"Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы" - читать интересную книгу автора (Фрадкин Борис Захарович)

5

Ефим Константинович Ошканов работал на заводе холодильных установок рядовым конструктором. За тридцать четыре года своей непрерывной службы он не поднялся даже до старшего конструктора, не говоря уже о командных должностях.

А чего стоила внешность этого человека! Скучающее лошадиное лицо с выступающей нижней челюстью и тусклыми, некогда серо-голубыми глазами. Правда, седые курчавые волосы, оставшиеся густыми, как и в молодости, придавали ему некоторую привлекательность. И так как он никогда не носил головного убора, даже в сильнейшие морозы, на него оглядывались на улице.

Одевался Ефим Константинович всегда в один и тот же черный костюм, заметно выгоревший на солнце, и даже в жару не снимал пиджака. Галстука не признавал, хотя сорочку застегивал на все пуговицы. Походка у него была неторопливой. Передвигался он, обычно сцепив руки за спиной и не глядя на встречных, отчего часто не замечал знакомых. Появляясь на работе, никогда не здоровался первым, а на приветствия отвечал или коротким кивком или нечленораздельным бурчанием.

На кафедре Ошканов сразу вызвал всеобщую неприязнь. Лапина отказывались понять — принять человека, которому до выхода на пенсию остается около двух лет! А ведь этот без пяти минут пенсионер занял штатную единицу, на которую претендовали люди и помоложе и несравненно перспективнее.

Лапин на все упреки только посмеивался, весело поблескивая прищуренными глазами.

…С Ошкановым судьба впервые свела его шестнадцать лет назад в этом же городе, где он родился и жил до поступления в столичный университет.

Ошканов явился в школу с общественным поручением — прочесть старшеклассникам лекцию на тему «Машины — гиганты XX века». Что и говорить, название лекции выглядело весьма интригующе.

Тем сильнее было разочарование школьников, когда с первых же минут стало ясно, что будет не захватывающее повествование, а тоска зеленая. Лектор не обладал даром слова. Он не говорил, а бубнил, почти не отрывая глаз от конспекта. И сыпал, сыпал цифрами. В его распоряжении не было даже мало-мальски подходящего наглядного пособия.

Вначале Юрий испытывал снисходительное сострадание к прилипшему к трибуне человеку с лошадиным лицом. Невыразительность была не только в речи лектора, но и во всем его облике.

Наступил момент, когда терпение Юрия истощилось. Нет, встать и демонстративно уйти показалось ему слишком благородным выражением протеста. Уйти следовало этому никчемному лектору.

Юрий начал демонстративно зевать, потягиваться, мотать головой, словно вел отчаянную борьбу со сном. Зевота, как известно, заразительна, и вскоре уже зевали два первых ряда перед трибуной.

С удовлетворением юноша поймал на себе растерянный взгляд лектора. Лектор начал терять нить доклада, сбиваться, повторять уже сказанное. И вдруг закончил. Спросил, нет ли вопросов. Вопросов, разумеется, не было. Лектор поспешно затолкал листки конспектов в портфель, комкая их, и, даже не оглянувшись на сидевших в президиуме директора школы и двух классных руководителей, не простившись с ними, торопливо спустился со сцены. Единственный взгляд он бросил на Юру. При этом в его глазах не было ни гнева, ни даже досады. Он словно в чем-то винился перед старшеклассниками.

А тут в зале возник смех, сдержанный, похожий больше на шепот, — сказывалось присутствие директора. Юрию не было смешно. Ничего, кроме презрительного сострадания к лектору, он не испытывал.

О лекции тут же забыли.

Правда, у Юры было еще объяснение с директором, но… такие мелочи жизни в расчет уже не шли.

А потом началось удивительное и необъяснимое. На уроке физики, когда речь шла о превращениях тепла, Юрий почему-то вспомнил, что в рассказе того незадачливого лектора проскользнуло упоминание об отрицательных абсолютных температурах.

— Разве могут быть такие? — спросил Юрий у преподавателя.

— В реальности нет, — ответил преподаватель. — Отрицательные абсолютные температуры существуют в квантовой механике как условные математические понятия. Да еще как домыслы фантастов.

Именно такой ответ и ожидал услышать Юра Лапин. Единственное, что смущало его — того лектора никак нельзя было отнести к категории фантастов. А уж в квантовой механике он наверняка ничего не смыслил, иначе хотя бы раз сослался на нее. Так нет же, он сыпал одними реальными цифрами. Что за чертовщина из противоречий!

Спустя еще месяца три или четыре, сидя у телевизора и захваченный происходящей на какой-то вымышленной планете трагедией, Юра снова вспомнил об отрицательных температурах. И опять подумал, что в рассказе Ошканова отрицательные абсолютные температуры фигурировали вовсе не как отвлеченные понятия, а как реальные категории, связанные с числовыми примерами и стало быть с какими-то определенными проблемами науки?

Но с какими именно?

Начало лекции Юрий еще помнил. Ошканов толковал о современной тенденции техники к созданию гигантов. Росло число этажей в небоскребах. Возрастала мощность, а значит и размеры электрических генераторов. В воздух поднимались все более внушительные по размерам и грузоподъемности лайнеры, а океанские просторы бороздили уже подлинные плавучие города. Возводились сверхдомны… Создавались сверхпрессы… Скоростные сверхпоезда мчались по супермагистралям.

Сверх… сверх… сверх…

И цифры… цифры… цифры… от которых еще не успели отдохнуть девятиклассники (у них перед тем была контрольная работа по математике).

О том, что в технике совершаются сверхпревращения, Юрию было известно. Но при чем тут фиктивные отрицательные температуры? Вот вопрос, который все навязчивее ворочался в голове Юры. И каждый раз он сопровождался устремленным на Юрия взглядом виноватых, в чем-то кающихся глаз. Мальчик снова и снова видел сутулую, торопливо убегающую спину, слышал приглушенный смех своих сверстников.

Его не мучило запоздалое раскаяние, дело было вовсе не в этом. Какой-то подсознательный интерес подталкивал Юрия к поискам связи отрицательных температур с какими-то «сверх», столь туманно прозвучавшей в той злосчастной лекции.

Юра начал с того, что поинтересовался у одноклассников: что они запомнили об этой связи? Куда там! Его вопросы приняли за шутку. Многие даже не сразу сообразили, о какой лекции он спрашивает.

Как ни хороша была память у Юры, сам он ничего восстановить в ней не смог. Единственное, что он припомнил к своей собственной досаде, так это лишь то, что об отрицательных температурах лектор заговорил именно в тот момент, когда Юрий начал зевать. И скорее всего рассказчику попросту не дали возможности закончить свою мысль.

Юрий не дал.

Увы, пройдет немало лет, прежде чем Юрий Лапин поймет, что тогда на трибуне стоял провидец, человек, одаренный природой способностью заглядывать в будущее на много лет вперед.

Но в те дни школьник Юрий Лапин меньше всего думал об Ошканове-человеке. Его воображение оказалось задетым (и не так уж, чтобы очень) таинственным значением отрицательных температур, которых не бывает на свете.

Самое простое было — взять да и разыскать лектора, потолковать с ним, выяснить, что к чему. А как теперь взглянешь ему в глаза? Нужно окончательно потерять совесть, чтобы после такого свинства явиться на доверительную беседу.

Оставалась единственная возможность — выяснить все самостоятельно. В руках Юры стали появляться книги, содержание которых школьной программой не предусматривалось. Он не нашел ответа на мучивший его вопрос, зато в его руки однажды попала книга с рассказами о борьбе за получение низких температур. Какая это оказывается была жестокая и трагичная борьба! Только для того, чтобы еще на несколько градусов приблизиться к абсолютному нулю, заживо сгорел в водородном пламени поляк Врублевский… Двадцать один год жизни отдал англичанин Дьюар, чтобы свершить то, что не удалось Врублевскому… Более десяти лет ушло у голландца Онессе, чтобы спуститься всего на 0,8 градуса ниже температуры, достигнутой Дьюаром, — он получил жидкий гелий. И когда это наконец случилось, без чувств грохнулся на пол своей лаборатории. Четыре месяца он бился в горячке, находясь между жизнью и смертью…

Зато итогом этой борьбы стала возможность сжижать любые газы. Были открыты явления сверхпроводимости и сверхтекучести.

Да, пищи для размышлений тут оказалось предостаточно.