"Молчаливый странник в Лондоне" - читать интересную книгу автора (И Цзян)

Тайна красного листа

Бывает ли осень в Лондоне? Вы скажете, ну конечно бывает, но это отнюдь не та осень, которая нам хорошо известна. В Китае цикады, о которых я упоминал в предыдущей главе, сообщают о наступлении осени. Их крики постепенно слабеют, раздаются все реже, звучат не беспрерывно, а с интервалами. Теперь это уже не пронзительный вопль, который вызван жарой, а скорее звук, соответствующий холодному воздуху. Именно так большинство наших поэтов описывает пение цикад. Воздух, который становится все прохладнее и свежее после продолжительной и изнурительной жары, убивавшей всякое желание двигаться, доставляет радость. Этот чистый и прозрачный воздух и отсутствие облаков делают в наших глазах небо выше, чем прежде. Появляется чувство раскрепощенности, грудь свободно дышит. Легкая одежда, вкусная еда – все это к твоим услугам в это время года. Когда мы прогуливаемся или, скажем, поливаем деревья в саду, то где-то далеко в небе вдруг можно услышать крик диких гусей, и вот уже виден четкий клин этих птиц, напоминающий очертаниями один из китайских иероглифов. Китайцы знают, что дикие гуси прилетают именно в это время года, когда воздух становится прохладнее. Напротив, ласточки улетают в теплые края, туда, где зимы не бывает. Весной они снова прилетят, а гуси вернутся на старые места. Такой обмен дарит нашим поэтам бесконечную смену настроения, и мы гораздо легче различаем смену времен года. Но что скажет мне, что осень пришла в Лондон?


Ранняя осень в Кенвудском парке


В городе, на его улицах, нет никаких признаков наступления этого времени года. Разве что кто-то получит информацию в витринах магазина «Селфридж».

Впрочем, для меня верный признак прихода осени – железнодорожные вокзалы. Начиная с середины сентября я наблюдаю, как их заполняет все больше и больше пассажиров. Люди возвращаются после летних каникул, у них иной цвет лица. И глядя на них, я думаю о новой цветовой гамме листьев на деревьях. Мне чудится, что эти обновленные люди пришли сказать мне: вот и осень наступила. А мне хочется спросить их, почему они вернулись именно сейчас, в то время как мы, китайцы, всегда выбирали этот сезон, чтобы уехать подальше от города – в горы или на берег реки.

Осенние краски украшают деревья вдоль лондонских дорог, но эти желтовато-зеленые и багряные краски часто тонут в дымке или тумане, а поскольку деревья вдоль дорог не слишком высоки, эти краски не могут спорить со зданиями и просто не заметны. Лондон всегда подернут дымкой, и лондонцы называют это состояние атмосферы «медовым цветом». Краски осени на деревьях меняются очень быстро, и листья падают с такой скоростью, что трудно уследить за сменой антуража. Коротки осенние дни в Лондоне!

Честно говоря, в городе вообще трудно обнаружить признаки осени, куда выразительнее она в парках и предместьях. Больше всего я люблю бродить в это время года по незастроенным лугам районов Голдерс-грин, Эджвэйр, Уормуд-скрабс и Уимблдон-коммон. Но, пожалуй, больше всего меня привлекают парки Кенвуд и Хэмпстэд-хит, да и добраться до них куда легче. И хотя я бываю там раза два в неделю вне зависимости от сезона, осенние прогулки – самые любимые. Мне трудно рационально объяснить это, но я чувствую разницу, может и незначительную, между весенним и осенним пением птиц в этих краях. Однажды утром прошлой осенью я переходил через мостик над прудом и у меня неожиданно перехватило дыхание, когда я увидел пласт густого красного цвета на верхушках деревьев. Ниже этого красного пласта расположилась темная масса деревьев, за которыми раскинулись бесконечные свежие луга. Лишь несколько опавших багряных листьев среди необъятной зелени напомнили, что осень в разгаре. Ветер был по-осеннему холодный и свежий. Кроме юной леди, сидевшей под вязом, я был единственным на этом лугу. В это утро лебеди были оживленнее, чем обычно, казалось, они чувствовали, что близится зима и надо сохранить в себе побольше тепла для этих ветреных дней. Я решил, что мне куда приятнее смотреть на белое оперение лебедей среди красных листьев, чем на фоне зеленой массы. Мое настроение в то осеннее утро я попытался передать в строках:

Деревья в Кенвудском парке вспыхнули алым пламенем, Внизу – зеленая долина. Сосновый ветер мягко шелестит, Ощущение холода пробуждается во мне, и зябкость проникает в одежду. Юная девушка в тихом уединении читает письмо возлюбленного. Разве могут понять ее белые лебеди, Бесшумно подкрадываясь, они украдкой взирают на нее.

И все-таки есть еще одно место в Лондоне, где можно наблюдать настоящую осень, – бор Эппин-Форест. За эти пять лет я нередко бывал там один или с друзьями. Чаще всего это случалось в сентябре. Пространство бора необозримо, и я до сих пор не могу с уверенностью сказать, побывал ли я в каждом его уголке. Я никогда не утруждал себя запоминанием названий, просто бесцельно бродил то тут, то там, не боясь заблудиться. Порой больше часа искал дорогу к автобусной остановке. Однажды я посетил эти места в компании трех друзей, которые были отличными ходоками. Мы долго бродили, говорили о том о сем, пока не подошли к пруду с огромным количеством прогулочных лодок. Я с любопытством разглядывал противоположный берег: что там, вдали за темным лесом? К счастью, мне удалось уговорить моих спутников отправиться туда. Дорога была слякотной, но подлесок весь пропах свежестью, кое-где лежали листья, уже успевшие пожелтеть под солнцем. Мои друзья были склонны к долгому хорошему разговору и потому не обращали особого внимания на то, что было вокруг. К тому же они временами были так увлечены разговором, что и меня не замечали. Иногда я что-то говорил вскользь, обозначая свое присутствие, а случалось, оказывался в полном одиночестве и, не отвлекаясь на беспросветное словоговорение, сосредотачивал внимание на том, что радовало глаз. Однажды, решив подразнить моих друзей, я заметил, что они достигли совершенства в английской манере ходьбы.

Еще в детстве дед рассказывал мне, что у англичан длинные прямые ноги без колен. Хорошо зная деда, я понимал, что он шутил, однако после длительного пребывания в Англии почти поверил в его версию. И мне стало казаться, что у англичан не только прямые ноги, но и очень длинные шеи. В парках и на тихих улочках они действительно ходят на прямых ногах, вытянув длинные шеи, смотрят прямо перед собой, не отвлекаясь на посторонние детали. Если они гуляют компанией, то сплетают руки и идут в ногу. И даже если оживленно разговаривают, то не смотрят друг на друга. Характер такого движения вы поймете, если будете наблюдать, например, за походкой гвардейцев перед королевским Сент-Джеймским дворцом. Услышав мои объяснения, мои друзья рассмеялись и, похоже, почувствовав гордость за свои успехи в ходьбе, продолжали шествовать в еще более английской манере, чем прежде. Вскоре на моем пути оказалась сосна необыкновенно красивой формы, и я, зачарованный, долго стоял, разглядывая ее. Когда понял, что мои друзья исчезли из виду, я ускорил шаг в надежде догнать их. Наконец, я обнаружил их на вершине небольшого холма, где они сидели и продолжали неоконченную беседу, хотя издалека казалось, что они наслаждаются закатом. Это был необыкновенный вечер и закат, куда восхитительнее тех, что я наблюдал когда-либо в городе.

Мне приходилось видеть превосходные закаты в Хэмпстэд-хит и Гайд-парке, где я смотрел на них сквозь вязы, но они уступали в красоте этому волшебству. Перед нами расстилались леса в вечерней возрастающей дымке, а когда я посмотрел вдаль, то показалось, что туман лежит тонкими слоями, один за другим, словно это была гряда утесов. Самый верхний слой тумана был серовато-зеленого цвета, который превращался в багряный, когда он встречался с краем заката. Пока мы сидели на холме, краски заката все время менялись. Поначалу солнечный круг казался больше и ближе к нам, а затем спрятался в блистающих облаках. По краю низлежащих облаков блистали золотистые краски. Небо светилось такими разными оттенками золотого цвета, какие невозможно описать. Спустя мгновение золотой цвет постепенно становился желтовато-красным, а затем рыжевато-багровым. Затем в середине он превращался в отчетливую красную массу, которую окаймляли тонкие голубовато-фиолетовые слои. Все вокруг напоминало некое зарево. Кроме некоторых чуть пожелтевших, листья деревьев все еще были зелены, но теперь в этом зареве они словно надели сказочный наряд необыкновенной расцветки, да и лица моих друзей изменились – стали красновато-желтыми. Эта сцена глубоко взволновала меня.

Однажды осенним днем я снова пришел сюда, в это удивительное место, где стояли гигантские деревья с большими стволами, на сей раз в полном одиночестве. Почти все листья стали желтыми, красными и коричневыми. Вся земля была покрыта этим толстым многоцветным одеялом. Подняв голову, я смог увидеть лишь небольшие пятна светлого неба в путанице ветвей и не смог ощутить истинную высоту неба. Вокруг меня было буйство красок. Даже стволы казались многоцветными. У меня было ощущение, что я на родине, в пекинском запретном императорском дворце или, быть может, в южном городе Ханчжоу, в большом монастыре, в котором величественные залы с большими деревянными колоннами темно-красного цвета украшены изображениями желтых и красных листьев. Когда я бродил среди деревьев, то ощущал себя бесконечно маленьким, не подающимся измерению, и слышал лишь шорох своих шагов по опавшим листьям. Позже я осознал, что в те мгновения моего растворения в природе, оказывается, шел дождь, но я этого не заметил. В своем воображении я нарисовал такую картину: карликовая фигура бредет в пелене дождя между огромными стволами деревьев под шелест осенних багряных листьев. Не правда ли, восхитительная картина? Впрочем, вот как я попытался выразить ее в стихах:

Эппипг-бор – там феерия ярких красок Вьется пламенем в осеннюю пору. Сноп огня метая в странника с Востока, Что бредет по листьев красному ковру.

Ох уж эти красные листья. Я не смогу описать их лучше, чем английский поэт XIX века Сэмюэль Кольридж:

Не даст ветрам себя от лона оторвать В камзоле красном лист – последний воин клана, Что мечется в тревожном танце непрестанно, Застряв, где не слышны земные голоса, На верхней веточке, дразнящей небеса [8].

Но мне бы хотелось вспомнить здесь древнюю китайскую любовную историю, связанную с красными листьями. В пору династии Тан (618-907) тысячи юных смышленых девушек содержались в императорских дворцах, но большинство из них просто жили там и уходили в небытие, так и не лицезрев императора. У них были красивые хоромы, вкусная еда, прелестные платья – у них было все, кроме того, что нельзя было купить за деньги и материальные блага и что пустило глубокие корни в сердце, – Любви. Наши поэты не раз описывали печаль этих тысяч и тысяч прелестниц во дворцах. Говорят, дама Хань во дворце танского императора Сюаньцзуна однажды написала стихотворение на большом красном листе и отдала его на волю волн – пусть плывет от императорского дворца вниз по течению реки:

С какой скоростью стремится к цели водопад? Окутанный дворцовой праздностью из года в год, Сердечно я благодарю тебя, пурпурный лист, Плыви, не зная никаких напастей, в мир мужчин.

Об этом стихотворении рассказывают много историй. В одной из них говорится, что через некоторое время солдат, стоявший на страже у императорского дворца, подобрал этот лист. Он не понял смысла стихотворения, но решил, что, возможно, эта вещь имеет какое-то значение для дворца, и поэтому доложил о находке старшему офицеру. Как только император узнал о случившемся, он приказал разыскать среди придворных дам автора послания. Поиски оказались успешными, и дама Хань ожидала уже жестокого наказания за свой поступок. Однако последовал благородный жест – именем императора даму Хань было приказано выдать замуж за солдата, нашедшего красный лист. И вот мы сегодня размышляем над тем, как, наверное, счастливы были в тот момент прелестница, жившая в роскоши, и солдат, который получал всего несколько серебряных монет в месяц. Люди западной цивилизации, вероятно, подумают, что им трудно было обрести счастье, ведь они совершенно не знали друг друга. Но мы, китайцы, верим, что слово «любовь» имеет божественную силу, которая может соединить воедино два разных существа, если этот союз получил благословение на Небесах. Дама Хань верила в это предначертание, поэтому отправила красный лист тому, с кем ей суждено было быть по велению высшей силы. Вот почему, хотя красный лист символизирует осень, мы видим в нем и другой, божественный смысл.

Осень в Лондоне исчезает как-то незаметно, но я всегда, обратив внимание на календарь, неизменно вспоминаю о великом Празднике середины осени, который отмечают все китайцы. Он приходится на пятнадцатый день восьмой луны (примерно в середине сентября или немного позже). В этот день каждый странник, покинувший родные пределы, должен постараться вернуться на родину предков. Но если это невозможно, все мысли скитальца будут все равно о ней, оставшейся за горизонтом, но такой желанной. Мы считаем этот праздник Днем воссоединения. В этот день полнолуния луна достигает совершенства, она ярче, чем в любой другой день года. И если судьба разлучила влюбленных, а также братьев или сестер, они будут думать друг о друге в этот день и нередко пишут ночью стихи, чтобы выразить свои чувства. Образец такой поэзии – стихи великого поэта Су Дунпо, жившего во времена династии Сун (960-1279).

В ночь «середины осени» Су Дунпо пил вино до рассвета. Сильно захмелев, написал эти строфы, вспоминая своего младшего брата.

«В какое время будет вновь чиста – светла луна?» - Спросил я синий небосвод за чаркою вина. «А во дворце, что в небесах, сегодня в этот вечер Который год отмечен?» Мне б с ветром в небо вознестись! Там башни яшмою зажглись, нефритом купола зажглись» Но для земного холодна – морозна высь! И я танцую при луне, и пляшет тень во мгле. Что ж, говорят, что мир небес не тот, что на земле? Луна обогнула терем. Она заглянула в двери, Светит – и не до сна. Не обвиняю ее, печалясь, Но почему, разлучаясь, Помним, как в небе светила луна? У смертных – радости и скорбь, разлуки – встречи вдруг, И у луны – то свет, то тень, то круг, то полукруг. Издревле так. И не дано Кому-то лишь одно. А я хочу, чтоб сотни ли луна пересекла [9] И перед тем, кто там, вдали, Во всей красе плыла!» [10]

Во время моих пятилетних лондонских скитаний я никогда не забывал обменяться мыслями в поэтической форме с моим любимым старшим братом. Он обычно посвящал мне длинную поэму, мой ответ был короткий, как правило, в четыре строки. Я не думаю, что надо вымучивать стихи, потому что никакие усилия не дадут нужный результат, если вы не созрели духовно. Недавно я узнал о внезапной смерти брата от сердечного приступа. И глубокая скорбь не дает мне покоя. Когда я пишу эти строки, все мои мысли о нем, слезы неостановимо льются из глаз, не дают писать.

И все-таки мне бы хотелось рассказать немного об этом Празднике середины осени. Для нас это день рождения луны. В эти дни во всех кондитерских пекут самые разнообразные кексы, которые мы называем лунными. Особенно знамениты те, что пекут в Южном Китае, прежде всего в Кантоне. Гвоздь программы на любом нашем празднике – торжественный обед. Этот праздник – не исключение. После обеда каждая семья проводит церемонию чествования луны, которая в эту ночь появляется прямо посередине неба. Обычно мы сидим во внутреннем дворике или в саду, где можно непосредственно созерцать сияние светила. На квадратном столе красиво разложены всякие сладости и фрукты. В середине располагается огромный круглый кекс. Затем наступает пора возжигать ароматные палочки и запускать в небо порцию шутих. После этого отец и мать просят детей не подходить близко к столу, чтобы не мешать луне, которая должна спуститься с неба полакомиться лунным кексом. Дети, затаив дыхание, стоят в углу дворика или под деревом в саду и созерцают луну. Вспоминается, как лет двадцать назад мой юный племянник во время этой церемонии проявил нетерпение и обратился к моей бабушке: «Почему луна так медлит и разве она сможет съесть все кексы, ведь каждая семья хочет угостить ее?» – «Конечно, она не сможет съесть все кексы, – ответила бабушка. – Она спускается на землю, чтобы только прикоснуться к кексу в каждом доме. После того как она возвратится на небо, ты сможешь отведать кекс». О, как счастлив был мой маленький племянник, услышав эту приятную новость!

Самая популярная еда в Китае осенью – крабы. Но они не похожи на ваших морских крабов, которые по вкусу напоминают омаров. Наши крабы – пресноводные, ведь у нас очень много озер. Это любимое китайское лакомство с конца сентября до начала декабря. В это время мясо и сок краба необыкновенно вкусные. Впрочем, в иное время их и не поймаешь. Наши крабы в два-три раза меньше ваших, но по цвету, вкусу и аромату они само совершенство. Существует много способов приготовления этого блюда. Но один из лучших и самый простой – сварить их на пару. Затем мы открываем панцирь, достаем мясо в собственном соку, опускаем его в соевый соус и специальный уксус с маленькими кусочками имбиря. Это создает неописуемый вкус, с которым ничто не сравнится. Ли Ливэнь, наш великий драматург, написал книгу о пище, в которой он признался, что может описать красоту и аромат любого блюда, кроме крабов. Он обожал это блюдо и лакомился крабами в течение всего осеннего сезона. Впрочем, вкушать крабов – это не только еда. Это еще и искусство. Большинство наших любителей крабов, ставших настоящими экспертами (особенно в этом преуспели женщины), сначала едят мясо крабов в собственном соку, освободив его от панциря, а затем принимаются за сам панцирь. Хотя я каждую осень в Китае ел крабов, мне никогда не удавалось достичь такого совершенства. Моя бабушка всегда бранила меня за то, что я слишком расточителен в еде. К сожалению, даже повзрослев, я не исправился.

Луна, хризантемы, вино и краб…


Крабы – не единственный символ осени. Для нас это время года олицетворяют и хризантемы. Мы любим этот цветок за бесконечное разнообразие цветов и форм. Можно сказать, что мы обожаем его, потому что он цветет, невзирая на злой осенний ветер и сильный мороз, символизируя этим сильный характер. В Лондоне осенью можно встретить немало хризантем, но боюсь, что здесь нет такого широкого выбора оттенков и форм. Кстати, листья хризантем можно использовать после крабовой трапезы, чтобы вытереть пальцы и удалить запах. Не правда ли, неожиданное совпадение: два осенних символа встретились? Крабы, хризантемы, вино и луна – вот четыре радости для наших филологов, поэтов и художников. И это свое обожание они демонстрируют в бесчисленных работах. Истинное удовольствие сидеть среди хризантем, наслаждаясь крабами, сваренными на пару и запивая их хорошим вином, и временами поглядывая на небо, когда взошла красная луна. Возможно, большинство деловых людей не обращают внимания на луну и хризантемы, но о крабах и бутылке хорошего вина они не забывают никогда. Как хотел бы я вернуться на родину хотя бы для того, чтобы полакомиться крабами!