"Канатная плясунья" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

II. Цирк Доротеи

Замок Роборэй находился в самой живописной части департамента Ори недалеко от Домфрона. С восемнадцатого века он назывался Роборэем, а раньше его звали так же, как и соседнюю деревушку, Шаньи. Деревенская площадь Шаньи была как бы продолжением барского двора. И если ворота замка бывали открыты, эта площадь казалась очень большой и просторной. В круглом внутреннем дворе были устроены солнечные часы и старинный каменный фонтан со скульптурными сиренами и дельфинами.

Цирк Доротеи с музыкой проехал через деревню, то есть Кастор и Поллукс важно шагали перед фургоном и изо всех сил дули в медные трубы, стараясь выдуть из них как можно больше фальшивых нот. Кантэн тащил плакат с объявлением, что представление начнется в три часа, а Доротея стояла на крыше фургона и торжественно правила Кривой Вороной с таким видом, точно это, по крайней мере, королевская колесница.

На площади уже стояло несколько фургонов и карет. Наскоро разбивали балаганы, ставили карусели, качели, игры…

Зато цирк Доротеи не делал никаких приготовлений. Доротея отправилась в мэрию за разрешением, Кантэн распряг лошадь, а мальчуганы занялись стряпней. Капитан все еще спал.

К полудню на площади появилась публика — крестьяне и торговцы из Шаньи и окрестных деревень. Кантэн, Кастор и Поллукс дремали в глубине фургона. Пообедав, Доротея снова исчезла. Она прошлась по краю утеса, подошла к обрыву, по которому карабкался утром Кантэн, погуляла в парке, потолкалась среди народа.

— Ну, что? — спросил Кантэн, когда она вернулась. — Разузнала ты что-нибудь интересное?

— Да, кое-что. Оказывается, этот замок долго был необитаем. Теперешний его хозяин граф Октав де Шаньи. Последний потомок их рода. Сейчас ему лет сорок — сорок пять, и он женат на миллионерше. Раньше они здесь не жили и только после Версальского мира отремонтировали замок и вчера справляли новоселье. Вот почему были гости, а сегодня устраивается народное гулянье.

— Ну а насчет названия Роборэй ты ничего не разнюхала?

— Нет, ни словечка. Я даже не знаю, почему папа вспоминал о нем перед смертью.

— Значит, мы уедем отсюда сейчас же после представления? Да? — приставал Кантэн, только и думавший о том, как бы поскорее выбраться из опасного места.

— Не знаю. Посмотрим. Я все-таки заметила здесь много странного.

— Относящегося к твоему отцу?

— Нет, — ответила она нерешительно. — Нет, совсем другого… Я просто хочу объяснить себе эти странности… Видишь ли, если в деле бывает темное место, так без света никак не угадаешь, что там скрывается… И мне хотелось бы пролить побольше света… Одним словом, осветить его.

Она умолкла, задумалась, потом сказала, взглянув в глаза Кантэну:

— Ты знаешь, какая я осторожная и благоразумная. И ты знаешь, какой у меня нюх и глаза… Я вижу, я чувствую, что мне необходимо здесь остаться.

— Почему, из-за названия Роборэй?

— Из-за названия и по другим причинам. Я боюсь, что мне придется действовать, даже решиться на довольно опасные и неожиданные вещи.

Кантэн смотрел на нее во все глаза.

— Я ничего не понимаю, — сказал он наконец. — Объясни, пожалуйста.

— Ничего особенного. Человек, которого я прихлопнула в яме, гостит в замке.

— Что ты!.. Здесь… Ты его видела? Он привел жандармов?

Доротея улыбнулась.

— Покамест нет. Но все может быть. Куда ты спрятал серьги?

— Я положил их на дно большой корзины, в картонную коробочку с сургучной печатью.

— Хорошо. Как только мы кончим представление, ты отнесешь их туда, в кусты рододендронов, между решеткой сада и каретным сараем.

— Разве хватились серег?

— Нет еще. По-видимому, ты попал в будуар графини. Я перезнакомилась с горничными и долго говорила с ними. Про кражу ничего не слышно. Стой, — прервала себя Доротея. — Посмотри: кажется, к тиру подошли хозяева. Верно, эта красивая блондинка — графиня.

— Да, я ее сразу узнал.

— Прислуга ее очень хвалит. Говорят, что она — добрая и доступная. Зато графу ото всех достается: все считают его несимпатичным человеком.

Кантэн тревожно вглядывался в группу у тира и спросил:

— Там трое мужчин. Который муж графини?

— Важный, полный, в сером костюме. Смотри, смотри, он взял ружье. А те двое, кажется, родственники. Высокий с бородой, в роговых очках живет здесь целый месяц, а молодой в бархатной куртке и гетрах приехал вчера.

— Странно: они смотрят на тебя как на знакомую.

— Потому что я говорила с ними. Старый даже пробовал за мной ухаживать.

Кантэн вспыхнул и собирался что-то выпалить, но Доротея быстро его укротила.

— Тише. Побереги силы. Борьба начинается. Подойдем к ним поближе.

Вокруг тира собиралась толпа. Всем хотелось посмотреть, как стреляет хозяин замка, слывший хорошим стрелком. Он выпустил двенадцать пуль, и все они попали в картонный круг мишени. Раздались аплодисменты. Из ложной скромности граф протестовал:

— Оставьте, опыт неудачен. Ни одна не попала в центр.

— Нет навыка, — сказал кто-то за его спиной.

Доротея успела пробраться к самому стрелку и сказала это с таким видом знатока, что все невольно улыбнулись. Бородатый господин в очках представил ее графу и графине:

— Мадемуазель Доротея, директриса цирка…

Доротея поклонилась. Граф, покровительственно улыбаясь, спросил ее:

— Вы критикуете меня как директриса цирка?

— Нет, как любительница.

— А… Разве вы тоже стреляете?

— Иногда.

— В крупную цель?

— Нет, в мелкую. Например, в брошенную монетку.

— И без промаха?

— Разумеется.

— Но, несомненно, пользуетесь прекрасным оружием?

— Напротив. Хороший стрелок должен справляться с каким угодно. Даже с такой допотопной штукой, как эта.

Она взяла с прилавка какой-то старый, ржавый револьвер, зарядила его и прицелилась в картонный круг, в который стрелял де Шаньи.

Первая пуля попала в центр, вторая — на полсантиметра ниже, третья — в первую.

Граф был поражен.

— Это поразительно! Она даже не прицелилась толком. Что вы на это скажете, Эстрейхер?

Эстрейхер пришел в восхищенье:

— Неслыханно. Сказочно. Мадемуазель, вы можете составить себе состояние.

Доротея, не отвечая, выпустила еще три пули, потом бросила револьвер и громко объявила:

— Господа. Имею честь вам сообщить, что представление в моем цирке начинается. Кроме стрельбы в цель вы увидите танцы, вольтижировку, акробатику, фейерверк, бой быков, гонку автомобилей, крушение поезда, пантомиму и много других номеров. Мы начинаем.

Доротея преобразилась. С этой минуты она стала воплощением подвижности, изящества и веселья. Кантэн огородил перед фургоном круг, вбил в землю несколько колышков с кольцами и продел через них веревку. Для хозяев замка Кантэн расставил стулья, остальные разместились вокруг арены — кто на скамьях, кто на бочках или ящиках, а кто и просто стоя.

Первой вышла Доротея. Между двух невысоких столбов натянули канат. Она прыгала по канату, как мячик, ложилась на него, качаясь, точно в гамаке, снова вскакивала, бегала взад и вперед, кланялась во все стороны. Потом спрыгнула на землю и стала танцевать.

В ее танцах не было ничего затверженного. Казалось, что каждая поза, каждый жест — вдохновенная импровизация. Это не был танец одного настроения или народа. Тут были все нации и все темпераменты. Вот танцует англичанка из лондонских dansing girl. Вот огнеглазая испанка с кастаньетами. Она плавно скользила в русской, вихрем кружилась в камаринской и тут же превращалась в женщину из бара, танцующую тягучее сладострастное танго.

И как просто выходило все это: легкое, чуть уловимое движение, слегка подхваченная шаль или прикосновение к прическе — и вся она преображалась. Через край разливалась кипучая здоровая молодость, страсть становилась стыдливой, восторг сменялся застенчивой нежностью. И во всем и всегда она оставалась прекрасной.

Вместо музыки глухо рокочет барабан под палками Кастора и Поллукса. Молча смотрит зачарованная публика, восхищенная изменчивой пляской. Вот на арене — кокетливая, изнеженная дама, танцующая с веером жеманный менуэт. И кто она, эта волшебница? Ребенок? Женщина? И сколько лет ей: пятнадцать, двадцать или больше? Доротея остановилась. Раздались аплодисменты. А она мигом взобралась на фургон и повелительно крикнула публике:

— Тише! Капитан проснулся!

Позади козел была низкая, узкая корзина, похожая на будку. Доротея подняла крышку и спросила:

— Капитан Монфокон. Неужто вы до сих пор не проснулись? Да отвечайте, капитан! Публика ожидает.

Она сняла крышку, и оказалось, что это не будка, а уютная колыбелька, в которой сладко спал краснощекий бутуз лет шести-семи. Он сладко зевал и тянулся ручонками к Доротее. Доротея наклонилась к нему и нежно его расцеловала. Потом обернулась к Кантэну:

— Барон де Сен Кантэн. Будем продолжать программу. Сейчас выход капитана Монфокона. Приготовьтесь и дайте ему поесть.

Капитан Монфокон был комиком труппы. Он был одет в форму американского солдата, шитую на взрослого человека. Полы его френча волочились по земле, брюки были засучены до колен. Это было очень неудобно, и малыш не мог ступить ни шагу, чтобы не запутаться и не упасть, растянувшись во весь рост на земле. Комизм его выхода и таился в этих беспрерывных падениях и в бесстрастной серьезности, с какой малыш поднимался и снова падал.

Кантэн подал ему хлыст, ломоть хлеба, густо намазанный вареньем, и подвел Кривую Ворону. Капитан набил рот хлебом, измазав всю мордашку вареньем, взял хлыст и важно вывел коня на арену.

— Перемени ногу, — важно командовал он с набитым ртом.

— Танцуй польку. Так… По всему кругу. На дыбы. Теперь падеспань. Хорошо… Прекрасно…

Пегая одноглазая кобыла, возведенная на старости лет в чин цирковой лошади, понуро семенила по арене, совершенно не слушая команды капитана. Впрочем, капитан не смущался непослушанием лошади. Беспрестанно спотыкаясь и падая, снова поднимаясь и жадно уплетая свой завтрак, он все время оставался невозмутимым, и это взаимное равнодушие старой лошади и маленького карапуза было так забавно, что даже Доротея звонко хохотала, заражая зрителей своим непритворным весельем.

— Прекрасно, господин капитан, — подбодряла она ребенка. — Великолепно, а теперь мы исполним драму «Похищение цыганки». Барон де Сен Кантэн исполнит роль гнусного похитителя.

«Гнусный похититель» с диким ревом бросился на Доротею, схватил ее, перекинул через седло, вскочил на коня. Невозмутимая кобыла так же медленно и понуро семенила по арене. Но Кантэн изображал лицом и позой бешено скачущего всадника. Припав к седлу, он исступленно кричал:

— Галопом! Карьером! Погоня!

А капитан все так же невозмутимо вытащил из-за пояса игрушечный пистолетик и выстрелил в «Гнусного похитителя». Кантэн кубарем скатился с седла, а освобожденная цыганка подбежала к своему избавителю и крепко расцеловала его в обе щеки.

Потом Кантэн показывал партерную гимнастику. Были и другие номера, в которых участвовали Кастор и Поллукс. Все было мило, весело, остроумно.

— Капитан Монфокон, возьмите шляпу, произведите в публике сбор. А вы, Кастор и Поллукс, — командовала Доротея, — бейте громче в барабан, чтобы заглушить звон золота, падающего в шляпу.

Капитан с огромной шляпой обошел публику, бросавшую ему медь и смятые кредитки. Потом Доротея вскочила на крышу фургона и произнесла прощальную речь:

— Благодарю вас, господа. С искренним сожалением покидаем мы ваше гостеприимное местечко. Но прежде чем уехать, мы считаем долгом сообщить почтеннейшей публике, что мадемуазель Доротея (она церемонно поклонилась при этом) не только директриса цирка и первоклассная артистка. Она обладает редким даром ясновидения и чтения чужих мыслей. По линиям руки, на картах, по почерку, звездам и кофейной гуще она открывает все сокровенное. Она рассеивает тьму, она разгадывает тайны и загадки. С помощью своей волшебной палочки она в покинутых развалинах, под камнями старинных замков, в заброшенных колодцах и подземельях отыскивает давным-давно запрятанные клады, о существовании которых не знает никто. Кто ищет их — тому она поможет.

Окончив речь, Доротея спустилась на землю. Мальчики уже укладывали вещи. Кантэн подошел к ней и зашептал испуганно:

— За нами следят. Жандармы не спускают с цирка глаз.

— Разве ты не слыхал моей речи!

— А что?

— А то, что к нам придут за советом, к «Доротее Ясновидящей». А вот и клиенты: бородатый и тот, другой, в бархатной куртке.

Бородач был восхищен. Он рассыпался перед Доротеей в любезностях, потом представился ей:

— Максим Эстрейхер. — И представил своего друга: — Рауль Дювернуа.

Затем оба молодых человека пригласили Доротею от имени графини де Шаньи пожаловать в замок на чашку чаю.

— Вы просите меня одну? — лукаво спросила Доротея.

— Конечно, нет, — возразил Рауль Дювернуа с вежливым, почти изысканным поклоном. — Моя кузина будет рада видеть и ваших юных товарищей. Надеюсь, вы нам не откажете.

Доротея пообещала быть, только переоденется и приведет себя в порядок.

— Нет-нет, не переодевайтесь, — просил Эстрейхер. — Приходите так, в этом костюме. Он вам очень к лицу, а главное — ничего не скрывает и подчеркивает грацию и красоту вашей фигуры.

Доротея покраснела и сухо отрезала:

— Я не люблю комплиментов.

— Помилуйте. Разве это комплименты, — возразил Эстрейхер, не скрывая иронии. — Это только должная дань вашей красоте.

Когда молодые люди удалились, Доротея пальцем поманила Кантэна и сказала, смотря им вслед:

— Будь осторожен с бородатым.

— Почему?

— Он хотел подстрелить тебя сегодня утром.

Кантэн чуть не упал в обморок.

— Не может быть. Ты не ошиблась? — лепетал он со страхом.

— Нет. Та же походка и так же волочит левую ногу.

— Неужто он узнал меня?

— Может быть. Увидев твои прыжки на арене, он, верно, вспомнил того дьявола, который утром лазил по канату. А от тебя перешел ко мне и догадался, что это я хватила его камнем по черепу. Я вижу по его глазам, что он все понял. Какая гнусная у него манера лезть с пошлостями и при этом насмешливо улыбаться.

Кантэн вспылил.

— И ты еще хочешь оставаться! Ты смеешь еще оставаться!

— Смею.

— Несмотря на бородатого?

— Ведь он понял, что я разгадала.

— Чего же ты хочешь?

— Хочу погадать им и заинтриговать их.

— Зачем?

— Чтобы заставить проболтаться.

Кантэн был окончательно сбит с толку.

— О чем же?

— О том, что меня интересует.

— А если обнаружится кража? Если нас потащат на допрос?

Терпение Доротеи лопнуло.

— Если ты такой трус, возьми у капитана деревянное ружье и стань на караул у фургона. А когда появятся жандармы — пали в них пробками. Понял?

Доротея быстро привела себя в порядок и пошла в замок. Рядом с нею шагал долговязый Кантэн и рассказывал все подробности своего ночного приключения. Сзади шли Кастор и Поллукс, а за ними — капитан, тащивший игрушечную повозочку, нагруженную его незатейливыми игрушками.

Приняли их в главной гостиной замка. Прислуга сказала правду: графиня была славная, сердечная женщина. Она ласково угощала мальчиков сладостями и была очень мила с Доротеей.

Доротея совсем не казалась смущенной. В гостиной она держала себя скромно, но так же непринужденно, как и в фургоне. Она даже не нарядилась, только поверх своего скромного платья набросила черную шелковую шаль и перехватила ее поясом. Приличные, полные достоинства манеры, умный выразительный взгляд, литературные обороты, в которые только изредка вкрадывались народные словечки, веселая подвижность — все восхищало графиню и ее мужа.

— Не вы одна, я тоже могу предсказывать, — заявил Эстрейхер. — По крайней мере, за ваше будущее я ручаюсь. Я уверен, мадемуазель Доротея, что вас ждут слава и богатство. И если бы вам захотелось попасть в Париж, я бы с радостью согласился руководить вами… У меня есть связи, и я гарантирую вам блестящую карьеру.

Она покачала головой.

— Мерси. Мне ничего не нужно.

— Может быть, я вам неприятен?

— Вы мне ни неприятны, ни приятны. Я просто вас не знаю, вот и все.

— Жаль. Если бы вы знали меня — вы бы мне верили.

— Сомневаюсь.

— Почему?

Она взяла его руку и стала рассматривать линии.

— Распутство. Жажда наживы. Совести нет.

— О!.. Я протестую. У меня? Нет совести?..

— Это показывает ваша рука.

— А что говорит моя рука о моем будущем? Ждет ли меня удача?

— Нет.

— Как… Я никогда не разбогатею?

— Боюсь, что нет.

— Черт побери! А когда я умру?

— Скоро.

— Вот как. И долго буду болеть?

— Нет. Всего несколько секунд.

— Значит, я погибну от несчастного случая?

— Да.

— Каким образом?

Доротея провела пальцем по какой-то линии ладони.

— Посмотрите, — сказала она. — Видите эту линию у основания указательного пальца?

— Вижу. А что это значит?

— Виселица.

Все расхохотались. Эстрейхер представился, будто его очень забавляет хиромантия, а граф Октав захлопал в ладоши.

— Браво, браво. Уж если вы предсказали этому развратнику петлю, значит, вы настоящая ясновидящая, и я больше не стану колебаться. — Он переглянулся с женой и продолжал: — Да-да, не стану колебаться и прямо скажу…

— Причину, из-за которой вы пригласили меня в гости, — подхватила Доротея.

— Что вы, — возразил граф, чуть-чуть смутившись. — Мы пригласили вас потому, что хотели иметь удовольствие побеседовать с вами.

— И испытать мои способности ясновидящей.

— Ну да, — вмешалась графиня. — Ваша прощальная речь нас заинтриговала. Признаюсь, мы не верим во всякие волшебства, но мы хотим задать вам несколько вопросов, так сказать, из пустого, несерьезного любопытства.

— Хорошо. Раз вы не верите в мои способности — не будем говорить об этом. А я все-таки удовлетворю ваше любопытство.

Графиня удивленно подняла ресницы.

— Каким образом?

— Отвечая на ваши вопросы.

— Под гипнозом?

— Зачем! По крайней мере, сейчас гипноз не нужен. А что будет дальше — посмотрим.

Доротея отослала детей в сад, оставила только Кантэна и подсела к графине.

— Я к вашим услугам.

Графиня замялась.

— Я, право, не знаю…

— Говорите прямо, графиня. Не стесняйтесь.

— Ну, хорошо. — И подчеркнуто легкомысленным тоном, стараясь показать, что все это пустяки, которым никто не придает значения, графиня продолжала: — Вы говорили о забытых кладах, о спрятанных под камнями сокровищах. Наш замок существует несколько веков. В нем, вероятно, не раз разыгрывались разные драмы, бывали бои и разные происшествия. И вот нам хотелось бы знать, не спрятал ли кто-нибудь из наших предков один из тех сказочных кладов, на которые вы намекали.

Доротея задумалась и не сразу ответила.

— Я всегда отвечаю, — сказала она наконец, — с большей или меньшей точностью, если мне вполне доверяют. Но если говорят недомолвками и не прямо ставят вопрос…

— Какие недомолвки… Уверяю вас…

Но Доротея не сдавалась.

— Вы мне сказали, что спрашиваете меня из пустого любопытства. Но почему же никто мне не сказал о том, что в замке уже производятся раскопки?

— Может быть, раскопки и производились, — вмешался граф, — но давно, несколько десятков лет тому назад, при покойном отце или деде.

— Нет, — настаивала Доротея. — Недавно производились раскопки.

— Не может быть. Мы живем здесь не более месяца.

— Я говорю не о месяцах, а о нескольких днях, даже часах.

— Уверяю вас, — с живостью заговорила графиня, — что никто из нас не начинал раскопок.

— Значит, раскопки производятся кем-то другим и без вашего ведома.

— Кем? С какой стати? Где? — спрашивала графиня с непритворным волнением.

Доротея умолкла, задумалась и ответила не сразу.

— Извините, если я вмешиваюсь в чужие дела. Это один из моих недостатков. Недаром Кантэн вечно твердит мне, что рано или поздно попаду в неприятную историю… Сегодня мы приехали задолго до представления, и я пошла немного побродить. Гуляя, я нечаянно обратила внимание на кое-какие мелочи, потом задумалась, сопоставила их и сделала выводы.

Хозяева и гости переглянулись. Видно было, что они не на шутку заинтригованы.

— Я рассматривала, — продолжала Доротея, — прелестный старинный фонтан посреди внутреннего двора. Долго любовалась скульптурой и вдруг заметила, что мраморные плиты бассейна недавно поднимались. Не знаю, добились ли искавшие толку, но камни и землю они аккуратно водворили на место, но все-таки не настолько аккуратно, чтобы скрыть следы своих раскопок.

Граф и гости снова переглянулись. И один из гостей спросил:

— Может быть, ремонтировали бассейн или исправляли канализацию?

— Нет, — решительно ответила графиня. — Фонтана не трогали.

И, обернувшись к Доротее, спросила:

— Вы, вероятно, заметили не только это?

— Да, — ответила Доротея. — Такие же раскопки были недавно и на площадке, где выступают камни утеса. Ломали камень и сломали лом, конец которого до сих пор торчит из щели утеса.

— Странно, — нервно заговорила графиня. — Почему они выбрали именно эти два места? Чего они ищут? Чего хотят? Вы ничего не заметили особенного?

Не задумываясь и медленно отчеканивая слова, как бы желая этим подчеркнуть, что сейчас идет речь о самой сути дела, Доротея ответила:

— Об этом написано на самом памятнике. Вы видите капительную колонну фонтана, окруженную сиренами? Так вот, на одной из сторон этой колонны есть почти стертая надпись.

— Почему же мы никогда ее не замечали? — вскрикнула графиня.

— А все-таки она существует. Буквы стерлись и почти слились с мрамором. И все-таки одно слово, целое слово уцелело, и его легко можно прочесть.

— Какое слово?

— Слово «Fortuna».

Три слога «For-tu-na» отчетливо прозвучали в тишине огромной гостиной. Граф глухо повторил эти три слога, а Доротея продолжала:

— Да, слово «Фортуна». И это же слово написано на камне фундамента, опирающегося на ту скалу. Там буквы еще более стерты, и их скорее угадываешь, чем читаешь. Но все-таки все буквы налицо.

Пораженный граф сорвался с места, и когда Доротея договаривала последнюю фразу, он уже летел по двору к фонтану. Он бросил беглый взгляд на капитель, затем помчался к обрыву и скоро вернулся обратно. Все с нетерпением бросились к нему…

— Да, — сказал он тревожно, — раскопки были и тут и там. И слово «Fortuna», которого мы до сих пор не замечали, можно легко прочесть… Значит, искали и нашли.

— Нет, — твердо возразила Доротея.

— Почему вы так думаете?

Она не сразу ответила. Пристально взглянула на Эстрейхера, поймала его взгляд на себе. Эстрейхер уже не сомневался, что она его разоблачила, и понимал, куда она гнет. Он только не знал, решится ли Доротея вступить с ним в открытую борьбу. А главное, он не знал, во имя чего она затевает всю эту историю. Он отвел глаза в сторону и повторил вопрос графини:

— Да, интересно знать, почему вы утверждаете, что ничего не нашли?

Доротея приняла вызов.

— Потому, что поиски продолжаются. В овраге, под стенами замка, среди камней, оторвавшихся от утеса, есть старый обтесанный камень, оставшийся от разрушенной постройки. Слово «Fortuna» вырезано и на нем. Этот камень на днях поднимали: это видно по свежеразрытой земле и по чьим-то следам вокруг камня.