каминной полке стали выглядеть как таинственные заколдованные талисманы из древних сказок. Ее бы сейчас не удивило, если б стол вдруг пустился в пляс или огонь в очаге обратился к ней со словами приветствия.

Пакс посмотрела на оруженосцев. Их глаза сверкали. Сурия даже слегка наклонилась вперед, ее губы слегка раскрылись, словно она увидела старого друга и решила с ним поздороваться. Дверь, выходившая во двор, распахнулась. Вместо серого зимнего неба, под которым они ехали несколько дней, они увидели голубой купол небосвода и солнечные лучи, играющие на камнях мощеного двора. Пакс услышала щебет птиц и звон капели. Это стал таять снег, лежавший на крыше. Эльфы, находившиеся в зале, внешне вроде бы ничуть не изменились. Тем не менее Пакс показалось, что они стали двигаться еще более грациозно, а когда они заговорили, музыка их голосов проникла прямо ей в сердце. Эта музыка была столь прекрасна, что в какой-то момент Пакс не уловила смысла произнесенных слов, а продолжала стоять, просто наслаждаясь их звучанием. Эльфы подождали, а потом заговорили снова. На этот раз она поняла, чего они от нее хотят. Повелительница Леса Великой Госпожи стояла перед воротами и звала ее выйти наружу. Пакс бросила еще один взгляд на оруженосцев. Эскерьель, судя по всему, по-прежнему опасался, что она вдруг сдастся и, очарованная эльфийской магией, отдаст меч. Она молча покачала головой и шагнула навстречу свету.

Узоры света и энергии обступили ее со всех сторон. Пакс вспомнила, как Месенион рассказывал о страсти эльфов к таким узорам и орнаментам. Чем изящнее и стройнее получался этот узор, тем больше магии можно было в него вложить. Неожиданный солнечный свет эльфийского лета заставлял по-иному звучать каждую черточку в контурах и силуэтах во дворе крепости Хальверика. Сверкали мостовая и камни стен, по которым разбежались, словно ветви каких-то неведомых деревьев, трещинки и стыки. Арки над входами в конюшни будто были готовы заговорить. Пакс подумала, что, если бы это произошло, их голос, наверное, был бы похож на звук большого рога. Еще недавно голые и казавшиеся абсолютно безжизненными деревца во внутреннем садике и торчавшие из-под снежных шапок вечнозеленые колючие кусты уже дали свежие побеги и покрылись почти прозрачной нежно-зеленой дымкой — такой легкой и беззащитной на вид. Прямо на глазах у Пакс свежая трава стала пробиваться в узкие щели между камнями у подножия ближайшей к ней стены.

Но свет, заливавший двор, был не только солнечно-золотым. Через открытые ворота проникало мерцающее серебристое сияние эльфийского колдовского света. И в этом невероятном сочетании серебра на золоте появилась Повелительница Леса Великой Госпожи. Она была так великолепна, что, запомнив ее облик в целом, Пакс ни за что не смогла бы описать, например, ее лицо. Госпожа была высокой, как и все эльфы, и столь же грациозной. На ней было одеяние, которое клубилось вокруг ее тела, как туман вокруг гор. Не было у нее ни одного седого волоса, ни единой морщины на светлом и утонченном лице, но весь ее облик свидетельствовал о том, что у нее за плечами огромный опыт, накопленный за неисчислимую толщу веков. Не менее ясно было и то, что эта женщина обладает огромной властью.

Алиам Хальверик склонился перед ней в приветственном поклоне. Госпожа в ответ чуть наклонила голову. Она вошла в ворота, огляделась и встретилась взглядом с Пакс. Вошедшие вслед за ней Серротлин и Амбротлин, не глядя друг на друга, остановились и замерли рядом с Хальвериком.

— Лорд Хальверик, — обратилась к Алиаму королева эльфов, — мы давно заочно знаем вас, и для нас большая радость познакомиться с вами лично в ваших владениях.

Алиам вновь почтительно поклонился:

— Госпожа, вы всегда желанный гость в моем доме, как всегда были и будут все ваши родственники и подданные.

— Мы, со своей стороны, выражаем надежду, что ничто не сможет омрачить нашу дружбу, лорд Хальверик, — сказала Госпожа Леса и еще раз оглядела двор. — Позволю себе заметить, вы не совсем правильно подвязали деревья на зиму, — добавила она, кивнув в сторону нескольких яблонь беспомощно склонившихся к крепостной стене. Впрочем, сейчас, под солнечными лучами они на глазах распрямлялись, покрывались листвой и распускали нежные, чуть розоватые цветы. — Не волнуйтесь, я усыплю их, когда настанет время прощаться, — сказала она. — Было бы невежливо оставить вас к весне с замерзшими в самый разгар цветения яблонями. Могу ли я поприветствовать ваших близких?

— Разумеется, Госпожа.

Алиам взмахом руки подозвал своих родственников: сначала Эстиль, затем детей по старшинству, а потом внуков. Госпожа приветливо улыбалась всем им, но искреннюю радость на ее лице Пакс заметила, когда один из самых младших внуков Алиама, только-только научившийся ходить, не спрашивая разрешения, потопал прямо к ней.

— Что ты, дитя мое, — обратилась она к ребенку, — захотел подойти к блестящей тете? — Совершенно не королевские интонации и слова зазвучали в речи Госпожи Леса. — Она протянула малышу руку, и тот, еще с трудом умеющий держать равновесие, облегченно вцепился в сверкающий рукав, чтобы не упасть. — Ну что, малыш, как тебя зовут? Скажешь мне? — Госпожа поискала глазами мать ребенка — жену Халиама.

— Госпожа, он еще не умеет говорить. А зовут его Кьери — в честь герцога Кьери Пелана, друга лорда Алиама, — не задумываясь о том, что говорит, представила мать своего сына.

— Хорошее имя, и дано в честь храброго человека; да помогут малышу боги стать похожим на него. Кстати, храбрости вашему маленькому Кьери и сейчас не занимать. — Она рассмеялась, заметив, как ребенок в стремлении познать мир на вкус взял покрепче рукав ее платья и потянул в рот. — Что ты, малыш, это не едят! Иди лучше к мамочке, она даст тебе что-нибудь повкуснее. — Подхватив ребенка, она аккуратно передала его подбежавшей матери. Пока мальчика уносили обратно в дом, он во все глаза продолжал таращиться на таинственную сверкающую незнакомку.

Затем настала очередь Пакс.

— А ты, должно быть, та самая Паксенаррион, которая нашла свитки, в незапамятные времена написанные Луапом, чем немало помогла эльфийскому народу.

— Да, это я, Госпожа.

Одним взглядом Повелительница Эльфийского Леса очистила двор. Беспрекословно повинуясь, эльфы вышли за ворота, а люди, за исключением Пакс и Алиама Хальверика с супругой, удалились в дом. Перед тем как уйти, двое эльфов поднесли своей Госпоже и Пакс по удобному креслу. Дождавшись, пока они будут установлены, Госпожа одним движением приказала своему сыну и племяннику удалиться. Пакс почувствовала за ее изяществом и вежливостью огромную решимость добиваться своего, подкрепленную авторитетом бесчисленных прожитых ею лет. Легко и красиво опустившись в кресло, Госпожа перешла к главному разговору.

— Мой сын и племянник, — начала она, — принесли мне пугающие известия о тебе, Пакс, и о твоей миссии. Я ведь так надеялась, что этого не случится. Поверь, моя дочь была мне дороже, чем большинству людей их дети — просто хотя бы потому, что их у вас обычно больше. А кроме того, смерть для вас естественна, неизбежна и постоянно сопутствует вам в жизни. Когда же моя дочь погибла, а ее сын исчез, горе мое было сравнимо только с моей любовью к ним. Когда горе чуть отступило, я постаралась успокоить свои воспоминания и надеялась найти утешение в оставшейся в живых дочери моей дочери. Дошедшие до меня через несколько лет вести о принце были пугающими. Мне передали, что он перенес столько страданий, получил столько ран, что полностью забыл о том, кто он такой, и потерял способность пользоваться тем, что он должен был унаследовать от нас, эльфов. С твоей точки зрения, это горе меньшее, чем смерть. Но поверь, для нас, для тех, кто любил его, это не так. Понимаешь, оборванный, незаконченный орнамент остается в прошлом. А разорванный — тот, чей узор продолжается рваться у тебя на глазах, — приносит постоянную боль. К тому времени, как мы вновь нашли его, он был уже здесь — живой и, главное; в безопасности. — Повелительница Эльфийского Леса вновь обвела взглядом крепостной двор. — Если он и мог хоть немного излечиться, то только у таких людей, как вы, которые отдали ему всю свою любовь, как родному. По крайней мере так мне об этом рассказали мои подданные.

Пакс обратила внимание на то, что Госпожа ни разу не назвала Кьери Пелана по имени и даже не спросила у нее, знакомо ли оно ей.

— Почему вы не… — начала фразу Эстиль, но Алиам тотчас же дернул ее за руку. Госпожа чуть нахмурилась и продолжала говорить:

— Эльф, который принес мне эту весть, госпожа Эстиль, узнал об этом от одного из рейнджеров. Затем он появился у меня в гостях сам. Его имя — Халлерон, он наш дальний родственник, которому приходится много путешествовать по землям, населенным смертными. Он рассказал мне, что мальчик перенес страшные страдания и был весь изранен. Раны задели не только его тело, но и разум и душу. Халлерон сказал, что он не нашел в мальчике ни капли памяти о прошлом, ничего, за что можно было бы зацепиться, чтобы попытаться исцелить его. Чтобы удостовериться в необратимости этих изменений, ему пришлось бы влезть в его разум и душу — не забудьте, в больной разум и исстрадавшуюся душу. Разумеется, при этом всегда существует риск нанести несчастному еще больший вред, не говоря уже о той боли, которая сопутствует таким попыткам исцеления. — Голос Госпожи дрогнул, и она была вынуждена на миг отвернуться.

— Значит, это вы все время посылали к нам эльфов? — спросил Алиам Хальверик. — А мы думали, что им просто нравится бывать у нас, что они испытывают симпатию к нам и к нашему дому.

Госпожа спокойно посмотрела ему в глаза:

— Лорд Хальверик, они… мы… Мы действительно полюбили вас. Вы заботились о попавшем к вам больном ребенке, в жилах которого течет и наша кровь. Вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы исцелить его, и преуспели в этом больше, чем это было бы дано любому лекарю. Мы навеки в долгу перед вами. Неужели вы думаете, что я стала бы сдвигать границы Эльфийского Леса, чтобы нанести визит кому-либо из смертных, не испытывая к этому человеку глубочайшего уважения и благодарности?

Алиам, словно проглотив язык, только покачал головой.

— Вы вправе спрашивать меня о том, почему мы ничего не сказали вам и ничего не предприняли сами. Мы это сделали ради самого мальчика. Судя по тому, как описал Халлерон произошедшие с ним изменения, любое вмешательство в его внутренний мир могло как увенчаться успехом, так и еще сильнее навредить ему. Про лишнюю боль я сегодня уже говорила. Мне рассказывали, что Паксенаррион может подтвердить правоту этих слов. — Она внимательно посмотрела на Пакс, которая просто кивнула ей в ответ. — И мы рассудили так: вполне возможно, что знание о своем потерянном прошлом и утраченном будущем может не только не облегчить участь мальчика, но, наоборот, окончательно сломить его, если вдруг наше целительство окажется неудачным. Мы продолжали следить за ним издалека, пытаясь уловить малейший признак того, что его душа исцелилась хотя бы вполовину того, насколько исцелилось его тело. Если бы к нему вернулась память, если бы проявилась хоть одна из эльфийских способностей…

— Как же они могли проявиться без вашей помощи и участия? — спросила Пакс. — Я ни за что не поверю, что вы об этом не думали.

— Ты права. Лорд Хальверик знал его сестру, которая практически без какой-либо нашей помощи взошла на престол Лионии. И ее судьба была второй причиной, по которой мы не стали вмешиваться в судьбу мальчика. Вспомните: в тот же год, когда он появился здесь, скончался ее отец. Как мне сообщили, причиной смерти стали горе и скорбь по погибшей жене и потерянному сыну. Девочку стали воспитывать как будущую королеву. До тех пор пока принц не продемонстрировал бы нам, что он возвращается к своему истинному "я", с нашей стороны было бы несправедливо по отношению к ней и к самому королевству предлагать в качестве наследника едва ли не лишенного разума и точно потерявшего эльфийское чутье принца взамен подающей огромные надежды принцессы. Вы ведь и сами так думали, лорд Хальверик, признайтесь. И скажите, когда вы впервые заподозрили, кем может быть оказавшийся в вашей крепости мальчик?

— Вы правы, — кивнув, сказал Хальверик. — У меня не было никаких доказательств моим догадкам. А принцессе предстояла коронация уже на следующий год. Но откуда вы знаете о том, над чем я ломал голову? Я же никому никогда не рассказывал…

— Не совсем так. Кое о чем вы сказали капитану рыцарей Фалька. В нем также течет эльфийская кровь, ибо он — один из моих праправнуков.

— Ах вот как! — искренне удивившись, сказал Хальверик.

— Он, разумеется, рассказал мне все, что ему стало известно об этом. Впрочем, вы поведали ему очень немногое. Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне сейчас, почему вам пришло в голову, что Кьери Пелан и есть пропавший наследный принц.

— Он сам сказал мне об этом в конце концов. Было это, когда он служил у меня старшим оруженосцем, во время одного из походов в Ааренис. Я… я бы не хотел сейчас вдаваться в подробности всего, что тогда произошло, но он рассказал мне о том, что сам помнил. Видели бы вы его тогда! Как человек, много перестрадавший в детстве и в юности, он всегда выглядел старше своих лет, и со временем в его облике стали проступать черты отца… А его немногочисленные воспоминания придавали особый смысл этим внешним признакам.

— Что же он мог вспомнить? Халлерон сказал, что в его памяти не осталось ничего, кроме боли и отчаяния.

Алиам провел ладонями по лысой голове, затем почесал в затылке и сказал:

— Я, конечно, не ручаюсь, что повторю слово в слово все, что он мне рассказывал. К тому же вполне возможно, что какие-то детали стерлись уже не в его, а в моей памяти. В основном это были обрывки воспоминаний, какие-то случайные образы из глубокого детства, которые обычно остаются в памяти людей. Он помнил тарелку, из которой его кормили, высокие окна, сад с розами, щенка, с которым он играл… Помнил он и какого-то человека, который брал его на руки. Я думаю, что это вполне мог быть старый король. Кьери рассказал, что запомнил одежду зеленого и золотистого цветов, а кроме того, окладистую бороду. Осталось в его памяти и то, как он едет на лошади позади своей матери… как они скачут по лесу, — вы понимаете, это меня сразу заинтересовало, — и то, как на них нападают какие-то люди.

— Это больше, чем я предполагала, — сказала королева эльфов, глядя куда-то вдаль. — Халлерон ничего этого не заметил.

— Придворные, когда рассказывали мне о принце, вспомнили, что у него был щенок, — сказала Пакс.

— Точно! Кьери рассказывал мне, что собака случайно повалила его на землю, ну, или что там случилось между малолетним ребенком и игривым щенком, — я думаю, это неважно. Так он запомнил, как его отчитали за то, что он позволил себе побить животное. — Алиам замолчал и вдруг обратился напрямую к Госпоже Леса:

— Я приношу свои извинения, может быть, мой вопрос покажется вам несерьезным и неуместным в такой ситуации, но я давно думаю над этим и никак не могу найти ответ: если он действительно тот самый принц, то, следовательно, он наполовину эльф по крови. Почему же он тогда совершенно не похож ни на одного из детей от смешанных браков, которых я знаю? По правде говоря, внешность Кьери была серьезным аргументом против того, чтобы я действительно поверил, будто он и есть пропавший наследник.

— Вам не за что извиняться. Вы задали хороший вопрос. Дело в том, что уже в те годы в королевстве было много людей, которые очень опасались усиления эльфийского влияния. Зная об этом, моя дочь решила, что ее детям будет легче жить среди людей, если они не будут похожи на эльфов. Такой выбор у нас есть. Когда мы рожаем детей от браков с людьми, мы сами решаем, насколько кровь народа Синьин будет проявляться во внешнем облике ребенка. Кроме того, тот облик эльфов, к которому вы так привыкли, в какой-то мере является следствием развития нами наших способностей. В этом нет ничего удивительного. Точно так же у человека, постоянно упражняющегося во владении мечом и другим оружием, руки и плечи становятся крепче, сильнее, мышцы увеличиваются и твердеют. Если бы принц рос, имея возможность развивать свое эльфийское начало под умелым руководством родителей и учителей-эльфов, рано или поздно наша кровь дала бы о себе знать и в его внешности. Впрочем, он все равно был бы куда более похож на человека, чем на эльфа, ибо так решила его мать.

Алиам Хальверик задумчиво кивнул, дослушав объяснение Госпожи Леса. Сама же она вновь нахмурилась и, чуть наклонившись вперед и в его сторону, спросила:

— Господин Хальверик, правда ли, что вы действительно ничего не знали о том, что за меч был найден вашими людьми в лесу?

— А что я мог о нем знать? Вы имеете в виду — откуда он там взялся? Нет, мне об этом абсолютно ничего не было известно. Да я ведь и сообщил об этом в своем послании.

— Да, конечно, но… — Госпожа в задумчивости стала теребить складку своего платья. — Трудно понять вас, людей. Иногда вы нас просто ставите в тупик своей проницательностью и сообразительностью, и при этом вполне может выясниться, что вы ничего не знаете. Как же так? Этот меч хорошо знали при дворе. Там любой бы узнал его.

— Я тогда практически не бывал при дворе. Я был почти мальчишкой и служил пажом у своего дяди. В основном моя служба проходила в нашем родовом замке. Так что этого меча мне раньше видеть не приходилось.

Великая Госпожа покачала головой:

— Я полагала, что вы всего лишь отдали дань вежливости, предложив нам решить, как поступить с найденным мечом.

— Ах вот оно как!

— Я действительно не могла представить себе, что вы о нем ничего не знаете. Амбротлин предположил, что нам следует понимать ваше послание буквально, но мне это показалось не правильным и невероятным. Потом, когда вы сообщили нам, что собираетесь передать его в качестве свадебного подарка…

— Его невесте, — вставил Алиам.

— Я решила, что вы предоставили богам самим сделать выбор и принять за вас решение.

Алиам с удивлением посмотрел на свою гостью.

— А сказали бы вы мне правду, — осторожно спросил он, — если бы узнали, что я на самом деле ни о чем не догадываюсь?

— Я… я не знаю. Вполне возможно.

— В то время, как вы сами сказали, он подходил на роль правителя не больше, чем занявший трон новый король, у которого не было никакого эльфийского чутья и никакой перспективы обзавестись им. Но потом, потом, когда ничего не произошло, почему вы не сказали…

Госпожа Леса вздохнула и развела руками:

— Господин Хальверик, когда вы передали меч супруге Кьери Пелана в качестве свадебного подарка, я подумала, что вы таким образом предоставили возможность богам напрямую реализовать их волю. Захоти они — и в один прекрасный день он взял бы этот клинок в руки и вынул его из ножен. Не будь на то их воли — он бы никогда к нему не притронулся. Что я могла сделать в такой ситуации? Мы стараемся по возможности не вмешиваться в жизнь наших смертных соседей, но уверяю вас, мы никогда не упускали герцога Пелана из своего поля зрения. Мы никогда не замечали, чтобы в нем проявилось хоть что-то из его эльфийского наследия. Не было в нем и особого стремления поближе познакомиться с нашим — и наполовину его — народом. И мы решили не подталкивать его к сближению с эльфийским миром. — Она покачала головой, и ее волосы скатились по плечам сверкающей волной. — Да, лорд Хальверик, мы были не правы. Вы слышите? Я, Госпожа Эльфийского Леса, находясь на территории, которая сейчас подчиняется моей воле, признаюсь перед вами, смертными, в том, что мои подданные совершили ошибку. Мы были не правы, когда подумали, что вам все известно, а вы действительно пребывали в неведении. Не менее серьезная ошибка заключалась в том, что, присмотревшись к Кьери Пелану издали, мы не испробовали все возможные пути для того, чтобы понять его по-настоящему и попытаться спасти то, что в нем оставалось от наследного принца. Единственное, в чем я могу вас заверить, — это в том, что мы не желали зла ни ему, ни кому-либо другому. Я рассчитываю на то, что вы поверите моим словам.

— Конечно, мы верим вам, — ответил Алиам Хальверик за себя и за своих спутниц, сокрушенно разведя при этом руками.

— Но ведь зло — оно все же свершилось! — неожиданно для всех воскликнула молчавшая до того Эстиль. — Мы все виновны в этом, и себя я виню за то, что решила пойти по наиболее легкому пути. Я постоянно повторяла себе: «Забудь о своих сомнениях и подозрениях. Не думай о них. Отложи их подальше и смотри в будущее». Можно подумать, мы не знаем, что будущее строится крупица за крупицей из нашего же прошлого.

Госпожа Эльфийского Леса бесстрастно посмотрела на Эстиль, но Пакс не могла не заметить уважение, появившееся в глазах эльфийской королевы.

— Что ж, госпожа Эстиль Хальверик, я слышу от вас мудрые слова. Мы, певцы этого мира, для которых фальшивая нота, дисгармония страшнее, чем отсутствие звука, зачастую выбираем тишину вместо неупорядоченного шума. И не всегда это решение оказывается верным.

— Госпожа, поможете ли вы нам теперь? — обратилась к гостье Пакс.

— Паксенаррион, я готова сделать все для этой страны, я была бы рада помочь как тебе, так и Хальверикам, но пойми: я до сих пор не уверена в том, что мой внук может взойти на престол, не принеся при этом несчастья и бед этому королевству.

— Неужели лишь потому, что из его памяти стерлись воспоминания о раннем детстве?

— И поэтому тоже, хотя я бы сказала, что дело не в детских воспоминаниях, а в осознании себя тем, кем ты был рожден. Важнее другое: не будем скрывать, что этот человек повернулся лицом к силам зла после смерти своей жены. Даже в нашем далеком Эльфийском Лесу мы узнали об этом, а также о том, как он вел последние боевые кампании в Ааренисе. Паксенаррион, нам не нужна гражданская война в этой стране. Мы не хотим, чтобы набранные со всего света наемники составили королевское войско Лионии и навязывали волю правителя там, где, действуя только силой, он не сможет ничего добиться.

— Может быть, дело обстоит вовсе не так плохо, как вы думаете? — предположил Алиам Хальверик. Госпожа обернулась к нему:

— Я даже осмелюсь утверждать, что дела обстояли гораздо хуже, чем мы с вами описали. Коснулась эта темная сторона Пелана и вас, Алиам Хальверик. Единственная дурная весть, касавшаяся вас, пришла к нам из Аарениса, где вы решили остаться вместе с Пеланом и поддержать его в том походе.

— Вы имеете в виду поход против Синьявы?

— Я имею в виду поход после победы над Синьявой. Неужели вы думаете, что мы здесь живем, ничего не зная о том, что происходит в Ааренисе?

— Госпожа, я даже не знаю; как вам объяснить… Я не знаю, поймете ли вы…

— Я прекрасно все понимаю, когда речь идет о том, что есть добро и что есть зло. — В голосе Госпожи Леса словно зазвучала грозная медь труб. — Появление зла я чувствую за версту, даже если оно проявляется среди моих ближайших подданных или родственников. Поверьте мне, его вонь одинаково омерзительна в любом из миров.

— Госпожа, я позволю себе произнести слова оправдания как за себя, так и за своего друга. То, что случилось в тот год в Ааренисе, не могло не оставить шрамы в наших сердцах, не могло не помутить на какое-то время наш рассудок. Когда Синьява пытал моих солдат и подчиненных Кьери Пелана в форте Страж Гномьих гор…

— Господин Хальверик, объяснения и оправдания всегда существуют. "Мне это хорошо известно. Такой человек, как вы или герцог Пелан, не станет творить зло без причины. Другое дело, что причины — они всегда найдутся. И вот я задаю себе и вам вопрос: имеем ли мы право возвести его на трон? Именно здесь, в этом королевстве, расположенном между Тсайей, Прилитом и Эльфийскими Лесами? Не случится ли потом так, что он запустит орду своих наемников в самое сердце нашего священного леса? Не предоставит ли им полную свободу убивать и грабить, как это было с Черным Алюредом, которого он отпустил на все четыре стороны, вместо того чтобы расправиться с этим разбойником? Я прошу меня извинить, но я вынуждена коснуться очень болезненной для меня темы. Мне известно о той трагедии, которую пережили вы и в первую очередь ваш сын Калиам. Я могу себе представить, какой гнев обуял вас, когда вы узнали об этом. И если бы речь шла только о пытках Синьявы из чувства личной мести…

— Но ведь они его не пытали! — набравшись дерзости, перебила Пакс Госпожу Леса. — Ни герцог Пелан, ни барон Хальверик — они не стали…

— Это ты остановила их! Разве не так?

— Так, конечно, но ведь и без меня…

— Паксенаррион, если ты решила вступить с эльфами в разговор о политике, будь готова увидеть всю правду и говорить им только то, что сама считаешь правдой. — Вновь обернувшись к Алиаму, она продолжала:

— Будь дело только в этом, я бы так не беспокоилась, но вы знаете — вы, все, кто здесь присутствует, — знаете, что было дальше, до чего дошел герцог Пелан в стремлении утолить свою жажду мести, оказывая при этом, сам того не ведая, огромную услугу силам зла. Я не хочу, — впрочем, я полагаю, никто из нас не хочет, чтобы человек, который помог Алюреду захватить, разграбить и практически уничтожить прибрежные города, имел возможность поступать точно так же здесь, в Лионии, обладая к тому же практически неограниченной властью. Мы не можем допустить такого, и неважно, к какому народу принадлежит этот претендент на трон, человек он или эльф. Впрочем, эльф с такой черной душой мог бы натворить на троне Лионии еще больше зла, чем человек. Окажись на престоле этого королевства эльф, не заслуживающий такой чести и не способный править должным образом, — и древнее соглашение между людьми и народом Синьин может быть разрушено окончательно. Мы не можем допустить, чтобы подтвердилась дурная слава, которая идет о нас среди людей. Об эльфах говорят, что они надменны, дерзки, холодны, безжалостны и подвержены вспышкам необузданного гнева. То, что герцог Пелан наполовину принадлежит к нашему народу, лишь убеждает меня в невозможности рисковать отношениями эльфов и людей ради того, чтобы дать ему возможность утолить свою жажду жестокости и насилия.

— Нет, Госпожа, вы не правы, — вновь возразила гостье Пакс. — Позвольте рассказать вам то, что я знаю по своему опыту службы у…

Королева эльфов посмотрела на нее сурово, без тени улыбки:

— Паксенаррион, разумеется, я тебя выслушаю. Но заранее хочу сказать тебе: я не отрицаю того, что этот человек способен любить, быть нежным и справедливым по отношению к немногим. Ты напоминаешь ему его погибшую супругу. Вполне возможно, что он воспринимает тебя как родную дочь. Поэтому он раскрылся перед тобой со своей лучшей стороны. Поверь, лишь немногие совершенно черные в душе люди не способны на нежность и заботу о близких. Король, правитель — это совсем другое дело. Внешние проявления характера герцога Пелана — вот что волнует нас больше всего.

Пакс физически ощущала, как накатывается на нее сила власти и авторитета сидевшей перед ней альфары. Казалось, этот поток невозможно ни остановить, ни перекрыть, ни преодолеть. И в то же время Пакс вдруг поняла, что ей удалось понять и прочувствовать самую суть эльфийского характера, его сильные стороны и границы его возможностей. Древнейшие из представителей древних рас, бессмертные, мудрые хотя бы потому, что мудрость приходит с годами, а их за плечами каждого эльфа остается несчетное множество, — эльфы достойно несли свое великое наследие, но все же… все же они не были ни богами, ни полубогами, несмотря на все свои таланты. Созданный Великим Певцом, этот народ так чувствовал гармонию, был настолько зависим от гармоничности окружающего мира, что был способен противостоять любому противнику, выдерживать любой конфликт лишь короткое время. Эльфы не были трусами, решительно вступали в бой, храбро сражались, но старались уладить все спорные вопросы как можно быстрее и если прибегали к силе оружия, то либо стремились к быстрой победе, либо… отступали. И не слабость или трусость заставляли их уходить все дальше и дальше в дремучие леса, когда силы зла захватывали их земли. Просто эльфы были созданы для другого. Им была дарована способность чувствовать и воссоздавать гармонию мира. Они готовы были трудиться над стройным орнаментом становления королевства, над не менее важной задачей творения узора прожилок на зеленом листе и посвящать этому день за днем, год за годом. В этом крылось происхождение и их целительского искусства, умения выращивать любые растения на любой почве, способности чувствовать души леса, холмов, рек и полей, ибо только эльфы среди всех рас и народов, населявших землю, могли постичь, увидеть в целостности всю многогранную, разноцветную, невероятно сложную мозаику жизни. Только им было дано играть с этой мозаикой, создавать новые узоры, не рискуя при этом нарушить целостность ее структуры или повредить составляющую ее ткань. Могли они и зачаровывать смертных, набрасывая на реальность пелену наскоро созданных прекрасных орнаментов.

И все же, как бы могущественны они ни были, — могущественны, как музыка, от звуков которой у человека сжимается сердце, текут слезы или появляется на губах улыбка, — все же они, как и любая музыка, подчинялись своему создателю. Пакс поняла, что людям нет смысла преклоняться перед их бессмертием, перед их ледяной мудростью, перед их умением чувствовать тонкие миры, перед их способностью колдовством обманывать человеческое восприятие мира. За свою короткую жизнь человек успевает сразиться с такими противниками, встретиться с такими опасностями, при одном упоминании о которых отступил бы любой эльф. Людям дано постичь долговременную, на много поколений вперед, стратегию противостояния злу. Эльфы же способны лишь на блестящие тактические победы. Люди созданы для того, чтобы воевать, бороться за себя и своих близких, терпеть и противостоять опасностям долгое время. Более того, боги даровали многим людям способность отличать добро от зла вернее, чем это получается у эльфов. Люди созданы для борьбы в такой же мере, в какой эльфы сотворены для гармонии. Обоим народам недоставало мудрости и опыта друг друга, ибо каждый из них не мог перешагнуть за границы своей природы, установленные богами. Бессмертным было проще проявить терпение, отступить и переждать, пока опасность минует…

Пакс ощутила, как к ней возвращается уверенность. Возраст и опыт Госпожи Эльфийского Леса перестали давить на нее с непреодолимой силой. Этот опыт был опытом эльфийского народа и не годился для решения тех проблем, которые Пакс видела перед собой. Сам Кьери Пелан был всего лишь наполовину эльфом по крови. Его право на трон перешло к нему по отцовской, человеческой линии. И стоило Пакс почувствовать, что она смотрит на Госпожу Эльфийского Леса с меньшим благоговением, пусть и с ничуть не меньшим уважением, та сама изумленно посмотрела Пакс в глаза.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — спокойно и неторопливо заговорила Пакс. — Мне не раз говорили, что я очень похожа на Тамаррион. Вполне возможно, что ко мне герцог Пелан отнесся с большей добротой, чем к большинству незнакомцев. Но сейчас речь идет не о том, как он относился ко мне.

Королева эльфов кивнула, и Пакс рассказала, как благороден и великодушен был герцог по отношению ко всем своим подчиненным — от новобранцев до давно вышедших в отставку ветеранов; ко всем, кто честно служил ему, пусть даже совсем недолго.

— О том, что случилось в тот год… — Пакс перевела дыхание и постаралась подобрать единственно нужные слова. — Да, Госпожа, он был не прав. Я могу сказать об этом открыто, а лорд Хальверик подтвердит, что я не держу зла на герцога. Он был не прав, поддержав Алюреда, по крайней мере в такой форме. Исходя из того, что я видела сама и что узнала впоследствии, я могу заключить, что он сам был не рад этому. Но он дал слово, когда еще не знал, что именно собирается делать Алюред. Совершая не праведный поступок, любой человек несет вину за причиненное им зло, вне зависимости от обстоятельств. Но разве вы сами только что не признались, что тоже совершили ошибку и поступили неверно, причинив, возможно, немалый вред не только Кьери Пелану, вашему родному внуку? Господин и госпожа Хальверик тоже признались в своей не правоте и сожалеют о том, что все так обернулось.

Госпожа Леса напряглась, как, впрочем, судя по его дыханию, и лорд Хальверик. Понимая, что страшно рискует, что небо может в любой миг обрушиться на ее голову, Пакс решила не останавливаться и продолжала начатую речь:

— Да, тогда он был не прав. Я тоже ошибалась, и не раз. Но позволю вам напомнить, что он вновь призвал к себе в крепость маршалов Геда и принес им извинения за то, что не допускал их в свои владения. Перед всей ротой, перед каждым солдатом он признал свою ошибку, признал, что совершил ее в порыве гнева, и еще раз при всех попросил прощения. Говорит ли это о нем как о человеке самовлюбленном, не способном воспринять чужую точку зрения, стремящемся навязать свою волю любому и каждому, пусть даже насильственным, жестоким путем?

Великая Госпожа выслушала все, что сказала Пакс, не перебивая. Когда воцарилась тишина, она сидела все так же молча, думая над только что услышанным. Раза два Пакс порывалась сказать что-то еще, но затем, опасаясь, что и так наговорила лишнего, одергивала сама себя. Наконец Госпожа Эльфийского Леса вздрогнула, словно человек, которого неожиданно вырвали из сна наяву, и, широко улыбнувшись, обратилась к Пакс:.

— Если человеку удалось вызвать любовь и уважение паладина, это уже говорит о нем с лучшей стороны. Твой рассказ абсолютно правдив и искренен. Я считаю, что даже твое стремление представить все лучше, чем, может быть, оно есть на самом деле, вполне простительно. Ты имеешь полное право видеть все происходящее именно так. Мне, кстати, не было известно, что он призвал маршалов обратно в свои владения. Если он оказался способен признать собственные ошибки, что ж… вероятность того, что он окажется на троне этого королевства, будет меньше пугать меня. И все же я не могу сказать, что уверена в нем полностью. Мне мало того, что будущий правитель Лионии не служит в открытую темным силам.

— Позволю себе напомнить, что Кьери также посвящен в рыцари Фалька, — сказал Алиам Хальверик. — Я имею в виду, что его посвятили и приняли в рыцари. Но сам он не давал обета, не приносил присяги и никогда не носил ни на одежде, ни в виде медальона эмблемы ордена. Сейчас, спустя много лет после того посвящения, я могу лишь порадоваться такому решению, казавшемуся мне тогда непродуманным. Кьери не пришлось отступать от данного ранее обета, чтобы присягнуть на верность Геду.

— Он не приносил присяги, — возразила Пакс.

— То есть как? Да нет, наверняка он поклялся в верности небесному покровителю воинов Геду, восстановив отношения с этим в высшей степени достойным орденом.

Пакс отрицательно покачала головой:

— Нет, мой господин. Об этом он говорил с Верховным Маршалом в моем присутствии. Он всегда приветствовал то, что Тамаррион принадлежала к ордену последователей Геда, но сам ни при ее жизни, ни сейчас не давал клятвы верности этому святому. Он сказал Верховному Маршалу, что всегда чувствовал себя не вправе связать себя такой клятвой, словно предполагая, что в будущем ему предстоит принести единственную, самую главную в жизни присягу.

Глаза Госпожи Леса засверкали, она вся подалась вперед.

— Он так и сказал? Паксенаррион, постарайся вспомнить слово в слово все, что он сказал Верховному Маршалу.

— Он сказал, что судьба сводила его с представителями достойнейших воинских орденов — последователей Фалька и Геда. Жизнь и отношения с близкими людьми подталкивали его к тому, чтобы вступить в то или иное братство. Но от этого шага его всегда удерживало внутреннее ощущение, что такая клятва будет дана им не от чистого сердца. В свою очередь, Верховный Маршал передала своим маршалам, что она удовлетворена объяснениями, данными герцогом, не настаивает, чтобы он принес присягу ордену, и не будет уговаривать его сделать это.

— Вот как…

— Но какое это имеет значение? — спросила Пакс, в изумлении видя, какое впечатление произвели ее слова на эльфийскую королеву.

— Я сама пока не уверена. Если это значит то, что может значить… — Госпожа вновь улыбнулась и покачала головой:

— Вы можете подумать, что я нарочно говорю загадками, в полном соответствии с тем, как описывает нас, эльфов, людская молва. Но дело в том, что у меня самой нет ничего, кроме намеков и догадок. Но если… и я прошу запомнить, что я сказала «если»; так вот, если отказ Кьери Пелана дать клятву верности какому-либо воинскому ордену связан с сохранившимися в нем остатками воспоминаний об истинном его происхождении и предназначении, то… возможно, при определенном стечении обстоятельств эта память может быть в нем восстановлена.

— Но ведь правители Лионии могут принадлежать к ордену Фалька. По крайней мере, мне об этом говорили.

— Так оно было. И действительно, два последних короля принадлежали к этому ордену. Но ведь в них не было ни капли эльфийской крови. А тот правитель, который несет в себе наследие эльфийского народа, правитель, которому дано чутье тонких миров, свойственное нашей расе, будет напрямую следовать воле того, кого вы называете Великим Господином. — Вздохнув, Госпожа Эльфов пожала плечами. — Многое из того, что ты мне рассказала, было мне неведомо. Я должна признать, что уже не считаю недопустимым приход этого человека к власти. Выслушав тебя, Паксенаррион, я признаю и твое понимание воли богов, отправивших тебя в этот поход. Ты имеешь полное право считать, что призвана найти истинного наследника трона Лионии и привести его к власти. Я согласна с твоим решением проверить, является ли человек, которого вы знаете как герцога Пелана, моим внуком и наследником престола. И проверить это ты действительно можешь при помощи этого меча. Но прежде чем я дам согласие на его коронацию, я хочу лично встретиться с ним. Если он способен стать тем, кем должен был стать по рождению, мое волшебство поможет ему. Если же нет… тогда нам останется только надеяться, что самые страшные из моих опасений не сбудутся. — Госпожа Эльфийского Леса встала со своего кресла. Пакс и Хальверики попытались подняться вслед за нею, но поняли, что не могут пошевелиться. Голос Госпожи Леса звучал по-доброму, серебряные трели его музыки звенели теплее и мелодичнее, чем раньше. — Если все узнают, что крепость Алиама Хальверика на время отошла под покровительство Госпожи Эльфийского Леса, задача Пакс от этого не станет легче, скорее наоборот. Поэтому, как только я сниму свои чары с этого дома и вернусь в эльфийские леса, вы увидите, что никто из ваших родственников, друзей и слуг не вспомнит о чудесном летнем дне посреди зимы. Что касается вас, то память о нашей встрече поможет вам в дальнейших поисках. Кроме того, никто из моих подданных не побеспокоит вас и не станет препятствовать Паксенаррион в исполнении ее долга.

Неожиданно Пакс вспомнила о заговоре Ачрии, который Повелительница Паутины плела вокруг герцога и его крепости долгие годы. Ей пришло в голову, что это могло быть частью единого плана, направленного силами зла против Лионии — единственного королевства, где люди и эльфы смогли заключить договор о совместном управлении. Пакс с ужасом подумала, что, по всей видимости, нити этого заговора проникли повсюду — и в это королевство, и в соседние. Она испугалась, что все ее усилия окажутся напрасными, потому что слишком поздно силы добра спохватились и начали борьбу. Она захотела спросить об этом Великую Госпожу и рассказать все, что ей было известно, но тут прямо у нее в голове зазвучал легкий серебристый смех, а затем удаляющийся голос Госпожи Эльфийского Леса:

— Не волнуйся, паладин. Не ты одна можешь видеть черную паутину зла на светлом фоне добра…

В дверь постучали. Пакс и чета Хальвериков изумленно посмотрели друг на друга. Перед ними на столе стояли неизвестно откуда взявшиеся плетеная корзина с яблоками и крохотный хрустальный флакончик с ароматной эссенцией из лепестков цветущей яблони. Смешанный запах весны и осени окутал кабинет Алиама Хальверика.

— Ну, кто там? — хрипло, как после долгого молчания, спросил Алиам Хальверик. — Что там у вас стряслось?

В приоткрывшуюся дверь просунусь голова его старшего сына Калиама.

— Отец, мама, уже поздно. Где вы будете ужинать с нашей гостьей — здесь или вместе со всеми в большом зале?

Пакс тряхнула головой и посмотрела в окно. На улице был поздний вечер. Уже совсем стемнело.