"Двенадцатая дочь" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)

Техника владения кривдой (Дневник Данилы-самозванца)

С момента завершения битвы при Медовой, с того самого момента, как дикая речная пехота растерзала в кровавые клочья последних унгуннских рыцарей – с того мига, когда лезвия вороненых крыл боевой птицы подсекли ноги безумному ханскому аргамаку и уродливое тельце страшного горбуна полетело в побуревшую траву – с той минуты, как порядком изрубленный воевода Гнетич, сражающийся отныне под стягами Вещего Лисея, впервые отер кровавый пот с довольного лица, – с того светлого мгновения, когда добрый царь Леванид впервые посмотрел на расцветшее солнце, вновь оживляющее оптические прицелы алыберских катапульт – с того времени прошло три часа. Утро нового грозного дня еще не разогрелось в непривычно розовых солнечных лучах, и туман еще дышал, вздыхая и медля, над трупами.

Рядом со стынущими телами истерзанных коней, гигантских боевых обезьян, раздавленных рыжих песиголовцев и безногих мутантов-угадаев молчаливые сонные и злые победители валились на землю на расстеленные трофейные плащи и засыпали, кряхтя и ворочаясь, устало подгребая под себя то, что каждый успел насобирать под ногами, на бранном пепелище: драгоценные сорочинские кинжалы, шипастые кольца восточных принцев, трофейные уши песиголовцев – остроконечные лоскуты, покрытые слипшейся шерстью.

Кому не спится – искры недавней битвы еще долго жгут глаза, – вяло собирают хворост и запаливают костры. Зачем? Понятно ведь, что пищи не дождаться (разве конина или каменное вино угадаев… то самое, от которого белеет трава, если плеснуть оземь)… Впрочем, нынче будет другое пламя: костры нужны не живым, а мертвым.

В этот недобрый в общем-то час.

Через широкое лежбище отдыхающей сарыни.

По дымящим развалинам Глыбозера.

Большими тревожными шагами шел впереди свиты железный и тонкий (по колено в тумане, а выше – весь черно-золотой на солнце) князь Лисей по прозвищу Вещий.

Следом, отставая на выхват меча, легко перескакивая трупы, – десятник Неро. Чуть позади, громыхая удлиненными овальными щитами в алых звездах, лозах и ангелах, – два уцелевших катафракта, живые реликты Вышградского войска.

Впереди, у наименее пострадавшей от осады Кладезной твердыни Глыбозерского кремлинца, их поджидали славяне. И не кто-нибудь ждал их, посиживая на белом камушке, потирая кольчужные грязные ладони, поплевывая в траву из-под железной вуали. Сам наследник Зверко властовский, будущий властелин Залесья, холодный фюрер речной сарыни. А рядом и нервный маньяк Черепашка расхаживает по осколкам рухнувшей стены, прыгает и мотает бритым черепом, щелкает кнутом, переживая. Полуголый, коричневый от солнца атаман Стыря тоже поблизости – повернулся спиной, подставляя нежаркому солнышку тугую спину в розовых хлестанных шрамах. Терпеливо ждут Лисея. Дело предстоит нелегкое и опасное до безумия: допрашивать старого полуживого карлика.

Тихий, тощий, весь в железе, поводя колючими угловатыми плечами, вещий князь Лисей Вышградский подходит в слепящих доспехах, прикрываемый с боков холодным блеском финифтяных звезд и ангелов. Худое лицо стянуто кольчужными бармами. И кажется это лицо фарфоровым, хрупким – по контрасту с грубым железом, колющим кожу на лбу, на висках, под подбородком. Щеки в металлических искорках отрастающей щетины, а тонкие губы красны от алыберского вина. Навсегда Алеша Старцев запомнит этот вкус победы.

– Все ли готово к допросу? – еще на подходе из-за княжьего плеча выкрикивает десятник Неро. Звонко так выкрикивает, задиристо. Гордый базиликанин. Никак не избавится от высокомерного отношения к союзникам-варварам.

Гм Наследник Зверко поднимает желтый взгляд. Неумный вопрос. Главный эксперт по пыткам еще не прибыл.

Впрочем – вот и он.

Из-за угла проваленной стены выдвинулась темная медленная фигурка. Плавно так движется вооруженный семаргл, будто на воздушной подушке. Есть в нем что-то от легкого космического истребителя, поморщился наследник. Вот он, совершенный агрегат для экзекуции точечных ударов судьбы: темный запыленный костюм, пустой рукав треплется на ветру. Мигает на солнце серьга, мотается желтый хвост по плечам – часто вертит головой, косясь по сторонам, загадочный почтальон Пустельга. Зачем он пытается улыбаться? Чтобы все видели его ровные клыки под прохладной улыбкой? Был почтальон, стал – комиссар божественных сил. Еще вчера его и снедать не посадили бы за один стол с наследником. А ныне – даже мошка опасается присесть на черное залатанное плечо. Никакой не Пустельга он, но – Великий Огненный Вук Полызмай, старший семаргл Берубой, цепной пес божка Траяна Держателя. Говоря короче – палач.

– Все ли сделано, как я просил?

«Голос – гладкий гололед», – отметил наследник Зверко.

– Вы стали говорить довольно дерзко, любезный Берубой, – перебил другой голос, быстрый и ясный, хорошо знакомый. Это князь Лисей насмешливо поднял острую бровь. – Будьте почтительны. Не забывайтесь. Как простого смерда, я не удостаиваю вас ответом. Но – как эмиссару моего друга Степана Тешилова могу сообщить: приняты все меры безопасности. Десятник, доложите.

– Колдун связан, прикован цепью, – четко произнес Неро, демонстративно обращаясь более к своему князю, нежели к Берубою. – Верхнюю дверь охраняет катафракт Сергиос Псуми. В нижнюю камеру приставлен охранник из крепкоголовых славян – следить, чтобы пленник не наложил на себя руки.

– Вы не сказали главного. – Берубой склонил светлую голову. – Я велел затянуть ему рот куском холста, выбеленного в змеином млеке.

– Разумеется, мы сделали это, – пружинисто поклонился Неро.

– Надеюсь… – улыбнулся Берубой. – В противном случае оба охранника уже мертвы.

Хлесткий порыв тишины. Хлопнуло вышградское знамя – и крикнула птица, шарахнувшись в полете от бликующих доспехов. Десятник Неро, очевидно, поежился, покосился на семаргла. Наследник Зверко лениво поднял бронированное тело с белого камушка:

– Эй, князья-государи… Поспешать надо. Кто будет проводить дознание?

Берубой ответил мгновенно:

– Только я. Остальные ждут за дверью.

– О! Не вздумайте мне приказывать, любезный господин экзекутор, – усмехнулся князь Лисей, раздумчиво теребя на груди золотые гроздья тяжкой цепи. – Допрос живого чародея – весьма интересная процедура. Я, пожалуй, поприсутствую. Более того: мой десятник Доримедонт Неро будет вести записи.

– Никак нельзя! – Берубой едва не всплеснул руками. – Столь ужасного ведуна можно допрашивать только один на один! Таково строгое слово Траяна Держателя…

– С вашего позволения, – вежливо поклонился Лисей, – здесь повелеваю я.

– Послушай, высокий князь! Побереги себя! Для допроса придется развязать колдуну рот. Его слова – быстрые стрелы, начиненные ядом! Он… стравит, рассорит нас всех!

Странные слова оцарапали слух. Зверко нахмурился, десятник Неро вздрогнул, нервно ступил с ноги на ногу: тьфу, опять эта славянская магия… Князь Лисей убрал с узкого небритого лица насмешливую улыбку. Склонил золоченый шлем набок:

– В каком смысле?

– Любимая уловка Плескуна: две-три сотни слов – и мы как безумные вцепимся друг другу в горло!

– Ха-ха-ха, – негромко сказал наследник Зверко. А про себя подумал: видали мы таких гипнотизеров. С топорами в черепах. Вон, покойный Скараш тоже пытался гипнотизировать… А потом упал внезапно, и мозги носом пошли.

– Умоляю: не ходите со мной на допытку, – не унимается Берубой. Волнуется и щурит глаза. – Это смертельно опасно.

– Вы говорите смешные вещи, любезный! – с досадой отмахнулся князь Лисей. Стяжок на его шлеме раздраженно затрепетал. – Довольно дискуссий. Необходимо завершить наш маленький допрос до полудня.

И, резковато поворотившись, первым двинулся к воротам Кладезной башни. Там, в единственной каменной камере черного подвала, прикованный к железному кольцу в стене, вот уже несколько часов содержался пленный жрец Плескун – личный эмиссар Сварога, отвечавший перед страшным своим боссом за успех диверсионных операций в залесских княжествах.

Наследник Зверко несколько секунд глядел им вослед. Тощая фигурка князя Лисея вдруг показалась – несмотря на дорогой доспех – удивительно хрупкой, будто ранимой. Позолоченный шлем кажется почти смешным из-за длинного яловца. Спина в пластинчатой броне гордо выпрямлена – а плечики узенькие, слабые. Длинные костлявые ноги. Странно, почему раньше Каширин не замечал, что у Старцева такая нескладная фигура… Или сейчас это стало заметнее по контрасту с гибкими, хищными движениями Пустельги, который прыгает по камням вслед за Старцевым? Загадочный почтальон… Вот у кого красивое тело прирожденного убийцы. Бесцветно-серый взгляд и скользкий голос.

Зверко неторопливо стянул трехкилограммовые перчаты, бросил на камень. Сладко потянулся, разминая спину в кольчужной шкуре. Мигнул Хлестаному – тот ловко подскочил, с поклоном протянул кривой сорочинский кинжал. Зверко принял полюбившееся оружие, осторожно заправил в голенище сапога. Разогнулся с серьезным лицом:

– Я пойду с вами. Мало ли какая хрень.

Раньше на Кладезной башне легко размещалось до полуста лучников. Нынче Кладезная башня – жалкий осколок. Верхний деревянный ярус выгорел весь. А в нижней части среди потемневших камней едва различима обугленная дверь, претерпевшая осаду. Стук-тук-тук железным кулачищем – и с визгом открывается ржавая шторка на узкой привратничьей щели. Внимательные карие глаза катафракта Сергиоса Псуми появляются в окошечке, помаргивают от солнца, вглядываются: кто пришел?

– Давай-давай, любезный Псуми, – торопит князь Лисей. – Отворяй.

Голос Вещего Лисея подрагивает – должно быть, от нетерпения. Стонет в натруженном пазе засов – тугая дверь, корябая каменный порог, отодвигается и впускает четверых следователей внутрь, в затхлую прохладу. Пахнет плесенью и трупами, медленно думает наследник Зверко. Романтика.

Снаружи, со свету – в темень тесной прихожей каморки. И сразу вниз, в подземелье.

Получается, что их четверо допрашивающих на одного карлу. Хищный семаргл Берубой, мудрый князь Лисей, могучий наследник Зверко да нервный стенографист Неро с ворохом бересты и острым клинком в золоченых ножнах. Идут гуськом. А впереди с факелом – хладнокровный охранник, катафракт Сергиос Псуми, ветеран Медовы, для грека странно молчаливый – красивый великан в изрубленной броне. Винтовая лестница тесна: кольчужные плечи трутся о каменные стены. До чего круты ступени! Тянешь ногу вниз и никак не нащупаешь. Слышно, как сзади сопит и оступается неловкий князь Лисей. Наконец – поворот и ровная площадка перед единственной низенькой дверцей.

Два небольших, но добротных засова снаружи: Сергиос передает факел десятнику Неро и, налегая обеими руками, выталкивает дверь внутрь, в холодную камеру. «А ну, пропустите батьку!» – наследник Зверко, мягко отодвигая остальных, протискивает шкафоподобное тело вперед, почти вдвое сгибаясь под притолоку. Первое, что он видит, – некрупный человеческий череп. Едва желтеет на полу возле двери. Ну просто голливудский ужастик, ухмыляется Зверко.

Хоп! Мелькает коренастая тень, быстро скользя наперерез. Перехватывая длинный нагой клинок в левую руку, ярыга по прозвищу Кожан мягко припадает на сильное колено, кланяясь наследнику.

– Здор-рово, Кожаня! – Наследник слегка взмахивает дланью, и внушительный варвар Кожан получает ласковую начальственную оплеуху. Да, Зверко уже заучил движение. Хочешь быть главарем сарыни – умей общаться на языке жестов. Они называют это «медвежьей речью»…

Кожан трясет лохматой башкой и радостно скалится – желтеют остатки зубов в черной бороде. Зверко помнит, что Кожан – глухонемой. Нет, не от рождения. Язык вырвали на справедливом княжьем суде лет тридцать назад. А чуткость украла ночная ведьма Чернетея, болотная лихорадка. Бывший нережский охотник Кожан – первый пловец и лесоруб в ватаге братьев Плешиватых. Абсолютно ничего не смыслит в резах и заклинаниях. Не любит забивать крепкую голову ерундой: добрый клинок понадежней будет. «Туповат – что твоя кувалда!» – с гордостью докладывал атаман Стыря, представляя храбреца наследнику. Именно то, что нужно, сразу решил Зверко. Идеальный охранник для жреца-гипнотизера.

– Ну?.. – ласково спрашивает наследник. – Не скучаешь тут, Кожаня? Колдун не обижает?

А сам смотрит вбок: у дальней стены… Вон там, ага… Похоже на ворох грязных тряпок. Бездвижно лежит на боку, седая борода протянулась на добрую сажень, волоски золотятся в факельных отсветах. Поза неестественная: локти стянуты за спиной, а на поясе черный железный хомут на винте – грубая цепь жирной змеей пролегла по плитам. Лица почти не видать: единственная лучинка трещит и воняет у противоположной стены, не осмеливаясь высветить черты старика с завязанным ртом.

Огненный семаргл Берубой бесшумно проскальзывает вослед за наследником. Сразу к пленнику: пригибается, вертит длинным носом – принюхивается! Проверяет: угу, руки-ноги связаны, цепь крепка…

– Странно, – говорит князь Лисей, перешагивая порог. – Я прежде думал, что он – горбун.

– Многие так заблуждаются, – негромко и быстро отвечает Берубой, чья единственная рука – тонкая, почти женская – 6егло ощупывает недвижное тельце на каменном полу. – Он хитрый. Горб у него ложный. Не горб, а мешок для разных волшебностей. Надобно Плескуну, чтобы все думали, будто амулеты прямо из воздуха возникают. Вот и прячет, злодей, снадобья на спине… В торбе нагорбной. Кстати, где она?

– Все вещи пленника отъяты при задержании, – четко рапортует десятник Неро. Молодец парень: отчаянно имитирует хладнокровие. Проходит и садится на край лавки, пристраивая на коленях небольшую доску с чистыми берестяными свитками. – Мы не прикасались. И мешка не развязывали, согласно приказу.

– Ага, вижу его рюкзак! – наследник Зверко кивает на серый мешочек под лавкой. Торба волшебника. Страсть хочется первым схватить таинственный трофей! Запустить руку внутрь – поглядеть, какие феньки таскает с собой один из самых знаменитых колдунов Залесья…

Разумеется, Берубой уже скользнул к лавке. Невежливо дернул завязки – и вот драгоценное содержимое торбы посыпалось на шаткий столик с подсохшими остатками охранничьего обеда. Ничего особенного: полкило плоских сушеных пауков с мерзким шорохом разбежались по столешнице, три летучие крысы, трепеща дырчатыми крыльцами, выпорхнули и тут же растаяли во мраке под низким потолком. Фр-фр-рр!!!

– Что это? – вздрогнул князь Лисей. – Какие-то фокусы…

– Спецэффекты, – восхищенно прошептал наследник Зверко. – Заготовки для наваждений.

А волшебности все сыпались на шаткий столик, уже сплошь кишащий жирными красными червями, суетливыми тараканцами, некими недобрыми цветками и едкими трапами… Наследник взирал широко распахнутыми глазами: сушеная человечья кисть! Чьи-то гнилые зубы, обпиленные как игровая зернь, накладные бороды разных мастей, отрубленная девичья коса цвета спелой ржи, мутные стеклянные глаза (неприятное воспоминание корябнуло по сердцу, Зверко поморщился)… Кривые гвозди-мутанты без шляпок, липкие кусочки ткани, неведомые перья, чешуйки, черепки… Совершенно новенький нож горячо блеснул и скрылся под мотками разноцветной бечевы. Дохлый обезглавленный петух вывалился, распластав крылья по россыпям мелких денег. А вот… наконец посыпались мешочки со снадобьями. Зверку показалось, будто запахло знакомым, острым – одоленем, дурманом, бодряникой…

– Какая прелесть. – Голос Берубоя в полумраке. В его длинных пальцах хладно-металлически блеснуло нечто маленькое и зубастенькое. – Чудесные тисочки для ногтей. Их-то мы и попользуем…

– Вы намерены вырывать ему ногти? – поморщился князь Лисей.

– Ах, зачем это! – Берубой саркастически сморщился. – Настоящего ведуна пристало пытать не щипцами да иглами, а лжами да кривдами. А тисочки – для меня. Ледянское устройство. Люблю, знаете, рукодельные хитрости.

Тихо, нежно щелкнули тисочки. Берубой приблизил узкую кисть к глазам, оценил остриженный ноготь на мизинце. И прохладно произнес:

– Сейчас я начну его пытать потихоньку. Помните: то, что происходит, – поединок лжецов. Каждое слово – наваждение. Не верьте ни одному звуку, сидите молча.

– Колдовская дуэль, – без улыбки сказал князь Лисей.

– Точно так, – сухо хохотнул семаргл. – А теперь – последние приготовления. Прошу всех снять оружные пояса. Я настаиваю, господа. Прошу не обижаться… Позже вы убедитесь, что это необходимо.

Семаргл говорил подчеркнуто вежливо. Наследник Зверко внимательно смотрел на Берубоя, поэтому заметил призрачный зеленый сполох в глазах божественного палача: удлиненные скулы и длинный нос Берубоя на краткий миг озарило лунной зеленью. И Зверко понял: семаргл не шутит. Парню предстоит нелегкая битва с карликом. Не стоит осложнять ему жизнь.

Поэтому Зверко стянул через голову хитрую перевязь, державшую на спине любимый меч. Вытащил засапожный кинжал – положил на стол перед семарглом. Черный свищовский перстень не отдам. Пусть будет на пальце. Мало ли какая хрень.

Как ни странно, строптивый князь Лисей тоже подчинился: молча передал свой детский изукрашенный клиночек. И десятника Неро принудил отвязать от пояса короткие ножны, наполненные холодной сталью. Какие все послушные… Видать, и впрямь особенное что-то скользнуло в голосе Берубоя. Неспроста эта зелень во взгляде, подумал Зверко.

Берубой удовлетворенно жмурится, вертит в пальцах заморские тисочки. Наконец собрался с мыслями. Задрал нос, приподнял брови и будто нехотя, негромким будничным голосом произнес:

– Ну ладно, поехали. Силою Траяна Держателя я, Вук Полызмай Берубой, начинаю дознание. Стоит двор, на дворе кон, на кону начало. Кожан, помоги мне. Ступай и вздерни Плескуна над землей.

Глухонемой еще секунду глядит на семаргла, разгадывая в полумраке движения тонких Берубоевых губ. Переводит быстрый взгляд на наследника Зверку. Тот слегка кивает: подчиняйся. Коренастый варвар послушно шагает к пленнику. Протягивает жесткую длань, ухватывая лежащего старика за шиворот, и – хоп! Клубок отсыревших тряпок взмывает в воздух…

Сквозняк! Замигали лучины, потом резкий холодный звук… Это брякнула цепь по камням. Мигнула тень, с потолка посыпалась серая пыль – через миг все увидели лицо Плескуна.

Точнее, верхнюю половину этого удивительного лица. Рот и нос туго сдавлены под грубой повязкой из небеленой холстины – зато хорошо видно высокий желтый лоб, изощренно изрезанный морщинами. Седые брови, красиво изогнутые над узкими монголоидными глазами. Сухо треснула скамья: князь Лисей всплеснул руками, указывая на колдуна:

– Будь я проклят… Голубые глаза!

Да. Теперь, в желтом свете лучины, глаза азиатского волшебника Плескуна неожиданно ярко просияли лучистой васильковой синевой.

– Тише! – рявкнул Берубой. – Говорю только я!

Злобный! Длинный нос страшно сморщился! Из-под верхней губы ощерились белые клыки… Сущий собака, подумал Зверко и снова перевел взгляд на связанного карлика. Вздернутый в сильной руке глухонемого охранника, вражеский жрец болтался в воздухе – кривые ножки в полуметре от земли, а пыльная бородища провисла ниже, пушистый кончик пляшет по камням.

– О враже презренный, батраче сварожий, кости-пакости тебе выверну, очи заговорю-заболтаю… – быстро-быстро забормотал Берубой. – Ты, лжец, залесские народы мутил-корежил! Ты Рогволда-княжича зачаровал, мозги ему высосал! Не ты ли, ворожбина, на князя Лисея разрыв-стрелу наманивал?! Знаю про тебя! Ведаю!

И вдруг – как вскочит с лавки! Не Берубой, а злобная тень – искры, брызги, зубы щелкают! Прыгнул ближе, растерзать хочет колдуна – но словно боится, пляшет вокруг, горбится весь, взъерошенный да оскаленный – и дрожит, и заливается, как лайка на медведя!

Видно, как округлились глаза глухонемого Кожана. Замигали тени по стенам, и князь Лисей со своей скамьи изумленно глядит на Берубоя, а тот весь ходуном ходит, увивается! Брызжет слюной! Зубами скрипнет, на колено припадет, крикнет страшно – и сразу отскакивает:

– Не ты ли, гад… Х-хха! Не ты ли с подельником своим Куруядом-негодяем против славянства ворожил? Стожаричей из Санды выманил, деревню для Чурилы оголил! Тамошних баб под ярмо поставил, гнида свар-р-рожья, ага? Знаю, ведаю!!!

Синие глаза Плескуна. Никакого выражения… А Берубой мечется, дыбом волоса, мокрые клыки блестят:

– Чаротворец злобный! Все про тебя ведаю! Не скроешь or меня, не утаишь своих мракодеяний, вр-р-ражина!

Тут все увидели, что Плескун… плачет. Сверкнула, пробежала искорка – утонула-спряталась под повязкой на рту. И вдруг – Берубой замер, припадая к земле:

– Давай, Кожан! Самое время! Срывай тряпку!

Глухонемой отбрасывает лучину, судорожно рвет узел на затылке колдуна… Тряпица трещит – и вот, медленно и трудно, рыдающий колдун разлепляет посиневшие, затекшие губы, спрятанные в мокрой бороде:

– Да… повелитель… я сделал это… Для тебя.

И одному из зрителей, сидящих на лавке, вмиг становится нехорошо от прямого взгляда раскосых синих глаз под седыми бровями! Что это?! Что за наваждение?! Почему он смотрит с такой сладкой тоской?

– Врешь! – дико захрипел Берубой, выскакивая вперед; черная спина его вмиг загородила наследника Зверку от волшебного взгляда. И сразу стих омерзительный звон в ушах похолодевшего наследника…

– Сознавайся, чревоточец! Не ты ли устроил пожар в Глыбозере и подкинул грецкий шлем на пепелище? Дабы глыбозерский князь Старомир на вышградских греков ратью вышел? И крепость перед Кумбалом оголил? Отвечай!

– Не тебе отвечаю, но хозяину моему. – Черно-синий взгляд колдуна заметался, рыская и не находя в полумраке обожаемые черты. – Повергаясь ниц, свидетельствую: правда все, правда. Сотворил я поджог по твоему, повелитель, самовластному поручению…

– Что дуришь, Плескун? Какое еще поручение? Не мути, говори толком! Признавай, мечтал ты вывести грецкую дружину из Жиробрега, дабы открыть его для угадаев кумбаловых? Подличал ли с кровью петушиной? Умышлял ли ты, злокур окаянный, завести греков в чащобы лесные по кровавому следу? Умышлял?

– Умышлял и делал. Ради тебя, господин!

Почему он опять смотрит на наследника? Почему плачет, будто от радости и гордости за содеянное?

– Ладно, я все понял, – вдруг негромко сказал Берубой совершенно спокойным голосом, медленно оправляя со лба повлажневшие волосы. – Ты не хочешь говорить. Добро, предлагаю тебе… честный бой. Слушай меня, Плескун. Вызываю тебя, гада, на умный поединок. Коли победишь – буду рабом. Уйду навеки от Траяна – к тебе, в черную неволю сварожью… А проиграешь – пеняй на себя: я твои гнилые мозги себе заберу! Батьке моему, Траяну Великому, отнесу и к ногам его повергну!

Зверко вздрогнул: уловил что-то в воздухе… Но не понял, ибо тут же…

– Берубой! – высоким голосом крикнул князь Лисей. – Опомнитесь!

Семаргл дернул головой, с рычанием обернулся:

– Прекратить! Не мешать!!!

Но не тут-то было… Ух как стремительно приливает кровь к бледному лицу князя Вышградского… Р-раз! – сухой кулачок с размаху врезается в столешницу. Блестя глазами, племянник базилевсов взмывает с места:

– Остановить допрос! Немедля!

Берубой с досадой мотает головой: узкая рука семаргла слету бьет пленного чародея в лицо, сдавливая нижнюю часть старческого лица, затыкая страшный рот. Слишком сильно. Темная струйка по седой бороде.

– Одумайтесь, Берубой! – негромко, но жестко говорит князь Лисей. – Вы начинаете какие-то опасные игры…

Семаргл волком глядит через плечо. Вытянута вперед единственная рука, упирается и давит в лицо карлика, будто пробоину в днище затыкает… Рассерженный профессионал. Кажется, что желтые волосы шевелятся над сморщенным лбом воздушной собаки. Но князь Алеша смотрит твердо. Князь Алеша наставляет на Огненного Вука длинный негнущийся палец:

– Вы пообещали колдуну стать его рабом. Что сие значит, любезный?

– То и значит, – скрипнув клыками, отвечает семаргл. – Если проиграю, он… пожрет мою волю. Заберет в службу к хозяину своему, Сварогу.

– Заманчивая перспектива! – Князь Лисей медленно складывает руки на груди. – А если… Плескун прикажет освободить его? А потом – убить нас всех, безоружных? Вы подчинитесь такому приказу?

– Непременно пришлось бы. Да только – не бывать тому. Я одержу верх… Об одном прошу – не замешивайся, князь! Потерпи… помолчи маленько.

С легким звоном опадает каменная пыль на колени стенографиста Неро, на бледные розоватые берестяные свитки. Рука Кожана дрожит, и тело волшебника мелко потряхивается в полуметре над каменным полом. Берубой выжидательно и злобно смотрит через плечо.

– Не мешай ему, князь Алеша, – говорит наследник Зверко. – Нам нечего бояться. Он профессионал. Он порвет гномика в клочья, вот увидишь.

– Вестимо, в клочья! – осклабился Берубой, подшагивая к вздернутому сопернику. Насмешливо мотнул длинноволосой головой. И вот, глянув чуть свысока, семаргл сделал первый выпад:

– Ведь ты, гнилая борода, даже не ведаешь, кому служишь. Не чаешь небось, что хозяин твой Чурилушка – славянин…

Странным холодком просквозило по ногам секундантов – это изогнутое лезвие кривды скользнуло по воздуху. Не останавливаясь, Берубой снова ринулся в атаку:

– Чурила твой – отнюдь не ханского рода. Недоблюдок он, полукровка… По матери – божич сорочинский, а по батюшке… знаешь кто? Ну отвечай, покажи свою мудрость великую!

Молчит Плескун, сухо блестят его синие очи. Ушел в глухую оборону, щитом глуходумия прикрыл усталую психику.

– А по батюшке-то Чурила – наследник Властовский!

Отменно заточенная кривда с ревом скребанула слух. Легкая холодная оторопь пробежала по крупному телу наследника Зверки. Как красиво он врет, этот семаргл Берубой! Как рискованно…

И горбун содрогнулся, потемнел лицом. Видать, краешком незримого лезвия задело по старым мозгам. А Берубой все теснит, наседает; быстро мелькают слова, посвистывает клинок изощренной неправды:

– Незаконнорожденный сын князя Всеволода Властовского – вот кто твой Чурила!

– Не лги, полыменный прихвостень Траяна! Мой повелитель – сын великого Плена Сварожича, звездного хана! Слова твои – тлен, уловки твои – тщета!

– Не лги себе, старче! Чурила – не Плена сын, но Пленника. Помнишь ли, кого прозвали Пленником бессмертные обитатели Вырия? Не князя ли покойного Всеволода, которого соблазнила – в отместку за его благочестие – страшная богиня Плена Кибала?! Мать Чурилы – Плена, отец – Пленник, а сам щенок – Плененкович!

…Не слова, а искры; разгоралась схватка. Зверко смотрел во все глаза и слушал, слушал… Иногда казалось ему, что не слова скользят и скрещиваются в темноте над головами соперников – а страшные незримые лезвия. Вот, низко урча, грозно взревел, рассекая воздух, голос опытного воина Плескуна – широкий, темный, с кривой извилиной, с тихим шорохом голубоватого плазменного свечения… Легче, тонче, звонче звучит, резко посвистывая, каленая сталь в голосе Берубоя.

– Ты бредишь, старик! – хохочет Огненный Вук, приседая в смелом выпаде. – Настоящее имя Чурилы – Кирилла Всеволодович… Ха-ха! Такова есть великая тайна, которую проник мой владыка, Великий Траян! Сокровенная тайна Сварога, ибо боится Сварог великим страхом. Сегодня Чурила ему служит верно, а завтра – кто знает? Славянская кровь завсегда свое слово сказать может… Кто знает…

– Я знаю, – внезапно произнес карлик, и глаза его вспыхнули синим электричеством прохладной иронии. – Правду говоришь, огненный пес. Мой повелитель – славянин.

Нет, это совсем не похоже на белый флаг! Скорее – добела раскаленное лезвие волшебного кинжала, коварно выхваченного из рукава.

– Тайны твои не страшны, семаргл. Я знаю их заранее!

– А коли Чурила по отечеству славянин – зачем ты служишь ему?! Разве не глуп твой хозяин Сварог, что силу свою на кон поставил за ублюдка-полукровку? Разве не смутится Чурила духом, когда прознает затаенную правду про Всеволода-князя, обольщенного Пленой Кибалой? Разве не возмутится против деда своего Сварога? И не восхочет ли вернуть престол покойного отца своего, Всеволода?

– Захочет и вернет! – жестко парирует старый жрец. Голый клинок звучит угрожающе, многообещающе. Видать, есть у старика несколько заветных ударов в запасе…

– Тогда зачем ты служишь Чуриле? – напористо бьет семаргл, широкими взмахами рубит. – Ты, великий враг славянства и потомок унгуннских жрецов? Ради чего покорствуешь славянину Чуриле?

Вдруг – словно волна пробежала по поникшему тельцу! Колдун рванулся и резко выгнулся в спине, гремя цепью и гордо поднимая взгляд, как пудовый двуручный клинок.

– Я отвечу! О повелитель, позволь молвить правду!

Сомнений не было. Пленный чародей в упор смотрел на Зверку – с мольбой и слепым обожанием. Именно его он почему-то называл своим повелителем!

– Этот глупец вопрошает, мой повелитель, почему я служу тебе. Почему обожаю тебя, несмотря на то что ты – славянин по крови. Служу и раболепствую, ибо обожаю тебя, как змея обожает свой яд. Боготворю тебя, как стрела боготворит острие свое, проницающее чуждую плоть. Ибо служу тебя я, как горный дух служит погибели своей – день и нощь, на земле и воздухе…

– Что ты бредишь, уродливый старик? – Берубой чуть не задохнулся, лоб его заблестел от холодной испарины. Кажется, он не был готов к столь неожиданному натиску. А голос Плескуна все тверже, и взгляд не мигает, и слова уверенно звенят, как короткие ловкие лезвия:

– О повелитель! О великий Чурила! Я сделал все, как было велено. Я учинил великую битву, которая войдет в легенды Залесья. Все славянские народы восславят тебя, повелитель, как своего защитника. Я зарезал Кумбала, чтобы тот не проболтался о нашей хитрости. Теперь я снова хочу служить твоей воле. Приказывай, властитель! Верный раб Плескун выполнит все.

– Какой властитель? – мечется Берубой. – При чем здесь наследник Зверко? Ты сошел с ума! – О да, он нервничает! Все видят, как вздулись жилы на высокомерном челе палача. Выпала из дрожащих пальцев металлическая искорка – заморские тисочки для ногтей; со звоном покатились по камням. Что-то неладное творится с огненным семарглом. Он пропускает удар за ударом.

– Замолчи, недостойный выблядок Траяна! Немотствуй, пошлый холоп, когда я беседую с великим повелителем Чурилой! – И снова наследник Зверко холодеет под синим взглядом гордых и преданных старческих глаз.

– Т-ты большой шутник, гномик…

Вот и все, что Зверко сумел из себя выдавить. Даже в полумраке заметно, как побелело лицо наследника, будто сахарной пудрой присыпало плоские скулы и глыбистый лоб.

И снова полетели звонкие гвозди:

– О повелитель! Я буду служить тебе верно, как прежде. Я понимаю, что уже выполнил главное задание… Теперь нужно убить меня, и тогда эти славянские скоты никогда не догадаются! Они не узнают, что ты – никакой не кузнец Данька из Морама, а самый настоящий Чурила…

Именно в эту секунду наследник Зверко ощутил, как жаркими тисками сдавило голову, как зазвенело в ушах. Он понял: это атака. Плескун уже почти вывел из строя растерянного Берубоя и теперь нацелился на нового противника.

– Знаю, повелитель: ты должен совершить показательный суд надо мною. Ибо все знают, что я – жрец Чурилы, а ты назвал себя главным охотником на Чурилу… О, это чудесный план: послать на Русь тупое чучело в летучих сапогах! Напугать славян безликим истуканом – и самому возглавить борьбу против этого пугала! Я рыдаю от радости, благоговея перед глубинами твоего замысла, о повелитель…

– Неожиданная трактовка событий, – едва слышно выдохнул князь Лисей.

Наследник вздрогнул, как от кинжального укола в ребра:

– Врет, гад. Врет! Берубой предупреждал!

– Врет… Но очень складно.

– …Пусть, пусть они страшатся тупого болвана, разряженного двойника, окруженного шумной толпой почитателей… А настоящий Чурила уже здесь, во главе славянских толп, ему поклоняются как народному герою!.. Восхитительная хитрость! Но разве не я помог тебе замыслить ее! И теперь умоляю: не убивай меня. Возложи на меня новое бремя, награди новым заданием – вдали от этих мест, в Шамахане или Стекольне, в пустыне или на островах… А если тебе нужна моя казнь… давай устроим наваждение, давай сожжем вместо меня оживленное чучело! Я обещаю сделать прекрасное чучело из соломы, и патоки, и бычьей крови… Оно будет двигаться и даже кричать, когда вы начнете сжигать его на потеху славянским свиньям! А я буду уже далеко отсюда, буду служить тебе, как прежде, о великий Чурила, внук Сварога!

– Да как ты смеешь, гнида горбатая?! – Наследник вдруг не выдержал и захрипел, угрожающе поднимаясь с лавки, заикаясь от ярости. – К-какой я тебе Ч-чурила?

– Как?! Ты отрекаешься от меня, хозяин?! Ты предаешь меня?! Нет, не делай этого! Ты мудр! Ты вселился сначала в Даньку из Морама, чтобы…

– Врешь, урод…

– …чтобы заполучить таблицу жестяну с узорами. Потом ты убил Даньку и вселился в новое тело – в коганина, в Данэиля из Саркеля! Данька перестал быть! Ты стал Данэилем, чтобы проникнуть в стан коганых и получить назад твой волшебный перстень, похищенный наемником Свищом…

– Он знает! – Зверко всплеснул ручищами, будто хотел схватиться за голову, зажимая обожженные кривдою уши. Обернул беспомощное белое лицо к Вещему Лисею. – Он все знает!

А князь Лисей будто примерз к лавке. Только слышит, как проникают в мозг холодные скользкие звуки:

– Ты убил и самого Данэиля из Саркеля. Тогда тебе понадобилось новое тело. Ты вселился в Михаилу Потыка, чтобы получить стати – и получил их! Потом ты убил Михаилу Потыка…

– Прикончу гада, прикончу… – стонет сквозь зубы наследник, но не может двинуться с места. Со странным спокойствием он вдруг осознает, что Плескун уже давно… стоит на полу. Нет-нет! Едва ли он увеличился в росте. Просто рука охранника Кожана почему-то ослабела и опустилась…

– И, погубив Потыка, ты переселился в новое тело – в тело наследника Зверки. Чтобы получить ключи от города Пластова и вокнязиться в Залесье! Для этого тобою был задуман великолепный ход конем, изящный розыгрыш: ты пожертвовал рыцарским туменом хана Кумбала, чтобы снискать всенародную любовь! Ты позволил славянам и грекам растерзать твоих витязей-угадаев, но теперь ты велик! Теперь ты правишь умами славян! Твой покорный раб Стыря верховодит влажской сарынью, а хитрый жрец твой Йесиль, притворяющийся вещим базиликанином, рукоправит вышградскими греками… Ты – главный герой Медовы, наследник Залесья и первый борец против Чурилы… Против безвольной Чурки, против Чучела, чье лицо потому и закрыто волосами, что никакого лица нет в помине! Теперь ты устроишь показательный бой с чучелом – и, разумеется, одержишь победу!

– Я понял, я понял идею, – прошептал князь Лисей, прикрывая дрожащие веки – Он хочет сказать, что… Чурила – это не имя. Это… призвание! Любой из нас может стать Чурилой. И начать работать на Сварога, пусть даже не осознавая этого. Поэтому Чурила непобедим…

– Гниль, вранье поганое! – рявкнул наследник, сжимая кулачищи. – Башка трещит… Хватит его слушать, хватит! Иначе я сам поверю в этот бред! Эй, Берубой! Ты что, сдох там, в углу?! Давай сражайся! Докажи, что это ложь!

– Иначе нам всем конец, – тихо добавил князь Лисей, тиская пальцами переносицу.

Но молчит Берубой, зато снова:

– О великий повелитель! Я умоляю тебя…

– Довольно! – взревел Зверко; скамья с треском перекосилась, кольчужное тело наследника с грохотом обрушилось на каменный пол, тяжким задом на камни. – Прекратите допрос! Берубой, закрой ему пасть!..

– Умоляю тебя, повелитель… Давай прямо сейчас уничтожим Огненного Полызмая, нашего древнего врага! – вновь властно зазвенел голос Плескуна, удивительно молодой и сильный. – Помнишь, как мы мечтали о его гибели? А сейчас он слаб и почти раздавлен…

– Не торопись, старый ведьмак, – донесся слабый голос семаргла из темного угла. Измученный Берубой, будто изрубленный невидимым клинком, выполз оттуда буквально на коленях, руки его тряслись, на губах пузырилась темная пена. – Ты лжешь… Вот смотри… Если он убил кузнеца Даньку… где же таблица с узорами? Ее нет у наследника, и ты это знаешь… Ее нет!

– Он отдал ее блуднице Метанке как плату за летнюю ночь… Мой повелитель – благородный любовник, и потому…

– Ложь! – глухо завыл наследник Зверко, бессильно, медленно перекатываясь спиной по камням, сжимая больную голову согнутыми кольчужными локтями. – Я не платил ей! Ничего не было! Метанка… я не спал… Не спал!

– Все-таки врешь, Плескун, – глотая кровавую слюну, Берубой выставил навстречу синему взгляду мокрый стиснутый кулачок. – Кольцо Свища… вовсе не волшебное кольцо! Ты врешь, будто это перстень Змеиного Жала… Тот самый, который заключает в себе знаменитую плеточку-змиевочку… Этот страшный перстень был якобы похищен у Чурилы отважным горским наемником Свищом… Позапрошлой зимой, в битве при Ош-Бабеле… Но сейчас на руке наследника – самый обычный боевой перстень для понукания железным вороном! Посмотри сам… Маленький черный перстень! Это не плеточка-змиевочка! По легенде, Змеиное Жало – живой перстень, у которого есть гадючьи зубы… На этом перстне ничего нет. Ты солгал, Плескун… Одна ложь рушит твердыню правды… Вся твоя речь – гнилой песок у меня под ногами!

Кажется, голос Берубоя крепнет? Левой рукой поверженный палач вцепился в лавку и, медленно раскачиваясь, с трудом шевеля губами и роняя на пол липкие желтоватые от крови сгустки, выкрикивает слог за слогом, будто ворочая тяжелый меч в усталых руках:

– Ты… лжешь! Ты сказал, что наследник Зверко… убил Потыка. Это кривда, Плескун. Михаилу Потыка убили всадники вашего Кумбала… Поймали его! На дороге в Калин… Сломали меч его! И бросили истерзанное тело во Влагу… Ты знаешь это… Ты должен признаться, что солгал! А потом… потом тебе придется признать, что наш наследник Зверко – истинный наследник Властовский… Ибо в волосах его – родовая тесьма, кусок княжьей опоясти! Вот истинная правда, Плескун! Смирись с нею!

– Ты надоел мне, огненный щенок, – медленно и властно произносит Плескун, глаза его стремительно чернеют. – Я наношу последний удар. Итак, ты дерзнул утверждать, что на руке моего повелителя самый обычный перстень гвоздеврана?

И вот – волшебный синий взгляд снова вцепился в наследника:

– О повелитель! Докажи им силу свою! Я знаю, что на твоей руке – грозный перстень Змеиного Жала, поражающий волю смертных человеков! Поработи неверных! Прояви блеск своего могущества, о Чурила, внук Сварожич! Прошу тебя… сотвори заклинание власти! Пусть все увидят, все убедятся!

– Ха-ха. – Дрожащий Берубой даже нашел в себе силы болезненно расхохотаться. – Ты самоубийца, Плескун. Конец твоей кривде… Клянусь, что это – самое обычное воронье кольцо! Заклинание не подействует!

Заранее торжествуя, семаргл обернул к наследнику посеревшее лицо с черными пятнами вкруг мигающих горячих глаз:

– Прошу тебя, наследник… Время посрамить лжеца. Он далеко зашел, ибо даже я почти поверил его словам! Давай, произнеси это заклятие. И пусть оно лопнет, как рыбий пузырь…

Зверко привалился спиной к стене, мотнул сморщенным лицом:

– Какое? Какое заклинание?

– Скажи заклинание, о повелитель! Подними длань, назови поднебесное имя твое – и заклянись памятью великого Пращура, подземного Ящура…

– Вы с ума посходили? – простонал князь Лисей. – А если… сработает?!

– Что значит «сработает»?! – в откровенном ужасе взревел наследник Зверко. – Вы что… белены объелись?! Вы реально думаете, что я – Чурила?! Что это кольцо и есть Чурилина плеточка-змиевочка?! Да я… назло всему скажу это гребаное заклинание!

– Это опасно… нельзя! – Князь Лисей инстинктивно вцепился пальцами в гроздья золотой цепи на груди.

– Нет, я скажу! – набычился наследник, выставляя вперед огромный кулак с черным шишковатым перстнем. – Скажу, чтобы вы поняли наконец, что все это – бред, и кольцо самое обычное, для управления гвоздевраном! И с Метанкой я не знаком! И Потыка не убивал…

– Скажи, скажи заклинание, наследник! Ткни Плескуна носом в его собственную ложь!

– Клянись именем Ящура! Выпусти плеточку-змиевочку на волю! Покажи свою силу, повелитель!

И прежде чем Вещий Лисей мог помешать, наследник поднял кулак над головой и распахнул рот, чтобы наполнить его жирной гадостью неслыханных слов, черной слюной проклятых созвучий, древних и отвратительных.

Эти звуки были сами по себе столь чудовищны, они так сильно потрясли князя Лисея Вещего, что на некоторое время у князя потемнело в голове, и слух его затворился, и зрение угасло. Поэтому когда из черной бородавки перстня на подрагивающей Зверкиной руке с легким хрустом выдвинулись два тонких змеиных зуба, похожих на дрожащие белые иголочки, полупрозрачные и наполненные ядом, князь Лисей будто и не испугался сразу, в первое мгновение. Он по-прежнему сидел на лавке, и в ушах его рокотали мерзкие отзвуки Зверкиной клятвы, и думалось ему, что ничего удивительного нет в том, что обычный перстень вдруг треснул посередине, и смрадно раскрылся, и выпустил наружу злобное скользкое жало. Ведь если могут быть на свете столь страшные слова, следовательно, и страшные перстни в этом случае, определенно, должны существовать в природе – и почему бы тогда одному из этих перстней не оказаться на жесткой, оплетенной вздувшимися жилами руке Данилы Каширина?

Ничего сверхъестественного не произошло. Не было алых молний и электрических искр. Не было голубоватых сполохов смертоносной суры, и огненные змейки злобной энергии отнюдь не мелькали в пыльном воздухе пещеры. Но все почему-то сразу поняли: да. Это и есть Змеиное Жало.

А значит, Плескун сказал правду…

– Кланяйтесь, дрожащие твари! – взревел его чудовищный голос, яростно и жарко, как ревнивая медная труба восточного глашатая. – Кланяйтесь и повинуйтесь, ибо великий Чурила среди нас, и Жало ищет себе пиршества!

Все смотрели на Зверку, который, онемев, тупо глядел на собственную руку – согнутая в локте, с изогнутыми шипами, отросшими, кажется, прямо из кулака, она и впрямь похожа на толстого черного питона, блестящего в кольчужной чешуе.

В тот же миг – крупный темный клубок разорванных тряпок с неприятным хрустом и шелестом покатился к стене, будто отброшенный горячим ветром. Это было тело поверженного семаргла.

– Ты проиграл, огненный хищник! Теперь ты будешь служить Сварогу!

– Никогд-да, – донеслось из темного угла, будто щелканье зубов. Берубой еще жив… Из вороха скомканных доспехов вылезло наружу что-то беловатое, уродливое, похожее на культяпку – однако с металлическими шипами и с толстым черным дулом на конце. – Я верен моему Держателю. Я буду… насмерть.

– Подчинись мне, гордый семаргл! У тебя нет больше собственной правды. Нет больше хозяина, кроме Сварога. Твой прежний Держатель – мертв.

Наследник Зверко не слушал странных слов, он смотрел на свою руку как зачарованный. А торжествующий голос колдуна все звучал, добивая:

– Сегодня утром Траяна Держателя задушили в собственной спальне. Бьюсь об заклад, что с недавних пор ты утратил связь со своим хозяином Должно быть, голоса служанок отвечают, что Держатель занят либо отдыхает. Не так ли, семаргл? Ведь это правда!

Скрюченная ручка семаргла, ощеренная жарким жерлом полызмейки слабо качнулась:

– Это…. слишком голая кривда, Плескун… Никто… не мог… проникнуть в пещеру Траяна. Она… запечатана.

– Добрый лекарь Болен Дойчин изготовил сладкую заразу. Зараза вошла в пещеру с цветочной пылью. Прекрасные служанки собирали цветы и заболели радостным безумием. Это они погубили своего хозяина – великого Тешилу, последнего из Держателей Татрани.

– Ты послушай, послушай! – Князь Лисей вскочил, дергая одеревеневшего наследника за железный рукав. – Он говорит, что… Стеньку убили!

Зверко услышал. Содрогнулся, сожмурился… Щелк! Блестящие иглы гадючьих зубов с неприятным звуком втянулись внутрь черного перстня – кольцо всосало их с влажным животным хлюпаньем. Наследник тряхнул головой, сорвал с пальца черный каменный нарост.

– Стеньку убили? Кто?!

– Браво, повелитель! Как хорошо тебе удается искреннее изумление! Ты – одареннейший из лицедеев Востока! Мы в восторге! Не правда ли, друг Йесиль?

– Йесиль… – промямлил князь Лисей, холодея под пронзительным взглядом колдуна.

– Согласись, друг мой Йесиль, что даже прославленный греческий актер Колокир должен пасть ниц перед талантом нашего повелителя, восхитительного Чурилы!

– Заткнись, сука… Сейчас я тебя вырублю, агитатор херов! – негромко произнес Зверко. Блеснул желтым глазом, и тронулся вперед. Ну, кажется, все. Даже Плескун не в силах остановить его.

Но князь Лисей вдруг схватил наследника за колючее плечо:

– Нет, пусть говорит! Кто такой Йесиль? Я чувствую… это очень важно!

– Враги, кругом враги! – вдруг заплакала куча тряпок, роняя полызмейку. Берубой рыдал как раненая собака. – Плескун, Чурила, даже Хамелеон… Они все здесь, рядом! Хозяин, помоги мне! Здесь враги! Всех растерзать… Но я бессилен, бессилен! Запрет на атаку… Служанки, подлые вилы… они поставили мне… запрет на атаку!

– Ты догадался поздно, жалкий волчонок. Тот, кого принимали за греческого княжича Алексиоса Геурона, – всего лишь мираж! Обманка, лживый зрак, созданный моим одаренным учеником Йесилем Здомахом по прозвищу Хамелеон… Прекрасная работа, Йесиль! Ты – сущий грек в этом нелепом доспехе! А что за царственный взгляд! Отлично сработано…

Странная улыбка мелькнула по лицу Вещего Лисея. Или показалось?

Внезапно заговорил тот, кто все время молчал:

– Высокий князь Геурон!!! Почему он… почему этот варварский чародей так смотрит на тебя? Что он говорит?

Ага. Странно звучит греческая речь в этом кошмарном подвале. Это прозвенел наконец голос обезумевшего десятника Неро. Все это время десятник сидел неподвижно, будто превратившись в глыбу промороженного железа: костяной рез в остановившейся руке… берестяные свитки рассыпались с колен, падают на каменный пол… И вдруг десятник задрожал – факел в его руке заплясал, разбрызгивая капли горящей смолы.

– Молчите, Неро… Молчите, любезный… – зашипел Вещий Лисей, процеживая сквозь зубы маслянистые греческие слова. – Не хватало еще, чтобы…

Князь не договорил. Плескун… Голос Плескуна зазвучал по-гречески!

– Ты помнишь, десятник Неро, как настоящий Алексиос Геурон пропал во время мохлютского ночного разбоя? А через три дня вернулся другим человеком? Знай же: мы подменили вашего князя. Настоящий Геурон по-прежнему в плену у мохлютов, в непроходимых болотах Колодной Тмуголяди – лежит в землянке, опоенный сладким грибным соком…

– Князь! Он знает наш язык! – закричал десятник Неро, вскакивая с места. – Откуда этот варвар знает мое имя?!

– Спокойно, – криво улыбается Вещий Лисей и только головой качает. – Спокойно, любезный десятник Неро… Все будет хорошо… Вы только послушайте, какая прелесть! Какая чудесная ложь!

– Не верю! – вдруг закричала рваная тень в углу; завертелась и вздыбилась, как гневное завихрение пыли. – Хозяин! Ответь мне! Я знаю, ты жив!

– Твой Держатель мертв, семаргл Берубой. Подчинись мне. Или – умри.

– Ты ничего не доказал, старый хитрец! Я… не верю!

Теперь все видят, как из тряпичной шелухи, из распавшейся волшебной чешуи выползает, медленно поднимаясь с колен, маленький темный человечек – узкобедрый и широкоплечий, тонкая гибкая кость. Зеленый огонь в глазах, белые клыки под дрожащей верхней губой. Хрупкий и ранимый юноша – никак не старше двадцати лет. Вот он, осиротевший огненный щенок.

– Хозяин! Забери меня к себе!!!

Приглушенный хлопок – и желтая муть зыбких отсветов стекает по каменным стенам. Медленно оседает, разваливается в клочья разрозненная волшебная одежда, потемневшая от кровавого пота. И падает, громыхая по камням, черно-зеленая заиндевевшая полызмейка – страшное заветное тысячелетнее оружие татраньских семарглов.

В ту же секунду наследник Зверко молча подскакивает и коротким ударом ноги сворачивает набок старую голову Плескуна. Захлебываясь, колдун дергается два или три раза – и затихает, повисая на судорожно вытянутой руке охранника Кожана. Кровь неспешно стекает по бороде. Слышно, как в ужасе трещит и корчится пламя на прогоревшей лучине.

Наследник Зверко, распрямившись, оборачивает охристое от пыли лицо:

– Опасный гномик. Кажется, он выиграл дуэль вчистую. И добавляет секунд через десять:

– Жаль Берубоя.