"Много шума из никогда" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)

Глава шестая. Пикник в Дымном урочище

80

…Перешагнув границу святилища у ручья, под первым же деревом обнаружил мою несовершеннолетнюю Маргариту. Полуобнаженное дитятко сидело в мокрой траве и… ужинало.

– Ну и что у нас сегодня на ужин? – осторожно спросил я, прислоняясь к стволу и создавая на лице улыбку.

Я приготовился к разному – приступ ярости, бешеная психическая атака, истерика? Разумеется, девочка в курсе, что я отдал Стожару драгоценную опоясть – а после этого еще набрался наглости загадывать четвертое желание, сверх лимита! Но Метаночка по-настоящему радовала своим поведением. Кажется, она была не только красивая, но и глупенькая – одним словом, идеал девушки.

– На ужин? – лукаво переспросила она, отрывая довольную мордочку от ладоней, в которых что-то невнятно блестело. – Ясное дело, мед. Сегодня медовый день.

И снова приникла лицом к густой сладости, размазанной в пальцах.

– Ах ты прелесть! – умилился я, но тут же посерьезнел. – Кончай питаться: на работу пора. Последнее желание воплощать.

Аккуратно слизав с гладкой кожи все до последнего сахарного сгустка, она мечтательно вздохнула и возвела к Стожарам лунно зеленеющий взгляд.

– А ты… хочешь чего-нибудь?

– Н-ну да! – Я закашлялся. – То есть нет. Я хочу исполнения желаний. Немедля.

– А… меду? – Ведьмин голос музыкально скользнул по кривой вопросительной интонации. – Не желаешь ли ты – меду?

– Не издевайся, – посоветовал я. – Ты же все съела. Обжора медовая. – Чтобы хоть как-то расслабить нагруженные кольчугой мышцы ног, я присел рядом на травку – и весьма опрометчиво. Ведьма змеисто переместилась ко мне и, ощутив воздушную тяжесть ее бедер на своих коленях, я слегка перенапрягся. Блудливые пальчики скользнули по стальным кольцам доспеха и уютно углубились в прореху на груди – кажется, они были еще липкими от меда.

– У меня еще осталось немного меду, – радостно сообщила Метанка, и я закрыл глаза, потому что ее волосы кололи лицо. – Вот здесь… Совсем мало, но тебе хватит, правда?

Сквозь ресницы я увидел, что между раскрывшихся розовых губ и правда осталось еще предостаточно… Тонкие ручки охватили мою буйну голову, и Метанкина грудь, стесненная влажным платьицем, сладко вздохнула у самого лица… Секунда – и любой из конкурентов мог спокойно прикладываться к моему темени тупым предметом: я был беспомощен, как княжич Рогволод. Но – на дробную долю этой роковой секунды совсем уже близкое нежное личико как-то нехорошо осветилось – ярко и пронзительно вспыхнули вверху звезды, и в их яростном свете слишком глубоко пролегли тени под черно-зелеными глазами и возле влажных губ. И – как будто выключили диапроектор – Метанка была уже где-то в стороне, наполовину в тени: только коленки торчат наружу.

Все-таки я – сильная личность – аскетизм так и бьет из меня при удобном случае. Я немедля вообразил, что чуть было не переспал с ведьмой… Свежее впечатление, не правда ли? Энергично и удивительно легко поднявшись на ноги, я покосился на пламенеющее вверху созвездие и переменил тему:

– Спасибо за предложение. Я сыт. Теперь к делу. Ты готова выслушать последнее задание?

Девчонка под деревом тихо качнула головой, и я продолжил:

– Поведешь меня к Чуриле.

Удивительно: она не сопротивлялась – только еще раз головой кивнула. Молча протянула руку. Призывая на помощь всех молодежных богов, я ухватился за прохладные пальчики и углубился в темноту. Нам как-то нехорошо молчалось – только однажды, приостановившись и, наверное, еще раз обреченно тряхнув во мраке своим светлым каре (я могу только догадываться: мы давно уже не видели друг друга), моя ведьма сказала:

– Я так и думала: последнее задание будет самым глупым. Я не ответил, так как в этот момент отбил себе палец на ноге о какой-то неловкий камень – в абсолютной темноте отказывал даже славянский инстинкт самосохранения. Стало промозгло и безветренно – как в холодной темной комнате, ужасно нежилой и неуютной. Даже звезды затянуло сыростью – только скользкие корни под ногами и запотевшие стволы невидимых деревьев. Наверное, мы идем слишком медленно – почти на ощупь.

Она снова заговорила – непривычно громко в этой тишине:

– Чурила притормозил где-то в Дымном урочище. Сестры провожали его от самой Санды, но подойти боялись – вокруг него целая толпа фанаток с венками и портретами. Теперь он один – девки и свита разбежались по домам: ночью страшно.

Помолчав еще пару километров, я спросил:

– Он симпатичный, этот чурилка?

– Мерзкий. Наглый и неживой. Терпеть его не могу. Сестры запрещают к нему ходить, а я и не собираюсь.

– Слышь, а это чьи глаза? – поинтересовался я, когда в стороне парно промерцали чьи-то бледные гляделки. – Красивые, правда?

– Это змеи, наверное. Или черви. Их тут много. Они сырость любят.

Я сглотнул. Надеюсь, скользкие вещи у меня под ногами – это все-таки корни. Хоть бы один фонарь работал, а! Эх, Рассея… Благодарно сжав в руке скользкие пальчики, я подумал, что без Метанки мне было бы на порядок скучнее.

Разумеется, она тут же прочитала мои мысли.

– Ну ладно, финиш, – почти злобно прошептала ведьма, с третьей попытки высвобождая свои пальцы. – Дальше без меня. Ступай в заданном направлении – и выйдешь к речке. Дымное урочище начинается за противоположным берегом. В воде долго не сиди – простудишься. И еще: никому не рассказывай, что это я тебя привела. А то меня заживо загрызут – родственники. Ну – чао…

Что-то вспорхнуло у меня из-под ног – летучая мышь, не иначе. Исчезла – и даже о пояске не вспомнила. Странно. Стараясь не думать о смысле жизни, я сделал шаг – и упал.

Как, наверное, справедливо заметил читатель-потомок, я падаю не впервые. На этот раз я приземлился менее удачно – не на соломку, а в воду. Мокро, и, что особенно неприятно, кольчуга тянет ко дну. Шума тоже немало – не спугнуть бы этого божка в сапогах. К счастью, землистая стена обрывистого берега тут же нащупалась руками – вцепившись в гнилые ветки, я уперся пятками в откос. Расцарапывая тело и выдергивая волосы на голове, я стащил с себя железную рубаху, уронил ее ко дну вместе с неудобно тяжелым мечом и, оттолкнувшись от берега, поплыл в неизвестность. Главное – двигаться энергично, иначе от холода ногу сведет, как поется в популярной песне.

Речка была ледянистая, как стекло, – сердце забилось в самый темный уголок грудной клетки, отказываясь разгонять кровь по костенеющим членам. К счастью, коряга, на которую я вскоре напоролся, торчала из воды довольно высоко – я забрался на сухое, как бетон, дерево и мокро распластался по нему. В такой темноте ни о каких сапогах не могло быть и мысли – нужно было дожидаться рассвета.

И рассвет наступил – сначала невнятно просветлел воздух над рекой, и ночь неохотно попятилась от воды к лесу. Там, среди остывших деревьев, мрак сгустился клочьями – а от реки уже отделился стоячий туман и белесо поплыл по пологому склону между валунов. Я уже почти высох на своей коряге и совсем не хотел обратно в жидкость – но погрузиться все-таки пришлось. Причина простая: на одном из вышеупомянутых валунов, кучно разбросанных по противоположному берегу, спал какой-то рыбак.

Очевидно, этот парень так нарезался накануне вечером с приятелями, что забыл сесть в машину, и друзья оставили его на природе. Тут он и провел всю ночь в объятиях белой горячки – картинно разметав по каменной глыбе стройные конечности. Парень был одет в черный рыбацкий халатик, перетянутый на талии чем-то золотистым, а на ногах у него имелись, ясное дело, рыбацкие ботфорты. Длинные такие, почти до колен, – очень хорошо в них по воде гулять, в непромокаемых. Вы спрашиваете, почему я так заинтересовался обычным рыбаком? А есть один повод: меня заинтересовала поза спящего. Он разлегся спиной по камню, подложив под длинноволосую темную голову мускулистые руки – причем задние ноги парня, вальяжно вытянутые и скрещенные, свисали с края валуна параллельно земной поверхности. Любопытно: эти ноги, ничем, казалось бы, не поддерживаемые, покачивались в воздухе вопреки всем законам земного тяготения и вовсе не хотели падать вниз, к земле. Словно какой-то глупый божок поддерживал их с небес за ниточку.

Не зря говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Я рыбаком не был, и поэтому – о счастье! – парень на камушке меня не заметил. Я спокойно сплавился вниз по течению и замер в воде напротив его валуна. Жидкость радостно натекла мне в уши, когда, маскируясь, я погрузился в холодную воду, оставив на поверхности только нос и оба глаза. Конечно, это не рыбак. Это Чурила – его лицо закрыто плотной завесой смолисто-черных волос, гладко спадавших на мышечные бугры в области груди. Я не видел лица, но я узнал негодяя. Он без охраны, и он спит – а значит, у нас равные шансы на выживание.

От речного холода у меня закружилась голова. Показалось, что один из соседних валунов, наполовину затянутый туманной пеленой, тихо накренился и скользнул по траве – вбок, туда, где спал Чурила. Казалось бы, утреннее купание должно было окончательно отрезвить меня – так нет же: горячечный мозг подбрасывал новую галлюцинацию. Глаза неугомонно фиксировали происходящее: грязно-серый валун, тронутый плесенью по краям, с невозможной скоростью сдвигался по откосу. И более того, колкие трещины и грани на мигрирующем камне стали углубляться, прорезываться сквозь туман… Вот смешно: этот камень удивительно похож на небольшого седого медведя… или нет – на сгорбленную старуху в чепце… Только это не чепец, а приплюснутый лоб, под которым жадно мерцают бледные бельма! Среди бела дня подлый камень бессовестно превращался в маленькую злобную старуху – а все потому, детки, что дядя немножко выпил и теперь глазки его не слушаются. Это не беда, детки, дядя проспится, и старушки исчезнут.

Как бы не так. Я тряхнул в воде похолодевшей головой, но старуха упрямо не хотела залезать обратно в камень. Более того, она продолжала двигаться к Чуриле – в какой-то момент из известняковых складок ее шлафрока выдернулась вперед желтая костлявая ручка. Тихо покачивались в воздухе Чурилины ноги в модных сапогах, и неудержимо вытягивалась к ним жесткая когтистая хваталка каменной пенсионерки. Бедная пенсионерка! Ей так приглянулись реактивные кроссовки, что она забыла обо всем на свете! Она даже не смотрит по сторонам – впрочем, она ведь слепая: если не ошибаюсь, это и есть госпожа Корчала собственной персоной…

Если бы Корчала могла видеть, она бы приняла соответствующие меры, потому что на другом берегу реки – на обрыве, среди тонко чернеющих гнилых сосен, под которыми я расставался с Метанкой – появился какой-то пожилой хрен в дорожном плаще. Я его заметил сразу и еще глубже погрузил уши в ледяную воду, так как справа и слева от пожилого хрена виднелись зыбкие серые пятна, штук пять или шесть. Тощие пятна сутуло перемещались по земле, опустив звериные морды, и думали, должно быть, о том, что неплохо бы сейчас закусить свежей старушатинкой. Эти зубастые ребята уже давно учуяли Корчалин запах – и, когда пожилой патрон взмахом руки повел их из засады к реке, волки предельно обрадовались.

Я тоже немного обрадовался: я сидел в воде и надеялся, что мой собственный запах до того берега не дотягивает. Да и зачем: я не имею к происходящему никакого отношения. Сидит себе человек в холодной воде, никого не трогает, починяет примус. Корчала возьмет сапоги, волки скушают Корчалу, а я встану, отряхнусь, попрощаюсь с Чурилой и пойду себе домой, в княжество Опорьевское. И не нужно мне никаких кроссовок…

Пожилой хрен в плаще навис над обрывом – и волки тоже замерли, готовясь к прыжку. Медленно расправились складки плаща, начальник Чурилиной охраны простер над водой тонкие руки по направлению к слепой мадам…

– Замрись, Кор-р-р-чала-а!!! – гулко врезало по нашему берегу звуковой волной, и речные волны упруго качнули меня, захлестывая с головой, – разом, как по свистку, ушли с обрыва в воду шесть водоплавающих серых хищников, узкие холодные торпеды. Мужик на берегу громко и нагло засмеялся – обернувшись, я увидел радостное бородатое лицо с черной щелью смеющегося рта, – а ниже, рассекая течение, приближались к нам скользкие точки волчьих голов.

– Смирись, Кор-р-р-чала-а!!! – не унимался темный чародей на том берегу, картинно задирая конечности к утреннему небу. Старушенция, немного не дотянувшись до заветной Чурилиной обуви, суетливо дернула плечами и обернулась к воде. Блеклый взгляд скользнул поверх моей головы – и потемнел: мелко всплеснув руками и покрываясь пыльной известью, старуха рывком втянула голову в перекошенные плечи, чепец соскользнул на лицо – и вот гладкий и холодный валун бесшумно упал в траву в полуметре от спящего Чурилы.

Хорошо замаскировалась бабулька – в детстве, наверное, была партизанкой. А волки-то плывут… крокодилы тайги, да и только. Напрасно, напрасно выбросил я свою кольчужку…

Мои размышления были прерваны всплытием дружинников. Эти парни сидели под водой метрах в двадцати от моего холодного тела и, натурально, дышали через тростиночку. То есть совсем как в хрестоматии. Когда они встали на ноги, высвобождая навстречу опешившим волкам свои гордые клинки, тростинки по-прежнему торчали в зубах, как гаванские сигары. Мокрые подводные дружинники смотрелись очень колоритно с этими сигарами – они были все в броне, в шлемах и даже со щитами. Только мокрые бороды торчали поверх кольчуг. Их было всего четверо – но волкам этого показалось достаточно: водоплавающие хищники притормозили и, нервно оглядываясь, стали клацать зубами и обдумывать обстановку.

Судя по всему, Корчала привела дружинников с собой на случай засады – и теперь бронированные мужики с широкими улыбками шагнули глубже в реку – поближе к деморализованным волкам. Я с любопытством перевел взгляд на пожилого хрена на противоположном берегу – и с удивлением обнаружил, что волшебник в плаще ничуть не растерялся, увидев дружинников. Он еще выше взмахнул руками, тряхнул узкой бороденкой – и новый волчий отряд выступил из сосновой чащи к обрыву. Резко полоснуло воздух незнакомое слово на чужом языке, и свежая дюжина зубастых торпед обрушилась в воду – в черных брызгах грязной воды, в мутных заворотах пены змеисто заблестели мокрые длинные спины. Землистые фрагменты высокого берега шумно обрушились в реку вслед за волками, и – как будто отшатнуло поднявшейся волной веселых ребят с обнаженными мечами… Еще одно отвратительно-незнаемое слово – и сверху, из-под сосновых вершин, между взметнувшихся в небо рук темного волшебника, с треском распарывая воздух, метнулось вниз что-то узко-крылое и звенящее на лету, какая-то жестяная птица… Стремительно, сразу опередив плывущих волков, по касательной упало к воде – один из дружинников тяжко махнул мечом – тускло блеснул клинок навстречу летучему телу, и – р-раз! – ломко распалось лезвие, а парень в броне припал на одно колено в холодную воду…

То ли скучно мне стало, то ли холодно – перестал я наблюдать за происходящим. Позади уже загремели мечи по волчьим хребтам и заскользили зубы по стали доспехов – а я был на берегу и приближался к камню, на котором, по-прежнему безмятежно, спал Чурила. Вот они, колеблющиеся в воздухе сапоги – а вот и валун, в который превратилась милая старушка. Перепрыгнуть через него – и я у цели.

Моя мнительность меня когда-нибудь погубит. Я слишком вежливый человек, чтобы побеждать: приблизившись к окаменевшей старушке, я так и не дерзнул перепрыгнуть через нее. Честно признаюсь: в детстве я был даже неплохо воспитан и никогда не перепрыгивал через старушек. Если они попадались на пути или начинали путаться под ногами, я просто вежливо обходил их. Так и теперь: не добежав до Чурилы каких-нибудь три метра, я отшатнулся от притворявшейся камнем Корчалы – и потерял драгоценное время. Обогнув наконец серый валун, я протянул пальцы к Чурилиным ногам – и увидел… босые пятки, бессильно поникшие к земле.

Кто-то уже разул спящего божка.

Этот «кто-то» со страшной силой удалялся вверх по склону. Я хорошо разглядел крепкую спину незнакомого конкурента, его белобрысую голову и даже мелькающие босые подошвы. В левой руке удачливого парня болтались Чурилины сапоги – я хрипло вздохнул и устремился вослед. С парнем приходилось считаться – кроме рваных штанов, на нем ничего не было, что указывало на принадлежность к благородному семейству голопузых воров-одиночек. Это вам не изнеженный Рогволод – такой парень способен на любые гадости. По себе знаю.

Парень бежал не оглядываясь; я заметил, что вся его спина иссечена косыми сизыми полосами – словно от удара кнутом. Любопытная деталь… Конкурент держал израненную спину ровно, как спортсмен, и только короткие коленвалы ног размеренно и яростно наяривали по траве, по песчаным проплешинам, по камням… Приятно смотреть, честное слово, на такую культуру бега. Сразу чувствуется профессиональный беглец.

Тут поверх моего плеча что-то шумно пронеслось, бодряще обдавая ужасом – длинная стрела в клочьях оперения. «Постреливают», – подумалось мне, и я почувствовал, что перехожу в подпространство: ноги заработали так быстро, что показалось, будто бегу на месте. Только бы не споткнуться, подумал я, с радостным удивлением наблюдая, как сокращается расстояние между нами: крепкая спина конкурента потно блестела уже совсем близко.

Не оборачиваясь, белобрысый парень внезапно притормозил, скользя ногами по траве и цепляя бурьяны пальцами, – и тут же снова выпрыгнул в сторону, изменив направление бега. Задумавшись о чем-то своем, я прозевал этот маневр и проскочил мимо – только ветер в ушах прогудел. Метров десять этот тип отыграл. Обидно.

Глупо, но мы теперь бежали обратно к реке – а навстречу крейсировал, глухо бренча нелегкими доспехами, один из дружинников. До него было метров сто; то и дело припадая на одно колено, он пулял в нас стрелочками, рассчитывая, видимо, на свою меткость. Уж не знаю, кто ему сказал, что он неплохо стреляет. Я бы не сказал.

Заметив дружинника, исхлестанный нахал с обувью в руке вторично изменил курс, направившись по касательной к берегу – снова замелькали под ногами валуны. Бегло оглянувшись, я увидел чуть поодаль по-прежнему недвижное темное пятно спящего Чурилы на камне, а вокруг – кровавые танцы с волками. Волчий вой стоял в воздухе, и мне показалось, что дружинники держат ситуацию под контролем. Молодцы ребята.

Подлый конкурент заплескал босыми пятками по воде – мальчика тянуло в реку. С разбега – обеими ногами вперед – он сиганул в водоем, мгновенно скрылся с головой в росплесках пены, тут же снова поднялся и, косолапо рассекая бедрами тугую жидкость, неутомимо забарахтался вглубь, к дальнему берегу. Заглядевшись на его упражнения, я не заметил, как валуны под ногами кончились и – у-ух! – ноги сами толкнулись о берег, выстреливая меня в воду головой вперед, как огромную озверевшую щуку.

Парень, видимо, не умел плавать и стремился пересечь протоку вброд. Но я-то плавать умел и немедля воспользовался этим профессиональным навыком. Погоди, ворюга, я тебе покажу, как у людей законные сапоги красть! Ну народ, а? Среди бела дня лапти спер!

В два-три мощных гребка я почти нагнал похитителя. Минута – и обувь будет возвращена законному хозяину, то есть мне. Но… тут стало ясно, что парень больше не хочет убегать. Ошалело цепляясь руками за податливую воду, он стал тихо оседать, хрипя и роняя в жидкость драгоценные лапти. «Никак, стрелой помогли?» – подумалось мне, и глаза зашарахались вокруг – откуда?

Нет, не было никакой стрелы. Парень присел просто от удивления. Слабое у мальчика сердце, непривычное к реалиям жизни. Вот я, например, ничуть не удивился: подумаешь, кинг-конги на водопой пришли. Невидаль какая!

Спокойно и самоуверенно, загребая землю волосатыми лапами, мелко, по-обезьяньи перепрыгивая с камня на камень, вниз по откосу противоположного берега спускались два кинг-конга. Серая среднерусская грязь плотно покрывала их седоватые потные шкуры, а животные глазки угрюмо и пренебрежительно царапали по окрестностям в поисках противника. Один из приматов, постарше и покрупнее – метра два в высоту, – тащил за собой по земле длинную дубину с железным рыбьим крюком на конце. Очевидно, это была его любимая игрушка – никогда он с ней не расставался. Второй паренек, черно-рыжий и прямостоячий, напоминал скорее гоблина, чем гориллу, – возможно потому, что опирался на толстый заостренный шест.

В школе я был невнимательным учеником. Я плохо слушал учителя ботаники и не знал, что в русской тайге водятся крупные человекообразные обезьяны. Настолько крупные, что самому Майклу Джордану впору. Настолько человекообразные, что даже кольцо в носу блестит – у того, который поглавнее.

Парень впереди меня так обрадовался, увидев знакомые лица на том берегу, что даже начал слегка тонуть. Стоит ли говорить, что я пришел на помощь. Протянув твердую руку, я избавил мальчика от тяжести сапог, которые отягощали его движения и могли привести к несчастному случаю. Влажная кожа волшебных лаптей тепло скрипнула в пальцах, и я почувствовал, что мы созданы друг для друга.

Я был почти счастлив в эту минуту – но приматы на том берегу заметили это. И немудрено – нас разделяло метров двадцать, не больше. Вот так всегда: чуть повезет, сразу какая-нибудь обезьяна осложняет жизнь.

Снежные люди на дальнем берегу одновременно глянули на нас в две пары оловянных гляделок и замерли, медленно оценивая обстановку. Я решил помочь им.

– Хороший, хороший мальчик, – напряженно сказал я ближайшему из приматов, непроизвольно отступая по скользкому дну и пряча за спину волшебные сапоги. – Милая, симпатичная мартышка! Хочешь банан?

Кажется, мартышка ненавидела бананы – кинг-конг злобно тряхнул головой и, зверея, начал медленно подниматься, задирая передние конечности.

– Э-эрр-ры-ры! – внятно сказал он и, перекосив нижнюю челюсть, обнажил клыкастые десны. Кажется, нахальный конкурент не зря повалился в воду от избытка эмоций: тут, и верно, было на что посмотреть человеку постороннему. Мои опасения скоро подтвердились: шумно затрещали кусты на верху обрыва, и на сцене появился уже знакомый читателю старый хрен с тощей смоляной бородкой и длинным горбатым носом – складки дорожного плаща цеплялись за ветки, и бородатый дяденька был раздражен. Он стремительно выбежал на край обрыва (и так отстал порядком от своих вооруженных обезьян) – закачался, хватаясь рукой за кусты над водой, быстро все увидел, все понял – и почти успокоился. «Чур побери этих голодранцев» – он посмотрел на меня и на тонущего нахального паренька с нескрываемой досадой. «Сапоги все ж таки увели, волки позорные! Ну ничего, сейчас я вас поимею», – явственно прочиталось в его взоре, и я смутился.

И ведь поимеет! – подумалось мне. Оставив неопытного белобрысого конкурента наедине с кинг-конгами, я без лишних слов повернул обратно – к пологому берегу. Даже с головой нырнул, чтобы мозги охладить. Любопытно: я ведь в детстве никогда не любил обезьян. Даже в зоопарк не ходил, а все больше в зал игровых автоматов. Как чувствовал, честное слово.

Вынырнув из воды у самого берега, я искренне пожалел о том, что увидел. Красиво перепрыгивая через валуны, с другой стороны к реке в едином порыве приближались три Корчалиных дружинника – покрытые волчьей кровью и разгоряченные погоней. Четвертого они, видимо, оставили на поле боя – сторожить волчьи трупы. Энергично набежав на берег, спецназовцы посыпались в реку как поезда под откос. Их появление было встречено тревожным ревом орангутангов и глухими матюками волшебника в плаще. Парни надвигались красиво – от горячих доспехов зашипело паром, и по течению немедля пролегли темные кровяные полосы: волки все-таки покусали этих мальчиков…

– Хэ-бо! – нервно выдохнул боевое заклинание бородатый волшебник, и позади меня что-то тяжкое дуплетом бухнуло в воду, подламывая берега. Это двухметровые приматы стронулись в атаку, и навстречу им раздались агрессивные кличи спецназовцев, перемежаемые нецензурщиной.

Стараясь не вмешиваться в чужие разборки, я попытался вежливо уплыть куда-нибудь прочь. Но – один из дружинников (по синеющему взгляду в прорези личины я узнал паренька, на бегу пулявшего в нас стрелочками), страшно ругаясь и поспешно вытягивая из ножен короткий меч в масляных разводах волчьей лимфы, захрипел, указывая на меня:

– Эво, братцы! Сапоги-то – у парня! Дер-р-жать гада! За спиной уже неприятно и жарко пахло обезьянами, а прямо перед носом угрожающе плеснуло наискось лезвие меча. Взвесив свои воровские шансы, я закусил губу (чтобы не расплакаться) и – выпрыгнув из речки по пояс, мощным взмахом накачанной конечности запустил драгоценные сапоги в воздух, метров на десять над головами…

– Ух ты! Куда полетели, родимые! – радостно удивляясь, заорал я, вовремя отшатываясь от обезьяньего крюка, пропоровшего воздух возле уха – и снова погрузился в черно-изумрудную пузырчатую воду; резко изогнувшись, ушел вглубь, в сторону от толстых мохнатых лап, когтисто щупавших мутное дно совсем рядом. Воздуха в легких было удивительно много – сделав под водой с десяток спортивных гребков, я замер, хватаясь за водоросли и прислушиваясь. Сквозь звон воды в ушах пробилось неясное прерывистое жужжание и чье-то хрюканье – видимо, израненные дружинники сошлись-таки с мохнатыми троллями в битве за пару сапог.

Я вынырнул как раз вовремя: человекообразные гиганты, сокрушительно размахивая дубинами, теснили присмиревших спецназовцев к берегу. И вдруг – заглядевшись, как рвется чья-то кольчуга, хищно зацепленная железным крюком, – я чуть не пропустил главный номер сегодняшней шоу-программы: за спинами наступавших кинг-конгов в воде барахтался еще кто-то почти незаметный. Тихо так, на цыпочках, незаметный выбрался из реки обратно, под самый обрыв – и, отжимая воду из черной козлиной бородки, сбросил с костлявых плеч отяжелевший от влаги плащ.

Без плаща мокрый волшебник стал совсем тщедушным и похожим на фольклорного Кащея. Легко цепляясь за корни и нащупывая коленями глинистые выступы склона, Кащей физкультурно взобрался наверх – туда, где за кустами виднелись стволы сосен. Кое-что в облике старого хрена принципиально заинтересовало меня, а именно – мокрые сапоги, притянутые за голенища к поясу. Этот предприимчивый тип успел под шумок выловить волшебную обувь из речки и теперь активно покидал место действия. Судя по всему, тощий Кащей вовсю работал на Чурилу: нейтрализовав Корчалиных дружинников при помощи своих мохнатых монстров, он спешил передать реактивные лапти хозяину и уже мечтал о повышении в чине.

Надо бы помочь старику донести тяжелые сапоги до места. Стараясь не глядеть туда, где обезьяны доедали бедных дружинников, я нырнул поближе к обрывистому берегу. Мокрый плащ волшебника черным пузырем медленно проплывал мимо – левая рука мимоходом подхватила его, пока остальное тело выбиралось из воды. Один из кустиков наверху призывно манил меня, свешиваясь ветками с высоты, – ухватившись за них и окончательно вывозив штаны в мокрой глине, я выбрался наверх, озираясь по сторонам как профессиональный индеец.

Темный силуэтик волшебника, колченого подпрыгивая, забавно мелькал между деревьев – удалялся, гнида. При этом – как назло – Кащей постоянно оглядывался, словно подозревая погоню. «Напрасно оглядываешься: все равно никого нет. Кому ты нужен, старый попрыгунчик!» – злобно подумал я и решительно двинулся вослед – перебежками, от сосны к сосне.

Ноги Кащея оставляли на почве глубокие влажные следы – а значит, можно было преследовать его, не приближаясь. Да и зачем, собственно говоря, приближаться? Кто его знает, что там у него в карманах, у этого волшебника. Хорошо еще, если просто перочинный ножик, моток веревки и смятая пятисотрублевка. А если, скажем, арбалет карманный модернизированный складной (АКМС-47), заряженный отравленными иглами?

Кащей долго маячил впереди, огибая сушняк и отчаянно петляя по лесу. Наконец, впереди замаячило то, к чему он, видимо, стремился: на небольшой прогалинке, аккуратно засаженной несовершеннолетними елочками, волшебника поджидал какой-то молодой негодяй в характерном темном плаще. (Для непонятливого читателя объясню, что все сторонники Чурилы ходили в такой униформе – чтобы нам, честным людям, издалека видно было, кому надо морду бить.) Молодой негодяй радостно шагнул навстречу приближавшемуся шефу, ведя под уздцы двух совершенно забитых крестьянских лошадок – мой звероподобный Харли был раза в два крупнее. Обе ржаво-желтые кобылки были уже оседланы – молодой чуриловец вежливо протянул шефу повод одной из них. Бородатый Кащей деловито и, кажется, не удостоив подчиненного даже взглядом, принял уздечку и, забросив на кобылью спину тощую коленку, бодро вскарабкался в седло. Осознав, что драгоценные сапоги начинают со страшной силой покидать меня, я рванулся к елочкам, не забывая, впрочем, почаще пригибаться к земле.

Сосредоточенно поерзав в седле, Кащей тронулся было прочь – но вдруг сдержал кобылку и властным мановением пальца подозвал подчиненного. Слегка свесившись набок, он протянул к молодому парню длинную руку и, как мне показалось, вцепился ему в горло. «Ух ты! Свидетеля убирает!» – восторженно подумалось мне (я впервые видел, как убирают свидетелей). Но я ошибался: козлобородый волшебник просто разорвал завязки плаща на груди у своего шестерки и, сдернув с него плащ-палатку, решительно набросил ее себе на плечи. Так и правда было красивее – в черном пальто Кащей гораздо успешнее наводил ужас на окружающих. Деловито набросив на голову мешковатый капюшон, кащеистый злодей стронул лошадку и, не оглядываясь, потрясся сквозь редкий соснячок куда-то вдаль.

Обиженный шестерка остался провожать хозяина взглядом, зябко поводя плечами в темно-коричневой курточке, перепоясанной кожаным ремешком. К счастью, к этому ремешку не было прицеплено никаких неприятных вещей вроде меча или крючковатой дубины – вот, пожалуй, единственное, что мне понравилось в этом молодом брюнетике. Ах нет, еще кое-что: его очаровательная лошадка, уныло нюхавшая травку в полуметре от хозяина. Никогда в жизни я не любил животных так, как в этот момент.

Быстро прильнув к очередной сосне, я встряхнул сырой комок темной ткани, зажатый в левой руке. Плащ волшебника. Противный и мокрый, он леденяще обнял меня за плечи и омерзительно прилип к голой спине. Закутавшись во вражеское пальто так, чтобы не виднелись рваные штаны и – желательно, кончики босых пальцев, мелькавших из-под подола при ходьбе, – я открыто вышагнул из сосняка на полянку.

Тихо поплыли на меня молоденькие елочки – до лошади было еще метров двадцать, а юный шестерка не видел меня. Он поправлял какие-то веревки под лошадиным брюхом – коричневая спина сутуло горбилась совсем близко. В стороне – уже весьма вдали – подпрыгивал на своей лошади удалявшийся Кашей, сливаясь с кобылкой в маленькое подвижное пятнышко среди частокола древесных стволов – нет, он не увидит меня.

Хрустнула под ногой подлая веточка – испуганно и кратко вздохнув, молодой чурилец обернулся через плечо – желто-карий взгляд из-под черных бровей. Царапая пальцами по лошадиному брюху, суетливо попятился куда-то вбок – из-под верхней губы ощерились мелкие зубы. Ну что ж ты так переживаешь, гнида? Я же свой, я в плаще!

Лошадь тоже всхрапнула, тряхнув головой и испуганно косясь на меня. Оказывается, я тоже умею нагонять ужас на все живое. Еще один властный и размеренный шаг – и моя рука, картинно задрапированная темными складками, покойно легла на луку седла. Вражеский парень совсем сполз в травку – очевидно, не ожидал появления еще одного начальника, да притом незнакомого. Наверное, я выглядел очень круто – ну совсем большая персона в кабинете Чурилы.

Наши глаза встретились, и я почувствовал, что нужно что-то сказать. Что-то ужасно значимое и убедительное. Причем едва ли на русском языке.

– Хэ-бо! – медленно и многозначительно произнес я и поскорее просунул ногу в стремя. Нога была предательски босая – то есть до невозможности. Но чернявый паренек уже находился под впечатлением услышанного: драматично побледнев, он преданно повалился лицом в траву промеж передних ног лошади – и, пожалуй, не заметил моей босой пятки.

– Хэ-бо! – еще раз внушительно проговорил я для верности. Парень просто умер где-то там в траве от потока верноподданнических чувств, нахлынувших на его средневековую психику. Не дожидаясь, пока он придет в себя, я торопливо запрыгнул в седло и воткнул пятки в лошадиный пах – давай, родимая, трогай! Весомо взметнулись складки мрачного плаща – и, бодро перешагнув через поверженного шестерку, желтая лошадка энергично и радостно (совсем как в молодые годы) рванула в погоню за моими сапогами, бесприютно болтавшимися на поясе злобного бородатого волшебника. Погоди, кащеистый похититель! Жуткий ангел возмездия, Призрак Дымного урочища идет по твоему кровавому следу! Человек без имени – ужасный гость из будущего, повелевающий ведьмами и таскавший за ухо самого Стожара – этот одинокий мстительный дух настигнет вас, о слуги развратного Чурилы. И – никто не останется в живых!

Войдя в образ, я даже зловеще рассмеялся – про себя, разумеется.